Книги, научные публикации
Pages: | 1 | 2 | 3 | 4 | 1 СТАВРОПОЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ На правах рукописи Филиппова Елена Владимировна СЕМАНТИЧЕСКАЯ ИЗОТОПИЯ ЕДА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ (НА МАТЕРИАЛЕ МАЛОЙ ПРОЗЫ 60-80-Х ГОДОВ ХХ ВЕКА) ...
-- [ Страница 3 ] --В состав размышлений героя проникает сознание автора, который метафорически определяет руку когтистой. Эта метафора активизирует в сознании читателя фрейм зверь с соответствующими признаками СжестокийТ, СловкийТ, СбезжалостныйТ, которые получают отрицательную оценку в тексте. Анализируя сознания других героев текста, выделяются дополнительные компоненты, характеризующие братьев - СворовствоТ, СложьТ. Описание блинов создает некоторый контраст по отношению к героям, т.к. пороки не могут находиться в эстетическом событии рядом с красотой. Следовательно, описание блинов, выступает в качестве метафоры и репрезентирует признаки СдоброТ, СкрасотаТ, формируя этическую оппозицию: СправдаТ / СворовствоТ, СложьТ, СнесправедливостьТ и тему правдивого и справедливого правителя. РЖ натюрморта в этом тексте выполняет роль контрастного фона по отношению к модели характера героя. Можно сказать, что писатели учатся приемам создания образа у своих коллег - живописцев. Словесный натюрморт выполняет функцию смыслового контраста по отношению к другим событиям текста. Прагматика изображения ярче проявляется в живописном произведении, т.к. у живописных образов есть платоническая сила, она преображает частные идеи в общие. Посредством визуальных коммуникаций легче проводить стратегию убеждения (У. Эко). Живописное произведение наглядно и поэтому может воздействовать на реципиента. Яркие тона, сюжеты из деревенской жизни создают спокойное, уравновешенное состояние зрителя, порождают уверенность в своих корнях и уважение к традиции. Стиль, композиционное построение, цвет живописных работ 70-х годов, стремящихся к обобщению, стилизации, создает состояние перемен, смятения, ломки прежних устоев, демократизации окружающего. Эти работы создают предпосылки для словесного искусства, которые произойдут немного позже. Словесные образы более расплывчаты, находятся в зависимости от целого произведения и требуют определенного знания. Для того, чтобы установить текстовую функцию РЖ необходимо совершить три последовательных операции: 1) вычленить из текста, 2) включить в смысловую парадигму текста, 3) идентифицировать основные функции текстового фрагмента, т.е. структуру РЖ необходимо включить в контекст и заставить его участвовать в семантических связях. Все процессы, происходящие в системе обоих видов искусства, отражены в таблице:
Таблица Структура словесного и живописного произведений Живопись Способ выражения Способы построения Цвет, рисунок Пространство (прямая, обратная перспективы, отсутствие перспективы), Движение (свет/тень, тон/полутон, цвет) Средства связности Пространство, цвет Интенция Эмоциональная, этническая Семантические компоненты, ассоциативная связь Эмоциональная, перцептивная Проза слово Время Движение (предикаты) Эмоциональный фон Таким образом, жанр словесного натюрморта имеет множество отличий от своего дублетного жанра - живописного натюрморта. Выделяются следующие функции словесного натюрморта в тексте: эмфатическая функция РЖ позволяет определять наиболее существенные моменты в описании (с помощью лексических средств), связанные со смысловым единством текста. Познавательная функция дополняет образ каким-то знанием, репрезентирует скрытые моменты, связанные, например, с движением или временем. РЖ позволяет ориентировать восприятие зрительного образа, как бы вводя в изображение фактор упорядоченной длительности (Р. Барт 2003) с концентрацией внимания на самых значимых для последующего смыслопостроения предметах.
3.3.2. Кулинарный рецепт В художественном тексте выделяется структурно-семантическое единство, объединенное одной темой и имеющее композиционную целостность. Большую часть лексических единиц составляют глаголы, организующие слот способ приготовление, лони образуют переходный язык между делом и бытием вещи, между ее происхождением и формой, между техникой и значением (Барт 2003, с.40). Такое структурное единство образует особый тип текста - рецепт, представляющий собой последовательность операции по технологии приготовления определенных блюд. Выделяют классический рецепт, который входит в состав кулинарных книг, в ХП репрезентируются рецепт как РЖ, и приготовление как ритуализованное речевое действие. Структура классического рецепта представляет собой схему, в соответствии с которой производится приготовление того или иного блюда. Схема включает ряд последовательно сменяющих друг друга действий, сообщающих при каких условиях должен получиться указанный в заголовке продукт, причем для достижения наилучшего результата действия должны находиться в строгом порядке. Таким образом, рецепт представляет собой определенные правила, передача и хранение которых производится в письменной и устной формах. Письменная форма зафиксирована в кулинарных книгах в виде текста, состоящего из трех структурно-семантических блоков: интродуктивного, основного, заключительного. Интродуктивный блок представляет собой совокупность номинативных единиц, участвующих в процессе приготовления, с указанием количественных или массовых долей. Основная - является конкретизацией и отражением первой в событийном, процессуальном аспекте, когда каждая номинативная единица сочетается с соответствующим предикатом по биолого-химикокультурным основаниям. С целью обращенности к любому адресату используется неопределенно-личная и обобщенно-личная конструкции. Последняя, заключительная часть посвящена рекомендациям по употреблению готового продукта, т.е. семантически связывается с заголовком. Приведем пример рецепта, взятого из Сборника рецептур блюд и кулинарных изделий для предприятий общественного питания:
Грибной гуляш 500 г. свежих или 300 г. отваренных грибов, 2-3 луковицы, 2-3 ст. ложки растительного масла, 1 стр. зеленого или красного перца, 1 ст. л. муки, 1 ст. л. томата-пюре, вода, соль, перец. Грибы и лук нарезать тонкой лапшой, слегка подрумянить в масле, добавить измельченный стручок перца и тушить до готовности. Посыпать мукой, прибавить томат-пюре. При желании можно влить немного воды. Заправить солью и перцем, тушить еще несколько минут. Подать к горячему картофелю или к салату из свежих овощей. Классический рецепт представляет собой когнитивную схему, карту, которая получает расширение в художественном тексте за счет возможности текста аккумулировать изменения экономической, культурной жизни, а также оперировать накопленным опытом и все это эксплицировать на страницах письменного текста. Расширение происходит за счет: 1) конструкций предпочтения, 2) конструкций, эксплицирующих сенсорно-вкусовую оценку, 3) конструкций, эксплицирующих эмоциональную оценку. Изменения экономической ситуации, развитие науки становятся причинной появления в дискурсе высказываний с семантикой предпочтения. Предложения предпочтения анализировала Н. Арутюнова в работе Предложения операционного предпочтения. Высказывания так же как и предложения образовались под давлением фактора выбора определенной альтернативы. Альтернативы вполне реальны и не противоречат друг другу и в принципе могут быть совмещены (Арутюнова 1999, с. 227). Например, отсутствие необходимых средств для приготовления порождает фактор выбора средств из того, что в данный момент имеется: вместо печи гильза или костер. Появление в содержании старого рецепта новых лексем, например, газовая печка (используется для сушки грибов), свидетельствуют о развитии техники и появлении новых приспособлений. В этом случае реципиент обладает свободой выбора, т.к. ни на одно действие не наложено вето. Выбор всегда требует мотивировки и его находят в практической целесообразности, экономичности, в улучшении вкусовых ощущений от съедаемой пищи. Языковое выражение осуществляется с помощью лексических единиц секрет, проще, удобнее, вышла из положения, нашла способ с семантикой СлучшеТ, СпрощеТ, СлегчеТ, СцелесообразнееТ: Ено главный секрет, Лисынман сам мне объяснял, в рассоле. Уксус он берет непременно винный, перец какой-то особый и травы разные - у нас такие и не растут. Да это еще чего1 - Он перешел на шепот. - Лисынман говорил, если в рассоле таком собачину как следует подержать, то на вкус получится почище шашлыка. По-азиатски называемое маринованное мясо ке. Что корейцы, что китайцы за собаку что хошь отдадут (В. Егоров. Маринованное мясо ке). Рецепт в ХП дополняется конструкциями, эксплицирующими сенсорновкусовую оценку. Они включают лексемы (прилагательные и существительные), которые выражают субъективные (авторские) признаки предметов: лакомство, объеденье, деликатес, нежный, сочный, жирный, особый на первый план выдвигаются субъективные признаки: Он был неповторимо вкусен. Никогда в жизни ни до ни после этого, я не ел ничего подобного. Сочный, в меру жирный. Да что там говорить, деликатес, объедение. Так как слов, обозначающих дескриптивные признаки вкуса, мало, для определения вкусовых качеств еды используют объединенные признаки обонятельных, осязательных, тактильных ощущений. Например, Е и такой вкусный был этот немецкий суп! Такое мягкое и сытное распаренное пшено. А запах у чуть румяного поджаренного лука! Даже мелкие кусочки сала попадались (А. Ярош. Вражий суп). Тут я попробовал на ужин вкуснейших копченых бараньих ребрышек. Вырежешь ножом ленту между двумя ребрышками, съешь ее и ребрышки, молодые, гибкие, не окрепшие, хрящевидные еще, обгложешь (Б. Федоров. Рыбный пирог). Мы не воспринимаем в одно время несколько вкусов или запахов не потому, что различные впечатления смешиваются в душе, а потому что душа получает уже извне один их итог (Потебня 1892, c. 45). Современные исследования в физиологии свидетельствуют о сопряженности многих сенсорных систем Ч о целостности сенсорного развития человека, благодаря чему создается образ предмета, включающий субъективные и объективные признаки кушаний и проявляющихся чаще всего при описании запахов, тактильных ощущений и визуальных характеристик. Экспликация перцептивных и визуальных характеристик воздействует на читателя, позволяет ему виртуально ощутить вкус еды, испытать вместе с героем удовольствие. Феноменологические ощущения вызывают эмоциональную реакцию, о таком соотношении писал в своей монографии Якоб Беме: Горькое качество есть сердце всякой жизни, оно источник радости, сладкое качество есть приятное качество, укрощение яростности, кислое качество есть утоление и утешение, соленое качество основа всех основ делает все приятным (Беме 2000, с.112), и все эти качества необходимы для ощущения радости жизни, но чрезмерное употребление становится злом и погибелью для человека. Интерпретация удовольствия как реакции на хорошую пищу находит свое выражение в концепте радость, который используется для обозначения эмоциональнопсихического состояния героя. А. Вежбицкая связывает эмоциональные концепты с ситуациями, типичными для известных переживаний, и эти ситуации могут быть описаны посредством ментальных сценариев (Вежбицкая 1996). Ситуацию радости можно описать следующим образом: человек испытывает радость от того, что он съел то, чего больше всего хотел и его ощущения совпали с представлениями о вкусной пище. Семантическими показателями выступают общеаксиологические предикаты сенсорных оценок, обозначающими отношения между объектами внешнего мира и вызываемыми ими состояниями человека: вкусный, ароматный, очаровательный, волнующий. Эмоциональная оценка может содержаться имплицитно. В любом случае фрагмент, описывающий приготовление, оказывает воздействие на читателя, не позволяя пропустить этот эпизод незамеченным. Эмоционально-экспрессивная оценка напрямую связана с коммуникативными особенностями этого жанра. РЖ рецепта в некоторых ситуациях синонимичен РЖ совета, на что указывают грамматические признаки повелительного наклонения: Е находчивость проявляй. - в ведра картошки навали, засыпь песочком, либо землею, чтоб не просвистывал воздух, и через минуты какие-нибудь кушайте продукт первой важности. В собственном пару! А то еще проще способ есть: насыпь полную артиллерийскую гильзу картох, опрокидывай ее рылом в землю, пистоном вверх, разводи на гильзе огонь. А сам дрыхни без опаски. Сколько бы ты ни спал, сколько бы ни прохлождался - картофель в гильзе изготовится так, что и шкурку и скоблить ножом не надо - сама отлупится (В. Астафьев. Ода русскому огороду). Художники слова выводят на страницы своих произведений последовательность приготовления блюд, тем самым придавая им эстетическую ценность и красоту, превращая низменное в возвышенное. Искусство обладает еще одним замечательным свойством. То душевное состояние, в котором находится художник, передается впоследствии читателю, хотя бы ничего об этом душевном состоянии не было сказано (В.Солоухин). Примером тому может служить выдержка из произведения Солоухина Третья охота: В детстве набирали букетики земляники, которые, право, не уступают букетикам самых ярких цветов. Чтобы ягода не скатывалась с куска мягкого и тоже по-своему душистого хлеба, мы немного вдавливали каждую ягодку в хлебную мякоть и съедали, прихлебывая молоком. Но лучше всего есть землянику так: налить в тарелку холодного молока, крепко подсластить его сахарным песком, терпеливо размешивая, пока не растает, а потом уж и сыпать в молоко землянику, по желанию или исходя из того, сколько собрано. Некоторые предпочитают при этом давить землянику в молоке ложкой. Этого делать ни в коем случае не нужно, потому что молоко от земляничной кислоты хотя и порозовеет, но свернется хлопьями. Блюдо - это иероглиф отечественной культуры - оно не менее ценно, чем отстроенная церковь или спасенная икона (Генис 2000). Поэтому процесс приготовления должен быть достоянием культурной памяти народа, достоянием искусства, которое выступает как транслятор идей в историческом процессе: Овсяный кисель Ч любимейшая русская еда. Это о нем сложена пословица: УЦарю да киселю места всегда хватитФ. В обычные дни его варили в чугунах. Большуха квасила овсяные высевки, заранее пускала в ход сулой, утром его процеживали и начинали варить у огня. На праздники в некоторых местах, например в Тигине нынешнего Вожегодского района Вологодской области, варили кисель в специальных кадушках, опуская в него раскаленные камни. Киселя получалось так много, что про жителей Тигина ходила анекдотического свойст ва молва.Горячий кисель густел на глазах, его надо есть Ч не зевать. Хлебали вприкуску с ржаным хлебом, заправляя сметаной или постным маслом. Остывший кисель застывал, и его можно было резать ножом. Из разлевистой крынки его кувыркали в большое блюдо и заливали молоком либо суслом. Такая еда подавалась в конце трапезы, как говорили, УнаверхосыткуФ. Даже самые сытые обязаны были хотя бы хлебнуть (В.Белов. Лад). РЖ рецепт литературно-художественного произведения отличается от классического тем, что он является частью литературного текста и подчиняется его законам. Классический рецепт предназначен только для виртуального реципиента, а в литературном произведении РЖ рецепт включается в диалог персонажей, т.е. в тексте моделируется ситуация, характерная для действительности. Соответственно простой РЖ рецепт в произведении перерастает свои границы и превращается в сложный РЖ - ритуализованное речевое действие приготовления. Процесс приготовления - это сознательное, планомерное создания блюда на основе правил и приемов и по своей трудоемкости ничем не отличается от рисования, конструирования, только кулинарный продукт обречен на скорое исчезновение. Ритуализованное речевое действие представлено в виде скрипта (строится по определенной схеме) и состоит из ряда речевых действий: предложение, процесс, приговоры (текст-оберег), оценка вкусовых качеств. может иметь монологическую и диалогическую форму, но и в одном и в другом случае можно воспроизвести последовательность действий. Поскольку РЖ рецепт включается в фабульное событие, то предикаты, отражающие процесс, употребляются в форме третьего лица, и мы способны наблюдать за процессом. В художественном тексте приготовление представлено как особое ритуальное действие, которое включает в себя приготовление и сопровождающий его текст-оберега. Текст-оберег получает сакральный статус и магическую силу, отличается от обыденной речи. В качестве оберега может выступать в семиотическом пространстве и молчание и особый вид жестов - перекрещивание, которые получают статус текста и получают собственную семантику. Молчание, как вид ритуального действия, еще раз подтверждает, что на всякий звук есть эхо на земле (А. Тарковский). Молчание можно рассматривать не как отсутствие речевого поведения, а как разновидность поведения, своего рода уклонение от опасности;
это своеобразная не-встреча на вербальном уровне. Поскольку по народным воззрениям голос так же материален, как взгляд и слово, он разрушает границу между человеческим и потусторонним миром, при этом граница может быть разрушена только в том случае, если человек откликнется на на провоцирующий его линомирный голос. Но вместе со звуками человек может отдать и свое благосостояние и в этом случае оберегом выступает молчание и его синонимическая составляющая - тишина (Цивьян 1999, с. 58). Молчание и тишина не позволяют силам потустороннего мира проникнуть в человеческий мир и помешать приготовлению хлеба, хороший хлеб впоследствии должен вобрать в себя весь окружающий мир и путем вкушения соединиться с человеком, стать частью человеческого существа и символизировать жизнь. Потусторонние силы мешают этому объединению, стараясь сделать так, чтобы еда была непригодна к употреблению. Молчание выступает в этом случае оберегом, его семантика соответствует смыслу ритуала в целом: истощение жизненных и материальных ресурсов, уничтожение пути в сферу смерти, упорядочивание хаоса путем регламентации действия. В тексте состояние тишины создается за счет нагнетания синонимичных конструкций, имеющих рекуррентную сему СтишинаТ: Затевался хлеб, и в доме стояла тишина. По таким дням у них всегда тихо. Е Как раз ко времени! Пора было тесто месить. В это утро Дарья Ивановна была еще тише вчерашнего. Теперь она даже не решается ходить на всю ступню. Квашню ставит на табурет без звука. Дрова перекладывает из печи на пол и обратно с предельной осторожностью. И временами вскидывает глаза на темный дверной проем - ей мерещится, что оттуда, из другой комнаты, за нею следят чьи-то глаза, затем на окно - ее беспокоит колыхание занавески. (И. Кириенко. Как испечь хлеб). Те же самые функции оберега выполнял жест перекрещивания: Дед Родион, царствие ему небесное, в точности помог бы определить тебе, Федька, где машины маху дают. То, бывалыча, на язык возьмет хлебушка, с боку на бок во рту перевалит, и брови в шнурок: Что-то ныне хлебец не тот? Ай дежу не перекрестили? (Н. Родичев. Теплый хлеб). Таким образом, вербальное оформление получает ритуализованное речевое действие приготовление вследствие воздействия на него законов литературного произведения, эксплицирующего и второстепенные действия, связанные с действительностью. Структура текста зависит от того, какую функцию он выполняет в самом тексте. В результате исследования текстов было выделено две функции: 1) эстетическая;
2) структурно-смысловая. В художественном тексте может активизироваться не все ритуализованное действие, а только его часть - некоторая сцена, описывающая приготовление. Выведение той или иной сцены зависит от замысла автора и направлено на экспликацию концептуального смысла. Подобная система смыслообразования была рассмотрена Рифатером, согласно которому писатель контролирует процесс декодирования самим кодированием, стараясь привлечь внимание читателя к тем элементам речевой цепи, которые кажутся ему важными и сделать так, чтобы они не ускользали даже при самом поверхностном чтении (Рифатер 1980). Таким образом, эксплицитная информация участвует в образовании глубинной изотопии текста, имплицитная, которая является частью опыта и легко воспроизводится, участвует в образовании линейной последовательности или поверхностной изотопии. Кулинарный рецепт как элемент целого текста, как сегмент текста может выполнять текстообразующую функцию, приобретать статус сюжетного события. В противоположность постоянной равномерности в развитии основной смысловой линии связи могут возникнуть смысловые и стилистические пики, которые передают наиболее важное в развитии темы произведения. В этом эпизоде скапливается та лексика, которая помогает раскрыть концептуальный смысл произведения. Эти пики - явления монологической речи и свойственны обычно речи повествователя и внутренней речи героя. 1) Стилистически сниженная лексика: - при описании приготовления: месил, нюхнул, швырнул;
- при антропологическом описании: пятерня как лопата, лапы.
В объемном баке только что перекрученная масса: красные прослойки, мясо - чуть-чуть, а остальное - белое-белое. Он громадными лапами, как машина поднимал со дна и месил все это. Рядом ведерная кастрюля, в ней размачивались куски хлеба. Наверно, про запас. Но он вдруг пятерней как лопатой, загреб целую гору хлебной массы и швырнул в бак. Потом еще. Продолжал ловко и сильно меситьЕ. Стас взял с цементного подоконника какой-то темный кусочек, похожий на котлету, быстро понюхал и швырнул в бакЕ. Он подвинул бак к мясорубке, начал подкручивать какой-то винт. Стас ушел на кухню, быстро вернулся с кастрюлькой, приблизил к ней лицо, вгляделся, нюхнул и стал сливать что-то в бак, коричневое, густое. (Г.Коробков. Котлеты) 2) Отрицательная сенсорно-вкусовая оценка: гнилая картофелина, подгорала, обожгло, отвратительный картофельный дух, 3) Психологическое состояние персонажа во время приготовления с семой СстрахТ, ТострожностьТ: испуганно замер;
почудилось;
подцепил, наспех обдул, сунул в рот. Бережно счищал он тупым ножом кожуру с оставшихся картофелин. Вчера и позавчера он жарил чуть больше, чем позволяли запасы (не то, что рассчитывал на них, но предчувствовал: придут ведь, придут!), и теперь осталось лишь на полсковороды. А тут еще одна картофелина, с виду крепкая, оказалась гнилая внутри - отошла почти целиком. Резал мелко-мельче, чем всегда. Когда сыпанул, мокрую на сковородку, зашипело так громко, что он испуганно замер. На весь двор слыхать, почудилось ему. Беря очередную жменю, тщательно стряхивал над миской воду. Вот, вот, ждал он, в дверь забарабанят и, не дожидаясь ответа, распахнут дверь. Масло из скользкой бутылки лил аккуратно: вдруг не все уйдет, останется? Вероятно, слишком аккуратно - картошка подгорала, и этот запах был приятен емуЕ. Он бесшумно помешал картошку. Подрумянились или, вернее, подгорели лишь отдельные кусочки, но он не вытерпел и, убеждая себя, что необходимо попробовать, подцепил один ножом. Наспех обдув, сунул в рот. Обожгло.
ЕЕ Он посолил, затем вылил остатки масла, подержал некоторое время бутылку над сковородкой и накрыл крышкой. От масла руки были скользкими. Он тщательно вытирал их полотенцемЕ.. Е. Сковорода была плотно закрыта, но запах картошки успел разрастись на всю квартируЕ. Как нестерпимо пахло картошкой! В дверь толкнулись, пытаясь открыть ее, затем снова забарабанили, снова толкнули, и все замерло. Но они не уходили. Он различал их слабые голоса. А вдруг, мелькнуло у него в голове, они сообразят, что заперто изнутри и останутся ждать? Но теперь открывать было уже поздно - они все поймут. Он не шевелился. Его плотно обступал густой отвратительный картофельный дух. (И. Киреев. Картошка). Стилистически сниженная лексика и лексическая маркированность некачественной эксплицируют отрицательную оценку, которая является сигналом включения автора в повествование и эксплицитное указание на распределение симпатий и антипатий (Кухаренко 1979, с. 42). Отрицательная оценка при описании приготовления участвует в оценке поступка героя, получающего отражение в сюжетном событии, поскольку отрицательный поступок нагляднее воздействует на обыденное сознание носителей языка и позволяет сделать собственные выводы. Так, в рассказе Киреева Картошка главный герой во время голода не поделился жареной картошкой с двумя сиротами-инвалидами и этот поступок мучил его всю жизнь. Но герой осознает свой поступок, что отражается в композиции произведения, в синтаксических повторах одного и того же семантического блока на протяжении всего текста: Сколько лет прошло. Семнадцать? Восемнадцать? Но картина эта не померкла в его памяти. В рассказе Котлеты главный герой-повар работает в столовой и зарабатывает на жизнь воровством и нарушением технологии приготовления блюд, добавляя в них различные отходы, что осуждается повествователем и другими героями, но игнорируется самим героем. Автором воспроизводится процесс приготовления с нагнетанием глагольной стилистически сниженной лексики (см. выше). Приготовление принимает статус сюжетного события, а именно поступка героя, который осуждается либо самим героем, либо другими героями. Повторы и сти листически сниженная лексика выступают в качестве необходимого компонента в формировании повествовательного субъекта. В рассказе Картошка, исходя из ранее выделенных лексем, доминирует признаки СстрахТ, СтрусостьТ, характерные для воспоминаний;
другой компонент, как следствие первого, - СраскаяниеТ, оно вычленяется из повторяющегося несколько раз одного и того же высказывания. Во втором рассказе эксплицируются только отрицательные компоненты личности героя СрасчетливостьТ, СкорыстьТ, которые отражают социальные пороки общества и должны быть осуждены читателем. Читательскую программу при интерпретации литературы можно сформулировать, словами М.М.Бахтина: Искусство и жизнь не одно, но должно стать во мне единым, в единстве моей ответственности (Бахтин 1994, с. 8). Итак, классический рецепт, эксплицируемый в кулинарных книгах, расширяется за счет эмоциональной и эстетической оценки в ХТ. В составе ХТ он превращается в ритуализованное речевое действие - приготовление, состоящее из ряда речевых действий, к которому относится молчание. Фрагменты ритуализованного речевого действия выполняют текстообразующую функцию, обеспечивая оценочность ХТ. Оценка героя осуществляется в речи повествователя и героев с помощью стилистически маркированной лексики, синтаксических и семантических повторов. РЖ рецепта и ритуализованное действие приготовления выполняют жизнеобеспечивающую функцию, историческую и антрополого-психологическую (формируют модель героя, отражают психологическое состояние). СИЕ, активизируя сюжетное событие приготовление и РЖ рецепта, отражает этические и социальные особенности эпохи.
3.3.3. Застолье, чаепитие, распивание спиртных напитков Ритуальное действие принятия пищи представляет собой единое композиционное целое, которое входит в состав текста и является его органической частью. В его основе лежит фреймовая составляющая - способ употребления, взаимодействующая с речевой сферой персонажей. В результате их соединения формируется единая смысловая единица, которая получает в составе текста диалогический характер. По сравнению с ранее рассматриваемыми типами текстов это самый объемный тип текста, т.к. может стов это самый объемный тип текста, т.к. может включать в себя и словесный натюрморт и рецепт. С начала и до конца действия участники находятся на сцене, естественно, что в этом случае повышается семиотичность поведения, значимыми становятся все речи и жесты участвующих в застолье. Рассматриваемое ритуальное действие восходит к обычаю жертвоприношения. С его помощью первобытные люди выражали единение перед богами, а также коллектив решал жизненно важные задачи по сохранению, воспроизводству и контролю своих основных ценностей (Байбурин 1993, с. 109). Процесс принятия пищи имеет в своем составе следующие составляющие: вид еды, участники действия, место употребления, благодаря которым можно выделить следующие типы ритуализованных действий: застолье, чаепитие, распитие спиртных напитков. Для их описания будем использовать принципы и методы когнитивной лингвистики, с помощью которых ситуация приобретает более схематичный вид. Одним из них является ситуативный принцип (Монич 1998), раскрывающий общность некоей реальной ситуации, в составе которой активизируются некоторые ментальные структуры - скрипты, позволяющие понимать не только реальную или описываемую ситуацию, но и детальный план поведения (Гинзбург 1979, с. 90). Скрипт состоит из действующих лиц и сюжета. Каждый скрипт связан с серией других скриптов и имеет в своем составе сцены: основные и периферийные: 1) еда, 2) разговор, 3) танцы, 4) песни, 5) тосты. Причем еда и разговор здесь получают весьма условное разделение, так как не могут существовать отдельно друг от друга, они стимулируют друг друга: во время употребления вкусных и хорошо оформленных блюд человек меняется, становится более открытым для общества, более общительным, легче и проще выражает свои мысли. Обратимся к основным типам ритуального действия. Застолье выступает как тип текста, имеющий свои границы и предусматривающий смену субъекта повествования и сконцентрированность лексических единиц фрейма - способ употребления. В качестве формальных показателей может выступать смена монологического повествования на диалогическое, поскольку застолье понимается как собрание и общение между собой близких и дальних родственников, знакомых за общим столом, накрытым разнообразны ми яствами. В памятниках письменности это слово появляется не ранее XVI в. Более древним является слово лир, зафиксированное уже в первых летописях и эпических жанрах фольклора. В XX в. название застолье закрепляется исключительно за праздничным столом и угощением. Долгая история существования застолий способствовала разграничению видов и типов застолий в зависимости от того, по какому поводу собирались люди. Топика застолий определяется оппозицией праздничное/будничное. Будничные застолья являются атрибутом повседневной жизни: семейные обеды, ужины. Праздничные подразделяются на поминальные и собственно праздничные. Основное предназначение поминального застолья - накормить душу усопшего, установить связь с умершими родственниками, то есть снять границы между лэтим и тем миром, символически объединить всех в единый род. Но застолье понималось всегда как проявление веселой, разгульной праздничной стихии. В России оно всегда имело общинный характер, выделялись общинные, семейные, мужские, детские праздники. Они были обусловлены социальными и географическими принципами - посев, сбор урожая. Традиции русского застолья были унаследованы эпохой 60-80-х годов, возрождавшей национальную обыденную жизнь человека. Принцип проведения большей части праздников восходит к братчине-пиру, когда жители села, деревни несли на праздненство продукты, имеющиеся в доме, т.е. устраивали застолье в складчину: Мать и немая тем временем протопили баню на скорую руку, отец сбегал в лавочку. Кто принес сальца в тряпочке, кто пирожков, оставшихся со дня, кто пивца-медовухи в туеске - праздник случился нечаянно, хозяева не успели подготовиться. Сели к столу затемно (В. Шукшин. Степка). Застолье как ритуальное действие, как скрипт имеет следующую схему или состоит из ряда сменяющих друг друга событий: приглашение, еда, танцы, разговоры, песни, благодарность, уход. Застолье всегда связывалось с пляской, которая получает свое языковое выражение в текстах литературы. Праздник позволяет человеку раскрепоститься уйти от бытовой жизни и самовыразиться в пляске, танце. Семиотическая природа танца рассматривает жесты, движения по половому признаку, и наделяет их идеальными свойствами, проявляющимися в натуре человека. В танце мужчины проявляется физическая сила, удаль, крепость, сноровка: Ермолай, недолго думая, пошел вколачивать одной ногой, а второй только каблуком пристукиваЕ И приговаривал: Оп-па..., ат-та, оп-па, ат-та. И вколачивал и вколачивал ногой так, что посуда в шкафу вздрагивала (В. Шукшин. Степан). Семантика женского танца символизирует представления о настоящей женщине, нежной, красивой, изящной: Е выпрямилась, сделала руки в бока и с дрожащей улыбкой на лице, которая однако все укреплялась и светлела, мелкомелко перебирая ногами, плавно пошла по кругу (В. Проскурин. Далекая звезда). В художественном тексте получает еще одно застольное событие - чаепитие. Чаепитие представляет собой такое же ритуализованное действие как и застолье. Собраться за столом в этом случае означает собраться за чайным столом, за питьем чая. Традиция пить чай пришла из Китая так же как застолье из Древнего Рима. Чаепитие имеет ряд отличий. Если для застолья характерно веселье, песни, танцы, то для чаепития - покой, погруженность в собственные переживания. Ябуноути Тикусина в своем трактате Беседы об исконном течении в чайном действе (яп. Гэнрю Тява) писал: Сущность чайного собрания заключается в том, чтобы на нем царили глубокая гармония, глубокое почитание, глубокая чистота, глубокий покой (Игнатович 1997, с. 10). Гармония предполагает внутренний консонанс между участниками чаепития, когда перестают ощущаться различия между гостями. Почитание заключается в том, чтобы участник с почитанием относился к собравшимся за столом. Участвовать в чайной церемонии можно только с чистыми помыслами, без корыстных намерений. Во время чаепития должен царить покой, не должно быть раздражения и волнения (там же). Чаепитие также может быть представлено в виде скрипта, состоящего из слотов: процесс чаепития, рассказ. Во время современного чаепития, которое находит отражение в литературе, данные принципы сохраняются. Если застолье и чаепитие - это древние формы ритуализованного действия, то явление, появившееся намного позже и получившее распространение в ХХ веке, связано с распиванием спиртных напитков. Такое действие обрело статус ритуализованного благодаря своей распространенности, наличию структурных канонов, возникшей позже знаковой природе и существовавших речевых опре делений описанного явления, которое репрезентировали как выпивку, на троих, на двоих. Его возникновение было обусловлено рядом социальноэкономических причин. Отъединившись от застолья, вновь возникшее действие приняло более упрощенные формы, не требовалось большого количества блюд, стола, все ограничивалось наличием соленых огурцов и спиртного напитка в виде водки, пива или самогона, которые могли употребляться в любом месте на подоконнике, сидя на земле, на бочке в пивном баре. Существенно отличались от предыдущих действий мужским составом по сравнению с смешанным, в котором могли принимать участие и мужчины и женщины. Участниками становились даже незнакомые люди, дружественный, доброжелательный настрой сплачивали их. По выражению П. Вайля и А. Гениса все эти подворотные на троих были как бы вариантом традиционных неорганизованных форм общения, которые Н.И. Бердяев считал проявлением коммюнотарности, противопоставляя их социальности и семейственности Запада (Вайль, Генис 1998). Коммюнотарность, в понимании Бердяева, лесть духовное качество людей, общность и братство в отношениях людей, и она совсем не означает какой-то реальности, стоящей над людьми и ими командующей. Коммюнотарность оставляет совесть и оценку в глубине человеческой личности. Совесть одновременно может быть личной и коммюнотарной. Коммюнотарность обозначает качество личной совести. То есть здесь царит чувство локтя, артельности, коллективной близости, соединение личного и общего в преодолении трудностей, взаимной помощи. Воспроизведение элементов бытовой жизни (еды) и влияние его на человека, на его жизнь в обществе становится центральной проблемой искусства 7080-х годов, для которого всякая материя жива, родственна человеческими переживаниями и устремлениями, бытовая жизнь наглядна, а значит, легче воспринимается сознанием и через наглядность можно познавать действительность. То есть элементы повседневной жизни дают возможность провести анализ эпохи и живущего в нем человека. В этом случае все виды ритуализованных действий выступают в виде законченного целого, имеющего свою композиционную структуру, замысел и предметное содержание. Т.е рассматривается как совокупность универсальных отношений, как инвариант, способный произ водить значения по созданию и преобразованию объектов, или создавать, то, что Леви-Стросс и Эко назвали кодом культуры. Необходимой составляющей становится речевая коммуникация во время застолья, которая связывает всех участников воедино. При этом говорящие облекают свои мысли в соответствующие жанровые формы, линогда штампованные и шаблонные, иногда более гибкие, пластичные и творческие. В каждую эпоху развития литературного языка задают тон определенные речевые жанры, они чутко и гибко отражают все происходящие в жизни изменения, причем каждый жанр обладает своими способами, своими средствами видения и понимания действительности (Бахтин 1979, с. 237). Кроме того, важной характеристикой речевых жанров является присущая всем культурным образцам функция интеграции индивидов в социум (Долинин 1999, с. 11). Жанры речи являются относительно устойчивыми формами духовной социокультурной деятельности на ступени ее объективации посредством системы речевых действий в тексте как единице общения. Репертуар организации жанров речи определяются сложившимися идеологическими системами (Бахтин 1997, с. 361). Жанровые формы допускают разную степень свободы в развертывании содержательно-смысловой стороны сообщения. Большая или меньшая стереотипность жанров речи зависит от типа организации познавательно-речевых действий (Салимовский 2000, с. 163). Речевые жанры детерминируются в художественном тексте замыслом автора и социальной действительностью (континуумом).
3.3.3.1. Типы диалога Неотъемлемой частью любого застолья является беседа. В нашем исследовании она реализуется в художественных произведениях, т.е. входит в реальную действительность только через художественный текст и становится событием литературно-художественной жизни (Бахтин 1997, с. 58). Она представляет собой композиционное целое, функционирующее в рамках какого-то определенного авторского замысла. Замысел относится к явлениям упреждения предстоящего текста, характерным для письменной речи. Упреждение характеризуется как положительная сила, способствующая формированию связности и целостности текста (Жинкин 1998, с. 34). Замысел свойствен не отдельному предложению, а целому тексту. М. Бахтин отмечал, что замысел определяет целое высказывание, его объем и границы. Беседа, входящая в текст, полиинтенциональна, то есть имеет более одной цели, первая (макроинтенция) возникает в сознании автора и влияет на выбор типа диалога, вторая - выбирается самим героем и обусловлена ситуацией, следовательно, в текст попадают явления дискурсивного порядка, связанные с передачей разговорной специфики. Замысел автора находится в рамках той культуры, о которой ведется повествование, по высказыванию Бахтина, он сочетается в неразрывное единство с объективной предметно-смысловой конкретной ситуацией общения, ориентирующиеся в ситуации и в предшествующих высказываниях . Оно действует в рамках своей эпохи И.Н. Борисова разработала модель замысла разговорного диалога, которая лотражает явление полиинтенциональности и включает в себя осознаваемые и подсознательные цели коммуникантов в ситуации общения. Типовые коммуникативные интенции сгруппированы в блоки: а) модально-фатический, интенция которого направлена на поддержание контакта в определенной тональности;
б) содержательно-тематический выражается в выборе темы;
в) интенционально-коммуникативный формирует линтенции, обеспечивающие развертывание диалога;
г) акционально-практический, содержит установку на речевую координацию практических действий в процессе совместной деятельности для достижения перлокутивного эффекта (Борисова 2000, с. 248) Учитывая информацию, заключенную в блоках: особые внутренние границы диалога, предметно-смысловую исчерпанность темы высказывания, авторский стиль, персональный состав участников беседы формируются типы диалогов: непринужденный диалог, информационный, акционально-практический. Предметно-смысловая исчерпанность может быть различной - она может быть предельно полной, в тех случаях, когда речевые жанры носят максимально стандартный характер и где творческий момент почти вовсе отсутствует. В отдельном художественном произведении тема раскрывает определенный аспект основного предмета описания, содержащегося в замысле, представляет собой понятый и эксплицированный замысел автора, реализованный в словах и декодированный на основе смысла. Это означает, что текстовые и языковые элементы образуют целостную структуру содержания, с помощью которого становится ясной роль и функция каждого элемента текста, в том числе и лексического (Новиков 1983, с. 52). Авторский стиль определяет экспрессивный момент, т.е. субъективное эмоционально-оценивающее отношение говорящего к предметно-смысловому содержанию своего сообщения. Экспрессивная интонация - конститутивный признак высказывания, поскольку, выбирая слова, мы исходим из замышляемого целого высказывания, а это замышляемое и созидаемое нами целое всегда экспрессивно, и оно-то излучает свою экспрессию на каждое замышляемое нами слово. Отбирая слова, мы заключаем их в определенные формы - речевые жанры, при этом мы не нанизываем слова, не идем от слова к слову, а как бы заполняем нужными словами целое. В каждую эпоху есть авторитетные высказывания, на которые опираются и ссылаются, есть какие-то словесно выраженные ведущие идеи властителей дум данной эпохи (Бахтин 1997), которые раскрывают особенности эпохи. Особое внимание необходимо уделить взаимоотношениям адресата и адресанта: различные жизненные установки, социальный статус говорящих влияет на выбор темы и речевого жанра. Отбор всех языковых средств производится говорящим под большим или меньшим влиянием адресата и его предвосхищаемого ответа (Бахтин 1997). Адресатом может быть и сам читатель, выступающий таким же собеседником только не героя, а автора. Таким образом, устанавливается диалогичность высказывания не только внутри текста, но и за его пределами. Художественный текст имеет своего автора и репрезентирует ту или иную эпоху, соответственно с помощью соответствующей комбинации речевых жанров и их стилистических особенностей гибко отражаются все происходящие в общественной жизни изменения. Высказывания и их типы - это приводные ремни от истории общества к истории языка (Бахтин 1997, с. 256). Итак, тип диалога устанавливается на основе прагматического содержания доминирующего блока замысла в структуре данного коммуниктивного акта: участники общения, намерения, настрой участников, социальное положение и авторская интенция..
В информативном типе диалога преобладает содержательно тематический блок, а тональность беседы определяет модальный блок. Тональность создается повествователем через описание окружающей обстановки, мимику и жесты героев: Если заглянуть в чистенький дворик, присесть к столику за чаек (он непременно будет заварен вишневыми или смородиновыми веточками с листьями) - употребление уменьшительно-ласкательных суффиксов, и синтаксических конструкций с союзом да создает особую атмосферу сказочности: Подперла щеку рукой, пригорюнилась и стала рассказывать - состояние задумчивости, грусти создает почву для длительного рассказа. Обстановка настраивает героев на созерцание всего того, что будет сказано, на долгое обдумывание, поэтому для художественного воплощения данного события писатели чаще всего используют субъективированное повествование. Ц. Тодоров связывал субъективированное повествование с рассказом о себе, в котором рассказчик выступает в роли одного из действующих лиц и для которого характерно лотождествление я персонажа-рассказчика с настоящим субъектом повествования, и рассказ о других, который может принимать сказовую форму с точным воспроизведением речи рассказчика (Тодоров 2001, с. 180). Активную речевую позицию в диалоге занимает персонаж, который излагает какуюлибо информацию. Этот тип диалога может быть свернут путем исключения из него вопросов и установления логических и временных связей между репликами. Ведущей жанровой формой этого типа является рассказ. Участниками таких бесед являются люди преклонного возраста, которые многое видели в жизни, любят рассказывать и любят, чтобы их слушали. Ретроспективное воспроизведение касается военного времени, тяжелой жизни в тылу, стойкости простого русского человека, потерявшего в войну многое и не отчаявшегося. Эти темы шли в ногу с обширной литературой, посвященной Великой Отечественной войне, на страницах которой ветераны свидетельствовали об ужасах войны. Множество рассказов посвящено человеку труда. Гуманизм советского общества - общества людей труда проявляется в отношениях между людьми, складывающимися прежде всего в трудовых процессах, ибо честное сознательное отношение к труду - первооснова социалистического образа жизни (Мир. 1983).
Рассказ рассказчика может развиваться в формах литературного слова и в формах устной речи (Бахтин 1994, с.405). Но в обоих случаях чужая речь используется автором в определенных целях. Герои рассказывают о тружениках, в их речи слышен не только их собственный голос, но и голоса народа, руководства, т.е. описываемый герой с позиции одного рассказчика получает характеристику всех окружающих людей и в результате создается объемный полифоничный речевой образ героя-труженика, смоделированный путем повторения одной и той же семы, одного и того же смысла в разных сознаниях и сконцентрированный в сознании одного персонажа: Тут разный народ работал, но хорошего хлеба всегда ждали как праздника, а теперь праздник стал каждый день! Афанасия Петровича люди любовно называли нонвай, что значит пекарь, ну, как бы лучше сказать, с большой буквы, а в особых, официальных случаях - нонустаси - мастер хлеба. Все привыкли к пышным караваям в пустыне. Сгоряча он даже пожалел об этом. Полусырые лепешки забыли, вспоминать не хотели. А караваи скоро не забудут! (Д. Холендро. Хлеб). Такое наложение сознаний имеет отражение и в жанровой сфере: рассказ можно рассматривать как субжанр, который содержит в себе ряд поджанров - просьба, похвала и др. Одной из основных функций информативного диалога является стилистическая функция, направленная на устную речь, о ней очень точно сказал Е. Богданов в рассказе Чаепитие у Секлеты: Язык - живой организм. В последнее время он заметно сдал, занемог под натиском массовой, (а следовательно, обезличенной) информации и, конечно же, нуждается в притоке свежей крови. Свидетельством тому, изобретение неологизмов как самодельного, так и земного производства. Лично я против неологизмов. Я считаю изобретение неологизмов признаком несведущности литератора или же его спешки. В самом деле, кладовые народных говоров ломятся от словарного изобилия: зачем же кричать, придумывать какие-то кривые слова?. Поэтому темой таких рассказов являются неповседневные события и действия, отличающиеся некоторыми аномалиями, отклонениями от нормы (Борисова 2002). Они обладают высокой степенью занимательности, при этом ощущается стилевое разнообразие форм языка: авторами эксплицируются просторечные формы, наиболее органично сочетающиеся с с легендами, историями, в которых присутствуют элементы фантастики. Тематика сменяющих друг друга рассказов обозначается самим повествователем: Николин урок или сказ про великую любовь мастера Николы Никитича к Настасье кружевнице и обратно, Ермак или сказ про семь испытаний, смертельная экзекуция, или сказ про то как одноногий двухголового обманил;
про Фросю, как я гадалкой сделалась (Е. Богданов. Чаепитие у Секлеты). Но видеть в этой речи только установку на устную речь было бы неверным, поскольку слово обладает двуголосостью (Бахтин 1994). Поэтому интенциональная направленность этих рассказов характеризуется не только репрезентацией особенностей языка, но и традиций, связанных с особенностями характера человека. В акционально-предметном типе диалога доминируеют интенциональнокоммуникативный и акционально-предметный блок. Микроинтенции связаны с практической деятельностью участников, причем собеседники социально дистанцированы. Поэтому при анализе диалога необходимо учитывать позиции адресата и адресанта. Динамика этих отношений представляет собой лособую линию общения, которая накладывается на линию развития темы (Карасик 2002, с. 162). В связи с чем выделяется большое количество речевых жанров и соответствующих им стилей, находящихся в зависимости от общественного статуса. Тематика бесед касается бытовой и производственной жизни персонажей. Процитируем разговор председателя колхоза и Пелагеи из рассказа Абрамова: Ну и удозорила - и о сене напомнила, и об Альке словцо закинула. С сеном вот уж не думала - оказалось просто. Подведем Павла под инвалидность, как на колхозной работе пострадавши. Дадим участок. А насчет Альки, как и весной о первом мае, начал крутить: - Не обещаю, не обещаю, Пелагея. Пущай поробит годик-другой на скотном дворе. Труд-основаЕ - Да ведь одна она у меня, Василий Игнатьевич, - взмолилась Пелагея. - Хочется выучить. Отец малограмотный, я, Василий Игнатьевич, как тетера темнаяЕ - Ну ты-то не тетера. - Тетера-тетера, Вася (тут можно и не Василий Игнатьевич), голова-то смалу мохом поросла (наговаривай на себя больше: себя роняешь - его подымаешь. - Ладно, подумаем, - проворчал сквозь зубы председатель. Целеустановка диалога появляется в результате возникновения бытовой потребности и желания ее удовлетворить. Ведущим речевым жанром является просьба, которая представляет собой вежливое побуждение адресата к действию. Поскольку адресат не обязан выполнять действие, о котором просят, говорящий стремится построить свое высказывание так, чтобы оно как можно более эффективно воздействовало на собеседника. В этом случае говорящий применяет различные виды тактик. РЖ просьба может сопровождаться обещанием. Но коммуникативная ситуация с лицами разного социального статуса устанавливает определенные ограничения на свободный выбор тактик, в этом случае РЖ просьба сопровождается РЖ объяснением или самоуничижением. По мнению А.А. Пушкина, стиль доминирования включает следующие речевые акты: категорические директивы без права свободы выбора со стороны адресата, акты положительной самооценки, включая акты хвастовства, акты отрицательной оценки партнера, его деятельности и компетенции, акты унижения и оскорбления. В случае, когда микроинтенция исходит от вышестоящего лица, структура и тональность разговора полностью меняются. Обладание статусом позволяет человеку ожидать и требовать определенного отношения со стороны других людей и им же принадлежит право выбора темы и соответствующей лексики, что создает особую тональность, проявляющуюся в эмоционально-экспрессивном настрое собеседников. Приоритеты остаются за людьми более высокого социального статуса даже в выборе еды и напитков: Мы коньячку выпьем, а рабочему классу тому водочки подавай. Правильно я говорю (В. Егоров. Маринованное мясо ке). Основным РЖ при беседе начальника и подчиненного является упрек, предостережение. Человек с более высоким социальным статусом может открыто выносить оценки, воспроизводя все плюсы и минусы оцениваемого объекта и в любом случае оправдывать себя. Он пытается контролировать поведение под чиненного и оказывать воздействие на его эмоциональную и психологическую сферу. Подчиненный же для того, чтобы не прервать гармоничную беседу вынужден соглашаться или молчать, например: Должности моей завидуете? А я, между прочим, за кресло свое не держусь. Кто хочет, занимай! Да, вот хоть ты, рабочий класс. Только учти некоторые обстоятельства. Ты сейчас сколько работаешь? Восемь часов - и гуляй. А у меня рабочий день полные сутки. Случись где ЧП, ночь не ночь - будят, разбирайся, принимай решение. Ты вот строитель, строй хорошо - и весь спрос с тебя. А с меня и за тебя спросят, если объект вовремя не сдашь, и за него - если он поставки не выполнит, и за дороги - почему плохие? (В. Егоров. Маринованное мясо ке). Ситуации упрека контрастируют с ситуацией похвалы, одобрения. Давая оценку, говорящий присваивает себе право представлять общество и таким образом утверждать более высокое социальное положение. РЖ похвалы создает эмоциональный фон, является частью модально-фатического блока, участвует в формировании контакта: Хорошая у нас растет молодежь, боевая, а, Андрей Павлович?. Как человек обличенный властью, он имеет право советовать, указывать. Тот, кто советует, ситуативно наделен статусом вышестоящего;
тот, кому дается совет, находится в затруднительном положении;
советующий выражает положительное отношение к тому, кто нуждается в совете. Тот, к кому обращен совет, вынужден примириться со статусом нижестоящего, обязан согласиться с констатирующей частью совета (Карасик 2002, с. 125): Да плюнь ты на товарищей! - неожиданно зло сказал районный начальник. - Где это ты видел их, товарищей-то? Кто тебе налил - тот и товарищ! (В. Егоров. Маринованное мясо ке). Обычно содержание этого РЖ эксплицирует нормы поведения и морали в обществе, противоположное вскоре ведет к постепенной деградации межличностных отношений. Последствия такого наказа репрезентируются во внутренней речи рабочего: Сегодня товарища на что хочешь променяют - за жратву, за выпивку, за машину, за бабу, за дачу, за должность (В. Егоров. Маринованное мясо ке). Раскрыть особенности человеческих взаимоотношений в современном обществе может человек более высокого социального статуса. Ему дана возмож ность свободно и открыто вести себя, заставляя окружающих прислушиваться к своему мнению. Макроинтенция таких диалогов состоит в том, что автор посредством чужого сознания пытается высветить современные пороки общества, в то же время авторская точка зрения может быть зафиксирована во внутренней речи или в прямой речи героя с низким социальным статусом. Таким образом, в этом типе диалога наблюдается два вида ходов: лосновные - выражают сущность конкретного речевого жанра, а дополнительные - представляют собой выражение мотивировки, демонстрацию уважительного отношения, дополнительные ходы реализуются на определенной дистанции. Самым распространенным типом диалогов в литературе 60-80-х является фатическая беседа или непренужденный разговорный диалог. В нем доминирует модально-фатический блок, отражающий особую значимость для участников коммуникативного акта корпоративной этики, которая определяет общую этическую тональность дискурса. Для непринужденного разговорного диалога основной целью, формирующей макроинтенцию модальнофатического замысла, является общение в целях поддержания контакта и отношений, социального самоутверждения ценности личности, ради удовольствия от общения. В то же время нельзя говорить о бесцельности такого общения, Т.Г. Винокур отмечала, что лявная или неявная цель всегда присутствует в любой деятельностно-квалифицируемой категории (Винокур 1993, с. 71). Непринужденный диалог членится на ряд содержательно-тематических блоков (тем), обусловленных полиинтециональностью разговора. На жанровом уровне наблюдается также частая смена жанровых образований. Такое разделение И.Н. Борисова назвала диверсификацией макроинтенции, которая играет интегрирующую роль, макроинтенция выступает в тексте в качестве инварианта (Борисова 2000). Говоря о жанровом своеобразии бесед нельзя обойти проблемы стилистической маркированности дискурса, которые проявляются в использовании особой лексики. Так как все три типа диалогических дискурсов относятся к бытовому разговору, соответственно и лексика, оформляющая речь персонажей, разнообразна: начиная от книжной и заканчивая грубой просторечной. В языке второй половины двадцатого века было принято поминать речевую грубость большевиков и заложенную в тоталитарном языке агрессивность.
Инициальная часть содержательно-тематического блока беседы отражает текущие события из жизни говорящих, что реализуется в РЖ расспрос: расскажиЕ;
как вы там жилиЕи т.д. Здесь формируется контактоустанавливающая функция и проспективная, т.е. собеседники удостоверяются, что у них есть общие знания, общие намерения, которые могут быть репрезентированы в дальнейшем гармоническом общении. Речевой реакцией на визуальное восприятие различной еды на столе становится РЖ рассказа. Он строится на основе смыслового подхвата, когда один говорящий начинает, а другой продолжает: - У меня дома тоже орехи растут, - сказал Лукин. - могучие деревья. Все же юг это хорошо. Хотя бы наш. Тепло, виноград, абрикосы, яблоки. У вас - скуднее. - Зато у нас - ягоды. И яблоки тоже. А у вас, наверное, дача, сад, огород? - спросила Катерина. - Все у меня есть, - ответил Лукин. (Б. Екимов. Пирожки на прощание). Непринужденное общение во время застолья включает в себя отдельные реплики, касающиеся прошлого, настоящего говорящих, которые репрезентируются в РЖ похвалы, оценки, упрека, испуга, комплимента, шутки, иронии - их количество велико, т.к. темой может стать любая информация, известная обоим говорящим. Такой РЖ можно назвать комплексным и определить его как болтовня, треп: - Любил ты потрепаться? - Неправда, я был очень скромным. - Ну, да. - Никто ж не знает, каким я был наедине. - Знают, разведка работала. - Что, например? - О, как ты любишь о себе слушать! - Не скрываю: люблю комплименты. - Грех на нас. Разбаловали мы тебя. Слишком много внимания уделялиЕ (В. Лихоносов. Тоска-кручина) Предметно-смысловое содержание бесед может развиваться вокруг одной темы таким образом, что каждое сознание излагает свою позицию. Взаимодей ствие таких точек зрения носит диалогический характер, поскольку диалогический подход, по мнению М.М. Бахтина, возможен к любой части высказывания, даже к отдельному слову, если оно воспринимается не как безличное слово языка, а как знак чужой смысловой позиции, как представитель чужого высказывания. Тема молодежи поднимается многими героями в связи с тем, что новое поколение, рожденное уже в новой стране многое приобрело, но и многое потеряло. У старшего поколения вызывает уважение образованность молодежи, что и отмечается в используемом ими РЖ похвалы, который моделируется на основе сравнения прошлой и современной жизни: А мне они нравятся, честное слово, знают много. Ведь мы как учились? Ну прямо в те же годы учились, знаете как это было: тоже - давай, давай! Двигатель внутреннего сгорания? - изучай быстрей и не прыгай больше. Пока хватит - некогда. Теперешние - это совсем другое. Я чувствую, старшей со мной уже скучно (В. Шукшин. Мастер). Противоположное отношение к молодому поколению выражается в РЖ осуждения. Неодобрение и критику вызывают лень и апатия молодежи, что эксплицируется в оценочных предикатах: лодыри, черти, эх, и работнички! В речевых тактиках героев используются воспоминания, с помощью которых осуществляется сравнение жизни старого и нового поколения, в этих сравнениях ощущается скрытый упрек ко всему поколению, сопровождающийся эмоционально-экспрессивным оттенком раздражения: Ему, подлецу, за ездку рупь двадцать кладут - можно четыре рубля за ездку заробить, а он две ездки сделает и коней выпрягает. А сам, хоть об лоб поросят бей - здоровый. А мне двадцать пять соток за ездку начисляли, и я по пять ездок делал, да на трех, на четырех подводах. трудодень заробишь, да год ждешь сколь тебе на его отвалят, а отвалили шиш с маслом. Тебе полторы тыщи в месяц неохота заробить, а я за такие денежки все лето горбатился (В. Шукшин. В профиль и анфас). Тема труда продолжает развиваться в других беседах. В обществе послевоенных лет сложился стереотип трудовой деятельности, считалось, что труд - основа жизни, мера человека социалистического общества, труд - это борьба, а любая борьба требует мужества. Неоднозначный подход к этой теме свиде тельствует о разрушении идеала трудовой деятельности на благо отечества, созданный ранее. До сих пор у простого человека вызывают восхищение люди умеющие работать, отдающие все силы и энергию работе. Речевую реализацию такая позиция получает в РЖ похвалы: А его родителя, Родиона Евстафьича, не застал в живых? Не застал, выходитЕ Старшие-то, кто жив, Родиона за хлеб почитали. Не пек он, сеял удачливо, урожай чуял. И в печеном тоже толк ведал. В Бога не ругался, а по верхним этажам крепким словом прохаживался, коли хлебом не угодишь. Мог и по хребтине съездить, если неуважение к пище замечал (Н. Родионов. Теплый хлеб). В 60-70 годах ХХ века произошли изменения в жизни, результаты труда теперь измерялись в количестве приобретенных на заработанные деньги материальных благ. Поэтому эксплицируется речевой РЖ хвастовства, когда говорящий перечисляет все предметы, вещи, которые он смог заработать для жизни:
Работаю завгаром, сотня машин в подчинении. Хозяин. Жена кассиром в гастрономе. Дочка замужем, сын десятилетку одолевает, он у меня припоздалый, зато талант, между прочим: математику как семечки щелкает. Для нынешнего века инженером быть. Первым человеком. Дальше пойдем. Квартира - три комнаты - в полный габарит. Оклад кругленький, да жинка сотняшку приносит. Премиальные, профсоюзные блага. Как видишь, опять отдохнул, силенок в тело накачал. Всем польза: производству, жене, детишкам (А. Ткаченко. Горькое пиво на пристани). Ценностные ориентиры меняются, теперь главным в жизни человека становится вещь, способствующая самоутверждению в обществе, самовнушению собственного достоинства. Преклонение пред материальными ценностями и обожествление вещей, стремление любой ценой обладать атрибутами так называемой престижности, комфортности, новейшей моды, когда это противоречит здравому смыслу становятся необходимыми составляющими вновь появившегося концепта вещизм (Фомин 1989). Вещи определяют социальное положение в обществе, цель жизни сводится к приобретению престижных вещей. Обесцениваются такие понятия как труд, труженик, самоудовлетворение от проделанной работы, исчезает соответствие между затратами на труд и полученными результатами. Такое положение объясняет причину безразличного отношения к труду, причину появления РЖ обиды, имеющего в своем составе вопросительные и восклицательные конструкции: Нам же вечно больше других надоЕ - Моторы, кузова, задние мосты, хедеры, захеры. По мне лучше лечь на дно. С отстающих какой спрос? За коровий десант слышал? Конечно, об этом в газетах не пишут. И в телевизоре не показывают. Совхоз Заря, знаешь, вечно в хвосте плетется, так их чуть не из соски поят. Коров французских выдали как отстающим по животноводству. Породы шароле. (Ю. Нагибин. Эх, дороги). Игнорирование личности настоящего труженика и запоздалая оценка его трудовых качеств приводят к возникновению РЖ упрека, и синонимичных ситуаций самообвинения, угрызений совести. В художественном тексте он получает свое отражение во внутренней речи героя, поскольку гармоническая беседа предусматривает равенство между сидящими за столом и дружественную тональность без оказания какого-либо давления на окружающих: Пелагея слушала-слушала эти слова и вдруг подумала, а ведь это правда, святая правда. Безотказно как лошадь, как машина работал Павел в колхозе. А кто ценил его работу при жизни? Кто сказал ему хоть раз спасибо? Правленье? Она, Пелагея? Нет, надо правду говорить: она ни во что не ставила работу мужа. Да и как можно было во что-то ставить работу, за которую ничего не платили (В.Абрамов. Пелагея). Материальная сторона не интересует большую часть героев, поэтому они не понимают зачем работают, душа их стремится к свободе и воле, но вскоре обнаруживается собственное неволие и ничего не остается герою, кроме как выражать неудовольствие судьбой и эксплицировать его в речевом РЖ жалобы: А я не знаю для чего работаю. Ты понял? Вроде нанялся, работаю. Но спроси, для чего? - не знаю. Неужели только нажраться? Ну, нажрался, а дальше что? - Что дальше-то? Душа все одно вялая какая-то (В. Шукшин. В профиль и анфас). Далее герой воспроизводит все признаки современного счастья в утвердительных конструкциях и, в конце концов, завершает рассуждения выводом о перевернутости сознания современного человека, - все это находит воплощение в РЖ испуга: Боюсь очага, в очаге потонет все. Жить будешь с оглядкой на него. Я все больше поражаюсь: как мало, оказывается надо человеку для счастья. Достанется ему в очереди свежая рыба - счастлив. Вступил в жилищный кооператив - счастлив, съездил в отпуск на юг - вообще будто в Италии побывал. Муж ради семьи не заступился за честного человека и тем сберег свое место - жена счастлива! Ужас! (В. Лихоносов. Тоска-кручина). И тогда начинает человек пить, жизнь для него становится как сон, как утренний туман, и пьет русский человек обыкновенно больше с горя, чем ради веселья. Даже его кутеж, его веселье как-то незаметно переходит предел и становится источником расточения материальных и духовных сил, источником горя (Вышеславцев 1995, с. 56). Выпивка, распивание спиртных напитков осмысляется как почва, фундамент интимного, доверительного стиля, это порождает специфическую откровенность речи, которая выражается в стремлении как бы к полному слиянию говорящего с адресатом речи (Бахтин 1997, с. 293). Тревога, обида, жалоба - такие РЖ, которые требуют более тесного общения, в кругу двух, трех человек и от собеседников требуется понимание, согласие, чтобы ни одно слово не ушло в пустоту. Такое желание могла удовлетворить только беседа на двоих или троих, поэтому в 60-80-х годах получает распространение ритуализованное речевое действие распивание спиртных напитков, где речь сопровождает выпивку. Но всеобщему пониманию помогает не только чуткость воспринимающего, но и действие спиртных напитков, размягчающих сердце, затуманивающих сознание, способствующих более интимному общению. Действие спиртных напитков меняет отношение человека к жизни, переворачивает сознание и воображаемое представляет за действительное, это состояние герои называют настроиться на подкорковые импульсы (В. Полторакин. По стакану сухого). Человек начинает ощущать себя героем, исключительной, сильной личностью, чья воля, желания и поступки не подчиняются никаким ограничениям. Экспликация этих качеств и ситуация долженствования лежат в основе речевого жанра мечта, когда говорящий воспроизводит в речи то, что создано его воображением: Но ты не знаешь как горят огни в большом городе. Они манят. Такие милые, хорошие люди, у них тепло, мягко играет музыка. Они вежливые и очень боятся смерти. А я иду по городу и он весь мой. Я должен быть там, потому что я никого не боюсь. Я не боюсь смерти. Значит жизнь - моя (В. Шукшин. Охота жить). Мечтали герои о далеких странах, об освоении новых земель, путешествиях, об открытиях, о том, что было значимо в эпоху 60-80 годов. Другой жанр - предупреждение реализуется вследствие возникновения эсхатологических мотивов: Намедни Григорию моему сон приснился. будто среди лета в одну ночь повсюду вода замерзла: и в реках, и в озерах, и в морях - до самого дна. И нигде не осталось ни единой капли, окромя святых источников (Е. Носов. Шуруп). Причины многих жизненных неурядиц герои видят в особенностях русской жизни, русского склада характера, который они противопоставляют иностранному, в частности немецкому, поскольку многие из фронтовиков побывали за границей во время войны. В результате антиномии возникает РЖ сожаления: Там, у них, особенно у немцев, кладбище как музей. Скульптуры, каменные гробы, идешь - ну точь-в-точь по музею. И цветы, цветы, деревья. Не жалко и лежать. У нас такого нет. Матушка-Россия закопала, фотокарточку прилепили, как дождь пошел - смыло, крест опустится, бурьян, ограду из труб сварят: лежи, Никита Иванович! А дороги какие! Ну, правда, и земли-то там мало, у нас до Колывани сколько - область, а до востока еще сколько! Широка Россия, отступать некуда! (В. Лихоносов. На долгую память). РЖ восхищения русским характером образуется путем вовлечения чужой речи знаменитой личности в реплику героя: Вон, знаешь, в ту войну еще, сто лет назад один адмирал писал, в Севастополе, говорят, его слова висят: преклоняюсь, дескать, перед мужеством русского солдата, пусть поищут такого в других нациях со свечой! И верно. А куда денешься? Так. Я не видел, чтоб солдат болел! У меня язва желудка была ни хрена не чувствовал! Не, Демьянович, не бойся, еще попьем водочки! (В. Лихоносов. На долгую память). Надо сказать, что при рассуждениях о русской жизни используются побудительные, восклицательные предложения, которые создают особую эмоциональность, надежду на будущее, и настоящее. Национальный характер - самый неуловимый этнический феномен, обладающий устойчивостью к внешним воздействиям, историческим потрясениям. Чтобы подойти к разгадке тайны русской души, необходимо подметить те чер ты русского народа, национального характера, которые неподвластны времени, поэтому его составляющие носят гипотетический характер, полученный путем обобщения многих фактов действительности. Активизируются все признаки национальной личности в речевом жанре умозаключения: Вся беда наша в том, что мужик наш середки в жизни не знаетЕ И вот я какой вывод для себя сделал: немца, его как с малолетства на середку нацелили, так он и живет всю жизнь _ посередке. Ни он тебе не напьется, хотя выпьет и песню даже затянут. Но до края он никогда не дойдет. Нет. И работать по-нашенски - чертомелить - он тоже не будет: с такого-то часа и до такого и все (В. Шукшин. Наказ). Это высказывание воспроизводит идею Н. Бердяева о тайне русского духа: Слишком ясно, что Россия не призвана к благополучию, к телесному и духовному благоустройству. В ней нет дара создания средней культуры, и этим она действительно отличается от стран Запада (Бердяев). В литературе 60-80-х исчезает концепт советский и заменяется на русский, возникает конфликт между этими понятиями. В основе конфликта лежало довольно внятное представление о том, что советский человек суетлив, озабочен посторонними делами. Русский - степенен, хотя и склонен к бурной, но безобидной удали, главное же его занятие - обустройство собственного дома (Вайль 1998, с. 238). в ХТ функционирует 3 типа ритуализованных действий: застолье, чаепитие, распитие напитков, которые включают в себя три типа диалогических структур: информативный, акционально-предметный, непринужденный. В каждом из этих типов используют отдельные РЖ, необходимые для раскрытия замысла автора. Тип диалога детерминирует структуру РЖ. В информативном диалоге в рамках одного сознания функционирует несколько видов РЖ. В акциональнопредметном - жанры находятся в прямой зависимости от статуса и интерпретируются в два приема. Непринужденный диалог обладает самой большой степенью свободы. Их выбор обусловлен текстовой ситуацией и содержанием общественного сознания в ту или иную эпоху. Во время застолья тематика РЖ отражает проблемы повседневности, которые получают двоякое Тип диалога детерминирует смыслы-оценки характера человека: в акционально-предметном - СвластностьТ, СпрактичностьТ. В непринужденном - Сжа лостьТ, СвнимательностьТ, СтерпениеТ, критерием выступает интенциональность беседы. Тематика воспроизводит полярные смыслы-оценки и концепты: СтрудолюбиеТ, СленьТ, когда поднимается тема молодежи, тема работы в колхозе: Струд ради удовольствияТ, Струд ради материального благополучияТ;
тема близких отношений между людьми: СдружбаТ, СтовариществоТ и Сотношения ради поддержания престижаТ;
тема национального характера репрезентирует концепт русский, тема труд - концепт вещизм. Застолье, чаепитие, распитие спиртных напитков дает возможность авторам показать через сознание героев все положительные и отрицательные стороны взаимоотношений между людьми в повседневной, бытовой жизни, поскольку бытовая жизнь определяет отношение человека к разным аспектам действительности. Ритуализованные речевые действия создают сюжетное событие, в котором с помощью элементов СИЕ, РЖ кулинарного рецепт и словесный натюрморт формируется особая тональность, способная установить доверительные отношения между собеседниками.
3.3.3.2. Ритуализованные речевые жанровые формы В разговорном дискурсе достаточно частотны случаи функционирования отдельных речевых жанров, которые имеют постоянную природу и могут входить в любой тип диалога. Они настолько стандартны, что индивидуальная речевая воля говорящего проявляется только в выборе определенного жанра, и в ее экспрессивном интонировании (Бахтин 1997, с. 181). Такие жанровые формы обычно имеют одну прагматическую направленность, являются ситуативно прикрепленными, конституируют актуальную коммуникацию (Китайгородская, Розанова 1999) и побуждают слушающего к действию. Для ритуализованного действия - процесс принятия пищи - характерна доброжелательная атмосфера, которая предусматривает возникновение особой эмоциональной окрашенности речевого сообщения. В связи с этим доминирующую и связующую функцию выполняет модально-фатический блок, создающий особую тональность теплоты и заботы, поэтому можно выделить ряд РЖ: тост, песня, похвала, просьба, совет.
РЖ просьбы, совета во время застолья имеют размытую семантическую природу, свободно перетекают друг в друга, их можно определить как вежливое побуждение к действию. Так как этот РЖ имеет синтезированную природу, то в процессе своей реализации он будет получать оттенки значения. Оттенок РЖ просьбы возникает в результате повтора одного и того же слова: Кушайте, кушайте, - мнется в стороне Савоня, - я тут за теплинкой послежу (Е.Носов. И уплывают пароходы и остаются берега);
Пей, Офонасьевич, пей, вода дырочку найдетЕ (В. Белов. Прежние годы). Обращаясь с просьбой, говорящий использует тактики похвалы своего собственного блюда, предвосхищая, таким образом, отказ: Да ты не ершись, покушай, покушай холодного, оно у меня ноне духовитое, Возьми, возьми, Алеша, холодчику с хреном (С. Проскурин. Далекая звезда);
Милок, отведай борща да и снова запрягай;
Угощайтесь, - выложил Лукин из пакета жареные, еще горячие пирожки (Б. Екимов. Пирожки на прощание). Иногда под просьбой завуалирован жанр приказа: Выпей! - сказал он, - Прямо черт ее знает, до чего башка трещит. (Казаков. Запах хлеба). Оттенок совета высказывание получает в условной конструкции, когда говорящий упоминает о целебных свойствах блюда и о его воздействии на организм человека: Выпей кофейку, заниматься легче станет, - просила по утрам Антонина (Н. Петрунина. Божественный напиток). Репрезентация таких жанров является составной частью концепта гостеприимство, которое всегда связывало хорошую еду и доброе слово. Разнообразие кушаний сочетается со словесным мастерством хозяев, это находит свое отражение в национально-культурных особенностях русского менталитета: Э, милый, побывал бы ты у нас раньше - ты бы, действительно понял, что такое сибирское гостеприимство, узнал бы, каким сладким может быть каждый кусок, когда его напутствуют ласковым уместным словом! Натрескаться, как Бурыга, можно в любой столовке, а настоящее застолье - тонкое искусство, которым мало кто владеет. Была у нас одна, что владела и заставляла всех плясать под свою веселую дудочку. Люди брюхо набивали, а за плечами у них крылышки отрастали, каждый вставал из-за стола обласканный, уваженный, подобревший и даже тяжести от наших сытных блюд не чувствовал. И все были как с одного корабля (Ю. Нагибин. Чужая). Доброжела тельность, гостеприимство, отзывчивость передавались из поколения в поколение и никогда не находились в зависимости от политических и социальных революций. Другой автономный РЖ, относящийся ко всем диалогическим типам, является тост. Тост представляет собой инициальный речевой жанр, сущность которого состоит в том, что говорящий произносит хвалебную речь в честь кого-то и побуждает собравшихся разделить с ним акт причащения к миру через употребление спиртного напитка. Здесь надо сказать о существующей философии еды, когда люди, употребляя еду, как бы принимают в себя окружающий мир, в результате чего стирается граница между миром телесным и духовным. Приглашая выпить за определенного человека, говорящий и все сидящие за столом помогают поздравляемому приобщиться к тайнам бытия. В речевой практике тост представляет собой очень емкое высказывание, позволяющее сосредоточить внимание собравшихся за столом людей, на основной цели празднества, дает возможность автору в художественном тексте превратить его в конкретизатор основного смысла текста. Тост отвлекает людей от постоянного приема пищи, создает разнообразие. Выделяют два типа тостов: здравицы, поминовения, в которых внимание концентрируется на одном человеке, обычно являющемся виновником торжества: - Ну ты молодой - выпьем за тебя, чтоб ты был здоровый и счастливый (В. Мусаханов. Шашлычная у дороги);
- За ваше здоровье, - сказал хозяин (В. Емельянов. Пельмени). Коммуникативная ситуация тоста не предусматривает вербальной ответной реакции, дальнейшие действия сопровождаются нормами культурной компетенции, нарушение которых вызывает ответную реакцию в шутливом тоне, эксплицирующуюся в речевом жанре просьбы или совета: - За здоровье когда пьют в стакане зла не оставляют, до дна надо пить. В другой раз можно и не допивать, а сейчас допить надо (В. Емельянов. Пельмени). Поминовения имеет такую же структуру как и здравицы: Выпьем за упокой бедной Фединой души (М. Красавицкая. Горшочек с медом);
- За Афанасия Петровича. Его добрую память (Д. Холендро. Хлеб);
За упокой души. В тексте тост может принимать формы речевого жанра прощения, с целью раскрытия основного концептуального смысла рассказа: За нашу встречу. Пусть она радость принесет и утеше ние (В.Шкаев. Ломтик хлеба), где тост выполняет внутритекстовую функцию и затекстовую, то есть влияет на сознание читателя. Последним РЖ во времы застолья является похвала блюд, относящаяся к языковой оценке блюд. В ХТ вкусовая оценка эксплицируется в речевом акте похвалы в речи героя и в речи повествователя. Непосредственно прагматическую функцию выполняет речь автора, лизображающая речь. Повествователь воспроизводит свое видение определенного кушанья в соответствии с общей тональностью ситуации, которая получает языковое воплощение в перцептивных характеристиках: его обонятельной, тактильной, осязательной характеристике и экспликацией признака СвкусныйТ: и такой вкусный был этот немецкий суп! Такое мягкое и сытное распаренное пшено. А запах у чуть румяного поджаренного лука! Даже мелкие кусочки сала попадались (А. Ярош. Вражий суп);
Шмелиный мед не походил на пчелиный. Был он намного жиже и почти совсем не тянулся, и аромат у него оказался другой, пожалуй, более терпкий, даже чуть-чуть с горчинкой, но вкусноты был необыкновенной (Л. Конорев. Шмелиный мед). Оценочные речевые акты, как и любые другие имеют особые прагматические характеристики. Виды оценочных речевых актов почти не исследованы, и отнесение того или иного высказывания к классу оценочных или неоценочных часто бывает спорным (Вольф 1985, c. 164). Структура и семантика оценочных речевых актов определяются прагматической ситуацией, в которой они реализуются. Основной для них является ситуация диалога (Вольф 1985, c. 164). В такой ситуации имеются два актанта: говорящий и адресат, причем в качестве адресата может выступать как один из героев, так и читатель, а в роли говорящего Чгерой. Оценка может выражаться эксплицитно Ч при помощи оценочных слов, например, Вкуснота Ч меры нет! (Л. Ф. Конорев. Шмелиный мед);
Обалденный шашлык! (В. Егоров. Маринованное мясо ке);
Очень вкусное варенье! (Г. Снегирев. Черничное варенье);
Вкуснотища! (Шоколадный заяц) или имплицитно, при этом выражения не содержат эксплицитных оценочных элементов ни в виде слов, ни в виде сем в отдельных словах (Вольф 1985, c. 164). Такие речевые акты чаще всего представляют собой устойчивые выражения: Это же язык можно проглотить. (И. Лавров. Вишневый пирог);
Таким шашлыком Бога угощать можно (В. Егоров. Маринованное мясо ке);
Вот это да! (Б. Каченовский. Мамины щи);
Все ананасы мира бледнеют перед нашей антоновкой (Г. Комраков. Запах антоновских яблок). Оценка блюда повествователем отличается от оценки героев, последняя, лаконична, кратка и эмоционально насыщена. Наряду с похвалой блюда герои выражают признательность хозяйке, приготовившей эти блюда, таким образом, в составе одного выражения могут взаимодействовать два типа иллокутивных сил: одна направлена на оценку блюда, другая Ч на оценку мастерства хозяйки, на похвалу: Ну, сватья, ты и мастерица печь пироги! (И. Лавров. Вишневый пирог);
Какие она пирожки пекла. Ни рассказать, ни представить. (Б. Екимов. Пирожки на прощание). Каждое из приведенных высказываний является эмоциональной реакцией на употребляемую пищу и вызывает ответную реакцию со стороны угощающего человека. Другим речевым жанром, оформляющим застолье и распивание спиртных напитков является песня, которая берет начало в русском фольклоре и продолжает развитие в советской действительности. В них отражены все исторические процессы, происходившие в стране: революция, война, разруха, голод. Поэтому и полны они тоски, грусти, печали. Т.А. Булыгина, Д.Н. Шмелев, Ю.С. Степанов считают тоску, волю, судьбу, добро, правду ключевыми словами русской культуры, которые выражают ее ценностные доминанты и особенности менталитета (Булыгина 1997, с. 45): Лишь тихо ведется беседа, и, яростно сжав кулаки, о тех, кто их продал и предал всю ночь говорят моряки (В.Белов. За тремя волоками). Злодей пустил злодейку пулю, убил красавицу сестру. Взошел я на гору крутую, село родное посмотреть;
горит, горит село родное, горит вся родина моя! (В. Шукшин. Степан). Эмоциональный настрой застолья резко меняется на противоположный, то есть создаются пограничные состоянияпереживания страдания, боли посредством передачи жестов, интонации, выражения лица: Старик опускает локоть на стол, подпирает голову, начинает сиплым голосом. Видится мне поле, и по нему, по далекому полюшку, три розные дорожки. Идет парень к девчрнке, ой, и зачем он ходит так поздно (В. Лихоносов. Брянские). Такое совмещение радости и печали обусловлено тем, что во время восприятия песни смысл уходит на второй план, и эстетическое наслаждение достигается не столько благодаря активной работе сознания, сколько, наоборот, благодаря его дремоте. Таким образом, человек отдыхает во время песни после бурной пляски и поглощения большого количества разнообразных блюд. Перечисленные типы речевых жанров непосредственно входят в любую беседу, придают действию особую эмоциональную наполненность и участвуют в сглаживании социальных различий между участниками застолья.
Выводы СИЕ является частью художественного текста и участвует в организации его пространства. 1. СИЕ, вступая в пространство художественного текста, приобретают избыточный компонент, на основе которого выстраиваются два лексикосемантических поля: СчеловекТ и СедаТ с соответствующими признаками. В высказываниях актуализируются такие семы, которые затем участвуют в связности текста на основе итерации семантических компонентов. При доминировании поля СедаТ описываются свойства еды, исходя из ее положительного воздействия на человека: СцелебныеТ, Сапотропеические (оберегающие) свойстваТ. Если репрезентируется поле СчеловекТ, то активизируются некоторые человеческие качества: СтрудолюбиеТ, СотзывчивостьТ, СгостеприимствоТ. Кроме того, в каждом классе преобладают определенные признаки, характеризующие человека. Класс СестественноеТ характеризует внешние данные человека, для русского обыденного самосознания эти характеристики воспроизводятся только для женского пола. Класс СкушаньяТ характеризует трудовые качества человека, поскольку качество продуктов зависит от приложенных человеком усилий. Класс СнапиткиТ характеризует эмоциональное состояние человека. 2. Особую роль играют метафорические выражения, выступающие в роли речевого шва и представленных в виде игры многочисленных изотопий, наслоенных друг на друга и соперничающих друг с другом (Рикер 1995). Высказывания с ЛЕ СИЕ входят в состав фрейма Спсихологическое состояниеТ, Сдеятельность и обстоятельстваТ. Но СИЕ сама себя же и определяет: в пословице облекается в иронико-эмфатическую форму, в ХТ обладает интенциональностью, становятся частью события, еда приобретает статус живого существа, и ее уподобляют справедливому судье (лмучителю), могущественному властителю, обладающему большим количеством достоинств и т.д. 3. СИЕ находится в событийном отношении к конкретно утвержденной ценности и становится моментом действительного сознания в рамках развертывающихся сюжетных событий. По отношению к герою она выступает изнутри его - как его кругозор, как кругозор его действующего, поступающего сознания. СИЕ позволяет в семиотических понятиях описать тот момент, когда система соединяется с социально-исторической практикой (Барт 2003), в результате чего СИЕ стремится к событийности. СИЕ рассматривается как составная часть технологии изготовления или роскошного зрелища и в то же время как отражение поведения человека. 4. СИЕ занимает определенную ценностную позицию по отношению к каждому сознанию. При изменении позиции СИЕ в композиционной структуре изменяются функции еды (эйфорическая, жизнеобеспечивающая, этическая) и наоборот. Это проявляется в композиционной структуре произведения: 1) с помощью СИЕ обрамляется событие текста и создается тональность согласно авторскому замыслу. При этом элементы СИЕ (например, РЖ словесного натюрморта или кулинарного рецепта) приобретают роль детали в текстовом пространстве;
2) СИЕ включается в состав сюжетного события (поступка) и участвует в определении его смысловых характеристик, СИЕ выступает в качестве мотива поступка и определяет ценностные ориентиры персонажей. 5. Процессы смыслопостроения связаны с отражением СИЕ самой себя и изотопии человек с помощью мельчайших единиц - сем, участвующих в построении более объемных образований - тем на глубинном уровне текста. Семы, активизирующиеся в высказываниях (в сознании героя или повествователя), выражающие отношения к событию, состоянию внешней среды (словесный натюрморт), психологическому состоянию персонажа представляют собой логические формы мысли - смыслы-оценки. 6. Смыслы-оценки устанавливают диалогические отношения в тексте по поводу того или иного события. СИЕ выступает мотивом в событии (поступке) и отражает черты характера героев и особенности социальной действительности. При этом наблюдается различная позиция автора на репрезентацию концептуального смысла текста, касающаяся и героев и действительности. 1) СИЕ является частью сюжетного события, где автор самостоятельно формулирует смысл;
2) СИЕ является частью сюжетного события, где диалогическое взаимодействие между сознаниями выносится за пределы произведения и вступает в диалог с читателем, целостность текстового пространства при этом не нарушается, но заставляет читателя занять активную позицию по отношению к поступку героя. 7. Все смыслы-оценки распределяются на две условные группы: отрицательные оценки и положительные. Положительная оценка формирует идеал для советского общества, человека-героя, для которого подвиг становится не редкостью, а повседневностью. Взаимодействие между героями носит гармонический характер, сопровождаемый РЖ похвалы, восхищения. Активизируются такие семы как СтрудолюбиеТ, СзаботаТ, лежащие в основе концепта СдоброТ Отрицательная оценка выступает универсальным конструктом представлений о действительности: социальной и нравственной. Эта тематика формирует концепты: труд, вещизм, взаимоотношения между людьми, вокруг которых активизируются следующие смыслы: СтрудолюбиеТ / СленьТ, Счестный трудТ / Струд ради выгодыТ;
СлюбовьТ / СбезразличиеТ, СпредательствоТ / СверностьТ;
СпослушаниеТ / СсамовольствоТ;
СдружбаТ / Сдружба с целью приобретения социальных связейТ, Сдолг перед обществомТ / Сдолг перед близкимиТ, СалкоголизмТ / СтрезвостьТ. 8. Процессы смыслопостроения тесно связаны с взаимодействием сознаний в составе ХТ. Продуктивность смыслопостроения состоит в совмещении в одном ценностном сознании нескольких или в обогащении позиции каждого из участников точками зрения, лежащими в кругозоре других участников. Это позволяет признать символический характер многих единиц СИЕ в составе ХТ и их способностью репрезентировать смыслы отрицательной оценки, т.е. терять свою внутреннюю сущность (денотативные признаки) и приобретать статус психологической сущности (способной отражать психологические переживания). 9. СИЕ реализуется в тексте в составе ритуализованных речевых действий (сложных речевых жанров) и простых речевых жанров. Ритуализованные действия приготовления, застолья, чаепития, распивания спиртных напитков. Они выступают в виде скриптов и строятся по определенной схеме: приготовление: предложение, процесс, приговоры (текст-оберег), оценка вкусовых качеств;
три последних: 1) еда, 2) разговор, 3) танцы, 4) песни, 5) тосты, тональность и способны организовывать сюжетное событие. РЖ имеют определенную схему построения. Схема кулинарного рецепта включает ряд последовательно сменяющих друг друга действий, сообщающих при каких условиях должен получиться указанный в заголовке продукт, причем для достижения наилучшего результата действия должны находиться в строгом порядке. С помощью простых и сложных РЖ создается тональность текста, соответствующая авторскому замыслу.
Заключение Понятие семантической изотопии было введено в лингвистику А. - Ж. Греймасом и использовалось для исследования нарратива. Понимание этого термина в лингвистике неоднозначное, оно объединяет различные определения и толкования. Оно использовалось в зарубежной лингвистике в трудах Э. Агриколы, М. Арриве, В. Дресслера, Ф. Растье, З.И. Шмидт и других исследователей. В отечественном языкознании под семантической изотопией понимается непрерывное отображение семантических блоков, разные части которого характеризуются наличием инвариантного значения (Штайн 1996). Семантическая изотопия строится на принципах избыточности, которая обеспечивает распределение СИЕ смыслов в речевой собой цепи за счет наличия итеративных (повторяющихся) сем. представляет отдельную область пространственновременного континуума и служит необходимым звеном в процессе интерпретации текстов. СИЕ состоит из ряда элементов, входящих в состав художественного целого и репрезентирующих определенные смыслы, которые находятся во взаимодействии и позволяют достичь единого прочтения текста. Т.е. СИЕ выступает как закрытая объемная семантическая (состоящая из номинативных и предикативных единиц) система, раскрывающаяся в художественном тексте и получающая определенные смыслы, способные сконструировать представления о современности. В текстовом пространстве СИЕ выступает в роли темы, которая наряду с другими структурами включается в эпистему определенного исторического периода. Тема еды органично входит в череду решаемых искусством 60-80 годов проблем. Она становится частью описания бытовой сферы общества того времени, которая со временем сама становится формой существования искусства (Кнабе 1989). На фоне бытовой жизни общества разворачиваются этические конфликты, находящие отражение в художественном творчестве писателей: в рассказах, повестях, публицистике, письмах. Функционирование в различных типах текстов дает основания рассматривать ее как лединый феномен, данный нам в целостности, и говорить о том, что смыслы актуализуются по презумпции изотопии. Действие презумпции изотопии состоит в том, что все тексты определенного периода осознаются как единое целое и какими бы разнообразными ни были смыслы, возникшие в нашей мысли, они все понимаются нами как органическая часть единого дискурса (под дискурсом понимается группа текстов). То есть мы можем предполагать, что СИЕ, представляя собой единое целое, сформированное в рамках человеческой культуры, может задавать целый пучок дальнейших значений, а его собственный глубинный смысл откроется только после осмысления всего произведения. По презумпции изотопии устанавливается круг текстов в которых СИЕ функционально значима, т.е. способна участвовать в образовании единого прочтения текста и устанавливать смыслы: детская литература (А. Давыдов На камбузе, В. Драгунский Рыцари, Далекая Шура, Н. Носов Мишкина каша);
литература воспоминаний (В. Комлев Лепешка, М. Коробейников За молоком для Саньки, И. Лавров Вишневый пирог);
военная литература полностью посвящена теме войны, когда еда наделяется статусом хранителя, источника жизни (М. Голуб Шляхом неведомым, В. Астафьев Макаронина, Д. Гусаров Банка консервов);
литература о современности 60-80-х годов (С. Залыгин Блины, К. Абатуров Липовый мед, Ф. Абрамов Пелагея, Алька, В. Егоров Маринованное мясо ке). Лексические единицы, входящие в СИЕ имеют двойственную природу, они что-то значат и для чего-то служат, у вещи всегда есть смысл, который не покрывается ее применением (Барт 2003). Поэтому любая номинативная единица представлена как имеющая денотативное и коннотативное значение. Денотативное значение тесно связано с фреймовой реализацией способ приготовления (а) глаголы приготовления чего-либо, б) глаголы приготовления впрок), визуальные характеристики (форма, цвет, размер, запах, вкус, слух), способ употребления (а) отнесенность к определенному классу, б) количество еды, в) ролевые функции). Все вышеперечисленные единицы, образующие СИЕ и репрезентирующие особенности познавательного опыта конкретного этноса и черты его материальной и духовной культуры. Вместе с тем ЛЕ отражают не только современную культуру общества, но накапливают и сохраняют достижения познавательной деятельности людей. Благодаря этим составляющим СИЕ рассматривается как семантическая категория, которая имеет родовые изотопии: естественное, кушанья, напитки и видовые изотопии: овощи, фрукты, ягоды, моченое, печеное, соленое, вареное, жареное, квашеное, алкогольные, безалкогольные. Каждая видовая изотопия представлена рядом концептов. Категория СИЕ со всем ее лексическим наполнением (понятия, признаки, действия), сконструированная на основе семантико-тематического сходства представляет собой тезаурус, который выражает сущность еды как жизнеобеспечивающего и жизненно необходимого явления. Категория, отражающая денотативные признаки, инертна, замкнута в себе, индифферентна, но именно это конкретное разнообразие, которое дается природой и которое культура, завладевая им посредством видового утверждения, делает интеллигибельным (Барт 2003, с. 65). Коннотативное значение устанавливается исходя из контекста, из способности СИЕ быть частью ситуации, т.е. человеческой коммуникации, а эта коммуникация представляет некоторую систему значений, выявляемую на основе синтагматических и парадигматических связей. На основе первого типа отношений репрезентируются два семиотических поля: СедаТ и СчеловекТ, критериями вычленения которых является избыточный компонент и ментальный опыт человека. При доминировании поля СедаТ описываются свойства еды, исходя из ее положительного воздействия на человека: СцелебныеТ, СапотропеическиеТ свойства. Если репрезентируется поле СчеловекТ, то активизируются некоторые человеческие качества: СтрудолюбиеТ, СотзывчивостьТ, СгостеприимствоТ. Кроме того, в каждом классе преобладают определенные признаки, характеризующие человека. Класс СестественноеТ характеризует внешние данные человека, для русского обыденного самосознания эти характеристики воспроизводятся только для женского пола. Класс СкушаньяТ характеризует трудовые качества человека, поскольку качество продуктов зависят от приложенных человеком уси лий. Класс СнапиткиТ характеризует эмоциональное состояние человека и его изменение после принятия спиртных напитков. Особую роль играют метафорические выражения, выступающие в роли речевого шва и представленных в виде лигры многочисленных изотопий, наслоенных друг на друга и соперничающих друг с другом (Рикер 1995, с. 120). Высказывания с элементами СИЕ входят в состав фрейма Спсихологическое состояниеТ, Сдеятельность и обстоятельстваТ. Но СИЕ сама себя и определяет: в пословице облекается в иронико-эмфатическую форму, в ХТ обладает интенциональностью, является частью события, где приобретает статус живого существа, и ее уподобляют справедливому судье (лмучителю), могущественному властителю, обладающему большим количеством достоинств и т.д. На основе сопоставления или установления отношений между количеством номинативных единиц и структурой (наполняемостью фреймов), с учетом некоторых этнографических составляющих: а) географического положения страны (плодородные почвы и мягкий климат определили земледельческий вид деятельности);
б) особенностей русской печи (определили приемы тепловой обработки), относительно номинативных, предикативных и признаковых единиц с семантикой пища и включения их в состав определенных событий можно выделить наиболее релевантные для данной культуры изотопии СвареноеТ и СпеченоеТ, поскольку семантика коррелирует со структурой мышления и способом познания внешнего мира у того или иного народа (Михайлова 1998, с. 135). ЛЕ не только значат то, что заключено в словаре, но и способны образовывать другие структуры, находящиеся в сфере социологии и культуры, в частности изотопии СвареноеТ и СпеченоеТ отражают социальные процессы напрямую связанные с жизнью человека (черный хлеб - каравай), с культурными традициями народа (каравай, куличи, веснянки), этническими особенностями (ватрушки, шаньги, пряглы). Описание осуществляется в трех направлениях: СИЕ рассматривается как составляющая словесного натюрморта, кулинарного рецепта, ритуализованных действий: приготовления и застолья (застолье, чаепитие, распивание спиртных напитков), последнее в тексте получает статус сюжетного события. Ритуализованные действия застолья, чаепития, распивание спиртных напитков являются органической частью текста, часто выполняя роль смысловой рамки. Они выступают в виде скриптов и строятся по определенной схеме: 1) еда, 2) разговор, 3) танцы, 4) песни, 5) тосты. Перечень этих признаков может не полностью присутствовать при описании действий. Особое внимание уделяется тональности беседы, так как для застолья характерны веселье, песни, танцы, для чаепития - покой, погруженность в собственные переживания. Интонации, присущие этим ритуализованным действиям проникают во все содержательные моменты мысли, эмоционально- волевой тон обтекает все смысловое содержание мысли (М. Бахтин). С начала и до конца действия участники находятся на сцене, естественно, что в этом случае повышается семиотичность поведения, значимыми становятся все речи и жесты участвующих в застолье. Исходя из замысла автора и целостности ХТ выделяются следующие критерии: 1) участники, 2) кушанья и напитки, находящиеся на столе, 3) речевой жанр. Участники разграничиваются по следующим признакам: 1) возрастные, 2) социальное положение, 3) половые. Идентификация темы производится в процессе коммуникативного взаимодействия, необходимой составляющей которого является тип диалога, учитывающего тональность разговора, предметно-смысловую исчерпанность темы, состав участников. Выделяются следующие типы диалогов: непринужденный, информационный, акционально-практический. Тип диалога детерминирует структуру РЖ и темы. В информативном диалоге (в рассказах Е. Богданова Чаепитие у Секлеты, В. Зорина Шматок сала, За вечерним чаем) в рамках одного сознания функционирует несколько видов РЖ: рассказ о прошлом, рассказ выдуманных историй (их основная функция состоит в фиксации стилистических особенностей говорящих), которые чаще всего активизируется в ритуализованном действии чаепития. В акционально-предметном типе (Ф. Абрамов Алька, В. Егоров Маринованное мясо ке, В.Шарыпов Грибы в сметане) жанры находятся в прямой зависимости от статуса и интерпретируются в два приема. В этом типе диалога наблюдается два вида ходов: основные - выражают сущность конкретного РЖ, а дополнительные - представляют собой выражение мотивировки, демонстрацию уважительного отношения, дополнительные ходы реализуются на определенной дистанции (Карасик 2002). Например, РЖ просьба может сопровождаться обещанием, объяснением или самоуничижением. В непринужденном диалоге доминирует модально-фатический блок, отражающий особую значимость для участников коммуникативного акта корпоративной этики, которая определяет общую этическую тональность дискурса. Основной его целью является общение в целях поддержания контакта и отношений, социального самоутверждения ценности личности, ради удовольствия от общения. В ХТ особое внимание уделяется непринужденному разговору (Е. Носов. Пятый день осенней выставки, Ю. Нагибин. Эх, дороги, А. Ткаченко. Горькое пиво на пристани и др.), возникающему в ситуации распивания спиртных напитков, когда создается мифически-идеальная атмосфера для беседы, которая выражается в стремлении как бы к полному слиянию говорящего с адресатом речи (Бахтин 1997) (рассказы и повести В. Шукшина, Б. Лихоносова, Ф. Абрамова, С. Проскурина и др.). Такая ситуация дает возможность создать диалог не только между сознаниями в рамках текста, но и с самим читателем, эксплицировать проблемы действительности, получающие оформление в составе ХТ в форме определенного РЖ, поскольку темы и образы таких бесед это насущные глубокие вопросы, отвечающей самому существу истины - истины серьезной, свободной, бесстрашной. Выделяются жанры тревоги, жалобы, сожаления, восхищения, умозаключения, совета, разворачивающихся вокруг тем: работа, национальный характер, будущее, быт и т.д. Эмоциональную окраску придают сюжетному событию РЖ словесного натюрморта, тоста, приглашения к столу, похвалы. Словесный натюрморт и рецепт выступают в виде коммуникативных фрагментов, воспроизведенных в речи повествователя или героев, и выполняющих познавательную, комментирующую и диалогическую функции. С помощью познавательной функции дополняется образ каким-то знанием, связанным с бытовой жизнью героя. Две другие функции находятся в зависимости от эмоционально-экспрессивных компонентов, активизирующихся в коммуникативном фрагменте. И находящихся в позициях: а) поддерживающей смысловое единство текста, б) диалога с другими смысловыми компонентами текста. В словесном натюрморте эмоциональность создается за счет цветообозначений (Большая тарелка с огромным куском жареного мяса, обложенного салатом и ломтиками румяного картофеля, поверх мяса золотисто переливался и шипел только что вынутый из масла лук), в РЖ рецепт сопровождается перцептивными характеристиками, которые выполняют эмоционально-экспрессивную функцию (Сверху румяная, будто яблоко, в середине как масло;
борщ наваристый, душистый прямо на удивление). Диалогическая форма взаимодействия между РЖ и сюжетным событием репрезентируется, когда критерием для двух смысловых сфер выступает оценочный компонент. Фрагменты ритуализованного речевого действия выполняют текстообразующую функцию, обеспечивая оценочность ХТ. Оценка героя осуществляется в речи повествователя и героев с помощью стилистически маркированной лексики. Отрицательная оценка при описании приготовления участвует в оценке поступка героя, получающего отражение в сюжетном событии, и выделения макроструктур. СИЕ выступает как содержательная единица, которая отражает понимание текста, того, что признано важным. Поскольку текст представляет собой сложное переплетение сознаний героев и автора, то СИЕ выступает по отношению к сознанию героя изнутри, как кругозор действующего, поступающего сознания. СИЕ включается в состав речевого и сюжетного события, первое представляет собой тип речевого взаимодействия различных ценностных сознаний. При этом СИЕ занимает определенную позицию в каждом из них, т.к. предмет становится меняющимся моментом свершающегося события, т.е. обретает заданность (М. Бахтин). СИЕ как тема представляет собой коммуникативную единицу с функцией установления связи и отношений между элементами события, которые необходимы для смыслообразования. Процесс понимания и интерпретации текста предусматривает взаимодействие трех составляющих: автор - текст - читатель. Актуализация СИЕ в составе речевого взаимодействия приводит к образованию глубинных структур - смысла-оценки, лежащего в основе бинарной оппозиции. Смысл-оценка - это логическая форма мысли (Колодина 2001, с. 71), минимальная единица понимания, возникающая в рамках одного сознания, отражающего поступок (событие) героя, психологическое состояние героя, внешность персонажа, тональность текста (эмоциональная сема). Эти смыслы открывают путь к нравственной тематике литературы 60-80 годов, формирующейся на глубинном уровне. Формирование разных типов оценочности в разных сознаниях приводит к возникновению диалога между сознаниями в составе текста и за текстовым пространством, в сознании читателя. Здесь проявляется двойственная сущность СИЕ: характеризовать поступок человека и репрезентировать функциональные особенности еды. На основе смыслов-оценок выявляются две основные функции: этическая, эйфорическая. При активизации этической функции в коммуникативном взаимодействии СИЕ выступает мотивом поступка, строящим социальную и нравственную систему, т.е. изотопия способна отражать особенности поведения человека, входить в состав этической системы. Это объясняется тем, что во второй половине двадцатого века преобладала моралистическая тематика в литературе и философии, предъявивших повседневному сознанию упрек в криводушном самообмане, который именуется спокойной совестью (Зенкин 2003, с. 11). Этическая тематика восстанавливается согласно тематике, активизированной в эпистемологическом контексте (война, детство, послевоенное время, вещизм, молодежь, работа, национальная самоидентификация, пьянство), и включается в коммуникативное взаимодействие между разными сознаниями, где получает отрицательную и положительную оценки. Положительная оценка формирует идеал для советского общества, человека-героя, для которого подвиг становится не редкостью, а повседневностью. Взаимодействие между героями носит гармонический характер, сопровождаемый РЖ похвалы, восхищения. Активизируются такие семы как СтрудолюбиеТ, СзаботаТ, лежащие в основе концепта СдоброТ Отрицательная оценка выступает универсальным конструктом представлений о действительности: социальной и нравственной. Эта тематика формирует концепты: труд, вещизм, взаимоотно шения между людьми, вокруг которых активизируются следующие смыслы: СтрудолюбиеТ / СленьТ, Счестный трудТ / Струд ради выгодыТ;
СлюбовьТ / СбезразличиеТ, СпредательствоТ / СверностьТ;
СпослушаниеТ / СсамовольствоТ;
СдружбаТ / Сдружба с целью приобретения социальных связейТ, Сдолг перед обществомТ / Сдолг перед близкимиТ, СалкоголизмТ / СтрезвостьТ. Эйфорическая функция репрезентирует сенсорно-вкусовую оценку, которая актуализируется с помощью РЖ похвалы. Выделяется также памятная функция: пища позволяет человеку ежедневно приобщаться к своему национальному прошлому, такой способностью обладают технические приемы - приготовление, считается, что в них заключены опыт и мудрость предков, в которых заключена патриархальность, призванная представлять сладостное зрелище неумирающей деревенской старины. Во время принятия пищи блюда обладают гастрономической ценностью, с помощью которой сохраняется мифический след примиряющей силы. Все ритуализованные действия и РЖ натюрморта и рецепта создают особую тональность согласия и умиротворенности, готовности к обсуждению и разрешению жизненно важных задач. Таким образом, СИЕ выступает темой в тексте, выполняет текстообразующую функцию за счет использования автором избыточных компонентов - оценочных и эмоционально-экспрессивных и создает особую тональность текста.
Список использованных источников Абатуров К.И. Липовый мед // Абатуров К.И. Тихая пристань. - М., 1976. Абрамов Ф. Трава-Мурава;
Пелагея;
Алька;
Безотцовщина;
Однажды осенью;
Золотые руки. Валенки // Абрамов Ф. Рассказы. - М., 1988. Алексеева М.И. Моченые яблоки // Алексеева М.И. Моченые яблоки. - М., 1989 Алешкин П. Киселев // Алешкин П. Рассказы. - Самара, 1979. Астафьев В. Ода русскому огороду;
Сашка Лебедев;
Руки жены;
Бери да помни;
Курица - не птица // Астафьев В. Рассказы. - М., 1987. Астафьев В. Макаронина // Рассказ - 84. - М., 1985. Базанков М. Стакан земляники // Базанков М. Самая сладка рябина. - М., 1979. Балков К. А поезда идут куда-то;
По правде;
Гармонист // Балков К. А поезда идут куда-то. - М., 1989. Белов В. За тремя волоками. Под извоз // Белов В. За тремя волоками. - М., 1988. Белов В. Лад. - М., 1989. Богданов Е.П. Чаепитие у Секлеты // Богданов Е.П. Нюансы бытия. - М., 1990. Богомолов В. Кругом люди;
Сердца моего боль Борщаговский А. Седая чайка;
Ночью;
Любовь Петровна, Сергей Иванович;
До порогов;
Не чужие;
Зимний туман // Борщаговский А. Седая чайка. - М., 1984. Васильев Ф. Ананасный арбуз // Молодой Ленинград-76. - Л., 1976. Воронин С.А. Пышки с изюмом // Воронин С.А. Собрание сочинений в 3 т - М., 1982. Голуб М. Шляхом неведомым. - Ставрополь, 1985. Горышин Г.А. Хлеб и соль // Горышин Г.А. О чем свистнул скворец. - Л., 1975.
Грузин В.Л. Зимние яблоки // Грузин Л.Ф. Жажда: Повести. Рассказы. - М., 1987. Гусаров Д.Я. Банка консервов // Гусаров Д.Я. Партизанская музыка. - М., 1988. Давыдов А. На камбузе // Давыдов А. Рассказы. - М.. 1978. Драгунский В. Рыцари;
Далекая Шура // Драгунский В. Рыцари. - Иркутск, 1979. Егоров В.В. Маринованное мясо ке // Егоров В.В. Знайте наших: Повести и рассказы. - М., 1988 Екимов Б.П. Пирожки на прощание // Екимов Б.П. Донос: Повести и рассказы - М., 1990. Елисеев В. Буфет у вокзала // Юность. - 1980. - №3. Емельянов В.С. Пельмени. Оливки. // Емельянов В.С. О времени, о товарищах, о себе. - М., 1968. Журкович Н.В. Журавлиная горка: Повесть и рассказы. - М., 1978. Залыгин С. Блины // Залыгин С. Сибирские рассказы. - М., 1968. Зорин В.Г. Шматок сала // Зорин В.Г. Ласка. - Воронеж, 1972. Ирошникова И. Тетя Феня // Ирошникова И. Голубые зори. - Кемерово, 1979. Искандер Ф. Праздник, ожидание праздника;
Чаепитие и любовь к морю // Искандер Ф. Рассказы. - Воронеж, 1978. Казаков Ю.П. Запах хлеба // Казаков Ю.П. Избранное: Рассказы. - М., 1985. Кантор В.К. Наливное яблоко // Кантор В. К. Историческая справка: Повести. рассказы. - М., 1988. Карелин Л.К. Пучок редиски // Карелин Л.К. Что за стенами? Роман. Повести. рассказы. - М., 1981. Карпов Е. Мои родственники // Карпов Е. Ясный день. - Тамбов, 1974. Касаткин М. Малиновый чай // Касаткин М. Трудный экзамен - Воронеж, 1982.
Каченовский Б. Мамины щи // Каченовский Б. П. Добрый город. - Тула, 1970 Киреев Р.Т. Картошка // Киреев Р.Т. Неудачный день в тропиках. Повести, рассказы. - М., 1977. Кириенко И. В. Как испечь хлеб // Кириенко И.В. Камни и зерна. - Куйбышев, 1968 Климушкин В.М. Чай с малиновым вареньем // Климушкин В.М. Чай с малиновым вареньем: Повести и рассказы - Свердловск, 1982. Ковалевич Г.Е. Стакан молока // Ковалевич Г.Е. От света и до света. - М., 1984 Коконин Л.В. Семьсот граммов хлеба // Коконин Л.В. Одного поля ягода: Повести и рассказы - Ярославль, 1984. Колесников В. Поля, полные перепелов;
Испорченная охота // Колесников В. Поля, полные перепелов. - Ставрополь, 1982. Комлев В. Лепешка // Комлев И. Ковыль: Повести, рассказы. - Иркутск, 1985. Комраков Г.Б. Запах антоновских яблок // Комраков Г.Б. За картошкой: Повести и рассказы. - М., 1984. Конорев Л. Ф. Шмелиный мед // Конорев Л. Ф. Шмелиный мед: Рассказы, повесть. - М., 1977 Коныхов Л. Мама варила картошку // Коныхов Л. Там у нас, на Куреневке. - Киев, 1971. Коробейников М. За молоком для Саньки // Рассказ-83 - М., 1984. Коробейников М. Я тогда тебя забуду. - М., 1986. Коробков Г.Я. Котлеты. Кулинарные пирожки // Коробков Г.Я. Конец игры: Повести и рассказы - Волгоград, 1989. Красавицкая М. Горшочек с медом // Юность. - 1983. - № 4. Кузнецова А. Трактат о счастье // Кузнецова А. Рассказы, повести. - М., 1978.
Лавров И.М. Вишневый пирог // Лавров И.М. Уплывает лодка - Новосибирск, 1983. Ласкин С. Гороховый суп // Юность. - 1981. - №8. Лидин В. Ночная уха. Краюшка // Лидин В. Песня лавочников - М., 1971. Логунов А.А. Банка соленых огурцов // Логунов А.А. Мой пшеничный сноп: Рассказы. - М., 1979. Машук Б.А. Горькие шанежки. Рыбный суп // Машук Б.А. Горькие шанежки: Рассказы. - М., 1988. Мусаханов В. Шашлычная у дороги // Мусаханов В. Мосты: Роман, повести, рассказы. - Л., 1988. Нагибин Ю. Лунный свет;
Чужая;
Эх, дороги! // Нагибин Ю. Старая крепость. - М., 1989. Насущенко В.Е. Хлеб с маслом // Насущенко В.Е. Белый свет. - Л., 1988. Носов Е. Шуруп;
Во субботу, день ненастный;
И уплывают пароходы, и остаются берега;
Пятый день осенней выставки;
Красное вино победы // Носов Е. Избранное. - М., 1987. Носов Н. Леденец. Огурцы. Мишкина каша. Пархомов М.Н. Черный хлеб // Пархомов М.Н. Судьба товарища. - Киев, 1975 Петрунина Н.В. Божественный напиток // Петрунина Н.В. Нежность для Нивелии. - М., 1991 Погодин Р. Черника // Погодин Р.П. Перейти речку вброд: Повести, рассказы. - М., 1979 Полторакин В.В. По стакану сухого // Полторакин В.В. Наваждение: Повесть и рассказы. - М., 1987. Родичев Н.И. Теплый хлеб // Родичев Н.И. Родная ветка: Рассказы. - Тула, 1983. Рощин М. Мой учитель Гриша Панин. - Тюмень, 1976. Рыклин Г. Чудесный виноград // Рыклин Г. Семьдесят пять. - М., 1969.
Самарин А. Я. Черная смородина // Самарин А.Я. В дороге. - Воронеж, 1984. Сергеев Л.А. Торт // и повести. - М., 1987. Скалон А.В. Самый вкусный на свете чай // Скалон А. В. Рыжая лисица: Рассказы. - М., 1982. Смирнов Н. Сушеные грибы // Смирнов Н. Золотой пес. - М., 1982. Снегирев Г.Я. Черничное варенье // Снегирев Г.Я. Чудесная лодка. - М., 1977. Солоухин В. Похороны Степаниды Ивановны ;
Мед на хлебе;
Тоска по чужбине. Каравай заварного хлеба // Солоухин В Избранное. - Свердловск, 1978. Сорокина Н. Майский жук;
Мемуары о настоящем // Сорокина Н. Рассказы. - Саратов, 1983. Сорокина Н. Над городом;
Скажите, пожалуйста, можно у вас лаять // Сорокина Н. Скажите, пожалуйста, можно у вас лаять. - Калинин, 1979. Стерликов А.Е. Рыбка мала да уха сладка // Стерликов А.Е. Камышовые странники. - М., 1986. Струдзюмов Н. Обед для взвода // Юность. - 1986. - № 5. Суржко А.П. Ужин в день отъезда // Суржко А.П. Травма: Повести и рассказы. - Петрозаводск, 1988. Тельпугов В.П. Вкус арбуза // Тельпугов В.П. Бессонные ночи: Повести. Рассказы - м., 1988. Тихомиров О. Вкус незрелых яблок // Тихомиров О. Н. Отцвели уж давноЕ : Повести, рассказы. - М., 1982. Ткаченко А.С. Горькое пиво на пристани. Икра // Ткаченко А.С. Четвертая скорость. - М., 1979. Торопов И. Шуркин бульон;
Где ты, город. // Торопов И. Где ты, город. - М., 1982. Сергеев Л.А. До свидания, Аметьева: Рассказы Тропников Н. Какао // Тропников Н. Уходя от костраЕ: Повесть, рассказы. - Л., 1989. Усцелемова М.В. Картошка // Усцелемова М.В. По-над Юрмычем деревня. Рассказы. - Свердловск, 1977 Федоров Б.Я. Рыбный пирог. Апельсины в апреле // Федоров Б.Я. Апельсины в апреле: Рассказы. - Новосибирск, 1982. Холендро Д. Хлеб // Холендро Д. Близкое небо: Повести. Рассказы - Ташкент, 1981. Цветнов А.И. Каша из одного котелка // Цветнов А.И. На войне и после войны. Повесть, рассказы. - Горький, 1980. Цеханович В.П. Каша была крутая. Краюшка в дорогу // Цеханович В.П. Амбразура, полная звезд: Рассказы и повести - Л., 1988. Чернов Г. Наследник бабушки Глаши Чикин Л.А. Cухари // Чикин Л.А. дважды два. - Новосибирск, 1984. Шалагинов В. Овсяные блины // Рассказ-80. - М., 1981. Шаров И. Хлеб на краю стола. Печенка // Шаров И. Межа на воде: Рассказы и повесть. - М., 1989. Шарыпов В.Н. Грибы в сметане // Шарыпов В.Н. Чертежи Ильи Свирского - М., 1985. Шашурин Д. В. Разломанный пряник // Шашурин Д. Разломанный пряник. - М., 1974. Шкаев В.В. Ломтик хлеба, Березовый сок // Шкаев В.В. Березовый сок: Повести, рассказы. - М., 1979 Шукшин В.М. Материнское сердце;
Сельские жители;
Непротивленец Макар Жеребцов // Шукшин В. М. Избранное. - М., 1978. Шукшин В.М. Cапожки. Срезал. Сильные идут дальше. Билетик на второй сеанс. ораторский прием. Мой зять украл машину дров. В профиль и анфас. Случай в ресторане. Вянет, пропадает. Охота жить. Наказ. Жена мужа в Париж провожала. Миль, пардон, мадам. Пьедестал. В профиль и анфас // Шукшин В.М. Избранное. - Свердловск, 1987.
Юфит М.И. Бифштекс по-деревенски // Юфит М.И. Он, ты и я. - М., 1988. Яковлев А. И яблок хотелось - Иркутск, 1985. Якубовский А. Песня о каше // Якубовский А. Нивлянский бык - М., 1979. Янгаузов В. Ванюшкин хлеб // Янгаузов В. Ванюшкин хлеб. - Ставрополь, 1984. Ярош В. Особый вкус хлеба. Вражий суп. Яблоки особого назначения. // Ярош В. Любовь моя, любовь. - Ставрополь, 1980. Яшин А.Г. Грибные шашлыки // Яшин А.Г. Перовское озеро. - М., 1989. Яшин А.Я. Угощаю рябиной. Яблочная диета // Яшин А.Я. Угощаю рябиной. - М., 1974. Федоров Б.Я. Апельсины в апреле. - Саратов, 1981.
Словари 1. Даль В. Толковый словарь: В 4-х т. Ч М., 1989. 2. Краткий словарь когнитивных терминов. / Под общей ред. Е.С. Кубряковой. Ч М., 1996. 3. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., и др. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1987. - 312 с. 4. Лингвистический энциклопедический словарь. Ч М., 1990. Ч 685 с. 5. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2-х т. Ч М., 1992. 6. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Ч М., 1997. Ч Первый выпуск. Ч 552 с. (НОСС 1). 7. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Ч М., 2000. Ч Второй выпуск. Ч LV, 488 с. (НОСС 2). 8. О вине и пьянстве: Русские пословицы и поговорки. - М., 2001. - 286 с. 9. Ожегов С.И. Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М., 1994. - 928 с. 10. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Ч М., 1995. -416 с. 11. Словарь русского языка: В 4-х т. Ч М., 1981-1984. (СРЯ). 12. Словарь современного русского литературного языка: В 17-ти т. Ч М.-Л., 1953-1956. 13. Фелицына В.П. Прохоров Ю.С. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения: Лингвострановедческий словарь - М., 1988. 14. Фразеологический словарь русского языка. Ч М., 1967. Ч 543с. 15. Энциклопедия православной кухни. Ч М., 2000. - 786 с.
Список использованной литературы 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. Абрамов Ф. О хлебе насущном и хлебе духовном. - М., 1988. - 206 с. Апухтина В.А. Современная советская проза 60-70-х годов. - М., 1984. - 232 с. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. - М., 1990. - 398 с. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. - Благовещенск, 1999. - 433 с. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека - М., 1999. - 756 с. Арутюнова Н.Д. Феномен молчания // Язык о языке. - М., 2000. - С. 417-436. Аспекты семантических исследований. - М., 1980. - 345 с. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. - Спб., 1993. - 239 с. Байрамуков Р.М. Речевое действие угрозы в рассказах В.М. Шукшина. Автореф. дис. Е канд. филол. наук. - Ставрополь, 2001. - 24 с. 10. Байрамуков Р.М. Первичные и вторичные речевые жанры в художественной сфере общения // Язык и текст в пространстве культуры. Сб. ст. научно-методического семинара ТEXTUS. - Вып. 9. - СПб. - Ставрополь. - 2003. - С. 43-48. 11. Балли Ш. Французская стилистика. - М., 1961. - 350 с. 12. Баранов А.Г. Кунина М.Н. Дискурсивные характеристики текстов в предметной области терроризм // Жанры речи. - Саратов, 2002. - С. 226 - 231. 13. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М., 1994. - 350 с. 14. Барт Р. Лингвистика текста // Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики. - М., 2001. - С. 168-176. 15. Барт Р. Система Моды. Статьи по семиотике культуры. - М., 2003. - 512 с. 16. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975. - 502 с. 17. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М., 1979. - 318 с. 18. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества, М., 1986. - 441 с.
19. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. - М., 1990. - 541 с. 20. Бахтин М.М. Работы 20-х годов. - Киев, 1994. - 384 с. 21. Бахтин М.М. Собрание сочинений. Работы 1940-1960 годов. Т. 5. - М., 1997. - 732 с. 22. Беда Г.В. Живопись и ее изобразительные свойства. М., 1977. - 278 с. 23. Белая Г.А. Закономерности стилевого развития советской прозы. М., 1977. - 267 с. 24. Беляевская Е.Г. Семантическая структура слова в номинативном и когнитивном аспектах. Автореф. докт. дисс. - М., 1992. - 24 с. 25. Беме Я. Аврора или Утренняя заря в восхождении. - СПб., 2000.- 412 с. 26. Блажес В.В. Комический дублет русского народного разговорного этикета // Культурно-речевая ситуация в современной России. - Екатеринбург, 2000. - С. 186-196. 27. Богин Г.И. Субстанциальная сторона понимания текста. - Тверь, 1993. - 137 с. 28. Бондарко А.В. Грамматическое значение и смысл. - М., 1978. - 201 с. 29. Борисова И.Н. Замысел разговорного диалога в структуре коммуникации // Культурно-речевая ситуация в современной России. - Екатеринбург, 2000. - С. 241-272. 30. Борисова И.Н. Нарратив как диалогический жанр // Жанры речи. - Саратов, 2002. - Вып 3 - С. 245-262. 31. Бочкарев А.Е. Примечания переводчика // Растье Ф. Интерпретирующая семантика. - Нижний Новгород, 2001. - С. 303-341. 32. Брагина А.А. Лексика языка и культура страны. - М., 1986. - 223 с. 33. Булгаков С. Философия хозяйства. - New York, 1982. - 330 c. 34. Булыгина Т.В. Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира: (На материале русской грамматики). - М., 1997. - 456 с. 35. Бурмистрова Н.С. Семантическая сегментация текстовой структуры художественных прозаических текстов. Автореф. дис. канд. филол. наук. - Одесса, 1988. - 45 с. 36. Вайль П. Генис А. Мир советского человека. - М., 1998. - 368 с.
37. Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // СОЦИО-ЛОГОС. - М., 1991. - С. 5- 29. 38. Васильев С.А. Синтез смысла при создании и понимании текста. - Киев, 1988. - 379 с. 39. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. - М., 1996. 40. Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. - М., 1982. - 367 с. 41. Верещагин Е.М. Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного - М., 1983. - 223 с. 42. Виноград Т. К процессуальному пониманию семантики // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1983. - Вып. 12 - С. 34-67. 43. Виноградов В.В. О теории художественной речи. - М., 1971. - 345 с. 44. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. - М., 1972. - 565 с. 45. Винокур Т.Г. Информативная и фатическая речь как обнаружение разных коммуникативных намерений говорящего и слушающего // Русский язык в его функционировании: коммуникативно-прагматический аспект. - М., 1993. - С. 67-82. 46. Волошинов В.Н. (М.М.Бахтин) Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. М., 1993 (1929). - 156 с. 47. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. - М., 1985 - 320 с. 48. Воробьев В.В. Лингвокультурология. - М., 1995. - 389 с. 49. Выготский Л.С. Психология искусства. - М., 1987. - 354 с. 50. Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // Вопросы философии. - 1995. - № 6. - С.45-67. 51. Габ М. А. Семантическая изотопия и ее роль в адекватном декодировании текста // Функционально-семантические и стилистические исследования французского языка. - М., 1988. - С. 23-54. 52. Габ М.А. Семантическая изотопия и ее роль в адекватной интерпретации текста. - Автореф. дис. - М., 1990. - 25 с. 53. Гадамер Х.Г. Истина и метод. М., 1988. - 345 с.
54. Гак В.Г. Языковые преобразования. - М., 1998. - 768 с. 55. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. - М., 1983. - 254 с. 56. Гаспаров Б. М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования. - М., 1996. // extertext.by.ru. 57. Гачев Г.Д. Национальные образы мира: Курс лекций. - М., 1998. - 356 с. 58. Гачев Г.Д. Вещают вещи. Мыслят образы - М., 2000. - 396 с. 59. Генис А. Хлеб и зрелище // Звезда. - 2000. - № 1. - С. 45-51. 60. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. - Л., 1979. - 241 с. 61. Голуб И.Б. Стилистика русского языка М., 1997. - 356 с. 62. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - М., 1985. - с. 217-237. 63. Греймас А. Ж. В поисках трансформационных моделей // Зарубежные исследования По семиотике фольклора - М., 1985. - С. 109-144. 64. Греймас А.Ж. Размышления об актантных моделях // Вестник МГУ. Сер. Филология, 1996, № 1. - С. 123-145. 65. Греймас А.Ж. Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь // Семиотика. - М., 1983. - С. 511-520. 66. Григорьев В.П. Заботясь о смягчении нравов // Логический анализ языка. Языки этики. - М., 2000. - С. 24-54. 67. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. - 217 с. 68. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. - 326 с. 69. Гуссерль Э. Феноменология // Логос. - 1991. - № 1. - С. 23-37. 70. Данилов С.Ю. Речевой жанр проработки в тоталитарной культуре: АвторефЕ дис. канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2001. 71. Дейк Т.А. Ван. Вопросы прагматики текста // Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики. - М., 2001. - С. 90-168. 72. Дейк Т.А. Ван. Язык. Познание. Коммуникация. - М., 1989. - 312 с.
73. Дементьев В.В. Фатические и информативные жанры непрямой коммуникации // Культурно-речевая ситуация в современной России. - Екатеринбург, 2000. - С. 167-186. 74. Демьянков В.З. Событие в семантике, прагматике и в координатах интерпретации текста // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. - Т. 42. - 1983. - № 4. - С. 320-329. 75. Демьянков В.З. Интерпретация, понимание и лингвистические аспекты их моделирования на ЭВМ // 76. Демьянков В.З. Прагматические основы интерпретации высказывания // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т.40. - 1983. - № 4. - С. 368-377. 77. Диброва Е.И. Донченко Н.Ю. Поэтические структуры антонимии. - М., 2000. - 183 с. 78. Долинин К.А. Интерпретация текста. - М., 1985. - 389 с. 79. Дорошевский В. Элементы лексикологии и семиотики. - М., 1973. - 275 с. 80. Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. - М., 1980. - 198 с. 81. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст. - Спб., 2002. - 378 с. 82. Евсюкова Т.В. Словарь культуры как проблема лингвокультурологии - Ростов-на-Дону, 2001 - 256с. 83. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. - Вып. 1. - М., 1960. - С. 123-145. 84. Жинкин Н.И. Язык. Речь. Творчество. - М., 1998. - 320 с. 85. Жирмунский В.М. Избранные труды. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. - Л., 1977. - 468 с. 86. Жогина К.Б. Имя собственное как средство гармонической организации поэтического текста (на материале лирических стихотворений М. Цветаевой). Автореф. дис. Е канд. филол. наук. - Ставрополь, 1997. 87. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. - М., 1999. - 398 с. 88. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. - М., 1973. - 276 с. 89. Звездина Ю.Н. Эмблематика в мире старинного натюрморта. - М., 1997. - 160 с.
90. Зенкин С.Н. Ролан Барт и семиологический проект // Барт Р. Система Моды. Статьи по семиотике культуры. - М., 2003. - С. 5 - 28. 91. Зимняя И. А. Лингвопсихология речевой деятельности. - М., 2001. - 432 с. 92. Золотова Г.А. Роль ремы в организации и типологии текста // Синтаксис текста. - М., 1979. - С. 113-133. 93. Игнатович А.Н. Чайное действие. - М., 1997. - 245 с. 94. Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. - М., 2000. - 431 с. 95. Кант Э. Основы метафизики нравственности. - М., 1999. - 1472 с. 96. Капанадзе Л.А. Развитие речевых жанров в русском языке // Русский язык. - Opole, 1997. - С. 12- 31. 97. Карасик В.И. О категориях дискурса // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты: Сб. науч. тр. Волгоград - Саратов: Перемена, 1998. - С.185-197. 98. Карасик В.И. Язык социального статуса. - М., 2002. - 337 с. 99. Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. - М., 1981. - 245 с. 100. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М., 1987. - 264 с. 101. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. - М., 1983. - 468 с. 102. Кашкин В.Б. Подходы к сходствам и различиям языков истории языкознания // Теоретическая и прикладная лингвистика. Выпуск 1. Проблемы философии языка и сопоставительной лингвистики. - Воронеж, 1999. - С. 4-31. 103. Кибрик А.А. О некоторых видах знаний в модели естественного диалога // Вопросы языкознания. - 1991. - №1. - С. 61-68. 104. Китайгородская М.В. Розанова Н.Н. Речь москвичей: коммуникативнокультурологический аспект. - М., 1999. - 154 с. 105. Кнабе Г.Г. Диалектика повседневности 1989. Ц№ 6. - С. 125-167. 106. Кнабе Г. Г. Принцип индивидуальности, постмодерн и альтернативный ему образ философии // // Вопросы философии. - 107. Кобозева И. М. Как мы описываем пространство, которое видим: форма объектов // 108. Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе 19-20 веков. - М., 1994. - 321 с. 109. Кожевникова Н.А. Из истории языка советской литературы // Облик слова. Сб. статей. - М., 1997. - С.243-251. 110. Кожин А.Н. Крылова О.А. Одинцов В.В. Функциональные типы русской речи. - М., 1982. - 215 с. 111. Кожина М.Н Стилистика русского языка.- М., 1993. - 215 с. 112. Колодина Н.И. Проблемы понимания и интерпретации художественного текста. - Тамбов, 2001. - 184 с. 113. Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. - М., 1984. - 176 с. 114. Косиков Г.К. От Проппа к Греймасу // Вестник МГУ. Сер. Филология. - 1996 - № 1. - С. 114-117. 115. Костомаров Н.И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа: Утварь, одежда, пища и питье, здоровье и болезни, нравы, обряды, прием гостей. - М., 1993. - 435 с. 116. Кубрякова Е.С. Типы языковых значений: Семантика производного слова. - М.: Наука, 1981. - 275 с. 117. Купина Н.А. Смысл художественного текста и аспекты лингвосмыслового анализа. - Красноярск, 1983. - 191 с. 118. Купина Н.А. Тоталитарный язык. - Екатеринбург, 2000. - 178 с. 119. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. - М., 1979. - 256 с. 120. Лакофф Дж. Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Язык и моделирование социального взаимодействия. - Благовещенск, 1998. - С. 126-173. 121. Леви-Строс К. Мифологики. Сырое и приготовленное. - М., Спб., 1999. - 406 с. 122. Леви-Строс К. Структурная антропология. - М., 2001. - 512 с.
Pages: | 1 | 2 | 3 | 4 | Книги, научные публикации