7 мая 1931 года Нью-Йорк был свидетелемсамой сенсационной охоты на человека, какую когда-либо видел старый город.После нескольких недель погони Кроули — "Два нагана" — гангстер и убийца, который,между прочим, не пил и не курил, был выслежен и "накрыт" в квартире своейлюбовницы на Вест-Энд авеню.
Полтораста полисменов и детективов осадилиего убежище на верхнем этаже. Проделав отверстие в крыше, они пытались выкурить"копниллера" слезоточивым газом. Потом они расставили пулеметы на крышахокрестных домов и более часа один из красивейших кварталов Нью-Йорка оглашалсятреском револьверных выстрелов и пулеметных очередей. Кроули непрерывноотстреливался, скорчившись за перевернутым креслом. Десять тысяч взволнованныхзрителей наблюдали за ходом охоты. Ничего равного этому не видывали ранее улицыНью-Йорка.
Когда Кроули был схвачен, комиссар полицииМелнуэй заявил представителям прессы, что отчаянный "Два нагана" был самымопасным преступником за всю историю Нью-Йорка. "Он убьет, — сказал комиссар, — ни за понюшкутабака".
А как оценивал себя Кроули Это известно,потому что пока полиция вела стрельбу по его укрытию, он писал письмо, адресуяего "тем, кого это может касаться". И кровь, лившаяся из его раны, оставилабагровый след на бумаге.
В этом письме Кроули писал: "Под моимпиджаком усталое, но доброе сердце, которое никому не причинитзла".
Незадолго до этого Кроули было назначенолюбовное свидание на проселочной дороге из Лонг-Айленда. Внезапно к его машинеподошел полисмен и сказал: "Покажите ваши права". Не говоря ни слова Кроуливытащил наган и градом пуль сразил полицейского наповал. Когда тот упал, Кроуливыскочил из машины, выхватил у умирающего офицера его револьвер и выстрелил ещераз в распростертое тело. И вот этот убийца говорит: "Под моим пиджакомусталое, но доброе сердце, которое никому не причинит зла".
Кроули был приговорен к смертной казни наэлектрическом стуле. Когда он входил в камеру смертников тюрьмы Синг-Синг, онне сказал: "Вот что я получил за то, что убивал людей". Нет, он сказал: "Вотчто я получаю за то, что защищал людей".
В этой истории примечательно то, что "Дванагана" Кроули —считал себя ни в чем не виноватым. Является ли необычной подобная самооценкасреди преступников Если вы склонны считать, что это именно так,познакомитесь-ка с нижеследующими фактами: "Я потратил лучшие годы жизни на то,чтобы доставлять людям зажигательные удовольствия и помогать им приятнопроводить время, и все, что получаю взамен — это оскорбления существованиезагнанного человека". Это сказал Аль-Капоне. Да, тот самый Аль-Капоне, некогдавраг американского общества N1, когда-либо терроризировавших Чикаго. Он неосуждает себя. Он действительно смотрит на себя как на благодетеля — эдакий неоцененный и непонятыйблагодетель общества.
То же самое сказал "Немец" Шульц перед темкак скорчится под пулями гангстеров в Нью-Йорке. "Немец"-Шульц — одна из известнейшихнью-йоркских "крыс" —в интервью для газеты прямо заявил, что он благодетель общества. И он верил вэто.
На эту тему у меня была небезынтереснаяпереписка с начальником тюрьмы Синг-Синг. Он утверждал, что немногиепреступники, сидящие в Синг-Синге, считают себя дурными людьми. Они— точно такие желюди, как мы с вами, и также рассуждают и объясняют свои поступки. Они могутобъяснить вам, почему должны были взломать сейф или нажать на спусковойкрючок.
Большинство из них стараются с помощьюаргументов, путаных или логичных, оправдать свои антиобщественные действия дажев собственных глазах, приходя таким образом к твердому убеждению, что их вообщене следовало сажать в тюрьму.
Если Аль-Капоне, "Два нагана"-Кроули,"Немец"-Шульц и другие отпетые джентльмены, находящиеся за тюремными стенами,ни в чем не обвиняют себя, то что же сказать о людях, с которыми мы находимся вежедневном общении!
Покойный Джон Уенмайкер признался однажды:"Тридцать лет назад я понял, что браниться по меньшей мере глупо, что мнеследует беспокоиться о преодолении своей собственной ограниченности, небеспокоясь о том, что бог не счел нужным распределить дар разумения поровнумежду всеми".
Уенмайкер рано постиг этот урок. Лично мнепришлось добрую треть века брести на ощупь в этом дремучем мире, прежде чемпередо мною стала проясняться та истина, что в 99-ти случаях из ста человек нив чем не осуждает себя, независимо от того, насколько он прав или неправ.
Критика бесполезна, ибо она ставит человекав позицию обороняющегося и побуждает его искать для себя оправдание. Критикаопасна, ибо она ранит драгоценное для человека чувство собственногодостоинства, наносит удар его представлению о собственной значимости ивозбуждает в нем чувство обиды и негодования.
В старой германской армии солдату неразрешалось подавать жалобу сразу после происшествия, давшего для нее повод. Ондолжен был сдержать первое чувство обиды, "заспать" его или "остыть". Если жеон подавал жалобу немедленно в день происшествия, его наказывали. Вповседневной жизни тоже следовало бы ввести подобный закон для ворчливыхродителей, сварливых жен, бранящихся работодателей и целой армии несносныхлюбителей выискивать чужие ошибки.
На страницах истории вы найдете тысячипримеров бесполезности чересчур строгой критики. Возьмите, например, известнуюссору между Теодором Рузвельтом и президентом Тафтом — ссору, из-за которой произошелраскол в республиканской партии и в Белый Дом вступил Вудре Вильсон, а вмировую войну была вписана яркая, мужественная страница, изменившая течениеистории. Окинем беглым взором события.
В 1908 году, уходя из Белого Дома, ТеодорРузвельт сделал президентом Тафта, а сам удалился в Африку пострелять львов.Когда же он вернулся, его раздражению не было границ. Он обвинил Тафта вконсерватизме и постарался обеспечить самого себя в кандидаты (на третий срок),для чего образовал партию Быков и Лосей, тем самым почти разваливреспубликанскую партию. В результате на последних выборах Уильям Годфри Тафт иреспубликанская партия вышли вперед только в двух штатах — в Вермонте и Юте — самое сокрушительное поражениестарой партии за всю историю.
Теодор Рузвельт обвинил Тафта, но обвинилли сам себя президент Тафт
Конечно, нет. Со слезами на глазах Тафтговорил: "Я не вижу, как бы мог поступить иначе, нежели поступил". Кто жевиноват Рузвельт или Тафт По праве сказать не знаю и не стараюсь узнать.Главное, к чему я стремлюсь, — показать, что вся критика со стороны Рузвельта не убедила Тафта втом, что в поражении виноват именно он. Единственным ее результатом было то,что Тафт старался оправдать себя и повторял со слезами на глазах: "Не вижу, какбы я мог поступить иначе".
Или возьмем скандал с "Типот Доум Ойл".Помните его Газетная шумиха вокруг этого дела не утихала несколько лет.Всколыхнулась вся страна. В американском обществе на памяти живущего поколенияне случалось еще ничего подобного. Чисто фактическая сторона дела такова:Альберту Фоллу —министру внутренних дел в кабинете Гардинга, было поручено сдать в арендучастным фирмам нефтяные резервации Элк-Хилл и Типот Доум, ранеезарезервированные военно-морскому флоту США для использования вбудущем.
Вы полагаете, что министр Фолл назначилпубличные торги Нет. Он без стеснения вручил лакомый контракт своему другуЭдварду Л. Догени. А что сделал Догени Он вручил министру Фоллу, любезноназвав ссудой сто тысяч долларов. Затем министр Фолл самовластно направил врайон резервации морскую пехоту Соединенных Штатов, чтобы прогнать конкурентов,чье расположенное по соседству с резервацией производство не истощало бызапасов нефти Элк-Хилла. Согнанные штыками со своих участков конкурентыкинулись в суд, и слетела крышка с пузатого Чайника $$ со скандальной"заваркой" в сто миллионов" долларов. Разразилось зловоние стольотвратительное, что стошнило всю страну. Администрация Гардинга быланизвергнута, республиканской партии грозило полное крушение, а Альберт Фоллугодил за тюремную решетку. Фолл был сурово осужден, осужден как немногие изобщественных деятелей, когда-либо подвергавшиеся осуждению.
Раскаялся ли он Ни в коем случае.Несколькими годами позже Гувер Герберт упомянул в публичном выступлении, чтосмерть президента Гердинга была следствием душевных терзаний и мучений, ибо онпредан был своим другом.
Услышав это, миссис Фолл вскочила со своегокресла и, потрясая кулаками, вскричала рыдающим голосом: "Фоллом Что Гардингбыл предан Фоллом Нет!
Мой муж никогда не предавал. Весь этот дом,полный золота, не соблазнил бы моего мужа поступить несправедливо. Он— единственный, ктобыл предан, послан на убой и распятие".
Перед вами — человеческая натура в действии:виновный обвинит кого угодно, но не себя. Мы все — таковы. Итак, если завтра мы свами поддадимся искушению кого-либо критиковать, вспомним Аль-Капоне, "Дванагана"-Кроули, Альберта Фолла. А Признаем тот факт, что критика подобнадомашним голубям. Она всегда возвращается обратно.
Признаем тот факт, что персона, которой мывознамерились сделать замечание и осудить, вероятно, оправдает себя и осудитнас, или подобно благовоспитанному Тафту скажет: "Не вижу, как бы я могпоступить иначе, нежели поступил".
Субботним утром 15 апреля 1865 г. АвраамЛинкольн умирал в комнатушке дешевого доходного дома напротив Фордо-Театра, гдеБут выстрелил в него.
Большое тело Линкольна лежало простертое подиагонали на покосившейся кровати, слишком короткой для него. Над кроватьювисела дешевая репродукция с картины известного художника Роуза Бенера"Красивая лошадь", и газовый рожок, мерцая, бросал унылый свет.
Стоявший возле кровати умирающего военныйминистр Стэнтон сказал:
"Здесь лежит величайший из правителей,какого когда-либо видел свет".
В чем заключался секрет успеха Линкольна вобращении с людьми Я изучал жизнь Авраама Линкольна в течение десяти лет и тригода всецело посвятил работе над книгой, которую озаглавил "Линкольн, которогоне знают". Я был убежден, что должен предпринять столь тщательное иисчерпывающее изучение личности Линкольна и его частной жизни, насколько этовообще в человеческих возможностях. Я специально исследовал линкольновскийметод обращения с людьми. Разрешал ли он себе удовольствие критиковать другихО, да! Когда он еще был молодым человеком в Ниджин Грик Велей, в штате Индиана,он не только критиковал, но даже писал письма и поэмы, высмеивающие людей,оставлял их на проселочных дорогах, в таких местах, где они наверное могли бытьнайдены. Одно из подобных писем стало причиной горькой обиды на всюжизнь.
Даже после того, как Линкольн сталпрактикующим адвокатом в Спрингфилде, штат Иллинойс, он открыто нападал насвоих оппонентов в письмах, публикуемых в газетах. Но на этот раз он сделал этослишком оскорбительно. Осенью 1842 года он напрасно осмеял драчливогополитикана по имени Джеймс Шилдс, ирландца по происхождению. НаписанныйЛинкольном пасквиль был опубликован в виде анонимного письма в газете"Спрингфилд джорнал". Город покатывался со смеху. Чувствительный и гордый Шилдсвскипел от негодования. Он разузнал, кто написал письмо, вскочил на лошадь,прискакал к Линкольну и вызвал его на дуэль. Линкольн не хотел драться. Он былвообще против дуэлей, но в данном случае он не мог отказаться и должен былспасать свою честь. Ему предоставили право выбрать оружие. Поскольку у негобыли очень длинные руки и во время обучения в Вест-Лойате он получал урокифехтования, то выбрал кавалерийский палаш. На следующий день они встретились напесчаном бугре у Миссисипи, готовые драться насмерть. В последний моментсекундантам удалось предотвратить дуэль.
Это был один из наиболее тягостных личныхинцидентов Линкольна. Он стал для него бесценным уроком в искусстве обращения слюдьми. Никогда более не пишет он унижающих человеческое достоинство писем. Ине осмеивает никого и не подвергает личной критике.
В течение гражданской войны Линкольн одногоза другим меняет генералов, стоящих во главе Потомакской армии Мак-Клелан, Пек,Бернсайд, Мид — икаждый из них, в свою очередь, совершал грубую трагическую ошибку, повергавшуюЛинкольна в отчаяние.
Половина нации (имеются в виду северяне)гневно осуждала бездарных генералов, но Линкольн, "без злобы к кому-либо, сдоброжелательностью ко всем", сохранял спокойствие. Одно из любимых имвыражений: "Не судите, да не судимы будете".
И когда миссис Линкольн и другие суровоосуждали южан Линкольн отвечал: "Не осуждайте их, в подобных обстоятельствах мыстали бы точно такими же".
Если кто-нибудь и имел право на осуждение,то это, конечно, Линкольн.
Приведем только однуиллюстрацию.
Битва при Геттисберге в течение трех первыхдней июля 1863 года.
Ночью 4 июля, когда грозовые тучиразразились ливнем и затопили всю местность, Ли начал отходить в южномнаправлении. Достигнув со своей разбитой армией Потомака, Ли увидел перед собойвздыбившуюся реку, о форсировании которой нечего было и думать, и армию Союза(северных штатов)
позади себя. Ли был в ловушке. Он не могубежать. И Линкольн видел это. То был бесценный, самим небом посланный случай,— одним ударомзахватить армию Ли и окончить войну. Взволнованный надеждой на такую удачуЛинкольн приказал Миду атаковать Ли, не созывая военного совета. Линкольнтелеграфировал свой приказ и для вещей убедительности послал к Мидуспециального курьера с требованием немедленного начала военныхдействий.
А что же сделал генерал Мид Совершеннопротивоположное тому, что было ему приказано делать. Вопреки приказу Линкольна,он созвал Военный совет. Он колебался. Он решительно отказался атаковать Ли. Вконце концов вода спала и Ли увел свою армию за Потомак.
инкольн был в ярости. "Что это значит— вскричал он вразговоре со своим сыном Робертом. Великий боже! Что это значит! Он был уже внашей власти. Стоило только протянуть руки и они наши, но я никакими силами немог сдвинуть нашу армию с места. В таких обстоятельствах любой генерал смог быразгромить Ли. Если бы я был там, то смог бы захватить его".
Ужасно раздосадованный Линкольн сел инаписал Миду нижеследующее письмо. Надо помнить, что в этот период своей жизнион был крайне умерен и сдержан в своей речи. И, следовательно, вышедшее из-подпера Линкольна в 1863 году письмо было равносильно строгомувыговору.
"Мой дорогой генерал, не верю, что вы неспособны оценить весь размер несчастья, заключающегося в бегстве Ли. Он был внашей власти, и мы должны были принудить его к соглашению, которым, учитываядругие наши недавние успехи, могла закончиться война.
Pages: | 1 | ... | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | ... | 30 | Книги по разным темам