Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |   ...   | 50 |

Мощь этого художественного направления не была заслугой только нескольких крупных поэтов и драматургов, это было совместное выступление сотен поэтов, писателей, критиков, режиссеров, художников, издателей, литературных политиков и представляло собой феномен поколения. Неоднородность его рядов, несоизмеримость масштабов поэтического дарования его представителей, одновременность гимнового, пафосного жеста и глубочайшего скептицизма питали ту землю из нигилизма и музыкиxxii, продуктивность которой обеспечивает устойчивость научного интереса к этому феномену.

Изучение литературного экспрессионизма всегда велось параллельно с его исследованиями в других жанрах искусства: в архитектуре, театре, кино, танце, изобразительном искусстве. Иначе и быть не могло, ведь само движение мыслило себя как единую художественноэстетическую систему, как в высшей степени синтетическое искусство звука, слова, жеста, цвета, света, линии, объема (лGesamtkunstwerk) и не случайно в значительной мере было представлено двойными, а то и тройными дарованиями: рисующими писателями, музыкантами и театральными постановщиками, пишущими стихи и драмы скульпторами, тяготеющими к теоретическому осмыслению искусства художниками-графиками, драматургами, режиссерами; блестящими литературными критиками и одновременно талантливыми литературными политиками и издателями. Такие выдающиеся представители движения, как В. Кандинский, О. Кокошка, А. Шёнберг, В. Лембрук, Э. Барлах, Л. Мейднер, Л. Шрейер, Л. Рубинер, Г. Вальден, А. Р. Мейер, А. Кубин, Э. Шиле, А. П. Гютерсло, Г.

Арп, К. Швиттерс и многие другие, выступали за синтез искусств и преодоление традиционных границ между ними; поэты Г. Бенн, Э.

аскер-Шюлер, Ф. Хардекопф, Э. В. Лотц, П. Больдт, Э. Бласс, В.

Рейнер, В. Херцфельде и др. были замечательными прозаиками или эссеистами, что не преминуло отразиться на открытости жанровых форм и возникновении смешанных литературных жанров.

Как живое литературное движение экспрессионизм не вышел за рамки одного поколения, но как художественная модель мира оказался для искусства прежде всего Германии началом нового этапа его развития и наиболее мощно проявил себя в своем влиянии на последующую мировую литературу XX века. Смелые утверждения, что важнейшие импульсы современной поэзии Западной Европы и вообще все новаторские явления современного искусства коренятся в экспрессионизме (Г. Бенн), перестают казаться преувеличением, когда выясняется, что целый ряд эстетико-философских воззрений и доминирующих принципов поэтики различных жанров искусства модернизма прямо или косвенно замыкаются на открытия экспрессионистского поколения, противопоставившего обществу свою собственную субкультуру и ее художественную продукцию колоссального объема, уникальной мировоззренческой глубины и эстетической значимости.

итературный экспрессионизм набрал небывалый критический потенциал и радикализовал все накопившиеся к этому времени проблемы трансцендентной бездомности человека в мире, эстетически осмыслил и впервые вербализовал трагические последствия тиранического произвола в мире хаоса.

Экспрессионистская лирика в тончайших нюансах зафиксировала трагическое мироощущение неуютности и чужести человека в разрушающемся мире и чувство ответственности за его гибель. Этот литературный род в наиболее концентрированном виде выразил новые экзистенциальные состояния индивидуума, возникшие как реакция на кризис познания и языковой скепсис, диссоциацию личности, распад системы ценностей и чудовищную дегуманизацию жизни. Спектр элементов, составляющих поэтику лирики этого периода, чрезвычайно широк и неоднороден, в нем представлены как унаследованная и переосмысленная поэтическая традиция, так и совершенно новые факты поэтической действительности и аспекты состояния лирического Я, не известные прежде поэтической практике. Сверх-сжатие души при закрытых вентиляхxxiii требовало высвобождения; жизнь и дух прорывались наружу и трансферировались в форму (Г. Бенн) в причудливом сочетании ее традиционных и авангардных элементов.

Они перекликались с поэтикой барокко, романтизма, югендстиля; в этой лирике не прерывались традиции натурализма, в то же время она пользовалась всем арсеналом субверсивных стратегий и деструктивных приемов модернизма.

Несмотря на то, что наиболее значительная часть экспрессионистской лирики выдержана в основных канонах метрики, ритмики, строфики, рифмы и т.п., ее субверсивный и экспериментальный характер продолжает оставаться решающим фактором в определении ее формальных признаков, которые немецкие литературоведы именуют лэпохальными; в них же традиционно усматривается заслуга экспрессионизма и его вклад в поэтику ХХ века. В лирике экспрессионизма завершился процесс создания таких метафорических механизмов, в результате которых появляется лабсолютная метафора и формируются совершенно новые концепты. Абсолютная метафора обретает в экспрессионистской лирике статус конструирующего элемента альтернативной авторской реальности. Она представляет собой тем или иным способом отчужденный от реальной действительности признак, базирующийся на создании творческим субъектом тотального тождества между объектами этой действительности. Появление новой реальности достигается посредством снятия, или замалчивания, донора и реципиента признака и выдвижением на передний план tertium comparationis - эфемерного, неуловимого, не поддающегося рациональному познанию Абсолюта, неспособного быть выраженным какими-либо предикатами. Процессы познания и художественного творчества в экспрессионизме приравниваются друг к другу, и метафора перестает быть средством риторического украшения, но становится способом постижения действительности, получает гносеологический и онтологический статус. Важнейшей функцией такого рода метафоры становится функция очуждения.

В лэкспрессионистское десятилетие такие поэтические принципы предстали вызывающе провокационными, не раз становились причиной публичных скандалов, судебных разбирательств, штрафов, отказов в публикации, а в сочетании с традиционными элементами, так же широко представленными в поэтических сборниках, антологиях и альманах этого периода, придавали поэтике характер, ускользающий от точного определения. В результате картина мира в экспрессионистской лирике предстает двойственной, в ней вместе с разрушительным реализуется и конструктивный, созидательный жест, который ориентируется на некий эталон упорядоченности. Вместе с модернистскими механизмами разрушения языка в духе манифестов Т. Маринетти эта поэзия имеет наготове и весь арсенал поэтических традиций и стандартных элементов лирики, не гнушается метроритмическими, жанровыми и прочими образцами прошлого, обнаруживает устойчивость топосов и повторяемость мотивов. В их использовании поэтика экспрессионизма и вообще вся поэтическая практика наиболее далеки от своих же собственных деклараций о деформации и разрушении формы, о снятии всех запретов: Form und Riegel mussten erst zerspringen, / Welt durch aufgeschlossne Rhren dringen...xxiv.

Таким образом, экспрессионизм, мощно напитанный философией и эстетикой нигилизма, разрабатывает свою собственную художественную модель мира, в которой наряду с размыванием единой, организующей мир перспективы и связи с реальной действительностью так же отчетливо просматривается и романтическая тоска по связности и целостности, а на фоне смакования ужасного и безобразного брезжит идеал ускользающей, вечной, лявляющейся красоты.

Поэтику экспрессионизма в любом жанре искусства можно рассматривать только в контексте проблематики глобального отчуждения через призму радикальной чужести, т.к. это не просто прорыв к новым горизонтам искусства через разрушение традиции и новую форму, через эпатаж публики, деэстетизацию и скандал: поэт словно следует указанию своего духовного кумира Ф. Ницше: Следует так деформировать мир, чтобы суметь в нем выжить (лDie Umformung der Welt, um es in ihr aushalten zu knnen)xxv. Акт неслыханного очуждения действительности в литературе явился для экспрессионистов последней возможностью метафизической деятельности (Ф. Ницше), спасением от хаоса (Й. Р. Бехер) и лантропологическим избавлением в формальном (Г. Бенн), тем самым лосвобождением (лBefreiung), о котором в письмах писал Ф. Кафка. Магическая формула Ф. Ницше, которой последовали экспрессионистская эстетика и поэтика, оказалась наиболее адекватным переломному времени способом выхода из охватившего художественную интеллигенцию кризиса познания и языкового скепсиса. Она явилась ключом к пониманию тех мыслительных и формально-стилистических категорий, которыми, начиная с экспрессионистского поколения, оперировали художники ХХ века.

Экспрессионизм стал тем водоразделом, после которого литература и искусство не только Германии и Австрии, но и всей Европы кардинально сменили систему художественно-эстетических координат и вступили в эпоху не реконструкции, отражения, но конструирования новой художественной реальности, заменив принцип изображения принципом преображения, а классическую вербализацию - модернистской метафоризацией. Однако окончательного разрыва с традицией, как это характерно для следующих за экспрессионизмом и параллельных авангардистских течений, не произошло, и образ лявляющейся красоты тревожил экспрессиониста то в одном, то в другом воплощении. Сопоставляя немецко-австрийский литературный экспрессионизм c последующим швейцарско-немецким дадаизмом, можно обнаружить, как литература и искусство зрелого авангарда, в отличие от экспрессионизма, утрачивает духовную потребность опоры на предшествующие достижения философской и эстетической мысли. Вполне революционный по отношению к реализму и натурализму и достаточно радикальный литературный экспрессионизм в своей поэтической практике продолжал, тем не менее, своеобразно тяготеть к классическим порядкам. Странным образом разрушители поэтических канонов, отъявленные циники и безбожники охотно изъяснялись ямбом религиозной, любовной и пейзажной лирики; гимном-длиннострочником, дифирамбом, песнью, псалмом и особенно сонетом. Литературное поколение, которое считало себя крайне революционным и писало на своих знаменах лозунги о разрыве со всякими традициями (Ямб есть ложь, - говорил Г. Гейм), на самом деле в своем поведении и в творчестве определялось схемами мышления и способами выражения, позаимствованными у всей духовной истории. Поэтика экспрессионизма всегда оставалась словно не в фокусе, т.к. продолжала прочно опираться на прошлые достижения всей эпохи Moderne, смело вторгаясь в авангардистское будущее.

На примере экспрессионизма и дадаизма нетрудно проследить, как в программных установках и языковом экстремизме следующих за экспрессионизмом авангардов иссякают трагическое переживание по поводу утерянной гармонии и гуманистический пафос, как хаос планомерно берет верх над космосом, а конструктивный, созидательный момент уступает свои позиции.

Трагичность - важнейший концептуальный признак лотчуждения в экспрессионизме, отличающий его от аналогичного концепта в любом другом авангардистском течении. Братья, - в пустоту взывал я. / Эхо вторит: Чужеземец! (ДBruderУ sprach ich in die Leere. / ДFremdling!У hallt es mir entgegen)xxvi - такова безысходная реальность, воспринимаемая художником-экспрессионистом, тогда как дадаисты, футуристы, конструктивисты, частично сюрреалисты нередко вдохновлялись оптимизмом некоторых победных идеологий XIX века:

Мы заборы новаторством рубим!xxvii. Нерв экспрессионизма, напротив, таится именно в его трагическом характере на фоне фатальной невостребованности его колоссального энтузиазма. Его сила сосредоточилась не только и не столько в революционном разрушительном жесте, свойственном всем авангардным течениям, сколько в его невероятной чувствительности и ранимости, в его ощущении радикальной чужести как фундаментального экзистенциального состояния.

Последняя публикация экспрессионистской поэзии датируется 1925 годом, т.к. совершенно специфическая экспрессионистская ситуация в издательском деле к этому моменту исчезла, а сам экспрессионизм как художественно-эстетическая программа обновления искусства утратил былой энтузиазм - реальные военные и революционные события внесли коррективы в дальнейшее развитие поэзии Германии и Австрии. Конец экспрессионизма означал конец печатания литературной продукции в издательствах, у которых разом исчез рынок сбыта, т.к. читательские иллюзии окончательно рассеялись, а в 1933 г. всякая литературная активность окончательно была свернута:

с приходом к власти национал-социализма экспрессионизм как художественное движение повсеместно прекратил свое физическое существование, кроме Швейцарии, этого лестественного заповедника, где, по словам Г. Балля, нации хранили свои последние резервы. Экспрессионизм был буквально выкорчеван из немецкой и австрийской почвы вместе с его носителями. Он не просто медленными затухающими колебаниями прекратил существование: национал-социалисты преследовали его со слепой яростью как Революцию Духа и потратили колоссальные усилия, чтобы развенчать его в глазах народа как лискусство вырождения (лentartete Kunst). Из всего авангардного искусства экспрессионизм особенно задевал нерв расистского мышления, определение дегенеративный соседствовало со штампом леврейско-большевистский, и это было равносильно смертному приговору: десятки литераторов, художников и скульпторов попали под запрет на профессию и покинули Германию и Австрию. Голос поэта-экспрессиониста, замолкший в годы фашистской диктатуры, до 1960 года практически не привлекал к себе научного и общественного внимания. Только первая послевоенная выставка экспрессионистского искусства и литературы в Немецком литературном архиве и Шиллеровском национальном музее в Марбахе вновь реанимировала этот интересxxviii. И только с этого времени истинное значение экспрессионистской поэтики начинает научно осознаваться как смена классическо-романтического канона и новая художественная парадигма во всех жанрах искусства. Появившееся с тех пор необозримое количество научных исследований поэзии экспрессионизма убедительно продемонстрировало, что она уже тогда сформировала и сконцентрировала в себе полный инструментарий поэтики современной лирики:

Pages:     | 1 |   ...   | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 |   ...   | 50 |    Книги по разным темам