Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | з 2. Художественный образ природы в древних культурах Ближнего Востока В древних культурах ближневосточного региона еще не отделяли собственно эстетическую тематику, относящуюся к знанию и восприятию природы, от проблем этических, мировоззренческих, религиозных от вопросов смысла, целей и ценностей человеческой жизни. Кроме того, древние по-особому воспринимали окружающий мир: они были уверены, что в основах мироздания лежат не безличные "законы природы", а личностные силы.

Ближний Восток допускал, что в глубине наблюдаемой природы есть еще и природа невидимая, открывающаяся людям с особым складом личности и в особом состоянии сознания. "Для современного человека мир явлений есть в первую очередь "Оно", для древнего - а также для примитивного человека - он есть "Ты".... "Ты" может представлять собой загадку, и все же "Ты" до некоторой степени прозрачно. "Ты" есть живое присутствие, чьи качества могут быть хоть немного расчленены - не в результате активного исследования, но оттого, что "Ты", присутствуя, проявляет себя" (1).

Авеста - основной памятник древнеиранской культуры. Она выступает как главный источник, позволяющий набросать в общих чертах древнеиранский образ природы в ее единстве с человеком. Строго говоря, Авеста была составлена не с целью подробного изложения космологического учения, а для обрядовых нужд, но в древности миропонимание и священнодействие были внутренне тесно связаны. Как пишет Л.А.Лелеков, "самая древняя из фигур древнеиранской мысли" связана с доктриной великого жертвоприношения как гарантии стабильного миропорядка, как основы мира и средства его искупления: "Это не подношение богам, но автономный акт, эквивалентный воспроизводству первичного творения миропорядка, как в Ригведе. Порядок ритуала отождествляется с порядком во Вселенной. Ошибка в первом влекла за собой непоправимые возмущения во втором" (2). Здесь отразилось, конечно, магическое отношение к обряду, свойственное многим религиям ближневосточного региона, с их верой в могущество ритуалов и церемоний в деле поддержания равнове сия борющихся космических сил. Мышление в рамках подобного драматизированного миропонимания придавало ритуалам важную роль в гармонизации единства человека с природой, что, в свою очередь, как предполагалось, должно было обеспечить больше успешности в деятельности человека" (3). Из всей этой ближневосточной "ментальности" Авеста выделяется тем, что выдвигает на первое место учение об исходном и основополагающем дуализме, Света и Тьмы, причем ядро авестийского учения на усмотрение редактора, но лучше так называемый "Заратуштризм" - интерпретирует этот дуализм как сверхкосмический и религиозно-этический по своему содержанию.

Такая трактовка совершенно несвойственна язычеству и магии вполне посюсторонним по своим ориентирам.

Заратуштрийский дуализм лег в основу и эстетической картины, которая сводит к одному источнику воедино все светлые начала мира - добро, красоту, жизнь, свет, святость. Прекрасно все, что служит Правде, все, что священно, все, что делает выбор в пользу трансцендентных сил света и против тьмы. Термин "прекрасное" (srira) относится к людям и божественным существам, "имеющим прекрасное тело", к священному напитку "Хаоме", к солнцу, звездам, огню, воде, земле, животным, растениям (4). В поэтических славословиях воспевается и героизм великих деяний человека в прошлом, и величие основных космических сил, породивших все прекрасное на Земле и действующих в ее стихиях. Особо привлекательно рисуются животные, созданные Ахура Маздой, - таковы прежде всего бык, конь, собака и др. (5). Авеста призывает почитать "все воды, растения, в побегах и корнях, всю землю и все небо, все звезды, луну и солнце, весь беспредельный свет (сияние)" (см. Ясна 21) (6). И, наконец, прекрасен и, более того, величествен в своем сверкании творец земного и небесного мира Ахура Мазда, "господь премудрый", создавший мир усилием или посредством своей мысли (7). Огонь и свет - его видимое одеяние. Он - предначертатель благих мыслей, слов и дел, создатель великого космического порядка добра - Арты. Светоносный Арта - это и наилучший распорядок жизни и мира, и нравственная основа жизни, укорененная в священном, и образ духа огня. Красота и величие мира вместе с благочестием человека прославляют Ахура Мазду и его надмирное царство света и добра:

все, "что благодаря благой мысли стало любезным для глаза,свет солнца и сверкающий бык полудня все это да послужит восхвалением Тебе,о Владыка всеведущий" (Гата 50.10) (8).

Ахура Мазда господствует над миром мудро и "с радостью", охватывая природу безграничной любовью.

"Его высшая воля в том, чтобы все творение не прекращало своего движения к состоянию совершенства"(9). В глубинах же мироздания, социальной жизни и каждой человеческой души идет непрестанная и ожесточенная борьба двух изначально враждебных, взаимно непримиримых и неуничтожимых сил, символизируемых в полярных образах жизни и смерти, космоса и хаоса, правды и жи, прекрасного и омерзительного. Это великая борьба Арты и Друджа - духа зла и жи, за которой стоит великая битва Ахура Мазды с Ахриманом - верховным духом зла. Они ведут нескончаемую битву в сверхприродном и метаисторическом мире Майнью, тесно связанную с борьбой в земном мире Гайтья; победа в Майнью зависит от того, будет ли осуществлена победа "на земле".

Если силы света привлекают своей красотой и величием, то силы тьмы откровенно безобразны и отталкивающи.Так, например, описана борьба светлого духа Тиштрйа (относящегося к Сириусу) со злым демоном Апошей: первый изображен в виде благородного белого коня, второй - в виде безобразной черной лошади. Показателен также гимн богине вод и плодородия Ардви-СуреАнахите, где имя "Анахита" означает чистоту, незапятнанность, непорочность водной стихии. Появление культа Анахиты вместе с культом Митры (бога "широкопастбищного", бога войны, карателя за вероломство) можно понять и как уступку языческим тенденциям, выразившуюся в переработке "заратуштризма" в "зороастризм" с его пантеоном богов, связанных с земными стихиями.

Языческое внедрение в заратуштризм сопровождалось изменением космологического мышления, что трудно оценить однозначно. Если в заратуштризме мир создан мыслью и волей творца, то в позднем Ривайате утверждается, что "различные творения развились из человекоподобного тела: сперва из головы было сотворено небо, затем из ног - земля, из слез - вода, из волос - растения, из правой руки - бык, и, наконец, из разума - огонь" (10). Это никак нельзя назвать шагом вперед, но в "Бундахишне" - более ортодоксальном из поздних зороастрийских текстов - космология все же получила некоторое развитие: видимое небо предстает в форме яйца из сверкающего металла, "достигающего вершиной до Божественного Света", а все творение помещено внутрь неба - круглая земля в нем "как яичный желток в середине яйца" (11). Этот образ явно более реалистичен, если сравнивать с древнеегипетским образом земли как плоского диска, плавающего в мировом океане, с полушарием твердого неба над ним. Судя по всему учение о мире в Древнем Иране далее уже не развивалось. Провозвестие Заратуштры осталось вершиной древнеиранского сознания, но Заратуштра, во-первых, сам вложил основные силы не в космологию, а в религиозноэтические призывы, а, во-вторых, оставил нетронутыми элементы поклонения стихиям природы как чистым и священным. Это, конечно, дало опору для развития языческих тенденций, формирования затем маздеизма, митраизма и пр.

Констатируя взаимосвязь космологии с антропологией, отметим следующие моменты древнеиранского мышления. Миф о древнем "золотом веке" говорит об эпохе господства Арты - во время царствования мудрого и справедливого царя Йимы, который, пользуясь милостью небес, охранял скот и население и трижды расширял их территорию в трудное время бедствий в окружающем их мире. Будучи обладателем меча и магического кольца, Йима "преобразовывал природу" - производил мелиоративные работы, строил дороги и пр.

С именем Йимы связан идеал благочестивой организации отношений человека с природой, не лишенный некоторой жесткости в регулировании деятельности и поведении человека. Основные среды обитания провозглашаются священными, чистыми и прекрасными, поэтому нельзя их загрязнять; ахурийские живые существа - носители священных животворящих энергий, поэтому недопустимо нанесение им вреда или их уничтожение. Хозяйственно-экологическую сторону авестийского мышления вполне можно назвать утопической и содержащей в себе определенные магические компоненты, поскольку само основополагающее видение мира приняло сакрализацию природы и поклонение космическим силам. Заратуштризм независимо от этого утверждает великое историческое значение фундаментального жизненного выбора человека в борьбе добра со злом. Для успешной борьбы необходимо укреплять прежде всего воинские достоинства - как это истолковали зороастрийцы - немногих "избранников Света", противостоящих окружающему миру, как если бы он безнадежно погряз "во Тьме". Эту мироотрицающую установку видимо не способна была преодолеть сакрализация природы. В итоге остались в стороне задачи культурного, социального и духовного развития, поэтому вполне понятна и возобладавшая в ортодоксальном зороастризме тенденция к изоляционизму, к самоустранению с основных путей мирового развития.

Проблемы социального, культурного и личностного развития, как мы их понимаем в наше время, можно намного более содержательно сопоставить с исследованием древнееврейской культуры, тем более, что в современных экологических дискуссиях выявилась идейная общность библейского учения о месте человека в мире с так называемой традицией управления природными процессами, сформировавшейся в западно-европейской культуре уже на пост-библейской основе. При всех возможных различиях понимания "традиции управления" он как деятельность культурно-творческая основательно отличается от "воинского" отношения к миру в Авесте, а затем и в митраизме и других учениях иранского происхождения. Вместе с тем, в отличие от Авесты, далеко не все в библейских текстах имеет ритуальное назначение, а затрагивает общие вопросы смысла человеческой жизни, отношения к миру, к людям, к путям построения и регулирования социальной жизни. И хотя прямой задачей Библии не является развертывание всеохватывающего космологического учения, все же в ней содержатся глубокие идеи, позволяющие построить целостный образ природы в ее единстве с человеком.

Исследование Библии в этом плане представляет самостоятельный научный и культурный интерес, и мы ограничимся здесь в основном тематикой, имеющей отношение к экологическим вопросам.

Если в Авесте священное, доброе, прекрасное, витальное и прочее в конечном счете совпадают, то в библейских текстах те же темы рассматриваются на разных уровнях. Творец мира - Яхве - свят, он - "совершенно иной", радикально отличен от мира, его святость трансцендентна. Земная красота, истина, нравственно-этическое благо не совпадают с такой "святостью", они ее как бы отражают, и то лишь частично. Характеристика "святости" может придаваться местам с особой значимостью "присутствия" или "явления" Яхве. "Освящаться" могут и особо благословляемые вещи, и все, на чем Яхве "останавливает взгляд". Впрочем, "вторичная святость" может оспариваться или отменяться пророком. Относительно большую степень этой как бы уже "имманентной святости" может иметь все, что признается "живым в Боге", "укорененным" в Нём как в своём источнике (с этим связана, например, не поддающаяся рационализации мистика крови как носителя жизни). Вырисовывается библейская иерархия вещей, отрицающая языческую одноуровневую "витальную сакральность" в анимизме; это Яхве - (человек, "земной") 'адама (земля, вся "биосфера").

С такой иерархией, допускающей дальнейшую детализацию, можно было бы связать ряд понятий, выражающих разные аспекты красоты мироздания, но библейские тексты не дают достаточных оснований для четких и убедительных тематических разделений прекрасного. Обратимся поэтому к поэтике библейских текстов. В целом красота мира высоко оценивается в словах: "И увидел (Бог) все, что Он создал, и вот, хорошо весьма" (Быт. 1.31).

"С точки зрения вечности" это - "положительная оценка в самом широком смысле слова"(12), признание того, что мир создан совершенным, упорядоченным, грандиозным, с богатым многообразием форм. В.В.Бычков здесь принимает трактовку В.Татаркевича, согласно которой слова "хорошо весьма" или "весьма прекрасно" (tob meod) приобрели эстетическую окраску лишь в древнегреческой версии Септуагинте, однако, в библеистических работах широко распространена другая точка зрения, придающая смысл "прекрасного" не только переводу, но и оригиналу (13).

Согласимся с тем, что tob meod имеет и в оригинале значение прекрасного, гармонического, взаимно согласованного. Отметим лишь, что в Книге Бытия речь идет о всей природе в целом в ее завершенности, тогда как человеку дано видеть лишь отдельные стороны разных фрагментов мира в короткие отрезки времени, так что высшая красота мира приоткрывается лишь частично, как если бы из огромной картины в поле зрения попадало лишь немного мазков (14). Это дает основание для соотнесения содержания понятия прекрасного в Библии с двумя разными уровнями восприятия, хотя, с другой стороны, библейское ут верждение о несоизмеримости Яхве и мира ограничивает применимость и этой модели восприятия.

Вместе с тем, библейское мышление признает единство эстетического облика природы и разумности ее устроения. Это фиксируется в книге Притчей Соломоновых, где "Премудрость", в своей высшей форме, изначально приобщена ко всему, что создано в мире: "Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны... когда давал морю устав, Чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницей, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время" (Притч.8.27-ЗО).

Красота Премудрости - это высшая красота и источник красоты природы. Премудростью "основана земля" и "утверждены небеса", она - "отблеск вечного света" (Прем.7.26), пронизывает основы мироздания и глубины человеческой души - "по чистоте своей сквозь все проходит и проникает"(7.24). "Она прекраснее солнца и превосходнее сонма звезд; в сравнении со светом она выше; ибо свет сменяется ночью, а премудрости не превозмогает злоба" (Прем.7.29-30).

Вышеупомянутая "бездна" - хаотическое "смешение" первичных элементов мира - противостоит Яхве, она обуздана (по ней "проведена круговая черта"), хотя и не уничтожена. По сути дела "у Яхве нет антагониста, какого имеют не только демиурги более далеких от монотеизма мифологий, но и иранский Ахурамазда в лице Ахримана;

Pages:     | 1 | 2 | 3 |    Книги по разным темам