Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | Часть 1 НА ПУТИ К ОСМЫСЛЕНИЮ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО МИРА ПСИХОЛОГИИ В.П. Зинченко Интеллектуальная история психологии есть история идей, т.е. вполне объективных интеллектуальных достижений Ч не менее объективных, чем научный метод или полученный с его помощью экспериментальный факт, эффект, феноменЕ Объективность идей и смыслов опасно недооценивать. Они подобны джинну, выпущенному из бутылки. К сожалению, когда идея овладевает массами, она действительно становится материальной силой, т.е. превращается в свою противоположность, как мрачновато заметил И. Губерман. Жизнь подло подражает художественному вымыслу (В. Набоков), она столь же подло реализует научные, и в их числе безумные идеи. Одна из самых трагических и глупых (по словам М.К. Мамардашвили) идей XX века Ч идея нового человека Ч не изобретение Увека-волкодаваФ (О.

Мандельштам). Она имеет свои корни в относительно безобидной и наивной идее эпохи Просвещения о человеке как tabula rasa. Не говоря уже о том, что она была отчетливо артикулирована в Древнем Риме.

Можно, конечно, отвергнуть ее с порога, но что делать с весьма и весьма эффективной практикой зомбирования людей, манипулирования ими и их сознанием с помощью как древних, так и новейших психотехник, усиленных современными техническими средствами.

Еще в первой половине XX века более оптимистичными, чем поэт О. Мандельштам, были Тейяр де Шарден и В.И. Вернадский, писавшие о ноосфере (а добрейший С.В. Мейен, которому принадлежит формула принципа сочувствия в науке, Ч даже о ноократии), о том, что мышление человека приобретает планетарные масштабы, становится геологической силой. К этому нужно добавить одну маленькую деталь:

человеческая глупость как тень следует за мышлением и тоже достигает космических высот, за что приходится платить непомерно высокую цену, когда идея находит своих фанатиков. С.Л. Франк понимал под фанатизмом Устрастную преданность излюбленной идееЕ, доводящую человека, с одной стороны, до самопожертвования и величайших подвигов, и с другой стороны Ч до уродливого искажения всей жизненной перспективы и нетерпимого истребления всего несогласного с данной идеейФ1. В примерах человечество недостатка никогда не испытывало. К несчастью, с демонстрации идейного фанатизма начался XXI век.

Значит, идеи, как люди, живут и имеют свою судьбу. Вот что писал о жизни идеи М.М. Бахтин, анализировавший творчество Ф.М. Достоевского:

Достоевский сумел открыть, увидеть и показать истинную сферу жизни идеи.

Идея живет не в изолированном индивидуальном сознании человека, Ч оставаясь только в нем, она вырождается и умирает. Идея начинает жить, то есть формироваться, развиваться, находить и обновлять свое словесное выражение, порождать новые идеи, только вступая в существенные диалогические отношения с другими чужими идеями. Человеческая мысль становится подлинной мыслью, то есть идеей, только в условиях живого контакта с чужой мыслью, воплощенной в чужом голосе, т.е. в чужом, выраженном в слове сознании. В точке этого контакта голосов-сознаний и рождается и живет идея.

Идея Ч как ее видел художник Достоевский Ч это не субъективное индивидуально-психологическое образование с Упостоянным местопребываниемФ в голове человека, нет, идея интериндивидуальна и интерсубъективна, сфера ее бытия не индивидуальное сознание, а диалогическое общение между сознаниями. Идея Ч это живое событие, разыгрывающееся в точке диалогической встречи двух или нескольких сознаний.Объективны не только идеи. Объективна культура и ее ценности. Европейское понятие культуры, Ч согласно С.Л. Франку, Ч включает в себя объективное, самоценное развитие внешних и внутренних условий жизни, повышение производительности материальной и духовной, совершенствование политических, социальных и бытовых форм общения, прогресс нравственности, религии, науки, искусства, словом, многостороннюю работу поднятия коллективного бытия на объективно высшую ступеньЕ То есть для европейца культура Ч это Усовокупность осуществляемых в общественноисторической жизни объективных ценностейФ.3 Приведенная характеристика культуры в ее расширенном и Поводом к написанию настоящего текста послужила книга Д. Робинсона Интеллектуальная история психологии, перевод которой на русский язык издается Католическим университетом (г.

Москва) в 2003 г.

Франк С.Л. Этика нигилизма // Вехи. М. 1990, с.154.

Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Киев. 1994, с.294.

Франк С.Л. Этика нигилизма // Вехи. М., 1990, с.160.

кратком вариантах содержит в своей внутренней форме итоги размышлений представителей философской антропологии и философской психологии. Она вполне адекватна пониманию культуры в культурноисторической психологии. Л.С. Выготский исходил из объективности аффективно-смысловых образований человеческого сознания, существующих вне каждого отдельного человека в виде произведений искусства.

Он настойчиво подчеркивал, что такие образования существуют раньше, чем индивидуальные или субъективные аффективно-смысловые образования. Подобные положения Выготского дали основания его ближайшему ученику и соратнику Д.Б. Эльконину утверждать новизну и неклассичность культурноисторической психологии.

Саркастично аргументировал объективность идей Г.Г. Шпет:

Идея, смысл, сюжет Ч объективны. Их бытие не зависит от нашего существования. Идея может влезть или не влезть в голову философствующего персонажа, ее можно вбить в его голову или невозможно, но она есть, и ее бытие нимало не определяется емкостью его черепа. Даже то обстоятельство, что идея не влезает в его голову, можно принять за особо убедительное свидетельство ее независимого от философствующих особ бытия. Головы, в которых отверстие для проникновения идеи забито прочною втулкою, воображают, что они Ув самих себеФ УобразуютФ представления, которые как будто бы и составляют содержание понимаемого. Если бы так и было, то это, конечно, хорошо объясняло бы возможность взаимного непонимания беседующих субъектов.Издевательский тон доказательства объективности существования идей, смыслов, сюжетов, аффективно-смысловых образований, если угодно самых разных идеальных форм, говорит о том, что их объективность была для Г.Г. Шпета, С.Л. Франка, как и позднее для М.М. Бахтина, Л.С. Выготского, само собой разумеющейся.

Не буду рассматривать основания, по которым, например, А.А. Ухтомский, М.К. Мамардашвили рассматривали субъективное не менее объективным, чем так называемое объективное:

Что делать, самый нежный ум Весь помещается снаружи.

О. Мандельштам Снаружи, а не между ушами, как шутят американские психологию. Напрашивается вывод об объективности субъективного мира человека, что чувствовал (или знал) П.Я. Гальперин, высказавший (без излишней аргументации) убеждение в том, что психология когда-нибудь станет объективной наукой о субъективном мире человека (и животных)5. Редко обращается внимание на то, что Гальперин перевернул навязшее в зубах определение предмета психологии как науки о субъективном отражении объективного мира. В его определении подразумевается расширенное понимание объективного, включающего в свой состав и субъективное вовсе не являющегося Усоциальной метафоройФ, как о нем говорили советские психологи. Субъективный мир стоит наравне с объективным миром. А в каких отношениях окажутся оба мира Ч вопрос личной судьбы и обстоятельств. Для психологии Ч это искомое, проблема, при решении которой возможны разные варианты. Конечно, человек так или иначе отражает объективный мир, с большим или меньшим успехом ориентируется и действует в нем. Носитель субъективного мира может дистанцироваться от объективного мира, порождать иной мир, погружаться в него или объективировать; быть его хозяином или заложником, а то и жертвой. Испытывать внутреннюю клаустрофобию, бежать от себя.

Ориентироваться в своем собственном мире (мирах!), а тем более овладевать им, жить в нем и с ним в мире никак не проще, чем жить в так называемом объективном мире.

Приведенные соображения мыслителей и ученых XX века об объективности идей, смыслов, ценностей, аффектов, наконец, субъективного мира большинством психологов могут быть восприняты как своего рода эпатаж, хотя читатель книги Дэниела И. Робинсона заметил изложение взглядов Парменида из Элеи, согласно которым все, что имеет реальное бытие, Ч все, что реально есть, Ч должно быть вечным и неизменным; и такое реальное бытие не может быть раскрыто посредством чувств. Внутренне противоречиво приписывать существование тому, что никогда не является одним и тем же в разное время; и непоследовательно утверждать, что любая существующая вещь возникает из ничего. Чтобы избежать этого тупика, нужно вывести чувственность из сферы реального существования, так как лишь ощущение проявляет такое непостоянство. То, что останется после отбрасывания ощущений, есть сфера абстракций Ч непоколебимых и вечных истин, если и являющихся доступными, то только для разума6 (см. с.50, 51). Здесь уже идея, абстракция более объективна, чем объективный мир в привычном для нас смысле слова. Это вовсе не означает, что им можно пренебречь. УТы должен все узнать, Ч говорит сам Парменид, Ч и неколебимое сердце совершенной Истины, и мнения смертных, в которых нет истинной достоверностиФ. Мнения Уты Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты//Сочинения. М. 1989, с.422.

Гальперин П.Я. Психология как объективная наука. МоскваЦВоронеж. 1998, с.271.

Робинсон Д.

должен узнатьФ, Уно удерживай мысль от этого пути исследованияФ. Г.Г. Шпет, приводящий эти высказывания Парменида в статье Мудрость или разум, развивал важную не только для философии, но и для психологии идею:

Философия как знание сознается тогда, когда мы направляем свою мысль на самое мысль. Бытие, как то, что есть, как истина, тогда изучается подлинно философски, когда наша рефлексия направляется на самое мысль о бытии. Ибо для мысли мысль открывается в себе самой, в своей подлинной сущности, а не как возникающее и преходящее, Унам кажущеесяФ, здесь подлинно Унезыблемое сердце совершенной ИстиныФ. Бытие само по себе есть бытие, и только. Лишь через мысль бытие становится предметом мысли и, следовательно, предметом философии как знания. Нужно прийти к этому сознанию, что бытие философски есть через мысль, что предмет мысли и предмет бытия есть одно и то же, есть один предмет. УОдно и то же, Ч по Пармениду, Ч мышление и бытиеФ. Или он говорит еще яснее: УОдно и то же мышление и то, на что направляется мысль; и без сущего, в зависимости от которого высказывается мысль, ты не найдешь мышленияФ. Итак, не только предмет бытия для философии есть предмет мысли, но и мысль, на которую направляется философия, есть непременно мысль о предмете, и мысли Уни о чемФ, следовательно, нет. Здесь у философии как знания Ч прочное и надежное начало.Сказанное Парменидом и прокомментированное Шпетом имеет прямое отношение к психологии в целом, и в особенности к психологии мышления. Мы узнаем здесь проблему предметности мышления, но не только. Мы узнаем здесь и проблему бытийности мышления и его участности в бытии Ч проблему, над которой плодотворно работали М.М. Бахтин, а позднее М.К. Мамардашвили.

Мне представляется, что направленность мысли на самое мысль, равно как рефлексия, обращенная на направленность самой мысли, характеризует не только философскую мысль, а представляет собой непременное условие теоретического мышления, в какой бы сфере оно ни наблюдалось. Характеристика теоретического мышления, данная Г.Г. Шпетом, полнее характеристики, данной В.В. Давыдовым, который считал его главным признаком наличие рефлексии. Афористическую характеристику теоретического мышления дал А.С. Пушкин: Думой думу развивает. Категоричен, а скорее, оптимистичен, был И.А.

Бродский, заявивший, что люди думают не на каком-то языке, а мыслями. Ему же принадлежит примечательная характеристика рефлексии как post scriptumТa к мысли. Можно добавить: и pre scriptumТa к действию. Здесь мы выходим за пределы оппозиции субъективности/объективности идеи, мысли и констатируем нечто большее Ч существование теоретического мира. Именно теоретического, несмотря на всю предметность мысли или благодаря ее предметности, что точнее. Этот мир можно называть по разному.

У Платона Ч это мир идей, которому противостоял мир теней. Г.П. Щедровицкий был более осторожен, но и более практичен. Он говорил о мире мышления, который должен быть положен Укак новая реальность в мир, отдельная от реальности материи и противостоящая ейЕ, это особая субстанция, существующая в социокультурном пространствеФ8. В этом же ряду можно вспомнить представления о пневматосфере или духосфере (П.А. Флоренский), о семиосфере (Ю.М. Лотман) или о когитосфере. В термине семиосфера подчеркивается знаковый характер мысли, невозможность бесплотной мысли, укорененность мысли и смысла в бытии (Г.Г. Шпет), даже гегелевское тождество мысли и бытия (Э.В. Ильенков).

Согласимся с К. Поппером, написавшим в книге Мир Парменида (1998), что Парменид был первым, кто стал явно утверждать о существовании теоретического мира как особой реальности, скрытой за феноменальным миром. Он отчетливо сформулировал критерий реальности, указывая на то, что подлинная реальность Ч это теоретический мир, который инвариантен по отношению к любым кажущимся изменениям. Интенция всей книги К. Поппера состояла в том, чтобы проиллюстрировать действие принципа, согласно которому вся история является или должна быть историей проблемных ситуаций и в силу этого мы лучше можем понять мыслителей прошлого9. Это весьма поучительное соображение: вне проблемных ситуаций не может быть ни истории, ни теоретического мира, да и человек создан так, что он не может жить без проблем. Если их нет, он их придумывает (на свою голову). Дэниел Робинсон, излагая историю идей в психологии, по сути дела, выявляет ее теоретический мир, хотя и не ставит перед собой такую задачу. В каком-то смысле он идет еще дальше К. Поппера. Он считает, что интеллектуальная история, в отличие от истории политической и социальной, является пророческой. Неудачно построенная аргументация, ведущая к сомнительным или разрушительным следствиям, сохранит свои свойства в любом и каждом воплощении10 (с.24). Это сюжет, подобный упомянутому выше (о свойстве жизни уподобляться Шпет Г.Г. Философские этюды. М., 1994, с.233-234.

Щедровицкий Г.П. Философия. Методология. Наука. М. 1997, с.10.

См. Овчинников Н.Ф. Парменид Ч чудо античной мысли и непреходящая идея инвариантов // Вопросы философии. 2003, №5, с.81, 83.

Робинсон Д.

воображению, мысли, мифологии, искусству, науке), даже сновидению и бреду, уровень которого, как заметила М. Цветаева, может быть выше уровня жизни.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |    Книги по разным темам