Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |   ...   | 33 |

Подводя итог, можно назвать значительным вклад профессора К.Г. Хагена в модернизацию образования в Кёнигсбергском университете. Как преподаватель в рамках факультета Хаген внес много нового в процесс обучения: заложил основы нового метода преподавания химии с применением обязательного практикума в химико-фармацевтической университетской лаборатории; в преподавании ботаники использовал систему К. Линнея, более 30 лет проводя занятия в форме ботанической экскурсии; с его именем связаны первые в Кёнигсбергском университете систематические занятия по минералогии и основание минералогического музея; в преподавании физики важную роль отводил проведению экспериментов, пытался сконструировать электрическую машину, предложил осуществлять освещение газом. Кроме того, Хаген внимательно следил за достижениями науки, анализировал новые теории, тщательно отбирал материал, искал новые формы в преподавании, широко использовал принцип наглядности, а также активно способствовал созданию университетского ботанического сада, стремился повысить роль и статус философского факультета и содействовал обновлению преподавательского корпуса университета за счет приглашения молодых приват-доцентов.

Список литературы 1. Valentin H. Das Lebenswerk K.G. Hagens. Anllich des 400 jhrigen Bestehens der Knigsberger Albertusuniversitt. Die Pharmazeutische Industrie. № 4. Jg.111 (1944).

2. Wimmer A. Kant und die Pharmazie. Sddeutsche Apotheker-Zeitung.

№ 16. Jg. 89 (1949).

3. Schmitz R. Die Deutschen Pharmazeutisch-Chemischen Hochschulinstitute. Ingelheim, 1969.

4. Hagen S. Dreihundert Jahre Hagen'sche Familiengeschichte. B. 1.

Kassel, 1938.

5. Кант И. Спор факультетов / Пер. с нем. Ц.Г. Арзаканяна, И.Д. Копцева, М.И. Левиной; Отв. ред. Л.А. Калинников. Калининград, 2002.

6. Hagen E.A. Der Medizinalrath Dr. Hagen. Eine Gedchtnisschrift zu seinem hundertsten Geburtstag am 24. Dez. 1849. Knigsberg; Dalkowski, 1849.

7. Российская педагогическая энциклопедия. Т. 1. М., 1993.

Исследование проведено при финансовой поддержке европейского фонда Диалог и фонда Marga und Kurt MlgaardtStiftung.

Г.В. Кретинин О Кёнигсбергском университете, И. Канте и российских студентах в Семилетнюю войну 1756Ч1763 гг.

Исторической общественности хорошо известно, что до августа 1544 г. Ч даты открытия Альбертины Ч только в Германии уже существовало, по крайней мере, полтора десятка университетов, что для всей средневековой Европы было весьма значительной цифрой. Многие германские университеты ведут свой отсчет с XIV в. и благополучно существуют и сегодня. Кёнигсбергский университет, естественно, не выглядел младенцем среди своих собратьев, однако долгое время (до второй половины XVIII в.) похвастаться своим авторитетом среди европейских образовательных учреждений не мог.

Наряду с академической функцией университет играл роль политического и идеологического инструмента государственной власти. Собственно говоря, он и создавался Альбрехтом Бранденбургским с сугубо утилитарными целями: придание весомости молодому вассальному герцогству и подготовка проповедников протестантизма для народов, населявших герцогство и соседние приграничные территории других государств. Постепенно и довольно успешно университет переориентировался на достижение второй цели. В течение двух столетий (до Семилетней войны) университет подготовил, особенно для литовского меньшинства герцогства, плеяду блестящих проповедников, проявивших себя и в богословии, и в литературе, и в науке.

Альбертина не была столичным или снискавший себе известность в той или иной области науки университетом. В то же время два века его плодотворной деятельности Ч пусть без ярчайших взлетов, но и без заметных неудач, падений Ч создали ему реноме вполне добротного университета, выдвинутого на восточные границы распространения протестантизма. В Балтийском регионе к середине XVIII в. университет был достаточно известен.

Роль Альбертины в Прибалтике хорошо понимали обе стороны: как прусская, так и русская. В годы Северной войны эвакуировать университет в связи с угрозой занятия Кёнигсберга русскими войсками или закрывать его никто не собирался. Прусские власти сознавали, что каких-то радикальных изменений в деятельности университета в любом случае не произойдет: Россия не имела на это возможностей, так как только что в Москве был открыт университет, для которого не хватало средств и своих научных сил, поэтому приглашались иностранные специалисты.

Более того, императрица Елизавета Петровна стремилась показать всей Европе, что Россия управляет занятыми территориями исключительно цивилизованными методами, примером чему мог как раз служить Кёнигсбергский университет.

В условиях капитуляции провинции, выдвигавшихся прусской делегацией русскому военному командованию 21 января (по новому стилю) 1758 г., университет не упоминался [1, с. 25Ч26].

Надо отдать должное российским властям: они позитивно отнеслись к университетской проблеме. Указом императрицы Елизаветы Петровны Альбертине гарантировалась финансовая независимость и свобода обучения: л1. Академии при своих доходах, и как учителя, так и ученики, при своих вольностях и преимуществах ненарушимо оставляются. 2. Студентам при академии оставаться, приезжать и выезжать позволяется, и все на прежнем основании остаться имеет. 3. Доходы на содержание академии определенныя оставляются ж в ея управлении, но им подать точную ведомость [2].

Университет к этому времени размещался в средневековом здании на острове Кнайпхоф, вблизи Кафедрального собора.

Численность студентов была весьма значимой: в середине XVIII в. в университете обучалось порядка тысячи человек, так как на учебу в Кёнигсберг ехали молодые люди и из Германии, и из Прибалтики.

Большое количество студентов не позволяло всем размещаться в одном здании, поэтому некоторым педагогам разрешалось иметь свои Ч частные Ч пансионы, которые назывались бурсами (от слова die Burse Ч студенческое общежитие). Как правило, дома были многофункциональными: имели спальни, столовые, рабочие залы и аудитории. В университетском же здании находились еще и факультетские комнаты для педагогов, магистров, а также кельи, или каморы (не отапливаемые), для учеников. Жизнь была отрегулирована до мелочей: подъем, отбой, прием пищи (в 10 часов утра и в 5 часов вечера), преподавание, репетиции и т. д. Ч и напоминала казарменный уклад. Исследователи, чтобы смягчить такое сравнение, используют фразу по монастырскому образцу (см., напр., [3, с. 15]), что, впрочем, по строгости студенческой жизни было одним и тем же.

Русские ученики и студенты познакомились с таким образом жизни еще в начале века, когда впервые значительными группами прибывали в Кёнигсберг на учебу. Одним из таких пансионов была школа Петра Стеофаса (см., подробнее [4, с. 33Ч35]).

Надо сказать, что многое русским ученикам в этой школе не понравилось, особенно нетопленные избы.

Альбертина сохраняла классическую четырехфакультетную систему (основные богословский, юридический, медицинский и подготовительный философский факультеты). Численность преподавателей была небольшой: по 4Ч6 человек на основных факультетах, что объяснялось, скорее всего, тем, что эти специалисты содержались за счет университета, а медики Ч за счет врачебной практики. Иначе обстояло дело с философским факультетом, как бы подготовительным для последующего обучения на других факультетах. Численность обучаемых здесь была значительной, а оплачиваемых должностей преподавателей мало.

Университет содержал только доцентов с большим педагогическим стажем, основная же часть приват-доцентов существовала благодаря плате студентов за обучение (часто такие преподаватели переводились на должность экстраординарного профессора и становились реальными кандидатами на оплачиваемую ставку), поэтому они и старались вести занятия в частных пансионах.

Примером служит начало педагогической деятельности И. Канта Ч первую лекцию в звании приват-доцента он провел в доме своего коллеги, у которого квартировал [5, c. 168Ч169].

Остановимся на двух обстоятельствах, связанных с функционированием Кёнигсбергского университета в годы Семилетней войны. Речь идет о педагогической и служебной деятельности Канта и обучении в Альбертине русских студентов.

В апреле 1755 г. Кант получил магистерскую степень за сочинение Об огне. Но этот период интересен тем, что именно в те годы отмечаются три весьма интересных момента, связывающих философа с российскими властями.

Первый из них Ч принятие Кантом присяги на верность российской императрице.

Не собираясь вникать и вмешиваться в ход учебного процесса, понимая особое общественное положение университета и его профессуры, русские власти оставили за собой тем не менее право административного контроля. Это видно уже из распоряжения генерал-губернатора Фермора о приведении к присяге прусского населения. Ученым университета отводилось свое место в общей чиновничьей иерархии. Торжественный акт состоялся 24 января (по нов. ст.) 1758 г. По установленному русскими властями порядку первыми присягали высшие чины провинции, следом за ними Ч профессора и преподаватели университета, а затем уже Ч остальные чиновники, купцы и местные жители [6, c. 193]. Естественно, что в числе преподавателей университета был и Кант. Что, собственно говоря, он и подтвердил в письме к российской императрице, заверяя ее в своих верноподданейших чувствах.

Вторым событием, связанным с именем Канта и свидетельствующим об административном контроле российских властей за деятельностью университета, стала попытка приват-доцента И. Канта стать профессором. Избрание на эту должность должна была утвердить императрица Елизавета Петровна, к которой Кант Кстати, в Калининграде бытует версия о том, что Кант так и умер российским подданным. Версия ошибочна. Последний российский губернатор Пруссии Ф.М. Воейков 8 июля 1762 г. подписал и опубликовал прокламацию, освобождавшую население от присяги на верность России [7, № 17, 19].

и обратился с письмом. Об этом письме широко известно, а об обстоятельствах, связанных с этим обращением, рассказывается во многих публикациях (см., напр.: [8, с. 40Ч46]).

Заметим, что квинтэссенцией всех публикаций является именно судьба письменного обращения Канта к российской императрице о пожаловании ему профессорской должности. Сомнений в существовании письма императрице у исследователей не возникает. А вот о месте нахождения подлинника Ч наоборот.

Немецкие авторы полагают, что письмо необходимо искать в российских архивах, ибо оно было отправлено адресату, о чем свидетельствует первый издатель письма Ц. Кюгельген. Он сообщает, что в 90-х гг. XIX в. видел копию письма в фирме Grefe und Unser. На этой копии сохранился знак почтовой оплаты в размере четырех шиллингов [8, c. 42].

Однако никто из последующих исследователей не только не видел этой копии, но и не задавал себе вопроса: почему знак почтовой оплаты был нанесен на копию Может быть, это как раз и был оригинал Какова была процедура подготовки и отправки такого обращения во время российского правления Прежде всего, еще раз подчеркнем, что российские власти не вмешивались во внутреннюю деятельность университета. Поэтому, стоит полагать, что университетское делопроизводство осталось неизменным, а в соответствии с существовавшими правилами кандидат на профессорскую должность должен был подготовить обращение в три адреса Ч к факультету, в Сенат университета и к главе государства. Кандидатов на профессорскую должность на тот период было пятеро. Губернатор Пруссии российский генерал Н. Корф поддерживал в конкурсе экстраординарного профессора Ф. Бука.

Скорее всего, зная мнение Корфа, руководство университета и остановилось на кандидатуре Ф. Бука. Оставалось получить только высочайшее согласие.

Все обращения из Кёнигсберга к императрице должны были визироваться российским губернатором. Организация почтового сообщения между Кёнигсбергом и Санкт-Петербургом исключала возможность личного обращения к императрице, разве что с помощью оказии. Но последний способ Ч долог и ненадежен.

Между тем назначение Бука на должность профессора состоялось очень быстро Ч уже 29 декабря 1758 г. императрица утвердила представление университета. Следовательно, документы из Кёнигсбергского университета были доставлены в Санкт-Петербург официальной почтой. Могло ли обращение Канта к императрице оказаться среди этих документов Маловероятно. Это могло произойти только в том случае, если губернатор Корф выступил бы против решения университета о назначении Бука и открыто предложил бы к назначению Канта. Этого не было. Посылать письмо Канта не имело смысла. Следовательно, оно осталось в Кёнигсберге.

Как быть со знаком почтовой оплаты Можно предположить, что процедура оформления документов для истребования профессорской должности, предусматривающая их пересылку, включала и предварительный почтовый сбор. Вероятно, Кант, при сдаче своих документов в канцелярию Сената мог (или должен был) оплатить его. Другое дело, что письмо, как уже отмечалось, в таком случае осталось бы среди других документов канцелярии. Но его там, по крайней мере в конце XIX в., не оказалось. Было изъято Кем Когда С какой целью Было ли такое возможно, учитывая строгость немецкого делопроизводства Естественно, что большинство этих и других вопросов останутся без ответа. В данном случае важным и интересным остается сам факт и способ прошения Канта о должности в университете, дающие возможность представить ту общественную атмосферу, которая существовала в Кёнигсберге в период российского правления.

Наконец, о еще одном событии, связанном с именем Канта, относящемся к периоду Семилетней войны. Событии мифического плана, но широко известном в историографии. Речь идет о чтении Кантом лекций русским офицерам во время их пребывания в Кёнигсберге. Эта версия появилась в российской исторической литературе во второй половине XIX в., с ней согласны и современные немецкие исследователи [9, c, 43], но документального подтверждения она не имеет. Более того, после появления картины российских художников И. Сорочкиной и В. Грачева Русские офицеры слушают лекцию Канта сомнений в достоверности версии практически не возникает.

Pages:     | 1 |   ...   | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам