Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |

Связь человека и мира открывается в эстетически исполненной форме и в древнекитайской культуре. В своих истоках она мифологически осознает эту связь как связь художественного целого, фиксируя эстетическую энергетику сцеплений мирозданья. Стремясь сделать природу понятной для сознания, древнекитайская мудрость дает такое понятие ее, которое соотносится с понятием сущности человека как естественного дара бытия. Представление о "дарованной Небом" природе человека относилось, как пишет В.В.Малявин, "и к способности человека к самосовершенствованию, самоконтролю, и к врожденным качествам того или иного человека, внеморальному "жизненному процессу" (шэн), как таковому. Китайские мыслители раз ных направлений и эпох могли по-разному оценивать значимость и соотношение обоих начал, но никогда не пренебрегали одним ради другого, не противопоставляли культивированного средоточия человеческой жизни ее спонтанным импульсам. Китайскую мысль отличает ориентация на синтез самодисциплины и онтологической свободы человека во всеобъемлющем состоянии "напряженного покоя" жизни. Не интеллект, не ratio, но непоколебимо-ровная, беспорывная "воля" (чжи), символизирующая одновременно внутренний самоконтроль и захватывающую устремленность жизненного потока, считалась в Китае конституирующим признаком человека" (14).

Первоначально понимание природы наводится жизненным опытом человека, прежде всего бытием крестьянина. Природа живет в его сознании самобытной жизнью, невольно, но властно вторгаясь в его деятельность. К земледелию в Древнем Китае относились не только как к чисто утилитарному занятию, его рассматривали как "обогащение духа народа" - духа, пронизанного тончайшим, филигранным эстетизмом. В слитности с миром природы полнее выявлялся смысл труда земледельца, но одновременно благодаря творческому богатству этой деятельности обостреннее воспринималось эстетическое очарование родных окрестностей. "В Поднебесной, - пишет Ян Чжу, нет ничего выше того, в чем находит покой деревенский человек; нет ничего выше того, в чем находит красоту деревенский человек" ["Ле-цзы", VII]. С жизненным, практическим опытом древнего китайца, наполненным явными и неявными, скрытыми культурными смыслами, соотносятся параметры эстетического видения мира, во многом не сходного с видением европейским. Уже сама природа иероглифической письменности, эластичность и богатство ассоциативных связей в китайском языке в значительной мере определили образный стиль понимания действительности.

Уверенность в упорядоченном, разумном устройстве природы - ведь "на разум опирается и кончик осенней паутинки, и целостность всего огромного космоса" ["Хуайнаньцзы", 1, 2] - питает философскую рефлексию над пространством миросознания, стремящегося выяснить условия совершенства мира, предпосылки, при которых возможный человек становится совершенным среди сущего, "одетым в небесную гармонию" существом. Эти предпо сылки по-разному истолковываются в даосской и конфуцианской традиции, опирающейся на древнейший философский памятник "Ицзин" ("Каноническая книга перемен"). Создавая ткань всемирного соответствия, она дает онтологическую компаративистику явлений и процессов всего мира, в котором самостроительство человека мыслится как индивидуальный, уникально-неповторимый процесс, осуществляющийся нераздельно со всеобщим путем "творящих изменений" мира. Дискретные моменты этого процесса описываются конфигурацией графических элементов в гексаграмме. Дуалистическую структуру мира здесь символизируют светлая, мужская, активная сила ян и темная, женская, пассивная сила инь; соединяясь, переплетаясь, они "поплыли, клубясь, в космическом пространстве".

Философия даосов исходит из своего рода всеобщей методологии движения мира, из идеи его вечной пульсации; это и есть вселенский путь-дао (иероглиф дао состоит из знаков "голова" и "ходьба"). Оно делает возможной саму онтологию мира. В этой онтологической конструкции эстетика мыслится и как акт наслаждения дао, и как метафора духовности, свободно и неудержимо перетекающей из сердца в мир. Дао - это творческое, созидательное начало всего сущего, всепорождающая и всепоглощающая мировая бездна, источающая красоту. Поэт Цзя И уподобляет дао образу гончарного круга:

"Великий Гончарный круг разбрасывает вещи - Безбрежность [его] не имеет границ...

Небо и Земля - вот плавильная печь, Созиданье и превращения - вот плавильщик, Инь и ян - вот [его] уголь, Мириады вещей - вот [выплавленная им] бронза.

Сочетание и рассеяние, исчезновение и покой...

Разве существует что-то неизменное Тысячи изменений, мириады превращений Не бывало еще им конца! Нежданно-негаданно стал ты человеком Но стоит ли за это цепляться" (15) Архетипу дао должен уподобляться и архетип "человека Истины". Философ из Хуайнани усматривал в человеке, решившемся на величайшее духовное продвижение, не деятеля дао, а распространителя дао, продолжателя вселенского пути. Отвечая на вопрос, что такое путь, Учитель в Тростниковом Плаще говорит: "Если выпрямишь свое тело, [сосредоточишь] на одном свой взор, то [к тебе] придет согласие с природой. [Если] соберешь свои знания, [сосредоточишься] на одном мериле, то мудрость придет в [твое] жилище; свойства станут твоей красотой, и путь с тобою поселится" ["Чжуан-цзы", 22]. Древний человек, согласно "Хуайнаньцзы", обладал искусством пути, которое хотя и можно "превозносить как Великое прекрасное, но трудно его рассчитать... Люди забывают друг о друге в искусстве дао" [2, 21].

Эстетическая интуиция даоса - это интуиция человека, никогда не покидающего своего корня, человека, "воспитавшего свою форму", обретшего ясность невидящего взора, не изнуряющего и не обременяющего сердце страстями и "ухищрениями искусства". Она схватывает, говоря словами даосского "человека Истины" Чунь Яна, красоту самопознания, сокровенность встречи с самим собой, проникает в тайны сосредоточения в себе до беспросветного забвения и обретения себя на Великом Пути Дао. В ее свете обнаруживается и возможность самоосуществления в красоте с помощью Великой пустоты, и ограниченность эстетических образований на горизонте сознания, даже бессмысленность самого вопроса об истине красоты. Тут присутствует мотив судьбы постижения в дольнем мире феномена прекрасности прекрасного, которому уготован путь к злу.

Принцип дао, подчеркивающий процессуальность мира, выстраивается идеей превращения противоположностей, взаимопроникновения бытия и небытия-пустоты, напоминающей пустоту колесной втулки, держащей колесо мирового движения и являющейся вратами природы;

это изобилующая жизненными энергиями пустота, которая пестует природу вещей. Любой комок земли имеет собственное дао, но, как говорил Чжуан-цзы, само дао нельзя взять, его можно постичь, но нельзя увидеть. Оно может стать предметом только великого понимания, открыться только для внесловесного способа постижения. "Хотя поток Дао охватывает весь мир, ощутить его чрезвычайно трудно. Ведь "разноцветение мира ослепляет глаз, разноголосица - оглушает ухо", человек постоянно находится во власти внешних проявлений окружающей его Вселенной, и эти внешние проявления лишают его возможности воспользоваться "внутренним видением" - единственным средством постижения непостижимого... Только отвлекшись от форм, красок и звуков, погрузившись в безмолвие, человек приобщается к Истине, выплескивает ее в мир...

Всякое творчество черпает из бестелесного потока Пути, перед всемогуществом которого отступает любая человеческая фантазия. Образ "мыслящего Океана" в "Солярисе" С.Лема - лишь бледный слепок с идеи Дао, чьи волны творят весь рисунок нашего бытия" (16).

Эти незримые волны дао проходят сквозь видимый мир, порождая его эстетическую конфигурацию, внутренне связанную с тонкой стороной вещей. Мир щедр на красоту, но она им нарочито не провозглашается. "Небо и земля обладают совершенной красотой, но молчат; четыре времени года обладают ясным порядком, но [его] не обсуждают; [вся] тьма вещей обладает совершенными [естественными] законами, но [о них] не говорят. Постигнув красоту неба и земли, мудрый постигает [естественные] законы тьмы вещей" ["Чжуан-цзы", 22]. Мир как эстетически упорядоченное целое описывается прежде всего посредством даосских интуиций гармонии, соответствия, умеренности и совершенства. Само дао - это некое самодостаточное, но словами невыразимое, неопределимое, туманное для сознания начало, приводящее все сущее к совершенству и содержащее в себе "глубочайшие врата рождения" гармонии неба и земли. Оно есть "праотец всех вещей", вечный, неизменный, вездесущий закон, бесформенная форма спонтанного развития мира; разрешая узы человеческого бытия, оно, как сказано у Лао-цзы, "делает гармоничным сияние твое". Человек в мире - лишь "постоялый двор для вещей" ["Чжуан-цзы", 24], и предельная гармония его небесной и земной души актуализируется только в момент выхода за "ворота" дольнего мира и погружения в дао.

Закон дао гармонирует с принципом увэй (недеяния), через который дао реализует свою всеобщую самодеятельность, свое всеупорядочивающее искусство. "Небесное дао не борется, но умеет побеждать... Оно само приходит. Оно спокойно и умеет управлять вещами. Сеть природы редка, но ничего не пропускает" ["Дао дэ цзин", 73]. Недеяние заключает в себе принцип рождения Вселенной, который естественно перетекает в структуры человеческой деятельности. Если дао - этот "корень неба и земли", прорастая в мир, полагало универсум в его внут ренней целостности, переводило мир из состояния хаоса в упорядоченную структуру, придавало космосу мелодический рисунок, то конкретной реализацией этого принципа выступало дэ, проявляющееся в оформлении вещей, во взращивании и воспитании сущего, совершенствовании его. Одновременно это и принцип творческой неисчерпаемости сознания, исток всех форм эстетической активности человека. Хранитель драгоценного дао "поселяет свой разум в высокой башне, чтобы бродить в высшей чистоте. Он вызывает [к жизни] тьму вещей, масса прекрасного пускает ростки" ["Хуайнаньцзы", 2, 23]. Объективным субстратом вечного движения дао, вместилищем космического резонанса является изначальное ци. "Все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию" ["Дао дэ цзин", 42]. Инь и ян, вступая в гармонию, создают по ее образу и подобию самые разнообразные эстетико-онтологические отложения своей самопроизводящей силы, так что мир, как говорит Чжуан-цзы, предстает безмолвным обладателем "великой красоты". Каждая вещь в мире мыслится концентрацией ци, сгустком некоего мирового эфира, пронизывающего своими волнами всю вселенную, приводящую в колебание сеть природы, дирижирующего хором миров, в котором слышен и голос человека. Его деятельность строится фактически по схеме деятельности дао. "Человек истинного знания не стремится утвердить в Поднебесной свой идеал, не старается сделать людей счастливыми, ибо "спутанные в клубок нити счастья и бед не разделить" все равно. Он не тщится переделать мир по меркам собственного добра, ибо искореняемое зло неизбежно пробьется такой буйной порослью, о какой и не подозревал ретивый мироустроитель. Ведь мир словно гигантский бассейн, в котором резвящиеся пловцы даже не подозревают, что дошедшая к ним от борта волна будет тем больше, чем сильнее они резвились" (17). Обсуждая вопрос о возможностях приведения человеческой природы в соответствие с дао, Лао-цзы развивает концепцию увэй концепцию гармоничного вхождения человека в мир, построенную на слиянии разнонаправленных ориентаций человеческой активности, как это видно на примере действий совершенномудрого или человека "с высшим дэ". Он следует принципу преобразующего недеяния или ненасильственного изменения вещей, развивает в себе способность "хранить за пазухой гармонию"; он оперирует с ми ром вещей, в который включен он сам, а потому любое их изменение тождественно и самоизменению человеческой природы. Отсюда понятны те добровольные самоограничения и отмеренности, которые мудрый накладывает на собственную деятельность, чтобы не допустить перерастания своей активности в нечто чуждое тому, что осветляет мир. Достигший высшего дао, свободный, он "плывет за пределами пыльного мира, бродит в краю, где не занимаются делами". Он "приводит в порядок свои естественные чувства и свою природу, упорядочивает мысли, растит в себе гармонию, ценит соответствие. Он находит наслаждение в дао" ["Хуайнаньцзы", 7]. Он становится безучастным наблюдателем мира, может по желанию действовать или бездействовать, наслаждаться или отказываться от наслаждения жизнью. Совершенный человек "Вселенную перекатывает, как шарик на ладони", ведет с миром некую онтологическую игру. Вызывая изменения в мире, создавая или трансформируя вещи, он не оказывает на них силового давления, не присваивает их, устраняется от участия в реализации этих изменений, предоставляя им возможность протекать самопроизвольно, естественно, без какого-либо вмешательства со своей стороны. Без какойлибо нарочитости или усилия он "запускает" процессы новообразований, переделки и т.д. Мудрец действует, как бы отсутствуя в самом действии. Даже в своем эмоциональном действии он не нарушает гармонии страстями. Для него главное - самососредоточение, поиск пути к себе.

"Если не обрел себя, то, будь хоть вся Поднебесная твоим домом" ["Хуайнаньцзы", 1], тебе даже этого покажется мало. Парадоксы даосской эстетики мира коренятся в парадоксальной трактовке идеи очищения, осуществляющегося "через уподобление себя грязи и праху, илу речному, который оседает на дно в местах покойных, а после, выбранный оттуда, удобряет землю и дает новую жизнь Духовному Семени" (18).

Мир и человек подобны детям, одновременно рожденным одной матерью: "небо и земля родились одновременно со мной; внешний мир и я составляем единое целое" ["Чжуан-цзы", 2]. Человек - это как бы струна в инструменте мироздания, в котором импульс, исходящий из одной его точки, мгновенно передавался к другой, отдаленной огромным расстоянием. Он аккумулирует в себе столь мощную - как положительную, так и отрицательную, раз рушительную - энергию мирового ци, что она может повлиять не только на совокупность природных сил данной местности, но и на гигантские космические структуры.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |    Книги по разным темам