Если поставить себя на место студента, жертвы обмана ученых, можно пред ставить несколько различных реакций. Например, можно представить студен та, который верит экспериментаторам, потому что он усвоил урок своей куль турной среды: надо доверять людям, наделенным авторитетом. В результате его самоуважение резко снижается, на что и рассчитывали исследователи. (И верхом наивности было бы думать, что как только студенту объяснят, что это был обман, все встанет на свои места.) Кроме того, можно представить хитрого студента, который знает, что выжить среди людей можно только с помощью обмана. Подозрительное отношение к людям отчасти защитит его в подобной ситуации; циничный взгляд на жизнь получит подтверждение, поскольку эта ситуация соответствует атмосфере подозрительности, в которой он живет. Сту дент удивится: неужели молодые экспериментаторы и их научный руководи тель думают, что их ложь кто то принимает за чистую монету Поставив себя на место УциничногоФ студента, можно спросить: если испытуе мый не верит обману, как это может снизить его самоуважение Оставив в сто роне тот факт, что это обстоятельство сводит на нет весь эксперимент, можно ответить, что люди должны понимать происходящее на сознательном уровне.
На сознательном уровне наносится удар по самоуважению студента, и сила удара прямо пропорциональна вере студента в слова экспериментатора. Но на более глубоком уровне сознания, как мне кажется, происходит еще кое что:
студент понимает, что ученый, которого он так уважает, попросту его обманы вает. Эти два уровня могут присутствовать одновременно. Тот, кто хоть немно го знаком с практикой психотерапии, знает: когда терапевт по какой то при чине жет, на сознательном уровне клиент ему верит, поскольку оба они живут в одной культуре и молчаливо предполагают, что надо доверять словам человека, пользующегося авторитетом. Но потом выясняется: на бессознатель ном уровне (выражающем себя в сновидениях или через оговорки) клиент знает, что ему сказали ложь, но не осмеливается признать то, что он это знает.
Изучая литературу по этому вопросу, мы с коллегами обнаружили критику та ких экспериментов и поначалу вздохнули с облегчением. Ну вот, подумали мы, по крайней мере, некоторые исследователи принимают в расчет этические соображения. Но нет, в каждом случае критика касалась не обмана экспери ментаторов, а того, что тревогу одного студента, возникшую в связи с ощуще нием провала и снижением самоуважения, нельзя считать эквивалентом тре воги другого. Некоторые критиковали подобные эксперименты по той причи 110 Смысл тревоги не, что в них не учитывался привычный уровень тревожности испытуемого, который следовало бы отделить от ситуационного, то есть созданного экспери ментаторами. Это, конечно, справедливо.
Но никто даже не упомянул о моральной стороне этих экспериментов, о том, что испытуемого обманывали, полагая, что потом, после УразъясненияФ, все само встанет на свои места. По моему мнению, подобные исследования долж ны занять свое место в одном ряду с лоботомией или электрошоком, то есть подобные исследования должны находиться под контролем, как это делается у любых настоящих специалистов.
Какую бы этическую позицию по отношению к этим вопросам мы ни занимали, в любом обзоре, посвященном изучению человеческой тревоги, можно найти следующие факты. Прежде всего, наиболее плодотворные исследования, про ливающие свет на проблему тревоги, наряду с экспериментальными методами включают в себя и клинические техники. Это можно сказать про изучение па циентов с язвенной болезнью или про случай Тома, о чем мы говорили в пре дыдущей главе64. Сюда входит также исследование людей в ситуациях, порож дающих тревогу. Ирвинг Дженис, например, изучал тревогу и стресс у пациентов госпиталя, готовившихся к хирургической операции. К числу по добных испытуемых относятся солдаты, участвовавшие в боевых действиях, незамужние матери, парашютисты, школьники, испытывающие страх при тес тировании. Очевидно, что при этом можно изучать тревогу, не вызывая ее у испытуемых искусственными методами.
Обращает на себя внимание и тот факт, что исследователи, оставившие в сфе ре академической экспериментальной психологии наиболее ценные работы по проблеме тревоги, пришли к пониманию проблемы через клиническую работу и в своих исследованиях использовали клинические техники. К их числу мож но отнести О. Хобарта Маурера, Ирвинга Джениса и Джона Мэсона.
Третий очевидный факт заключается в том, что наиболее ценные сведения о тревоге поставляют психотерапевты Ч Фрейд, Ранк, Адлер, Салливан и др., с помощью клинических методов изучавшие субъективную динамику. В центре их внимания находился отдельный человек, столкнувшийся в своей жизни с кризисами.
Другое мое замечание касается любопытных феноменов, с которыми я сталки вался в своей психотерапевтической практике и которые невозможно объяс нить с помощью классических представлений психоанализа о тревоге. Я обра тил внимание на то, что некоторые пациенты практически не вытесняют свои сексуальные, агрессивные или УантисоциальныеФ (по терминологии Фрейда) желания. Вместо этого они вытесняют потребности и стремления, касающиеся Тревога с точки зрения психологии отношений с другими людьми, в которых присутствовала бы ответственность, дружба и милосердие. Когда в процессе анализа мы касались агрессии, сексу альности или других форм эгоцентричного поведения, это не вызывало у па циентов тревоги. Но когда возникали противоположные потребности и жела ния Ч желание построить с кем то конструктивные и ответственные взаимоотношения, Ч они сопровождались интенсивной тревогой и теми реак циями, которые характеризуют пациента, чьи жизненно важные психологиче ские стратегии оказываются под угрозой. Подобное вытеснение конструктив ных социальных желаний свойственно агрессивным пациентам с вызывающим поведением. (Если использовать греческое слово, то это будет вытеснение любви в форме агапе, а не вытеснение либидо.) Всем известно, что такой тип агрессивного человека с вызывающим поведени ем широко распространен в нашей культуре. Но подобные люди редко посеща ют психоаналитиков, поскольку в нашей культуре, ориентированной на сорев нование (где человек, умеющий агрессивно эксплуатировать других, не испытывая при этом чувства вины, в некотором смысле добился УуспехаФ), он чувствует большую поддержку и комфорт, чем человек противоположного типа. Обычно именно УслабыйФ (с точки зрения культуры) человек обращается к психоаналитику, поскольку в контексте своей культуры он Устрадает невро зомФ, а агрессивный, успешно приспособившийся человек Ч нет. Именно пер вый, неагрессивный тип людей вытесняет свое Увызывающее поведениеФ, свои сексуальные или агрессивные тенденции. Быть может, именно этим объясня ется тот факт, что в психоаналитических теориях причиной тревоги считают вытеснение сексуальности и агрессии. Если бы у нас была возможность чаще анализировать людей агрессивного типа Ч УуспешныхФ людей, которые ни когда не посещают психотерапевтов, Ч может быть, мы увидели бы, что трево га очень часто рождается вследствие вытеснения ответственности.
Конечно, многие люди испытывают вину и тревогу, потому что боятся выра жать свои личные склонности и желания, в частности, имеющие сексуальную природу, как об этом говорил Фрейд, но в то же время многие чувствуют вину и тревогу из за того, что получили УавтономиюФ без УответственностиФ65.
В последнем случае предметом вытеснения является то, что Адлер называл Усоциальным интересомФ. Адлер подчеркивает одну чрезвычайно важную вещь: потребность человека быть ответственным социальным существом не менее важна, чем потребность выражать свои индивидуальные эгоистичные стремления. На это можно возразить, что эгоистичная потребность удовлетво рять себя является первичной по отношению к социальному интересу и благо родству, поскольку последние появляются лишь на поздних стадиях развития ребенка. Но не так давно мы поняли важность того факта, что каждый человек при рождении находился в состоянии взаимоотношений со своей матерью и 112 Смысл тревоги плод формировался в утробе в течение девяти месяцев. Так что индивидуализм появляется после взаимоотношений. Каждый человек соединен социальными связями с другими изначально, еще находясь в утробе (по словам Салливана), и не так важно, в каком возрасте он осознает эту связь и ее смысл.
Это согласуется с представлениями Маурера, который утверждал, что мы плохо представляем себе, какую важную роль в нашей культуре играют вина и со циальная ответственность, порождающие тревогу. Иллюстрацией этих слов служит случай Элен (глава 9), которая не могла принять свою экзистенциаль ную вину, касающуюся внебрачной беременности, поскольку это чувство всту пило бы в конфликт с ее УразумнымФ представлением о себе как об эмансипи рованной личности. В результате сильное чувство вины осталось вытесненным и плохо поддавалось терапии. Создается впечатление, что вытес нение вины, сопровождающееся появлением невротической тревоги, в нашей культуре характерно для некоторых групп населения и в каком то смысле присуще нашей культуре в целом.
Конечно, многие пациенты страдают под тяжелым бременем иррациональной вины и тревоги, не имеющих отношения к ответственности. По моим наблюде ниям, это особенно ярко выражено у пограничных психотиков. Нет сомнения, что в процессе психотерапии следует прояснить иррациональную вину и осво бодить от нее пациента. Но существуют и совсем другие пациенты, и с ними дело обстоит иначе: когда в результате работы аналитика их чувство вины снижается, оказывается, что пострадало подлинное, хотя и запутанное, пони мание пациентом самого себя и пациент лишается наиболее ценных и объек тивных мотивов для изменения. Мне известны случаи неудачного психоанали за, который не привел к положительным результатам именно из за того, что аналитик стремился устранить или обесценить чувство вины своего пациента.
Конечно, наступало временное облегчение от тревоги, но проблемы, порож давшие тревогу, не были разрешены и лишь глубже спрятались с помощью бо лее сложной системы вытеснения.
Не стоит ли отвести феномену вины более важное место в психотерапии Конечно, стоит. Я думаю, что Маурер именно это и делает в своих поздних ра ботах. Вспомним, например, с каким почтением он относится к термину УСу пер ЭгоФ и как пишет о Увытеснении Супер ЭгоФ. Столкнувшись с таким пози тивным отношением к Супер Эго, кто то может подумать, что Маурер просто рекомендует соблюдать моральные нормы своей культуры, как если бы свобо да от тревоги и психологическое здоровье были свойствами человека, послуш ного УправиламФ, поведение которого никогда не выходит за рамки общепри нятых культурных норм.
Проблему, о которой я говорю, хорошо иллюстрирует случай Ады (речь о ней пойдет ниже). Ада Ч одна из двух черных незамужних матерей. У нее силь Тревога с точки зрения психологии ное Супер Эго Ч в том смысле слова, в котором его употреблял Фрейд, и, пола гаю, также и в том, в каком термин УСупер ЭгоФ использует Маурер. Ада обла дает Усильной потребностью оценивать, но у нее нет свободно выбранной цели или чувства того, чему бы она хотела соответствоватьФ. В результате ее спонтанность и внутренние инстинктивные порывы оказались почти полнос тью вытесненными из сознания. Чуткое отношение к людям порождало трево гу, поскольку Ада не могла относиться к окружающим так, как того требовали ее стандарты. Женщина чувствовала, что не может жить в соответствии со своими внутренними требованиями, поэтому она испытывала глубокую поте рю ориентации и сильную невротическую тревогу.
Ада была как бы в плену из за того, что с детства привыкла подчиняться авто ритетным людям, и когда молодой человек, от которого она забеременела, на стаивал на своих желаниях, девушка не могла сказать УнетФ наперекор его ав торитету. Вина, которую она испытывала, не связана ни с сексуальностью, ни с беременностью как таковыми. Причина вины состояла в том, что Ада послуша лась другого авторитетного человека вместо своей матери. В этом заключа ется дилемма человека, привыкшего подчиняться авторитетам Ч внешним по отношению к своему Я. При этом не имеет значения, насколько мудрым или добрым является авторитетный человек на самом деле, важно лишь то, что авторитет, а не собственная целостность человека становится для него высшей инстанцией. Перед подобной дилеммой оказывается человек, стремящийся освободиться от невротической тревоги посредством подчинения родителю или своему Супер Эго, которое есть просто интернализованный ро дитель.
114 Смысл тревоги Глава пятая ТРЕВОГА В ПСИХОТЕРАПИИ Как существует страх жизни Ч тревога, возникающая при движе нии человека вперед, к своей неповторимости, Ч так существует и страх смерти Ч тревога при движении назад, тревога потери своей личности. И человек всю свою жизнь мечется между двумя этими страхами.
Отто Ранк ФРЕЙД: РАЗВИТИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ТРЕВОГЕ Великий Зигмунд Фрейд стал, подобно Марксу и Эйнштейну, символом новой эпохи. Являемся ли мы УфрейдистамиФ или нет (себя, например, я не мог бы назвать фрейдистом), мы все живем в постфрейдовскую эпоху. Он задал тон для глобальных изменений в нашей культуре: в литературе (Джеймс Джойс и поток сознания), в живописи (Пауль Клее и Пикассо, создававшие формы, ко торых люди не осознавали), в поэзии (У.Х. Оден). Бродвейскую пьесу двадца того века (например, УТраур к лицу ЭлектреФ Юджина ОТНила) невозможно по нять, если не воспринимать ее на фоне работ Фрейда. Его концепция бессозна тельного бесконечно расширила представления каждого современного челове ка. Она не только породила психоанализ, но изменила наши взгляды на меди цину, психологию и этику. Ни одна общественная наука не обошлась без его Тревога в психотерапии влияния. Поэтому всем нам Ч не имеет значения, согласны мы с Фрейдом или нет, Ч важно познакомиться с развитием его представлений.
Pages: | 1 | ... | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | ... | 63 | Книги по разным темам