Книги, научные публикации
Pages: | 1 | 2 | 3 | 4 | Лекция 1 ФОРМИРОВАНИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ФИЛОСОФСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ Л. ВИТГЕНШТЕЙНА Людвиг Витгенштейн (26.4.1889Ч29.4.1951) является одним из круп нейших философов XX в. Его идеи оказали огромное влияние на фило ...
-- [ Страница 3 ] --норм конкретного вида деятельности. Это целое, состоящее из языка В частности, само понятие языковой игры не может не навести на и действий, с которыми он связан, я буду называть такжг языковой мысль о правилах. Какая же игра без правил! Теме языковых правил игрой [5, з7]. Объясняя происхождение этого термина, Витгенштейн будет посвящена следующая лекция.
ссылается на те игры, в которых ребенок обучается значениям слов.
Сейчас я хочу подчеркнуть еще один момент. В Философских ис Для овладения языком ребенку нужна игра, т.е. деятельность, в кото следованиях, так же как в Философской грамматике [37], Голубой рой осуществляется манипулирование со словом по строго определен и коричневой книгах [9], представлено воззрение на язык, радикально ным правилам. Значение слова можно выучить лишь в контексте опре отличающееся от того, что излагалось в Логико-философском тракта деленной деятельности Ч таков смысл, вкладываемый Витгенштейном в те, от воззрений на язык, типичных для эмпиристской традиции, и от термин лязыковая игра. Идея языковой игры показывает, что язык подходов к языку в русле логического анализа. Здесь не осталось и сам есть часть определенной деятельности. Вместе они образуют кар следа от безличного солипсизма Трактата. На сцену выступили кас, определяющий значения слов. В различных языковых играх одни различные люди, использующие язык в ходе совместной деятельности.
и те же слова имеют разные употребления, и это означает, что они Язык описывается Витгенштейном как форма социальной практики, а фактически имеют разные значения. При этом важно, что совокупность не как безличное отражение реальности. По этому поводу очень хочется возможных употреблений одного и того же слова не ограничена и не сказать, что поздний Витгенштейн строит деятельностную и социаль фиксирована. Имеется неопределенно большое число различных упот ную концепцию языка. Зачастую так и говорят. Однако утверждать реблений, в которых слово получает соответственно различные значе это все-таки не следует, потому что Витгенштейн неоднократно разъяс ния: имени или целого предложения, команды или вопроса, утвержде ния, просьбы, сомнения и проч. нял, что он не собирается строить никаких теорий. Он стремится ука зать нам на известные факты относительно языка, которые должны Витгенштейн даже сам изобретает различные языковые игры, в которых одни и те же слова имеют разные функции. Каждая (реальная побудить нас отказаться от некоторых философских объяснений его или придуманная) языковая игра выступает как целостная и замкну- сущности;
например, эмпиристских или тех, которые давались в логи тая система. Не имеет смысла говорить, что она, например, неполна.
ческом атомизме.
Разве, спрашивает Витгенштейн, наш язык был неполон до изобрете- Для самостоятельной подготовки из списка Рекомендуемой ли ния химических символов или символизма исчисления бесконечно ма- тературы необходимо воспользоваться следующими источниками:
лых? Языковая игра может быть дополнена. Но это не значит, что до 15];
[71;
[9\, [//];
[12, гл. 3, 4];
[1.6, гл. 2, 3], а также [36].
Лекция ПРОБЛЕМА СЛЕДОВАНИЯ ПРАВИЛУ Контрольные задания t. Придумайте пример какой-либо языковой игры.
2. Приведите пример лингвистического явления, которое нельзя охарактеризовать как языковую игру. Чем надо дополнить пример, чтобы он стал языковой игрой?
3. Проинтерпретируйте утверждение о том, что значение есть употребление.
Введенное Витгенштейном понятие языковой игры привлекает внима ние к тому обстоятельству, что языковая коммуникация опирается на то, что ее участники следуют одним и тем же правилам: ведь игра невозможна без правил. Если кто-то из.участников взбунтуется против языковых правил, то коммуникация будет нарушена Ч его перестанут понимать.
Как обеспечивается то, что участники языковой игры следуют од ним и тем же правилам? Что вообще представляет собой следование правилу? Эту проблему, насколько я знаю, впервые поставил Витген штейн. До него никто не анализировал следование правилу. Но может возникнуть вопрос: а есть ли необходимость в специальном анализе?
Чтобы ответить на него, надо объяснить, какого рода неясность связана со следованием правилу и почему Витгенштейн поднял эту проблему.
Чтобы понять идеи позднего Витгенштейна, надо прежде всего по пытаться реконструировать те воззрения, против которых он выступа ет. К такому приему мы уже прибегали в предыдущих лекциях. Со бственные рассуждения-Витгенштейна не являются попыткой постро ить особую теорию правил. Напротив, он хочет показать ненужность и беспочвенность особых философских трактовок правила. Каких имен но? Здесь невозможно сослаться на какую-то конкретную концепцию.
Представления, против которых выступает Витгенштейн, рассеяны по страницам философских, логических, лингвистических сочинений или вообще не формулируются явно, а принимаются как самоочевидные.
Среди них можно выделить убеждения в том, что:
- языковые правила могут быть сформулированы явно, четко и однозначно, так что в сущности они подобны четким и однозначным правилам логических либо математических исчислений, хотя их сущ ность маскируется в разнообразных функционированиях естественного языка;
овладеть правилом Ч значит быть в состоянии дать его четкую Ч формулировку;
- следование правилу предполагает его понимание;
это специфи членов последовательности он должен написать без ошибки, чтобы мы ческое состояние сознания, которое надо вычленить и описать;
сочли его овладевшим этой техникой? Ответить на такой вопрос невоз - следование правилу предполагает его адекватную интерпрета можно. Тут нет никакой четкой грани. К тому же мы склонны утвер цию;
интерпретация содержится в голове участвующих в коммуни ждать, что усвоение правила не состоит в том, что ученик способен кации людей;
выписать без ошибки 10, 50 или даже 100 членов последовательности, - правило содержит в себе все случаи его применения;
оно детер а в том, сформировалось ли в его сознании понимание правила. Мы минирует, подобно формуле, действия, которые являются следованием следим за его внешним поведением Ч выписыванием ему;
последовательности, Ч и пытаемся угадать, сформировалось ли в его Ч если правила служат основой коммуникации, то и следование сознании это невидимое состояние Ч понимание, или знание, правила.
правилу должно иметь некоторую основу;
чтобы не возникало логичес Витгенштейн же призывает нас задуматься над тем, что мы понимаем кого круга, объяснение того, как люди следуют правилу, должно быть под состоянием знания: В чем состоит знание? Позволь мне спросить:
найдено вне коммуникации, например, в наличии особых психических когда ты знаешь применение (соответствующего математического механизмов в сознании участников коммуникации или в том, что пра правила. Ч З.С.)? Всегда? Днем и ночью? Или только тогда, когда ты вила являются отражением некоторой реальности;
думаешь о законе этой последовательяости? [36, з148]. Состояния - нарушение правил приведет к столкновению с реальностью, кото сознания имеют начало, конец, могут быть более или менее рая накажет за это;
например, нарушение логических правил приве интенсивными. Однако бессмысленно говорить: Я начал знать это дет к ошибочным выводам, а это, в свою очередь, Ч к ошибочным правило тогда-то, и знаю его днем сильнее, чем во сне и т.п.
действиям.
После показа несообразности предположения, будто знание и пони Таким образом, речь идет о философских установках, побуждающих мание суть состояния'сознания (Zustand der Seele), Витгенштейн об к тому, чтобы за видимыми фактами реального функционирования суждает на примерах, в чем состоит понимание правила. Например, языка в языковом сообществе искать управляющие этими процессами В наблюдает, как А выписывает последовательность л2, 4. 6, 8, и скрытые механизмы, лежащие либо в сфере сознания, психического, вдруг понимает, как ее продолжить. Что при этом происходит? Пыта либо в лцарстве идей, т.е. в объективных соотношениях между идеаль ясь найти-ответ на подобный вопрос, мы, замечает Витгенштейн, стре ными объектами типа сущностей, смыслов, математических объектов и мимся охватить происходящий в сознании процесс, ищем нечто спря т.п.
танное за более грубыми и потому доступными изучению внешними Витгенштейн не строит теорию правил;
в то же время его рассуж проявлениями понимания. Но именно это и не удается. Поэтому Вит дения неверно было бы понимать так, что вообще не нужно и не может генштейн рекомендует: Не думай совсем о понимании как процессе в быть никаких интересных теорий, например, психологических или лин сознании. Ибо как раз такой способ выражения и создает путаницу гвистических, объясняющих работу правил. Его позиция состоит в том, [36, з154]. Возможно, что внезапное понимание закона последователь что философские объяснения, апеллирующие, как это принято в тра ности и составляет предмет особого переживания, но для нас чье-то дициях европейской философии Нового времени, к процессам в созна заявление, что он понял и знает,.как продолжать последовательность, нии или к идеальным объектам, не делают следование правилу ни оправдывается только теми внешними обстоятельствами, при которых более понятным, ни более обоснованным.
делается подобное заявление [36, з155]. Если ученик наблюдает, как Вот Витгенштейн рассматривает пример выписывания числовой пос перед ним выписывают числовую последовательность л/, 5, //, 19, 29, ледовательности согласно правилу ее образования [36, з143]. Ученик и восклицает наконец: л Я понял! Я могу продолжить! Ч то при этом пишет числа, а мы, наблюдая за его действиями, хотим определить, он мог бы иметь особое переживание озарения, облегчения, перед его овладел ли он уже правилом образования этой последовательности.
внутренним взором могла бы мелькнуть формула п + пЧ1 и т.д. и т.п.
Существенно, насколько часто он делает ошибки. Но сколько именно Но ничего этого могло и не быть. Тем не менее, если ученик пишет текст;
человек лишь делает вид, что читает, на самом же деле только водит глазами по строчкам, а читает наизусть;
человек отчасти читает, члены последовательности правильно, мы скажем, что он действительно отчасти догадывается, отчасти читает наизусть. Для них надо будет понял и овладел этой техникой.
допустить еще несколько механизмов? Но как тогда быть с такими Поэтому слова ля понял и могу продолжить вовсе не являются приводимыми Витгенштейном примерами, как: человек видит данный сокращением для описания всей ситуации и ее обстоятельств, включая текст впервые, однако вместо специфического переживания быть процессы в сознании говорящего. Подумай, Ч предлагает в этой связи ведомым этим текстом у него появляется странное ощущение, что он Витгенштейн, Ч как мы выучиваем употребление выражений типа ля уже знает текст и читает его наизусть. Что мы скажем по этому пово знаю как дальше, ля могу продолжить;
в каком семействе языковых ду? Работает ли тут гипотетический скрытый психический механизм игр мы его выучиваем [36, з179]. Эти слова выступают в большинстве или нет? Или другой витгенштейновский пример: человек видит какие случаев как сигнал. О том, насколько правильно они употреблены, мы то странные знаки, вовсе не являющиеся знаками какого-либо алфави судим по дальнейшим действиям человека. Поэтому было бы ошибочно та, но (во сне или под влиянием наркотиков) начинает читать их, как интерпретировать такие слова как лописания состояний сознания [36, будто эти знаки сами ведут его и побуждают произносить определен з180].
ные слова. Какой скрытый психический механизм мы предложим для В то же время Витгенштейн предупреждает, что критерии для объяснения данного случая? При этом, как подчеркивает Витгенштейн, использования слов соответствовать, мочь, понимать гораздо нельзя забывать, что между всеми упомянутыми случаями существует сложнее, чем это может показаться на первый взгляд. То есть языко масса промежуточных. Поэтому, объясняет он, не надо искать скрытой вые игры, содержащие их... более запутаны, и роль в нашем языке общей сущности, спрятанной под поверхностью различных случаев, таких слов иная, чем мы это себе представляем. Однако именно эту но рассматривать семейство примеров такого рода, не теряя отличаю роль мы должны понять, чтобы разрешить философские парадоксы щую каждый из случаев специфику того, в чем тут состоит следование [36, з182].
правилу. В связи с этим можно вспомните рассуждения Витгенштейна Витгенштейн прорабатывает тот же круг вопросов и на примере по поводу того, что означает слово лигра. Чтение, как мы видим, это такой деятельности по правилам, как чтение текста вслух. Оно отлича тоже не единый процесс в сознании, но многообразие форм, объединя ется от произвольного издавания звуков или чтения наизусть тем, что емых отношением семейного сходства.
текст ведет нас. Отсюда может возникнуть соблазн исследовать особый Но что же показывают эти рассуждения Витгенштейна? В чем могут внутренний опыт сознания Ч состояние быть ведомым чем-то или убедить нас его воображаемые примеры? Утверждает ли он, что нет кем-то, ввести для его объяснения гипотезу о скрытом психическом никаких невидимых постороннему глазу психических процессов, а есть механизме и таким образом ответить на йопрос, в чем состоит следо только видимое поведение? Нет. Витгенштейн не утверждает этого.
вание правилу. Однако могут быть разные примеры того, как нечто Вообще, он не является бихевиористом, в чем его зачастую неспра нас ведет, и поэтому такое понятие неопределенно и неоднозначно. Нап ведливо обвиняли.
ример, когда читает маленький ребенок, только-только выучившийся К тому же, его доводы недостаточны для опровержения предпол читать и читающий медленно, с трудом, ошибаясь и поправляя свои ожения о существовании свернутых, может быть, даже бессознательных ошибки, и читает взрослый человек, который скользит глазами по строч психических механизмов, управляющих деятельностью чтения, счета и кам, произносит читаемое вслух, а сам может думать о чем-то совсем пр. Но навряд ли Витгенштейн стремится опровергать подобное пред другом, есть ли у нас достаточные основания, чтобы рассматривать процессы в их сознаниях как работу одного и того же, только скрытого, Бихевиоризм Ч направление в психологии, отрицающее, что предметом психологии психического механизма?
является сознание, и считающее таковым поведение, понимаемое-как телесные реакции на Тут кто-то мог бы подумать, что сложности, стоящие перед подо стимулы. Витгенштейн не бихевиорист хотя бы потому, что он не психолог. Он обсуждает бным подходом, преодолеваются, если допустить не один, а два меха философские, а не психологические проблемы.
низма. Но подумаем и о таких случаях: человек читает незнакомый ему ляй 2 к последнему числу. Он многократно выписывает последова положение. Ведь оно относится к психологии, а не к философии. Утвер тельность четных чисел, без ошибок и достаточно далеко, так что мы ждения, против которых выступает Витгенштейн, являются философ убеждены, что он овладел этой операцией. Но вот однажды ему случа скими и априорными. Цель этих утверждений Ч-свести видимое к ется продолжить ее до /000, после чего он пишет: 1004, 1008, 1012 и невидимому;
явное Ч к скрытому;
социальное-(языковую коммуника т.д. Он не понимает нашего недовольства, потому что убежден, что цию) Ч к тому, что находится внутри сознания индивида. Витген делает именно то, чего от него хотят: прибавляет по двойке в первой штейн показывает, что такие утверждения пусты и никак не прибав тысяче, по две двойки Ч во второй, по три Ч в третьей и т.д. В каком ляют ясности.
смысле мы можем сказать, что он следует правилу ошибочно, и в чем Он показывает, что даже если и есть некие психические механизмы, состоит правильное следование? Размышления над данным вопросом управляющие поведением, которое является следованием правилу, то приводят к выявлению следующего факта;
получается, что мы убеж они разнообразны и не сводимы к какой-то общей сущности. Что делает дены, будто правило как бы содержит в себе все бесконечное множес все механизмы, управляющие различными видами, например, чтения, тво своих возможных применений, поэтому вопрос о правильном или механизмами именно чтения, а не чего-либо другого? Не их скрытые ошибочном следовании решается сравнением реальных фактов следо свойства, лежащие в сфере психического, Ч о них мы ничего не знаем, вания правилу в непредсказуемом многообразии ситуаций с образца Ч а то, что поведение, порождаемое этими механизмами, соответствует ми, содержащимися в правиле.
публично признаваемым правилам. Так, чтением мы называем де Если же отказаться от подобного допущения, то получается, что в ятельность, удовлетворяющую таким-то известным нам правилам. Мы ходе следования правилу каждый новый шаг требует нового решения говорим, что человек следует правилам, ибо видим, что он делает.
[36, з186]. Но на каком основании мы можем тогда говорить, что тот Ничто не вынуждает нас к постулированию особых механизмов, в ко или иной шаг является правильным или ошибочным?
торых якобы лежит сущность-того, что мы видим.
Что значит содержать в себе все возможные применения? Вит Но если философский зуд не оставит нас, и мы, несмотря на генштейн, как обычно, рассуждает на примере. Мы обычно думаем о замечания Витгенштейна, будем по-прежнему искать здесь какуюЧто механизме как содержащем в себе свой способ работы. Все дейст скрытую глубину, то пойдем, наверное, по такому пути: мы скажем, вия, которые механизм способен выполнять, в каком-то таинственном что следование правилу предполагает понимание правила, т.е. схваты смысле уже присутствуют в настоящий момент \36, з193]. Но когда вания его смысла. Этот смысл объективен, он не зависит от воли и же формулируется такое странное представление о механизме? Тогда, желания людей. Скажем, арифметическое правило сложения объектив отвечает Витгенштейн, когда мы пытаемся философствовать [36, з194].
но, потому что 2 + 2 объективно равно 4. Таким образом, само правило Тогда возможные движения механизма трактуются как тени действи определяет, как надо ему следовать, какое поведение будет правиль тельных движений. Чтобы избавиться от таких представлений, надо ным следованием, а какое Ч неправильным (правильное и неправиль проанализировать, как мы используем выражение движения, которые ное сложение). Понимание смысла правила можно также представлять может совершать данный механизм. Непонятое использование слова себе как его интерпретацию.
трактуется как выражение для особого процесса. (Подобно тому, как о Например, дорожный указатель, имеющий вид стрелки, тоже мож времени думают как об особой среде, а о душе как особом существе.) но трактовать как правило. В чем состоит следование этому правилу?
[36, з196].
В том, чтобы понять его смысл, т.е. проинтерпретировать стрелку как Но как же правило показывает мне, что я должен делать в каждом указание направления. Такая интерпретация ясно показывает, как надо случае? Витгенштейн подчеркивает, что отсылка к интерпретации пра следовать данному правилу, какое следование правильно, а какое Ч вила не решает проблемы, кратко утверждая: Интерпретации сами нет.
по себе не определяют значения [36, з198]. Как же связаны правило Витгенштейн же предлагает для анализа такую воображаемую си и действие? Например, какого рода связь существует между доро туацию: ученика учат писать последовательность по правилу прибав ив жным указателем и тем, что я направляюсь в такую-то сторону? Ответ слепо [36, з219]. Правило все время говорит нам одно и то же, и Витгенштейна звучит таким образом: Я обучен реагировать на доро поэтому мы делаем то же самое.
жный указатель определенным образом, и поэтому я так'реагирую. Ч Эти утверждения Витгенштейна противоречат устоявшимся пред Но так ты задаешь лишь причинную связь;
говоришь, почему человек ставлениям о том, чем человек отличается, например, от пчелы: он следует дорожному указателю, но не говоришь, в чем состоит это сле действует не слепо, но его деятельность определяется его сознанием.
дование. Ч Нет, я также хотел показать, что человек лишь тогда ведом Поэтому естественно считать, что и правилу человек следует не слепо, указателем, когда есть устойчивое употребление, обычай [36, з198}.
а на основе своего понимания.
Не может быть так, чтобы только один раз только один человек сле Но Витгенштейн не отрицает того, что человек действует сознатель довал правилу [36, з199]. Требуются обычаи, институты.
но, а не инстинктивно. Речь идет.о другом. Витгенштейн объясняет нам, В результате этих рассуждений Витгенштейн формулирует пробле что совершенно не нужно вводить между правилом и действиями, со му, ставшую фокусом многочисленных дискуссий. Поэтому целесооб стоящими в следовании правилу, некий третий член Ч понимание пра разно привести данный" параграф полностью: Наш парадокс был вила, интерпретацию правила, смысл правила, Ч без которого якобы таким: правило не может определить никакого способа действия, ибо нельзя объяснить, почему человек, следующий правилу, действует любой способ можно привести в соответствие с этим правилом. Ответ именно так, а не иначе. Объяснение того, почему человек действует так, был таков: если любое действие можно согласовать с правилом, то состоит в том, что таково правило. И этого достаточно.
любое действие можно сделать и противоречащим ему. Следовательно, Если же принять, что этого недостаточно и что для объяснения сле тут не будет ни соответствия, ни противоречия.
дования правилу надо ввести еще и интерпретацию правила, мы Что здесь возникало неправильное понимание, обнаруживается хотя придем к регрессу в бесконечность: в самом деле, если мне нужна бы в том, что в данном рассуждении мы подставляем одну интерпре интерпретация правила, чтобы понять, как его нужно.применять, то, тацию вместо другой;
как будто каждая успокаивает нас на минутку, по той же логике, мне нужна интерпретация интерпретации, чтобы пока мы думаем о другой интерпретации, лежащей в основе этой. Тем знать, как применять интерпретацию, и т.д. до бесконечности. В таком самым мы показываем, что существует понимание правила, которое не случае до применения дело никогда не дойдет.
является интерпретацией, но проявляется в различных случаях приме Подчеркивая, что правило есть практика, Витгенштейн заставляет нения в том, что мы называем следованием правилу и действием нас осознать, что правило Ч это не формула, а что-то вроде социаль вопреки правилу.
ного установления, обычая, традиции. Если формулу и можно отде Есть тенденция говорить: каждое действие согласно правилу пред лить от последовательности, которую она определяет, то правило живет ставляет собой его интерпретацию. Однако об линтерпретации следу только в практике своих применений. Более того: оно совпадает с этой ет говорить только тогда, когда одно выражение для правила заменя практикой.
ется другим [36, з201].
Но что означает, что правило совпадает с практикой своих приме В з202 Витгенштейн говорит, что следование правилу есть практи нений? Практика всегда конечна, а также многообразна и изменчива.
ка. Поэтому следовать правилу Ч совсем не то же самое, что верить Я хочу даже сделать более сильное утверждение: подобно тому, как в то, что я следую правилу. Нельзя приватно, индивидуально следо сложившаяся практика употребления слова лигра не детерминирует, вать правилу, ибо в подобном случае, нельзя различить, когда человек как будет расширяться (или сужаться) значение этого слова в дальней действительно следует правилу, а когда он только думает, что следует.
шем, так и наличная практика следования некоторому правилу не Вопрос Как я могу следовать правилу? есть вопрос об оправда предопределяет того, как люди будут вести себя в будущем (в отличие нии моего образа действий. Однако всякий поиск оснований приходит от формулы, которая определяет и первый, и сотый, и стотысячный к концу. Тогда остается только сказать: Так я это делаю [36, з211, члены последовательности).
217]. В ситуации следования правилу нет выбора. Правилу следуют Этот вывод, как я думаю, неизбежно следует из рассуждений Вит то, что требуется объяснить. В самом деле, проникнуть в сознание мы генштейна. Чтобы показать, насколько он нетривиален, я воспользуюсь не можем;
как об образе в сознании, так и о диспозиции можем судить примером, который сконструировал современный американский фило только на основании наблюдаемого поведения, в рамках которого, по соф-аналитик С.А. Крипке2.
определению, нельзя различить плюс и квус.
Мы все знаем, говорит он, обычную арифметическую операцию сло Есть одно возражение против Крипке, которое возникает у многих жения, однако знаем ее, строго говоря, лишь на конечном числе при людей и кажется естественным и легким разрешением описываемого меров. Существуют числа, которые еще никогда за всю историю чело им затруднения с различением плюса и квуса. В самом деле, вечества не складывались. Это, конечно, огромные числа, но для дан правила нашей арифметики имеют полную и адекватную формулиров ного изложения не существенно, какие именно, и Крипке берет для примера числа 68 и 57. Мы сделаем это впервые и напишем, естес- ку в аксиомах Пеано, А они определяют бесконечное множество дейст вий сложения. Они, в отличие от практики арифметических вычисле твенно, 125. А почему, спрашивает Крипке, не 5? Откуда мы знаем, ний, не ограничены числами какой-то определенной величины. И из них как нужно следовать правилу в случае, с которым встретились впер ясно следует, что операция сложения есть плюс, а не квус.
вые? Конечно, по правилам сложения должно получаться именно 125, И, однако, с витгенштейновских позиций подобное возражение в а не 5. Но подобное возражение было бы совершенно нерелевантно для адрес Крипке необоснованно. В самом деле, какие факты даы можем проблемы, поставленной Крипке. Он знает, я думаю, правила сложе привести в пользу того, что наша обычная операция сложения наибо ния. Крипке предлагает различать операции плюс, для которой лее адекватно формулируется именно аксиомами Пеано? Разве не ясно, + 57 = 125, и квус, которая для любых чисел, до сих пор складывав что обыденная практика счета имеет свои особенности, не отраженные шихся в человеческой практике, дает результаты, совпадающие со сло в этой аксиоматике, Ч например, в ней присутствует разветвленная жением, а в рассматриваемом выше случае никогда еще не суммиро система правил приблизительного счета, причем рубли, копейки, мину вавшихся чисел 68 и 57 дает 5. Вопрос же стоит в следующем: какими ты округляются по своим правилам, которые мы выучиваем, взаимо мы располагаем фактами и свидетельствами в пользу того, что окру действуя с другими людьми в ходе разнообразных видов повседневной жающие нас люди, обучавшие нас в свое время школьные учителя, деятельности, касающихся соответствующих предметов. Здесь можно используют именно плюс, а не квус? Каким образом операция проследить какие-то правила, но мы не делаем их предметом рефлек сложения задана л преподана нам таким образом, что определяет сии. Мы автоматически поступаем так, как все, ибо это вполне соответ однозначно даже те суммы, которые никогда за всю историю челове ствует нашим интересам. В этом смысле можно сказать, что мы следу чества не вычислялись и, может быть, не будут вычислены? Крипке ем правилу слепо. И даже в самой математике можно проследить знает, сколько будет 68 + 57, но он спрашивает, где, в каких фактах, специфические практики счета. Вот пример: единственным числом, в.какой сфере надо искать то бесконечное содержание, которое одноз которое удовлетворяет уравнению (xЧJf = 0, является единица. Тем не начно детерминирует все применения данного правила. Факты реально менее, в силу основной теоремы алгебры, уравнение пятой степени осуществленных действий сложения бесполезны по определению кву са. должно иметь ровно пять корней. Поэтому в данном случае, в практике (языковой игре) применения этой теоремы, одна единица считается Первая возможная стратегия поиска ответа заключается в том, пятью разными, но совпадающими корнями! И этот особый тип прак чтобы обратиться к содержанию сознаний использующих арифметику тики пересчета не осознается ни математиками, ни философами мате людей. В самом деле, хотя их арифметическая практика конечна и матики;
обучающиеся алгебре получают образцы тезкой практики по ограниченна, но в сознании может присутствовать образ операции путно, в ходе обучения их решению уравнений, и далее следуют этому сложения или диспозиция складывать определенным образом, которые правилу, говоря словами Витгенштейна, слепо.
не ограничены никаким конечным пределом. И Крипке анализирует Таким образом, ответить на поставленный Крипке вопрос оказыва возможные ответы такого рода, показывая, что они просто допускают ется не так легко. Сам же он отвечает на него следующим образом:
Х Kripke S.A. Wittgenstein on rules and private language. Cambridge, 1982. X, 150 p.
Если рассматривать одного человека изолированно, то понятие прави разве есть такая вещь, как листинная длина? Разве есть такая вещь, ла как того, чем он ведом в своих действиях, не может иметь никакого 3 как листинная сумма?
содержания. Но ситуация изменяется, если включить в рассмотрение Пусть даже мы признаем;
что суммы как таковой нет, а есть языковое сообщество. Другие люди знают условия, оправдывающие только сумма, определенная в соответствии принятыми у нас ариф или не оправдывающие утверждение, что этот человек следует прави метическими правилами, Ч все равно рассуждения Крипке и Витген лу... [там же]. А условия, о которых идет речь, Ч это всем известные штейна вызывают внутреннее сопротивление. В самом деле: даже если обстоятельства, при которых говорят, например, что, ребенок выучился завтра все люди будут делать одну и ту же арифметическую ошибку, считать. Тут вовсе не требуется вскрывать таинственное, скрытое и все равно это будет ошибка, а не новый тип правильного результата, бесконечное содержание арифметической операции. Если ребенок ибо реальность даст людям почувствовать неадекватность их действий, достаточно часто получает результаты, совпадающие с общепризнан даже если они и ошиблись всем миром.
ными, то его считают овладевшим операцией. Индивид, чьи результаты Ответ на подобное возражение состоит в том, что у Витгенштейна и реакции достаточно часто не совпадают с принятыми в сообществе, речь идет не о законах арифметики самих по себе, но всегда о системе:
не будет считаться следующим правилам, независимо от того, что он законы в их определенном применении. Разумеется, если люди, даже считает сам. Такой индивид исключается из многих типов обществен и все вместе, вдруг изменят какой-то один фрагмент этой системы (не ного взаимодействия. Таким образом, говоря на обыденном языке, что так просуммируют какие-то числа, оставив без изменений всю сложив данный человек следует правилу, мы не приписываем ему никакого шуюся практику применения арифметики), тогда реальность за себя специального состояния сознания, но делаем нечто более важное: мы отомстит (будут рушиться мосты, не сходиться бухгалтерские отчеты и включаем его в наше сообщество Ч до тех пор, конечно, пока его по пр.). Позволю себе такой образ: если мы обходим все острые углы в ведение не даст повода для его исключения.
комнате, а про один угол забудем, он нам о себе напомнит. А если мы Эти рассуждения Крипке вызвали у многих западных авторов кри сумеем построить новую практику обращения с углами, скажем, пере тические возражения. Очевидным пороком его позиции им представля станем ходить по комнате, а будем в ней парить, Ч что тогда нам этот лось то, что для Крипке сообщество всегда применяет правила верно, один забытый угол! Витгенштейн заметил как-то, что вполне может раз оно само и является гарантом правильности. Тем самым объектив быть арифметика, где 2 х2 = 5. Но у нее будет другое применение!
ность, говорят они, отождествляется у Крипке с фактическим поведе Впрочем, тут же замечает он, как мы определяем, какое применение нием сообщества, а нормативность правил логики, математики или лин то же самое, а какое Ч другое?
гвистики оказывается сродни нормативности правил человеческого Обсуждая вопрос об ученике, который следует арифметическому общежития.
правилу с какими-то странными ошибками, Витгенштейн замечает, что Эти критики действительно зафиксировали принципиальный момент одна из возможных реакций состоит в том, что такой способ следования защищаемых Крипке взглядов. В самом деле, с чем придет в столкно правилу будет признан допустимой формой.
вение человек, который напишет 68 + 57 = 5? Прежде всего, с негатив На первый взгляд, это может показаться абсурдом. Математичес-' ной реакцией всего сообщества;
ему скажут: Это неправильно, надо кое правило (если, конечно, оно сформулировано строго и точно) опре считать по-другому. Но разве только в этом дело? Разве человек, ко деляет, как ему надо следовать. И никогда неправильное следование не торый станет складывать таким образом, не придет в столкновение с может стать допустимым: что неправильно, то неправильно. В подо самой объективной реальностью? Ведь на самом деле 68+ 57 = /25!
бном возражении самым интересным является его кажущаяся очевид Вспомним, однако, пример Витгенштейна, о котором мы уже имели ность Ч при том, что опровергающие факты общеизвестны. Например, повод говорить: с чем мы придем в столкновение, используя эластич с точки зрения античной математики, наша современная арифметичес ные линейки? Мы будем получать не те результаты измерений? А кая практика сплошь ошибочна, даже абсурдна. Посмотрим на 1 2 выражения типа л3v-l , З / , л3~ , л3 Ч 5 и т.д. Для антич Kripke S.A. Op. cit. p.89.
Лекция ВИТГЕНШТЕЙН О ФИЛОСОФИИ ной математики бессмысленно выражение квадратный корень из И ФИЛОСОФСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ отрицательного числа, невозможно вычитание большего числа из мень шего, совершенно абсурдно возведение числа в дробную или отрица 1 тельную степень (так, З / Ч это три, умноженное на себя полраза: ну разве это не абсурд!). Распространяя арифметическое действие на от рицательные, мнимые и другие числа, математика проделала то же, что и ученик из упомянутого выше примера Витгенштейна. И такой В предыдущих лекциях, рассуждая о философии математики, о языке и языковых правилах, мы уже имели возможность обратить внимание способ следования арифметическим правилам стал впоследствии нор мой. на специфику философствования Витгенштейна. Теперь пришло время более подробно остановиться на его представлениях о том, что есть Для самостоятельной подготовки из списка Рекомендуемой литера философия и какой должна быть деятельность философа, туры необходимо воспользоваться следующими источниками: [14, с.70Ч В Логико-философском трактате Витгенштейн, как мы помним, 71];
1/3, гл. 2, з3], а также [35, з139-242].
говорил, что философские утверждения не ложны, но бессмысленны.
Контрольные задания Они нарушают логику нашего языка, пытаясь высказать то, что может 1. Прокомментируйте следующее высказывание Витгенштейна: Существует общее быть не высказано, а только показано. Поэтому философия должна заболевание мышления, которое всегда ищет (и находит) то, что можно было бы стать не теорией, а деятельностью по логическому прояснению наших назвать ментальным состоянием, из которого, как из резервуара, якобы происте мыслей. В этой деятельности философ высказывает ряд утверждений.
кают все наши действия [14, с. 61].
Но данные утверждения надо понимать как строительные леса. Когда 2. Прокомментируйте следующее высказывание Витгенштейна: Следование пра результат достигнут, они должны быть убраны. Они тоже бессмыслен вилу аналогично подчинению приказу [36, з206].
ны.
В ходе философской эволюции Витгенштейна радикально измени лись его представления о языке и методах анализа. Однако его взгляды на природу философии и задачу его самого как философа остались в своей сущности неизменными.
Чтобы адекватно понять любую витгенштейновскую заметку, любой афоризм, надо видеть их в связи с целостным образом витгенштейнов ской философии. При этом нельзя забывать, как представлял себе Вит генштейн смысл и задачи философской деятельности. В противном случае у него можно вычитать финитизм (отрицание права математики на использование актуальной бесконечности), бихевиоризм, теорию язы ка, подменяющую семантику прагматикой, и многое другое.
Но ничего этого у него нет, а есть определенный метод. Мы уже видели его примеры: подчеркивание различий, показ того, что некото рые аналогии являются ложными, построение языковых игр, перенесе ние внимания с форм языковых выражений на их употребление и т.д.
' Но какова цель всего этого? Часто можно встретить утверждение, что целью Витгенштейна, как и позитивистов, является устранение фи лософии как таковой. Якобы философские предложения бессмысленны, здравого смысла. Метафизические устремления логиков и математиков а осмысленными являются только предложения науки (так интерпре Витгенштейн подчеркивает постоянно: Ни в одном вероисповедании тируют раннего Витгенштейна) или здравого смысла (так интерпрети нет такого злоупотребления метафизическими выражениями, как в руют Витгенштейна позднего).
математике [40, с. 1]. > Однако мнение, будто Витгенштейн относится к философии так же, Но, разумеется, метафизические псевдоутверждения делают и сами как логические позитивисты или как защитники здравого смысла, философы, когда строят, например, рассуждения о природе времени и является недоразумением;
это представляет в ложном свете пытаются объяснить необходимость того, что время имеет только одно практически любое замечание Витгенштейна. От него надо избавиться, направление, или же анализируют особое, исключительное отношение если мы хотим понять хотя бы что-нибудь у этого мыслителя.
субъекта к его собственной зубной боли, в силу которого только он один, Но действительно ли это недоразумение? Ведь самому Витгенштей и никто другой, кроме него, может иметь его зубную боль.
ну принадлежат следующие утверждения: Мы видим в философском На важное отличие витгенштейновского понимания философии от мышлении проблемы там, где их нет. И философия должна показывать, понимания, которого придерживались логические позитивисты, указы что там нет никаких проблем [37, с.47);
Результатом философии яв вает интонация его заметок. Я особенно обращаю внимание на это ляется открытие какой-нибудь голой бессмыслицы и шишки, которые обстоятельство, потому что оно свидетельствует о многом. В самом деле, набил себе рассудок, ломясь за границы языка. Они, эти шишки, и против чего предостерегали логические позитивисты философов? Про позволяют нам оценить данные открытия [36, з119];
Мы не должны тив бессмыслицы. Какой могла бы быть в их глазах расплата за эту строить никакой теории. В нашем рассмотрении не должно быть ника- ^ бессмыслицу? Непонимание и пренебрежение со стороны позитивно ких гипотез. Все объяснения должны быть устранены, и их место долж мыслящих представителей математизированного естествознания. Но ны занять одни описания [36, з109];
Мы возвращаем слова из мета подобная расплата является чем-то внешним. В конце концов, и мета физического в повседневное использование [36, з116];
Философия физик может посмотреть с пренебрежением на того, кто смотрит с утверждает только то, с чем согласятся все [36, з599].
пренебрежением на него.
Чем же витгенштейновское понимание философии принципиально Совсем по-другому обстояло дело для Витгенштейна. Мучительная, отличается от позитивистского? Первое существенное отличие состоит надрывная интонация многих его записей показывает, что расплата за з том, что, с точки зрения позитивистов, бессмысленные утверждения псевдопроблемы и псевдоутверждения в его представлении является высказывают философы, а логики, математики, физики в состоянии чем-то внутренним и очень серьезным. Недаром он говорит о философ видеть эту бессмыслицу, ибо владеют навыками строгого научного мыш ских болезнях и формулирует задачу своего философствования как те ления. Для Витгенштейна же дело обстоит иначе, а во многих случаях рапевтическую. Говоря о шишках, которые набивает рассудок, бьющий прямо противоположным образом. Философские рассуждения Витген ся в плену философских псевдопроблем, о борьбе с околдованностью штейна можно понять как непрерывный диалог между философствую нашего сознания нашим языком, Витгенштейн подчеркивает, что фило щим и философом. Именно философствующий ломает голову над мета софские проблемы, т.е. проблемы, которые ставит себе философствую физическими псевдовопросами и, пытаясь успокоить себя псевдоутвер щий, отличаются мучительностью, навязчивостью и безысходностью.
ждениями, производит бессмыслицу. А философ-витгенштейнианец Углубление в них сопровождается чувством того, что попадаешь в помогает ему избавиться от псевдопроблем и псевдоутверждений, по плен, бьешься, как муха о стекло, и так же, как муха, всеми своими казывая, что проблемы нет, есть просто нарушение правил использо усилиями не приближаешь своего высвобождения. Философская про вания языка. В роли философствующего, как показывают заметки блема, Ч пишет Витгенштейн, Ч имеет вид: Я не знаю, как из этого Витгенштейна, выступают не только философы-метафизики, но и мате выбраться [36, з123]. Поэтому он и провозглашает, что задачи его матики, логики, психологи и просто люди, рассуждающие на уровне собственной философии являются терапевтическими. Она призвана показать мухе выход из мухоловки [36, з309], высвободить сознание / из-под власти навязчивых представлений, дать ему успокоительную ния на свой оптический инструмент. Однако бывает так, что мы, сами ясность. А это может означать только одно Ч что философские пробле того не сознавая, переносим фокус своего зрения на эти линзы и, мы должны полностью исчезнуть. Собственно открытием является то, всматриваясь в неясные отблески, играющие на их поверхности, вооб которое позволяет мне прекратить философствование, когда я захочу.
ражаем, что всматриваемся в. глубокую сущность рассматриваемого Оно успокаивает философию, прекращает ее терзание вопросами, ста явления. Чаще всего это происходит тогда, когда человек философству вя под вопрос ее самое... [36, з133].
ет. Проблемы, возникающие изЧза неправильного понимания языко Интонация витгенштейновских заметок свидетельствует, что эти про вых форм, имеют характер глубины. Это глубокое беспокойство... оно блемы, эти терзания являются его проблемами и его терзаниями. Он коренится в нас так же глубоко, как и формы нашего языка [36, з111].
взирает на них не со стороны. Он сам является и философствующим, Однако философствуют, как известно, не только философы, но и мате и философом. Витгенштейн чувствовал в традиционной философской матики, логики, психологи, физики и кто угодно еще. Нефилософы осо проблематике смысл, значимый и для его собственных исканий, чув бенно часто попадают в ловушки языка, не замечая их. Так что взгля ствовал ее обаяние. Конечно, он называл философские утверждения ды Л. Витгенштейна в этом моменте существенно отличаются от пози бессмысленными. Однако надо заметить, что бессмыслица бессмыслице - рознь. Может быть бессмыслица, которая кажется наполненной смыс- тивистского убеждения, что ученые Ч лучшие философы в том, что лом, как ведро Ч водой, он виден, но попробуй его ухватиться Все касается проблем их наук.
Л. Витгенштейн разрабатывал различные техники для преодоления равно, что схватить и вытащить из ведра воду. Бороться всю свою жизнь с метафизикой может только человек, глубоко подверженный философских болезней, порождаемых ловушками языка [см. подробнее метафизической интоксикации. И такая борьба является не чем иным, /7]. Они направлены на то, чтобы, обсуждая философские проблемы, как философской деятельностью. брать слова и целые утверждения в их обычном употреблении, не вы Но что же такое эта роковая мухоловка, откуда берутся ловуш- рывая из обычных контекстов. Вырванный из контекста осмысленных ки языка? Это связано, в конечном счете, с тем, какую огромную роль словоупотреблений (которые всегда связаны с определенными ситуаци в нашей жизни, культуре, познании играет язык, и тем, как мы склон- ями и видами деятельности) язык предоставляет возможность форму ны к нему относиться. Вообще, роль языка в познании и деятельности лировать такие глубокомысленные вопросы, как: На что похоже то, людей невозможно переоценить. Не в том дело, Ч пишет Витгенштейн, что ни на что не похоже?, Может ли камень испытывать боль?, - что без языка мы не могли бы объясниться друг с другом. Без языка Может ли машина мыслить?, Может ли другой человек испытывать мы не могли бы определенным образом влиять на других людей;
не мою боль? и др. Даже такой наивный и трогательный вопрос, как могли бы строить улицы и механизмы, и т.д. Ну и, конечно, без исполь Куда уходит детство?, построен по тому же принципу, что и ряд зования речи и письма мы не могли бы объясняться друг с другом метафизических вопросов, касающихся абстрактных сущностей или [36, з491]. Язык Ч не просто средство передачи другим уже имеющих теоретических объектов. В качестве терапевтического средства Витген ся у меня знаний и намерений. Он является важнейшим средством штейн рекомендует также анализ разнообразия употреблений соответ познания и освоения мира и организации совместной деятельности ствующих слов (таких, например, как время, возможность, дока людей.
зательство, суждение и пр.), чтобы продемонстрировать, что им не Язык Ч это та линза, через которую Ч и посредством которой! Ч мы соответствует единственный и определенный предмет реальности.
вообще смотрим на мир. При этом мы естественным образом не заме Многие традиционные философские вопросы и утверждения явля чаем самое линзу. Метафора оптического средства или органа, с по ются для Витгенштейна примерами вхолостую вращающихся шкивов мощью которого мы смотрим на мир, некоторого не замечаем и не языка. Среди таковых он обращает особое внимание на утверждения можем замечать, повторяется у Витгенштейна в разные периоды его о внутренних психических состояниях или ощущениях субъекта типа:
творчества. В нормальных ситуациях мы и не должны обращать внима Я не могу испытывать зубную боль другого человека, Мои ощуще говорил также, что слово ля вообще можно элиминировать из грам ния недоступны другим людям, То, что я вижу, суть мои чувствен матики. И тогда станет невозможным формулировать псевдопредложе нь.е данные.
ния типа Только я и никто другой могу испытывать мою зубную Это псевдоутверждения, лишенные смысла, однако.не потому, что боль. Вместо этого получались бы фразы типа Когда есть зубная они нарушают правила языка, но потому, что сами суть выражения боль, тогда есть зубная боль.
правил языка, для которых не существует контраста, антитезы. Поэто Анализируя выражения типа Я вижу нечто, Я воспринимаю му они ничего не утверждают и не описывают.
нечто, Витгенштейн приходит к тому, что они имеют смысл только Удобным критерием осмысленности выступает возможность пред когда ля относится к человеку. Но в феноменологических рассуждени ставить положение дел, обратное описываемому в- предложении. Но ях, где под нечто подразумеваются чувственные данные, слова ля, именно это оказывается невозможным для метафизических предложе вижу не имеют своего обычного смысла. То же относится к солипсис ний. Такая невозможность придает им видимость поразительно глубоких тскому тезису Существует только то, что я воспринимаю. Ведь в прозрений;
они имеют в себе что-то завораживающее, что побуждает подобной фразе ля уже не может быть человеческим телом. Это по повторять их снова и снова в надежде постичь, какого рода факты рождает иллюзию, что ля обозначает нечто нетелесное, ментальное, (относительно устройства сознания) придают им бесспорную достовер присутствующее в теле. Оно-то и кажется настоящим ля, которое на ность. В то же время, пытаясь обосновать утверждение типа Другое самом деле мыслит и чувствует внутри тела. Подобный ход мысли лицо не может испытывать мою зубную боль, человек не может ниче присутствует, например, у Декарта, однако далеко не у него одного.
го другого, кроме как воскликнуть: Но ведь моя боль Ч это моя боль! Декартовские представления о мыслящей вещи, которая и является или Пусть у другого боль точно такая же, но не та же!. Утверждения настоящим ля и которая лишь случайным внешним образом связана такого типа, как и фразы, которыми мы попытаемся их лобосновать, с телом человека, определило собой важнейшую линию развития евро суть замаскированные формы грамматических правил относительно пейской философии. Исследователи творчества Витгенштейна часто использования выражения та же самая боль. Они показывают, что говорят, что основным объектом его атак была картезианская пара из языка исключаются выражения типа: У меня Ч его боль, У него дигма в философии. Эта парадигма связана с признанием особого, - моя боль и пр. Аналогичным образом Витгенштейн трактует и исключительного статуса внутреннего опыта, внутренних процес выражения типа: Чувственные данные человека принадлежат только сов и состояний. Она проявляется также в стремлении найти для всех ему. Дело не в сущности чувственных данных, не в закрытости для наблюдаемых фактов языковой деятельности человека их корреляты Ч нас чужих сознаний, но в грамматическом правиле, которое делает объясняющие их механизмы Ч в виде особых психических состояний и бессмысленной саму идею, что два разных человека могут иметь одни процессов, о чем мы уже говорили в предыдущих лекциях.
и те же чувственные данные. Если грамматика исключает возможность Посмотрим на то, как Витгенштейн обсуждает понятия, относящи того, что моя боль будет у других людей, то бессмысленно говорить, еся к внутренним состояниям и ощущениям субъекта, например, лис что она принадлежит мне (именно потому, что подобное утверждение пытывать боль, лощущать и пр. Они выражаются глаголами, харак лишено контраста).
терная особенность которых состоит в том, что в 1-м и 3-м лице един Выражения У меня зубная боль и У него зубная боль, хотя и ственного числа они имеют разную грамматику. Например, я могу выглядят аналогично, но принадлежат совершенно разным граммати сказать: Я полагаю, что он испытывает боль, но я в этом не уверена.
ческим уровням, ибо фраза Я не знаю, испытываю ли я зубную боль Эта фраза будет иметь смысл. Однако если я скажу: Я полагаю, что бессмысленна, тогда как Я не знаю, испытывает ли он зубную боль я испытываю боль, но я в этом не уверена, то меня просто не поймут.
вполне осмысленна. Иными словами, факт зубной боли состоит не в Подобная асимметрия 1-го и 3-го лица является такой грамматичес том, что зубная боль стоит в отношении то ко мне, то к другим. Разница кой характеристикой, которая позволяет выделить область процессов и между фразами У меня зубная боль и У него зубная боль такая состояний, относящихся, согласно философской традиции, к внутрен же, как между стонать и говорить, что он стонет. Витгенштейн могу подкрепить свое предположение? Разве связь между чувством боли и внешним поведением является необходимой? Нет. Человек мо ним, недоступным внешнему наблюдению, известным только самому жет симулировать несуществующую боль или искусно скрывать боль субъекту, но зато известным ему с полной достоверностью, ибо он лоб реальную. Значит, предположение о том, что другие люди имеют ощу ладает ими. Речь идет о процессах и состояниях, описываемых глаго щения и переживания, не имеет весомых подтверждений. Нельзя дока лами видеть, чувствовать, лощущать, полагать, восприни зать, вообще, что другие люди не являются'манекенами, автоматами и мать, помнить, знать и т.д.
что сознанием обладаю не только я.
Витгенштейн объясняет эту асимметрию как указание на то, что Витгенштейн, рассуждая об этой проблеме, говорит о ее формули аналогия между выражениями типа Я чувствую (знаю, полагаю и ровках или способах разрешения, что они бессмысленны. На этом ос Пр.) и Он чувствует (знает, полагает и пр.) является ложной. Фраза новании его зачастую понимали в том смысле, что он ставит под во Он чувствует боль является описанием. Описание может быть более прос не только оправданность, но саму осмысленность приписывания или менее правильным. Но фраза Я чувствую боль не является другим людям ощущений, аналогичных тем, которыми обладаю я. Но описанием. У нее иная роль в языковой игре. Она является выражени подобная интерпретация ошибочна. Затруднение, которое видит здесь ем боли, заменой крика или плача. Она не требует обоснования не Витгенштейн, состоит вовсе не в оправданности перехода от моего потому, что имеет абсолютно надежную гарантию в виде внутреннего случая к другим людям, но в осмысленности тех представлений, на опыта, но потому, что таков статус подобных утверждений в нашем основе которых я приписываю обладание своими ощущениями самому языке. Подобно этому, фраза Я полагаю, что... является выражением себе, а также тех представлений, на основе которых я считаю, что установки человека, его намерения защищать такое-то мнение, строить знаю о своих состояниях и ощущениях с большей достоверностью, чем свое поведение с его учетом и т.п. Отрицает ли Витгенштейн, что у о том, что происходит вне меня. Бессмыслицей является сама пробле человека есть какие-то психические состояния? Нет, он не формулирует ма чужих сознаний и, соответственно, ее решения. Так туман внут такого отрицания, да это и не нужно для его аргументации. Достаточно реннего конденсируется в каплю грамматики.
показать, что вызывающие у нас затруднения характеристики предло Рассматривая витгенштейновскую критику данного комплекса пред жений нельзя объяснить апелляцией к таковым. Кто не верит в это, ставлений, надо учесть их тесную связь с основаниями солипсизма.
пусть попробует обнаружить в своем внутреннем опыте состояние, Таким образом, разрозненные заметки Витгенштейна, демонстрирую которое можно описать именно как Я полагаю, а не, скажем, Я щие бессмысленность философских утверждений о Я, собираются для знаю или Мне кажется, или У меня вертится в голове. Не правда нас в организованное целое, имеющее конкретного адресата: солип ли, тут обнаружится, что описание собственных внутренних состояний сизм. В ЛогикоЧфилософском трактате, как мы помним, Витгенштейн даже более проблематично, чем утверждения о других людях, основан утверждал, что солипсизм пытается выразить нечто истинное, что, ные на наблюдении их внешнего поведения?
однако, невозможно выразить. Поэтому он бессмыслен. В Трактате Идея, что субъект достоверно знает только свои собственные ощуще Витгенштейн отрицал также наличие л Я, которое является собствен ния и состояния, а во всем остальном может сомневаться, приводит к ником мыслей и находится в моей голове. Он не считал возможным появлению в философии проблемы чужих сознаний. Она состоит в отождествить эту внутренность моей головы с подлинным трансцен следующем: если о себе я знаю, что имею такие-то ощущения и пере дентальным субъектом. У позднего Витгенштейна мы видим развитие живания, то о других я знаю лишь поведение, и могу только предпол той же позиции.
агать, что ему соответствуют ощущения и переживания, подобные моим.
Витгенштейн не объяснял (насколько я знаю), в чем состоит истина Но это гипотеза. Проблема состоит в ее обосновании. Например, я солипсизма. Для людей, чуждых философии, солипсизм является оче ощущаю иногда зубную боль. У меня ощущение боли имеет внешние видной нелепостью, даже и не заслуживающей анализа, тем более проявления: стоны, гримасы, жалобы.. Такое же поведение я наблюдаю раздумий над тем, в каком смысле он может быть истинен. Данное иногда у других людей и думаю, что и у них, как у меня, оно является выражением испытываемого ими чувства боли. Но чем, собственно, я высказывание Витгенштейна может допускать различные интерпрета- ления языка. Предлагаемая Витгенштейном терапия излечивает эти конкретные заблуждения. Но после излечения ничего не остается ни от ции. Я же хочу обратить внимание на то, что солипсизм имеет не только проблемы, мучавшей философствующих индивидов, ни от ее решения.
гносеологическое измерение (как тезис об отсутствии надежного обосно- I Поэтому Витгенштейн и сравнивает философские решения проблем с вания для знания о существовании внешнего мира). В нем определен подарками колдуна: вынесенные из волшебного замка, они превраща ным образом отразился способ рассмотрения отношения между лич ются в мусор [40, с.11].
ностью и миром, существовавший в классической философской тради Концептуальная путаница и ловушки, в которые попадают те или ции. Речь идет об установке по отношению к миру, когда субъект иные философствующие индивиды, не являются порождениями их ин воспринимает себя как свободное, ответственное и предельно одинокое дивидуального сознания. Тут выражают себя более общие концепту в этой своей свободе и ответственности существо. Абсолютно невозмож альные структуры таких дисциплин, как, например, логика, математи но переложить на другие плечи ответственность, связанную с самим ка, психология или философия. Более того, в той или иной форме кон фактом моего присутствия в мире и с тем, что мир есть мой мир.
цептуальной путаницы, по мнению Витгенштейна, проявляется сам дух Думаю, что это примерно та установка по отношению к миру, которую современной западноевропейской цивилизации. Данное обстоятельство традиция европейской философии признавала подлинно философской.
еще раз подчеркивает, что философская терапия имеет ограниченные Однако, конечно, выразить ее в описаниях и теориях невозможно, возможности. Ибо болезни времени лечатся изменением в образе Философское учение о Я как'мыслящей вещи, с одной стороны, и жизни людей, а болезни, связанные с философскими проблемами, мо указывает на глубокое отношение к миру и в то же время уводит от гут быть излечены только изменением образа мысли и образа жизни, riero вследствие того, что пытается быть теорией, исследующей и опи а не с помощью лекарств, придуманных каким-то одним человеком сывающей некий сверхчувственный, но реальный объект. Здесь осущес [41, с. 57].
твляется фундаментальное смешение, которое приводит, в конечном Однако Витгенштейн считал, что индивид-философ способен сопро счете, к тому, что философия запутывается в языковых ловушках и тивляться мыслительным болезням своего времени. Для этого даже не производит бессмысленные высказывания.
нужны специальные научные или философские знания. Ведь философ Борясь с ловушками языка, Витгенштейн не собирался выступать ствующая масса, с его точки зрения, попадает в затруднения не из-за реформатором языка, в отличие от логических позитивистов, которые недостатка знаний, а из-за недостатка самоконтроля и воли. Именно стремились строить идеальные языки, исключающие возможность по последние качества нужнее всего для того, чтобы не поддаться естес явления в науке бессмысленных псевдоутверждений. Язык, с точки твенной склонности к фетишизации языковых форм. Из рассуждений зрения Витгенштейна, есть факт естественной истории человеческого Витгенштейна становится ясно, что для излечения философских болез рода, так же как и человеческая склонность к метафизической инток ней требуется волевое усилие. Философская деятельность витгенштей сикации и к попаданию в ловушки языка. Против них бессмысленно новского толка требует прежде всего воспитания воли, чтобы остано бороться в целом. Поэтому Витгенштейн и разъяснял, что философия виться на том, что может быть четко сформулировано и ясно понято, и никоим образом не должна нарушать повседневное использование язы не соскользнуть якобы вглубь, а на самом деле Ч вдоль поверхнос ка;
она может в итоге только описывать его. Также она не может ти языковых форм. Не затруднения рассудка, но затруднения воли обосновывать язык. Она оставляет все как есть [36, з124]. Ловушки надлежит преодолеть, Ч писал он [40, с. 17]. Работа в философии, языка многообразны и неисчерпаемы. Выбравшись из одних, люди как во многих отношениях и работа в архитектуре, Ч есть, собственно, попадают в другие. Поэтому философская терапия, являющаяся мето работа над самим собой. Над собственным пониманием. Над тем, как дом витгенштейновской философии, может иметь лишь локальное зна человек видит вещи Ч и чего он ожидает от них [там же].
чение. Она применяется только для отдельных конкретных случаев, когда философствующие индивиды задаются якобы глубокомысленны ми вопросами, а на самом деле нарушают принятые правила употреб Для самостоятельной подготовки из списка Рекомендуемой ли тературы, необходимо воспользоваться следующими источниками:
[/];
\12\, [14\, [18];
[25], [26], а также [36], [40].
Лекция ЗНАНИЕ, СОМНЕНИЕ, ДОСТОВЕРНОСТЬ Контрольные вопросы и задания 1. Иногда о витгенштейновской концепции говорят как о лингвистическом психо анализе. Оправдана ли, с вашей точки зрения, аналогия между методами Вит генштейна и психоанализа?
2. Прокомментируйте следующее утверждение Витгенштейна: Решение философ ских проблем можно сравнить со сказочными дарами: в заколдованном замке они кажутся драгоценными, однако, когда их выносят наружу, при свете дня, они оказываются обыкновенным железом (или чем-то подобным) [40, с.11]. 1. Знание возможно только там, где возможно незнание 3. Прокомментируйте следующее утверждение Витгенштейна: Когда мы философ Над проблемами достоверности и истины Витгенштейн напряженно ствуем, мы становимся дикарями, первобытными людьми, которые слышат выра размышлял в последние годы своей жизни. Написанные в этот период жения цивилизованных людей, неправильно их понимают и потом извлекают из них заметки были опубликованы позднее его душеприказчиками под заго очень странные заключения [36, з194].
ловком О достоверности. Непосредственным поводом для этих заме 4: Витгенштейн как-то заметил, что подлинный философ должен быть очень глу ток явилась попытка британского философа-аналитика Дж.Э.Мура оп боким мыслителем. Поверхностный мыслитель может говорить, умно и ясно, но ровергнуть скептицизм. Мур заявлял, что есть очень много вещей, только глубокий мыслитель может показать, что есть нечто такое, что не может быть высказано. Как вы понимаете это замечание Витгенштейна? Противоречит ли которые я на самом деле знаю и которые обладают для меня такой оно его же утверждению, что в философии нет подлинных проблем, а есть только достоверностью, что бесполезны изощренные скептические философс затруднения, порождаемые неправильным обращением с языком?
кие аргументы. При этом Мур имел в виду знание такого рода: что у 5..Какова природа метафизических утверждений и проблем, по Витгенштейну?
меня есть рука, что существует внешний мир, что существовали люди 6. Каковы основные методы витгенштейновской лингвистической терапии?
до моего рождения. Но эти рассуждения Мура в корне противоречили 7. Чем вызываются болезни языка? Каковы их механизмы, по Витгенштейну?
основным философским установкам Витгенштейна, которые он сохра нил со времен Трактата. Поэтому для него так важно было ответить на вопрос: в чем не прав Мур?
Заметим, что Мур стремится привести примеры утверждений, вы зывающих непосредственное переживание достоверности выражаемого в них знания, чтобы таким переживанием излечить нас от скептических сомнений, порождаемых философскими концепциями, согласно которым можно знать с достоверностью только содержание внутреннего опыта субъекта. Так Мур защищал веру в существование внешнего мира.
Мур, таким образом, неявно допускал в своем подходе, что знание, достоверность, несомненность суть особые- состояния сознания. Но это шаг на том пути, который приводит в конечном счете к расколу мира на внутреннее (то, что в моем сознании) и внешнее (то, что вне его). Сомнения в существовании внешнего мира составляют неизбеж ное следствие этого раскола. Поэтому Витгенштейн стремится пока зать, что Мур идет по ложному пути. Витгенштейн выносит обсуждение вопроса о достоверности знания из тумана внутреннего в сферу всем нам видимых и в общем хорошо известных фактов относительно знания, больше и не меньше соответствовать реальности, чем наше стандартное познания, сомнения.
утверждение небо голубое.
О знании, заявляет Витгенштейн, имеет смысл говорить тогда, когда Из уроков истории извлекается неявное, никогда не высказываемое, есть надлежащие основания для утверждения ля знаю, что... [б, з18].
но потому и никогда не подвергаемое сомнению убеждение в том, что В связи с подобным утверждением можно задавать вопросы типа:
Земля существовала задолго до рождения самого ученика и его роди откуда я это знаю, когда я это узнал, чем оправдано или подтверждено телей. И в этом случае также не имеет смысла говорить о знании, как мое знание, как я собираюсь его использовать и т.д. Однако такие и в предыдущих.
вопросы становятся абсурдными в случае утверждения: Я знаю, что Эмпирические науки в качестве одного из условий своей возможнос у меня есть рука. Разве можно осмысленно спрашивать: Когда ты ти имеют неявное предположение о существовании физических объек это узнал?, Откуда ты это знаешь?. Каким, в самом деле, может тов вне и независимо от сознания людей. Подобные утверждения даже быть ответ? Что бы ни было приведено в подтверждение утверждения не входят в знание физика или историка, но составляют условие их У меня есть рука Ч свидетельства чувств, рациональные доказатель деятельности: Верит ли новорожденный, что молоко существует? Ч ства, авторитеты, Ч все будет звучать нелепо и являться гораздо менее можно было бы спросить аналогичным образом. Знает ли кошка, что достоверным, нежели само утверждения. Ибо, разъясняет Витгенштейн, существует мышь? [б, з478]. Тут нет знания или веры в собственном утверждение: У меня есть рука только по видимости является опи смысле слова, но есть образ действий, который делает невозможным санием факта. Оно имеет другой статус и источник, нежели фактуаль серьезное отрицание подобных предпосылок. Для обучения и продол ное знание о реальных предметах. Я просто не могу сомневаться, что жения определенных видов деятельности существенно, что ученик не у меня есть рука, которой я пишу эти строки. Чтобы убедиться в этом, может сомневаться в учителе и в том, чему его учат. Иначе деятель представим себе такой диалог:
ность обучения была бы разрушена. Обучение опирается на согласие - Я сомневаюсь, есть ли у меня рука.
в суждениях и воспроизводит его: Будучи детьми, мы узнаем факты, - То есть как?! Что вы хотите сказать? Может быть, вы вообще не Ч например, что каждый человек имеет мозг, Ч и принимаем их на понимаете, что значит слово рука?
веру. Я верю, что один остров, Австралия, имеет такую-то и такую - Как не понимаю? Вот это Ч это моя рука.
то форму, и т.д. и т.д.;
я верю, что у меня есть прародители, что люди, В самом деле, собственная рука оказывается одним из основных объявившие себя моими родителями, действительно были моими роди образцов, на которых выучивается значение слова рука. Таким об телями и т.д. Это верование может никогда и не быть ясно выражен разом, убеждение, что у меня есть рука, является предпосылкой пра ным, даже сама мысль, что дело обстоит так, может никогда и не вильного употребления данного слова. Вообще, как разъясняет Витген прийти мне в голову [б, з159]. Ребенок учится благодаря тому, что штейн, для коммуникации посредством языка требуется не только верит взрослому. Сомнение приходит после веры [б, з160]. Принимая согласие в определениях, но и (как ни странно это звучит) согласие в согласие в суждениях, обучающийся принимает определенные способы суждениях [36, з242]. Это связано с тем, что такие суждения функци употребления языковых выражений. Таким образом и сплетается сеть онируют как определения либо как условия осмысленности для опре значений языковых выражений, в которой каждое отдельное значение делений значений слов. Даже такая, казалось бы, простая констатация, определяется своим местом среди других выражений. Результатом этого как небо голубое, в действительности является одним из моментов является принятие обучающимся целой системы значений и убежде обучения употреблению слова голубое. Согласие в суждениях будет ний, которые он уже не может по своему желанию подвергнуть сомне означать в подобном случае согласие в том, каковы парадигмы для нию, потому что сомнение будет лишать смысла языковые выражения, обучения значению слова. При этом не так уже важно, какой цвет используемые для формулировки сомнения.
наиболее характерен для неба на самом деле. Можно представить себе Таким образом, рассуждения Витгенштейна приводят к тому, что культуру, в которой принято говорить, что небо серое. Это будет не выражения типа: Это моя рука, Земля существовала до моего ро ных видов научной и практической деятельности, из которых должно быть ясно, что признание существования физических объектов вне и ждення, Существуют физические объекты Ч истинны в силу значе независимо от нашего сознания неразрывно связано с этими видами ний входящих в них слов, хотя вовсе не являются аналитическими.
деятельности и с языком, так что если от него отказаться, то и целос Витгенштейн даже критикует идеализм и прагматизм, но это совер тность человеческой практики будет нарушена.
шенно не означает, что он материалист. Просто для него вопрос, кото Отсюда ясно, насколько ошибочной, с точки зрения Витгенштейна, рый задают идеалисты, Ч существует ли внешний мир?, Ч есть псев является позиция прагматистов и конвенционалистов, считающих, что довопрос, а ответы прагматистов или идеалистов Ч псевдоответы.
Мы выбираем веру в существование физических объектов на основании Немного утрируя мысль Витгенштейна, можно сказать, что, с его того, что это более просто, удобно и т.п. Для Витгенштейна здесь нет точки зрения, человек, требующий доказательств существования внеш и не может быть никакого эксплицитного выбора, опирающегося на него мира, подобен человеку, который отказался бы принимать на веру конвенционально применяемый критерий. Эта сфера так переплетена догматический постулат, что ножницы всегда множественного числа, с деятельностью, поведением, решениями людей, что сомневаться в ней и требовал бы, чтобы ему это доказали. Столкнувшись с подобным или беспристрастно взвешивать ее преимущества по сравнению с требованием, мы были бы просто поставлены в тупик. Если бы мы другими позициями невозможно.
убедились, что такой вопрос задает иностранец, не понимающий грам матического строя русского языка, мы смогли бы ответить ему,"только описав грамматику русского языка и сказав: Так организован наш 2. Достоверность присутствует там, язык. Поупражняйтесь в нем, и это перестанет вас смущать. И ника где не может быть сомнения кого иного ответа дать невозможно. Тем более было бы нелепым искать Витгенштейн подробно останавливается на проблеме сомнения. В чем объяснений в множественной сущности самих ножниц, предаваться вообще можно и в чем нельзя сомневаться? Понятна связь этой про спекуляциям на тему о том, что ножницы Ч сложный объект, состоя блемы с проблемой обоснования знания. В чем нельзя сомневаться, для щий из двух половинок. Садовый секатор, например, устроен так же, того не нужно и невозможно обоснование.
как и но ножницы, но его название употребляется в единственном Витгенштейн неоднократно повторяет, что сомнение не следует про числе. Сущность этих полезных хозяйственных предметов не имеет ни тивопоставлять вере, потому что сомневаться в чем-то можно только чего общего с грамматикой русского языка. Последняя является фак тогда, когда есть допущения, принятые без сомнения. В самом деле, том. Но фактом является существование и других языков с другими сомнение осмысленно, серьезно и искренно, только если оно влияет на грамматическими правилами. Грамматику можно только описать, ска поведение сомневающегося. Следовательно, оно должно породить соот зав: так устроен наш язык.
ветствующий образ действий (форму жизни). Если же человек сомне Однако Витгенштейн говорит не просто о языке, но о языковых вается во всем, но при этом продолжает обычное существование, зна играх. В них неразрывно сплетаются определенные формы деятельнос ч-ит, его сомнение является ненастоящим. Сомнение поэтому должно ти и обслуживающие ее языковые формы. Поэтому на сомнения фило быть связано с деятельностью в некоторой языковой игре. Значит, со софского скептика в существовании физических объектов следует, по 1 мнение предполагает правила данной лигры. Оно является ходом в мнению Витгенштейна, ответить: Так устроена наша языковая игра.
лигре, т.е. поступком в рамках социально принятой формы деятель Здесь невозможны объяснения. Можно лишь дать описания различ ности. Но каждая такая деятельность основывается на некоторых убеж дениях, которые нельзя подвергать сомнению, продолжая участвовать В самых поздних заметках Витгенштейна понятие языковой игры претерпело измене в этой форме деятельности. Сомнение без конца Ч это даже и не ния по сравнению с Философскими исследованиями. Теперь это уже не примитивные использования языка, не упрощенные модели, с которыми удобно сравнивать язык, но сомнение [6, з625].
понятие, обозначающее неразрывное единство языка и человеческой деятельности. Понятие То же самое можно сказать и об ошибках. Чтобы ошибаться, чело языковой игры расширяется и постепенно начинает заменяться у Витгенштейна понятием формы жизни. Некоторые интерпретаторы передают значение понятия языковой игры в заметках О достоверности с помощью понятия практика, и я думаю, что это оправдано. аксиом, например, аксиом евклидовой геометрии, он замечает, что дело не в их действительной или кажущейся самоочевидности, а в том, что век уже должен судить согласно с человечеством [б, з156]. Например, мы, принимая их в качестве аксиом, употребляем их как самоочевид маленький ребенок, передвигающий фигурки по поверхности шахмат ные, придавая им тем самым особый статус по сравнению с эмпири ной доски, не совершает ошибки Ч он просто не играет в шахматы.
ческими предложениями [41, с.113-114].
Все эти соображения приводят Витгенштейна к выводу, что досто В чем специфика использования достоверных предложений? Лак верность реально присутствует там, где разыгрывается языковая мусовой бумажкой будет выступать реакция на неожиданное расхож игра. Достоверность Ч это не некая предельная точка, к которой можно дение реального течения событий и предсказаний, сделанных на основе стремиться, увеличивая количество подтверждающих свидетельств, таких предложений. Например, если мы, сложив два яблока и еще два усиливая обоснования и уменьшая вероятность ошибки. Идея Витген яблока, замечаем, что у нас всего три яблока, мы не расстаемся с штейна состоит в том, что достоверность никак не связана с количес убеждением, что 2 + 2 = 4, но приходим к выводу, что одно яблоко твом аргументов и верификаций или с возможностью ошибки. Оши незаметно пропало. Точно так же, существуют и эмпирические пй фор баться можно в чем угодно: в арифметических выкладках;
в том, что ме предложения, которые мы не подвергнем сомнению ни при каком я в настоящий момент не сплю и не имею галлюцинаций;
что у меня течении событий, но скорее будем использовать их как критерии нали нет провалов памяти и пр. Но все эти допущения о возможностях чия или отсутствия галлюцинаций, правильности и неправильности ошибок лежат в психологическом плане, а вопрос о достоверности описания событий и т.п. Например, убеждение в том, что если человеку ставится Витгенштейном в плане логическом, что на его языке озна отрубить голову, то она не вырастает снова, связано, конечно, с тем, что чает Ч в плане описания языковых игр. Достоверность присутствует никто никогда не слышал и не был сам свидетелем примеров обратно там, Где нельзя ошибаться. Нельзя не потому, что исключена возмож го. Поэтому данное убеждение можно было бы счесть индуктивным ность ошибки, а потому, что иначе пришлось бы приостановить опре обобщением опытных свидетельств. Но это породило бы совершенно деленные виды деятельности. Надежно то свидетельство, которое мы неадекватное представление о его статусе. В самом деле, сравним его принимаем за безусловно надежное, следуя которому мы с полной с индуктивным обобщением Все лебеди белы. Путешественники, уверенностью и без сомнения действуем [6, з196]. Например, чело впервые увидевшие в Австралии черных лебедей, вряд ли испугались, век не может получать письма, расписываться в ведомости за за что они сошли с ума и бредят. Во всяком случае, у них не было осно рплату или предъявлять справки Ч и в то же время сомневаться в ваний для таких страхов, даже если бы они и верили ранее, что все своем имени. (Хотя теоретически здесь не исключена возможность лебеди являются белыми. Однако если бы некий человек увидел что-то, ошибки: человека могли подменить в детстве, у него может быть противоречащее убеждению, что потеря головы непоправима, он дей провал памяти или раздвоение личности и т.д.) Витгенштейн неоднок ствительно испугался бы за свое психическое состояние. Любого чело ратно отмечает, что убеждения, принимаемые как достоверное осно века, уверяющего, что он видел такое своими глазами, мы сочли бы вание, маркируются не словами типа ля знаю, что..., ля совершенно сумасшедшим или заподозрили, что он плохо владеет языком и сам не уверен, что..., но принятым образом действий.
понимает, что говорит.
Таким образом, если традиционная теория познания придавала ста Наше рассуждение непосредственно затронуло проблему индукции тус достоверных и неподверженных сомнению только особым видам и индуктивного принципа. Эта тема занимает слишком значительное предложений, например, предложениям логики и математики, или же место в истории философии и в методологических дискуссиях, чтобы утверждениям о чувственном опыте, то Витгенштейн распространяет можно было удовольствоваться беглым упоминанием.
его на предложения, которые по виду можно принять за обычные кон статации фактов. Отсюда следует, что достоверность, как и значение, не есть свойство, присущее предложениям самим по себе, но опреде ляется их употреблением. У Витгенштейна есть интересная мысль, связанная с идеей употребления: обсуждая вопрос о самоочевидности / 3. Нужно ли специальное обоснование индуктивного принципа?
Проблема индукции занимает одно из центральных мест в комплексе Так, научные гипотезы и теории вовсе не являются, в его глазах, проблем, связанных с обоснованием научного знания. Под индукцией логическими следствиями из предшествующего опыта, которые долж понимается вывод от частного к общему (или от следствий Ч к причи ны отбрасываться, как только появляется новое, опровергающее свиде нам). Поэтому если признать, что наука опирается на результаты на тельство. Любое предложение, гипотеза, теория опутаны многообраз блюдений и экспериментов и приходит к общим законам, то обращение ными связями с элементами некоторого целого, в которое они входят.
к проблеме индукции неизбежно.
Научные гипотезы и теории имеют как бы подпорки в виде явлений, Основное затруднение, связанное с индуктивным выводом, можно в объяснении которых они используются, смежных теорий, обосновыва проиллюстрировать таким, например, образом: представим себе кури ющихся с их помощью, и пр. Чтобы теория или гипотеза была отбро цу, которая на основе своего опыта формулирует обобщение, что птич шена, недостаточно одного опровергающего свидетельства. Требуется ница приходит к ней в курятник, чтобы дать ей корм. Соответственно, что-то такое, что могло бы перевесить всю систему подпорок. Для она всегда прибегает на зов птичницы, и такое поведение до. поры до обозначения этого свойства теорий и гипотез Витгенштейн употребляет времени оказывается для нее вполне целесообразным, Ч пока в один термин вероятность, но очевидно, что она не подчиняется аксиомам прекрасный день она не попадает в суповую кастрюлю.
теории вероятностей: Вероятность гипотезы измеряется тем, как много Принято.считать, что линдуктивный вывод нашей курицы был бы данных требуется для того, чтобы было предпочтительнее отбросить ее.
оправдан, еслн бы у нее были основания считать, что птичница всегда И только в этом смысле мы можем говорить о том, что повторяющийся будет вести себя одинаково, что ее поведение будет неизменно едино в. прошлом единообразный опыт делает более вероятным продолжение образным. На более философском языке это формулируется таким этого единообразия в будущем [43, с.286]. Витгенштейн показывает, образом, что для обоснования индуктивных выводов необходим при что гипотеза не обосновывается принципом единообразия природы, но, нцип единообразия природы. Однако сам он является источником серь напротив, сама служит основой для него. Дело просто в том, что она езнейших философских затруднений. В самом деле, обосновывая индук начинает функционировать как правило для формирования конкрет цию с его помощью, мы оказываемся перед необходимостью обосновать ных научных утверждений и ожиданий. Таким образом, она сама в этот принцип. Однако он не является самоочевидным, и в то же время каком-то смысле формирует то единообразие, которое придает ей ус его уже нельзя обосновать ни опытом, ни индукцией (получится круг в тойчивость. Витгенштейн здесь фактически отказывается ставить во обосновании). Подобная ситуация порождает неразрешимую проблему просы обоснования принципа единообразия природы, или какого-то обоснования индукции, над которой бились Дж.Ст. Милль, Дж. Венн, Б.
иного принципа, на который могла бы опираться индукция. Такой Рассел, логические позитивисты. Принципиальную неразрешимость этой принцип есть просто черта организации человеческой теоретической проблемы доказывал К. Поппер. Неразрешенная Проблема индукции деятельности, а не ее априорное основание. По этому руслу и движется создает почву для скептических сомнений во всей совокупности челове мысль Витгенштейна в его поздних рукописях.
ческих знаний и представлений. Ни научные теории, ни положения В Философских исследованиях он выделяет причину и основание здравого смысла не могут устоять перед напоминанием о печальной индуктивного вывода. Так, причиной веры в единообразие природы участи курицы, так недальновидно полагавшейся на свой прошлый является в первую очередь страх, например, перед тем огнем, который опыт.
некогда обжег, т.е. страх, что огонь обожжет снова. Когда у человека Для Витгенштейна, как мы уже имели возможность видеть, тоталь есть такой страх, то бесполезно доказывать ему, что для соответствую ное сомнение во всем лишено смысла. Сама задача обоснования при щего индуктивного вывода нет основания, что он якобы неубедителен.
нципа единообразия природы или индуктивных выводов представляет Напротив, он предельно убедителен. Это образцовый пример убеди ся ему неправильно поставленной.
тельности [36, з472-473].
Когда говорят об основании индуктивного вывода, имеют в виду посылку, логически достаточную для вывода от прошлого опыта к бу Страх перед тем, что огонь может обжечь, вера в то, что Солнце дущему. Но, утверждает Витгенштейн, в основе индуктивного рассуж завтра снова взойдет и т.д., не имеют рационального обоснования. Но дения лежит не логический вывод, и вообще это не логическая пробле это не значит, что они не рациональны. Они не имеют рационального ма. Многие философы и логики считают, что должен существовать обоснования, потому что сами являются основой любого обоснования.
общий принцип индукции, который якобы является основанием для При попытке обоснования будет возникатЕ логический круг. Обоснова многообразных индуктивных выводов. Они озабочены тем, что никак не ние приходит к тому, что наша деятельность организована таким обра могут найти обоснование для этого общего принципа. Витгенштейн зом, потому что... она организована таким образом. Такова наша фор показывает, что многообразные линдуктивные выводы, совершаемые ма жизни. А форма жизни не может иметь ни логического, ни эмпири в реальных ситуациях, вообще не нуждаются в обосновании особым ческого обоснования. Или, иначе, ее обосновывает сам тот факт, что она принципом индукции. Скорее наоборот Ч общий принцип обосновыва существует, что она есть форма жизни людей.
ется реальными ситуациями: Белка не заключает с помощью индук Можно ли сказать, что Витгенштейн тем самым развивает некий ции, что ей понадобятся припасы и на следующую зиму. И мы столь деятельностный подход, позволяющий решить проблему обоснования же мало нуждаемся в законе индукции для определения наших пос индукции и индуктивного принципа?. Нет. Ибо он как раз не ставит тупков и предсказаний [б, з287]. л... Если бы ученик усомнился в перед собой задачу обоснования. Он показывает, что практика, описы единообразии природы, а значит, и в оправданности индуктивных ваемая как линдуктивный вывод, существует независимо от какого бы выводов, Ч учитель почувствовал бы, что такое сомнение лишь задер то ни было обоснования. Обоснование может требоваться для предло живает их, что из-за этого учеба только застопоривается и не продви жений, суждений, утверждений и т.п. Витгенштейн же показывает нам гается. Ч И он был бы прав. Это похоже на то, словно кто-то ищет в линдуктивный вывод как составной элемент принятых форм жизни. А комнате какой-то предмет;
он выдвигает ящик и не находит искомого;
формы жизни не нуждаются в логическом или гносеологическом обос тогда он снова его закрывает, ждет и снова открывает, чтобы посмот новании. Поэтому не имеют смысла сомнения в том, насколько надежно реть, не появилось ли там что-нибудь, и продолжает в том же духе. Он их обоснование.
еще не научился искать. Так и тот ученик еще не научился задавать Но разве все это помогает нам гарантировать себя от индуктивных вопросы. Не научился той игре, которой его пытаются обучить [б, выводов, подобных выводу той курицы, которая всегда прибегала на з315].
зов птичницы и в конце концов угодила в суп? Никоим образом. И Таким образом, неявный и неосознанный (сравнение с белкой, гото Витгенштейн к этому совсем не стремится.
вящей к зиме запасы) линдуктивный вывод постоянно присутствует в Классическая философская традиция видела в подобной ситуации нашей практической деятельности. Без него субъект просто не мог бы прежде всего лубеждение курицы и проблему соответствия его реаль действовать так, как действуют все нормальные люди. Не имеет смыс ности. Вставая на позиции витгенштейновской философии, мы, как я ла искать логическое обоснование лобщего закона индукции,.потому думаю, должны увидеть здесь не лубеждения относительно окружаю что этот закон сам является не логическим обоснованием, а подытожи щего мира, которые формулирует эта философствующая курица, но ванием нашего образа действий. Конечное оправдание индуктивных форму совместной жизни кур и птичниц. Что касается кур, то, со выводов Ч в действии, в практике.
бственно, благодаря ей и продолжается существование куриного рода.
Вера в единообразие природы не есть какой-то особый принцип вне Не будем углубляться в проблему того, оправдывает ли себя, с точки и над действиями и реакциями людей в многообразных реальных си зрения кур, подобная форма жизни. Главное, что она есть. Она явля туациях. Напротив, этот принцип и есть сам принятый образ ется фактом. А гарантии от неожиданных неприятностей... Их нет и не действий, которому мы выучиваемся, овладевая всем тем, что может быть.
обязательно должен знать и уметь человек.
Поскольку принцип единообразия природы является предпосылкой Не выучившись этому, мы не могли бы участвовать в принятых весьма многообразных видов человеческой деятельности, люди не могут видах деятельности, например, не могли бы вести научные исследова ния, проверять гипотезы.
отказаться от него и даже поставить его под сомнение. У него слишком оценкой реальности на основе какого-то масштаба. Роль масштаба и много подпорок. Но ни из каких рассуждений Витгенштейна не сле правил приложения его к реальности играют правила языковых игр.
дует, что наша форма жизни, включающая это принцип, является Они определяют, что означает быть истинным для предложения того единственно возможной или даже наиболее адекватной из всех возмож или иного' вида, устанавливая условия его проверки и обоснования. Но ных. Для Витгенштейна не встает проблемы адекватности в смысле прилагать те же условия к самим правилам языковых игр бессмыслен соответствия реальности. Можно было бы представить себе форму но. Это было бы подобно измерению линейки. Аналогичным образом жизни, основанную на постоянном ожидании сюрпризов и организо бессмысленно говорить и об истинности или неистинности оснований ванную по принципу раз на раз не приходится.
языковых игр, выполняющих в них роль правил. Если истинным яв ляется то, что обоснованно, тогда основание не является ни истинным, ни ложным [б, з205]. При этом, подчеркну еще раз, под рубрику 4. Связана ли достоверность с истинностью?
лоснований попадают не только логика, математика, не только анали Когда мы придаем предложению статус неопровержимо достоверного, тические предложения, правила измерения, таблицы мер и т.п., но и мы тем самым, как показывает Витгенштейн, начинаем употреблять любые утверждения, которые мы употребляем как достоверные и не его как правило (соответствующей языковой игры) и на его основе опровержимые.
оцениваем все другие предложения.
Классическая философия (как в рационалистическом, так и в эмпи В 30-е годы Витгенштейн пришел к выводу, что достоверность и ристском ее вариантах) искала такие основания знания, которые были неопровержимость математических теорем объясняется тем, что они бы истинны. Важнейшей ее проблемой было как раз обоснование ис суть правила. В них нельзя усомниться, поскольку правила Ч неподхо тинности предлагаемых оснований. Витгенштейн же отказывается от дящий объект для сомнений (см. лекцию 4). Бессмысленно говорить об рассмотрения вопроса об истинности оснований, перенося центр тяжес их истинности, поскольку они не могут быть ложными.
ти рассмотрения на функционирование языковой игры в целом.
В конце 40-х годов такая трактовка была распространена Витген Утверждения и убеждения, функционирующие как правила языко штейном и на целые классы предложений другого рода.
вой игры, Ч их еще можно было бы назвать концептуальным карка Одно и то же предложение может выступать в одних, ситуациях как сом2 соответствующей игры, Ч не являются априорными. Бессмыслен доступное экспериментальной проверке, а в других Ч как правило для но также говорить о том, что они якобы являются лотражением реаль проверки иных предложений. Но есть предложения, которые настолько ности. Но это бессмысленно не потому, что они не являются отражени закрепились в функции правил, что вошли в структуру некоторой язы ем реальности. Скептические утверждения, что концептуальные карка ковой игры и приобрели логический характер. Они не могут быть лож сы языковых игр не соответствуют реальности, столь же бессмысленны.
ными, и потому бессмысленно говорить об их истинности. Они предшес Ибо речь тут идет о таких утверждениях и убеждениях, которые явля твуют всякому определению истинности и соответствия реальности. Для ются условием сопоставления с реальностью других утверждений и пояснения этой мысли Витгенштейна можно привести пример Ч пре убеждений. Витгенштейн при этом постоянно указывает на множес жде чем говорить о правильных или неправильных результатах изме твенность возможных концептуальных каркасов. Это делается для рения, следует зафиксировать единицу измерения и измерительную того, чтобы мы не принимали устройство нашего каркаса за реаль процедуру. Только относительно единицы и процедуры имеет смысл ность как она есть сама по себе.
говорить, что результаты измерения соответствуют или не соответству Но можно ли тем не менее в рамках витгенштейновской концепции ют реальности. Однако бессмысленно говорить, что выбранная нами каким-то образом оценивать соответствие или несоответствие многооб единица (метр или что-то другое) и процедура измерения соответству разных концептуальных каркасов и реальности?
ют реальности (или, напротив, не соответствуют ей). Аналогичным об разом любое утверждение, по мнению Витгенштейна, является как бы Этого термина нет у самого Витгенштейна, но он часто употребляется в современной философской литературе.
целая языковая игра [6, з248]. То есть в понимании Витгенштейна Как уже говорилось, Витгенштейн считал возможным сомнение, про фундамент знания оказывается как бы висящим в воздухе до тех верку и обоснование только в рамках определенной языковой игры и пор, пока на нем не построено устойчивое здание. На первый взгляд, при условии следования ее правилам. Но объяснить или обосновать система с подобным фундаментом должна обрушиться, но этого не саму лигру невозможно. Здесь все объяснения превращаются в про происходит. Получается, что базисные убеждения, принадлежащие стые описания: это так, потому что так принято в нашей лигре;
если фундаменту, держатся, как люди в переполненном автобусе, когда их вы попрактикуетесь в ней, то поймете, что иначе в нее лиграть нельзя.
подпирают со всех сторон и они не падают, потому что некуда упасть.
Витгенштейн специально предупреждает против попыток обосновать Так и языковые игры оказываются подобными переполненному автобу то, для чего не может быть обоснования: Опасность состоит, я пола су;
они плотны, и все в них взаимно переплетено и поддерживает гаю, в том, что пытаются дать обоснование нашей процедуры, тогда друг друга.
как здесь не может быть такой вещи, как обоснование, и мы должны Второй род аргументации связан с тем, что языковая игра понима просто сказать: так мы это делаем [41, с.98]. В чем именно он видит ется как определенный вид деятельности. Поэтому и основания языко опасность? В том, что, пытаясь дать обоснование для того, что такового вых игр поддерживаются в конечном счете деятельностью. Однако не имеет, мы попадаем в логический круг, либо можем погрязнуть в обоснование, оправдание свидетельства приходит к какому-то концу;
но метафизических мудрствованиях худшего толка.
этот конец не в том, что определенные предложения выявляются в Однако у Витгенштейна можно выделить два ряда аргументов, на качестве непосредственно истинных для нас;
то есть не в некоторого правленных на возможность внешней оценки языковых игр и объясне рода усмотрении с нашей стороны, а в нашем действии, которое лежит ние того, почему некоторые языковые игры передаются из поколения в основе языковой игры [6, з204]. И Витгенштейн повторяет слова в поколение.
Гете: В начале было дело.
Первый ряд аргументов связан с темой целостности и системности.
Поэтому в+птенштейновское отношение к проблеме оснований зна Как разъясняет Витгенштейн, основные убеждения и правила языко ния нельзя просто оценить как скептическое или идеалистическое. Он вых игр образуют систему: И освещается для меня не единичная пытается доказать ту мысль, что систему знания нельзя обосновать аксиома, а система, в которой следствия и посылки взаимно поддержи исключительно аргументами. В самом деле, если одни утверждения вают друг друга [6, з142]. Это очень существенный для концепции обосновываются через другие, то процесс уходит в бесконечность. Рег Витгенштейна момент. На роль основания годится не отдельное пред ресс в бесконечность избегается только тем, что процесс обоснования ложение, но только целая система. л Если у человека ампутирована где-то переходит в другой план: Как будто процесс обоснования ког рука, она уже не вырастет... Тот, кому отрубили голову, мертв и никог да-нибудь не приходит к концу? Но таким концом служит не голослов да не оживет... Можно сказать, что опыт научил нас этим предложени ное предположение, а необоснованный образ действия [6, з110].
ям. Однако он научил нас не изолированным предложениям, но мно Витгенштейн различает обоснование и причину принятия языковой жеству взаимосвязанных предложений. Будь они разрозненны, я мог игры. Когда он говорит, что бессмысленно искать основания языковой бы в них сомневаться, поскольку у меня не было бы подходящего для игры, он прав, поскольку в контексте его рассуждений это означает:
них опыта [6, з274]. Таким образом, и опыт, с точки зрения Витген бессмысленно искать обоснованные и логически достаточные посылки, штейна, является основанием для некоторых убеждений только постоль из которых можно было бы вывести все принципы данной языковой ку, поскольку он входит в определенную систему убеждений и видов игры или формы жизни. Но в то же время ее принятие, тот факт, что деятельности.
она передается от поколения к поколению, имеет причины. Они лежат Очень важным, далее, является замечание Витгенштейна, что ос в сфере практики, а не априорных принципов: Эта игра находит нования системы убеждений не поддерживают эту систему, но сами применение. Это может быть причиной того, что в нее играют, но не поддерживаются ею. Это значит, что надежность оснований лежит не основанием [б, з474]. Языковая игра... не обосновала. Она не разумна в них самих по себе, а в том, что на их основе может существовать (или неразумна). Она пребывает Ч как наша жизнь [6, з559]. Пытаясь 5. Достоверность в религиозном опыте связать устройство языковых игр с объективной реальностью, Витген Проблемы знания, достоверности и сомнения имеют и такой существен штейн утверждает: Если мы представляем себе факты иными, чем ный аспект, как соотношение знания и религиозной веры. Этот послед они есть, то одни языковые игры что-то теряют в своей значимости, ний вопрос всегда имел для Витгенштейна большое значение. Он под тогда как другие становятся важными. И таким образом постепенно черкивал принципиальное различие между знанием и верой. Но это изменяется употребление словарного состава языка [6, з63]. Обсуж различие состоит вовсе не в том, что якобы одно истинно, а другое дая вопрос об основаниях языковых игр и форм жизни, Витгенштейн ложно, или что одно достаточно обоснованно, а другое Ч недостаточно.
дает формулировку, которая как бы предупреждает возможное недо Для Витгенштейна религиозная вера и знание суть явления разного понимание: Ты говоришь, таким образом, что согласие людей решает, рода, и бессмысленно сопоставлять их по таким признакам как истин что является истинным, а что Ч ложным? И тут же разъясняет:
ность или обоснованность. В своих лекциях 1938 г. о религии [42] он Истинным или ложным может быть только то, что люди говорят;
а в обращал внимание на то, что для рассмотрения религиозной веры не языке люди согласны. Но это Ч не согласие мнений, а согласие форм годятся понятия, используемые при анализе знания. Вера не связана жизни [36, з241].
со знанием или обоснованием.
Таким образом, достоверные утверждения характеризуются не тем, Чтобы продемонстрировать это, Витгенштейн предлагает сравнить что они имеют бесспорное, не допускающее сомнения обоснование (та следующие две пары высказываний:
кового они не имеют), но тем, что они принимаются как правила наших (I). А говорит: Вот летит немецкий аэроплан. В отвечает: Я не языковых игр. А конечной инстанцией в обосновании языковых игр уверен, но возможно. Различие между высказываниями, которые сде является сама жизнедеятельность людей. Она так или иначе связана с лали А и В, состоит в степени уверенности. Но оба высказывания объективным устройством мира. Но в то же время подобное лобосно лежат в одной и той же плоскости.
вание не может придать смысл утверждениям о том, что такие-то (II). А говорит: Будет Страшный суд. В отвечает: Я не уверен, суждения сами по себе являются лотражениями реальности. При этом но возможно. Различие позиций А и В здесь не сводится к степени Витгенштейн отмечает, что эмпирические предложения и предложе уверенности относительно одного и того же утверждения. Нет, их раз ния, играющие роль правил (ситуативных правил и правил лигры в деляет целая пропасть. Можно было бы также сказать, что А и В целом), с течением времени могут переходить из одной группы в дру говорят о совсем разных вещах, что для них одно и то же утверждение гую. Для описания этого процесса он использует образ реки и ее бе имеет разные значения. Но это различие никак не проявится в объяс регов. Текучие изменчивые воды Ч это эмпирические предложения, нениях значения утверждения Будет Страшный суд, которые дали которые подвергаются проверкам в опыте и исправлению. Берега Ч бы А и В [42, с.53]. Оно проявляется в ином: например, в том что для это предложения, за которые мы крепко держимся, т.е. используем А вера в Страшный суд является руководящей нитью его жизни и их как правила для проверки других предложений. Берега, конечно, не входит в мотивы всех его поступков. Его вера непоколебима, однако это текут вслед за водами, но и они подвергаются постепенным изменени показывается не доводами и аргументами, а направлением его жизни.
ям. Витгенштейн отмечает при этом, что предложения, описывающие Собственно, вера в Страшный суд Ч это и есть образ жизни верующего нашу картину мира, могут быть своего рода мифологией. Тогда их человека. Так, по крайней мере, понимал веру Витгенштейн, хотя не роль будет аналогична роли правил языковой игры. В то же время:
претендовал на то, что сам верой обладает. При этом словесное выра Мифология может снова прийти в состояние непрерывного изменения, жение веры, по его замечанию [42, с.55-56], играет минимальную роль.
русло, по которому текут мысли, может смещаться [6, з97]. Но подо Между высказываниями, которые делают А и, нет логического отно бные замечания не получают у Витгенштейна развития. Для него шения несовместимости, потому что они говорят разные вещи, Ч ибо просто представлялось ясным, что изменения языковых игр должны живут разной жизнью. Моя обычная языковая техника здесь меня быть связаны в конечном счете с изменениями образа жизни и дея подводит. Я не знаю, можно ли сказать, что они понимают друг друга тельности человеческих обществ.
[42, с.55].
Там, где есть вера, нет места гипотезам и их большей или меньшей вероятности. Понятие свидетельство здесь имеет иное значение, не Достоверность и там, и тут не является пределом процесса обоснова жели в науке. Витгенштейн утверждает даже, что если бы существо ния с помощью свидетельств и аргументов. Достоверность связана с вали совершенно достоверные свидетельства, подтверждающие при тем, что мы крепко держимся за какие-то утверждения и убежде шествие Страшного суда, то это не укрепило, но, напротив, разрушило ния, делая их основаниями нашей деятельности и, более широко, формы бы веру.
жизни.
Подчеркивая различие между верой и знанием, Витгенштейн вы Можно сказать, что в заметках О достоверности Витгенштейн ступал также против объяснений религиозных представлений как лож показывает непознавательное отношение человека к действительности.
ньгх, основанных на заблуждении. Такие объяснения часто применяют Он заставляет нас осознать, что оно является более фундаментальным, ся к магическим представлениям древних народов. Значит, Ч говорит нежели познавательное.
Витгенштейн, Ч и Августин заблуждался, когда на каждой странице Для классической философской традиции, идущей от Декарта, дело своей исповеди он упоминал бога? Но, можно сказать, если он не за обстояло противоположным образом. Онтологический дуализм Я и блуждался, то не заблуждался и буддийский Ч или любой другой Ч мира дополнялся гносеологическим дуализмом внутреннего опыта, дан святой, чья религия выражает совсем другие воззрения. Ни один из ного субъекту с непосредственной достоверностью, и знания о внешнем них не заблуждался, кроме как в случае, когда пытался строить тео мире, которое было ненадежным и недостоверным. Даже сам факт рию [//, с.251].
существования внешнего мира мог быть подвергнут сомнению. Фундат л...Когда обычай и воззрение идут рука об руку, то не обычай ментальным отношением субъекта к внешнему миру (включая его со вытекает из воззрения, но просто они оба есть. Может случиться Ч в бственное тело и близких ему людей) становилось именно отношение наши дни это бывает часто, Ч что человек отказывается от обычая, познания, которое нуждалось в обосновании. А центральной философс убедившись, что он основан на заблуждении. Но это происходит только кой дисциплиной становилась гносеология. Витгенштейновские заметки в тех случаях, когда достаточно указать человеку его заблуждение, О достоверности направлены на преодоление этой традиции.
чтобы он отказался от своего образа действий. Но дело обстоит совер шенно иначе с религиозными обычаями народа, и поэтому здесь мы 6. Л.Витгенштейн и его место в философии XX века имеем дело вовсе не с заблуждениями [//, с.251-252]. Крещение как Х Если считать, что место мыслителя в философии определяется тем, купание. Заблуждение возникает тогда, когда магию начинают истол создал ли он школу, имел ли учеников и последователей, то ситуация ковывать научно [там же, с.253];
Религиозный символ не опирается Витгенштейна будет выглядеть парадоксальной. С одной стороны, его ни на какое мнение. А заблуждение соответствует только мнению [там же]. последователям несть числа, ибо аналитическая традиция является одной из ведущих в философий XX в. С другой стороны, говорить о его Таким образом, размышляя над религией, Витгенштейн увидел в ней особое непознавательное отношение к своему объекту. Религия Ч подлинных последователях трудно хотя бы по той причине, что филосо фия Витгенштейна в ее целостности все еще остается нераскрытой. Я это не воззрение, не мнение, не концепция, о которой можно было бы говорить,, что она истинна или ложна. Это организующий принцип имею в виду глубинную направленность его размышлений над пробле мами сознания, Я, солипсизма, связь между направленностью этих определенных форм жизни, которые он характеризует как горячее в размышлений и особым вниманием к языку, постоянное присутствие противоположность тепловатому: Церемониальное (горячее или хо этического измерения в его рефлексии. Во всяком случае ясно, что лодное) в противоположность случайному (тепловатому) отличает пие тет Г /, с.254]. осознание взаимосвязи основных мотивов его рефлексии должно вывес ти в такие сферы философствования, которые остались чуждыми ана Я хочу обратить внимание на то, что трактовка достоверности в заметках л О достоверности сходна с трактовкой религиозной веры. литической философии.
В первой лекции мы говорили о кризисе веры в разум, прогресс, 2. Согласны ли вы, что Витгенштейну удается преодолеть юмовский скептицизм относительно индукции? Если да, то в каком смысле?
науку, о кризисах в основаниях физики и математики. Философские 3. Сопоставьте взгляды Витгенштейна на знание и концепцию нормальной науки установки Витгенштейна вырастали на этой почве. Он скептически Т. Куна (Кун Т. Структура научных революций).
относился к прогрессу, будь то социальному или познавательному. Эпиг 4. Каковы, по Витгенштейну, отличительные черты знания?
раф к его Философским исследованиям гласит: Прогресс отличается 5. Сформулируйте витгенштейновские представления об обосновании знания.
тем, что выглядит гораздо более значительным, чем есть на самом деле.
Витгенштейн показывает, что основные утверждения и принципы научных теорий, базисные убеждения людей об окружающем их мире не имеют и не могут иметь обоснования. Но одновременно он показы вает, что они и не нуждаются в таковом, ибо обладают особым стату ПРИМЕРНЫЕ ТЕМЫ ЭКЗАМЕНАЦИОННЫХ СОЧИНЕНИЙ сом.
1. Витгенштейн и Декарт о субъекте, сознании и сомнении.
От отказывает в осмысленности философскому представлению о Я 2. Метод философствования в поздней концепции Витгенштейна.
как основании разумности и достоверности. Однако, вводя понятия язы ковой игры, формы жизни, он указывает нам на согласованную чело- 3. Проблема субъекта в Логико-философском трактате.
веческую деятельность, которая продуцирует особый тип неопровержи 4. Понимание научной теории у Витгенштейна (Логико-философский трактат) и мости и формирует тем самым сферу того, что не может быть подвер у П. Дюгема (л Физическая теория: ее цель и строение).
жено сомнению и служит основой для обоснования прочих утвержде 5. Витгенштейновская философия математики.
ний и убеждений.
6. Может ли машина мыслить? Дискуссии об искусственном интеллекте в свете Среди базисных убеждений находится место и для страстной эти витгенштейновского метода прояснения высказываний философов.
ческой и религиозной убежденности. Он не верит, что наука дает адек 7. Логика трансцендентальна: логика и мир в Логико-философском трактате.
ватное отражение внешнего мира. Сами утверждения такого рода он считает бессмысленными. Но его рассуждения показывают самоцен- 8. Концепция языка как образа реальности в Логико-философском трактате.
ность форм жизни людей,, определяющих свою волю этическими и 9. Логический атомизм Б. Рассела и' Л. Витгенштейна.
религиозными ценностями.
10. О чем нельзя говорить, о том надлежит молчать: учение Логико-философ Философию Витгенштейна, таким образом, можно понять как ответ ского трактата о том, что может и что не может быть высказано предложениями.
на кризис классической философии. Его философские искания как бы 11. Витгенштейн о природе философии и ее проблем.
раскрывают глубину и серьезность этого кризиса. И в то же время они 12. Основания математики и витгенштейновская философия.
свободны от признаков декаданса и указывают путь к новым "теорети ческим горизонтам.
13. Витгенштейновская критика концепции языка Логико-философского трактата (по материалам Философских исследований, Голубой книги и Коричневой Именно этим, я думаю, и определяется его место в философии XX в.
книги).
Для самостоятельной подготовки из списка Рекомендуемой ли тературы необходимо воспользоваться следующими источниками' 14. Витгенштейн о достоверном и неопровержимом знании.
[6]- [//];
(12, гл. 4, з4].
15. Витгенштейновская трактовка солипсизма и реализма на разных этапах его философской эволюции.
Контрольные вопросы и задания 16. Витгенштейн и С. Киркегор о религиозной вере.
1. Сравните понятия синтетических суждений априори по Канту и базисных утвер ждений языковых игр по Витгенштейну. Можно ли говорить, что эти понятия описывают одно и то же познавательное явление?
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА 1. Аналитическая философия в XX в. (Материалы Круглого стола).//Вопросы 19. Козлова М.С. Вера и знание: Проблема границы.// Вопросы философии. 1991.
философии. 1988. № 8. С.48-94.
№2. С. 58-66.
2. Баллаева Е.А. Витгенштейнова концепция мира как микрокосма: О мировоз 20. Мамардашвили М.К. Вена на заре XX в.//Независимая газета. 2.10.1991.
зренческих идеях Логико-философского трактата.//Человек. Общество. Познание.
М., 1981.
21. Нири К. Философская мысль Австро-Венгрии. М., 1987.
3. Бирюков Б.В. Теория смысла Готлиба Фреге.//Применения логики в науке и 22. Панченко Т.Н. Деятельность с умом, очищенным от мысли?: Л. Витгенштейн технике. М., 1961. С. 502-555.
и восточная философия.//Современная аналитическая философия. Вып.З.М., 1991.
С. 138-166.
4. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.
23. Рассел Б. Дескрипции.//Новое в зарубежной лингвистике. М., 1982.
5. Витгенштейн Л. Философские исследования.//Новое в зарубежной лингвистике.
М., 1985. Вып. XVI. С. 79-128.
24. Рузавин Г.И. Философские проблемы оснований математики. М., 1983.
6. Витгенштейн Л. О достоверности.//Вопросы философии. 1991. №2. С.67-120.
25. Современная аналитическая философия: Сб. обзоров и рефератов. Вып.1. М., 1988.
7. Витгенштейн Л. Избр. работы. М.: Гнозис, 1994.
26. Современная аналитическая философия: Сб. обзоров. Вып.З. М., 1991.
8. Витгенштейн Л. Дневники. 1914-1916 (сокращенный перевод).//Современная аналитическая философия. Вып.З. М., 1991. С. 167-178.
27. Сокулер З.А. Проблема обоснования знания: Гносеологические концепции Л.
Витгенштейна и К. Поппера. М., 1988.
9. Витгенштейн Л. Голубая книга и Коричневая книга (сокращенный пере вод).// Современная аналитическая философия. Вып.З. М., 1991. С. 179-190.
28. Фреге Г. О смысле и денотате.//Семиотика и информатика. Вып.8. М., 1977.
Вып. 8.
10. Витгенштейн Л. Лекция об этике.//Историко-философский ежегодник. М., 1989.
С. 238-245.
29. Френкель А., Бар-Хиллел И. Основания теории множеств. М., 1966.
11. Витгенштейн Л. Заметки о Золотой ветви Дж. Фрэзера.//Историко-философ ский ежегодник. М., 1989. С. 251-263.
12. Грязное А.Ф. Эволюция философских взглядов Л. Витгенштейна: Критический ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА анализ. М., 1985.
30. Anscombe G.E.M. An introduction to Wittgenstein's Tractatus. L.: Hutchinson 13. Грязное А.Ф. Язык и деятельность: Критический анализ витгенштейнианства.
univ. libr., 1959. 179 p.
МД 1991.
31. Russell В. Logical atomism.//Contemporary british philosophy/Ed, by J.H.
14 Грязное А.Ф. Материалы к курсу критики современной буржуазной философии:
Muirhead. L.;
N.Y., 1924. P. 357-383.
Философия языка Л. Витгенштейна. М., 1987.
32. Russell B. The philosophy of logical atomism.//The monist. 1918. Vol. 28. N4.
15. Карнап Р. Значение и необходимость: Исследование по семантике и модальной P. 495-527;
1919. Vol. 29. №1. P. 32-63;
№2. P. 190-222;
№3. P. 345-380.
логике. М., 1959.
33. Urmson J.O. Philosophical analysis: Its development between the two world 16. Козлова М.С. Философия и язык: Критический анализ некоторых тенденций wars. L. etc., Oxford univ. press, 1967.
эволюции позитивизма XX в. М., 1972.
34. Wittgenstein L. Notebooks 1914-1916./Ed. by G.H. von Wright, G.E.M. Ans 17. Козлова М.С. Концепция философии в трудах позднего Витгенштейна //При combe. Oxford;
Blackwell, 1961. 140, 91e p.
рода философского знания. М., 1975. С. 218:263.
35. Wittgenstein L. Tractatus logico-philosophicus. L.;
New York, 1963.
18. Козлова М.С. Размышления о феноменах сознания в работах позднего Витген штейна.// Проблема сознания в современной западной философии. М., 1989. С.
36. Wittgenstein L. Philosophical investigations. Oxford, 1953. X, 232 p.
190-212.
37. Wittgenstein L. Philosophische Grammatik./ Hrsg. von R. Rhees. Frankfurt am.
Main, 1973. 591 S.
СОДЕРЖАНИЕ 38. Wittgenstein L. Wittgenstein's lectures: Cambridge, 1932-35;
From the notes Лекция l. Формирование мировоззрения of.../Ed. by A.Ambrose. Chicago, 1982. XI, 225 p.
и философская эволюция Л.Витгенштейна Контрольные вопросы 39. Wittgenstein L. Wittgenstein's lectures on the foundations of mathematics.
. Ь Cambridge, 1939: From the notes of.../Ed. by C. Diamond. Hassocks,.19-76. 300 p.
Лекция 2. Формирование философской программы 40. Wittgenstein L. Culture and values./Ed. by G.H. von Wright, H. Nyman.
логического атомизма Oxford, 1980. 96 p.
Контрольные вопросы 41. Wittgenstein L. Remarks on the foundations of mathematics./Ed. by G.H. von Лекция 3. Логическая утопия раннего Витгенштейна Wright, Rhees R., Anscombe G.E.M. Oxford, 1967. XIX, 196 p.
1. Мир, факты, объекты л 42. Wittgenstein L. Lectures and conversations on aesthetics, psychology and reli 2. Язык как образ реальности gious belief./Ed. by Barett С. Oxford: Blackwell, 1966. VIII, 72 p.
3. Природа логических предложений 43. Wittgenstein L. Philosophical remarks./Ed. by Rhees R. Chicago, 1975. 357 p.
4. Природа философских предложений. ' 5. Математика и естествознание 6. Субъект, мир, мистическое 7. Логико-философский трактат и философская мысль XX в Контрольные вопросы Лекция 4. Витгенштейновская философия математики.... f.. 1. Отношение Витгенштейна к дискуссиям об основаниях математики 2. Опровержения ложной аналогии между математикой и эмпирической наукой, доказательством и экспериментом Х Х Х.^,. ХХ Х Х Х Х 3. Витгенштейн-о противоречиях в основаниях математики 4. Проблема бесконечности 5. Особенности витгенштейновского подхода к философским проблемам математики...... : Контрольные вопросы Лекция 5. Подход к языку и метод поздней философии Витгенштейна... Х Контрольные вопросы и задания Лекция 6. Проблема следования правилу Контрольные задания Лекция 7. Витгенштейн о философии и философской деятельности. Контрольные вопросы и задания Лекция 8. Знание, сомнение, достоверность 1. Знание возможно только там, где возможно незнание 2. Достоверность присутствует там, где не может быть сомнения 3. Нужно ли специальное обоснование индуктивного принципа?,. 4. Связана ли достоверность с истинностью?.. 5. Достоверность в религиозном опыте Учебное издание 6. Л.Витгенштейн и его место в философии XX в Х... Контрольные вопросы и задания, Зинаида Александровна СОКУЛЕР Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX в.
Примерные темы экзаменационных сочинений Рекомендуемая литература Дополнительная литература Редактор H.E. P у домазана Корректор Л.А.Ануфриева Оригинал-макет подготовила Г.В.Ревцова Подписано в печать 10.09.94. Формат 60x90/16.
Печать офсетная. Усл.печ.л. 10,8.
Тираж 10000 экз. Заказ №^ S АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ИНСТИТУТ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ ФИЛОСОФИИ СОВРЕМЕННАЯ АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ Выпуск СОЗНАНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СБОРНИК ОБЗОРОВ Москва- ГРИГОРЯН ГЛ.
ФИЛОСОФИЯ СОЗНАНИЯ Л. ВИТГЕНШТЕЙНА:
ПРОБЛЕМЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ По мере формирования в 50-80-е годы корпуса виттенштейнианы и углубления уровня экзегетической рефлексии философия сознания стала привлекать внимание специалистов в качестве одной из центральных тем поздних исследований философа.
Круг проблем, конституирующих эту тему, органически переплетается с проблемами философии языка, эпистемологии, оснований философии, философии математики и др., свидетельствуя о наличии "скрытого" гармонического ядра, работающей системе принципов, невидимой за поверхностью мозаики сократических диалогов, фрагментарно разбросанных в дневниках, подготовительных материалах к лекциям, других рукописных материалах.
Можно ли эксплицировать подобную систему принципов in toto, коль скоро виттенштейновский метод накладывает вето на "тягу к генерализациям", столь естественную при попытках обобщить его философские идеи? Большинство неудачных попыток подобного рода свидетельствует об изначально заложенной трудности герменевтики текстов философа, заключающейся в необходимости и, вместе с тем, невозможности обобщить его философские принципы, не впадая в противоречие с требованиями лингвосемантической техники контекстуальной (в рамках данной "языковой игры") деконцептуализации философских проблем. Говоря словами самого Витгенштейна, об этой системе ничего не может быть сказано, хотя она показывает себя.
Поэтому, "имея в виду" возможность подобной системы, исследователь все же вынужден вынести ее за скобки непосредственного анализа, если, конечно, он хочет понять "антипрограммную" философию Витгенштейна изнутри, о точки зрения ее собственной логики презентации и обсуждения проблем.
Многие трудности аутентичной интерпретации взглядов философа связаны также с резкой дивергенцией его раннего и позднего творчества. Как автор "философских исследований", Витгенштейн опровергает, критикует и откровенно иронизирует над автором "Трактата". Несмотря на это, есть немало философов, предпочитающих его раннюю философию поздней. В современном виттенштейноведении четко обозначились две тенденции, одна из которых реализует установку на принципиальное расхождение двух (и более) Витгенштейнов, а другая, напротив, исходит из поисков систематического единства всего его творчества. Соглашаясь с фон Бриттом в том, что "вопрос о раннем и позднем Витгенштейне станет, по всей видимости, темой нескончаемых споров" (37, с.2), отметим, что все возможные альтернативные к "Трактату" решения, найденные в поздний период, равно как и обозначавшиеся новые темы не могут быть поняты и адекватно истолкованы без тех исходных импульсов, которые исходили из "Трактата" и подготовительных к нему материалов. Проблемы философии сознания не составляют в этом смысле исключения.
В подготовительных материалах к "Трактату" (29;
33), да и в самом "Трактате" (I), с публикацией которого в 1921 г. заканчивается ранний период, вопросы философии сознания не стоят в центре его интересов. Кажущаяся индифферентность Витгенштейна объясняется здесь двумя группами причин.
Во-первых, реалистической семантикой "Трактата", которая формировалась под воздействием антипсихологической теории смысла Г.Фреге и теории динамических моделей Г.Герца, ставшей прототипом репрезентативной теории предложения как образа (модели) реальности. Обе эти концептуальные линии пересекаются и дают основания квалифицировать семантическую доктрину "Трактата" в духе репрезентативного реализма. Вторая группа причин связана с идентификацией ранней философской психологии с теорией познания:
"4.1121 Ч Психология не ближе к философии, чем любая другая естественная наука. Теория познания есть философия психологии..."
(l, C.50). (Ошибочность подобной идентификации в данном случае заключается в том, что теория познания в одном отношении шире, а в другом Ч уже философии психологии. Как теория оправдания знания гносеология интересуется вопросами истинности, рациональности, достоверности не только психологического, но и всякого другого типа знания. С другой стороны, философия психологии обращается к темам, не имеющим непосредственного отношения к гносеологии.
Даже одна и та же тема восприятия или, например, памяти имеет совершенно различное содержание при психологическом и теоретико познавательном подходах.) Итак, установка на антипсихологизм в теории значения и ошибочная идентификация философской психологии с теорией познания Ч две основные причины кажущегося безразличия раннего Витгенштейна к философии сознания. Признавая в целом правомерность подобной интерпретации, которой придерживаются П.Хакер (17, с.33-85) и Д.Пёрс (24, с.88-115), отметим, что такое объяснение ничего еще не говорит о том, что именно в раннем творчестве Витгенштейна заставило его столь интенсивно разрабатывать философию сознания в поздних исследованиях.
"В процессе взаимодействия имен и объектов, Ч замечает Д.Пёрс, Ч решающая роль принадлежит объектам, независимым от имен. Это Ч реализм, но реализм некритический"(24, с.26). Д. Перс даже вводит специальную главу в "Иллюзорной темнице" под названием "Базисный реализм", с тем, чтобы подчеркнуть ошибочность распространенной интерпретации "объектов" "Трактата" на манер "чувственных данностей" Рассела.
По Витгенштейну, язык может соотноситься с миром только через простые объекты. Простые объекты должны существовать, иначе мы не могли бы иметь возможность мыслить нечто ложное, но осмысленное о мире. Отсюда;
"Имя означает объект. Объект есть его значение" (I, O.38). Однако, каков эпистемологический статус этих объектов? Следует ли их понимать на манер чувственных данностей Рассела? Являются ли они партикулярными или же допускают интерпретацию в качестве универсалий? Наконец, какое это имеет отношение к проблемам философии сознания?
Необходимо подчеркнуть, что среди исследователей возник довольно широкий спектр интерпретаций "объектов" "Трактата" Ч от номиналистических (Э. Энскомб (12), Дж.Гриффин (16), М.Копи (15) до реалистических (Е.Эллар (15), П.Хакер (17), Д.Пёрс (24). Отвергая интерпретацию "объектов" "Трактата" в духе чувственных данностей Рассела, Д.Пёрс возражает против интерпретации "Трактата" как "исследования по основаниям эмпирического знания". В поддержку своей позиции Д.Пёрс приводит два аргумента: I) критерий простоты у Витгенштейна не является эмпирическим. Витгенштейн не считает, что объекты просты, если и только если чувственное ознакомление с ними необходимо для понимания значения знака;
2) Витгенштейн не считает, как Рассел, что анализ фактуальных предложений имеет предел, достигнув которого дальнейший анализ становится невозможным (24, с.91). Отвергая (I) как принцип эмпиризма и (2) как принцип редукционизма, Д.Пёрс не только максимально отдаляет Витгенштейна от Рассела, но и ставит под сомнение причастность Витгенштейна логическому позитивизму.
При всей привлекательности подобной интерпретации, связывающей раннего Витгенштейна с немецкой классической философией в большей степени, чем с традициями английского эмпиризма, необходимо все же заметить, что Дневники 1914-1916 гг.
не дают оснований для столь резкого размежевания с Расселом.
С одной стороны, природа простых объектов действительно дедуцируется из априорных оснований;
"Представляется, что идея Простого уже заключает в себе идею сложного и идею анализа,, так что мы приходим к этой идее независимо от каких-либо примеров простых объектов или предложений, обозначающих их/ и осознаем существование простых объектов priori, как логическую необходимость" (29, с.60).
Однако помимо априорной дедукции простых объектов, Витгенштейн прибегает и к эмпирическому оправданию их онтологического статуса. Он говорит о "чувстве простого отношения", возникающего, когда мы мыслим связь между именем обозначаемым объектом. "Имена необходимы для утверждения, что эта вещь обладает этим свойством" (29, с.53). Он вплотную подходит к идеалу эмпирической достоверности Ч к чистому указанию "это", когда, например, пишет, что может в точности указать, что именно имеет в виду, указывая своим пальцем на комплекс или факт (книгу или часы), лежащие на столе и говоря при этом: "Я имею в виду просто это" (29, с.70). Кроме того, в так называемый "переходный период" (от 1929 г.
до 1933 г., т.е. от "Заметок по логической форме" до "Кембриджских лекций" и "Философской грамматики"), когда Витгенштейн переосмысливает свои ранние воззрения, то критикует в первую очередь теорию чувственных данностей и эмпирический критерий простоты. Нет достаточных оснований не доверять самому Витгенштейну в представлении и оценке своих ранних воззрений об эмпирическом характере остенсивных указаний, тем более, что эта критика имела существенное значение для формирования новой философии сознания. Конечно, если ограничиться только "Трактатом", то эмпирическая интерпретация "простых объектов" не столь очевидна.
Дневники 1914-1916 гг., "Прототрактат" и другие материалы, как известно, были опубликованы спустя несколько десятилетий после "Трактата", что создавало много неясностей и неопределенности вокруг подлинных истоков формирования основных идей раннего периода. В Дневниках 1914-1916 гг. Витгенштейн колеблется между реалистическим, априористическим и феноменалистическим истолкованием простых объектов. Значит ли это, что эти истолкования исключают друг друга? Тот, кто останавливается на какой-то одной интерпретации, исключая другие, вряд ли адекватно поймет Витгенштейна, мысль которого диалектически развивается, стремясь апоретически схватить эйдос анализируемых проблем. Он редко останавливается на каком-то одном варианте решения, даже если последнее как будто найдено и окончательно сформулировано с предельной категоричностью в афоризмах "Трактата". Не самом деле, внутреннее сомнение никогда не покидает его, позволяя увидеть органику рассмотрения проблемы в альтернативных аспектах, что постоянно ставит исследователей в затруднительное положение.
Так, в упомянутом обстоятельном исследовании Д.Пёрса "базисный реализм" и "трансцендентальный солипсизм" мирно сосуществуют друг с другом. Создается впечатление, что это две самостоятельные и никак не связанные темы раннего Витгенштейна.
По поводу каждой из этих тем в отдельности Д.Перс дает много интересной и глубокой информации, но чего он не замечает, как раз касается диалектического "оборачивания" репрезентативного реализма трансцендентальным солипсизмом.
Между тем, сам Витгенштейн прямо говорит о "совпадении противоположностей" в афоризме (5.64), где объявляет о "совпадении чистого реализма с последовательно проведенным солипсизмом" (1, с.82). Трудность заключается в том, чтобы понять, каким образом из афоризма (3.203), где значение отождествляется с объектом обозначения, следует афоризм (5.6), в котором "границы языка отождествляются с границами мира". На путях более подробного обоснования происшедшей метаморфозы репрезентативного реализма в трансцендентальный солипсизм исследователей подстерегают множество диалектических ловушек, которые невозможно преодолеть обычным рассудочным мышлением.
Pages: | 1 | 2 | 3 | 4 | Книги, научные публикации