Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 |   ...   | 39 |

Оба автора отмечали в своих работах попытки землевладельцев разделить живущие вместе семейные пары, принадлежавшие к одному или разным поколениям, чтобы увеличить количество семейных единиц, способных своими силами обрабатывать определенное количество земли и исполнять повинности в пользу помещика. Этот тип институционального вмешательства подразумевает как следствие явное поощрение практики неолокальности, то есть образования нового домохозяйства вслед за заключением брака. Что удивительно, и Кула, и Вожняк отмечают сопротивление крестьян такому неолокализму, насаждаемому сверху; они скорее предпочитали совместное проживание в сложном домохозяйстве (Kula, 1976; Woniak, 1987, p.91). Чтобы объяснить такую позицию крестьян, авторы ссылались на многочисленные препятствия и ограничения, с которыми сталкивались молодые главы домохозяйств, к примеру, тяжелое положение, вызванное нехваткой рабочих рук в семье и большими расходами на наем работников. Однако помещики могли использовать систему мер компенсации, для того, чтобы поощрить образование новых домохозяйств. Землевладелец мог создавать благоприятные условия, обеспечивающие крестьянам не только земельные наделы, но и все постройки, а также зерно для посева.

Помещик мог также временно снизить трудовую нагрузку на молодую пару, включив ее в категорию малоземельных и сократив, таким образом, размер ее повинностей, но предоставив ей при этом надел нормального размера (Woniak 1987, pp. 93-94). Совершенно очевидно, что нежелание крестьян жить автономно (если таковое существовало), едва ли могло быть индикатором какой-либо особой системы ценностей или общих культурных норм (см. для сравнения:

Verdon 1998, p.22-23). Мы наблюдаем здесь действие двух противоположных сил, воздействующих на автономию семьи:

отсутствие институциональных препятствий (помещики старались максимизировать количество рентабельных земельных участков, стараясь при этом избегать раздела уже существующих наделов) и экономические трудности отдельной крестьянской семьи.

Модель Кулы и Вожняка - хотя и не бесспорная (Szotysek & Rzemieniecki, 2005, p.157-158) - может оказаться полезной при объяснении семейного поведения и структур домохозяйства в Буякове. Во-первых, неделимость земельной собственности служила для многих наследников мужского пола самым мощным стимулом для проживания отдельно от основного домохозяйства. Это сопровождалось попытками помещика препятствовать совместному проживанию нескольких брачных пар, а также его политикой поощрения неолокализма с помощью распределения свободной земли в приходе.1 Эти факторы могли быть причиной относительно высокой доли нуклеарных семей в Буякове, как это следует из списков населения прихода. Отсутствие стимулов к совместному проживанию нескольких поколений могло происходить также вследствие преобладания посмертного (post mortem) принципа наследования в приходе, а также из-за удивительно стабильного характера института главенства в семье. Оба фактора снижали шансы молодых мужчин на достижение власти и автономии в своем домохозяйстве до достижения определенного, достаточно зрелого возраста (Verdon, 1998). Рынок наемного труда в приходе мог также способствовать возникновению неких экономических альтернатив для молодых мужчин, что снижало их желание жить в многопоколенном домохозяйстве. Опыт наемного труда как часть жизненного цикла, как уже было отмечено, мог также играть роль в тех случаях, когда в приходе образовывались новые домохозяйства.

С одной стороны, быть главой лозначало иметь привилегии, от избегания обременительной барщины до наслаждения стабильностью в старости и, следовательно, это был лценный приз в жизненной игре крестьянина (Wetherell & Plakans, 1998, p.334).

Дополнительным препятствием к формированию классических корневых семей могли быть попытки главы домохозяйства обеспечить преемственность семейного надела, вопреки попыткам помещика вмешаться. Глава мог также пытаться увеличить число рабочих рук в домохозяйстве, вынуждая женатых детей к совместному проживанию обещанием передать именно им семейный надел в будущем. В этом случае совместное проживание оказывалось Подобные тенденции наблюдались также в Беларуси в XVIII в.; см. Szotysek, бы как результатом властных отношений (Verdon, 1998, p.64), так и последствием трудовых повинностей, возложенных на крестьян. Эти факторы, возможно, могли бы объяснить значительную долю сложных домохозяйств в Буякове.

Если социально-экономическая и властно-авторитарная составляющие в вышеприведенном объяснении более или менее понятны, общая модель вмешательства представляется более проблематичной. Хотя она и отличается по направлению воздействия от институционального влияния, все высказанные ранее предположения основаны на безоговорочном принятии тезиса о решающем влиянии действий помещика на формирование крестьянских домохозяйств и практику наследования. Однако, связь между властью помещика и демографическим поведением, в частности, формированием семьи в приходе не так однозначна.

Относительно длительные сроки управления домохозяйством неженатых мужчин (16 случаев в период 1766-1803; средний срок - года) и вдовами (25 случаев в тот же период, срок - 2.5 года) означают, что следует уделить больше внимания изучению степени гибкости семейных структур, в частности, значительной степени автономности крестьянского населения.Заключение Если принять за отправную точку мнение Дж. Хаджнала о полярности типов семьи и домохозяйства в Европе (Hajnal, 1982), результаты исследования, представленные в данной работе, могут показаться неожиданными. В приходе Буяков не только состав и размер домохозяйств, но и связь между матримониальным поведением и формированием семьи оказались несовместимы с широко распространенными представлениями о природе этих механизмов в восточной части Европы. Попытки Хаджнала развить эту полярную модель различных систем домохозяйства в Европе, похоже, оказались слишком прямолинейными, и случай прихода Буяков в данном случае представляет собой еще один аргумент в В случаях главенства в семье неженатых мужчин и вдов, не только экономические интересы помещика, но и вся система оказывалась под угрозой.

Женщины имели равные права с мужчинами при наследовании главенства, поскольку они становились Lassit после смерти отца или мужа. Тем не менее, считается, что они обычно занимали эту позицию временно (Orzechowski, 1959).

пользу необходимости более тонкого анализа демографического поведения крепостных крестьян в Центральной Европе.1 Как структуры, так и принципы формирования домохозяйств в приходе во многих отношениях представляют собой гибриды.

Это проявляется не только в присутствии в приходе значительных долей простых и более сложных семей на протяжении всего изучаемого периода, но и в конкурирующем сосуществовании различных моделей формирования домохозяйства. Но эти результаты выглядят менее неожиданными, если рассматривать их в свете все шире распространяющегося среди исследователей мнения о том, что дихотомическая точка зрения Хаджнала сохраняет свои объяснительные возможности только на самом высоком уровне обобщения (Plakans & Wetherell, 2005). Чем больше информации мы получаем из результатов локальных исследований семьи и домохозяйства в Европе, тем более сложной и менее ясной представляется нам ситуация. С этой точки зрения случай прихода Буяков может быть добавлен к постоянно растущему списку контрпримеров или ланомалий в географии европейских типов семьи (Kertzer, 1989; Dennison, 2003; also Wall, 2001).

С другой стороны, представленные результаты в целом соответствуют концепции К.Казера и М.Миттерауэра о переходной зоне, проходящей по территории Центральной Европы, в частности, их идее о структурных связях между институциональными и аграрными факторами, с одной стороны, и организацией семьи и домохозяйства - с другой. Тем не менее, представленные в статье результаты показывают, что даже эта концепция является чрезмерно обобщающей. В частности, чтобы лучше понять связь между системой землевладения и структурой крестьянской семьи, требуется исследование этой проблемы на микро-уровне, то есть с привлечением индивидуальных данных; также следует принимать во внимание локальные различия. Однако наиболее важным для дальнейшего развития данного исследования можно считать такой вывод: единственный способ определения точного географического положения переходной зоны, разделяющей луникальную европейскую и лостальные типы семьи (если таковые существуют) См. для сравнения результаты, полученные Т.Деннисон (T.Dennison, 2003) для России или обзоры М.Полла (M.Polla, 2003, 2006).

- детальный анализ региональных различий в типах семьи на обширных территориях исторической Польши. К счастью, работа по обе стороны от великого раздела Хаджнала уже идет полным ходом (Szotysek, 2008).

* * * Текст представляет собой слегка исправленную и сокращенную версию статьи, опубликованной в журнале History of the Family в 2007 году. Начало работе было положено кандидатской диссертацией автора, защищенной в 2003 году во Вроцлавском университете (Польша). Дальнейшее развитие исследования стало возможным благодаря грантам Института истории Макса Планка (Геттинген, Германия) и Института экономической и социальной истории (Мюнстер, Германия). Я выражаю свою признательность Юргену Шлюмбому, Георгу Фертигу, Ричарду Смиту, Ричарду Уоллу и Крису Биггсу за благожелательные критические замечания к окончательному варианту данной статьи. Я также благодарен Вальдемару Пасиеке за техническую помощь в работе с базой данных и Ирине Троицкой за ее любезное согласие на перевод этой работы.

Библиография по историческим типам семьи в Европе Alderson, A. S., & Sanderson S. K. (1991). Historic European household structures and the capitalist world-economy. Journal of Family History, 16(4), 419Ц432.

В.А.Александров (1984). Обычное право крепостной деревни России, XVIII - начало XIX в. Москва.

Alter, G. (1987). Family life and the female life course. The women of Verviers, Belgium, 1849-1880. Madison: University of Wisconsin Press.

Arrizabalaga, M.-P. (2005). Succession strategies in the Pyrenees in the 19th century:

The Basque case. History of the Family, 10 (3), 271-292.

Avdeev, A., Blum, A. & Troitskaia, I. (2000). Family, marriage and social control in Russia - Three villages in Moscow region // M.Neven and C.Carpon (eds.).

Family Structures, Demography and Population. A Comparison of Societies in Asia and Europe. Lige Berkner, L.K., (1976). Inheritance, land tenure and peasant family structure: a German regional comparison. In J. Goody, J.J. Thirsk & E.P. Thompson (Eds.), Family and inheritance. Rural society in western Europe, 1200Ц1800 (pp. 71 - 95). Cambridge: Cambridge University Press.

Berkner, L.K., (1972). The stem family and the developmental cycle of the peasant household: an eighteenth-century Austrian example. The American Historical Review, 77(2), 398-418.

Cerman, M. (2001). Central Europe and the European marriage pattern. Marriage patterns and family structure in Central Europe, 16thЦ19th centuries. In R. Wall, T.Hareven, J.Ehmer & M.Cerman (Eds.), Family history revisited. Comparative perspectives (pp. 282-307). Newark: University of Delaware Press.

Cerman, M. (1999). Serfdom and family. Paper presented to the Conference Household and family in past time, Palma de Mallorca, September 9-11, 1999.

Das Gupta, M. (1999). Lifeboat versus corporate ethic: social and demographic implications of stem and joint families. Social Science and Medicine, 49(2), 17384.

Dennison, T. K. (2003). Serfdom and household structure in Central Russia:

Voshchaznikovo, 1816Ц1858. Continuity and Change, 18(3), 395Ц429.

Derosas, R. & Oris, M. (2002) (Eds.). When Dad died: individuals and families coping with family stress in past societies. Berne: Peter Lang.

Dribe, M. (2000). Leaving home in a peasant society. Economic fluctuations, household dynamics and youth migration in southern Sweden, 1829-1866. Lund:

Lund Studies in Economic History.

Dribe, M. & Lundh, C. (2005). Gender aspects of inheritance strategies and land transmission in rural Scania, Sweden, 1720Ц1840. History of the Family, 10, 293Ц308.

Dribe, M., Lundh, C., & Nysted, P. (2006). Gendered strategies of well-being in widowhood: The Case of 19th-century Rural Sweden. Paper for the COST (A34) workshop УWell-being as a Social Gendered ProcessФ, Modena, Italy, June 26-28 2006.

Ehmer, J. (1998). House and the stemfamily in Austria. In A. Fauve-Chamoux & E.Ochiai (Eds.), House and the stem family in Eurasian perspective. Proceedings of the C18 session at the 12th International Economic History Congress (pp.5982). Kyoto: International Research Center for Japanese Studies.

Ehmer, J. (1992/1993). Eine СdeutscheТ Bevlkerungsgeschichte Gunther Ipsens historisch-soziologische Bevlkerungstheorie. Demographische Informationen, 60-70.

Engelen, T., & Wolf, A. (2005). Introduction. In T. Engelen, & A.P.Wolf (Eds.), Marriage and the family in Eurasia. Perspectives on the Hajnal hypothesis (pp.15-34). Amsterdam: Aksant.

Fauve-Chamoux, A. (2006). Family reproduction and stem-family system: From Pyrenean valleys to Norwegian farms. History of the Family, 11(3), 171-184.

Fauve-Chamoux, A. (2005). A comparative study of family transmission systems in the central Pyrenees and northeastern Japan. History of the Family, 10, 231Ц248.

Fauve-Chamoux, A. (1995). The stem family, demography and inheritance: the social frontiers of auto regulation. In R.L. Rudolph (Ed.), The European peasant family and society. Historical studies (pp. 86-113). Liverpool: Liverpool University Press.

Fauve-Chamoux, A. (1993). Household Forms and Living Standards in Pre-industrial France: from Models to Realities. Journal of Family History, 18(2), 135-156.

Fauve-Chamoux, A. & E.Ochiai (Eds.) (1998). House and the stem family in Eurasian perspective. Proceedings of the C18 session at the 12th International Economic History Congress. Kyoto: International Research Center for Japanese Studies.

Fertig, G. (2005). The Hajnal hypothesis before Hajnal. In T. Engelen, & A.P.Wolf (Eds.), Marriage and the family in Eurasia. Perspectives on the Hajnal hypothesis (pp.37-48). Amsterdam: Aksant.

Fertig, G. (2003). The invisible chain: niche inheritance and unequal social reproduction in preindustrial continental Europe. History of the Family, 8, 7Ц19.

Gieysztorowa, I. (1971). Niebezpieczestwa metodyczne polskich bada metrykalnych XVIIЦXVIII wieku. Kwartalnik Historii Kultury Materialnej, 19(4), 557-609.

Pages:     | 1 |   ...   | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 |   ...   | 39 |    Книги по разным темам