Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |   ...   | 65 |

Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: за и против. М., 1975. С. 114-115.

По Барту, письмо и текст - самые примечательные и обнадеживающие феномены современной культуры, в которой противостоят друг другу враждебные языки, дискурсы.

Власть обитает в структуре языков и разделяет их на внутривластные и вневластные. Речи власти (Тирана, Отца) имеют культурное опосредование - доксу, общепринятое мнение, стереотипы, обыденное представление. Вневластный дискурс парадоксален, резко отграничен от взглядов большинства, принадлежит малой группе интеллектуалов. Но всякий дискурс определен, однороден и агрессивен в отношении как противников, так и сторонников. Барт подчеркивает, что попытки изменить дискурс силами отдельных индивидов не бывают успешны. Однако происходят мутации дискурсионного строя, и их носителями являются отдельные личности, например Маркс, Фрейд.

Бартовская интерпретация субъективности ориентируется на проблему свободы человека, его зависимость (независимость) от Иного. Свобода человека - в осознанном предпочтении, которое он отдает власти перед Властью, смыслу перед Смыслом, временам перед Временами (богам перед Богом, по Ницше) и, главное, - языкам перед Языком. Именно вокруг языковых структур строится мировоззрение современного человека. Философскую позицию Барта обусловливает то, что речь у него идет об использовании языка. Следствием этого является социализированный субъект в мире Культурология: Учебное пособие / Под ред. проф. Г.В. Драча. - М.: Альфа-М, 2003. - 432 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || || || лязыковых машин, или машин смысла. В эссе Гул языка Барт говорит: Ныне я в чем-то уподобляюсь древним грекам, о которых Гегель писал, что они взволнованно и неустанно вслушивались в шелест листвы, в журчание источников, в шум ветров, одним словом Ч в трепет Природы, пытаясь различить в ней мысль. Так и я, вслушиваясь в гул языка, вопрошаю трепещущий в нем смысл - ведь для меня, современного человека, этот Язык и составляет Природу. На наш взгляд, различия здесь гораздо больше, чем подобия.

В гуле языка узнаваема все та же исправно работающая языковая Машина, а природаязык - это ее технизированный мир, где человек, или читатель, в самом деле есть некто, лишенный истории, биографии, психологии.

О более верном отношении к человеческому Я свидетельствует прием греческих трагиков, о котором Барт рассказыва- ет, ссылаясь на Ж.П. Вернана. Текст трагедии включает двусмысленные слова, которые действующие лица понимают односторонне, в чем и заключается исток трагического. Однако есть и некто, слышащий каждое слово во всей его двойственности, слышащий как бы даже глухоту действующих лиц (Барт). Это зритель (слушатель), присутствующий при постановке трагедии, и он, конечно, не безличное пространство бартовского читателя. Голос и слышание - моменты усмотрения человеческим сознанием смысла.

При изучении истории культуры Мишель Фуко (1926-1984) отказался от традиционно эволюционного взгляда. Он отмечал, что вся эта квазинепрерывность на уровне идей и тем оказывается исключительно поверхностным явлением. Предпринятый им анализ западной эпистемы показывает, что в ней возобладал лантропологический постулат, господствует лэмпирико-трансцендентальная двойственность, называемая человеком. Но этот последний не есть извечная константа познания; он - явление современной (постклассической) эпистемы, существо, возникшее не так давно (и надолго ли) в результате сегодняшней игры тождеств-различий вещей и знаков.

Человек занимает постоянную область на границе осмысленного и непознаваемого, властно его притягивающего, ибо для современной рефлексии бездеятельная толща немыслимого всегда так или иначе наполнена неким cogito, и эту мысль, утопающую в немыслии, необходимо вновь оживить и направить к ее вседержавному "я мыслю" (Фуко). Пути в непознанное для человека лежат через самопознание, трансцендентальную рефлексию, которая делает культуру достоянием субъекта.

В современной эпистеме вопрос о способе бытия cogito -это лишь одна из сторон лантропологического четырехугольника, выстраивающего вокруг проблемы человека анализ конечного человеческого бытия и проблему первоначала. С конца XVIII в. человек подчиняет себе познание, в особенности гуманитарные науки и философскую рефлексию.

Но внимательное исследование лантропологической диспозиции обнаруживает ее двусмысленность и противоречивость, противящуюся дальнейшему развитию мысли. По мнению Фуко, уже близится распад антропологии под действием критики, вскрывающей ее происхождение и место в эпистеме. Предугадываемые изменения в этой последней, прежде всего воссоединение рассеянности современного языка, должны привести к исчезновению того способа бытия, на основе которого существует антропология. И все же антропологическая установка - реально существующий фактор гуманитарного знания и часть нашей собственной истории. Сам исторически преходящий характер антропологии указывает на важнейшую проблему историчности человеческого бытия и отношения человека к истории в целом.

Фуко описывает различие между историчностью, сформировавшейся в XIX в., и архаичными формами истории в западной культуре, античной и христианской. В последнем случае история - единое движение всего мира вещей и людей, подчиняющееся или божественному космическому закону становления и круговращения, или воле Бога, который диктует судьбу человека и природы. В XIX в. единство временного потока исКультурология: Учебное пособие / Под ред. проф. Г.В. Драча. - М.: Альфа-М, 2003. - 432 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || || || тории распалось, и вещи в природе, труде и языке обрели каждая свою собственную историчность. Человек же как конечное существо, которое живет, трудится и говорит, стал переплетением различных временностей, лишенным своей собственной истории.

Однако это отношение простой пассивности тут же выворачивается наизнанку (Фуко), и человек проникает всюду, куда простирают свою историю жизнь, труд и язык. Из историко-культурного материала, образующего разнообразные виды листочников, можно создать различные виды историй, сколь угодно специфические, например историю одного-единственного слова, предмета и т.п.

К культуре Фуко подходит так же, как и Барт, через понятие языка. Культура - это дискурс, обладающий принудительностью. Но власть не является решающим фактором.

Реальный порядок базируется на основополагающих кодах культуры, но не обнаруживается ни на эмпирическом, ни на теоретическом уровнях, а где-то между ними.

И проблема человека Ч лишь одно из образований в эпистеме культуры.

Фуко особо подчеркивает, что гуманитарные науки связывают один из эпизодов культуры с другим, с тем, в котором укореняются их существование, способ бытия, их методы познания. Тождество исследуемого и исследующего располагается в горизонте истории. Но в этом переплетении тысяч временных потоков мысль улавливает более глубокую историчность человека - историчность его бытия. Такая рефлексия должна уже делать выбор между антропоцентризмом и феноменологическим описанием смысловых структур сознания.

Тем самым нисколько не ставится под сомнение необходимость и ценность специальных исследований историко-культурного, историко-философского или филологического характера гуманитарных дисциплин в целом. Однако философия должна определить статус этих дисциплин, ибо они занимают принадлежащие ей области знания, сводя саму философию на нет. Конец человека - это возврат начала философии. Но конец человека может и не наступить, предупреждает Фуко, и тогда мы станем свидетелями стагнации эпистемы и смерти философии.

Жиль Делёз (1926-1995) продолжает попытки переосмыслить основания классического структуралистского представления о культуре. Первоначально в его работах проявилась установка постмодернизма, не разрушавшая наследия, но искавшая ранее не исследованные стороны системы, необходимые для поиска новых стратегий. Ж.

Делёз показывал, что ориентация на здравый смысл, трансцендентность понятий не состоятельна. Главное - постоянное движение мысли.

В своей работе Различие и повтор он обращается к одному из важнейших принципов структурализма - бинарности. Ведь причудливо очерченная, но вполне реальная ось, проходящая по центрам раздела своего и линого, лэтого и другого и т.д., предполагается в качестве одного из исходных атрибутов картины культуры в классическом структурализме. Именно она лежит в основе поиска строгой смысловой иерархии культуры, описываемой с помощью универсального кода.

Делёз пытается показать, что нет исходной предзаданности в понимании содержания тождества и различия, что при более глубоком анализе культурного поля исходные основания установления тождества (идентичности), а соответственно, и различия размываются, поэтому в действительности нужно гово- рить лишь о соотносимости, где сам лцентр разделения лэтого и другого оказывается предельно неустойчивым. Тогда на смену застывшей картине классической иерархии культуры должно прийти представление о подвижном потоке смыслов, скользящем по бесчисленным перекатам повторов. Естественно, здесь не может быть и речи об установлении универсального кода, эта идефикс классики просто абсурдна. Появляются такие понятия, как вечное возвращение, поток, кочевье, выражающие несвязанность мысли только с одним пространством, театральность как характерную черту современной культуры.

Такая позиция находит развитие в одной из самых известных книг Делёза Логика Культурология: Учебное пособие / Под ред. проф. Г.В. Драча. - М.: Альфа-М, 2003. - 432 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || || || смысла. Он дает новое прочтение книги культуры, предполагая, что сами определенности смыслов, которые нужно прочесть, отнюдь не предзаданы заранее. Они каждый раз заново даются событиями, и вот эти Смыслы-события и необходимо исследовать. По природе они парадоксальны, поэтому автор строит свое исследование как серию парадоксов, образующих теорию смысла. Легко объяснить, почему такая теория неотделима от парадоксов: смысл Ч это несуществующая сущность, он поддерживает крайне специфические отношения с нонсенсом.

Исходным положением традиционной теории языка является различение языковой действительности и внеязыковой реальности (предметов или явлений). Знак (слово языка) - концепт (смысл, который им выражается) - элемент реальности: вот отношение, которому здесь уделяется внимание в первую очередь. Делёз противопоставляет классическим структуралистским представлениям о репрезентативности свою концепцию шизофренического языка. При этом он опирается на теоретическое наследие стоицизма (представление, что структура знака - это выражение, десигнация, сигнификация и смысл). С его помощью он детально анализирует тексты Л. Кэрролла и А. Арто, поскольку в них, по его мнению, идеально воплощена сущность языка как знака, лишенного смысла.

При этом имитацию Кэрроллом игрового начала детского языка, где соединяется, казалось бы несоединимое, Делёз полагает в виде исходного принципа поэтического языка вообще.

Здесь главное показать, что характер речи определяется чистой поверхностью.

Ведь во всех произведениях Кэрролла читатель встретит: 1) выходы из туннеля, для того чтобы обнаружить поверхности и нетелесные события, которые распространяются на этих поверхностях; 2) сущностное родство этих событий языку; 3) постоянную организацию двух поверхностных серий в дуальности лесть/говорить, потреблять/предлагать, обозначать/выражать; 4) способ, посредством которого эти серии организуются вокруг парадоксального момента, иногда при помощи полого слова, иногда эзотерического или составного, функции которых заключаются в слиянии и дальнейшем разветвлении гетерогенных серий.

Для иллюстрации своей мысли Делёз ищет эзотерические слова и анализирует их как воплощения синтеза сосуществования, построенные на конъюнкции (или даже более того, на дизъюнкции) двух серий разнородных предложений или измерений предложения.

Называя их словами-бумажниками (внешне они выделяются прежде всего тем, что сокращают несколько слов и сворачивают несколько смыслов), он не останавливается лишь только на их внешней парадоксальности.

Делёз показывает, что это такие метки на теле культуры (выражение Ж.

Деррида), которые заставляют от простой игры со смыслом и бессмысленностью переходить к сущности шизофренического языка.

Последний в отличие от традиционного разделения физических тел (прежде всего самих говорящих) и звуковых слов как условия рождения смысла свернут, полностью слит с телом. При этом говорение как производство артикулированных звуков оказывается смешанным с любыми физиологическими или иными проявлениями жизнедеятельности. Исчезает поверхность, отделяющая телесность от области смысла, а ведь это условие обыденного взгляда на мир. Появляется возможность перейти к инфрасмыслу, неоформленному по привычным правилам грамматики и синтаксиса.

Нужно отметить, что некоторая экзальтированность рассмотренных взглядов Делёза исторически вполне оправдана. Они отразили характер умонастроения и мирочувствования французской интеллигенции, остро переживавшей кризис ценностей со- временного общества. Они навеяны событиями 1968 г., вдохновлены бунтарским порывом студенческих волнений, их острым скепсисом в отношении к буржуазному государству. Поэтому они не могли не получить политизированного продолжения. Оно Культурология: Учебное пособие / Под ред. проф. Г.В. Драча. - М.: Альфа-М, 2003. - 432 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || || || последовало в виде совместной с Ф.А. Гваттари книги Делёза Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип.

Pages:     | 1 |   ...   | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |   ...   | 65 |    Книги по разным темам