Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 |   ...   | 65 |

К последнему типу ошибок относится та, которую я [412] совершил в самом начале своей карьеры, потерпев неудачу в распознавании враждебных чувств переноса пациентки, которая изливала свое раздражение некомпетентным терапевтом, тогда как была переполнена сексуальным желанием ко мне. Я интерпретировал эту ситуацию как имеющую следующее значение: ее раздражала ее некомпетентная мать, тогда как она желала своего привлекательного отца. Пациентка, казалось, приняла эту интерпретацию, по меньшей мере, интеллектуально, но почти на всех сеансах следующей недели в ее ассоциациях были намеки на неспособного или путающего помощника, учителя, доктора и т. д. параллельно с сексуальными чувствами ко мне. В то время я еще не отдавал себе отчета в том, что если материал какого-то сеанса повторяется на последующих сеансах, то это говорит о том, что интерпретация была неудачной или неточной. В конце концов, пациентка стала непродуктивной, сновидений не было, присутствовала лишь не большая вербализация. Когда я пытался привлечь ее к работе над сопротивлением, она делала это неохотно, а когда я стал настаивать, она вдруг взорвалась, в бешенстве, насмешливо закричала на меня: "Вы пилите меня за то, что я плохо работаю, почему вы сами не выйдете из своей башни слоновой кости и не сделаете хоть самую маленькую часть работы сами, или вы думаете, что это может запачкать ваши лилейно-белые ручки" Тогда я понял, что совершенно не осознавал враждебности пациентки ко мне, которая присутствовала наряду с ее чувствами любви. В этот момент я также понял, что сама пациентка осознавала это, что и усилило ее гнев и принесло элемент насмешки. После небольшой паузы я сказал ей: "Я полагаю, что вы рассержены из-за этого неповоротливого доктора, неуклюжего, все путающего помощника, который (появляется) появлялся последнее время на каждом сеансе. До сих пор я не мог узнать его лица, но теперь вижу, что это я сам". Пациентка фыркнула и рассмеялась в ответ на мое вмешательство. Сначала она протестовала, утверждая, что ее злоба и презрение не предназначались для меня, но затем она признала, что была очень обеспокоена из-за того, что чувствовала, что я избегаю ее. У нее было такое впечатление, что либо я боюсь ее, либо она отталкивающе [413] действует на меня и что я считаю ниже своего достоинства углубляться в ее проблемы.

По поводу последнего момента я сказал пациентке, что, даже если я не осознал, что она гневается на меня, я надеюсь, что она захотела бы исследовать свой гнев по отношению ко мне. Я подтолкнул ее к свободному ассоциированию, попросив рассказать, что происходит в ней, когда она думает о человеке с "лилейно-белыми" руками. Мои замечания и мое отношение, по-видимому, были эффективны, и пациентка смогла свободно ассоциировать. На этом сеансе и на последующих появился ранее скрытый материал об ее отце, аристократе, высокомерном отце, которым она восхищалась, которому завидовала и которого презирала. Мой довольно сильный недосмотр и непонимание этого материала вызвали небольшую задержку, но, кроме этого, я не заметил никаких других последствий моей ошибки.

Сейчас я бы хотел вставить несколько замечаний об основных принципах, связанных с попытками исправления технических ошибок. Прежде всего пациенту следует дать возможность отреагировать на ошибку. Еще большей ошибкой будет подавить реакцию пациента слишком быстро, принеся извинения или же промолчав, оставаться безответным так долго, что это травмирует пациента или заставляет почувствовать, что ему угрожают. Ошибка должна быть открыто признана, но это признание следует использовать для получения материала от пациента, а не для облегчения или нейтрализации реакции последнего. Я не приносил формальных извинений по поводу своей ошибки, описанной выше, потому что это не было нарушением этикета или норм поведения. Я совершил определенную техническую ошибку, но не преступление; мне было очень жаль, что я причинил боль, но это связано с лечением, с этим следует считаться.

Я не пытаюсь объяснить причины своей ошибки; это проблема моя, а не пациента. Я не вижу причин, по которым следует обременять пациента исповедями; пациент не должен быть моим терапевтом. Я стараюсь показать пациенту словами, тоном и отношением, что я хочу работать над его реакциями на мою ошибку точно так же, как я бы работал над чем-нибудь еще, происходящим в жизни пациента. Я точно также тщательна [414] исследую это, как и другие вопросы, но не довожу до крайности. Я полагаю, что краткое описание моих замечаний и поведения во время работы с пациенткой иллюстрируют те общие принципы, которые я наработал.

3.10.322. Ошибки, связанные с длительным вмешательством контрпереноса Наиболее серьезными отклонениями при работе с реакциями переноса являются неявные, хронические, неосознанные аналитиком ошибки, которые могут иметь место годами. Они могут происходить из двух основных источников: а) реакции контрпереноса и б) неправильное понимание пациента (не на основе контрпереноса).

Ошибки, связанные с контрпереносом, возникают тогда, когда аналитик реагирует на своего пациента так, будто данный пациент был значимой личностью в ранней истории аналитика. Контрперенос является реакцией аналитика на пациента, это как бы параллель по отношению к переносу, нечто, хорошо дополняющее его - его двойник. Контр - в контрпереносе означает аналогичный, дубликат, а не противоположность как в контрдействии. Контрперенос может привести к устойчивому неуместному поведению аналитика по отношению к пациенту в форме стойкого непонимания, или к поведению вознаграждения, успокаивания и разрешения. И снова я должен сказать, что более детальная дискуссия по этому вопросу будет представлена во втором томе. Однако я бы хотел проиллюстрировать этот момент клиническим примером.

В течение многих лет я наблюдал за работой готовящегося к выпуску кандидата в практикующие аналитики. Он был человеком незаурядных способностей и таланта, психоаналитическое лечение заметно прогрессировало, и у меня было такое впечатление, что мы оба получаем удовольствие от наших сеансов. Вместе с тем пациент рассказывал мне о своих затруднениях с пациенткой, которую он лечил уже несколько лет. Она развила устойчивый, неподатливый враждебный перенос. Мы провели несколько сеансов, обсуждая лечение данной пациентки. Пациентка была молодой, привлекательной женщиной, выказывающей расстройство обсессивного характера с явной тенденцией и интеллектуализацией, [415] множеством реактивных и анальных черт характера и компульсивно-импульсивной псевдосексуальной неразборчивостью. Мое общее первое впечатление было такое, что кандидат понимает пациентку и, по-видимому, адекватно передает основные технические проблемы случая.

Постепенно я стал осознавать то, насколько чаще при рассказе об этом случае он ссылается на свои заметки, особенно (при сравнении) по сравнению с другими случаями, за которыми я также наблюдал. Он признал, что испытывает значительные затруднения при запоминании материала, касающегося этой пациентки, чего не было в других случаях. Затем я заметил, что тактику, которую он использовал в данном случае, я ранее не видел у него. После того, как пациентка начинала говорить, нарушив молчание, он, бывало, прерывал ее и спрашивал: "Вы уверены, что рассказываете мне то, что действительно думаете". Я ответил ему, что такое замечание подразумевает обвинение: казалось бы, он предполагал, что она может сознательно искажать материал. Кроме того, он постоянно прерывал ее и не позволял ей свободно перескакивать с одной мысли на другую. Возможно, если бы он подождал подольше, он мог бы лучше узнать, сознательно или нет она воздерживается от чего-либо. Студент реагировал на это, покраснев, а затем стал защищать себя, утверждая, что не знает, говорил ли именно это своей пациентке, либо же это искажения при пересказе. Я осознал, что мое наблюдение за этим случаем не приносит удовольствия, как это было в предыдущих случаях - ни для кого из нас.

По мере того, как пациент описывал мне детали своей работы с этой пациенткой, я определил, что у него есть тенденция реагировать контрмолчанием на ее молчание, тенденция быть очень кратким в своих вмешательствах, которые очень редки, тенденция быть без необходимости строгим, отмечая малейшее опоздание при оплате, кроме того, он никогда не отвечал на вопросы. Короче говоря, я почувствовал, что атмосфера этого анализа была строгой и суровой, возможно, даже жестокой и мрачной. Я почувствовал, что моя оценка была правильной, когда осознал, что враждебные, подозрительные и недоброжелательные реакции пациентки на [416] своего аналитика подходили и были как бы ответом на отношение к ней самого кандидата. Я спросил себя, поддавался, уступал бы я лечению, если бы меня лечил аналитик так, как кандидат лечил эту пациентку. Это не было ситуацией лечения, ситуацией, когда доктор пытается помочь пациенту; это была очень искусно замаскированная изнурительная борьба между двумя замкнутыми, сердящимися людьми, которые стараются сокрушить один другого.

Так тактично, как только мог, я рассказал кандидату, что, я чувствую, ему не нравится пациентка и что он, пожалуй, скорее сражается с ней, чем лечит ее. Я не ждал и не хотел, чтобы он объяснял свои реакции или свое поведение; я надеялся, что он привнесет этот материал в анализ со своим собственным аналитиком. Но студент не мог сдержаться, он побледнел и, после минутной паузы, со слезами начал говорить, что последнее время он сам стал думать об этом. Он осознал, что если она аннулировала сеанс, он получал удовольствие, а также что имел тенденцию сокращать ее сеанс, давая ей меньше, чем 50 минут. Более того, у него часто бывали сновидения, в которых она была его старшей сестрой, делавшей в детстве его жизнь ужасной и т. д.

Важным моментом здесь является то, что этот чувствительный и талантливый человек, не зная того, неправильно лечил пациентку несколько лет, бессознательно мстя ей за то, что ему пришлось вынести в детстве. Его реакции переноса к этой пациентке превратили его из сочувствующего терапевта в требовательного и карающего оппонента. Вследствие этого она развила реакцию на него, которая была частично реакцией переноса, а частично - реалистической реакцией на потенциально вредную личность. Результатом стала трудно поддающаяся воздействию реакция переноса. Кандидат предпринял регулярные обзоры этого случая и после тщательной проработки своих проблем в своем анализе провел делающую ему честь работу с данным случаем. Мы рассматривали возможность смены аналитика для этой пациентки, но множество факторов исключило эту возможность. В секции 3.10.4 этот вопрос будет рассмотрен несколько глубже. [417] 3.10.323. Другие затяжные ошибки в технике Контрперенос является не единственным источником главных ошибок в технике, имеющей дело с реакциями переноса, хотя он обычно является наиболее частой и наиболее трудно определяемой причиной. Отсутствие клинических данных, неверные теоретические знания и культуральное незнание типа личности также могут быть источником ошибок. Много лет назад мне довелось выслушать коллегу, описывавшего свои длительные затруднения с пациенткой. Мне было ясно, что его интерпретации делались на эдиповом уровне, но он не осознавал и не замечал прегенитальных отношений к матери, несмотря на совершенно очевидный клинический материал. Когда я отметил это ему, он сказал, что ничего не читал об этих "новых идеях" и это никогда не возникало в его анализе. Несколько лет спустя он стыдливо рассказал мне, что провел анализ данного эпизода, а также широко ознакомился с литературой и теперь сознает, насколько слабо он был подготовлен для лечения той пациентки.

Я неоднократно выслушивал рассказы о случаях от людей, которые, по моему мнению, находились под влиянием какой-то ошибочной теоретической системы. Я знаю случай пациентки, на которую влиял ее аналитик, считавший, что ему следует удерживать ее от развития регрессивной зависимости от него. Он полагал, что это не только необходимо, но и сократит время лечения и приведет к достижению хороших, если не лучших, чем при "ортодоксальном" психоанализе, результатов. Он считал себя "прогрессивным" аналитиком, "нео-фрейдистом". Для данной пациентки его техника имела целью не допустить, чтобы длительное молчание имело место, пытаясь преодолеть ее сопротивление, он успокаивал и одобрял ее, поддерживал атмосферу на сеансе оживленной и веселой. Это было его сознательное намерение, и, казалось, он в этом преуспел, по крайней мере, в первые недели терапии. Однако когда пациентка начала развивать сексуальные чувства по отношению к нему, эта оживленная и успокаивающая манера оказалась провокационной и имеющей оттенок флирта.

Когда же пациентка оказалась вовлеченной в сексуальную [418] связь с мужчиной много старше ее, что представлялось ужасным ее конвенциональным родителям, терапевт поздравил ее и не сделал никакой интерпретации инцестуозных и деструктивных аспектов ее поведения. Терапевт настойчиво утверждал, что она была вовлечена в корректирующее эмоциональное переживание, которое он рассматривал как значительное улучшение по сравнению с ее прежней сексуальной робостью. Он не видел своих собственных манипуляций как выражения своих собственных инстинктивных потребностей и враждебности по отношению к психоанализу. Он также не сумел распознать, что новая связь пациентки на самом деле была не независимостью, а формой подчинения ему, а также отыгрывания ее сексуального переноса. После того, как я высказал эти свои мнения, у меня не было больше возможности узнать что-либо об этой пациентке, до тех пор, пока я не прочитал об ее эскападах в газетах через несколько лет.

Pages:     | 1 |   ...   | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 |   ...   | 65 |    Книги по разным темам