Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 28 |

Ссылками на акт речи определяются такие основные категории глагола, как время: настоящее время — это время, совпадающее с актом речи, прошедшее время ему предшествует,

"Раб, слуга" "Ученик" "Младший брат" "Ничтожный человек" "Мелкая личность" "Маленький человек"

"Ваша милость"

"Господин"

"Учитель"

"Старый старший брат"

Рис. 38. Замены личных местоимений в феодально-вежливых языках

а будущее за ним следует [118, с. 129]. Место мига говорения между ему предшествующим прошлым и будущим, которое за ним следует, раскрыла Марина Цветаева с присущей ей поэтической силой проникновения в душу языка:

Да вот и сейчас, словарю

Предавши бессмертную силу —

Да разве я то говорю,

Что знала, — пока не раскрыла

Рта, знала еще на черте

Губ, той — за которой осколки...

И снова, во всей полноте,

Знать буду — как только умолкну.

Сами глагольные времена в этих заключительных строфах стихотворения Куст обозначают миг речи (сейчас...говорю—

125

настоящее время), предшествовавшее ему состояние (Что знала — пока не раскрыла рта — прошедшее время) и будущее время, наступающее сразу по окончании речи (знать буду — как только умолкну).

ирическая поэзия сосредоточена на выражении личности поэта в минуту самого акта поэтической речи. Оттого поэту может быть удивительно несовпадение его я, каким оно предстает в момент речи, и того — другого человека, который называл себя прежде тем же словом, как в первых строфах стихотворения В. Ходасевича Перед зеркалом, где тот — отражение поэта в зеркале:

Я, я, я Что за дикое слово'

Неужели вон тот — это яР

Разве мама любила такого,

Желтосерого, полу седого

И всезнающего, как змея

В этих стихах поэт до боли остро ощущает, что я принадлежит только сейчас, только моменту речи. С прошедшим временем связаны другие я — мы меняем души, не тела, по словам Гумилева.

Характерно, что, издавая давно написанное сочинение, автор нередко делает примечание, в котором оговаривается, что сейчас он уже не согласен с тем, что думал раньше.

С точки зрения естественного языка представление о я вне времени (лсуществующем довременно и единолично, говоря словами Ивана Карамазова) парадоксально, я определяется самим моментом речи. Сейчас — это временная точка, которую можно определить, только сославшись на акт речи: сейчас — это когда я говорю. Точно так же сегодня, в отличие от вчера и завтра, определяется как день, в который происходит акт речи. Естественный язык описывает время, отсчитывая от момента речи, выступающего всегда как точка отсчета: этим языковое время отличается от времени физического и от времени психологического (описанием различий между которыми начинаются книги Винера по кибернетике).

Напротив, именно та теория времени, которая коренится в особенностях естественного языка, оказала влияние на исследования в области оснований математики. Одно из направлений этих исследований, восходящее к идеям Пуанкаре [76, с. 293], рассматривает натуральный ряд как такую последовательность, еще не наступившие члены которой могут быть построены в будущем. Здесь проявляется то, что современная математика не только выросла из естественного языка, но и до сих пор иногда сохраняет с ним неразрывную связь в осмыслении самих своих основ.

126

К пониманию я в его отношении к моменту речи достаточно близок и общенаучный принцип, сформулированный крупнейшим математиком XX в. Г. Вейлем: Предположим, что существует в момент / только один индивид в некотором состоянии С, существенно отличном от состояний всех других индивидов, если через некоторый промежуток времени, особенно если это очень малый промежуток, в момент t' один и только один индивид находится в состоянии С', мало отличающемся от состояния С, или подобного типа для состояния С, то это свидетельствует о справедливости предположения, что мы имеем дело с тем же самым индивидом и в момент t, и в момент t'. Вместо t и t' можно рассматривать целую последовательность моментов t, t\ t"... Это волна, двигающаяся на поверхности воды. Если отбросить внутреннюю уверенность в тождестве чьего-то Я и все связи, основанные на этой уверенности (Я тот же человек, который встречал вас тогда и сейчас), то нужно воспользоваться теми же средствами (вспомним знаменитые сцены узнавания в мировой литературе, начиная с Одиссеи)... [119, с. 315—316J.

В финале Одиссеи Пенелопа сперва сомневается в том, в самом ли деле перед ней ее супруг, вернувшийся из ;алеких странствий. Сама она так говорит своему сыну Телемаху:

когда он

Подлинно царь Одиссей, возвратившийся в дом свой,

мы способ

Оба имеем надежный друг другу открыться Свои мы Тайные, людям другим неизвестные, знаки имеем (Перевод В А Жуковского)

Подобным образом и в волшебных сказках героиня узнает героя по примете, одной ей известной. Следовательно, самый сюжет подобных древних произведений словесности основан в известной мере на особенностях представления времени в естественном языке.

Не только формы времени, но и формы наклонения в естественном языке ориентированы на точку зрения говорящего. Фраза ему следовало бы давно прийти означает, что, как полагает говорящий, кто-то третий, о ком идет речь, должен уже давно быть в том месте, где происходит разговор.

Каждое высказывание на естественном языке предполагает наличие в нем такого субъективного глагола, который можег быть опущен говорящим, но должен домысливаться слушающим. Даже нейтральное предложение, казалось бы просто утверждающее объективный факт, Сегодня холодно при правильном его понимании слушающим (человеком или вычислительной машиной) предполагает возможность таких реплик,

127

Рис. 39. Время и пространство с точки зрения говорящего

как Ты что, мерзнешь или Ты смотрел на градусник или даже А у тебя болит голова (если собеседник знает, что гово рящий реагирует на похолодание головной болью) и т. п. Согласно математической теории формальных грамматик, если 9 — грамматически правильное выражение, то и Я утверждаю, что 9 — грамматически правильное выражение [46, с, 202]. Более того, эти два высказывания, как правило, равнозначны.

С моментом речи и самим говорящим соотносится то обоз начение пространства, которое выражается наречием здесь [120, с. 146]. Со слушающим и с другими лицами, не участвх ющими в акте речи, соотносятся другие пространственные наречия там, в топ стороне, туда и т. д. Во многих языках есть специальные пространственные обозначения, связанные с каж дым из трех лиц: в латинском языке hie — указательное местоимение первого лица, iste — второго лица, ille — третьего лица Латинское haec urbs (этот город) относится к городу, где живет говорящий (мой, наш город), ista urbs (этот город) означает твой, ваш город, ilia urbs (тот город) относится к го-

128

роду, удаленному от говорящего (или упомянутому раньше) (рис. 39).

С точкой зрения говорящего связаны и другие пространственные обозначения местонахождения предметов и лиц или их передвижения. В русском предложении Слева раскинулись пустыри (начальная строка стихотворения Анны Ахматовой) в явной форме не выражено, слева от кого они раскинулись. Во многих языках это уточнение необходимо.

В значительном числе языков понятие я по существу мыслится как гораздо более широкое, чем то, к которому привычны люди, говорящие на современных европейских языках. Я включает не только тело человека и его части, но в определенном смысле и другие предметы и даже других людей, от этого я неотъемлемых. Например, обозначения рыболовных снастей в языках Меланезии употребляются всегда с притяжательным местоимением типа мой, от меня не отделимый. В ряде языков так же обозначаются и пространственные отношения: мой, не отделимый от меня верх в смысле надо мной и т. д.

В подобных явлениях отчетливо проявляется то, что крупнейший польский лингвист Курилович (1895—1978) назвал лантропоцентрической установкой человека, объясняемой из основной ситуации речевого общения [118, с. 26]. Говорящий субъект оказывается в центре как временной, так и пространственной картины, изображаемой в естественном языке.

129

5 Зак. 3836

ПЕРЕКЛЮЧАТЕЛИ, КОД И СООБЩЕНИЕ

Акт речи, определяющий по существу все основные категории естественного языка, делает их значение чрезвычайно подвижным. Каждый человек, произносящий высказывание, должен быть в состоянии приспособить слова и формы, обозначающие лицо, время, наклонение, пространство и другие категории, зависящие от акта речи, к условиям речевого общения. Эти условия всегда различны, следовательно, значение таких слов и форм в определенном смысле пустое. Слова я и ты не соотносятся ни с какой реальностью, кроме самого акта речи и его участников, каковы бы они ни были [120, с. 288]. Целый ряд языковых форм, таких, как вопрос, ответы да и нет, приказания, поняты только на фоне конкретного диалога, вне акта речи сами по себе они лишаются смысла.

В работе, основанной на применении к исследованию естественного языка некоторых общих идей теории информации, один из создателей современной лингвистики Р. О. Якобсон называет слова и формы, зависящие от акта речи, переключателями — шифтерами [121] (английское shifter от to shift -переключать, переводить, сдвигать).

Мысль Р. Якобсона о роли переключателей развивает Р. Том в своей топологической модели естественного языка. По его модели всякое языковое высказывание описывает пространственно-временной процесс. Переключатели же локализуют область, в которой этот процесс развертывается. Локализация дается по отношению к той пространственно-временной области, в которой находятся говорящий и слушающий [42, 46, с. 215]. В устном естественном языке такая локализация необходима в подавляющем большинстве высказываний. Поэтому не только в них всегда обнаруживаются переключатели, но и более того — каждое высказывание в целом обязательно локализовано с их помощью.

Для описания особенностей переключателей Якобсон воспользовался понятиями код и сообщение, получившими точное значение в теории информации.

Под кодом понимается способ представления информации в форме, пригодной для передачи по некоторому каналу (рис. 40). Предполагается, что при пользовании одним и тем же кодом (естественным языком в случае языкового общения) декодирующее устройство (мозг слушающего человека или вычислительная машина) восстанавливает сообщение (смысл текста) в той же самой форме, в какой оно было закодировано кодирующим устройством (мозгом говорящего или машиной, использующей естественный язык) Пользуясь терминами

130

код и сообщение, заимствованными из словаря теории информации, Якобсон характеризует переключатели как такие кодовые элементы, которые в самом коде (в языке) определяются отсылками к речевому сообщению (высказыванию). Сообщения о сообщении могут преобладать в нашей речи [121, с. 96]. Многие виды гуманитарных областей знания характеризуются преимущественной установкой на передачу речи других авторов в виде цитат или переложений. Но и в повседневной речи постоянно используются разные формы передачи чужих высказываний.

Кодирующее устройство

Передатч

Приемник

тЛ Канэпсвязи Д СооГрщрнис,_.______ Сообщение

Cacifiu

Декодирующее устройство

Код

Рис. 40. Схема передачи информации

Наш замечательный исследователь истории культуры М. М. Бахтин (1895—1975 гг.) показал, что по мере развития литературы происходит постепенное усложнение способов передачи чужого слова — слова другого человека, отличного от говорящего. По словам Бахтина, до недавнего времени целому направлению европейской мысли была свойственна монологичность, установка на мышление одного человека. Прямо противоположный диалогический подход характерен и для науки XX века, и для его искусства, хотя предвосхищение этой тенденции есть у более ранних мыслителей и художников.

Нильс Бор говорил о серии картин японского художника Хокусаи Сто видов Фудзи-ямы, что эти картины — лучшее воплощение его идеи дополнительности: одна и та же гора предстает в каждой из картин по-новому, общее впечатление возникает из всей их совокупности. Точно так же в романе Достоевского не предлагается одного-единственного взгляда на мир, читатель видит мир попеременно глазами Алеши Карамазова и каждого из его братьев.

Еще до выхода в свет в 1929 г. монографии М. М. Бахтина о Достоевском роль принципа диалогичности для всей человеческой культуры установил М. Бубер в книге Я и ты, впер-

131

5*

вые изданной в 1923 г. Первая часть этой книги посвящена личным местоимениям я и ты, которые Бубер называл лосновными словами [122].

Говоря с полным правом о том, что эти слова обозначают не какие-либо предметы, а отношения, Бубер подчеркивал, что примитивные языки (такие, как зулусский и фиджи) выражают именно отношения прежде всего. В этой книге (и двух последующих, где развернута его концепция диалога) Бубер делит разные установления человеческих коллективов на такие, которые ориентированы на я, и иные — ориентированные на ты. Можно было бы сравнить этот подход с тем, что согласно современной лингвистике и поэтике различие точки зрения говорящего (я) и слушающего (ты) лежит в основе языковых категорий.

Если, как думал Бор (под чьим влиянием лингвистика и пришла к этой идее), Рассел и многие другие крупнейшие ученые нашего века, язык самой науки стремится идти по пути преодоления ссылок на говорящий субъект, то и литература в какой-то мере решает сходную задачу. Но в ней сложная картина мира создается путем переплетения разных индивидуальных картин.

Язык литературы при этом в передаче внутреннего монолога героя становится предельно субъективным. Эта характерная особенность искусства нового времени была отчетливо выражена Б. Л. Пастернаком уже в его юношеском эстетическом докладе, где утверждалось, что лэта субъективность не является свойством отдельного человека, но есть качество родовое, сверхличное, что это субъективность человеческого мира, человеческого рода... от каждой умирающей личности остается доля неумирающей родовой субъективности, которая содержалась в человеке при жизни и которою он участвовал в истории человеческого существования [123, с. 219].

Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 28 |    Книги по разным темам