Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 |   ...   | 43 |

— Выоткроете письма до того, как отправите то письмо докто­ру К. Как Вы сказали, ярационален, но, по крайней мере, один из нас должен оставаться рациональным.— Саул не выдавилулыб­ки. У негоначисто отшибло чувство юмора. Я был вынужден пе­рестать подтрунивать, так кактерял с ним связь.

— Мнекажется разумным сперва прочесть их.

— Я неуверен. Я абсолютно ничего не знаю. Я знаю только, что за все шесть месяцев,что я провел в Стокгольмском институте, у меня было всего три выходных. Яработал по субботам и воскресе­ньям. Несколько раз я отказывался от светских приглашений, даже отприглашений доктора К., потому что не хотел покидать библи­отеку.

Он ищет пути для отступления, подумал я.Он подбрасывает мне приманку. Не отвлекайся!

— Как Выдумаете, Вы откроете письма до того, как вернете 50 тысяч долларов

— Я неуверен.

Я подумал: вполне вероятно, что Саул ужеотослал деньги, и если это так, он запутается в своей жи и поставит под ударвсю нашу работу. Я должен был выяснить правду.

— Саул, мыдолжны начинать работу, опираясь на взаимное доверие, как и раньше. Пожалуйста,скажите мне, Вы уже послали

эти деньги

— Еще нет.Но я буду откровенен с Вами — мне это кажется разумным и я, вероятно, так и поступлю. Я долженсначала про­датьнекоторое количество акций, чтобы собрать эту сумму.

— Ну, вотчто я думаю. Очевидно, что Вы пришли ко мне для того, чтобы я помог Вам открытьэти письма. —Тут я слегка мани­пулировал — он этого не говорил.— Мы оба знаем, что вконце кон­цов вследующем месяце Вы их наверняка откроете. — Болеесиль­ная манипуляция:я хотел превратить грубую догадку Саула в твердое обещание. — Мы оба знаем также — и я обращаюсь к Вашейраци­ональной части,— что глупопредпринимать важные непоправи­мые шаги до тех пор, пока Вы их не прочтете. Кажется, чтоглав­ные вопросы— это когда —когда Вы их откроете — и как — как я могу Вампомочь

— Я долженпросто сделать это. Но я не уверен. Я абсолютно ничего не знаю.

— Выхотите принести их сюда и открыть в моем кабинете Действовал ли я сейчас винтересах Саула или просто был вуайеристом5 (как при посещении склепа АльКаноне или при теле­репортаже об открытии сейфа с "Титаника").

— Я мог быпринести их сюда и открыть здесь вместе с Вами, и Вы позаботились бы обо мне,если бы я потерял сознание. Но я не хочу. Я хочу поступить каквзрослый.

Браво! Против этого трудно возразить.Настойчивость Саула сегодня была впечатляющей. Я не ожидал такой твердости. Ятолько желал бы, чтобы она не служила защитой этого безумия списьма­ми. Саул всамом деле уперся, и, хотя я уже сомневался в своем выборе директивногоподхода, я настаивал:

— Или Выхотите, чтобы я пришел к Вам домой и помог открыть их там — я подозревал, что у меня будутпричины сожалеть о столь грубом давлении, но не мог остановиться. — Или как-то по-друго­му Если бы Вы могли планироватьнаше совместное время, каким образом я мог бы лучше всего помочьВам

Саул не двигался.

— Не имеюабсолютно никакого представления. Поскольку мы уже задержались почти на 15минут и меня ждал другой пациент, тоже в кризисном состоянии, я с неохотойзакончил сеанс. У меня осталось такое беспокойство за Саула (и завы­бранную мноюстратегию), что я хотел увидеться с ним на следую­щий день. Однако в моем расписаниисовсем не было времени, и мы договорились о сеансе через два дня.

Во время встречи с другим пациентом мнебыло трудно выки­нутьиз головы Саула. Меня поразило сопротивление, которое он проявил. Снова и сновая натыкался на непробиваемую стену. Совсем непохоже на Саула, которого я знал икоторый был так патологически услужлив, что многие люди эксплуатировали его.Две его предыдущие жены выставили ему совершенно невероятные условия развода,которые он не оспаривал. (Саул чувствовал себя таким беспомощным перед лицомчьих-то требований, что решил оставаться холостяком эти последние двадцатьлет.) Студенты обыч­нодобивались от него невероятных поблажек. Чаще всего он наз­начал слишком низкую цену за своипрофессиональные консуль­тации (и ему обыкновенно недоплачивали).

В каком-то смысле я тоже эксплуатировалэту черту Саула (но, уверял я себя, для его же пользы):- чтобы сделать мнеприятное, он стал назначать справедливую цену за свои услуги и отказывал в техпросьбах, которые не хотел удовлетворять. Изменение поведения (хотя и вызванноеневротическим желанием добиться моей любви и сохранить ее) раскрутило спиральадаптации и повлекло за со­бой многие другие благотворные изменения. Я попыталсяприме­нить тот жепоход с письмами, надеясь, что Саул по моей просьбе откроет их немедленно. Но,очевидно, я не рассчитал. У Саула от­куда-то взялась сила противостоятьмне. Меня бы порадовала эта его новая сила, если бы цель, которой она служила,не была столь саморазрушительной.

Саул не пришел на следующую встречу. Минутза тридцать до начала сеанса он позвонил моей секретарше и сообщил, чтонадо­рвал спину и неможет встать с постели. Я сразу же перезвонил, но услышал лишь автоответчик. Яоставил сообщение, чтобы он по­звонил мне, но прошло несколько часов, а он не ответил. Тогда япозвонил снова и оставил сообщение, неотразимое для пациентов:

позвонить мне, потому что я должен сказатьему что-то важное.

Когда Саул позвонил позже в тот вечер, ябыл встревожен мрач­ным и сухим тоном его голоса. Я знал, что он не повредил спину (ончасто избегал неприятных конфронтации, симулируя болезнь), и он знал, что я обэтом знаю; но сухой тон его голоса безошибоч­но свидетельствовал, что я большене имею права это обсуждать. Что делать Я беспокоился за Саула. Я сожалел опоспешных ре­шениях. Ябоялся самоубийства. Нет, я не позволю ему порвать со мной. Я насильно заставлюего увидеться со мной. Я ненавидел эту роль — но не видел иноговыхода.

— Саул,полагаю, я неправильно оценил степень боли, которую Вы испытываете, и оказалслишком большое давление на Вас, чтобы Вы открыли эти письма. У меня есть идеяполучше — о том, какмы должны работать. Но в одном я уверен: сейчас не время про­пускать сеансы. Я предлагаю, еслиВы недостаточно хорошо чув­ствуете себя, чтобы двигаться, навестить Вас дома.

Саул, конечно, возражал, выдвигая многозаранее известных доводов: он не единственный мой пациент, я слишком занят, онуже чувствует себя лучше, нет никакой спешки, вскоре он сам сможет приехать вмой офис. Но я был так же тверд, как и он, и меня нельзя было отговорить.Наконец, он согласился принять меня завтра с утра.

По дороге к дому Саула на следующий день ябыл в приподня­томнастроении. Я снова исполнял почти забытую роль. Много времени прошло с техпор, когда я приезжал к пациентам на дом. Я вспоминал свои студенческие дни,свою работу по вызовам в Южном Бостоне, лица давно ушедших пациентов, запахиирланд­ских кварталов— капусты, затхлости,вчерашнего пива, ночных горшков, стареющей плоти. Я вспомнил одногохронического ста­рогобольного на моем участке, диабетика с двумя ампутированны­ми ногами. Он выспрашивал меня оновых фактах, почерпнутых из утренней газеты: "Какой овощ содержит больше всегосахара Лук! Вы знали об этом Чему они учат вас нынче в медицинскихучи­лищах!"

Я размышлял о том, действительно ли луксодержит много са­хара, когда подъехал к дому Саула. Парадная дверь была открыта,как он меня предупредил. Я не спрашивал о том, кто оставит ее открытой, если онприкован к постели. Поскольку лучше всего было бы, чтобы Саул гал мне какможно меньше, я не стал много рас­спрашивать о его спине и о том, как за ним ухаживают. Зная, что пососедству живет его замужняя дочь, я вскользь намекнул, будто предполагаю, чтоона заботится о нем.

Спальня Саула была спартанской— грубооштукатуренные сте­ныи деревянный пол, никаких украшений, фамильных фотогра­фий, никакого следа эстетическоговкуса (или присутствия женщи­ны). Он лежал неподвижно, вытянувшись на спине. Он не выразилбольшого любопытства по поводу нового лечебного плана, о кото­ром я упомянул по телефону. Всамом деле, он выглядел таким далеким, и я решил, что прежде всего долженвосстановить наши отношения.

— Саул, вовторник эти письма казались мне чем-то вроде об­ширного и опасного абсцесса дляхирурга. — В прошломСаул был восприимчив к хирургическим аналогиям, будучи знаком с ними помедицинскому институту (в котором он учился до того, как посвя­тить себя научной карьере); крометого, его сын был хирургом.

— Я былубежден: абсцесс нужно вскрыть и прочистить и един­ственное, что мне следует делать,— это убедить Васразрешить мне провести эту процедуру. Возможно, я поторопился и нарыв еще несозрел. Возможно, мы можем попробовать некий психиатрический эквиваленткомпрессов и антибиотиков. Давайте на время отложим обсуждение вопроса овскрытии писем; ясно, что Вы распечатаете их, когда будете готовы. — Я остановился, борясь сискушением очертить временные рамки — месяц — как будто он далформаль­ное обещание;это было неподходящее время для манипуляций — Саул уловил бы любоелукавство.

Саул не отвечал. Он лежал неподвижно,отведя взгляд.

—Договорились —подсказал я. Небрежный кивок. Я продолжал:

— Я думало Вас последние два дня, — теперь я применил одно из самых сильных своих воодушевляющихсредств. Замечание о том, что терапевт думал о пациенте вне отведенного емучаса, по моему опыту, всегда подстегивало интерес последнего.

Но в глазах Саула не мелькнуло и тенизаинтересованности. Теперь я был действительно обеспокоен, но снова решил необсуж­дать егоотстраненность. Вместо этого я искал пути наладить с ним связь.

— Мы обасогласны, что Ваша реакция на доктора К. чрезмер­на. Это напоминает мне о сильномчувстве, которое Вы часто вы­ражали —чувстве, что Вы никогда никому не принадлежали. Я думаю о Вашей тетке, такчасто напоминавшей, как Вам повезло, что она согласилась заботиться о Вас и неотдала в приют.

— Якогда-нибудь говорил Вам, что она так никогда и не при­няла меня — внезапно Саул снова вернулся комне. Нет, не по-настоящему — теперь мы разговаривали вместе, но параллельно, а не друг сдругом.

— Когдадве ее дочери болели, на дом приходил семейный док­тор. Когда болел я, она везла меняв областную больницу и крича­ла: "Этот сирота нуждается в медицинской помощи".

Интересно, заметил ли Саул, что в концеконцов, в возрасте 63 лет, он добился домашнего визита доктора.

— Так чтоВы никогда нигде не были по-настоящему "своим", никогда не были по-настоящему"дома". Я помню, что Вы расска­зывали мне о своей кровати в теткином доме — диванчике, кото­рый Вы каждый вечер должны былираскладывать в гостиной.

—Последним ложился, первым вставал. Я не мог раздвинуть свой диван, покакто-нибудь находился вечером в гостиной, а по утрам должен был вставать иубирать его, пока никто не пришел.

Я обратил больше внимания на его спальню— такую же голую, каккомнаты в средней руки мексиканских отелях, и еще вспом­нил описание пустой, выкрашенной вбелый цвет кельи Виттенштейна в Кембридже. Было похоже, что у Саула все еще нетспаль­ни, нет комнаты,которую он сделал своей собственной, исключительно своей.

—Наверное, доктор К. и Стокгольмский институт представля­ются Вам истинным раем. Наконец Вынашли место, которому принадлежите, дом и, возможно, отца, — все, что Вы постоянноискали.

—Возможно, Вы правы, доктор.

Не имело значения, прав я или нет. Неимела значения также почтительность Саула. Мы говорили — и это было важно. Япочув­ствовал себяспокойнее, мы плыли в знакомых водах.

Саул продолжал:

— Парунедель назад я видел в магазине книгу о "комплексе мошенника". Это про меня. Явсегда представлял себя не тем, кто я есть, всегда чувствовал себя мошенником,всегда боялся разоб­лачения.

Это был привычный материал, мы проходилиэто много раз, и я не беспокоился о том, чтобы опровергать его самообвинения.Не было смысла. Раньше я часто делал это, и у него на все был готовый ответ.("У Вас очень успешная научная карьера". — "Во второсорт­ном университете на третьесортномфакультете". — "263публика­ции"— "Я публикуюсь сорокдва года, это всего лишь по шесть в год. Кроме того, многие из них меньше трехстраниц. Я часто пере­писываю одну и ту же статью пятью разными способами. Эта цифрасодержит также тезисы, рецензии на книги и главы из коллектив­ных монографий — почти никакого оригинальногоматериала".)

Вместо этого я сказал (я мог говоритьдостаточно авторитетно, поскольку речь шла не только о нем, но и обомне):

— Именноэто Вы имели в виду, когда сказали, что эти пись­ма преследовали Вас всю жизнь!Неважно, чего Вы достигли, не­важно, что Вы сделали столько, что хватило бы для троих, Вы всевремя чувствовали, что надвигается суд и разоблачение. Как мне отрезвить ВасКак помочь Вам понять, что это вина без преступ­ления

— Моепреступление в том, что я выдаю себя за другого. Я ни­чего не сделал серьезного в своейобласти. Я знаю это, и доктор К. знает это теперь, и если бы Вы немногоразбирались в нейробиологии, Вы бы тоже это знали. Никто не в состоянии вынестиобо мне более верный приговор, чем мне.

Я автоматически подумал: "Не "чем мне", а"чем я". Ваше един­ственное реальное преступление в том, что Вы перепутали формыместоимения первого лица".

Потом я заметил, что становлюсь критичным.К счастью, я не произнес этого вслух — и лучше бы не произносилследующей своей фразы:

— Саул,если Вы считаете себя таким плохим, как Вы говорите, не имеете никакихдобродетелей и умственных способностей, то почему тогда Вы думаете, что Вашесуждение, в частности, сужде­ние о себе, столь непогрешимо и безупречно

Ответа не последовало. Раньше Саулулыбнулся бы и поднял на меня глаза, но сегодня он явно был не в настроениииграть сло­вами.

Я закончил сеанс заключением контракта. Ясогласился помочь, чем могу, встречаться с ним в течение кризиса, навещать егодома столько, сколько необходимо. Взамен я просил, чтобы он согласился непринимать непоправимых решений. Я добился от него ясно выраженного обещания невредить себе, не писать доктору К. (без предварительной консультации со мной) ине возвращать деньги Стокгольмскому институту.

Pages:     | 1 |   ...   | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 |   ...   | 43 |    Книги по разным темам