Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 42 |

УКак психотерапевт я обнаружил, что когда яближе к своему внутреннему, интуитивному УяФ, когда я соприкасаюсь снепознаваемой частью собственного существа, когда в процессе отношений,возможно, я сам нахожусь в слегка измененном состоянии сознания, тогда то, чтоя делаю, несет подлинное исцеление. Тогда само мое присутствие комфортно иполезно. Я не могу ничем целенаправленно усиливать это явление, но, если мнеудастся расслабиться и приблизиться к своей трансцендентной сущности, то я могуобщаться в неожиданном и импульсивном ключе, в ключе, который я не могурационально обосновать, у которого нет ничего общего с моим процессом мышления.Но это странное поведение каким-то диковинным образом оказывается правильным. Вэти моменты кажется, что мой внутренний мир вырывается наружу и соприкасается свнутренним миром другого. Наши взаимоотношения перерастают сами себя истановятся частью чего-то большего. Проявляется глубинный рост, и исцеление, иэнергияФ (Rogers, 1986 b, р.а188—189).

Достаточно прочесть хоть что-тоотносительно методов Эриксона, чтобы убедиться в мастерстве его интуитивныхреакций при работе с пациентами. У него непревзойденная способность ощутить ихглубочайшие чувства и реагировать на них с первозданной естественностью,спонтанно и творчески2.

Знакомый с раннего возраста со страданиямии болью, Эриксон открыл для себя многое в сфере измененных состояний сознания.Это, несомненно, помогло ему быть интуитивно чутким к своим пациентам. УОннастолько был в контакте сосвоим собственным внутренним опытом, так доверял Умудрости своего бессознательногоФ, что былспособен до невероятной степени проникать в миры своих пациентовФ (Gunnison,1985, р. 562).

ичностные аспекты

психотерапевтическихвзаимоотношений

Психотерапияа— межличностное взаимодействиеврача и больного. Из множества условий, которые я называл существенными дляэффективной психотерапии, особенное значение имеет конгруэнтностьа— подлинность или реальностьповедения самого психотерапевта. Это подразумевает не только стремление понятьпациента, когда такова цель психотерапевтического опыта, но и готовностьпередать свои собственные чувстваа— в том числе и негативные,а— если эти чувства настойчивопреследуют терапевта. Скука, гнев, жалость и прочие эмоции могут и должны бытьвыражены, когда они становятся существенной и длительной по времени частьюопыта терапевта.

Поэтому психотерапия наиболее эффективна,когда терапевт вносит в отношения сензитивную, даже интуитивную эмпатию, заботуо клиенте и помимо этогоа— конгруэнтность, то есть готовность и способность психотерапевтабыть подлинным в своих чувствах.

Совершенно очевидно, что и для Эриксонапсихотерапия была глубоко личным делом, индивидуальным по отношению к каждомупациенту, требующим глубокого личного участия и включенности. Он думал о своихпациентах, реагировал на них глубоко личным образома— вызовом, резкостью, выдержкой,мягкостью, жесткостью,а— все время оставаясь самим собой в интересах пациента. Иногда онприглашал пациентов к себе домой, использовал любимых домашних животных илирассказывал о собственной жизниа— одним словом, делал все возможное ради поддержания тесноголичного контакта.

Столь же очевидно, что Кохут был холоднее всвоих терапевтических отношениях, вкладывал меньше личного. Как аналитик онделал наблюдения, собирал данные с помощью эмпатии и готовил объяснения,которым придавал главное значение. Особенно явно просматриваются его взгляды вслучае, когда он отходит от своего обычного стиля и позволяет себе более личнуюэкспрессивность. Он описал это в одной из своих последних бесед, рассказывая оработе с женщиной, страдавшей тягой к самоубийству.

УНа одном из сеансов ей было так плохо, чтоя подумал: УА не поможет ли тебе, если я предложу немного подержать меня зарукуФ Я не рекомендую такой способ, но тут я до того отчаялся, что протянул ейдва пальца. Тут же я интерпретировал это для себя. Это было как с еще беззубыммладенцем, оставленным с соской-пустышкой... Я реагировал на это, как будтопроводил психоанализ самого себя... Я не могу сказать, что нашел полноценноерешение, но мне удалось таким образом преодолеть очень трудный этап опасногопериода. Психоанализ продолжался в течение нескольких лет и привел к успехуФ(Kohut, 1981).

В этом взаимодействии Кохут испыталотчаяние, чувство заботы и сопереживание. Он нашел прекрасный символическийжест для выражения своих чувств. В этих строчках он выступает апологетомданного действияа—необходимости протянуть руку, за которую можно ухватиться. Ещеудивительнееа— ипечальнееа— то, какон интерпретирует данное действие для самого себя: будто бы он протягиваетсоску-пустышку. Он как будто не осознает, что, отдавая часть себя самого, своиглубоко личные чувства, он проявляет ту самую человеческую заботу исопереживание, которые были столь отчаянно необходимы пациентке. Открытоепроявление чувств по отношению к ней и было самым целебным. Но, кажется, самКохут не осознает, что именно данное действие и является самым целебным вподобной ситуации.

Я очень сильно расхожусь с Кохутом в оценкезначения способности быть самим собой как целостной личностью в терапевтическихотношениях.

Реорганизация УЯФ в психотерапии

Моя профессиональная деятельность дариламне радость, когда выдвинутая мною теория подтверждалась последующимиисследованиями. Так произошло, например, с моими представлениями ореорганизации Я-концепции как центрального аспекта терапевтическогоизменения.

В 1946 году меня избрали президентомАмериканской психологической ассоциации. Я посвятил свое обращение привступлении в эту должность тем изменениям в восприятии себя и реальности,которые происходят в процессе психотерапии. Я писал это обращение снеподдельной дрожью, настолько оно отличалось от всех обращений моихпредшественников. С некоторым внутренним колебанием я подводил слушателей квыводу, что в процессе психотерапии наиболее важны отсутствие угрозы и Упомощьв концентрации усилий на восприятии себя, что обеспечивает болеедифференцированное видение и, в конечном итоге, реорганизацию своего ЯФ(Rogers, 1947, р.368). Эта идея была воспринята с вежливымвниманием3.

В 1947 году я еще не располагалубедительными подтверждениями этой теории. У меня были лишь иллюстрировавшие еезаписи интервью. Поэтому чрезвычайно большое удовлетворение я испытал в 1954году, получив возможность опубликовать результаты ис­следований по данному вопросу(Rogers & Dymond, 1954). Используя Q-технику Стефенсона в оригинальнойадаптации, мы сумели объективировать это крайне субъективноепонятиеа—Я-концепциюа— ивесьма точно измерить те изменения, которые происходят с представлением клиентао себе во время психотерапии.

Мы обнаружили, практически в точномсоответствии с моими ранними гипотезами, что в процессе психотерапии упациентов происходит определенное и носящее принципиальный характер изменениепредставления о себе. Они становятся менее беспокойными, менее враждебными изависимыми, с меньшей остротой испытывающими чувство вины. Иодновременноа— болеезащищенными, уверенными в себе, лучше осознающими события и конфликты, которыеим не удавалось осознать раньше, способными любить и быть любимыми. Всяреорганизация личности явно происходила в направлении, ведущем к выздоровлению(Rogers & Dymond, 1954, ch. 4 и 15).

Эриксон формулировал это иначе, ноочевидно, что и он подобные изменения представления о себе считал весьмаважными. Он называл этот процесс расширением карты познания в опыте пациентов,Упомощью в прорыве через ограничения их сознательных установок к высвобождениюпотенциала бессознательного в процессе решения проблемФ (Erikson, Rossi &Rossi, 1976, р.18). Это весьма близко моим взглядам на то, что здоровыеотношения в процессе психотерапии подразумевают использование Увсех способовоткрытого наблюдения за собственным Я и организации его в сложное единствоФ(Rogers, 1947, р.366).

Кохут также в целом разделяет эту точкузрения. Переструктурирование Я является центральным моментом в его концепциипсихотерапии. И в наших взглядах по данному вопросу много общего.

Место и сущность теории

В моих работах присутствует еще одинмомент, который, как мне кажется, остается не вполне понятым. Речь идет означении, которое я придаю теоретическим гипотезам, и о месте, какое отвожутеории. В своем основном труде, где представлены мои теоретические взгляды, ядостаточно подробно и явно изложил некоторые свои точки зрения (Rogers,1959).

Я понимаю формулирование теории какУпоследовательные, упорядоченные усилия выявить смысл и порядок явлений,относящихся к субъективному опытуФ (Rogers, 1959, р. 188). Ценность подобныхформулировок состоит в их неокончательности. Благодаря этому они стимулируютразвитие новой творческой мысли. Они должны быть проверяемы экспериментально,поскольку теория заслуживает минимального доверия, пока она не подвергнутастрогой проверке в процессе эмпирических и феноменологических исследований.(см. Rogers, 1985 b). Для меня всегда было и остается по сей день важным то,что все основные положения разработанной мной теории клиент-центрированнойтерапии поддаются экспериментальной проверке. Мне лестно, что значительнаячасть из них была экспериментально проверена, причем результаты в основномподтвердили теоретические выводы. (Ознакомиться с данными можно по работеPaterson, 1984). В моих глазах теория, которую нельзя проверитьэкспериментально, представляет мало ценности, такая теория останется статичной.У нее нет пути для развития и корректировки. Я подчеркивал это в своей статье1959 года: УЕсть лишь одно утверждение, которое можно с уверенностью применитько всем теориям. Оно состоит в том, что в своей первоначальной формулировкевсякая теория содержит неизвестное (а возможно, на тот момент и не способноебыть известным) количество ошибок и ошибочных выводовФ (Rogers, 1959,р.190).

Я считаю самую науку, в рамках которойсуществуют наши теории и исследования, направляющим потоком. УЕсли движениепроисходит в направлении более точных измерений, более четких и строгих теорийи гипотез, открытий, имеющих большую валидность и большую обобщенность, тотакая наука является здоровой и развивающейся. Если нет, то этоа— бесплодная псевдонаука... Наукаявляется развивающимсяметодом исследования, в противном случае она не представляет особой ценностиФ(Rogers, 1959, р. 189).

Один из аспектов задачи, которую я ставлю впроцессе формулирования теории, часто упускают из виду. Всю своюпрофессиональную жизнь я посвятил изучению процесса изменений личности иповедения. Этоа—основа как теории, так и всей моей практической деятельности. Способ развития иструктура личности интересуют меня значительно меньше. Хотя именно эти двепроблемы составляют средоточие теории Фрейда, что и затрудняетсравнение.

Ни Эриксон, ни Кохут не рассматривали наукуподобным образом, насколько мне известно. Эриксон высоко ценил гибкость мысли идействия, он предостерегал от чрезмерной приверженности методу, школе или идее,научному авторитету или методике. Он писал: УПомните, что какой бы метод ниизбрали вы в своей работе, он должен быть вашим собственным, посколькуневозможно постоянно имитировать чужие действияФ (Haley, 1967, р. 535). Этосходно с моим советом студентам и стажерам: УЕсть единственная терапевтическаяшкола, которая лучше всех. Это школа, которую вы сами для себя разработаете,постоянно критически пересматривая эффективность своего взаимодействия склиентомФ.

Кохут весьма интересовался созданием теорииразвития личности. У него выработана очень любопытная и сложная концепция. Менянастораживает у него лишь отсутствие интереса к экспериментальной проверкесобственных теорий.

Приведу пример. Кохут рассматривает Я какобразование, развивающееся меж двух направлений, берущих начало в раннемдетстве: грандиозного Я иидеализированного родительского образа. Он постулирует, что Уна ранней стадии развития Я младенческийнарциссический эксгибиционизм и идеализация начинают свое становление вкачестве двух независимых составляющих ядра Я: грандиозности иреинтернализированного идеального родительского образаФ (Graf, 1984,р.82).

Если не придираться казуистически копределениям, эта теория представляет очевидный интерес. Ее невозможноопровергнуть. Но по тем же самым причинам ее невозможно доказать, равно как иубедиться в ее валидности. Неизвестно ни одного способа проникнуть в мирпредставлений маленького ребенка, чтобы выяснить, действительно ли развитиеидет по этим линиям. Таким образом, эта концепция, как и большинство другихпсихоаналитических теорий, существует лишь в сфере умозаключений и становитсявопросом веры, перестав быть предметом доказательства.

Меня озадачивает отсутствие интереса уКохута и других ученых к возможности экспериментальной проверки их теорий. Мнекажется, что это может быть вызвано следующими двумя факторами.

Первыйа— европейская традиция,рассматривающая теорию как вещь в себе, а не как шаг к более глубокомупознанию. (Теория относительности Эйнштейна была такой же изолированнойтеорией, пока не получила подтверждения практикой).

Второй фактора— вера Кохута в то, чтогенетическое объяснение поведения пациентов существенно для лечения. Этоозначает, что психоаналитику нужно знать и понимать прошлое пациента.Следовательно, нужны теории, описывающие развитие поведения. Психоаналитикунужно знать прошлую историю пациента, внутреннюю и внешнюю историю его детстваи младенчества, чтобы создать полезную и надежную генетическуюинтерпретацию.

Но здесь упускается очень существенныйфакт. Нам никогда не узнать прошлого. Все, что есть, это чье-то нынешнеепредставление о прошлом. Даже самое тщательное описание, даже самое полноеисследование методом свободных ассоциаций обнаруживает лишь нынешние воспоминания о том, что было,УфактыФ, какими они нам представляются сейчас. Узнать чье-то прошлоеневозможно. Я ранее указывал, что Уэффективная реальность, определяющаяповедение, всегда является реальностью в представлении. Можно строитьтеоретические построения на этой основе без необходимости решения сложноговопроса о том, что на самом деле составляет реальностьФ (Rogers, 1959, р. 223).

Мне кажется, что Кохут заблуждался, считаясбор данныха— путемэмпатии или каким-либо иным образома— ключом к точному и полезномупричинному объяснению нынешнего поведения пациента.

Я не преуменьшаю значения обращения кпрошлому, каким оно кажется теперь. Но только сам пациент может наилучшимобразом разобраться в значимых для него образцах этого сохранившегося ввоспоминании прошлого. Я не могу, как бы мне того ни хотелось, дать своемупациенту отчет о его действительном прошлом.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 42 |    Книги по разным темам