1. Консерватизм
2. Идеология консерватизма
3. Политический консерватизм
4. Консерватизм и либерализм
5. Русский консерватизм
6. Консерватизм либерализм и социализм
7. Идеи консерватизма
8. Особенности консерватизма
9. Консерватизм в России
10. Идеологи консерватизма
11. Принципы консерватизма
12. Консерватизм в 19 веке
13. Современный консерватизм
14. Либеральный консерватизм
15. Консерватизм и неоконсерватизм
16. Течения консерватизма
17. Черты консерватизма
18. Теория консерватизма
19. Консерватизм ценности
20. Направления консерватизма
21. Консерватизм Николая 1
22. Консерватизм понятие
К. зародился в Англии как непосредственная реакция на Французскую революцию 1789. Основоположником его был Э. Бёрк, существенный вклад в развитие К. внесли в 19 в. С. Колридж, А. Токвиль, А. Мюллер, Ж. де Местр, Ф. Ламенне, Л. Бональд и др. Впервые термин «К.» был употреблен в нач. 19 в. фр. писателем Ф. Шатобрианом, давшим название «Консерватор» периодическому изданию. Слово вошло в широкий обиход в Германии в 1830-е гг., в Англии оно было принято только в 1930-е гг. К. всегда противостоял, с одной стороны, либерализму, с которым он разделял, однако, многие важные общие ценности, а с другой — социализму. В кон. 19 в. социализм решительно потеснил не только либерализм, но и К. В 1930-е гг., когда стала ясной гибельность радикального социализма, на первый план вышел либерализм, настаивавший на государственном регулировании экономики и передаче гос-ву ряда социальных функций. Сторонники К. продолжали выступать за свободу рыночных отношений. В 1970-е гг. появился и приобрел влияние т.н. неоконсерватизм, признающий в принципе необходимость государственного вмешательства в экономику, но отводящий главную роль рыночным механизмам регулирования. 1980-е гг. стали периодом побед политических партий консервативной ориентации во многих развитых капиталистических странах.
К. можно охарактеризовать как теоретическое осмысление традиционализма — более или менее универсальной тенденции к сохранению старых образцов, устоявшихся способов жизни. К. предполагает уважение к мудрости предков, сохранение старых моральных традиций, подозрительное отношение к радикальному преобразованию социальных интов и ценностей. К. понимает общество как особую реальность, имеющую свою внутреннюю жизнь и очень хрупкую структуру. Он убежден, что общество — это живой и сложный организм, и его нельзя перестраивать, как машину.
Филос. предшественниками К. были англ. «моральные философы» Д. Юм, А. Смит и др., считавшие, что социальные ин-ты представляют собой не реализацию каких-то планов или проектов, а являются, скорее, продуктами стихийной, идущей без предварительного плана деятельности людей и результатами постепенного отбора наиболее эффективных форм. К. отвергает «инженерный» взгляд на общество, согласно которому оно способно сознательно, по заранее составленному проекту контролировать и направлять свою эволюцию. К. подчеркивает, что основные социальные ин-ты, моральные традиции и практика капиталистического общества — суверенитет и автономия индивида, частная собственность и частное предпринимательство, политическая и интеллектуальная свобода, демократия и правление права — спонтанно выработаны в ходе культурной эволюции, без к.-л. предварительного плана. Социальный прогресс представляет собой путь проб и ошибок. «Разум у отдельного человека ограничен, и индивиду лучше воспользоваться накопленными в течение веков общим банком и капиталом народов» (Э. Бёрк).
К. как способ мышления тяготеет к конкретному мышлению: консервативный реформизм занимается отдельными деталями, заменой одних единичных факторов др. единичными факторами («улучшением») и не стремится к изменению системы как целого с целью устранения неудобных фактов. Др. ключевым признаком, отличающим консервативное мышление, является трактовка им свободы. Либерализм принимает свободу как право личности поступать по собственной воле, и в первую очередь как возможность пользоваться неотъемлемыми правами человека. Свобода индивида ограничивается при этом лишь аналогичной свободой др. людей. К. не нападает на саму идею свободы, но подвергает сомнению лежащую глубже идею равенства. Утверждается, что люди принципиально неравны, неравны талантом и способностями, неравны в самом своем существе. «Свобода состоит не в способности действовать так или иначе согласно орбитальным решениям, свобода состоит в способности сохранить себя и жить в соответствии с глубочайшим существом собственной личности» (Ф. Шталь).
Еще одним моментом, разделяющим сторонников ускоренного прогресса и консерваторов, является то, что прогрессистская мысль характеризует действительность не только в категории возможного, но также в категории нормы; консервативная мысль, напротив, пытается понять действительность как результат влияния реальных факторов и осмыслить норму в категории действительности. «Особый характер консервативного переживания явлений в более широком контексте основан на подходе сзади, со стороны их прошлого. Для прогрессивной мысли все в конечной инстанции обретает свое значение из-за чего-то вне или над собой, из утопии будущего либо от соотнесения с трансцендентной формой. В свою очередь, консерватор видит всякое значение явления в том, что за ним стоит, или в прошлом как зародыше эволюции. Там, где сторонник прогресса будет мыслить в категориях норм, консерватор — в категориях зародышей» (К. Манхейм).
Методологически консервативная критика мышления, основанного на идее естественного права, включала следующие основные моменты: консерваторы заменили разум, на который постоянно ссылались их оппоненты, такими понятиями, как «история», «жизнь», «нация»; дедуктивным наклонностям оппонентов консерваторы противопоставили идею иррационального характера действительности; в ответ на либеральный постулат сущностного сходства индивидов консерваторы выдвинули проблему их радикального различия; либеральному убеждению, что все политические и социальные инновации имеют универсальное применение, консерваторы противопоставили понятие общественного организма. «Консерватор мыслит категорией «Мы», в то время как либерал — категорией «Я». Либерал анализирует и изолирует различные культурные области: Закон, Правительство, Экономику; консерватор стремится к обобщающему и синтетическому взгляду» (Манхейм).
Современный К. пытается соединить две тенденции: характерное для классического либерализма уважение к свободе отдельного индивида и традиционную для К. защиту таких ценностей, как мораль, семья, религия, закон и порядок и т.д. Сейчас практически нет самостоятельной чистой консервативной или либеральной традиции. Направление мысли, называемое в широком смысле либеральным, органически впитало в себя главные элементы К.
Противостояние социализму, выдвигающему план радикального коллективистического (в частности коммунистического) переустройства общества, привело, в конечном счете, к сближению и даже слиянию либерализма и К., всегда остававшихся на позициях защиты основных ценностей современного капиталистического общества.
Это направление идеологической мысли характеризуют как систему воззрений, ориентированных на сохранение и поддержание существующих общественных порядков и отказ от радикальных проектов общественного переустройства, как «охранительное» направление общественно-политической мысли. Консерватизм не отвергает изменений вообще, он выступает против революционных изменений, которые ведут к обрушению общественных устоев, беспорядкам, хаосу и контролировать которые практически невозможно. Приветствуются эволюционные изменения, которые согласуются с существующими порядками и развиваются подконтрольно, оставляют возможность коррекции, исправления возникающих нежелательных последствий.
Консервативная идеология опирается на естественную потребность людей в стабильности, устойчивости настоящего и предсказуемости будущего, психологическую склонность людей держаться за надежное и проверенное прошлое. В идеологии консерватизма это находит свое выражение в обосновании необходимости сохранения традиционных политических и социальных институтов, норм, правил, ценностей, таких как семья, церковь и др. В традиционных формах воплощен социальный опыт многих поколений людей и эта «мудрость» веков во много раз разумнее и надежнее любого сочиненного теоретиком проекта жизнеустройства. Поэтому традиции надо всячески поддерживать и защищать.
Общество и государство, с точки зрения консерваторов, являются результатом естественной эволюции, а не договора граждан, как принято считать в либерализме. Общество консерваторами рассматривается как органическая и целостная система, общественные процессы трактуются по аналогии с развитием любого живого организма, которое протекает по естественным законам. Как в любом организме нет ничего «лишнего» или «неразумного», так и в обществе все его элементы, части равно необходимы, дополняют друг друга, формируются и «созревают» естественно, органично. Нельзя их развитие подгонять искусственно, нельзя также переделывать общественный организм по своему разумению.
Неприемлема для консерватизма ключевая в либеральной идеологии концепция естественных прав и свобод человека, подразумевающая равенство всех индивидов. Консерваторы утверждают принципиальное неравенство людей по своим талантам, способностям и т. д., являются приверженцами идеи ранга, иерархичности, без которой невозможна органическая целостность государства, нации, семьи.
Западное общество в 70 - 80-е годы прошлого столетия столкнулось с энергетическими, экологическими и прочими острейшими проблемами, вызвавшими экономический спад. Решение актуальных проблем предложили консерваторы, взяв на вооружение ряд новых идей. Классический консерватизм эволюционировал в неоконсерватизм, в такие его формы как рейганизм (США), тэтчеризм (Англия).
Неоконсерватизм в экономике сделал акцент на освобождение предпринимательской инициативы, снижение налогов, ограничение экономических и социальных функций государства за счет приватизации государственной собственности. Была проведена структурная перестройка экономики, урезаны многие социальные программы, сокращен госаппарат и т. д. Это дало свои плоды - в западном мире снизилась инфляция, выросли темпы экономического роста. Неоконсерваторы серьезно продвинулись в сторону приоритета прав и свобод отдельной личности, создании новой мотивации работников, ориентированной не на рост уровня жизни, а на качество жизни. Вместе с тем неоконсерваторы не забывали и старых ценностей - прочная семья, высокая нравственность, культура, духовность и пр. Органично соединив старые ценности доиндустриальной эпохи с ценностями постиндустриальной эры (творческий труд, ускоренное развитие образования, культуры, привлечение работников к управлению производством и др.) неконсервативная идеология занимала лидирующие позиции в 70 - 80-е годы XX столетия и сохраняет устойчивые позиции в современном мире.
Однако, согласно результатам массового опроса, фокус-групп и экспертных интервью, у большинства россиян нет четкого представления о консерватизме как определенной системе политических взглядов. Чаще консерватизм воспринимается просто как приверженность существующему порядку вещей либо как охранительный рефлекс.
• 'Консерватор может относиться не только к коммунистам, а и к 'правым', к 'левым', к кому угодно. Т.е. то, что существует сегодня, в чем он убежден, – то он не дает существенным образом менять' (ДФГ, Санкт-Петербург).
• 'Консервы – это сохранять. Т.е., консерваторы – это те, кто за сохранение того, что было. Трудно продвигающие нововведения' (ДФГ, Петербург).
Трактуя понятие 'консерватизм', опрошенные часто обращаются к этимологии, что уже само по себе свидетельствует о затруднениях с его толкованием.
Спектр представлений респондентов о консерватизме довольно широк. Целая группа характеристик основывается на отношении консерватизма к существующему положению вещей.
Консерватизм – это установка на сохранение status quo и поддержка существующей власти.
• 'Противники нового. И очень осторожно относящиеся к новому' (ДФГ, Санкт-Петербург).
• 'Консерваторы – это те политики, которые больше поддерживают действующую исполнительную власть, нежели отвергают. То есть, если есть критика, то она в большей степени конструктивная, они не являются, так скажем, оппозиционерами действующей власти' (эксперт, Красноярск).
• 'Стояние на месте, непринятие новых идей, пристрастие к старому' (открытый вопрос).
Консерватизм – это стремление к небыстрому, планомерному, эволюционному развитию.
• 'Консерватор – это сторонник постепенного, эволюционного, небыстрого изменения существующей системы' (ДФГ, Петербург).
• 'Это люди с устоявшимися консервативным взглядами, не сторонники больших насильственных политических и экономических перемен. Такие политические деятели, я считаю, вряд ли будут делать революцию в стране. И если проведут перемены, то мирным, экономическим путем' (ДФГ, Воронеж).
Часть опрошенных воспринимает консерватизм как традиционализм, абстрагируясь при этом от конкретной политической ситуации.
• 'Ну, приверженцы старых, так скажем, испытанных путей. Традиционалисты в чем-то' (ДФГ, Москва).
• 'Это поддержка традиционных каких-то ценностей общества' (эксперт, Ставрополь).
Для ряда респондентов консерватизм представляет собой просто негативное явление и ассоциируется с диктатурой, коррупцией и т.д.
• 'Диктаторство, единоличность' (открытый вопрос).
• 'Под понятием консерватизм я вижу коррупционность всей нашей политической жизни' (эксперт, Санкт-Петербург).
• 'Национализм – это типичнейший консерватизм' (ДФГ, Воронеж).
• 'Там тоже 'консерватизм', 'маразм' и всё остальное процветает...' (ДФГ, Воронеж).
Результаты общероссийского опроса свидетельствуют о сохранении негативной окраски понятия 'консерватизм' в массовом сознании: 10% респондентов указали, что данное понятие, используемое в качестве маркера определенной политической позиции, вызывает у них отрицательное отношение, 4% – положительное.
Аналогичное распределение результатов дают ответы на вопрос: 'Когда о какой-то партии говорят, что она – консервативная, это как-то влияет на ваше отношение к данной партии?': у 12% опрошенных данная характеристика ухудшает отношение к партии, у 4% – улучшает, отношение 54% россиян остается неизменным.
• 'Это что-то отрицательное' (открытый вопрос).
• 'Тише едешь – дальше будешь... и не знаешь, когда приползешь. Нет, такая партия мне вообще не годится' (ДФГ, Москва).
Позиции экспертов несколько отличаются: они значительно чаще оценивают консерватизм как положительное явление. Характеристика 'консервативный' никак не влияет на отношение к той или иной партии 2/3 представителей региональных элит, и улучшает отношение каждого пятого из них.
• 'В общем, термин даже в какой-то степени положительный, потому что 'консерватор' – это постоянство. Это то, чего нам давным-давно не хватает ни в политике, ни в хозяйственных делах каких-то. Вот постоянства нет – мы все время живем на взрыве. А в хорошем таком смысле всем не хватает консерватизма' (эксперт, Тула).
В зависимости от негативной или позитивной оценки понятия 'консерватизм' респонденты ассоциируют его, соответственно, со стремлением к застою либо к стабильности.
• 'Ну, я думаю, что и для политической стабильности нужно создавать мощный центр, а консерваторы – это центристы в политике. Ни в коем случае не пересечение деятельности и левых, и правых' (эксперт, Красноярск).
• 'Мне кажется, времена брежневские как раз консервативные были... Да, застой' (ДФГ, Москва).
У респондентов нет четкого представления о том, какое место занимает консерватизм в системе политических ориентаций и что ему противопоставляется.
• 'Модератор: А кто противостоит, по идее, консерваторам?
1-ый участник ДФГ: Ну, наверно, что-то более революционное.
2-ой участник ДФГ: Ну, тут и консерваторы, и демократы.
3-ий участник ДФГ: Анархисты еще есть' (ДФГ, Москва).
• 'Модератор: Есть белое, а есть черное. Есть день, а есть ночь. Есть консерваторы, а есть что?
Участник ДФГ: Демократические консерваторы' (ДФГ, Москва).
Подобное многообразие трактовок консерватизма приводит к тому, что практически все политические партии и движения включаются респондентами в число консервативных. К консерваторам относят Г. Зюганова, Е. Примакова, Ю. Лужкова, Г. Явлинского, А. Солженицына и даже В. Новодворскую.
Наиболее консервативной партией, по оценкам респондентов, выступает КПРФ (так считают 24% рядовых россиян и две трети представителей региональных элит).
• 'К консерваторам я бы отнес коммунистов: они хотели бы законсервировать все то, что было раньше, все прошлое. И, следовательно, отчасти консерватор и наш Президент: он восстановил гимн, красное знамя' (эксперт, Владимир).
Следует отметить, что, относя коммунистов к консерваторам, эксперты обращают внимание на некоторую двойственность положения этой партии в политической системе координат. С одной стороны, коммунистические движения в Европе традиционно считаются левыми – и, стало быть, сторонниками достаточно радикальных инноваций, с другой – именно коммунисты в России являются противниками проводимых реформ.
• 'Так называемые левые партии – они вроде, с одной стороны, в себе сохраняют дух революционности в смысле изменения обстановки, они наиболее подвижны, в какой-то степени романтические идеалы ими движут, и так далее. А с другой стороны – существует консервативная сторона их деятельности, поскольку они опираются на старые традиции, хотят вернуть частично нынешний строй к старому строю, к идеям старого строя. Поэтому это одновременно консерватизм и не консерватизм' (эксперт, Краснодар).
• 'Как ни странно, консерваторы – коммунисты. Но не в том, что они хотят систему сохранить, а в том, что они хотят сохранить как бы базис государственный' (эксперт, Рязань).
Сами сторонники Г. Зюганова реже других считают КПРФ консервативной партией (21% – против 24% в среднем по опросу). Очевидно, для данной категории респондентов 'консервативность' является скорее негативной характеристикой. Это и неудивительно, учитывая склонность электората КПРФ воспроизводить установки и стереотипы советского периода, когда понятие 'консерватизм' имело исключительно негативную окраску. Вероятно, по этой же причине сторонники Г. Зюганова считают одной из наиболее консервативных партий СПС (такого мнения придерживаются 11% сторонников КПРФ и 6% опрошенных в целом).
Самого Г. Зюганова консервативным политиком считают 19% опрошенных (этого мнения придерживаются 23% сторонников В. Путина и 15% приверженцев Г. Зюганова). Чаще других о консервативности лидера КПРФ заявляют респонденты с высшим образованием (30%) и высоким уровнем доходов (26%).
'Единство' в числе консервативных партий назвали только 6% опрошенных. (Такого мнения придерживаются 5% сторонников В. Путина и 7% сторонников КПРФ).
• 'Если иметь в виду проблему, скажем, сохранения единства, то 'Единство', 'Медведь', путинская партия – она, конечно, партия консервативная, за сохранение уже сложившихся положений' (эксперт, Краснодар).
Приверженцы В. Путина наиболее консервативными партиями в России считают КПРФ (27%) и Аграрную партию (12%).
Консервативность 'Отечества' (ОВР) очевидна для 6% опрошенных. Консерваторами себя называют 10% сторонников данной фракции.
• 'Отечество – Вся Россия', по крайней мере, вот, на уровне фракции в Госдуме тоже можно скорее к консерваторам отнести. Поэтому, в отличие от крайних правых, крайних левых, которыми я считаю, скажем (или ближе к левым и к правым), СПС и коммунистов как ярких представителей, я думаю, что вот именно 'Единство' и 'Отечество' – они являются представителями консервативного крыла нашей политики' (эксперт, Красноярск).
'Яблоко' считают консервативной партией 8% участников опроса. Из самих 'яблочников' называют свою партию консервативной 10%.
• 'У меня почему-то ассоциируется с этим понятием 'Яблоко'. Потому что, когда смотришь думские дебаты, когда какое-то предложение выносится, 'Яблоко' либо против, либо воздержалось' (ДФГ, Санкт-Петербург).
Наиболее консервативными, с точки зрения сторонников 'Яблока', являются КПРФ (31%), Аграрная партия (17%) и ЛДПР (16%).
СПС считают консервативной партией 6% всех россиян и 15% сторонников 'правых'. Подобное расхождение в оценке степени консервативности данной партии свидетельствует о том, что 'консерватизм' как понятие не носит негативного оттенка для потенциального электората СПС.
• 'По-настоящему, по-российски консерваторами является Союз правых сил. Применительно к российским условиям их можно считать относительно действующими, относительными консерваторами' (эксперт, Тула).
ЛДПР: 9% – по общим результатам опроса, 16% – по оценкам сторонников.
• 'Не знаю, насколько это понятие применимо к Жириновскому, но многое из того, что он говорит, тоже носит очень консервативный характер, вплоть до эпатажа' (эксперт, Уфа).
Примечательно, что сторонники ЛДПР, достаточно высоко оценив консервативность 'своей' партии, гораздо реже других групп респондентов упоминали о консервативности КПРФ (19%).
Респонденты, затруднившиеся определить свои политические пристрастия, самой консервативной партией назвали КПРФ (18% опрошенных).
Что касается распределения ответов на вопрос о консервативности той или иной партии среди разных социально-демографических групп респондентов, то здесь следует обратить особое внимание на позицию высокообразованных россиян: они считают самыми консервативными партиями КПРФ (35% против 24% по опросу в целом), Аграрную партию (22% против 11% соответственно) и 'Отечество' (14% против 6%).
Таким образом, большая часть участников общероссийского опроса считают воплощением политического консерватизма КПРФ.
Многие респонденты четко разделяют консервативные партии и движения, с одной стороны, и отдельных политиков-консерваторов – с другой. По их мнению, консерватизм может носить совершенно различный характер в зависимости от того, какой конкретный политик его представляет.
Стереотип восприятия консерватизма также зачастую зависит от того, какие политические фигуры в представлении респондентов являются консерваторами.
• 'У нас консерваторов в чистом виде нет, скорее это отдельные личности'... (эксперт, Владимир).
• 'За этим может стоять Новодворская, к которой я очень недоброжелательно отношусь, а может стоять какой-то другой деятель, например, Зюганов, к которому я положительно отношусь, предположим. Поэтому здесь можно говорить по-разному на этот счет – в зависимости от того, какая фигура стоит, и какие идеи он проводит за этой консервативной линией' (эксперт, Краснодар).
Многообразие и разнородность политических фигур, причисляемых респондентами к консерваторам, свидетельствует об отсутствии четких критериев определения консерватизма. Не имея полного представления о сущности этого явления, респонденты руководствуются в своем выборе интуитивными предпочтениями, оценками и характеристиками.
• 'У нас за фигурой консерватизма, за этой многослойной политической реальностью могут быть различные проявления личностного, индивидуального порядка. За консервативностью Зюганова стоит одно, а за консервативностью Явлинского – другое...' (эксперт, Краснодар).
Сами респонденты в качестве одной из причин подобной ситуации называют незрелость российских консервативных партий и движений, отсутствие в России 'консервативного наследия'.
• 'У нас как таковой идеологии нет. Этому же тоже надо учить. У нас нет настоящих идеологов консерватизма' (эксперт, Тула).
• 'Партии консерваторов на Западе уже существуют не одно десятилетие, у них уже настолько устоявшиеся взгляды. У нас консерватизм – течение, тенденция, желание сохранить стабильность – но не как что-то устоявшееся, не как партии. В этом и есть различие' (эксперт, Иваново).
Именно отсутствие подобного 'наследия', 'консервативной традиции', по мнению ряда опрошенных, отличает консерватизм российский от западного.
• 'Дело заключается в том, что консерваторы Запада – они как бы действующие консерваторы. То есть, они уже как бы осуществляют свою деятельность и проводят свою политику на высоком уровне развития экономики и общества. Наши 'консерваторы' сегодня... уже опоздали. Они хотели бы сохранить что-то положительное из того огромного человеческого опыта, который наработан в нашей стране, но они-то уже как бы из машины, из грузовика-то выпали, и поэтому говорить о целенаправленности и эффективности деятельности наших и зарубежных не приходятся. Те – действующие, а наши – бывшие' (эксперт, Вологда).
Представители региональных элит выдвигают и иное мнение: российский и западный консерватизм различны по своей природе, так как имеют в своей основе разные политические силы.
• 'Наши консерваторы льстят себе, называя себя консерваторами. Они все те же революционеры, все те же, так сказать, большевики. Их нельзя назвать консерваторами. Они тешат себя иллюзиями' (эксперт, Киров).
Так или иначе, три четверти экспертов полагают, что между российскими и западными консерваторами нет ничего общего.
Нынешняя ситуация в России, полагают эксперты, совершенно не подходит для развития консервативных политических течений. Уступить место консерваторам, по мнению экспертов, стоит лишь тогда, когда процесс реформирования будет завершен, а ситуация в стране стабилизируется.
• 'Да у нас сейчас просто консервировать нечего' (ДФГ, Воронеж).
• 'Если исходить из самого понятия 'консерватизм', то есть что-то сохраняющее, то мне кажется, что момент не очень удачный, потому что еще нечего сохранять и охранять. Не наработаны традиции, не наработана идеология, не наработана даже государственная структура – она все время меняется... Поэтому быть в России сейчас консерватором, по-моему, довольно трудно' (эксперт, Самара).
• 'Как только общественные процессы в России застопорятся, дойдут до какого-то определенного предела, возникнут какие-то прочные и глубокие структуры, возникнут ситуации и отношения между людьми, классами, слоями, которые надо защищать, уже дальше не надо идти, нужно отстоять то, что уже есть. Да, может возникнуть такая партия и лидер, такая идеология, которая будет защищать остановку. Сейчас все защищают движение. Действительно, нам еще есть куда идти' (эксперт, Самара).
Непопулярность консерватизма в России – это неудовлетворенность существующим положением вещей. И в этом смысле признание данного политического направления в нашей стране будет в известной мере связано с повышением уровня социального оптимизма. Консерватизм обретет шансы на реальную поддержку лишь тогда, когда большинство граждан России почувствует, что им есть, что терять.
1) чел. есть цель самого себя, или чел. не есть цель самого себя;
2) чел. естественен или чел. искусственен;
3) чел. должен удовлетворять и максимизировать свои влечения и аффекты или чел. должен руководствоваться нормами, которые, в свою очередь, регулируют его влечения и аффекты;
4) ценности — это то, чего хочется чел. или ценности существуют независимо от человека;
5) человеку следует минимизировать неудовлетворенные влечения и отрицательные аффекты или человек должен максимизировать следование существующим нормам и их осознание;
6) сдерживание эмоций следует минимизировать или аффекты следует контролировать посредством норм;
7) власть должна быть как можно сильнее, чтобы максимизировать положительные аффекты и минимизировать отрицательные или власть должна быть как можно сильнее, чтобы максимизировать уступчивость и выполнение норм;
8) конфликты между аффектами одного чел. и между аффектами разных людей следует свести к минимуму или их не надо минимизировать;
9) разрешение конфликта интересов между отдельными людьми должно основываться на максимизации выполнения желаний и минимизации фрустрации желаний или разрешение конфликта интересов должно основываться на максимизации выполнения норм или конформизма;
10) к слабостям и недостаткам следует относиться терпимо и исправлять их или к ним следует относиться нетерпимо и наказывать за их проявление.
Итак, согласно С. Томкинсу, позиции правого и левого крыла различаются в зависимости от ответов на следующие вопросы: «Являетсяся ли чел. по своей природе мерой всех вещей, целью самого себя, активной, творческой, думающей, желающей, любящей силой? Или чел. должен реализовывать себя, добиваться своего положения только путем борьбы с чем-либо/кем-либо, участия в чем-либо, следуя некой норме, соответствуя некой мере, служа идеальной сущности, которые практически не зависят от чел.?»
Росситер предлагает описание, более ориентированное на политику, и утверждает, что совр. К. включает в себя 9 основных принципов:
1) существование универсального нравственного порядка, санкционированного и поддерживаемого организованной религией;
2) неисцелимо несовершенная природа людей, где за ширмой цивилизованного поведения всегда скрываются неразумность и греховность;
3) врожденное неравенство людей в отношении разума, тела и характера;
4) необходимость существования соц. классов и порядка и, следовательно, явное безрассудство любых попыток уравнять людей с помощью силы закона;
5) главная роль частной собственности в деле обеспечения личной свободы и защиты общественного порядка;
6) неопределенность прогресса и признание того, что директивы является основным методом, посредством которого об-во может идти по пути прогресса;
7) необходимость правления и служения аристократии;
8) ограниченные границы человеческого разума и как следствие, важность традиций, ин-тов, символов, ритуалов и даже предрассудков и
9) подверженность ошибкам и потенциальная тирания правления большинства и, следовательно, желательность всепроникающей, ограничивающей и уравновешивающей политической власти.
В противоположность этому Д. Смит видит в Л. 2 основных мотива:
а) нелюбовь к деспотическому правлению, дополненную стремлением заменить власть любой др. формой соц. практики, и
б) свободное выражение индивидуальной личности.
Однако отнюдь не все описания Л. и К. опираются на концепции, основана на к.-л. одном признаке. Самое фундаментальное описание этой дихотомии исходит из предположения, что К. и Л. различаются по двум измерениям: духовное (священное)— мирское (профанное) и сила—слабость. В этой двумерной системе координат Л. был бы представлен точкой с координатами «профанный» и «слабый», а К. — точкой с координатами «священный» и «сильный».
Теории
Был выдвинут ряд теорий, объясняющих связь между консервативными/либеральными аттитюдами, личностью и когнитивным стилями. Ганс Айзенк, напр., предложил двухфакторную теорию личности и идеологии с одним фактором, радикализмом, относящимся к содержанию соц. - политической идеологии, и др. фактором, жесткость/мягкость, относящимся к когнитивному стилю. Следовательно, по содержательному измерению идеология варьирует от радикализма до К., а по стилистическому измерению — от полюса, представленного практ., материалистическим и экстровертированным индивидуумом, добивающимся своего от окружающих силой или манипулированием, до полюса, представленного теор., идеалистическим и интровертированным индивидуумом, воздействующим на свое окружение посредством мышления или веры. Одним из результатов этой концептуализации стало то, что в представлении Г. Айзенка фашисты и коммунисты оказались весьма похожими друг на друга и по складу личности, и по когнитивному стилю.
В сопоставимой теории Рокич проводит теорет деление на консерваторов и либералов по тому, с какой позиции — правой или левой — они подходят к рассмотрению проблемы и в то же самое время по тому, мыслят ли они широко или узко, то есть по тому, насколько догматичным оказывается их мышление. Т. о., для Рокича К./Л. тоже характеризуется такими измерениями, как стиль и содержание, но при этом консерваторы с широкими и узкими взглядами противопоставляется либералам с широкими и узкими взглядами.
Еще одна психол. теория, впервые предложенная Т. Адорно с соавторами и позднее модифицированная Мак-Клоски, представляет собой теорию авторитарной, или консервативной, личности. Эта теория, по существу имеющая психодинамическую ориентацию, утверждает, что личность идеолога проецируется на внешний мир т. о., что данный чел. создает совокупность образов (set of perceptions), которые согласуются с его фундаментальными психол. потребностями и побуждениями и выражают их.
Наконец, четвертая психол. теория объясняет консервативные аттитюды через генетические факторы (склонность к тревоге, неприятие стимулов, низкий интеллект, непривлекательность, пожилой возраст и женский пол), которые, объединяясь со средовыми факторами (родительской холодностью, пунитивностью, ригидностью, непоследовательностью и принадлежностью к низшим классам), порождают общие чувства подстерегающей опасности и неполноценности. В свою очередь, эти чувства порождают генерализованный страх неизвестности, вызывающий избегание стимульной неопределенности (нелюбовь к инновациям, новизне и риску) и неопределенности ответных реакций (отсутствие уверенности в себе и нелюбовь к конфликтам и принятию решений), что, в конце концов, выливается в развитие синдрома консервативных аттитюдов.
Различия между массой и элитой
Вопреки общественному мнению, К. отнюдь не обязательно связан с принадлежностью к высшему классу. Взаимосвязь между социоэкономическим статусом и политической идеологией гораздо сложнее. Так, соц. - политическая позиция менее образованных масс по отношению к экономическим проблемам (они благожелательно относятся к мерам по соц. обеспечению и более значительному вмешательству правительства в экономическую жизнь) более либеральна, а по отношению к неэкономическим (упор на традиции, порядок, статусную иерархию, обязанности, подчинение и власть) — более консервативна.
Сходным образом соц. - политическая элита демонстрирует более выраженный Л. и озабоченность по отношению к вопросам общественного соц. обеспечения. Элита, напр., выступает за использование власти правительства для улучшения жизни бедняков, неблагополучных групп и меньшинств путем отмены дискриминации, нищеты и уничтожения трущоб, создания гарантированной занятости, улучшения жизни бедных, уничтожения болезней, образования широких масс и привития доминирующих культурных ценностей всем гражданам.
Идеологические тенденции
В период с 1939 по 1960 г. количество представителей взрослого населения, относящих себя к либералам или консерваторам, было примерно равным, но затем консерваторы начали численно превосходить либералов.
Когда в качестве критерия идеологической ориентации используется самоидентификация, формальный уровень образования оказывается напрямую связанным с Л.: самыми либеральными оказываются люди, получившие образование в колледжах. С Л. связан и возраст: люди до 30 лет сильнее тяготеют к Л., чем представители более старших возрастных групп.
Если принимать в расчет убеждения, то лица с более низкими доходом, формальным образованием и профессиональным статусом имеют тенденцию быть более либеральными в вопросах соц. обеспечения, но более консервативными во всем, что касается гражданских прав, соц. проблем (расхождений во взглядах и гражданских свобод) и внешней политики, тогда как люди с более высокими доходом, формальным образованием и профессиональным статусом высказывают более консервативные взгляды по вопросам соц. обеспечения, но более либеральные в отношении гражданских прав, соц. проблем и внешней политики.
Славянофильство, как и европейский политический романтизм, было альтернативной утопией европейскому либерализму. Но в Европе романтизм противостоял либеральной доктрине, набиравшей реальную силу, а в России, за неимением либерализма вне литературы, приходилось противостоять практическому консерватизму с его приверженностью социальной иерархии И в первом, и во втором случае у романтизма оказалось меньше связи с жизнью и меньше воли к воплощению.
Трагическим заблуждением славянофильства была попытка рассматривать русский народ в отрыве от государства, и когда история поставила эксперимент, и в условиях гражданской войны русской человек оказался без пригляда государства, выяснилось, что в таких условиях в нем нет ничего общинного. Именно поэтому русский консерватизм для нас более интересен и с точки зрения политической практики, и с точки зрения доктрины.
Понятие о консерватизме и соответствующей ему государственной теории осложнено значительными различиями между современным европейским консерватизмом и русской традицией. Европейский консерватизм как бы разбивается на две ветви. Первую из них можно обозначить как “либеральным национализмом”, который всего лишь умиряет избыточный нигилизм классического либерализма. Вторая ветвь, несмотря на успехи в избирательных кампаниях последних лет (Йорг Хайдер в Австрии, Ле Пен во Франции и пр.) остается маргинальной и обозначается термином “новые правые”. Маргинальность приводит соответствующее направление мысли к радикализму иного рода – зачастую антихристианского, неоязыческого (отвергающего веру как основу действующего политического строя) и ультра-либерального (переосмысливающего современную политику как уход от классических определений свободы, народного суверенитета и др.) В этом смысле обе ветви консерватизма европейского своими идеологическими построениями разрывают традицию европейской истории.
В России также присутствуют европейские формы консерватизма. Но в области политической теории они выражены крайне слабо. Именно поэтому ниже мы останавливаемся на идеях русского консерватизма традиционалистского толка, в котором теория государства разрабатывалась глубоко и всесторонне, но в части государственной теории может быть изложена конспективно.
Ключевой идеей русского консерватизма можно считать мысль о богоустановленности власти, о чем Митрополит Филарет Московский пишет: “...Бог, по образу Своего небесного единоначалия, устроил на земле царя; по образу Своего вседержительства — царя самодержавного; по образу Своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века, — царя наследственного”. Задача земных царей состоит в том, чтобы соответствовать своему небесному достоинству – следовать богоподобной правде, чистоте мысли, святости намерений и деятельности. Задача же народов состоит в том, чтобы разуметь небесное достоинство царя и смиренно принимать его законы и удалять от себя своеволие и раздор.
В отношениях Церкви и государства святитель Филарет предлагает вспомнить, что “Христос Спаситель созидал церковь, а не государство. Силою внутреннего благодатного закона Он благоустроят внутреннюю и внешнюю жизнь человеков. Государство старается силою внешнего закона поставить в порядок и охранить в порядке частную жизнь человека и общественную жизнь государства. Но государство не может сказать ограбленному: отдай грабителю и то, что еще не отнято у тебя. С таким правилом не могло бы устоять государство, в котором есть и добрые, и злые. Оно по необходимости говорит ограбленному: иди в суд; по суду грабитель (хитрый или наглый) должен возвратить отнятое, и быть обличен и наказан”. В то же время, “Спаситель не кодекс уголовный исправляет, не о том говорит, чтоб изменить род и степень наказания, Он преподает духовный закон — терпеть и не домогаться наказания за обиду”.
Во главу угла Филарет ставит нравственный закон: “Что есть государство? Союз свободных нравственных существ, соединившихся между собою с пожертвованием частью своей свободы для охранения и утверждения общими силами закона нравственности, который составляет необходимость их бытия. Законы гражданские суть не что иное, как примененные к особенным случаям истолкования сего закона и ограды, поставленные против его нарушения. Итак, где священный закон нравственности непоколебимо утвержден в сердцах воспитанием, верою, здравым, неискаженным учением и уважаемыми примерами предков,— там сохраняют верность к отечеству и тогда, когда никто не стережет ее, жертвуют ему собственностью и собою без побуждений воздаяния или славы. Там умирают за законы, тогда как не опасаются умереть от законов и когда могли бы сохранить жизнь их нарушением. Если же закон, живущий в сердцах, изгоняется ложным просвещением и необузданной чувственностью — нет жизни в законах писаных; повеления не имеют уважения, исполнение — доверия; своеволие идет рядом с угнетением, и оба приближают общество к падению”.
Верховенство нравственного начала над всеми государственными и общественными нормами в России исторически обусловлено предшествованием Церкви государству. Как писал М.Н.Катков, “в России есть национальная Церковь. Русской следует называть нашу Церковь не потому, что она пользуется государственной привилегией, а потому, что она присутствовала при начале нашего исторического бытия, при рождении нашего государства. Как только можем мы запомнить себя, она уже светилась в нашей тьме и сопутствовала нам во всех превратностях исторической жизни. Она поддерживала и спасала нас; она проникала во все изгибы нашего существования и на все положила свое знамение. Все наши воспоминания связаны с нею, вся наша история исполнена ею. Нельзя представить себе возможность какой-либо иной из существующих ныне Церквей, которая могла бы называться русской, хотя, с другой стороны, никогда не должно упускать из виду, что истинное значение нашей Церкви состоит не в том, чтоб быть национальной. Связывать ее с какой-либо народностью значило бы унижать и бесславить ее. Она признает себя вселенской, и в этом ее истинный характер. Значение же русской имеет она для нас не по сущности своей, а лишь потому, что мы усвоили ее себе изначала и что она существует у нас как наше национальное учреждение”.
В концентрированной форме русская государственная идея заключена в формуле Константина Леонтьева “Без насилия нельзя. Неправда, что можно жить без насилия. Насилие не только побеждает, оно и убеждает многих, когда за ним, за этим насилием, есть идея”. Идея первична по отношению к государству, именно идея описывает его и дает те или иные обоснования применяемого насилия. Речь идет, безусловно, о национальной идее или об идее какого-либо иного сорта. Но именно национальная идея русскими консерваторами всегда рассматривается как содержательный признак государства.
Консерваторы всюду ищут некоторых априорных оснований для государства. Так Павел Флоренский в трактате “Предполагаемое государственное устройство в будущем” (1933) указывает: “Устройство разумного государственного строя зависит, прежде всего, от ясного понимания основных положений, к которым и должна приспособляться машина управления. При этом техника указанного управления вырабатывается соответственными специалистами применительно к данному моменту и данному (месту). Ввиду этой ее гибкости заранее изобретать не только трудно, но и вредно. Напротив, основная устремленность государственного строя должна быть продумана заранее”. “Построить разумное государство - это значит сочетать свободу проявления данных сил отдельных людей и групп с необходимостью направлять целое к задачам, неактуальным индивидуальному интересу, стоящим выше и делающим историю”. Государство-машина должна быть подчинена государственной идее, индивидуальные устремления – над индивидуальными задачами.
Иван Ильин затрагивая вопрос о нравственной задаче власти писал: “...каким бы путем люди не выделялись к власти, (именно к власти, а не совету) - сверху (назначением) или снизу (выборами) - ни безвольные добряки, ни волевые подлецы не должны выдвигаться, ни поддерживаться. ...Это есть прямое предательство ставить лукавого авантюриста во главе народа или вручать общее спасение безвольному болтуну; и это есть гибельное легкомыслие - выдвигать к власти слабовольного попустителя или ставить заведомого подлеца на страже народной святыни, .проматывая авторитет вверенной ему власти, властвующий совершает подлинную растрату национального достояния, все равно - подрывает ли он этот авторитет сам, своею пассивностью и своими злоупотреблениями, или позволяет другим захватывать и расхищать вверенную ему власть, история взыщет с него, как с нерадивого часового...”.
Н.Н.Алексеев обращает внимание на роль религиозных норм, которые могут при конституированные государства замещать торжественное обещания в форме конституционного закона: “…изучение государств других культур убеждает нас, что торжественное закрепление конституционного порядка может принимать иные, например религиозные или нравственные формы. Московская монархия имела, разумеется, свою неписаную конституцию, однако конституция эта свое торжественное выражение имела не в хартиях и договорах, не в законах, изданных учредительным собранием и торжественно подписанных монархом, а в том чисто нравственном убеждении, что порядок, устанавливающий характер внешней мощи государства и его распорядителей — царя и бояр — установлен свыше, освящен верою отцов и традициями старины. Торжественной формой выражения этой конституции были не законы, а религиозное убеждение”.
Митрополит Филарет пишет, что народы происходят от семейств, где и нужно “искать и первого образа власти, и подчинения видимых ныне в обществе”. “Но как власть отца не сотворена самим отцом и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком от. Того, Кто сотворил человека, то открывается, что глубочайший источник и высочайшее начало первой, а следовательно всякой последующей между людьми власти в Боге”. “Участь государств определяется вечным законом истины, который положен в основание их бытия и который, по мере их утверждения на нем или уклонения от него, изрекает на них суд, приводимый потом в исполнение под всеобъемлющим судоблюстительством Провидения”.
Поскольку семейство древнее государства, произошедшего от семьи, необходимо “чтобы с почтением к родителю родилось и росло благоговение к царю, чтобы любовь дитяти к матери была приготовлением любви к отечеству, чтобы простодушное послушание домашнее приготовляло и руководило к самоотвержению и самозабвению в повиновении законам и священной власти самодержца...” (Заметим сходство мысли Жана Бодена и Митрополита Филарета, которые находят сущностное сходство между семьей и государством).
Из семейной природы государства следует самодержавный принцип: “…чем искреннее подданные предаются отеческому о них попечению государя и с сыновнею доверенностью и послушанием исполняют его волю; чем естественнее государь и поставляемые им под собою правители народа по образу его представляют собою отцов великого и в великом меньших семейств, украшая власть благотворением, растворяя правду милосердием, простирая призрение мудрости и благости от чертогов до хижин и темниц,— тем соединяющие правление с подданными узы неразрывнее, ревность ко благу общему живее, деятельность неутомимее, единодушие неразлучнее, крепость необоримее. Но когда члены общества связываются токмо страхом и одушевляются токмо корыстью собственною, когда глава народа, презирая его, употребляет орудием своего честолюбия и злобы, тогда есть покорные невольники, доколе есть крепкие оковы, есть служители кровопролития доколе есть надежда добычи, а при наступлении общей опасности все связи общества ослабевают, народ без бодрости, престолы без подпоры, отечество сиротствует”.
Филарет выделяет три формы повиновения – корыстное (для собственной пользы), рабское (их страха) и честолюбивое (для достижения преимуществ). Но все они ограничены в сравнении с повиновением из добродетели.
Филарет полагает, что без власти общества нет – только власть посредством повиновения может соединить множество людей в общество. Поэтому “кто стал бы колебать или ослаблять повиновение, тот колебал бы или ослаблял бы основание общества”. Вместе с тем, Филарет видит необходимость насилия, включая физическое насилие: “Нельзя осудить всякое насильствен, безусловно. Если кто буйствует неукротимо, то необходимо насильство, чтобы связать его. Если надобно поймать и задержать преступника, вора, разбойника,— он, конечно, не допустит сего добровольно,— а надобно употребить насильство, чтоб его схватить и сковать”.
Государь и государство требуют от подданных верности, которая не может быть обеспечена только законом, честным словом или страхом. Страх наказания нужен и полезен для обуздания склонных к преступлениям, но недостаточен для образования качества верноподданных. Поэтому необходимо, чтобы подданный “так уважал верность, как благоговеет перед Богом, дабы тот, кто вздумал бы дерзновенно коснуться своего обещания, неизбежно встретился с Именем Божиим”. Филарет пишет, что “холодность к вере уменьшает благоговение к священной клятве и таким образом ослабляет союз верности, соединяющий подданных с Царем и царством”.
Митрополит Филарет считал всеобъемлющим государственным постановлением принцип святости власти и союза любви между государем и народом. “Правительство, не огражденное свято почитаемою ото всего народа неприкосновенностью, не может действовать ни всею полнотой силы, ни всею свободой ревности, потребной для устроения и охранения общественного блага и безопасности”. “Подвластные, которые не признают священной неприкосновенности владычествующих, надеждой своеволия побуждаются домогаться своеволия; власть, которая не уверена в своей неприкосновенности, заботой о своей безопасности побуждается домогаться преобладания: в таком положении государство колеблется между крайностями своеволия и преобладания, между ужасами безначалия и угнетения и не может утвердить в себе послушной свободы, которая есть средоточие и душа жизни общественной”.
Принцип российского самодержавия для Филарета замечателен тем, что царь свободно ограничивает свое самодержавие “волей Царя Небесного, мудростью, великодушием, любовью к народу, желанием общего блага, вниманием к благому совету, уважением к законам предшественников и своим собственным”. В ответ же подданные относятся к власти, исходя их праотеческого предания, “наследственной и благоприобретенной любви к Царю царствующих и Господу господствующих”.
Видя в современной России почти идеальную форму власти, Филарет выступает против каких-либо изменений в государстве. “Было бы осторожно как можно менее колебать, что стоит твердо, чтобы перестроение не обратить в разрушение. Бог да просветит тех, кому суждено из разнообразия мнения извлечь твердую истину”.
Теория монархической государственности, разработанная во всех аспектах и подробностях Львом Александровичем Тихомировым, разрабатывает консервативный взгляд на теорию государственной власти как таковой. В своей работе “Монархическая государственность” Л.А.Тихомиров выделяет три классические формы верховной власти – демократическая, аристократическая и монархическая. При этом он отказывается от представлений о циклической смене этих форм, как и от прогрессистского взгляда, предписывающего считать монархию и аристократию архаическими формами. Формы верховной власти отражают нравственное состояние нации, которая логическим образом предопределяет отношения доверия между верховной властью и подвластными.
Если нация подчинена всеобъемлющему нравственному идеалу, то для нации способно иметь монархию – для реализации нравственного идеала не требуется численного могущества и механизмов договоренности между отдельными индивидами о правилах совместной жизни. Не требуется и ареопага авторитетных лиц, который толковал бы нравственный идеал в коллективных формах власти. Достаточно одной личности, чтобы выражать нравственный идеал, будучи независимой от любых влияний и мнений.
Если вера в нравственный идеал сосуществует с верой в разумные основания, кои могут быть изысканы для регулирования общественных процессов, то власть предпочтительнее передать группе “лучших людей” – аристократии, способной выявлять и применять на деле социальную разумность.
Если подчиненность нравственному идеалу слаба, то общество может существовать только опираясь на численную силу и количественное решение вопроса о разумности того или иного устройства. Это демократия.
Сравнивая три типа верховной власти, Тихомиров заключает: “Демократия выражает доверие к силе количественной. Аристократия выражает преимущественное доверие к авторитету, проверенному опытом; это есть доверие силы. Монархия выражает доверие по преимуществу к силе нравственной”.
Все три формы можно считать идеальными типами, сосуществующими в любом обществе, но в разных соотношениях. Нравственный порядок монархии позволяет даже в условиях слабости правления привлекать к государственным делам все социальные силы, используя все принципы власти, лишь не допуская их верховенства. Что же касается демократии и аристократии, то они, напротив, не могут допустить присутствия монархического принципа, который неизбежно станет им нравственным укором. Но в силу близости монархического принципа к самой сущности власти, в тех или иных искаженных формах он все-таки проникает в аристократические и демократические режимы помимо воли, верховенствующей в ней власти.
Идеи самодержавной монархии в русской консервативной мысли трансформируется в идею сильной власти. Известный общественный деятель и активный участник “белого” движения В.В.Шульгин писал: “Мы из тех пород, которым нужен видимый и осязаемый вожак. Ибо сей вожак, избавляя каждого отдельного русского от необходимости сноситься со своими согражданами - "в бок" (на каковом пути, как мы видели, возникают сей час же ссоры, споры, драки и скандалы), направляет их стремление как-то послужить единой и ценимой ими русскости - "вверх", то есть на себя. В нем, в вожаке, как в фокусе, собираются эти действенные лучи, не парализованные взаимоотталкиванием”. Самодержавная монархия уже не может в полной мере соответствовать современной ситуации: “Сейчас Государь, который хотел бы выполнить царево служение былых времен (то есть выловить из народа все творческое, отринув разрушительное), должен быть персонально на высоте своего положения. Если же этого нет, то рядом с ним становится вождь, который, по существу, выполняет царские функции”.
Флоренский описывает верховного правителя примерно так же, как мог бы описывать идеал героя-самодержца, который должен как бы заменить наследственного царя-самодержца и в этом смысле пере учредить государство на новых основах и принципах властвования: “Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми, но необходима гениальная воля, — воля, которая стихийно, может быть даже не понимая всего, что она делает, стремится к цели, еще не обозначившейся в истории”. “И как бы ни назывался подобный творец культуры — диктатором, правителем, императором или как-нибудь иначе, мы будем считать его истинным самодержцем и подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества”.
В значительной мере переступая консервативную традицию и обращаясь к идеалу вождизма, Флоренский пишет, что “выдающаяся личность возьмет на себя бремя и ответственность власти и поведет страну так, чтобы обеспечить каждому необходимую политическую, культурную и экономическую работу над порученным ему участком”.
“В настоящий исторический момент, если брать массу, — цельные личности, — отсутствуют не потому, что стали хуже, а потому, что воля парализована внутренними противоречиями культурной среды. Не личность слаба, но нет сильных, не задерживающих друг друга, мотивов деятельности.
Никакие парламенты, учредительные собрания, совещания и прочая многоголосица не смогут вывезти человечество из тупиков и болот, потому что тут речь идет не о выяснении того, что уже есть, а о прозрении в то, чего еще нет. Требуется лицо, обладающее интуицией будущей культуры, лицо пророческого [склада]. Это лицо, на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество. Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми, но необходимой гениальная воля, — воля, которая стихийно, может быть даже не понимая всего, что она делает, стремится к цели, еще не обозначившейся в истории.
Как суррогат такого лица, как переходная ступень истории появляются деятели вроде Муссолини, Гитлера и др. Исторически появление их целесообразно, поскольку отучает массы от демократического образа мышления, от партийных, парламентских и подобных предрассудков, поскольку дает намек, как много может сделать воля. Но подлинного творчества в этих лицах все же нет, и надо думать, они — лишь первые попытки человечества породить героя. Будущий строй нашей страны ждет того, кто, обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, партийности, избирательных прав и прочего и отдался бы влекущей его цели. Все права на власть, избирательные, (по назначению) — старая ветошь, которой место в крематории. На созидание нового строя, долженствующею открыть новый период истории и соответствующую ему новую культуру, есть одно право — сила гения, сила творить этот строй. Право это, одно только не человеческого происхождения, и потому заслуживает название божественного. И как бы ни назывался подобный творец культуры - диктатором, правителем, императором или как-нибудь иначе, мы будем считать ею истинным самодержцем и подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества…”.
В этих идеях отражаются общие иллюзии эпохи и разработки евразийцев, выступавших в пользу власти лидера единой и единственной партии, которые стремились каким-то образом связать русскую историческую традицию с реалиями сталинского государства. Лишь отчасти это уклонение от традиционного русского консерватизма может быть объяснено тревожной международной обстановкой и сложностями внутренней жизни СССР накануне мировой войны.
Критика формализма западной демократии для русских консерваторов всегда была тем, от чего отталкивалась их мысль. Глядя на современную ему Россию, победившую Наполеона и отменившую крепостное право (сам митрополит участвовал в составлении манифеста об освобождении крестьян в 1861 году), и Европу, Филарет делает сравнению не в пользу последней: “Перестав утверждать государственные постановления на слове и власти Того, Кем цари царствуют, они уже не умели ни чтить, ни хранить царей. Престолы там стали не тверды; народы объюродели. Не то чтоб уже совсем не стало разумевающих; но дерзновенное безумие взяло верх и попирает малодушную мудрость, не укрепившую себя премудростью Божией. Из мысли о народе выработали идол, и не хотят понять даже той очевидности, что для столь огромного идола не достанет никаких жертв.
Мечтают пожать мир, когда сеют мятеж, не возлюбив свободно повиноваться законной и благотворной власти Царя, принуждены раболепствовать пред дикою силой своевольных скопищ. Так твердая земля превращается там, в волнующееся море народов, которое частью поглощает уже, частью грозит поглотить учреждения, законы, порядок, общественное доверие, довольство, безопасность”. В Европе, считает Филарет, “мечтают на мятеже основать законность, во всенародных распрях найти источник общественного согласия, иметь свободное управление посредством порабощенного правительства”, во главу угла ставится безначалие, выступающее как разрушительное начало. “Они хотят царей, не освященных Царем царствующих; правителей, порабощенных своим подданным; напротив того, приписывают царскую и самодержавную власть народу”. Поэтому Филарет видит в России неколебимые устои нравственности и выступает против иноземных нововведений.
Критикуя теорию общественного договора митрополит Филарет, что эта теория есть “прекрасное основание для того, чтобы на нем построить государство в высокоумной книге или в мечтательного голове, а не в природе вещей”. Он ссылается на природные сообщества, в коих нельзя увидеть признаков никакого договора, но благо изволение Творца мира. Более того, договор может иметь место, когда в него вступают с сознанием и по доброй воле, чего явно нет в обществе. Действительно, спрашивает Филарет, с кем мог договориться человек, чтобы родиться в России – с родителями или с самой Россией?
Продолжая эту традицию критики демократии, Павел Флоренский пишет: “Задача государства состоит не в том, чтобы возвестить формальное равенство всех его граждан, а в том, чтобы поставить каждого гражданина в подходящие условия, при которых он сумеет показать на что способен”. “Политическая свобода масс в государствах с представительным правлением есть обман и самообман масс, но самообман опасный, отвлекающий в сторону от полезной деятельности и вовлекающий в политиканство”. Консерватизм всегда стоит на страже традиционной социальной иерархии, как естественного и необходимого положения вещей в государстве. Так, Флоренский пишет: “Ни одно правительство, если оно не желает краха, фактически не опирается на решение большинства в вопросах важнейших и вносит свои коррективы; а это значит, что по существу оно не признает представительства, но пользуется им как средством для прикрытия своих действий”.
Аналогичную точку зрения высказывал и М.Н.Катков, который писал: “Как только возникает баллотировка, народный дух тут же развращается, и большинство голосов отражает лишь это развращенное состояние, попирающее традицию предков и интересы потомков. В России государственную партию составляет весь русский народ”. “Россия выросла и окрепла не мнениями, не большинством голосов, не интригой партий, вырывающих друг у друга власть, а исполнением священного долга, связующим воедино все сословия народа”.
В работе “О государственном строе и форме правления” евразиец Н.С.Трубецкой пишет: “Взгляд на государственно организованное общество, как на живое органическое единство, предполагает существование в этом обществе особого правящего слоя, т.е. совокупности людей, фактически определяющих и направляющих политическую, социальную и культурную жизнь общественно-государственного целого А в среде этого правящего слоя, в свою очередь, можно всегда ясно выделить некоторый государственный (правительственный) актив. Как правящий слой вообще, так и государственный актив отбираются из общей массы данной общественно-государственной среды по какому-нибудь определенному признаку, но признак этот не во всех государствах один и тот же, в одних этот признак — имущественный, в других — генеалогический и т. д. Вот этот-то признак, по которому в данном государстве отбирается правящий слой и правительственный актив, и является наиболее существенным и основным для характеристики данного государства”.
Трубецкой считает вопрос о монархии или республике малосущественным и концентрирует внимание именно на типе отбора ведущего слоя: “Аристократическая республика более похожа на аристократическую монархию, чем на республику демократическую, точно так же и демократическая монархия ближе к демократической республике, чем к монархии аристократической Существенно важно во всех этих случаях не различие между монархией и республикой, а различие между аристократическим и демократическим слоем, т.е. между двумя типами правящего слоя”.
Трубецкой, как и Флоренский, полагал, что оба господствующих в современной ему Европе типа отбора себя изжили: “Формально отбор этот производится по признаку отражения общественного мнения и получения общественного доверия к правящему слою принадлежит всякий, кому известное (сравнительно значительное) число лиц данной местности при помощи голосования доверяет отражать мнения этой группы лиц. Но фактически дело обстоит, конечно, иначе: правящий слой при демократическом строе состоит из людей, профессия которых состоит не только в улавливании и отражении фактического общественного мнения разных групп граждан, сколько в том, чтобы внушать этим группам граждан разные мысли и желания под видом мнения самих этих граждан. Сюда, следовательно, входят активные члены партии, руководители разных профессиональных организации, журналисты, профессиональные ораторы и, наконец, столь же профессиональные депутаты.
Весь этот слой представляет из себя нечто довольно однородное (несмотря на обязательную, вызванную самой техникой политической жизни многопартийность), так что всякий новый человек, вступивший в эту среду, либо ею ассимилируется, либо извергается вон. Демократический строй, обычно соединяющийся с плутократическим, предполагает не только особый экономический строй и целый ряд специфических политических институтов, но и также известные особенности культуры. Характерным для этого строя является государственный минимализм, т.е. невмешательство государства в большинство отраслей культуры и быта, откуда кажущаяся независимость и автономность всех этих отраслей (например, свобода науки, свобода искусства, свобода производства и т.д. и т. д.)”.
(Заметим, что и Вебер указывал на тупик, в которой попадает общество, абсолютизируя принцип выборности: “Избираемое чиновничество — источник разрушения формально рациональной экономики, потому что оно является упорядоченным партийным чиновничеством, а не специально обученным профессиональным, и потому что возможности отозвания или не избрания препятствуют ему в проведении управления и строго деловой юстиции, не заботящейся о последствиях. Избираемое чиновничество незаметно тормозит формально-рациональную экономику только там, где ее шансы, вследствие возможности использовать технические и экономические достижения старых культур на новой почве с еще не апробированными средствами, оставляют достаточно широкое пространство для развития, чтобы потом поставить в счет как издержки почти неизбежную коррупцию избираемого чиновничества и все-таки достичь прибыли в еще большем размере”.)
Трубецкой призывает к новому типу отбора правящего слоя, который он называет идеократией, идеократическим строем, в котором правящий слой состоит из людей, объединенных миросозерцанием. Примером первых образцов идеократического строя Трубецкой считает государственные образования, возникшие в результате русской и итальянской революции. Правда российская и итальянская идеократии ущербны – первая государственным атеизмом и тем, что правящая партия делает вид, будто правит не она, а пролетариат; вторая - культом личности Муссолини и голым организационизмом. Поскольку проблема идеократии в обоих случаях не осознана, и фашизм, и коммунизм — лжеидеократии, но сама жизнь создает для настоящей идеократии политические, экономические и бытовые условия и формы.
Разработке теории ведущего слоя немало сил посвятил Н.Н.Алексеев, который полагал, что характерной чертой российской истории является преобладание стремления к формированию чисто служилого ведущего слоя (в противовес государствам, где ведущий слой формировался на классовой основе и социально-экономическом доминировании). Алексеев приводит слова Ключевского: “В других странах мы знаем государственные порядки, основанные на сочетании сословных прав с сословными обязанностями или на сосредоточении прав в одних сословиях и обязанностей в других. Политический порядок в Московском государстве основан был на разверстке между всеми классами только обязанностей, не соединенных с правами. Правда, обязанности соединены были не с одинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а только экономическими пособиями для несения обязанностей”. В дальнейшем Петр I снова в соответствии с этим образцом превратил московское дворянство из привилегированного сословия в служилый государственный слой и провозгласил принцип личных деловых заслуг и личной годности.
В отличие от евразийцев, в большей мере можно считать приемлемой для современной ситуации и для восстановления связи с русской традицией позицию Ивана Ильина, который также писал о ведущем слое общества. Он полагал, что “демократия заслуживает признания и поддержки лишь постольку, поскольку она осуществляет подлинную аристократию (т.е. выделяет кверху лучших людей); а аристократия не вырождается и не вредит государству именно постольку, поскольку в ее состав вступают подлинно лучшие силы народа... Демократия, не умеющая выделить лучших, не оправдывает себя; она губит народ и государство и должна пасть”. Именно поэтому “всякое государство строится своим ведущим слоем, живым отбором своих правящих сил. Всегда и всюду правит меньшинство: в самой полной и последней демократии большинство не правит, а только выделяет свою "элиту" и дает ей общие, направляющие указания. И вот судьбы государств определяются качеством ведущего слоя”.
В то же время Ильин не отказывается от избирательной системы: “…главное, выработка особого вида конкурирующего сотрудничества в нахождении и выдвижении лучших людей - сотрудничества государственного центра с избирателями”. При этом он неявно признает и необходимость политического неравенства различных социальных слоев: “Только тот, кто чувствует себя само кормильцем, приносящим пользу своему народу, имеет основу для независимого суждения в политике, для неподкупного волеизъявления и голосования”. “...Демократия гибнет от обилия в стране черни, отвыкшей от честного труда и жаждущей подачек, развлечений и авантюр... Есть минимальный уровень образования и осведомленности, вне которого всякое голосование становится своею собственною карикатурою... при котором голосует не народ, а обманываемая толпа”. Мы видим, что в консервативных концепциях русских мыслителей прежняя концепция государства, опирающегося на религиозные представления (Святитель Филарет) в начале-середине ХХ века заменяется концепцией нации-государства (И.А.Ильин). В то же время роль государства остается особенно выраженной в концепции правящего отбора (включая выделение национального лидера), которая, так или иначе, просматривается во всех консервативных сочинениях.
Политические течения развивают в области теории государства свои “любимые” идеи.
Для марксистского и в целом “левого” направления пересекаются две тенденции:
1) нигилистическая, антигосударственная, исходящая из усеченного представления о государстве как об аппарате насилия властвующего класса,
2) тоталитарная, инструментальная, связанная со стремлением быстро уничтожить все негативные характеристики государства с помощью государственного же регулирования.
Либеральная традиция также членится на две составляющие:
1) нигилистическую, отодвигающую государство как противоестественную сущность в сравнении с ценностью индивида, и
2) утопически-институциональную, выраженную в стремлении к рациональному созданию гражданского общества с такими качествами, которые могут быть представлены только умозрительно.
Консервативная традиция не имеет нигилистической составляющей, но усиливает как негативные (тоталитарные), так и конструктивные составляющие государственности (его духовно-нравственная, историческая основа), нации (национальное единство), сжимая пространство, в котором мог бы действовать свободный индивид и где социальные технологии превалируют над чисто политическими.
Консервативная традиция имеет свой политический миф, но не погружается в утопизм, подобный марксистскому или либеральному – консерватизм всегда более прагматичен и исходит из ситуации, к которой старается применить высшие цели политики и человеческого существования. В этом смысле русская консервативная традиция в современных условиях может соединиться с политической практикой – прежний разрыв, когда консервативная государственность существовала в отрыве от консервативной политической теории, может быть преодолен. Основой такого преодоления может и должна стать концепция русской нации – именно национальное строительство востребует теорию, приближая ее к практике, и принуждает государство к выработке стратегического курса, исходя из теоретических разработок на основе национальных ценностей и национальных интересов.
2) Консерватизм (основная идеология аристократии? первоначально, к концу века - буржуазии).
Представители консерватизма: О.Конт, Алексис де Токвиль, Жозеф де Местр. Основные положения: главная цель? защита общества от деструктивного влияния революционных и рационалистических идей, огромное внимание к социальной структуре общества, внимание к проблематике малых социальных групп. Консерваторы подчеркивали важность и неизменность традиционных ценностей (семья, религия, порядок), пренебрежение которыми грозит трагическими и разрушительными последствиями.
3) Социализм Создатели утопического социализма: Сен-Симон, Фурье, Оуэн. В 30-40 г. появляются новые теории социализма: кооперативный и христианский. В конце 1840 окончательно оформился марксизм. В историческом процессе Маркс и Энгельс выделяют одну доминанту? социально-экономический процесс развития. Смена способов производства будет происходить в результате классовой борьбы. Конфликт производительных сил и производственных отношений может быть разрешен путем передачи средств производства в руки общества при ликвидации частной собственности. Маркс и Энгельс считали капитализм несправедливым и нежизнеспособным, они полагали, что с преодолением частной собственности наступит время бесконечного развития производства на благо общества. Маркс связывал торжество социальной справедливости с классовой борьбой буржуазии и пролетариата, которая достигает своей вершины в социалистической революции (Маркс недооценивал способность капитализма к саморазвитию и самообновлению).
Россия. Российская общественная мысль была тесно связана с западно-европейской и в то же время отличалась от нее. В Зап. Европе создавались теории, с экономических и морально-этических позиций доказывавшие историческую неизбежность и прогрессивность капиталистического строя, велись поиски путей его совершенствования, разрабатывались учения, ведущие к его разрушению. В России же сохранялись самодержавие и крепостничество. Их судьба составляла суть всех общественно-политических разногласий. Консерваторы выступали за сохранение и упрочение существующих порядков, либералы предлагали их постепенное реформирование (эволюционный путь развития страны), радикалы настаивали на коренной ломке социально-политической системы (революционный путь). В Зап. Европе существовали более благоприятные условия для развития общественного движения, в отличие от России. В первой половине XIX в. в России не сложились еще четкие идейно и организационно оформленные общественно-политические направления Сторонники разных полит. Концепций часто действовали в рамках одной организации, в спорах отстаивая свой взгляд на будущее страны. В общественном движении второй половины XIX в. началось размежевание 3 идейных направлений: радикального, либерального и консервативное.
Консервативное. Участники: Уваров, Карамзин, Погодин, Шевырев, Булгарин, Греч. Опиралось на теории, доказывавшие незыблемость самодержавия и крепостного права. Самодержавие? единственно возможная форма правления. Теория официальной народности? православие (основная духовная жизнь народа), самодержавие (гарант нерушимости Русского гос-ва), народность (единение царя с народом), по мнению консерваторов, не-обходимо было сохранять и укреплять сословную систему, в которой ведущую роль играло дворянство, как главная опора самодержавия. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права. Либеральное. 2 течения: славянофилы и западники
Основные идеи консерватизма:
– трактовка общества как сложного организма, требующего к себе бережного отношения;
– идея зависимости человека от существующих отношений, обоснование смиренности человека, а не его активной социально-политической деятельности;
– признание большой роли обычаев, традиций в жизни общества, уважение к мудрости предков;
– негативное отношение ко всякого рода радикальным, революционным преобразованиям;
– отрицание договорной природы государства, которое рассматривается как порождение не контролируемого разумом естественного хода вещей;
– государство не может быть естественным и эффективным органом управления. Заменить его в этом могут религия, мораль, традиция, способные к более полному отражению социального многообразия;
– политическая свобода отождествляется с ограничением государственной власти;
– приверженность социальной стабильности, так как новые социальные порядки могут оказаться хуже старых (результаты социальных революций).
Неоконсерватизм возник в xx в. в результате слияния идей традиционного консерватизма, либерализма и технократизма. Неоконсерваторы более терпимо относятся к государству, признают необходимость его вмешательства в управление обществом.
Для современного консерватизма независимо от его разновидности характерна высокая степень приспособляемости к новым историческим реалиям. Всем направлениям современного консерватизма присуща значительная приверженность культурным и религиозным традициям. Основная причина всякого рода негативных явлений, по мнению консерваторов, лежит в отходе от традиционных ценностей. Современные консерваторы выступают за сильное государство, видя в нем подлинную опору порядка, законности и истинной морали. Поэтому основная задача – восстановить авторитет и престиж власти и правительства.
Решая вопрос о соотношении личности и общества, консерваторы пытаются по-новому синтезировать идеи индивидуализма и авторитета государства, отдавая определенное предпочтение второму во имя его укрепления и процветания. Многие социально-экономические идеи в рамках неконсервативной политики, например уменьшение государственной поддержки ряда социальных программ, увеличение числа собственников, повышение роли индивидуальной ответственности и другие, широко использовались правительствами США (при президенте Р. Рейгане), Великобритании (М. Тэтчер), Франции (Ж. Ширак). В таких странах, как США, Великобритания, ФРГ, Франция, консервативные партии на протяжении довольно длительного периода находились у власти.
Распространено также т.н. "ситуационное" понимание консерватизма как системы идей, используемой для оправдания и стабилизации любой общественной структуры, независимо от ее значения и места в социально-историческом процессе. В консерватизме обнаруживаются сходные идейные установки: признание существования всеобщего морально-религиозного порядка, несовершенство человеческой природы, убеждение в природном неравенстве людей, ограниченные возможности человеческого разума, необходимость классовой иерархии и др.
Консерватизм обозначает также философско-политическое понятие, при котором его носители выступают как против любых радикальных, левых течений, так и против крайне правых сил, пытающихся остановить прогрессивное развитие общества.
Одна из важнейших функций консерватизма - социальная, которая имеет следующие характеристики:
• сохранение и бережное отношение к национальному менталитету, моральным традициям и нормам человечества;
• недопустимость вмешательства человека в ход исторического развития, насильственной ломки привычного образа жизни;
• трактовка общества как объективной реальности, которая имеет свою структуру и собственное развитие.
В современной научной литературе можно встретить и иную функцию консерватизма, которую можно назвать определенным типом или стилем мышления.
Теория консерватизма, ее основные положения были рассмотрены в работах Э. Берка /ХVIII в./. Он и его многочисленные последователи были убеждены, что социальный опыт передается из поколения в поколение, человек не может его сознательно прогнозировать и не в состоянии им, поэтому управлять.
В России на протяжении всего ХIХ в. идеи консерватизма получили широкое распространение и прошли долгий путь от славянофильства к религиозно-этическому искательству. В философских и литературно-критических работах этого периода рассматривались и осмысливались исторические события, связанные с победой над Наполеоном /1812г./, восстанием декабристов /1825г./, отменой крепостного права /1861г./, проведением буржуазно-либеральных реформ /б0-70гг./. развитием капиталистических отношений и революционно-демократического движения.
В первой половине ХIХ в. царское правительство пыталось разработать собственную идеологию, на основании которой воспитать преданное самодержавию молодое поколение. Главным идеологом самодержавия стал Уваров. В прошлом вольнодумец, друживший со многими декабристами, он выдвинул так называемую "теорию официальной народности" /"самодержавие, православие, народность"/. Смысл ее состоял в противопоставлении дворянско-интеллигентской революционности и пассивности народных масс, наблюдавшейся с конца ХVIII в. Освободительные идеи представлялись как наносное явление, распространенное только среди "испорченной" части образованного общества. Пассивность крестьянства, его патриархальная набожность, стойкая вера в царя изображались в качестве "исконных" и "самобытных" черт народного характера. Уваров утверждал, что Россия "крепка единодушием беспримерным - здесь царь любит Отечество в лице народа и правит им как отец, руководствуясь законами, а народ не умеет отделять Отечество от царя и видит в нем свое счастье, силу и славу".
Виднейшие представители официальной науки, /например, историк М.П. Погодин/ были сторонниками "теории официальной народности" и в своих трудах восхваляли самобытную Россию и существующие порядки. Эта теория на многие десятилетия стала краеугольным камнем идеологии самодержавия.
В 40-50-х гг. ХIХ в. идейные споры велись в основном о будущих путях развития России. Славянофилы выступали за самобытность России, которую они видели в крестьянской общине, в православии и в соборности русского народа. Среди них своим значительным философским потенциалом выделялись И.В. Киреевский. К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин и особенно А.С. Хомяков. Они стремились опровергнуть немецкий тип философствования и выработать на основе исконно отечественных идейных традиций особую русскую философию.
Выступая с обоснованием самобытного, т.е. не буржуазного пути исторического развития России, славянофилы выдвинули оригинальное учение о соборности, объединении людей на основе высших духовных, религиозных ценностей - любви и свободы. Главные особенности России они усматривали в крестьянской общине и православной вере. Благодаря православию и общинности, доказывали славянофилы, в России все классы и сословия мирно уживутся друг с другом. Реформы Петра I оценивались ими весьма критически. Считалось, что они отклонили Россию с естественного пути развития, хотя не изменили ее внутренний строй и не уничтожили возможность возврата на прежний путь, который отвечает духовному складу славянских народов.
Славянофилы даже выдвинули лозунг "Царю - власть, народу - мнение". Исходя из нее, они выступали против всяческих нововведений в области государственного управления, особенно против конституции по западному образцу. Духовной основой славянофильства было православное христианство, с позиций которого они критиковали материализм и классический /диалектический/ идеализм Гегеля и Канта.
Со славянофильством многие исследователи связывают начало самостоятельной философской мысли в России.
Для философского учения славянофилов основополагающим является понятие соборности, которое впервые вводится А.С. Хомяковым. Под соборностью он подразумевает особый род человеческой общности, который характеризуется свободой, любовью, верой. Алексей Степанович считал истинной христианской религией православие: в католицизме есть единство, но нет свободы, в протестантизме, напротив, свобода не подкрепляется единством. Только для православия характерны соборность, или общинность, сочетание единства и свободы, опирающееся на любовь к Богу. Соборность, единство, свобода, любовь - вот ключевые и наиболее плодотворные философские идеи Хомякова.
И.В. Киреевский соборность определяет как подлинную социальность, носящую ненасильственный характер. Соборность, по его учению, лишь качество русской социально-культурной жизни, прообраз Царства Божия на земле.
В современной научной литературе, монографиях, коллективных исследованиях последних лет особый акцент делается на изучение социальных идеалов славянофилов. И Киреевский и Хомяков в качестве идеальной модели общественного устройства видели общину, которая рассматривалась ими единственное уцелевшее в русской истории социальное учреждение, в котором сохранились нравственность, как отдельного человека, так и общества в целом.
В теории славянофильства наиболее стройная и логически обоснованная концепция социального устройства общества принадлежит К.С. Аксакову, сыну известного писателя С.Т. Аксакова. Он сформулировал концепцию "земли и государства", в которой доказывал особенность исторического пути русского народа. В 1855г. Аксаков в своей записке "0 внутреннем состоянии России" изложил собственные взгляды на идеальное социальное устройство. Он был убежден, что следование им позволит избежать различного рода социальных бунтов, протестов, даже революций, которые вспыхивали в это время в Европе.
К.С. Аксаков считал, что единственной приемлемой для России формой государственного правления, соответствующей всему ходу русской истории, является монархия. Другие формы правления, включая демократию, допускают участие общества в решении политических вопросов, что противоречит характеру русского народа. В обращении к Александру II он отмечал, что русский народ "...не государственный, не ищущий участия в правлении, в желающий условиями ограничивать правительственную власть, не имеющий, одним словом, в себе никакого политического элемента, следовательно, не содержащий в себе даже зерна революции или устройства конституционного...".
В России народ не рассматривает государя в качестве земного бога: он повинуется, но не боготворит своего царя. Государственная власть без вмешательства в нее народа может быть только неограниченной монархией. А невмешательство государства в свободу духа народа, народа - в действия государства и является основой жизни общества и государства.
Все последователи теории славянофильства считали, что в России ни в коем случае нельзя вводить институты власти, подобные западным, т.к. Россия располагает собственными политическими моделями.
Идеологи славянофильства ратовали за возрождение допетровского сословно-представительного строя, монархических и патриархальных нравов. В своем творчестве славянофилы зачастую идеализировали черты русского национального характера, образа жизни, верования. Они пытались вывести будущее России из прошлого, а не из настоящего, поэтому в их взглядах много утопического.
Философия славянофилов строилась на основе русского понимания христианства, воспитанного национальными особенностями русской духовной жизни. Своей философской системы как таковой они не выработали, но им удалось установить общий дух философского мышления в России. Ранние славянофилы выдвинули ряд принципиально новых идей, но целостной философской системы у них не было. Не удалось добиться успеха в этом деле, уже в 70- 80-е годы Х1Хв., также поздним славянофилам, в частности, Н.Я. Данилевскому. Он прославился своей книгой "Россия и Европа". Вслед за немецким историком Рюкертом, но ранее автора известной книги "Закат Европы" Шпенглера и других получивших широкую европейскую известность работ. Данилевский развивал концепцию культурно-исторических типов: общечеловеческой цивилизации нет, а есть определенные типы цивилизаций, их всего 10, среди которых выделяется своим будущим славянский историко-культурный тип. Поздние славянофилы были консерваторами и отказались от утопизма своих предшественников.
Под влиянием славянофильства сложилось почвенничество, общественно-литературное движение б0-х годов ХIХв. А.А. Григорьеву и Ф.Н. Достоевскому была близка идея приоритета искусства - с учетом его органистической силы - над наукой. "Почва" для Достоевского - это родственное единение с русским народом. Быть с народом значит иметь в себе Христа, предпринимать постоянные усилия по своему моральному обновлению. Для Достоевского на первом плане стоит постижение последней правды человека, истоков действительно положительной личности. Именно поэтому Достоевский - мыслитель экзистенциального склада, путеводная звезда "экзистенциалистов ХХ века, но в отличие от них он не профессиональный философ, а профессиональный писатель. Может быть, поэтому в творчестве Достоевского едва ли просматривается сколько-нибудь четко сформулированная теория философская.
Выступающий с позиций почвенничества А.А. Григорьев /1822-1864/ в целом признавал определяющее значение патриархальности и религиозных начал в русской жизни, но очень критично отзывался о романтическом мировоззрении классического славянофильства: "Славянофильство верило слепо, фанатически в неведомую ему самому сущность народной жизни, и вера вменена ему в заслугу"
В 60-90-е годы ХIХ в. Россия встала на путь капиталистического развития. В период после проведения либерально-буржуазных реформ 60-70-х гг. капиталистический строй утверждался во всех сферах общественно-политической и экономической жизни. Капиталистические отношения, как в городе, так и в деревне, переплетались с сильными пережитками крепостничества: осталось помещичье землевладение, полуфеодальные способы эксплуатации крестьян. Преобладал так называемый "прусский" тип капитализма в сельском хозяйстве, характеризующийся сохранением помещичьей собственности и постепенным превращением помещичьего землевладения в капиталистическое.
В связи с этими обстоятельствами и усложнением социальной структуры общественно-политическое развитие России во второй половине ХIХ века было наполнено острыми противоречиями. Эти противоречия в жизни пореформенной России нашли свое отражение в борьбе различных течений и направлений русской общественной мысли, в том числе и в области философии.
В это время в России, как и прежде, официально господствующим направлением общественной мысли было монархическое направление, оплотом которого были религиозная идеология и идеалистические течения в философии, т.н. "монархический лагерь". Оно основывалось на различных идеалистических учениях - от наиболее религиозных течений до позитивизма. По своим социальным истокам и сущности философский идеализм в России во вт. пол. ХIХ в. был выражением интересов господствующего класса - помещиков и либерально-монархической буржуазии. Несмотря на то, что российская буржуазия была относительно молодым классом и только укрепляла свои позиции, она не только не отличалась революционностью, но, наоборот, страшилась революционного пролетариата и искала союза с помещиками под эгидой самодержавия.
Поэтому одним из основных направлений философской мысли приверженцев консерватизма в России была борьба с революционно-демократическим и пролетарским движением, с материализмом.
В России во вт. пол. XIX в. в условиях зарождения и формирования капиталистических отношений приобретает консервативную функцию идеология классического либерализма. Переход от прошлого к настоящему идеологами консерватизма мыслился как стабилизация не подлежащей изменение социальной формы. Консерваторы объявляют социальной утопией возможность вмешательства субъекта в ход исторического процесса, скептически относятся к возможностям волевых решений социальных проблем.
Представители радикализма и революционеры все время ссылались на науку и научный прогресс, и при этом подчеркивали, что они одни имеют право говорить от имени науки. Таким образом, они предоставляли консервативным кругам как раз те доводы, которые они искали. Ведь если наука, и особенно философия, являются основой для того, чтобы разрушать весь существующий правопорядок, то польза философии сомнительна, а ее вред очевиден. Для славянофилов это было лишним подтверждением их убеждения в том, что вся западная мудрость - просто духовный яд.
Было бы поистине неблагодарной задачей защищать науку и ее свободу, с одной стороны, от революционных демократов и впоследствии большевиков, объявивших на нее монополию, а с другой - от подозрений правых консерваторов. Задача эта выпада на долю консервативных либералов, таких, например, как Чичерин или Катков. Катков был убежден, что революционное учение, несмотря на свою логическую обоснованность и стройность, ничего общего с наукой не имеет и что, напротив, распространение этих взглядов является последствием подавления научного мышления и научной свободы. В своей газете "Московские ведомости" /№ 205, 1866/ Катков писал: "Все эти лжеучения, все эти дурные направления родились и приобрели силу посреди общества, не знавшего ни науки, свободной, уважаемой и сильной, ни публичности в делах...". Ему вторит Чичерин: "... эта бессмысленная пропаганда, клонившаяся к разрушению всего существующего строя, учинялась в то время... когда на Россию сыпались неоценимые блага, занималась заря новой жизни..." /буржуазно-либеральные реформы 60 - 70-х годов ХIХ в. - авт.. И далее он приходит к выводам что в России "искренним либералам при существующем порядке остается поддерживать абсолютизм...". Под абсолютизмом Чичерин подразумевал самодержавие в России. Довольно резко отзывался он о демократической форме правления: "Всякий, кто не примыкает к общему течению или осмеливается подать голос против большинства, рискует поплатиться имуществом, и даже самою жизнью, ибо разъяренная толпа способна на все... Демократия представляет господство посредственности: возвышая массу, она понижает верхние слои и все подводит к однообразному, пошлому уровню".
Как показывает история философии, во второй половине XIX века русские философы-идеалисты того времени были идеологами правящих классов, стремившихся во что бы то ни стадо защитить и увековечить существующий порядок, искренне веря, что для России это единственный способ избежать социальных потрясений и кровопролития. Консервативные настроения присутствует в их творчестве, их трудах, их мыслях: они старались укрепить самодержавие, влияние церкви, упрочить религиозное мировоззрение.
Представители русской консервативной мысли в XIX веке, особенно во второй его половине, накопили богатейший материал к размышлению. Но в 1917 году в России произошла социалистическая революция, и развитие свободного философского процесса было прервано. Многие философы так и не приняли Октябрьскую революцию, не смогли смириться с существующим положением дел, и вынуждены были покинуть страну. И вообще, русская интеллигенция была объявлена "идеологически чуждым классом", и многие из них отправились в эмиграцию в целях собственной безопасности.
В то же время в социалистической России был насильственно положен конец бывшему многообразию философских систем. Соответствующие государственные органы позаботились о том, чтобы в стране возобладала, одна философская линия - марксистко-ленинская. В советской науке сложился весьма тенденциозный стереотип на творческое наследие таких общественных деятелей, как, например, Радищев, Герцен, Белинский, Чернышевский, и др. и явная переоценка мировой значимости их философских систем. Единственно верным и правильным считалось учение классиков марксизма-ленинизма и труды их последователей, отечественных государственных и общественных деятелей, которые издавались в стране многомиллионными тиражами.
Ими настоятельно предлагалось руководствоваться во всех сферах человеческой жизни. Всяческое инакомыслие попросту запрещалось и даже преследовалось. Само слово "консерватор" у нас в стране было синонимом слова "реакционер", и их самих, и их взгляды гневно клеймили в своих сочинениях как государственные лидеры, /например, В.И. Ленин: "Антинародный характер российского идеализма, его идейный крах ярко проявляются и в политической эволюции его проповедников... Катков - Суворин - "веховцы", все это исторические этапы поворота русской буржуазии к защите реакции, к шовинизму и антисемитизму...", так и представители официальной науки, /например, Л. Коган: "Российский идеализм, особенно в последней трети XIX века, был органически враждебен науке, всячески старался опорочить ее завоевания, ее материалистические выводы, использовать в своих интересах противоречия и трудности ее развития. При всем различии их взглядов, реакционер Данилевский и либерал Катков сходились в ненависти к дарвинизму."
В этом проявилась однобокость развития советских общественных наук, в выпячивании одних сторон философского процесса и абсолютном замалчивании других. Но ведь невозможно дать объективную оценку творчеству тех же самых Белинского, Чернышевского, Ленина и других, не зная мнения их оппонентов.
К сожалению, в России произведения представителей консервативного направления на долгие десятилетия оказались попросту забыты, их мысли, взгляды - не востребованы обществом. А ведь среди них были выдающиеся мыслители, ораторы, лидеры в своих профессиональных сферах, высокую оценку которым дал Н.О. Лосский: "Характернейшая черта русской философии состоит именно в том, что множество лиц посвящают ей свои силы... Среди них... многие обладают большим литературным талантом, поражают своей богатой эрудицией...".
Апеллируя к традиционным ценностям, консерватизм изначально проявил себя как анти либеральное течение, которое, с одной стороны, было направлено против демократической и социалистической доктрин, а с другой - допускало критику правящих властных структур. Это была критика, справа, обличавшая неспособность власти проконтролировать начавшиеся перемены и одновременно разработать систему мер, которая могла бы предотвратить радикальную ломку традиционных отношений. Хотя в консервативном лагере и были сильны ностальгические настроения, было ясно, что модернизационный процесс невозможно остановить силой. Консерваторы понимали, экономические перемены тесно связаны с политическими. Осознавая невозможность тотального противодействия реформам консерваторы стремились придать им нужное направление.
Разочарование в результатах реформ после убийства Александра II было использовано консервативными силами для реванша. Консерватизм второй половины XIX века, хотя и опирался на славянофильские идеи, был более фундаментальным и прочнее связанным с реальной государственной политикой. Старый лозунг «Православие. Самодержавие. Народность», уже не мог быть воссоздан в полной мере, и консерваторы попытались сконструировать новую идеологию на базе охранительной традиции. Эта идеология должна была быть в достаточной мере мобильной, чтобы противостоять набиравшим вес в обществе либеральным и социалистическим концепциям. Была предпринята попытка оформления и претворения в жизнь идеи сильной государственности с целью нейтрализации как буржуазно - капиталистической, так и революционно-социалистической альтернатив самодержавию.
При этом консерваторы стремились не только к сохранению «внешней оболочки» традиционной России, но и к сохранению внутренних религиозно - нравственных принципов. Консерваторы обращались одновременно и к правительству, и к общественному мнению, стремясь предложить свои альтернативы развития. В качестве ограничителя деспотизма власти выдвигался не парламент, а, прежде всего, религиозно-нравственные нормы. Власть «освящалась» высшей религиозной идеей, при этом религиозная подоплека должна была связать воедино реальную политику и мистическо-религиозную сущность истории России, в которую верили консерваторы. Но они опоздали. Конструирование консервативной идеологии, облегчавшей переход к новым социально - экономическим отношениям, еще не было завершено, когда общество уже «отшатнулось» от консерватизма в сторону более радикальных концепций.
Характерно, что, несмотря на наличие в консервативном лагере многих выдающихся писателей, историков и философов, универсальной «консервативной идеологии» в России так и не сложилось. Сам по себе консервативный спектр русской политической жизни был необычайно широк, включая в себя и крайних охранителей, и либералов-консерваторов, и «революционеров справа». Под воздействием модернизационных процессов, происходивших в России на рубеже XIX-XX вв., русский консерватизм не оставался стабильным. Он эволюционировал, подвергался трансформационным изменениям, ставил перед собой различные задачи, постепенно менял свое обличие.
Вместе с тем, при всем своеобразии и различии консервативных концепций можно выделить ряд общих признаков, в целом присущих этой системе мировоззренческих ценностей:
1. Россия должна развиваться по собственному национальному пути, отличному от западного в политическом и духовно-нравственном аспектах. Из этого следует признание преобладающей роли государства и незыблемости самодержавной власти в России. При этом допускалась возможность проведения реформ в рамках существующей системы с целью укрепления монархической власти;
2. наличие в консервативных концепциях религиозно-православной константы, обусловленной идеографическим взглядом на мир и сакрализацией явлений государственно-политической жизни;
3. стремление к сохранению общественной иерархии;
4. настороженное отношение к начавшейся капитализации страны, требование учета специфики развития российской экономики; критика либерализма, парламентаризма и социализма.
Это направление идеологической мысли характеризуют как систему воззрений, ориентированных на сохранение и поддержание существующих общественных порядков и отказ от радикальных проектов общественного переустройства, как «охранительное» направление общественно-политической мысли. Консерватизм не отвергает изменений вообще, он выступает против революционных изменений, которые ведут к обрушению общественных устоев, беспорядкам, хаосу и контролировать которые практически невозможно. Приветствуются эволюционные изменения, которые согласуются с существующими порядками и развиваются подконтрольно, оставляют возможность коррекции, исправления возникающих нежелательных последствий.
Консервативная идеология опирается на естественную потребность людей в стабильности, устойчивости настоящего и предсказуемости будущего, психологическую склонность людей держаться за надежное и проверенное прошлое. В идеологии консерватизма это находит свое выражение в обосновании необходимости сохранения традиционных политических и социальных институтов, норм, правил, ценностей, таких как семья, церковь и др. В традиционных формах воплощен социальный опыт многих поколений людей и эта «мудрость» веков во много раз разумнее и надежнее любого сочиненного теоретиком проекта жизнеустройства. Поэтому традиции надо всячески поддерживать и защищать.
Общество и государство, с точки зрения консерваторов, являются результатом естественной эволюции, а не договора граждан, как принято считать в либерализме. Общество консерваторами рассматривается как органическая и целостная система, общественные процессы трактуются по аналогии с развитием любого живого организма, которое протекает по естественным законам. Как в любом организме нет ничего «лишнего» или «неразумного», так и в обществе все его элементы, части равно необходимы, дополняют друг друга, формируются и «созревают» естественно, органично. Нельзя их развитие подгонять искусственно, нельзя также переделывать общественный организм по своему разумению.
Неприемлема для консерватизма ключевая в либеральной идеологии концепция естественных прав и свобод человека, подразумевающая равенство всех индивидов. Консерваторы утверждают принципиальное неравенство людей по своим талантам, способностям и т. д., являются приверженцами идеи ранга, иерархичности, без которой невозможна органическая целостность государства, нации, семьи.
Западное общество в 70 - 80-е годы прошлого столетия столкнулось с энергетическими, экологическими и прочими острейшими проблемами, вызвавшими экономический спад. Решение актуальных проблем предложили консерваторы, взяв на вооружение ряд новых идей. Классический консерватизм эволюционировал в неоконсерватизм, в такие его формы как рейганизм (США), тэтчеризм (Англия).
Неоконсерватизм в экономике сделал акцент на освобождение предпринимательской инициативы, снижение налогов, ограничение экономических и социальных функций государства за счет приватизации государственной собственности. Была проведена структурная перестройка экономики, урезаны многие социальные программы, сокращен госаппарат и т. д. Это дало свои плоды - в западном мире снизилась инфляция, выросли темпы экономического роста. Неоконсерваторы серьезно продвинулись в сторону приоритета прав и свобод отдельной личности, создании новой мотивации работников, ориентированной не на рост уровня жизни, а на качество жизни. Вместе с тем неоконсерваторы не забывали и старых ценностей - прочная семья, высокая нравственность, культура, духовность и пр. Органично соединив старые ценности доиндустриальной эпохи с ценностями постиндустриальной эры (творческий труд, ускоренное развитие образования, культуры, привлечение работников к управлению производством и др.) неконсервативная идеология занимала лидирующие позиции в 70 - 80-е годы XX столетия и сохраняет устойчивые позиции в современном мире.
При более пристальном рассмотрении консерватизма, как отмечают его аналитики, явно просматриваются три кардинальные проблемы, которые и сегодня являются ключевыми как в самой этой теоретической традиции, так и в борьбе консерватизма с другими идейными направлениями. В первую очередь речь идет о консервативном понимании рационального в социально-историческом процессе. Вторая проблема - это отношение к обществу. И третья - проблема революций. Обратимся к консервативной трактовке каждой из этих проблем.
Одним из центральных положений консерватизма, из которого вытекают и многие другие, является представление о том, что человеческий разум ограничен в своих возможностях восприятия общества в его тотальности, осознания смысла и цели социального процесса и определения места человека в этом процессе. Все видные представители этой традиции считали, что общественными делами, наряду с разумом, правит Провидение, под которым, согласно религиозным представлениям, понимается божественная сила, направляющая судьбы людей и всего мира к благу. Реальный социальный процесс они рассматривают как результат проб и ошибок, накопленный и переданный из поколения в поколение опыт, воплощенный в социальных институтах и ценностях, которые человек не сконструировал сознательно, а потому и не вправе их радикально изменять. Поэтому один из основополагающих принципов консервативной идеологии и практики гласит: хотя мы всегда должны стремиться к улучшению наших институтов, мы никогда не ставим перед собой задачу переделать их целиком, и потому в наших усилиях по улучшению их мы должны принять как данное многое из того, что мы не понимаем; мы должны постоянно действовать внутри и в пределах, как ценностей, так и институтов, которые созданы не нами.
Вторая проблема, вытекающая из первой, связана с выяснением сущности общества и взаимоотношений людей в этом обществе, а также с определением характера взаимоотношений между обществом и государством. С момента своего оформления как течения социальной мысли консерваторы противостоят в решении этих вопросов сторонникам концепции естественных прав и договорного происхождения гражданского общества и государства. Последние исходят из того, что государство, в сущности, есть вторичный институт, оно возникает на основе соглашения между преследующими собственные интересы, но находящимися в до гражданском обществе людьми. Консерваторы же полагают, государство - это некая постоянно существующая органическая целостность, отдельные части которой появляются, видоизменяются и исчезают, но сама она остается неизменной.
Третья проблема касается вопроса о социальных изменениях: эволюционных и революционных. Исходя из идеи ограниченности разума в определении сути и направления развития социальных процессов, а также из представления об органическом характере общества и государства, консерваторы придерживаются концепции исторического единства прошлого, настоящего и будущего, преемственности и обновления социальных связей, передающихся от предков к потомкам. Они считают, что будущее должно выводиться из прошлого, и потому большое значение придают формированию исторического сознания своих народов, уважительному отношению к наследию прошлого, религиозным традициям и ценностям.
Отсюда вытекает и резко негативное отношение консерваторов к революции. На основе анализа революционных процессов, происшедших во многих странах Европы с XVIII по XX в., консервативная мысль утверждает, что попытки осуществить радикальный разрыв с действительностью и реализовать на практике рационально сконструированную схематическую модель общества, в рамках которой сняты все антагонистические противоречия, неизбежно ведет к прямо противоположным результатам. Консерваторы настаивают на том, что человеческий разум не всемогущ и потому будет сделано много ошибок, как в самом проекте полного переустройства общества, так и в ходе реализации этого проекта.
Одним из центральных для идеологии и практики консерватизма положений, которое как бы концентрирует в себе все рассмотренные выше постулаты, является понятие порядка, противостоящего хаосу. В поддержании такого порядка, в том числе и в функционировании социальных и политических институтов, определяющая роль отводится государству, которое отделяется от общества и становится над ним. Лишь сильное государство, по убеждению консерваторов, способно обеспечить здоровый социальный порядок, одержать эгоизм различных социальных групп и подчинить их единой цели, общему благу. Свобода для консерваторов не имеет абсолютного характера, она относительна и допускается лишь в рамках необходимых ограничений. Для них интересы государства, нации, общности неизмеримо выше, чем интересы индивида или какой-либо социальной группы. Важнейшим фактором порядка консерваторы считают также неравенство, так как никакое общество, по их представлениям, невозможно без иерархии. Равенство же, по их мысли, должно существовать только в области морали и добродетели, где все обязаны исполнять свой долг.
Здесь кстати будет заметить, что данная черта консерватизма, т.е. приверженность идее верховенства интересов нации над индивидуальными, групповыми или классовыми интересами, сближает его с национализмом и такой разновидностью последнего как фашизм. Роднит их сторонников преклонение перед государством: и те, и другие видят в нем средоточие национального духа, залог стабильности и порядка. Но на этом сходство консерватизма с национализмом и фашизмом заканчивается.
Фашизм как политическая идеология и практика впитал в себя ряд новых черт, отличающих его от традиционного консерватизма. Фашисты выдвинули и пытались осуществить на практике не просто идею сильного государства, но государства тоталитарного, поглощающего собой все общество. В отличие от консерваторов, которые отвергают диктаторские формы правления, фашисты преклоняются перед насилием как средством решения любых социальных проблем. Всюду, где они приходили к власти, ликвидировались институты демократии, основные политические права и свободы граждан, а главным методом осуществления власти становился государственно организованный террор. Как уже отмечалось, тоталитаризм во всех его формах показал свою бесперспективность, чего нельзя сказать о консерватизме.
Изложенные фундаментальные положения классического консерватизма как направления социальной мысли лежат в основе консерватизма как политической практики. Подчеркнем: сутью последнего является охранительный подход к существующему общественному строю. Это, правда, вовсе не означает, что консерваторы отрицают любые сознательные изменения в общественной жизни. Они против лишь радикальных преобразований, так как нет гарантий, что полная реконструкция существующего мира приведет к работающей социальной системе.
По образному замечанию Карла Поппера, политик, уподобляющийся художнику, который стирает все с холста, чтобы написать на нем заново, не понимает, что и он сам и его идеи включены в старую картину мира и что, разрушив ее, он разрушает тем самым и собственные мысли, и планы, и свою утопию. В результате получается не идеальная общественная модель, а хаос. Консерваторы предпочитают постепенные изменения в обществе, которые оставляют возможность их дальнейшей коррекции.
Распространено также т.н. "ситуационное" понимание консерватизма как системы идей, используемой для оправдания и стабилизации любой общественной структуры, независимо от ее значения и места в социально-историческом процессе. В консерватизме обнаруживаются сходные идейные установки: признание существования всеобщего морально-религиозного порядка, несовершенство человеческой природы, убеждение в природном неравенстве людей, ограниченные возможности человеческого разума, необходимость классовой иерархии и др.
Консерватизм обозначает также философско-политическое понятие, при котором его носители выступают как против любых радикальных, левых течений, так и против крайне правых сил, пытающихся остановить прогрессивное развитие общества.
Одна из важнейших функций консерватизма – социальная, которая имеет следующие характеристики:
- сохранение и бережное отношение к национальному менталитету, моральным традициям и нормам человечества;
- недопустимость вмешательства человека в ход исторического развития, насильственной ломки привычного образа жизни;
- трактовка общества как объективной реальности, которая имеет свою структуру и собственное развитие.
В современной научной литературе можно встретить и иную функцию консерватизма, которую можно назвать определенным типом или стилем мышления.
Теория консерватизма, ее основные положения были рассмотрены в работах Э. Берка /ХVIII в./. Он и его многочисленные последователи были убеждены, что социальный опыт передается из поколения в поколение, человек не может его сознательно прогнозировать и не в состоянии им, поэтому управлять.
В России на протяжении всего ХIХ в. идеи консерватизма получили широкое распространение и прошли долгий путь от славянофильства к религиозно-этическому искательству. В философских и литературно-критических работах этого периода рассматривались и осмысливались исторические события, связанные с победой над Наполеоном /1812г./, восстанием декабристов /1825г./, отменой крепостного права /1861г./, проведением буржуазно-либеральных реформ /б0-70гг./. развитием капиталистических отношений и революционно-демократического движения.
В первой половине ХIХ в. царское правительство пыталось разработать собственную идеологию, на основании которой воспитать преданное самодержавию молодое поколение. Главным идеологом самодержавия стал Уваров. В прошлом вольнодумец, друживший со многими декабристами, он выдвинул так называемую "теорию официальной народности" /"самодержавие, православие, народность"/. Смысл ее состоял в противопоставлении дворянско-интеллигентской революционности и пассивности народных масс, наблюдавшейся с конца ХVIII в. Освободительные идеи представлялись как наносное явление, распространенное только среди "испорченной" части образованного общества. Пассивность крестьянства, его патриархальная набожность, стойкая вера в царя изображались в качестве "исконных" и "самобытных" черт народного характера. Уваров утверждал, что Россия "крепка единодушием беспримерным – здесь царь любит Отечество в лице народа и правитимкак отец, руководствуясь законами, а народ не умеет отделять Отечество от царя и видит в нем свое счастье, силу и славу".
Виднейшие представители официальной науки, /например, историк М.П. Погодин/ были сторонниками "теории официальной народности" и в своих трудах восхваляли самобытную Россию и существующие порядки. Эта теория на многие десятилетия стала краеугольным камнем идеологии самодержавия.
В 40-50-х гг. ХIХ в. идейные споры велись в основном о будущих путях развития России. Славянофилы выступали за самобытность России, которую они видели в крестьянской общине, в православии и в соборности русского народа. Срединих своим значительным философским потенциалом выделялись И.В. Киреевский. К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин и особенно А.С. Хомяков. Они стремились опровергнуть немецкий тип философствования и выработать на основе исконно отечественных идейных традиций особую русскую философию.
Выступая с обоснованием самобытного, т.е. не буржуазного пути исторического развития России, славянофилы выдвинули оригинальное учение о соборности, объединении людей на основе высших духовных, религиозных ценностей – любви и свободы. Главные особенности России они усматривали в крестьянской общине и православной вере. Благодаря православию и общинности, доказывали славянофилы, в России все классы и сословия мирно уживутся друг с другом. Реформы Петра I оценивались ими весьма критически. Считалось, что они отклонили Россию с естественного пути развития, хотя не изменили ее внутренний строй и не уничтожили возможность возврата на прежний путь, который отвечает духовному складу славянских народов.
Славянофилы даже выдвинули лозунг "Царю – власть, народу – мнение". Исходя из нее, они выступали против всяческих нововведений в области государственного управления, особенно против конституции по западному образцу. Духовной основой славянофильства было православное христианство, с позиций которого они критиковали материализм и классический /диалектический/ идеализм Гегеля и Канта. Со славянофильством многие исследователи связывают начало самостоятельной философской мысли в России. Особенно интересны в связи с этим взгляды основателей этого течения А.С. Хомякова /1804-1860/ и И.В. Киреевского /1806-1856/.
Для философского учения славянофилов основополагающим является понятие соборности, которое впервые вводится А.С. Хомяковым. Под соборностью он подразумевает особый род человеческой общности, который характеризуется свободой, любовью, верой. Алексей Степанович считал истинной христианской религией православие: в католицизме есть единство, но нет свободы, в протестантизме, напротив, свобода не подкрепляется единством. Только для православия характерны соборность, или общинность, сочетание единства и свободы, опирающееся на любовь к Богу. Со-борность, единство, свобода, любовь – вот ключевые и наиболее плодотворные философские идеи Хомякова.
И.В. Киреевский соборность определяет как подлинную социальность, носящую ненасильственный характер. Соборность, по его учению, лишь качество русской социально-культурной жизни, прообраз Царства Божия на земле.
В современной научной литературе, монографиях, коллективных исследованиях последних лет особый акцент делается на изучение социальных идеалов славянофилов. И Киреевский и Хомяков в качестве идеальной модели общественного устройства видели общину, которая рассматривалась ими единственное уцелевшее в русской истории социальное учреждение, в котором сохранились нравственность, как отдельного человека, так и общества в целом.
В теории славянофильства наиболее стройная и логически обоснованная концепция социального устройства общества принадлежит К.С. Аксакову, сыну известного писателя С.Т. Аксакова. Он сформулировал концепцию "земли и государства", в которой доказывал особенность исторического пути русского народа. В 1855г. Аксаков в своей записке "0 внутреннем состоянии России" изложил собственные взгляды на идеальное социальное устройство. Он был убежден, что следованиеимпозволит избежать различного рода социальных бунтов, протестов, даже революций, которые вспыхивали в это время в Европе.
К.С. Аксаков считал, что единственной приемлемой для России формой государственного правления, соответствующей всему ходу русской истории, является монархия. Другие формы правления, включая демократию, допускают участие общества в решении политических вопросов, что противоречит характеру русского народа. В обращении к Александру II он отмечал, что русский народ "...не государственный, не ищущий участия в правлении, в желающий условиями ограничивать правительственную власть, не имеющий, одним словом, в себе никакого политического элемента, следовательно, не содержащий в себе даже зерна революции или устройства конституционного...".
В России народ не рассматривает государя в качестве земного бога: он повинуется, но не боготворит своего царя. Государственная власть без вмешательства в нее народа может быть только неограниченной монархией. А невмешательство государства в свободу духа народа, народа – в действия государства и является основой жизни общества и государства.
Все последователи теории славянофильства считали, что в России ни в коем случае нельзя вводить институты власти, подобные западным, т.к. Россия располагает собственными политическими моделями.
Идеологи славянофильства ратовали за возрождение допетровского сословно-представительного строя, монархических и патриархальных нравов. В своем творчестве славянофилы зачастую идеализировали черты русского национального характера, образа жизни, верования. Они пытались вывести будущее России из прошлого, а не из настоящего, поэтому вих взглядах много утопического.
Философия славянофилов строилась на основе русского понимания христианства, воспитанного национальными особенностями русской духовной жизни. Своей философской системы как таковой они не выработали, но им удалось установить общий дух философского мышления в России. Ранние славянофилы выдвинули ряд принципиально новых идей, но целостной философской системы у них не было. Не удалось добиться успеха в этом деле, уже в 70- 80-е годы Х1Хв., также поздним славянофилам, в частности, Н.Я. Данилевскому. Он прославился своей книгой "Россия и Европа". Вслед за немецким историком Рюкертом, но ранее автора известной книги "Закат Европы" Шпенглера и других получивших широкую европейскую известность работ. Данилевский развивал концепцию культурно-исторических типов: общечеловеческой цивилизации нет, а есть определенные типы цивилизаций, их всего 10, среди которых выделяется своим будущим славянский историко-культурный тип. Поздние славянофилы были консерваторами и отказались от утопизма своих предшественников.
Под влиянием славянофильства сложилось почвенничество, общественно-литературное движение б0-х годов ХIХв. А.А. Григорьеву и Ф.Н. Достоевскому была близка идея приоритета искусства – с учетом его органистической силы – над наукой. "Почва" для Достоевского – это родственное единение с русским народом. Быть с народом значит иметь в себе Христа, предпринимать постоянные усилия по своему моральному обновлению. Для Достоевского на первом плане стоит постижение последней правды человека, истоков действительно положительной личности. Именно поэтому Достоевский – мыслитель экзистенциального склада, путеводная звезда "экзистен-циалистов ХХ века, но в отличие от них он не профессиональный философ, а профессиональный писатель. Может быть, поэтому в творчестве Достоевского едва ли просматривается сколько-нибудь четко сформулированная теория философская.
Выступающий с позиций почвенничества А.А. Григорьев /1822-1864/ в целом признавал определяющее значение патриархальности и религиозных начал в русской жизни, но очень критично отзывался о романтическом мировоззрении классического славянофильства: "Славянофильство верило слепо, фанатически в неведомую ему самому сущность народной жизни, и вера вменена ему в заслугу.
В 60-90-е годы ХIХ в. Россия встала на путь капиталистического развития. В период после проведения либерально-буржуазных реформ 60-70-х гг. капиталистический строй утверждался во всех сферах общественно-политической и экономической жизни. Капиталистические отношения, как в городе, так и в деревне, переплетались с сильными пережитками крепостничества: осталось помещичье землевладение, полуфеодальные способы эксплуатации крестьян. Преобладал так называемый "прусский" тип капитализма в сельском хозяйстве, характеризующийся сохранением помещичьей собственности и постепенным превращением помещичьего землевладения в капиталистическое.
В связи с этими обстоятельствами и усложнением социальной структуры общественно-политическое развитие России во второй половине ХIХ века было наполнено острыми противоречиями. Эти противоречия в жизни пореформенной России нашли свое отражение в борьбе различных течений и направлений русской общественной мысли, в том числе и в области философии.
В это время в России, как и прежде, официально господствующим направлением общественной мысли было монархическое направление, оплотом которого были религиозная идеология и идеалистические течения в философии, т.н. "монархический лагерь". Оно основывалось на различных идеалистических учениях – от наиболее религиозных течений до позитивизма. По своим социальным истокам и сущности фи-лософский идеализм в России во вт. пол. ХIХ в. был выражением интересов господствующего класса – помещиков и либерально-монархической буржуазии. Несмотря на то, что российская буржуазия была относительно молодым классом и только укрепляла свои позиции, она не только не отличалась революционностью, но, наоборот, страшилась революционного пролетариата и искала союза с помещиками под эгидой самодержавия.
Поэтому одним из основных направлений философской мысли приверженцев консерватизма в России была борьба с революционно-демократическим и пролетарским движением, с материализмом.
В России во вт. пол. XIX в. в условиях зарождения и формирования капиталистических отношений приобретает консервативную функцию идеология классического либерализма. Переход от прошлого к настоящему идеологами консерватизма мыслился как стабилизация не подлежащей изменение социальной формы. Консерваторы объявляют социальной утопией возможность вмешательства субъекта в ход исторического процесса, скептически относятся к возможностям волевых решений социальных проблем.
Представители радикализма и революционеры все время ссылались на науку и научный прогресс, и при этом подчеркивали, что они одни имеют право говорить от имени науки. Таким образом, они предоставляли консервативным кругам как раз те доводы, которые они искали. Ведь если наука, и особенно философия, являются основой для того, чтобы разрушать весь существующий правопорядок, то польза философии сомнительна, а ее вред очевиден. Для славянофилов это было лишним подтверждением их убеждения в том, что вся западная мудрость – просто духовный яд.
Было бы поистине неблагодарной задачей защищать науку и ее свободу, с одной стороны, от революционных демократов и впоследствии большевиков, объявивших на нее монополию, а с другой – от подозрений правых консерваторов. Задача эта выпада на долю консервативных либералов, таких, например, как Чичерин или Катков. Катков был убежден, что революционное учение, несмотря на свою логическую обоснованность и стройность, ничего общего с наукой не имеет и что, напротив, распространение этих взглядов является последствием подавления научного мышления и научной свободы. В своей газете "Московские ведомости" /№ 205, 1866/ Катков писал: "Все эти лжеучения, все эти дурные направления родились и приобрели силу посреди общества, не знавшего ни науки, свободной, уважаемой и сильной, ни публичности в делах... «. Ему вторит Чичерин: "... эта бессмысленная пропаганда, клонившаяся к разрушению всего существующего строя, учинялась в то время... когда на Россию сыпались неоценимые блага, занималась заря новой жизни..." /буржуазно-либеральные реформы 60 - 70-х годов ХIХ в. – авт./. И далее он приходит к выводам что в России "искренним либералам при существующем порядке остается поддерживать абсолютизм... «Под абсолютизмом Чичерин подразумевал самодержавие в России. Довольно резко отзывался он о демократической форме правления: "Всякий, кто не примыкает к общему течению или осмеливается подать голос против большинства, рискует поплатиться имуществом, и даже самою жизнью, ибо разъяренная толпа способна на все... Демократия представляет господство посредственности: возвышая массу, она понижает верхние слои и все подводит к однообразному, пошлому уровню".
Как показывает история философии, во второй половине XIX века русские философы-идеалисты того времени были идеологами правящих классов, стремившихся во что бы то ни стадо защитить и увековечить существующий порядок, искренне веря, что для России это единственный способ избежать социальных потрясений и кровопролития. Консервативные настроения присутствует в их творчестве, их трудах, их мыслях: они старались укрепить самодержавие, влияние церкви, упрочить религиозное мировоззрение.
Представители русской консервативной мысли в XIX веке, особенно во второй его половине, накопили богатейший материал к размышлению. Но в 1917 году в России произошла социалистическая революция, и развитие свободного философского процесса было прервано. Многие философы так и не приняли Октябрьскую революцию, не смогли смириться с существующим положением дел и вынуждены были покинуть страну. И вообще, русская интеллигенция была объявлена "идеологически чуждым классом", и многие из них отправились в эмиграцию в целях собственной безопасности.
В то же время в социалистической России был насильственно положен конец бывшему многообразию философских систем. Соответствующие государственные органы позаботились о том, чтобы в стране возобладала, одна философская линия – марксистко-ленинская. В советской науке сложился весьма тенденциозный стереотип на творческое наследие таких общественных деятелей, как, например, Радищев, Герцен, Белинский, Чернышевский, и др. и явная переоценка мировой значимости их философских систем. Единственно верным и правильным считалось учение классиков марксизма-ленинизма и труды их последователей, отечественных государственных и общественных деятелей, которые издавались в стране многомиллионными тиражами.
Ими настоятельно предлагалось руководствоваться во всех сферах человеческой жизни. Всяческое инакомыслие попросту запрещалось и даже преследовалось. Само слово "консерватор" у нас в стране было синонимом слова "реакционер», и их самих, и их взгляды гневно клеймили в своих сочинениях как государственные лидеры, /например, В.И. Ленин: "Антинародный характер российского идеализма, его идейный крах ярко проявляются и в политической эволюции его проповедников... Катков – Суворин – "веховцы", все это исторические этапы поворота русской буржуазии к защите реакции, к шовинизму и антисемитизму...", так и представители официальной науки, /например, Л. Коган: "Российский идеализм, особенно в последней трети XIX века, был органически враждебен науке, всячески старался опорочить ее завоевания, ее материалистические выводы, использовать в своих интересах противоречия и трудности ее развития. При всем различии их взглядов, реакционер Данилевский и либерал Катков сходились в ненависти к дарвинизму.
В этом проявилась однобокость развития советских общественных наук, в выпячивании одних сторон философского процесса и абсолютном замалчивании других. Но ведь невозможно дать объективную оценку творчеству тех же самых Белинского, Чернышевского, Ленина и других, не зная мнения их оппонентов.
К сожалению, в России произведения представителей консервативного направления на долгие десятилетия оказались попросту забыты, их мысли, взгляды – не востребованы обществом. А ведь среди них были выдающиеся мыслители, ораторы, лидеры в своих профессиональных сферах, высокую оценку которым дал Н.О. Лаосский: "Характернейшая черта русской философии состоит именно в том, что множество лиц посвящают ей свои силы... Срединих... многие обладают большим литературным талантом, поражают своей богатой эрудицией...".
Традиционалистское течение консерватизма, которое исторически было первым, положившем начало консерватизму, связывают с такими именами, как Э.Берк (1729-1797), Ж. де Местр (1753-1821), Л. де Бональд (1754-1840). В 20-м веке главным провозвестником этого направления стал Р. Керк, опубликовавший в 1953 году книгу “Консервативное мышление”. Родину консерватизма, как политической идеологии, ставшей определенной реакцией на идеи Просвещения и французской буржуазной революции, явилась Англия. Именно здесь в 1790 году вышла в свет книга Э. Берка “Размышления о революции во Франции”. К отцам-основателям консерватизма относят также Л. де Бональда и Ж. де Местра, своеобразных классиков феодально-аристократического консерватизма. Для Э. Берка, отпрыска скромного ирландского законника, были характерны двойственность и несогласованность феодально-аристократических и буржуазных компонентов системы его политических взглядов, что, впрочем, его не очень беспокоило. Более того, именно благодаря противоречиям и неувязкам многие положения Берка могут быть истолкованы очень широко и в разных контекстах найти поддержку у более широких социальных групп.
В политическую идеологию консерватизма вошли многие категории, разработанные этими мыслителями. Одной из важнейших в ней является понятие “естественная аристократия”, в которую включаются, по Берку, не только дворяне, но и богатые коммерсанты, образованные люди, законники, ученые, артисты. Богатство по соображениям разума и политики заслуживает привилегированного общественного положения. В противном случае возможны “рецидивы революции”.
Важную роль играет понятие “традиционализм”. В противоположность идеям Просвещения традиция противопоставляется разуму и ставится над ним, поскольку подчинение ей означает действие в соответствии естественным ходом вещей и вековой мудростью. Традиционализм лежит в основе понимания изменения, обновления, реформы, проведение которых не должно нарушать естественного хода вещей. При этом выделяют два основных вида реформ: реформы, направленные на восстановление традиционных прав и принципов, и превентивные реформы, нацеленные на предотвращение революции. При этом разграничивают “изменение” и “реформу”. Изменение меняет сущность объекта, реформа - ее не затрагивает и является вынужденным средством, которое приходится применять. Ж. де. Местр и Л. де Бональд, отвергая республику, любую реформу и противопоставляя ей традицию и авторитет, усматривали путь к спасению в усилении политической роли религии. Ядром политических идей де Местра явилась идея эквилибра, понимаемого как создание стратегического равновесия в политической и духовной жизни на базе теократического подхода. Де Бональд, не отдавая приоритет ни светской, ни религиозной властям, выдвинул идею союза религиозного и политического общества.
В целом политическая идея традиционализма включает в себя органическую концепцию общества, согласно которой оно существует изначально, подобно органической природе, а не возникает в результате социальной эволюции: трактовку участия индивида как не представляющей никакой самостоятельной ценности, но всецело зависящей от поддержки консервативного порядка; идеи элитизма и антидемократизма, согласно которым неравенство людей является аксиомой политики, поскольку “равенство – враг свободы” (Берк), свободы для родовитых и имущих; неприятие идеи прогресса и противопоставление ему провиденциализма и идей исторического круговорота (Миттерних).
В 20-м веке Р. Керк, развивая традиционалистские принципы, писал, что в революционные эпохи люди бывают, увлечены новизной, но затем они устают от нее и их тянет к старым принципам. История трактуется им как циклический процесс. Поэтому на определенном витке консервативный порядок возвращается вновь. Период после второй мировой войны рассматривался им как наиболее благоприятный для консерваторов. На них легло бремя ответственности за судьбы христианской цивилизации и они в силах справиться с этой задачей. Великие консерваторы, по убеждению Керка, это пророки и критики, но отнюдь не реформаторы. Утверждается, что поскольку природа человека неисправимо повреждена, то мир нельзя улучшить посредством политической деятельности. Консерваторы-традиционалисты стремятся обеспечить широкий национальный консенсус, апеллируя к традиционным представлениям и предрассудкам, авторитету и религии. Социальную и экономическую проблематику они не редко переводят в религиозно-этическую плоскость. Так, в 80-е годы Р. Керк выделил следующие принципы традиционалистского консерватизма: веру в порядок более высокого уровня, чем человеческая способность приспосабливаться, и убеждение в том, что экономика переходит в политику, политика в этику, этика в религиозные понятия. Важным союзником традиционалистского консерватизма выступают в последние десятилетия “новые правые”.
Либералистское течение в консерватизме, по мнению его представителей, наследует классическую либеральную традицию 18-19 вв. как единственно подлинную. Либерализм с этих позиций призван, с одной стороны, воспринять и продолжить стремление к свободе, сложившееся в прошлые эпохи, а с другой стороны исключить распространение социалистических идей, получивших широкое распространение на Западе с середины 19 в., вызванных экономическим подъемом послевоенных лет. Ведущие представители либерализма Ф. Хайек, М. Фридман, Дж. Гилдер, И. Кристол, Л. Бауэр доказывают, что эрозия свободного предпринимательства, индивидуальной и семейной ответственности ведет к стагнации и бедности, что необходимо возрождение классической традиции либералистского индивидуализма и свободной рыночной экономики. По их мнению, на смену “умирающему социализму” пришел возрожденный классический либертаризм. Сторонники либералистского консерватизма рассматриваются нередко как часть нового интеллектуального движения, “Нового Просвещения”, являющегося продолжателем Шотландского просвещения. Представители последнего – Д. Юм, А. Фергюссон, А. Смит, Дж. Миллар, у. Робертсон. Это Просвещение отличалось тем, что исходило из существования “коммерческого общества”, в котором в результате свободного общественного договора устанавливался порядок “хозяин – работник” как модель социальных связей. Революционным движением он не было. Континентальная Европа пережила в корне отличное Просвещение, сторонники которого в основе всех своих социальных изменений видели человеческий разум.
Этот подход вел к революции, марксизму и социализму. Шотландское Просвещение впитало в себя особенную англосаксонскую черту индивидуализма и оформило ее в теоретическую систему. Исходя из социобиологических воззрений А. Фергюссона, А. Смита, Д. Юма, либерализм, как и консерватизм в целом, рассматривал человека, прежде всего как “несовершенное существо”, стиснутое рамками естественных “границ”. Либертаристы выступили защитниками традиционных принципов свободного предпринимательства, требования порядка и законности, выдвинули аргументы против идеи государства всеобщего благоденствия и связали их с идеей “универсального морального закона”. Корень многих современных зол, по мнению либертаристов, - в нарушении естественных, богом данных принципов, свободного предпринимательства и свободного рынка, в первую очередь со стороны государства. Отвергая тезис либерал-реформизма о необходимости планирования или регулирования экономики, либертаристы утверждали, что государственное насилие над экономикой, увеличение роли государственного сектора, программирование отдельных отраслей промышленности и т.д. подрывают самый “разумный” и самый естественный способ регуляции человеческой жизни.
Либералистское понимание вопроса о человеческих правах наиболее полно выражено в философско-политическом учении Дж. Локка. Выдвинутые британским философом право индивидуальной безопасности, право защиты собственности и другие права являются незыблемыми для либерал истов. При этом они подчеркивают, что естественные права – права “негативные. По их мнению, в 20-м веке марксизм и социал-демократия извратили подлинную концепцию прав человека. Они утвердили в сознании так называемые “позитивные права”: право на труд, на отдых, крышу над головой, право на справедливую заработную плату и т.п. Социальное равенство в марксистском понимании, считали либералисты, утратило гуманистический смысл, так как провозглашает равенство условий (а это есть посягательство на право частной собственности), а не равенство возможностей.
Либералисты повсюду выступали за минимальную социальную политику государства, позволяющую лишь разряжать опасную социальную напряженность, и призывали правительство опираться исключительно на рынок в реализации и осуществлении своих программ. При этом значительную часть ответственности за программу помощи бедным считается целесообразным переложить на местные органы власти и промежуточные общественные институты: семью, церковь, школу, благотворительные организации, благотворительность и пожертвования со стороны богатых и т.п.
Либералисты убеждены в том, что основой общественной свободы служит частная собственность, что необходимы социальная иерархия и признание в качестве единого возможного только “нравственного равенства”, что уважение и вера в традиции народа являются существенной чертой государственной политики. Правые интеллектуалы либеристского образца обладали колоссальным успехом в 80-е годы в Британии, Европе, Японии, США. Вместе с тем следует иметь в виду коренное различие социального содержания политических идей классического либерализма и современного либертаризма. Для классического либерализма принцип laissez faire подразумевает борьбу за права и свободы, которых было лишено третье сословие. Для либертаризма это требование означает требование защиты и охраны достигнутых привилегий, частных интересов и собственности от идущих снизу требований демократических реформ.
Неконсервативное (либерал-консервативное) течение современного консерватизма – является сравнительно новое. Объективной основой его появления считается структурный кризис, охвативший мировую экономику в 70-е годы. Он обнаружил недостаточность прежних реформ рыночной системы и потребовал более радикальных средств. Была поставлена под сомнение существовавшая вера в то, что “научная цивилизация” сама стабилизирует общество в силу рациональности своего механизма, что она не нуждается в моральном подкреплении, легитимации и обладает каким-то внутренним регулятором. Предполагалось, что не только экономика, но социальные отношения, духовное состояние общества имеют некий автоматически действующий стабилизатор, заключенный в самой системе. Кризис подорвал эти иллюзии. Неоконсерватизм, по мнению одного из его ведущих представителей в Германии Г. Рормозера, вновь и вновь воссоздается кризисом современного общества.
Его порождают ослабление моральных устоев человеческого общества и кризис выживания, в условиях которых он предстает как один из механизмов сохранения системы. Неоконсерватизм исходит из идеи свободы рыночных отношений в экономике, но категорически против перенесения подобных принципов в политическую сферу и потому представляется и как наследник и как критик либерализма. В его политической доктрине выделяется ряд центральных положений: приоритетность подчинения индивида государству и обеспечение политической и духовной общности нации, готовность использовать в своих отношениях с противником, в крайнем случае, и весьма радикальные средства. Полемизируя с либералами, неоконсерваторы обвиняют их в том, что те выдвигают политические лозунги чисто декларативного характера, не осуществимые в реальной жизни. Они считают, что в условиях нарастания манипуляторных возможностей средств массовой информации воля большинства не может быть последним аргументом в политике, ее нельзя абсолютизировать.
“Партиципационной демократии”, которая была в определенных исторических условиях, в условиях кризиса легитимности выражением новой политической культуры протеста со стороны левых, неоконсерваторы противопоставили идеи элитарной демократии. Основное содержание кризиса они увидели в неуправляемости государства, идущей от непослушания граждан, развращенных либерализмом, и в кризисе управления, проистекающей от бездействия властей, поскольку неприятие адекватных решений приводит к перерастанию социальных конфликтов в политические. В условиях, когда, по мнению неоконсерваторов, требуется более активная и ясная политика, эффективной и приемлемой может стать модель элитарной, или ограниченной, демократии.
С этой целью мы попытаемся не просто соотнести между собой взгляды либералов и консерваторов по интересующей нас проблеме, но и сами эти течения рассмотреть в их историческом контексте. "История, - писал Ж.Дж. Покок, - это общественное время, то есть время, пережитое индивидом как общественное бытие, осознающее рамки и границы общественных институтов, в которых и через которые протекают все события и процессы того общества, частью которого индивид себя ощущает". Поэтому об истории можно сказать, что история - это "история политического дискурса. Таким образом, политическое мышление эпохи концентрирует в себе множество различных планов, имевших различную логику развития и язык выражения. Поэтому такие несколько парадоксальные на первый взгляд формулировки, как например, "всякий консерватор с необходимостью либерал, а всякий либерал - консерватор" или "контрреволюционер - тот же революционер, не важно, что он контр", при более тщательном анализе предстают не такими уж и парадоксальными. Оба политических течения - и либерализм, и консерватизм - взаимодополняются и взаимокоррелируются, давая происхождение весьма сложным смешанным формам, идейная направленность и сущность которых определяется даже не столько их принадлежностью к тому или иному политическому направлению (как и любые категории, либерализм и консерватизм нигде не существуют в "чистом" виде, это всего лишь абстракции, понятийные орудия), сколько всей совокупностью культурно - исторических и национальных особенностей.
Вернемся, однако, к проблеме свободы. Эпоха буржуазных революций несла в себе не только коренные преобразования общественного строя, но и, что вполне естественно, революцию в понятиях, отражающих эти социальные сдвиги. Понятие свободы из сферы чисто морального философствования перемещается в область политического дискурса и занимает там одно из первых мест. Тройственная формула Локка "свобода, жизнь, собственность", равно как и главный лозунг французской революции, зафиксированный в "Декларации прав человека и гражданина" - "свобода, равенство и братство" - у всех на устах. При этом само понятие свободы в политическом аспекте наполняется принципиально новым содержанием. В феодальном, строго иерархизированном, обществе свобода была своего рода привилегией, и, соответственно, речь велась о некоторой совокупности, сумме свобод различных социальных стартов. Общество, порожденное христианством с его иерархией и общей асимметрией, было исполнено свободами - о них всегда говорили во множественном числе. Свобода (в единственном числе) в полной мере принадлежала только Божественному бытию.
Именно из этого момента исходили философы Просвещения, выдвигавшие требование "освобождения свободы". Общий ход событий и их осмысление в философских категориях ставят под вопрос не сами эти свободы, но те общественные отношения и структуры, которые стали оковами на пути развития общества, но к которым люди были еще привязаны по привычке. Развивающиеся рыночные отношения, правовое государство, ненарушимость контрактов, целостность личности переместили свободу в иную плоскость: открытие свободы как самоопределения личности, проецирующийся на общественную жизнь. Для Локка свобода "представляет собою свободу человека располагать и распоряжаться как угодно своей личностью, своими действиями... и всей своей собственностью". Не случайно, поэтому либерализм определяют иногда как логику новой свободы.
Нельзя забывать, однако, что все эти понятия и категории принадлежат механицистской картине мира и общества, которой присуще почти религиозное преклонение перед сведением сложного к простому. В модели общества, основанном на общественном договоре, нет места тщательному разбору исторических реалий, это общество полностью редуцируется из естественного состояния - чисто теоретическая ловушка, в которую надолго угодила общественно-политическая мысль. Подлинное же общество, реальное и живое, сравниваемое с идеальной моделью, не может быть ни чем иным, как нагромождением несправедливостей и несовершенств. И оно подлежит коренному переустройству в соответствии с идеальной моделью, созданной человеческим (а не божественным!) Разумом.
"Что значат все эти жалкие свободы, свободы обкромсанные, свободы льгот и привилегий, все эти отдельные конкретные свободы, hic et nunc, свободы клерков, провинций, городов, сообществ, буржуа, корпораций ткачей, портных, булочников или кожевенников перед лицом Свободы Народа?", - спрашивает историк П. Шоню, резюмируя мысль философов Просвещения. Эти свободы должны быть отброшены во имя общества, основанного на утопических понятиях равенства и свободы, причем равенство здесь выступает как аспект свободы. Таким образом, самая совершенная свобода - это свобода сведения других к самому себе, к собственному Я (равенство всех людей в их возможностях и притязаниях). Видимое противоречие между системой естественных законов, исключающих в природе малейшее отклонение от универсального детерминизма, и возможностью существования подлинных свобод - реальных, конкретных, живых - разрешалось путем вытеснения свободы из природы, космоса, реального общества в общество утопическое, которое еще предстоит построить народу (не монарху, правительству и т.п.).
Таким образом, мы имеем здесь дело с основами политического проекта модернизма (сливающегося с либеральным проектом), к характерным чертам которого относятся, во-первых, рационализм (общественно-политический порядок - порождение человеческого разума), во-вторых, эгалитарный индивидуализм (общество мыслится исходя из индивида и его равных прав с другими индивидами), и, в-третьих, утилитаризм (политический и общественный порядок должен быть основан не на мнении, но на чувстве, разделяемом всеми - на заботе о собственном интересе).
Развитие же консерватизма, также зарождавшегося вместе с эпохой модернизма, идет в несколько иной плоскости. Имея своей целью и задачей защиту традиционного политического порядка, конституированного европейскими нациями, консерватизм предстает как традиционализм. И как таковой, он антимодернистичен.
Однако было бы упрощением остановиться на данной констатации и разведении по разным плоскости консерватизма и либерализма. Чтобы получить более полное представление о процессах, происходящих в данный период в развитии политической философии, обратимся к более детальному анализу консервативной мысли, в первую очередь в лице традиционно считающегося ее основателем Эдмунда Берка и его работы "Размышления о революции во Франции" (1790), поскольку это произведение, являющееся в основе своей чисто ситуационным, дало толчок к развитию столь различных направлений политической мысли, как французский контрреволюционный традиционализм, немецкий политический романтизм, английский либеральный консерватизм.
Двойственность и противоречия (по крайней мере, видимые) здесь начинаются с первых шагов анализа. Берк предстает защитником классического естественного права и представителем английской либеральной традиции; противником и одновременно защитником историцизма; защитником свобод и сторонником авторитарного государства. В центре его "Размышлений" - защита Истории в ее длительности и естественном течении в противоположность революционному проекту сознательной реконструкции общественного порядка; защита предрассудков против Разума; общественного опыта - в противовес опыту индивидуальному.
Собственно, "Размышления" писались Берком по весьма конкретному поводу: по поводу попытки лондонского "Общества революции" поставить на одну доску две столь различные революции и выработанные в ходе них две различные конституции - английскую конституцию 1688 г., вобравшую многовековые традиции английских национальных свобод и соответствующую духу протестантизма, и французскую Декларацию прав человека и гражданина, разрушительную и атеистическую, созданную разумом теоретиков, а потому искусственную и ошибочную. Но за этим, весьма частным, на первый взгляд, моментом открывается более глубокий вопрос о легитимации политического строя. "Декларация" утверждала, что "принцип всякого суверенитета принадлежит, прежде всего, Нации" (статья 3), следовательно, Нация имеет право не только пересматривать права и свободы, но и заменять правителей. В Англии этой доктрине были близки радикалы во главе с Томасом Пейном, утверждавшим, что английский строй был недостаточно либеральным, поскольку монархия являла собой чуждый принцип для свободы и представительства. В противоположность им либералы (в том числе и Берк в начале своей политической карьеры), хотя и выступали за ограничение прав короны и передачу их Парламенту, сам монархический принцип под сомнение не ставили.
Сторонники теории национального суверенитета утверждали, что революция основана на субъективных правах нации; по Берку, напротив, английская революция (в отличие от французской) была законна в той мере, в какой она не выражала субъективной воли Парламента, была высшей исторической необходимостью и восстанавливала исторически приобретенные свободы, единый план развития английской истории. При этом Берк исходил из неприятия рационалистических схем, конструкций и упрощений. Природа человека сложна, утверждал он, человек больше повинуется страстям и сиюминутным эмоциям, нежели разуму, поэтому очень трудно предвидеть человеческое поведение, опираясь на абстрактные формулы, особенно в той сфере, где частное лицо выступает как гражданин. Когда государственный деятель сталкивается с огромной массой, "пронизанной страстями и интересами", простых решений быть не может. Простое может быть только поверхностным!
Поэтому подлинной природе человека чуждо понятие "свободы вообще", безотносительно к чему-либо - имеют смысл только конкретные свободы, как они сформировались в процессе развития того или иного народа. "Наша свобода обладает своей генеалогией, чертами, галереей портретов". Англичане унаследовали эту свободу, основывая свои претензии не на абстрактных принципах вроде прав человека, но на правах англичанина, как наследие, доставшееся от предков". Равенство же существует только в области морали - все обязаны исполнять свой долг. Французы перевернули эту пирамиду, что привело их к узурпации прерогатив "природы" и усугублению естественного неравенства. "Права человека" - это пустая абстракция, лишенная исторических корней, в отличие от "прав англичанина".
Эти темы, как мы видим, выходят за рамки политического проекта модернизма и направлены против него и, может быть, именно в силу этого велика их популярность среди современных исследователей. Х. Арендт, например, считает, что в критике Берком прав человека нет ничего реакционного. Высказываясь за естественные права человека вне зависимости, от какой бы то ни было политической организации, французские революционеры не видят ни собственно величия, ни принуждения, вытекающего из политического статуса Человека. Более того, установив в качестве конечной цели целостность прав человека, французская революция открыла путь политике полной реконструкции общественного порядка, которая в полной мере воплотилась в тоталитаризме ХХ века.
"Только людям, низведенным до чистой человечности посредством разрушения их естественных и политических форм солидарности, можно было навязать абсолютное угнетение и рабство". Критика Берка воспроизводится и в совершенно ином контексте, являясь моментом в конфликте двух современных концепций социальной реальности - конструктивизма и сторонников спонтанного хода вещей. Для Хайека в его критике конструктивизма Просвещения "замечательные формулы великого мистика Эдмунда Берка" основаны, прежде всего, на эволюционной схеме: сама английская история безо всякого сознательного замысла породила институты, наилучшим образом подходящие национальной традиции.
С другой стороны, само обращение Берка традиционному порядку вещей проникнуто отнюдь не ностальгией по дням минувшим, но вполне современным (даже с нашей точки зрения) беспокойством перед последствиями рационализации общественных связей. "Все меняется, - пишет он в "Размышлениях", - все иллюзии, делавшие власть благосклонной, а подчинение либеральным, придававшие гармонию различным теневым сторонами нашей жизни и достаточно мягко все обращавшие на пользу политике, все чувства, смягчавшие и украшавшие частную жизнь - все померкнет перед неукротимым наступлением Разума". Берк защищает, прежде всего, "дух свободы", которым были проникнуты прежние институты, и "рыцарские нравы". Таким образом, дилемма свободы и равенства разрешается Берком в пользу свободы вне равенства - в традиционном иерархическом обществе.
Аналогично обстоят дела и с дилеммой классическое: естественное право - современное естественное право. Когда речь заходит об идейных истоках консервативной мысли, то обычно указывают, что консерваторы в значительной степени опирались на классическую политическую философию (Платон, Аристотель, Цицерон, Фома Аквинский) с ее идеей естественного права и порядка. У Берка же мы обнаруживаем несколько иной план размышлений. Оставаясь, с одной стороны, верным идее, что всякая политика являет собой "подражание природе", он, с другой стороны, прибегает к гоббсовской аргументации, чтобы доказать, что естественные права как таковые не могут быть противопоставлены авторитету.
"Одна из первейших целей гражданского общества, превращающаяся в фундаментальное правило - это то, что личность не является уже судьей самое себе. Индивид освобождается от фундаментального права человека, не связанного никаким договором - права быть судьей и утверждать собственное право. Он передает право самоуправления, насколько это возможно, право самозащиты, этот первейший естественный закон... Он передает эти права государству с тем, чтобы получить справедливость... и чтобы сохранить свободу...". Таким образом, Берк использует габровскую схему и идею общественного договора в аргументации против абстрактных прав человека, как они сформулированы Французской революцией, превращая право не в имитацию природе (в классическом смысле), а в искусственную конструкцию. Думается, что его ссылки на классическое естественное право и на общественный договор - скорее дань политической лексике и политическому дискурсу его времени, поскольку, воспринимая идею общественного договора, бывшую лейтмотивом всей политической философии ХVIII столетия, Берк придает ей иное значение, утверждая, что договор касается не только членов определенного общества, но всей совокупности поколений и сообществ, видимых и невидимых.
Таким образом, мы видим постоянные колебания Берка между принципами раннебуржуазной политической философии, легшими в основу либеральной традиции, и традиционалистскими постулатами, составившими впоследствии ядро консервативной мысли. В более поздних работах он все больше вдохновляется принципами экономического либерализма, утверждая, что рынок обеспечивает спонтанную регуляцию экономической деятельности и объединяет частные интересы. Берк идет даже дальше А. Смита, осуждая вмешательство государства в рыночные отношения. При этом, однако, он остается верным анти модернистской традиции, сводя к минимуму творческую роль человеческого разума. Поэтому, даже считая Берка основателем консервативного направления в политической философии, нельзя не подчеркнуть, что его воззрения развивались в русле английской политической мысли, носившей преимущественно либеральный характер. Говоря о консерватизме Берка, мы должны подчеркнуть либеральный характер этого консерватизма. По тому же пути пойдет впоследствии все развитие английского консерватизма вплоть до Р. Пила и Дизраэли, консерватизм которых носил реформистский характер, оставаясь, однако, консерватизмом (если что-то и нужно реформировать, то только для сохранения старого).
Иную традицию прослеживаем мы в развитии французской политической мысли. Некоторые исследователи, работающие в области политической истории (П. Шоню, Ф. Бенетон) усматривают различие между английской и континентальной (в первую очередь французской) ветвями политической философии в различии моделей исторического развития: длительное, эволюционное развитие английского общества и революционное, скачкообразное - французского. В ХVII веке Европа еще не очень различает Англию и Францию по характеру их развития, - говорит Шоню, профессор истории и последователь школы Анналов. Однако с эпохи Великой Французской революции начинается противостояние двух моделей: "в то время как английская модель углубляется по консервативному пути - ритм изменений очень осторожный, незаметный, - на континенте верх берет французская модель, основанная на разрыве...". Английская модель - модель свободы, обеспечившая на протяжении последних трех веков наиболее полное развитие гражданских свобод, совместимых с защитой ценности личности. Французская же революция, вопреки начертанным на ее знаменах лозунгам, выдвинула на первый план идею равенства, подчинив ей идею свободы, что нанесло огромный ущерб, как самому понятию свободы, так и реальным свободам граждан. Из "смеси" английской и французской моделей вытекает двойственность свободы в политической мысли и практике ХIХ века.
Выводы Шоню представляются далеко не бесспорными, выдавая приверженность их автора концепции "большой временной длительности". Конечно, идея выявления национальных особенностей политической мысли через соотнесение с особенностями исторического развития не является новой, но она, бесспорно, плодотворна и требует своего развития применительно к тому или иному случаю. Идея моделей исторического или цивилизационного развития также может быть использована в качестве специфического понятийного орудия при историко-политическом анализе. Возражение вызывает в данном случае столь резкое разделение и противопоставление эволюционного и революционного путей развития и, по мнению Шоню, будто бы Англия и Франция являют их собой в чистом виде. С методологической точки зрения более обоснованным представляется подход уже упоминавшегося выше Ж.Дж. Покока, предлагавшего исследовать образцы исторического и политического сознания при помощи двух ключевых понятий - длительности (continuty) и случайности (contingency). При помощи первого общество описывает себя как последовательность обычаев и практик, развитие различных форм власти и поддержания ее законности.
Общество в этом плане рассматривается как инстит уционализированное целое, а развитие общественных институтов определяется в терминах длительности и преемственности. При помощи понятия случайности мы осознаем другие, менее институт уционализированные феномены, мы входим в область случайного и непредсказуемого (случайность может носить как внешний, так и внутренний характер по отношению к институт уционализированным общественным структурам). Жизнь каждого общества, равно как и формы его самосознания, включают в себя как прочно укорененные, институционализированные структуры, так и структуры, возникающие и пытающиеся удержаться в историческом времени, для них не созданном, но скорее, заданном совокупностью обстоятельств, зачастую случайных и неопределенных. В этих попытках удержаться общественные формы могут укорениться или, напротив, потерпеть поражение. Тем не менее, мы не будем отбрасывать с порога выводы и аргументы французского историка, поскольку, будучи основанными на богатом фактическом материале и блестящей эрудиции, они дают богатую пищу для размышлений. Вернемся, однако, к особенностям развития французской политической философии интересующего нас периода.
Думается, что специфику культурно-исторического развития, как Англии, так и Франции нужно искать не столько в различении эволюционной/революционной моделей, сколько в особенностях общественных структур и динамике их развития. Англия рубежа ХVIII-ХIХ ст. в отличие от Франции и других европейских стран являет собой пример высоко развитого (для своего времени) гражданского общества, что обусловлено целым рядом причин социально- экономического характера. "Развитие Англии, - отмечает французский историк Ф.Крузе, - идет в совершенно особом направлении по сравнению со всей Европой. Англия ограничивает монархию, ограничивает вмешательство государства, защищает свободу, или, скорее, свободы личности". Именно здесь общественное мнение впервые становится фактором политической жизни одновременно с образованием средних слоев и пробуждением городских масс. Пресса в обществе, где читающее население составляет 60-70%, играет все более заметную роль.
Во Франции же, напротив, развитие государства опережало развитие гражданского общества, поэтому все попытки адаптации политических структур к изменявшимся отношениям происходили "сверху". Кроме того, для Франции с ее преобладанием сельского населения медленный распад общины с ее системой моральных ценностей, повлекший за собой крушение личных взаимосвязей между сельскими старейшинами, ремесленными корпорациями церковью, явился мощным источником консервативных, традиционалистских настроений.
Не случайно сведены к минимуму; gentry представлял собой открытый класс, который быстро рос и формировался и подчинялся рыночным законам; происходит и "пробуждение" городских масс, и их быстрое втягивание в рыночные отношения. Поэтому некоторые обществоведы ведут "родословную" консерватизма не с Берка, де Местра и Бональда, а с гораздо более отдаленных времен - с ХVI-ХVII вв., когда абсолютизм предпринял наступление на полномочия и привилегии дворянства, церкви, цеховых мастеров и пр. полуфеодальных структур. Обороняясь, аристократия выдвинула идеи, воспринятые и переформулированные позднее консерваторами: государству не следует расширять свою власть за счет местного самоуправления (Монтескье и его известный труд "О духе законов", из которого почерпнули идеи, как консерваторы, так и либералы).
Таким образом, в Англии сложилась мощная либеральная традиция, на которую опирался в своих исканиях в значительной степени и консерватизм. Во Франции же либерализм не имел таких глубоких корней и опирался лишь на опыт Французской революции, что наложило на него особый отпечаток и придало особую национальную специфику, которая очень тонко была подмечена Шоню. "Декларация прав", отмечал он, означала не столько утверждение новых прав, сколько отрицание прежних. Свобода в ней остается чисто декларативным принципом, а равенство превращается в основную ценность. Она декларирует, что все люди от рождения свободны и равны в правах. На самом же деле под равенством понимается только разрыв с прежней общественной асимметрией - наследственной, привилегированной, и эта ассиметрия уступает место новым ценностям - свободный доступ к новой сетке иерархий. Чтобы ускорить этот процесс, успокоить нетерпение новых элит, нужно было опереться на силу, политическую власть. Поэтому насильственная ликвидация прежних ассиметричных свобод во имя нового равенства повлекла за собой, прежде всего резкое ограничение или полную отмену прежних сословных прав и свобод, главная из которых - свобода совести. По мнению Шоню, революция осуществила невиданное давление на религиозное большинство, абсолютно не организованное и не способное отстаивать свои права. Национальная ткань оказалась полностью разорванной, все общественные клеточки распались. Это нанесло непоправимый ущерб развитию ценности свободы на французской почве - свобода стирается, уступая место популистскому и эгалитарному искоренению инакомыслия. Тем самым нормальный процесс развития либерального мышления, первые ростки которого появились во Франции в 70-е годы ХVIII века, был приостановлен. Террор расколол общество на революционеров и контрреволюционеров, между которыми оказалась зажатой небольшая группа французских либералов - "малое семейство, подозрительное и всеми презираемое.
Несмотря на "малочисленность семейства", тем не менее, либерализм на французской почве смог стать значительной идейной силой, имеющей собственное лицо и специфическую окраску и сыгравшей свою роль в становлении западноевропейской политической философии. Однако доминирующего положения в духовной жизни общества, подобно английскому либерализму, он не занял. Поэтому и французский консерватизм не имеет той либеральной окраски, которую мы прослеживаем в творчестве Берка, углубляя традиционалистскую, провиденциалистскую, мистическую ориентацию беркианских взглядов. Французский либерализм, оформление которого в полной мере можно отнести лишь к периоду Реставрации и Июльской монархии, приобретает умеренно консервативные черты. Французские либералы, с одной стороны, продолжили традицию раннебуржуазных мыслителей (Локк, Гоббс) в трактовке политических и гражданских свобод, но с другой стороны, произвели их переоценку в духе эволюционизма и его противопоставления революции.
Самый характер и формы, которые обрело течение буржуазной революции во Франции, определили весьма специфическое отношение к проблеме равенства и антиномии свобода/равенство и недоверие к демократии. Б. Констан считал, что концепция общественного договора Руссо "служит деспотизму", не принимающему в расчет, что там, где начинается независимое существование личности, юрисдикция суверенной власти останавливается, что одобрение большинства не делает акты легитимными. "В течение 40 лет я защищал один и тот же принцип - свободу во всем: в религии, в философии, в литературе, в промышленности, в политике, подразумевая под свободой защиту личности от власти, стремящейся управлять посредством деспотизма, и от масс, настаивающих на подчинении себе меньшинства". Таким образом, равенство, основанное на архаической концепции свободы, предполагающей разделение власти между всеми гражданами, ведет лишь к порабощению индивида в частной жизни. Гойе-Коллар и Гизо также признавали равенство гражданское и восставали против равенства политического, выступали за создание новой политической аристократии на основе эгалитарного общества, рожденного Революцией. Аналогично и Токвиль позднее скажет, что во Франции стремление к равенству было тем сильнее, что оно предшествовало стремлению к свободе. Традиция свободы на французской почве хрупка и ограниченна. Революция явилась кульминацией равенства и административной власти, переходящей из рук в руки. Стремление не к свободе, а к равенству, по Токвилю, - характерная черта демократии, и этот момент чреват деспотизмом.
Однако, в отличие от Гизо, склонявшегося к английской модели политического устройства, Токвиль приходит к выводу о бесполезности английской модели для понимания французской истории и о необходимости различения идеи демократии и идеи революции, в этом - его оригинальность и значимость для французской политической мысли. Токвиль пытается отличить абстрактное понятие демократии от его конкретного воплощения во французской революции. С этой целью он обращается к американскому опыту, где демократия в отличие от Франции носит нереволюционный характер. По его мнению, во Франции демократия управляет гражданским обществом, тогда как область политического остается в руках аристократии, в Америке же демократия царствует везде, индивидуальная деятельность каждого гражданина и есть основа суверенитета всего общества в целом.
Американская история дала французскому либерализму опыт, во всем согласный с принципом равенства: из своей истории, лишенной аристократии, и, следовательно, необходимости революции, чтобы эту аристократию разрушить, Америка извлекла уникальные уроки. Уникальность ситуации в том, что она, эта ситуация, оказывается во всем согласной с исходной матрицей - индивидом, не связанным ни с какой иерархией, мобильным, деятельным, равным в своих возможностях с другими ему подобными индивидами, независимым от родовой принадлежности. Такое положение индивидов в обществе толкает их к действию и инициативе, обеспечивает единообразие всего общества, его способность к самоуправлению, не прибегая к государству для осознания своего единства. Этот переход от индивида к гражданину, по Токвилю, - главный вопрос демократии. Вся европейская мысль от Гоббса до Руссо основывалась на факте, что демократический человек - это индивид, лишенный каких бы то ни было предустановленных институциональных связей с себе подобными, определяемый лишь своими собственными интересами, изолированный и самодостаточный. В этом понятии нет идеи гражданских обязанностей.
Токвиль, разделяя с Руссо постановку вопроса, не разделяет его решения. Человек, отделенный от себе подобных, появляется в истории два раза, "на двух полюсах цивилизации" - сначала как дикарь, затем как человек демократический. Отсюда вопрос: при каких условиях современное равенство индивидов позволяет поддерживать общественную связь, не затрагивая свободы? Совершенное равенство - абстракция, считает Токвиль, и только в качестве таковой оно управляет индивидами. Равенство открывает путь к воображению и желаниям, но оно никогда их не удовлетворяет в полной мере. Нет общества, в котором все люди были бы равны, но демократия заставляет их тянуться к лучшему. Как и в аристократическом обществе при демократии существует двойственность раба и господина, но в отличие от первого в демократическом обществе эти отношения не являются конформными демократическому принципу общественного устройства, они не создаются традицией, не передаются от отца к сыну, а представляют собой результат свободного соглашения. Таким образом, само понятие "равенство условий" означает не то, что эти условия равны, но то, что они могут быть или даже должны быть таковыми, и осознания этого факта достаточно, чтобы полностью изменить характер самого неравенства. Преследование абстрактной цели изменения своего состояния, каковой и является равенство, - двигатель общественного развития.
Таким образом, суть рассуждений Токвиля и выводы его располагаются вполне в русле развития либеральной мысли первой половины ХIХ века. Однако своеобразие положения Токвиля - этого "самого либерального" из всех французских либералов - в том, что рассуждения его обличены подчас в сугубо традиционалистскую форму, в них проскальзывают темы, являющиеся достоянием консерватизма. "Токвиль принимает и даже усиливает реакционный диагноз, но остается при этом либералом", - отмечает П. Манан. С консерваторами Токвиля роднит, прежде всего, негативное отношение к революции, он почти дословно повторяет аргументы Берка, де Местра, Бональда. По его мнению, революция представляет собой либо извращение демократического принципа, либо его абсолютизацию и замещение им всего политического пространства общества. Отсюда он делает вывод о потенциальном деспотизме революционных обществ. Кроме того, демократия ослабляет социальные связи, ей чужды "посреднические корпусы", характерные для аристократического общества и ограничивающие центральную власть, создающие единые для всех законы и условия.
Следовательно, заключает Токвиль, необходимо возродить местные свободы и свободные ассоциации граждан, которые воспитывают чувство долга и ответственности, способны смягчить индивидуалистическую изоляцию. "В сумерках будущего можно открыть три очень ясные истины. Первая из них - та, что все современные люди увлечены какой-то неведомой силой, которую можно надеяться урегулировать и замедлить, но не победить, и которая то медленно толкает, то с силой мчит их к уничтожению аристократии; вторая - та, что из всех обществ в мире всего труднее будет надолго избегнуть абсолютного правления там, в которых аристократии уже нет и не будет; наконец, третья истина состоит в том, что нигде деспотизм не ведет к более гибельным последствиям, чем именно в таких обществах"
. Это замечание Токвиля со всей наглядностью демонстрирует двойственность и колебания французской либеральной традиции. Хотя пафос творчества Токвиля был целиком обращен в будущее, прошлое также влекло его внимание, подсказывая образцы и формы общественных организаций, которые могли бы облегчить гражданам защиту их коллективных прав перед централизованной властью. Не случайно Токвиля называют аристократическим либералом, либералом консервативным или даже либеральным консерватором. Нельзя забывать и тот факт, что на идеи Токвиля в значительной степени опирались орлеанисты, чей интеллектуальный и парламентский либерализм имеет мало общего с демократией. Демократия тесными узами связана с равенством, а орлеанский либерализм выступал за неизбежное превосходство социальных элит. Таким образом, для либеральной традиции в ее истоках характерны достаточно сложные отношения с проблемой равенства и демократии. Либерализм, особенно в его французском варианте, скорее элитарен, чем демократичен.
Подведем некоторые итоги нашего достаточно беглого экскурса в историю западноевропейской политической мысли. Мы намеренно выбрали для анализа достаточно разнородные, на первый взгляд, вещи, которые обычно разводятся по разным полюсам. С одной стороны, мы предприняли попытку сравнения английской и континентальной (на примере французской) политико-философских традиций. С другой стороны - сравнение между консерватизмом и либерализмом, которые развивались одновременно, во взаимовлиянии и взаимокорректировке и которые в реальном ходе событий были неразделимы. Думается, что проведенный анализ позволяет сделать некоторые выводы.
Во-первых; что любое течение политической мысли должно быть рассмотрено не просто как филиация и развитие некоторых абстрактных идей, являющихся стержневым для данного направления, но оно должно быть помещено в социально-исторический контекст. Более того: оно должно быть соотнесено с национально-культурной ил региональной традицией. Можно сколь угодно долго и подробно рассуждать, скажем, о консерватизме вообще, отыскивая его идейные истоки, следить за его трансформацией и выяснять, насколько закономерно его сближение с национализмом, но нельзя забывать о том, что консерватизм (или либерализм, или анархизм...) многолик и поливариантен, что каждый из этих ликов или вариантов глубоко укоренен в исторической и культурной традициях той или иной страны или народа. Без этого мы не поймем много: почему, например, в Америке консерваторами называют многих европейских либералов, а отца и основателя консерватизма Берка зачисляют в либералы; или почему такая сугубо националистическая организация как "Аксьон франсез" в годы второй мировой войны оказалась на стороне Германии и т.д.
Этот момент представляется достаточно важным в наших нынешних условиях, когда идеологический вакуум, порожденный крушением государственной идеологии пытаются заполнить различными идеологическими образованиями, ориентированными, главным образом, на западные образцы. При этом забывается, что не существует либерализма вообще как отражения начальной стадии капиталистического развития, что либерализм всякий раз выступал в истории в исторически и национально конкретном образе, который в другой исторической ситуации и на другой национальной почве мог быть расценен как консерватизм или самый крайний радикализм.
Во-вторых, любая идея политической философии, а особенно такая, как идея свободы или равенства также наполнена конкретно-историческим содержанием в зависимости от того, какие аспекты этого понятия (моральные, этические, политические, метафизические) выдвигаются на первый план.
История политической мысли со всей определенностью показывает, что не существует готовых рецептов и истин на все времена и для всех народов.
Одним из центральных положений консерватизма, из которого вытекают и многие другие, является представление о том, что человеческий разум ограничен в своих возможностях восприятия общества в его тотальности, осознания смысла и цели социального процесса и определения места человека в этом процессе. Поэтому один из основополагающих принципов консервативной идеологии и практики гласит: «Хотя мы всегда должны стремиться к улучшению наших институтов, мы никогда не ставим перед собой задачу переделать их целиком». Они придерживаются концепции исторического единства прошлого, настоящего и будущего, преемственности и обновления социальных связей, передающихся от предков к потомкам. Отсюда вытекает и резко негативное отношение консерваторов к революции.
Консерваторы выступают сторонниками порядка, противостоящего хаосу. В поддержании такого порядка определяющая роль отводится государству, которое отделяется от общества и становится над ним. Важнейшим фактором порядка консерваторы считают также неравенство, так как никакое общество невозможно без иерархии. Равенство же должно существовать только в области морали и добродетели, где все обязаны исполнять свой долг. Консерватизм – развивающееся явление. К середине 70-х годов ХХ в. сложился неоконсерватизм. Он явился противовесом леворадикальным идеям Запада и неолиберализму. Консерваторы предложили обществу ясные духовные приоритеты традиционного характера: семья, нравственность, религия, порядок на основе ответственности гражданина и государства. При этом сохраняется уважение к свободе отдельного индивида. Неоконсерваторы выступают за сильное государство, обеспечивающее соблюдение законов и прав граждан.
Они ориентируются на общество достижений. Поэтому государство должно поощрять личную инициативу, результативность во всех видах деятельности. Неоконсерваторы являются сторонниками денационализации, делая ставку на личные возможности и личную ответственность, ратуют за единство труда и капитала, за возможность рабочим накапливать капитал. Демократию неоконсерваторы считают наиболее предпочтительным общественным устройством, но отрицают чрезмерную вовлеченность населения в политику, видя в этом опасность для стабильности политической системы. Управление обществом, а, следовательно, и порядок, может быть обеспечен только политической элитой. Она должна формироваться из наиболее достойных представителей из разных слоев населения, способных заниматься политикой благодаря своим склонностям и образованию. Остальные граждане должны лишь интересоваться ею и принимать участие в выборах. Во внешней политике неоконсерваторы выступают сторонниками сильного государства, способного действовать как мировая держава.
Такой цели должны быть подчинены частные и групповые интересы. Для утверждения авторитета своей страны сторонники неоконсерватизма отличаются готовностью применять любые, в том числе военные, средства, и демонстрировать постоянную готовность к «чрезвычайной ситуации». Впитав в себя принципы классического либерализма и неолиберализма, неоконсерватизм сумел органически соединить их с традиционными ценностями (религия, семья, закон, порядок, самоуправление и др.) и тем самым обеспечить себе устойчивые позиции в современном мире, о чем свидетельствует деятельность во многих странах влиятельных политических партий консервативного направления.
Сразу после второй мировой войны многие политические партии консервативной ориентации в европейских странах не рисковали принять название "консервативные", боясь быть отождествленными с фашизмом и реакцией. В настоящее время фашизм с его претензиями на "революционный консерватизм" в глазах многих представителей гуманитарных и социальных наук Запада как бы оказался достоянием истории. В целом если раньше консерватизм был непопулярным термином, то в конце 70-х гг. он вновь приобрел популярность. В ряде европейских стран возникли политические партии под названием "консервативная, правда, с дополнением прогрессивная, народная, демократическая" и т.д. Приход к власти в США в 1980 г. Р. Рейгана и его победа на второй срок в 1984 г., победа консервативной партии во главе с М. Тэтчер в Англии три раза подряд, результаты парламентских и местных выборов в ФРГ, Италии, Франции показали, что идеи и принципы, выдвигавшиеся этими силами, оказались созвучными настроениям довольно широких слоев населения, что речь идет о глубоком, не ограниченном национальными рамками явлении.
Все варианты современного консерватизма, как на национальном, так и на международном уровнях объединены определенным комплексом концепций, идей, принципов, идеалов, в совокупности составляющих течение консерватизма как особого типа общественно-политической мысли. В то же время при близком рассмотрении между отдельными национальными вариантами консерватизма, да и внутри этих последних, обнаруживается разнообразие оттенков, переходных ступеней, расхождений и т.д. Не случайно в западной литературе существует разнобой мнений относительно вычленения и характеристики консерватизма: в нем, как правило, выделяют четыре, пять, семь, а то и более течений или направлений.
В целом в большинстве национальных вариантов современного консерватизма можно выделить неоконсерваторов, "новых правых" ("неправых"), традиционалистские или патерналистские направления консерваторов. При этом следует отметить, что позиции отдельных группировок "новых правых" и части неоконсерваторов в ряде стран по комплексу вопросов, связанных с социально-экономической сферой и ролью государства, идут настолько далеко, что их, как правило, объединяют в так называемое "радикалистское" течение консерватизма, под которым подразумеваются, прежде всего, рейганизм в США и тэтчеризм в Англии, установки которых в том или ином сочетании были заимствованы "неправыми" и неконсервативными группировками Западной Европы. Позиции этого крыла консерватизма в ряде вопросов, особенно, что касается риторики, близки позициям так называемого либерализма, представляющего собой довольно разнородное и аморфное течение, в котором уживаются придерживающиеся самых разных воззрений и убеждений обществоведы. Либерализм - это комплекс не только экономических, но и в не меньшей степени социально-философских, идейно-политических, морально-этических идей, концепций, установок, ориентации. В его основе лежит идея, согласно которой человек, как единоличный хозяин своей жизни, вправе поступать с ней по своему усмотрению до тех пор, пока он насильственно не вмешивается в жизнь другого человека.
Рассматривая общество как простой механизм, состоящий из автономных индивидов, либертаристы совершенным считают лишь "атомистическое" общество, противостоящее государству как враждебная сила. В целом по вопросам, касающимся государственно-политической системы, соотношения экономических, социальных и политических аспектов, взаимоотношений отдельного индивида, государства и общества, либертаристы занимают позиции правее не только либералов, но и консервативного лагеря. Они являются правыми радикалами, поскольку ратуют за изменение основ современного капитализма и восстановление принципов индивидуализма, свободно-рыночных отношений, свободной конкуренции в их чистом виде. В крайних своих проявлениях либертаризм выступает за "анархо-капитализм", то есть свободно рыночное общество, вообще не признающее государство.
Верно, что апелляция к принципам свободного рынка и свободной конкуренции, критика государственного вмешательства, "государства благосостояния", социальных реформ и т.д. характерны для программных выступлений многих ведущих государственных и политических деятелей консервативной ориентации Запада. При всем том, как можно убедиться из нижеизложенного материала, позиции либертаристов существенно расходятся с позициями всех вариантов современного консерватизма, в том числе и тех его ответвлений, которые в совокупности составляют "радикалистское" течение. Так, большинство консервативных политических сил, учитывая изменения, происшедшие за последние десятилетия в структуре капитализма, сознают невозможность демонтажа механизмов государственного регулирования и возврата к системе, основанной всецело на принципах свободного рынка и неограниченной конкуренции.
При всех рассуждениях о необходимости возврата к свободному рынку консерваторы и неоправые не выдвигали, да и не могли выдвинуть, задачу демонтажа института государственного вмешательства. Это особенно наглядно обнаруживается при анализе их позиций в отношении программ социальной помощи, являющихся одним из важнейших объектов критики консервативного лагеря. По мнению "неправых" и неоконсерваторов, чрезмерно разросшиеся программы социальной помощи государства благосостояния разрушают сам принцип опоры каждого человека на самого себя, на собственные силы и воспитывают в людях иждивенческие настроения.
Но вместе с тем большинство консерваторов выступают за сохранение с теми или иными модификациями государства благосостояния. Как отмечает, например, американский неоконсерватор И. Кристалл, цель неоконсерватизма - это консервативное "государство благосостояния". По мнению же Н. Глейзера, "рейгановская администрация продемонстрировала полное приятие идеи государства благосостояния времен нового курса... Победа Рейгана в 1984 г. - это победа консерватизма, впитавшего в себя основные постулаты государства благосостояния". А известный американский консервативный публицист Дж. Уилл даже написал статью под характерным названием "В защиту государства благосостояния".
Приступая к анализу собственно консервативного пласта современной западной общественно-политической мысли, следует отметить, что между "новыми правыми" (особенно если отсечь от них крайне правых радикалов и другие экстремистские группировки) и неоконсерваторами, объединяемыми в "радикалистское" течение, весьма трудно провести четко очерченную линию разграничения. Невозможно определить тот рубеж, с которого начинается традиционалистский вариант консерватизма. Этим объясняется тот факт, что в западной литературе есть значительный разнобой по вопросу о включении тех или иных исследователей или политических деятелей в одно из названных течений. Это, например, относится, прежде всего, к Р. Рейгану, М. Тэтчер, Г. Колю, которых одни авторы называют неоконсерваторами, другие - "новыми правыми, а первых двух - зачастую радикалистами. Американских политологов и социологов С. Хантингтона и Р. Нисбета одни причисляют к неоконсерваторам, а другие - к традиционалистским консерваторам; а Д. Белл, С.М. Липсет и Н. Глейзер, оспаривая позицию тех, кто считает их неоконсерваторами, называют себя либералами. В ФРГ имена Б. Вильямса, А. Молера, Г. Рормозера и др. фигурировали в числе то "новых правых", то традиционалистских, то правых консерваторов. Таких примеров можно было бы привести множество.
В целом же часть неоконсерваторов по своему политическому происхождению являются бывшими либералами или даже социал-демократами. Большинство американских неоконсерваторов составляют социал-демократы и представители либерального течения. Что касается новых правых, то их идейно-политические ориентации, установки и ценности сформировались на стыке правого радикализма, традиционалистского консерватизма и неоконсерватизма. У новых правых установки и ориентации современного консерватизма получили выражение в заостренной, жесткой, бескомпромиссной, доведенной до логического конца форме. Другими словами, расхождения между неоконсерваторами и "новыми правыми" зачастую лежат не столько в плоскости основных исходных принципов, сколько в концентрации внимания на тех или иных их аспектах.
В представлении идеологов консерватизма в обществе все должно подчиняться всеобщему моральному порядку, который предопределен богом. Во главу угла ставится религиозная мораль, которой обязаны руководствоваться в своей деятельности люди, государственные и общественные организации. Свои поступки человеку должно соотносить не только с религиозной моралью, но и с существующими законами, обычаями и традициями. Традиции рассматриваются как сформировавшиеся, устоявшиеся общественные ценности и нормы поведения, правомерность которых считается настолько естественной, что даже не подвергается сомнению.
Консерваторы считают, что человеческая природа несовершенна, низменна и порочна. «Человеческая природа склонна к насилию и хищна и может находиться под контролем только благодаря трем силам: благовению Бога, страху перед виселицей и давлению социальной традиции, – тонко и бессознательно действующих в качестве тормозов человеческих инстинктов», – отмечал Т.Аттли.
Пессимистический взгляд на природу человека предопределил негативное отношение консерваторов к демократии, их приверженность элитизму.
Существующее в обществе неравенство людей консерваторы считают естественным и закономерным. Оно обусловлено самой природой человека, т.к. все люди изначально обладают неравными способностями. Равенство людей признается лишь перед богом и законом. Постулат о естественном неравенстве людей тесно связан с идеей иерархической структуры общества. Общество, по мнению консерваторов, представляет собой естественную иерархию. Доминирует точка зрения, что группы, образующиеся на основе разделения труда, социальных, профессиональных различий и т.д., образуют достаточно устойчивую социальную структуру. Границы между этими группами не закрыты, и любой человек на основе личных заслуг может переместиться в иную группу. Эффективно функционировать такое общество может только при условии управления им элитой.
Консерваторы выступали и выступают за сильное государство. Функции, выполнение которых предписывалось государству, различались в зависимости от этапа развития кон сервилизма. Но всегда обязательными признавались следующие: сильная и независимая внешняя политика, защит прав граждан, частной собственности, поддержание общественного порядка, борьба с преступностью, сохранение культурного наследия, обычаев и традиций нации.
Консерватизм признает важной ценностью политический авторитет. Его олицетворяет авторитет государства, являясь символом могущества нации, предметом гордости и гарантом частной собственности. Однако консерваторы считают, что людям, находящимся у власти, также могут быть свойственны недостатки. Поэтому они сдержанно, а порой негативно относятся к повышенной активности сильной государственной власти, выступают против интервенциониста государства.
Специфической чертой консерватизма является также осторожное отношение к переменам, происходящим в обществе, ориентация на сохранение существующего общественного порядка. Это не означает, что консерваторы отрицают прогресс вообще. Позитивные перемены необходимы. Но осуществляться они должны медленно, т.к. порочная природа человека требует перманентного сдерживания социальными институтами, общественной моралью и традициями. Поступательное развитие общества, медленно развертывающееся во времени, сообразующееся с законами, традициями и порядком, принесет больше пользы и выгоды человечеству, нежели радикальные реформы и революции.
Первоначальной формой консерватизма был так называемый классический консерватизм XVIII-XIX веков, выражавший интересы сословной феодальной аристократии и духовенства, потерявших привилегированное положение в результате буржуазных революций. Представителями классического консерватизма были Э.Берк, С.Кольридж (Англия), Ж. де Местр, Л. де Бональд (Франция), А.Мюллер, А.Мозер (Германия) и др. Они выступали с критикой идей Просвещения, концепции общественного договора, идеи народного суверенитета, категорически отрицали принципы буржуазной демократии, республиканского правления, конституционализма. Их основными идеями были: сохранение королевской власти, феодальных устоев, дворянско-клерикальных привилегий.
С конца XIX – начала XX века консерватизм претерпевает существенные изменения и превращается в идеологию буржуазии. Он начал выражать интересы той ее части (мелкая буржуазия), которая принимала развитие капитализма, но сопротивлялась формированию монополистических тенденций. Теперь консерваторы стали выступать против «регулируемого капитализма», вмешательства государства в сферу экономики.
Они отстаивали принципы свободного рынка, абсолютизировали раннебуржуазные отношения. Таким образом, консервативную функцию стала выполнять именно та идеология, которая была объектом критики классического консерватизма. Широкого распространения эта форма консерватизма не приобрела, т.к. не имела ни должного интеллектуального обоснования, ни серьезной поддержки влиятельных социальных сил.
Отстаивать "право особенного" против абстрактного универсализма. В этом отличие консерватизма от либерализма и социализма с их универсальными методологиями и единственно верными для всех системами координат.
Консерватизм и перемены:
Консерватизм — не традиционализм и не охранительство. Еще отец консервативной мысли Эдмунд Бёрк в 18 веке писал "Я не буду отрицать, что наше государственное устройство может иметь изъяны и что их необходимо исправлять, когда они обнаруживаются…".
Можно вспомнить консерватора Бенджамина Дизраэли, перевернувшего политическую систему Англии, или Бисмарка, или "неконсервативные революции" Тэтчер и Рейгана, да и многое еще.
Консерваторы тоже являются сторонниками перемен: спор лишь о том, какие перемены желательны, куда они должны вести и какими методами их нужно проводить.
Подробнее о консерватизме:
Говоря о консерватизме нельзя не вспомнить о либерализме. Либерализм — современное политическое течение, вышедшее из Просвещения как определенного политического и идеологического учения, ставшего в XVIII веке доминирующим в Европе и материализовавшегося во Французской революции и последовавших за ней общеевропейских потрясениях. Базируется на идеях "общественного договора", "неотчуждаемых прав человека", "верховенства разума" и прочих аксиом Просвещения.
Некоторые основания, закладывание которых в период либеральных революций было специфической программой либерализма (конституционализм, разделение публичной и частной сфер, гражданские и политические свободы и т. д.) были позже восприняты и другими политическими течениями. В том числе и консерватизмом.
Консерватизм — политическое течение современности, вышедшее из романтизма. Может быть радикальным и даже "революционным", однако это не меняет того, что, в сущности, он был и остается анти- или контрреволюционным течением. Он не является традиционализмом, а выступает за продуктивную динамику современного общества.
Консерватизм является анти-фундаменталистским течением, ибо антиутопический реализм — важнейшая установка консервативного мышления.
Консерватизму присуща установка на историзм: ни одно явление нельзя осознать, игнорируя его историю.
Консерватизм родился как ответ на либерализм эпохи Просвещения и его можно назвать "оппозиционным течением". Возникший для исправление ошибок либерализма или восполнения его "односторонности", консерватизм, по сути, является либеральным консерватизмом, выполняя роль корректирующего оппонента.
Консерватизм оппонирует и социализму, которому также, как и либерализму, свойственен универсализм и вера в "единственно верное учение" как руководство к "единственно верному практическому действию".
Универсализм либерализма вытекает из того, что консерватизм называет "гордыней разума" — "вера в способность людей посредством разума постигать "истину" общественной жизни и благодаря этому — устанавливать "правильные", то есть соответствующие разуму, формы устройства общества.
А если разум способен открыть то, что является "правильным" и "лучшим" для природы "человека вообще", то такие открытия не могут не иметь универсального значения для всего человечества и должны быть воплощены в жизнь везде. Это делает либерализм (и на иных основаниях — социализм) миссионерским учением.
Либерализм обычно гордится тем плюрализмом общественной жизни, который он допускает (в рамках концепции толерантности) и даже в известном смысле поощряет. Но мы уже знаем: как учение о разуме либерализм допускает и поощряет лишь то, что отвечает его "универсальному" понятию разума. Все остальное не допустимо — это предрассудки, заблуждения, фанатизм (излюбленное слово просветителей). То, что не прошло тест на либеральную разумность, существует в либеральном "царстве разума" лишь на правах "реликтов минувшего", подлежащих рано или поздно устранению. Социалистический аналог этого, проходивший под рубрикой "родимые пятна прошлого", отличался лишь ассортиментом "преград на пути прогресса".
Либеральный плюрализм, таким образом, оказывается однообразным, "причесанным" на либеральный манер.
Либерализму присуща вера в существование неких общественных сил, которые в своей практической деятельности руководствуются не собственными частно-групповыми интересами, а как бы чистыми идеями разума, что бы под ними ни понималось. Если в социализме пролетариату могут приписывать радение за всех угнетенных и готовность созидать общество без эксплуатации и неравенства, то в либерализме — зачислять в актив так называемых средних классов столь же бескорыстное стремление к демократии и рынку "как равным для всех правилам игры".
Против этих "иллюзий" либерализма консерватизм выдвигает следующие соображения. Разум не обладает самодвижением, подобно тому, которое демонстрировал барон Мюнхгаузен, вытаскивая себя за волосы из болота. Разумом движут страсти и интересы людей, причем людей определенной эпохи и культуры, а не "человеков вообще". Поэтому разумом всегда считается то, что разумно для этих конкретных людей, с их точки зрения и ни с какой другой. Эти же люди всегда принадлежат к определенной традиции, которая формирует их страсти и интересы, в свою очередь определяющие то, что считается "здесь и сегодня" разумом. Поэтому неверно сказать "как утверждали просветители", что разум вообще противостоит традиции вообще, представляющейся при таком противопоставлении лишь суммой предрассудков и заблуждений. Нет, разум всегда есть разум данной традиции и культуры.
Но что, если открыть универсально "правильное" для многообразных исторически сложившихся сообществ людей нельзя, если сама природа человека — в той мере, в какой она важна для политики, — определяется конкретными традициями и культурой? Не следует ли тогда, руководствуясь благоразумием, перенести внимание с универсального на особенное, на то, что в действительности обусловливает жизнь тех или иных обществ? О консерватизме в целом можно сказать то, что крупнейший канадский философ Чарльз Тейлор сказал о немецком романтизме: его пафос — отстаивание "права особенного" против абстрактного универсализма Просвещения.
Среди важнейших "генетических" параметров консервативной политики — экспериментальный метод "проб и ошибок", противостоящий доктринальным методам либералов и социалистов, стремящихся реализовывать идеи и модели (неважно — бесклассового или рыночного общества). Это ориентация на благоразумие — в отличие от приверженности "верному учению". Это мышление в категориях "сегодняшнего дня", а не "светлого завтра". Это тот реализм, который признает неустранимость из политики насилия, неравенства, господства элит, но пытается удержать их в "приемлемых рамках". Такой реализм ошибочно отождествлять с безнравственностью. У него есть своя этика, формула которой — "минимизация зла". Она нравственна потому, что формула "искоренение зла" при ее практическом воплощении приводит к слишком безнравственным непредвиденным следствиям.
Большинство политических ценностей связано с идеями справедливого и разумного общественного устройства и механизмами его поддержания. Ценности политики и политических режимов историчны и в этом смысле относительны. Они отражают политическую зрелость и опыт общества. Скажем, в свое время монархия воплощала более высокие политические ценности по сравнению с ценностями родоплеменного строя, но сегодня говорить о монархических ценностях всерьез уже не приходится, за исключением, может быть, исторических и эстетических.
Однако существуют инварианты политического сознания, точнее сознаний. На базе каждого из них формируется определенный тип человека как «политического животного», партии как организованной группы однотипных «животных», и государственных режимов, как результат прихода к власти соответствующей поли-тической партии и типа «политического животного». Таких типов политических сознаний можно выделить семь: тоталитаристское, консервативное, социалистическое (коммунистическое), либеральное, анархическое, демократическое и рабское. Первое и последнее взаимосвязаны, предполагают друг друга. Они не заключают в себе никакого позитива и потому не представляют никакой политической ценности.
Консерватизм, как и остальные четыре типа сознаний, коренится в самой природе человека. В частности – в стремлении человека к самосохранению и удержанию в обществе того, что, по его мнению, уже на практике доказало свою способность служить этой цели, а именно, сложившегося положения вещей. В этом «вечная, правда» консерватизма. Однако очевидная ценность консерватизма относительна, ее границы не только подвижны у каждого человека, но и от человека к человеку, т.е. люди консервативны в разной степени. Консерватором можно назвать такого человека, в котором доминирует стремление к сохранению существующего. (Человека, который ратует за возврат к каким-то старым, ушедшим в прошлое политическим порядкам, уместнее называть ретроградом.)
Консерватизм – не только один из способов самосохранения или «инстинкт самосохранения отжившего». Как признание права господствующего порядка, он таит в себе нечто от архаичной психологии права силы. Консервативное сознание может развиваться и на почве догматизма, и на почве привычки, привыкания к определенным политическим реальностям и традициям, независимо от того, насколько сами по себе хороши они или плохи. Известно, что привыкнуть можно не только к хорошему, к чему быстро привыкает лишь легковесный человек, но и к плохому. Существует большое множество дурных привычек. Еще одним источником консерватизма является косность, необразованность и бескультурье – ведь для того, чтобы пожелать изменений, нужно уметь их себе представить. Уместно в этой связи привести острую и горькую по своей правде поговорку: «Кто гроба не видал, тот и корыту рад».
Бывает, что человек или социальная группа настолько прочно сживаются с су-ществующим положением вещей, что практически любые изменения вызывают у них искренний внутренний протест.
Этот протест может питаться, по меньшей мере, двумя источниками:
1. привычностью и кажущейся понятностью, естественностью, ценностью состояния или процесса, подлежащего изменению или устранению;
2. тем, что само вмешательство в наличное положение вещей представляется плохим или, по меньшей мере, непредсказуемым по последствиям. Привычка делает всякое изменение само по себе дурным, а неопределенность, в которую ввергают любые перемены, способна вызывать острое чувство неуверенности, неопределенности, нестабильности и дискомфорта. Установки консерватизма могут быть переданы выражениями типа: «Лучше синица в руке, чем журавль в небе», «Лучшее – враг хорошего», «Новое – это хорошо забытое старое».
Сам по себе консерватизм ни плох, ни хорош. Консерватизм является политической ценностью там и постольку, где и поскольку в сохраняемых и удерживаемых социальных реальностях превалирует позитивность и гуманность.
Однако, если консервативность как нейтральное человеческое качество, вытекающее из чувства самосохранения, может с полным основанием считаться человеческой ценностью, поскольку оно так или иначе связано с областью гуманности в человеке, то консерватизм как политический феномен никогда в целом не бывает и не может быть политической ценностью.
Правда и ценность консерватизма частична, ущербна, подчас настолько засорена недомыслием, далекими от заботы о людях интересами и прямой анти гуманностью, что бывает трудно или даже невозможно отделить в этом политическом сознании искреннее от своекорыстного, разумное от иррационального. В консерватизме как политической практике, как правило, побеждают архаичные, негативные черты индивидуальной и коллективной психологии: косность, подозрительность, пассивность, инерция, равнодушие к человеческим страданиям, делающим социальные перемены неизбежными и необходимыми, неверие в собственные силы, трусливое нежелание поступиться чем-то относительно малым сегодня во имя обретения большего и лучшего завтра.
Впрочем, бывает глупый, упрямый и косный консерватизм, и консерватизм просвещенный, способный защитить заслуживающие того традиции и ценности за счет самих перемен, такой динамики, которая работает на консерватизм.
Элемент вечной правды заключен и в социалистическом (коммунистическом) сознании. Нормальный, гуманный человек всегда стремится к социальной справедливости, к сознательному равенству людей перед лицом закона, конституции, к равенству их прав и свобод. Беда в том, однако, что радикально коммунистическое сознание готово установить и устанавливало «равенство» и «справедливость» насильственно, за счет самих прав и свобод.
Только корыстные, властолюбивые и авторитарные по складу характера люди вольно или невольно, теоретически или практически отрицают ценности социальной справедливости и социального равенства. Корни нечувствительности людей к справедливости исключительно глубоки и связаны с эгоистически, ложно проявляющейся внутренней приоритетностью личности по отношению к обществу и другому человеку.
«Вечная правда» социализма – социальное равенство и справедливость – не является второсортной лишь потому, что касается в основном социальной сферы человеческого бытия. Тяга к «вечной правде», порождаемая социалистическими инстинктами, чувствами и мыслями, не так примитивна, как это может показаться на первый взгляд. У любого, даже самого бессердечного или высокомерного человека есть хотя бы минимальные ее зачатки. Другое дело, что ее легко подавляют многие другие, про-тивоположные. Это вытеснение, подавление человеком и обществом идеи и потребности в равенстве делает социалистический идеал утопическим. Немалое число людей считает социальное равенство неистребимой и вместе с тем неосуществимой мечтой человечества, его потерянным раем.
Как таковая, в своем абстрактном виде интуиция или идея социального равенства и справедливости еще ни человечна, ни бесчеловечна, ни хороша, ни плоха. Но не потому, что может одинаково равнодушно наполняться гуманным или антигуманным содержанием, а потому, что у нее есть границы. Социальное равенство и справедливость являются ценностями тогда и постольку, когда и поскольку их масштаб и глубина, способы их внедрения в жизнь соразмерны и согласованы с другими социальными и личными ценностями человека.
Общество должно быть справедливым, но оно не может быть уравнительным, плодить паразитов и иждивенцев или искусственно и насильственно подгонять всех и во всем под единый стандарт. Кроме того, когда социальная справедливость устанавливается политическими партиями, склонными преувеличивать значение общества и преуменьшать ценность личности, подозревая ее в индивидуализме, эгоизме и т.п., то тогда социальная справедливость обязательно оборачивается нарушением элементарных человеческих прав и свобод, насилием одних слоев общества над другими.
Парадокс «вечной правды» социалистической (коммунистической) идеи состоит в том, что в качестве человеческой потребности равенство и справедливость – безусловные ценности, но как социальные ценности они имеют границы, предопределенные ценностями свободы, которые на практике не признаются реальным социализмом.
Любая исторически возникавшая социалистическая практика:
3. устанавливала приоритет общества по отношению к личности и во имя социалистической или коммунистической справедливости совершала по отношению к личности и обществу много несправедливого и деструктивного;
4. оказывалась возможной лишь в рамках ограниченного времени либо в ограниченных масштабах;
5. являлась утопической, поскольку идеализировала человека по своему образцу, веря в свое право и способность воспитать и создать «нового человека»;
6. так или иначе возглавлялась такими лидерами, которые сначала не могли, а потом и не хотели установить равенства между людьми, ибо, пренебрегая ценностями свободы, спонтанно тяготеет к диктатуре и произволу.
Черты, присущие теории и практике тотального (радикального) социализма, более всего свидетельствуют о беде и утопичности реальных исторических форм социализма и коммунизма. Фактически неизбежен «захват» социалистического движения авторитарными, отнюдь не социалистическими (не заботящимися о равенстве) лидерами. Социалистическое государство предъявляет невыполнимые, и даже противоестественные требования к своим гражданам, так или иначе, ущемляя их права и свободы. Социалистическая идеология, становясь господствующей в обществе, с необходимостью обретает облик опасного фарса, порождает лицемерие, двойные стандарты и интеллектуальную несвободу.
Едва ли ни противоположной по своему истоку, но не по социальной практике, является «вечная правда» анархизма. Ее противоположность социалистической «вечной правде» проистекает из непохожести чувства свободы на чувство равенства и справедливости. Анархизм – дитя свободы и неприятия какого-либо общественного и государственного приоритета, их власти над личностью. Правда анархизма состоит в убежденности в том, что никакая власть не является идеальной и, так или иначе, ограничивает свободу и права личности. Анархическое чувство чутко распознает неизбежную, пусть даже и потенциальную враждебность государства по отношению к личности, угрозу, которая заключена в самом его существовании.
«Власть развращает», «государство подавляет», «политика – это грязь», – выражения, возникшие не на пустом месте. Несмотря на их категоричность и гипертрофированность, в них заключены элементы «вечной правды» анархизма, вырастающей из инстинктивной заботы человека о своей безопасности и свободе в области социальных отношений.
Однако анархизм как политическая доктрина или социальная практика имеет ряд существенных изъянов. Прежде всего, тот, что доминирующая тенденция к разрушению, в первую очередь власти и государства, непременно оборачиваются нигилизмом и насилием. Ему, как и социализму, присущ утопизм, сказывающийся, в данном случае, в попытках организации без государственных, безвластных (анархических) коммун, власть в которых на практике имеет тенденцию перейти к фанатичному лидеру или группе лиц, превращающих анархию в тоталитарную секту.
«Вечная правда» либерализма кажется родственной анархической «вечной правде», поскольку и та и другая основаны на потребности свободы. Однако в отличие от анархизма либерализм как личное начало в человеке – это комбинация, по меньшей мере, двух качеств или интуиций: свободы и ответственности перед лицом права и закона или непосредственно перед реальностью свободы другого человека.
Большее или меньшее самоограничение свободы во имя лучшей реализации личностью ее прав, создание социальных структур, гарантирующих и защищающих эти права личности, отличает «правду» либерализма от «правды» анархизма. Кроме того, либерализм более рационально и последовательно чем анархизм проводит идею приоритета личности по отношению к обществу. Это отличает его и от социализма.
Однако либерализм как политическая практика имеет тенденцию к недооценке или игнорированию таких социальных ценностей, как справедливость, право людей на достойную работу, социальное страхование, государственную поддержку незащищенных слоев населения и т.д. Либерализм, логикой вещей, ориентирован на сильную и преуспевающую личность и не желает обращать должного внимания на многие гуманистические ценности. Все или почти все либерализм склонен рассматривать как частное дело индивида, его свободы, выбора и решений. Ему недостает чувства доб-рожелательности и взаимоподдержки, бескорыстия, участия и С недоверием относясь ко всякому вмешательству власти в дела людей, он нередко выступает противником даже самых человечных и разумных социальных мер, принося в жертву формальному праву естественную сострадательность и здравый смысл.
Идеал либерализма тяготеет быть идеалом индивидуализма, замкнутости и самоизоляции. Все общественные отношения имеют тенденцию рассматриваться под юридическим, экономическим (рыночным) и финансовым углом зрения. В либерализме ослаблены или имеют тенденцию к ослаблению многие нравственные ценности, а идея социального равенства сводится к юридическому ее пониманию, как формальному равенству перед законом. Не будет преувеличением сказать, что либерализм испытывает или склонен испытывать чувство брезгливости или презрения к бедному или неудачливому человеку, полагая, что во всех его бедах виноват только сам индивид, скорее всего ленивый, тупой, завистливый и т.п. Формула «Если ты умный, почему не богатый» пародирует эту тенденцию либерализма.
Более или менее цивилизованные формы политического либерализма пытаются сгладить негативные черты либеральной ментальности и практики, однако их спонтанное воспроизводство в таком сознании кажется неизбежным.
Пожалуй, наиболее сложной является «вечная правда» демократизма. В современном смысле она в чем-то перекликается с «вечной правдой» едва ли не всех других политических сознаний. Это происходит оттого, что демократизм, так или иначе, со-четает в себе изначальные ценности свободы и социального равенства, готовности к компромиссу, умеренности, здравого смысла, терпимости и широты взгляда на общество и социальную жизнь индивида.
Демократизм – достаточно сложное чувство и установка. Далеко не всегда она складывается сразу в виде достаточно полного набора соответствующих идей и ценностей. Демократия предполагает в гражданах определенное воспитание и образование, уровень культуры. Не случайно в период своего формирования демократия неустойчива, прихотлива, хрупка, заражена многими социальными болезнями и кажется слишком слабой, чтобы защитить индивида. Отсюда и не уютность для обывателя ранних этапов демократии, отсюда и кажущаяся парадоксальной критика демократии «снизу», со стороны самого «демоса» как неустойчивого общественного состояния. Демократия вырастает едва ли не из всех качеств гуманности, она воплощает в себе много общечеловеческих ценностей.
Комплексность демократии, ее многоплановость притягивают к ней почти все политические сознания, позволяют хотя бы частичную интеграцию с ней. Не случайно даже представители марксистского социализма, весьма строго следящие за чистотой классового анализа и оценки, допускают так называемый классовый демократизм, говоря о буржуазной, мелкобуржуазной, крестьянской, либеральной, народной, пролетарской (социалистической) демократии. Политическая свобода, провозглашаемая демократией, дает возможность тактического (и коварного) партнерства с ней даже почти не маскирующемуся антидемократизму. Указывать на очевидные пороки демократии и просто и сложно, поскольку в истории в своем чистом виде она ни теоретически, ни практически не была выявлена или реализована. Демократии в чистом виде и не может существовать. Это объясняется ее динамизмом, открытостью новому и даже составляет ее достоинство, потому что делает ее восприимчивой ко всему лучшему и способной совершенствоваться.
К ценностям, составляющим комплекс феномена, называемого демократизмом, относятся свобода, ответственность, достоинство человека, приоритет личности над обществом, равноправие, справедливость, терпимость, здравый смысл, диалог, воля к компромиссу, сотрудничеству, социальному контракту и гражданскому миру. Демократия хорошо совместима с бесконечностью и разомкнутостью внутреннего мира человека, его внутренней абсолютностью и внешней относительностью, внутренней спонтанностью и внешней подвижностью, плюрализмом его состояний. В зрелых демократиях это находит свое реальное социальное воплощение.
Последнее, возможно, и есть самое главное, поскольку именно в идее плюральной, в ней как определенной способности человека быть разным и жить в многообразном мире лежат личностные основания политического и культурного плюрализма, свободы мнений, множественности оценок, разнообразия стилей жизни, увлечений, видов деятельности и т.д., т.е. всего того, без чего немыслимо современное демократическое общество.
Но возникает вопрос,: каков собственный политический идеал гуманизма? Такового у него нет и, видимо, не может быть, поскольку природа общественных отношений такова, что в нее вовлечены люди с разными убеждениями и суверенными свободами и типами политических сознаний.
Более всего идеалам гуманизма, в политическом плане, соответствует демократия.
Демократия, в принципе, не идеал (так, Черчиллю приписывается афоризм: «Демократия есть худший вид правления за исключением всех остальных»), но на сегодняшнем этапе мировой истории она лучшее, чего смогли добиться и установить люди в области политических отношений.
Между гуманистическим и политическим мировоззрением нельзя ставить знак равенства. Но если они как-то и накладываются друг на друга, то ни один из типов политического сознания не может целиком поглотить собой гуманистическое сознание. Не в том смысле, что последнее шире или лучше, а в том, что оно – другое и во многом бытует в принципиально иной плоскости человеческой реальности.
Для идеологического обоснования самодержавия министр народного просвещения граф С.С. Уваров создал теорию официальной народности. Она была основана на трех принципах: самодержавие, православие, народность. В этой теории преломились просветительские идеи о единении, добровольном союзе государя и народа, об отсутствии социальных антагонизмов в русском обществе.
Своеобразие России заключалось в признании самодержавия как единственно возможной в ней формы правления. Эта идея стала базисной для консерваторов вплоть до крушения самодержавия в 1917 году. Крепостное право рассматривалось как благо для народа и государства. Консерваторы считали, что помещики осуществляют отеческую заботу о крестьянах, а также помогают правительству поддерживать порядок и спокойствие в деревне. По мнению консерваторов, необходимо было сохранять и укреплять сословную систему, в которой ведущую роль играло дворянство как главная опора самодержавия. Православие понималось как присущая русскому глубокая религиозность и приверженность ортодоксальному христианству. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений в России, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права
Настоящей страстью Николая I стало военное дело. Увлечение воинским делом, видимо передалось Николаю Павловичу от отца, причем на генном уровне. Солдатики и пушки, были любимыми игрушками великого князя, за которыми вместе с братом Михаилом Николай проводил много времени. К наукам Николай I, в отличие от брата Александра I, не тяготел.
13 июля 1817 года состоялось бракосочетание Николая I и прусской принцессы Шарлотты. В православии Шарлотта была наречена Александрой Федоровной. Кстати, женитьба состоялась в день рождения супруги. Совместная жизнь царской четы была счастливой. После свадьбы, Николай I стал генерал-инспектором, заведовавшим инженерными делами.
Николай I никогда не готовился, как наследник русского престола. Он был лишь третьим ребенком Павла I. Так вышло, что у Александра I не было детей. В таком случае престол переходил к младшему брату Александра, и старшему брату Николая – Константину. Но, Константин не горел желанием взваливать на свои плечи ответственность и становиться русским императором. Александр I, хотел сделать своим наследником Николая. Это долго было тайной для русского общества.
В ноябре Александр I неожиданно скончался, и на престол предстояло взойти Николаю Павловичу. Так вышло, что в день принятия русским обществом присяги новому императору, произошло восстание декабристов. Благо, что кончилось все хорошо. Восстание было подавленно, а Николай I стал императором. После трагических событий на Сенатской площади Николай Павлович воскликнул – «Я Император, но какой ценой».
Политика Николая I имела ярко вороженные консервативные черты. Нередко историки обвиняют Николая I в излишнем консерватизме и строгости. Но как по-другому мог вести себя император, после восстания декабристов? Именно это событие во много задало курс внутренней политики во время царствования Николая I.
Важнейшим вопросом внутренней политики Николая I, становится крестьянский вопрос. Николай Павлович считал, что надо всеми силами пытаться облегчить положения крестьян. За время его правления было выпущено множество законодательных актов, облегчающих жизнь крестьянства. В условиях строжайшей секретности работали целых 11 комитетов, которые пытались продумать решения крестьянского вопроса. Николай I вернул к активной государственной деятельности Михаила Сперанского, и поручил ему упорядочить законодательство Российской Империи. Сперанский блестяще справился с заданием, подготовив «Полное собрание законов Российской Империи за 1648 -1826 годы» и «Свод законов Российской Империи». Министром финансов Канкриным была проведена прогрессивная денежная реформа, которая привела в чувство экономику страны. Больше всего историки критикуют Николая I за деятельность 3-его отделения Императорской канцелярии. Этот орган осуществлял надзирательную функцию. Российская империя делилась на жандармские округа, заведовали которыми генералы, имевшие в своем подчинение большой штат. Третье отделение занималось расследованием политических дел, пристально следило за цензурой, а так же за деятельностью чиновников различных рангов.
Внешняя политика Николая I стала продолжением политики Александра I. Николай I стремился поддержать мир в Европе, руководствуясь при этом интересами России, и развить активную деятельность на восточных границах империи. Во время правления Николая I в России появились талантливые дипломаты, выбивавшие из «наших партнеров» выгодные условия сотрудничества. Во время эпохи Николая I постоянно велись дипломатические битвы за влияния в мире. Русские дипломаты выиграли множество таких баталий. В июле 1826 года русская армия повоевала в Иране. В феврале 1828 года был подписан мир, благодаря усилиям Грибоедова, к России отходили Нахичеванское и Эриванское ханства, так же империя приобретала исключительное право на наличие военного флота в Каспийском море.
Во время правления Николая I, Россия воевала с горскими народами. Была и успешная война с Турцией, показавшая миру военный талант адмирала Нахимова. Следующая русско-турецкая война обернулась для России настоящей катастрофой. После Синопского сражения, в котором русские корабли под командованием Нахимова одержали потрясающую победу, Англия и Франция, боясь усиления России, вступили в войну на стороне Турции. Началась Крымская война. Участие в Крымской войне показало проблемы, имевшиеся в русском обществе. Прежде всего, это технологическая отсталость. Крымская Война стала хорошим и своевременным уроком, положившая начало новому развитию России.
Николай I умер 18 февраля 1855 года. Правление этого монарха можно оценивать по-разному. Не смотря на усиления контроля, и подавления инакомыслия, Россия в сильно увеличила свою территорию, выиграла множество дипломатических споров. В стране усилиями Николая I была проведена денежная реформа, обеспечивавшая стране экономическое развитие, был ослаблен гнет на крестьянство. Все эти послабления во многом стали базой для будущей отмены крепостного права.
Планомерное научное изучение консерватизма началось несколько позднее, в начале XX века и, особенно, в меж военный период, что связано с выходом в свет классического труда немецкого социолога Карла Манхейма «Консервативная мысль» (1927). Очередная активизация научного изучения явления приходится на конец 70-х – начало 80-х гг., что связано, как отмечалось в научной литературе, с возникновением «консервативного феномена» или «консервативной волны» - приходом к власти в Западной Европе и США политиков неконсервативной направленности. В нашей стране повышенный исследовательский интерес к консерватизму возник в конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого века и не ослабевает по настоящее время.
В большинстве новейших исследований, посвященных русской консервативной мысли, проблема уточнения понятийного аппарата обходится стороной. Это характерно даже для такого академического исследования, как подготовленная коллективом сотрудников Института Российской истории Российской Академии Наук (ИРИ РАН) монография "Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика" . Русский консерватизм типологизируется на основе линейного (марксистско-ленинского) подхода. Авторы выявили два направления изучаемого явления: «реакционный консерватизм» и «либеральный консерватизм» (вариант: «консервативный либерализм»). К представителям «плохого» «реакционного консерватизма» авторы монографии отнесли наиболее значимых теоретиков русского консерватизма: К.Н. Леонтьева и Л.А. Тихомирова.
Применение подобного оценочного подхода существенно сказалось на научной значимости исследования. Остались без внимания целые аспекты идейного наследия ведущих теоретиков «реакционного консерватизма», «прогрессивные» по своему характеру. Остается неясным, каким образом «реакционная партия» вербует своих сторонников, ведь даже авторы монографии признают, что эта партия состоит не только из реакционных помещиков, преследующих эгоистичные классовые интересы, но и из мыслителей первой величины . Решение данной проблемы наталкивается на наличие инвариантных подходов к определению сущности консерватизма. Можно выделить два основных подхода (не считая целого ряда промежуточных или компромиссных) к определению сущности данного явления: идейный (содержательный) и ситуативный.
В основе идейного (содержательного) подхода лежит представление о консерватизме как одном из основных идейно-политических течений Нового времени, наряду с либерализмом и социализмом. Консерватизм – равноправная им идеологическая система. Вместе с тем, в отличие от либерализма и социализма он вдохновляется не проектами построения будущего (в этом смысле и либерализм, и социализм являются проектами прогрессистскими), а сохранением и сбережением универсальных, вечных ценностей. Как отмечает современный исследователь консерватизма Г.И. Мусихин, «политические аспекты консерватизма сложно отделить от мировоззренческих» .
В свою очередь, в рамках идейного (содержательного) подхода наличествует ряд оттенков, весьма различных и зачастую противоположных друг другу. Социологический акцент в определении консерватизма сделан одним из родоначальников научного изучения консерватизма, немецким социологом К. Манхейм в его классической книге «Консервативная мысль». Он определяет консерватизм в качестве особого, исторически и социологически укорененного типа мировоззрения «стиля мышления». По мнению социолога, консерватизм является идеологией, возникшей как реакция на Французскую революцию 1789 года. Однако причины возникновения этого явления кроются глубже. События 1789г. лишь катализировали процесс образования консервативной «партии». Консерватизм стал духовным и интеллектуальным ответом на идеологию буржуазного общества: либерализма, рационализма, индивидуализма и просветительской философии .
Следует отметить, что не все исследователи придерживаются приведенных выше подходов к определению консерватизма в качестве антитезы либерализма. Ряд исследователей отмечают наличие точек соприкосновения между либерализмом и консерватизмом. Так, данной проблеме в значительной мере была посвящена Всероссийская научно-практическая конференция «Либеральный консерватизм: история и современность» .
Снять остроту анти либеральной направленности консерватизма пытается философ В.И. Приленский, по мнению которого «Если искать истинную противоположность консервативному типу мышления, то ее легко найти в любых формах экстремизма, радикализма, революционизма, анархизма, нигилизма и т.д.». Близка изложенному здесь подходу и точка зрения Г. Моро: «Консервативная система идей, базирующаяся на вечных социальных и нравственных ценностях — уважении к собственной традиции, опоре на мудрость предков, приоритете интересов общества, социальном разнообразии, деятельном благоразумии и т. п. — имеет неплохие шансы и перспективы получит свое звучание в политике российского государства, вектором которой в таком случае становится привлекательный во все времена и во всех странах лозунг — “Постепенность, последовательность, органичность”» . Тем самым, оба исследователя квинтэссенцией консерватизма считают не содержание национальной Традиции, а типично буржуазные добродетели «умеренности и аккуратности». Та «формула» консерватизма, которую «вывел» Г. Моро, с равным основанием может быть принята любым политическим режимом, заинтересованным в лояльности своих подданных.
Следует отметить, что тенденция сближать если не генетические истоки, то, по крайней мере, конкретные проявления политической философии и политической практики консерватизма и либерализма весьма заметна в современной научной литературе, исследующей консервативный феномен . Консерватизм трактуется исследователями в качестве идеологии и политической практики «золотой середины», равно удаленной от правого и левого радикализма. Политическая философия умеренного русского либерализма, государственно и национально ориентированного, обладала рядом консервативных характеристик. Поэтому целесообразно типологизировать данное направление как консервативный либерализм.
Исключительное значение для нашей работы имеют две работы русского философа Н.А. Бердяева, созданные в эмигрантский период его творчества, – «Новое средневековье» и «Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии». Предмет обоих произведений – критический анализ мировоззренческих причин краха либерализма и демократии (и, шире, – прогрессизма как такового), поиск приемлемых альтернатив в социальной философии. Н.А. Бердяев обратил внимание на вневременную онтологическую природу консерватизма: «Консерватизм поддерживает связь времен, не допускает окончательного разрыва в этой связи, соединяет будущее с прошлым. Консерватизм… имеет духовную глубину, он обращен к древним истокам жизни, он связывает себя с корнями» .
Проблема соотношения консервативной и либеральной идеологий по-иному решалась в рамках консервативной парадигмы. Представители этого направления подчеркивали генетическое родство либерализма и социализма, а по ряду принципиальных вопросов выступали с более резкой критикой эволюционного либерализма, чем революционного социализма.
В рамках изучения русского консерватизма должна быть также поставлена проблема «консерватизм-социализм». Социальная философия русского консерватизма имеет ряд точек соприкосновения с социализмом. Недооценка данного аспекта обедняет социально-философский анализ консервативного феномена в России, поскольку сводит консерватизм к дихотомии «консерватизм-либерализм», фактически превращая его в разновидность либерализма. Между тем, данная проблема – соотношение консерватизма и социализма - не получила должного освещения в научной литературе и требует своего раскрытия.
Второй подход к определению консерватизма получил название ситуативного, как стремление к сохранению статус-кво. По мнению сторонников ситуативного подхода, «в отличие от либерализма и социализма консерватизм не имеет устойчивого идейного ядра и принимает разные формы в различные исторические периоды». Консерватизм следует воспринимать как ситуативное явление, которое невозможно рассматривать в отрыве от цивилизационного контекста и конкретно-исторической эпохи.
Тем самым, в исследовательской парадигме ситуативного подхода консерватизму отказано в праве именоваться полноправной политической идеологией. В этом принципиальное отличие консерватизма от либерализма и социализма, имеющим устойчивое идейное ядро. Консерватизм, фактически, сводится к функции. «Консервативным является все то, что выполняет охранительно-сдерживающую функцию в обществе по отношению к революционно-деструктивным изменениям» . В одной из наших работ было дано следующее определение консерватизма с ситуативистских позиций: «Консерватизм – политическая идеология, которая нацелена на обоснование, охранение, укрепление и развитие существующего в настоящий момент порядка вещей («строя»). Подобная трактовка консерватизма отнюдь не исключает возможности реформирования (подчас достаточно радикального) системы политических, правовых, социальных и др. отношений, а сам консерватизм отнюдь не является синонимом неподвижности. Главное отличие его от любой другой идеологии – то, что он является идеологией у власти; тогда как другие находятся в нападении, он – защищает, зачастую используя средства, позаимствованные из арсенала противника» .
У ситуативного подхода имеется ряд сторонников как в зарубежной (включая таких классиков западной общественно-политической мысли, как С. Хантингтон ), так и отечественной научной литературе .
В ряду исследователей, внесших существенный вклад в изучение данного явления, следует назвать американского исследователя Самюэля Хантингтона, автора знаменитого эссе «Консерватизм как идеология» . По мнению одного из пионеров научного изучения консерватизма в нашей стране П.Ю. Рахшмира, в своем эссе «Хантингтон предложил "ситуационную" интерпретацию консерватизма, отвязанную от какого-то раз и навсегда данного социального базиса и жесткого набора идей. Эту трактовку можно еще назвать функциональной. Миссия консерватизма - защита бытия, традиций, обычаев от засилья рациональности и порядка от угрозы хаоса» . Тем самым, С. Хантигнтон стоял на иных позициях, нежели К. Манхейм, согласно которому консерватизм обладает четкой «социальной пропиской» и устойчивым идейным ядром. В классических трудах этих исследователей получили свое развитие два основных подхода к определению сущности консерватизма – идейный и ситуативный.
Наряду с идейным (содержательным) и ситуативным подходом существует ряд промежуточных или компромиссных подходов к определению сущности консерватизма. М.Ю. Чернавский в исследовании, специально посвященном данной проблеме, отмечает системообразующий принцип, объединяющий весь блок этих подходов: «Ряд исследователей, признавая наличие определенных постулатов и идейных основ консерватизма, считают, что в конкретной исторической ситуации идеология консерватизма наполняется различным социально-политическим содержанием». По мнению автора, «промежуточная позиция» изложена в работах таких известных исследователей консервативного феномена, как С. Хантингтон (которого, как было показано выше, другие исследователи считают представителем «ситуативного» направления), Г.-К. Кальтенбруннер, А.Н. Медушевский и др.
Так, согласно точке зрения С. Хантигнтона, консерватизм являет собой «систему идей для оправдания любого социального порядка, однако, наряду со страстной приверженностью ценности существующего, психология консерватора и его убеждения свидетельствуют об определенном типе мировоззрения, в основе которого лежит соответствующая система ценностей» . Тем самым, консерватизм предстает психологической установкой, независимой от конкретных политических и социокультурных обстоятельств.
Итак, в научной литературе выработано два основных подхода к определению понятия консерватизм, а также целый ряд «промежуточных». Каждый из означенных подходов имеет свои эвристические преимущества, равно как и недостатки. К основным недостаткам идейного (содержательного) подхода следует отнести, прежде всего, недостаточную артикулированность идейного содержания консерватизма. В этом проявляется его принципиальное отличие от остальных ведущих политических идеологий - либерализма и социализма. Самое наличие ситуативного подхода к определению консерватизма в этом плане весьма показательно. Напротив, попытки использовать ситуативный подход к определению либерализма или социализма по определению невозможны.
Особенно актуализируется отмеченная нами методологическая сложность при анализе социальной философии консерватизма. Если в сфере политической идеологии и, особенно, политической практики специфика консерватизма проявляется относительно четко, то значительно труднее определить данную специфику в области социальной философии. При некоторой схематизации и упрощении, либерализм связан с практикой капитализма, а социализм – с различными вариантами планового хозяйства.
Что касается консерватизма, то даже при известной доле условности его сложно отождествлять с какой-либо социально-политической и социально-экономической практикой.
Второй существенный недостаток идейного (содержательного) подхода – отсутствие гибкости, неспособность увязать и примирить универсальные ценности и идеалы с исторической и политической действительностью. Г.И. Мусихин определяет эту ситуацию как «смерть» консерватизма. Как отмечает исследователь, «уязвимое место подобного ценностно-мировоззренческого определения консерватизма в том, что оно рассматривает основополагающие принципы, защищаемые охранителями, как вечные и неизменные, не учитывающие изменчивости человеческих представлений о ценностях в ходе исторического развития».
Действительно, если исходить из парадигмы идейного (содержательного) подхода, нельзя не признать, что консерватизм отсутствует в общественно-политической жизни современного мира. К такому выводу пришел, в частности, известный политический аналитик В. Третьяков.
Психологически с подобной констатацией сложно согласиться не только приверженцам консервативной идеологии, но и представителям социально-гуманитарных дисциплин. К тому же многие политические течения в Европе, Северной Америке и России само идентифицируются как консервативные, в идеологии и политической практике многих политических партий присутствуют отдельные элементы консерватизма. Это вынуждены признавать и сторонники идейного (содержательного) подхода. Возникновение «промежуточного» подхода к определению консерватизма (С. Хантингтон, П.Ю. Рахшмир и др.), по сути, означает попытку избежать негибкости идейного подхода. В частности, вариант типологизации современного консерватизма, которые приводит тот же П. Ю. Рахшмир6, является попыткой нахождения определенного компромисса между двумя «крайними» точками зрения. Как минимум, одно из течений современного консерватизма – так называемый неоконсерватизм - не является консерватизмом в идейном плане. Однако исследователи, стоящие на компромиссных позициях, осознавая глубочайшие различия между идеологией и даже мировоззрением «классического» и «нового» консерватизмов, осознанно идут на построение типологизаторской модели, одновременно используя и идейный, и ситуативный подходы.
Следует отметить, что и сами сторонники идейного подхода предлагают более гибкие модели, позволяющие дифференцировать в рамках принятой ими исследовательской парадигмы различные «версии» консерватизма. В качестве линии водораздела называются не политические режимы (в зависимости от которых можно вести речь о либеральном или даже социалистическом «консерватизмах»), а цивилизационные различия. В частности, А.М. Руткевич указал на цивилизационные корни современного американского неоконсерватизма на том основании, что американской традицией всегда был либерализм и политическая революция. По сути, американский консерватизм можно считать развитием традиций британского (островного) консерватизма, у истоков которого стоял Э. Бёрк. А. Дугин определяет эту традицию как «нефундаментальный консерватизм.
Основной недостаток ситуативного подхода - крайний релятивизм, который позволяет считать консервативной любую идеологию, которая отстаивает существующий режим. Тем самым, к консерваторам в России могут быть отнесены буквально все – от сторонников монархической идеи до большевиков. Единственным критерием, используемым при политической идентификации, является успешность завоевания или удержания власти. Нельзя не согласиться с В.А. Гусевым, считающему, что «вполне правомерное разделение консервативной мысли на основании ее отношения к существующему порядку вещей не приводит к обнаружению факторов, не разъединяющих, а, напротив, объединяющих перечисленные направления. Поиск таких факторов шел по пути выявления общих для всех консерваторов методологических принципов и политических ценностей».
В какой-то мере более корректную и приемлемую модель предлагают сторонники «промежуточного» подхода, которые, по сути, предлагают одновременно два критерия для научной и политической идентификации консерватизма: идейную (в зависимости от идеологической и мировоззренческой наполненности конкретного явления) и политико-прагматическую (отнесение к консерваторам сил, вынужденных выполнять охранительные функции, если даже изначально они обладали иной идеологической нагрузкой). А.М. Руткевич, анализируя идеологию американского неоконсерватизма, отмечает, что она не исчерпывается принципами экономического монетаризма. Американские неоконсерваторы, придерживаясь в экономической сфере принципов «классического» либерализма, в сфере общественной жизни апеллируют к извечным «консервативным» институтам, таким, как религия, мораль, семья и др.
Вместе с тем, позиция сторонников «промежуточного» подхода почти в полной мере обладает недостатками ситуативного подхода. Можно резюмировать что попытки построить некую компромиссную исследовательскую модель означают, по сути, признание несостоятельности двух «крайних» точек зрения. Однако само по себе объединение в рамках одного направления политических сил и по принципу идеологическому, и политико-конъектурному представляется нам научно-некорректным. По сути, здесь дублируется подход применяемый «ситуативистами», поэтому нам представляется нецелесообразным выделение самостоятельного «промежуточного» подхода.
Более адекватным и научно корректным представляется идейный подход. Безусловно, консервативная идеология испытывает ощутимое давление исторического прошлого и политического настоящего, что приводит к определенной трансформации основного идейного ядра. Тем не менее, консерватизму в целом и русскому консерватизму в частности присущи определенные доминанты.
В настоящем исследовании консерватизм рассматривается как идейно-политическое явление, имеющее устойчивое идейное ядро и возникшее и развивающееся в странах европейской (христианской) культуры. В отличие от двух других основных идеологических систем современности – либерализма и социализма – консерватизм представляет собой анти прогрессистское направление, методологию которого составляет не та или иная форма рационализма, а философский теизм. Консерватизм рассматривается как феномен христианских (западно- и восточноевропейского) социокультурных миров. Ранее сходную позицию озвучил М.Ю. Чернавский: «основой консерватизма является не религиозность вообще, но лишь фундаментальные, традиционные религии. Для европейского региона — католицизм и православие, две ипостаси истинной христианской религии. Лишь то мировоззрение носит консервативный характер, которое отражает систему ценностей этих двух религий. Прочие, вторичные религии, трансформированные под влиянием буржуазно-реформаторского движения (лютеранство, кальвинизм, англиканская церковь и т.д.), несут в себе элементы либерализма, противоречащие истинному консерватизму, ибо консерватизм есть антипод либерализма» . Солидаризируясь с точкой зрения автора, отметим, что консерватизм (равно как и либерализм) следует рассматривать исключительно как «продукт» христианской культуры.
В отличие от всех остальных идеологий современности (либерализма, социализма, анархизма и, в меньшей степени, фашизма) консерватизм является идеологией антипрогрессизма или традиционализма (понимаемого как антитеза модернизма). Определение целевых установок сторонников и противников прогресса дал в одной из своих работ теоретик неоевразийства А.Г. Дугин . Еще ранее попытки нахождения адекватного выражения формулы прогресса были предприняты представителями русской консервативной традиции – Л.А. Тихомировым и о. И. Фуделем.
В отличие от либерализма и социализма, идеологий Нового времени, к которым принято применять термин «освободительное движение» и которые являются разновидностями прогрессистской традиции, идеология консерватизма берет истоки в Традиции, основанной на христианских ценностях. Именно признание божественной иерархии как образца для государственного и общественного творчества является квинтэссенцией консерватизма. Феодализм же является превращенной, ограниченной историческими рамками формой этой универсальной традиции. Отвергая «священных коров» прогрессизма: демократию как единственно возможную форму правления, «общечеловеческие ценности», отделение церкви от государства и др., консерваторы действительно являлись «реакционерами», но только в подлинном, не схоластическом значении этого слова, поскольку их идеал общественного устройства находился в «золотом веке» христианского Средневековья. Консерватизм следует обозначить как реакцию «средневекового» религиозно-корпоративного сознания на социальные условия и идеологию Нового времени.
Предложенный нами подход основан на прочтении текстов русского консерватизма середины XIX – первой половины XX века. Уже «старшие» славянофилы, которых обвиняли в следовании ретроградной утопии, неоднократно подчеркивали, что их интерес к Московской России вызван более глубинными причинами, чем стремлением к воскрешению в современности отживших исторических форм. «Всякая форма жизни, однажды прошедшая, уже более невозвратима, как та особенность времени, которая участвовала в ее создании»,— писал И.В. Киреевский, - Восстановить эти формы — то же, что воскресить мертвеца» (ср. с афоризмом Ж.де Местра о невозможности вернуться в прошлое, также, как разлить по бутылкам Женевское озеро) . Блестящую и очень точную формулировку русского консерватизма предложил «младший» славянофил К.С. Аксаков, который утверждал, что славянофилы призывают «не к состоянию древней России, а к пути древней России (выделено нами – Э.П.)» или, используя наше определение, не к возрождению социально-исторических форм, порожденных исторической конкретикой, а к возрождению духа Русского Средневековья. То, что консерватизм не является ретроспективным учением, а, напротив, устремлен в будущее, подчеркивал и основатель славянофильства А.С. Хомяков: «Консерваторство... есть постоянное усовершенствование, всегда опирающееся на очищающуюся старину.
Совершенная остановка невозможна, а разрыв гибелен». Сходным образом функции консерватизма, одновременно охранительные и новационные (то есть направленные на разумное обновление), отмечает Л.А. Тихомиров. Истинный консерватизм, по его мнению, «совершенно совпадает с истинным прогрессом в одной и той же задаче: поддержании жизнедеятельности общественных основ, охранении свободы их развития, поощрении их роста». По мнению Хомякова, консерватизм равно противоположен и застою, и разрыву культурно-исторического прошлого. Сходную оценку встречаем мы и у Н.А. Бердяева: «Консервативное начало само по себе не противоположно развитию, оно только требует, чтобы развитие было органическим, чтобы будущее не истребляло прошедшего, а продолжало его развивать».
Пожалуй, именно у Л.А. Тихомирова, а также у Н.А. Бердяева мы обнаруживаем самое глубокое и, в то же время, самое емкое определение сущности консерватизма: «Мои идеалы в вечном, которое было и в прошлом, есть в настоящем, будет в будущем».
Целиком созвучно с приведенной цитатой, но, как представляется, более точно утверждение Бердяева: «после французской революции совершенно реакционно было возвращение к духовному и материальному строю XVIII века, который и привел к революции, и совсем не реакционно возвращение к средневековым началам, к вечному в них, к вечному в прошлом. К слишком временному и тленному в прошлом нельзя вернуться, но можно вернуться к вечному в прошлом (выделено нами – Э.П.)» . Тем самым, консерватизм устремлен в будущее, но, в отличие от прогрессизма, не путем разрыва с прошлым. Более того: разрыв с прошлым, по мнению консерваторов, закрывает дорогу («пути») в будущее. Его апелляция к Средневековью объясняется не ретроспективным пафосом, а представлением о нем как об эпохе, в которой наиболее полно (с поправкой на несовершенство Града Земного) осуществились идеалы Вечности. В научной литературе имеется целый ряд методологических подходов к определению понятия «консерватизм». Если рассматривать консерватизм как политическую идеологию, а не психологическую установку, все многообразие подходов можно свести к двум: «идейному» и «ситуативному». «Идейного» подхода придерживаются сами консерваторы, которые стоят на защите не всякой Традиции, а лишь национальной и христианской. Сторонники «ситуативного» подхода, напротив, считают консерваторов защитниками социально-политического статус-кво, отвергают существование в консерватизме постоянного идейного ядра как в либерализме и социализме. Существует также ряд промежуточных подходов, которые мы считаем вариациями «ситуативного» подхода.
В настоящем исследовании мы исходим из следующего представления о консерватизме. Консерватизм является идеологией, имеющей устойчивое идейное ядро, так же, как и его основные оппоненты – либерализм и социализм. Консерватизм – единственная идеология современности, выступающая с анти прогрессистских позиций. В то время как либерализм и социализм берут начало в рационалистической философии Нового времени, консерватизм является идейным апологетом христианского Средневековья с ее теоцентризмом, иерархичностью и корпоративизмом (общинностью). Консерватизм не является идеологией феодальной эпохи и феодальных слоев; напротив, феодализм является превращенной формой универсального консерватизма.
2. Идеология консерватизма
3. Политический консерватизм
4. Консерватизм и либерализм
5. Русский консерватизм
6. Консерватизм либерализм и социализм
7. Идеи консерватизма
8. Особенности консерватизма
9. Консерватизм в России
10. Идеологи консерватизма
11. Принципы консерватизма
12. Консерватизм в 19 веке
13. Современный консерватизм
14. Либеральный консерватизм
15. Консерватизм и неоконсерватизм
16. Течения консерватизма
17. Черты консерватизма
18. Теория консерватизма
19. Консерватизм ценности
20. Направления консерватизма
21. Консерватизм Николая 1
22. Консерватизм понятие
Консерватизм
К. зародился в Англии как непосредственная реакция на Французскую революцию 1789. Основоположником его был Э. Бёрк, существенный вклад в развитие К. внесли в 19 в. С. Колридж, А. Токвиль, А. Мюллер, Ж. де Местр, Ф. Ламенне, Л. Бональд и др. Впервые термин «К.» был употреблен в нач. 19 в. фр. писателем Ф. Шатобрианом, давшим название «Консерватор» периодическому изданию. Слово вошло в широкий обиход в Германии в 1830-е гг., в Англии оно было принято только в 1930-е гг. К. всегда противостоял, с одной стороны, либерализму, с которым он разделял, однако, многие важные общие ценности, а с другой — социализму. В кон. 19 в. социализм решительно потеснил не только либерализм, но и К. В 1930-е гг., когда стала ясной гибельность радикального социализма, на первый план вышел либерализм, настаивавший на государственном регулировании экономики и передаче гос-ву ряда социальных функций. Сторонники К. продолжали выступать за свободу рыночных отношений. В 1970-е гг. появился и приобрел влияние т.н. неоконсерватизм, признающий в принципе необходимость государственного вмешательства в экономику, но отводящий главную роль рыночным механизмам регулирования. 1980-е гг. стали периодом побед политических партий консервативной ориентации во многих развитых капиталистических странах.
К. можно охарактеризовать как теоретическое осмысление традиционализма — более или менее универсальной тенденции к сохранению старых образцов, устоявшихся способов жизни. К. предполагает уважение к мудрости предков, сохранение старых моральных традиций, подозрительное отношение к радикальному преобразованию социальных интов и ценностей. К. понимает общество как особую реальность, имеющую свою внутреннюю жизнь и очень хрупкую структуру. Он убежден, что общество — это живой и сложный организм, и его нельзя перестраивать, как машину.
Филос. предшественниками К. были англ. «моральные философы» Д. Юм, А. Смит и др., считавшие, что социальные ин-ты представляют собой не реализацию каких-то планов или проектов, а являются, скорее, продуктами стихийной, идущей без предварительного плана деятельности людей и результатами постепенного отбора наиболее эффективных форм. К. отвергает «инженерный» взгляд на общество, согласно которому оно способно сознательно, по заранее составленному проекту контролировать и направлять свою эволюцию. К. подчеркивает, что основные социальные ин-ты, моральные традиции и практика капиталистического общества — суверенитет и автономия индивида, частная собственность и частное предпринимательство, политическая и интеллектуальная свобода, демократия и правление права — спонтанно выработаны в ходе культурной эволюции, без к.-л. предварительного плана. Социальный прогресс представляет собой путь проб и ошибок. «Разум у отдельного человека ограничен, и индивиду лучше воспользоваться накопленными в течение веков общим банком и капиталом народов» (Э. Бёрк).
К. как способ мышления тяготеет к конкретному мышлению: консервативный реформизм занимается отдельными деталями, заменой одних единичных факторов др. единичными факторами («улучшением») и не стремится к изменению системы как целого с целью устранения неудобных фактов. Др. ключевым признаком, отличающим консервативное мышление, является трактовка им свободы. Либерализм принимает свободу как право личности поступать по собственной воле, и в первую очередь как возможность пользоваться неотъемлемыми правами человека. Свобода индивида ограничивается при этом лишь аналогичной свободой др. людей. К. не нападает на саму идею свободы, но подвергает сомнению лежащую глубже идею равенства. Утверждается, что люди принципиально неравны, неравны талантом и способностями, неравны в самом своем существе. «Свобода состоит не в способности действовать так или иначе согласно орбитальным решениям, свобода состоит в способности сохранить себя и жить в соответствии с глубочайшим существом собственной личности» (Ф. Шталь).
Еще одним моментом, разделяющим сторонников ускоренного прогресса и консерваторов, является то, что прогрессистская мысль характеризует действительность не только в категории возможного, но также в категории нормы; консервативная мысль, напротив, пытается понять действительность как результат влияния реальных факторов и осмыслить норму в категории действительности. «Особый характер консервативного переживания явлений в более широком контексте основан на подходе сзади, со стороны их прошлого. Для прогрессивной мысли все в конечной инстанции обретает свое значение из-за чего-то вне или над собой, из утопии будущего либо от соотнесения с трансцендентной формой. В свою очередь, консерватор видит всякое значение явления в том, что за ним стоит, или в прошлом как зародыше эволюции. Там, где сторонник прогресса будет мыслить в категориях норм, консерватор — в категориях зародышей» (К. Манхейм).
Методологически консервативная критика мышления, основанного на идее естественного права, включала следующие основные моменты: консерваторы заменили разум, на который постоянно ссылались их оппоненты, такими понятиями, как «история», «жизнь», «нация»; дедуктивным наклонностям оппонентов консерваторы противопоставили идею иррационального характера действительности; в ответ на либеральный постулат сущностного сходства индивидов консерваторы выдвинули проблему их радикального различия; либеральному убеждению, что все политические и социальные инновации имеют универсальное применение, консерваторы противопоставили понятие общественного организма. «Консерватор мыслит категорией «Мы», в то время как либерал — категорией «Я». Либерал анализирует и изолирует различные культурные области: Закон, Правительство, Экономику; консерватор стремится к обобщающему и синтетическому взгляду» (Манхейм).
Современный К. пытается соединить две тенденции: характерное для классического либерализма уважение к свободе отдельного индивида и традиционную для К. защиту таких ценностей, как мораль, семья, религия, закон и порядок и т.д. Сейчас практически нет самостоятельной чистой консервативной или либеральной традиции. Направление мысли, называемое в широком смысле либеральным, органически впитало в себя главные элементы К.
Противостояние социализму, выдвигающему план радикального коллективистического (в частности коммунистического) переустройства общества, привело, в конечном счете, к сближению и даже слиянию либерализма и К., всегда остававшихся на позициях защиты основных ценностей современного капиталистического общества.
Идеология консерватизма
Это направление идеологической мысли характеризуют как систему воззрений, ориентированных на сохранение и поддержание существующих общественных порядков и отказ от радикальных проектов общественного переустройства, как «охранительное» направление общественно-политической мысли. Консерватизм не отвергает изменений вообще, он выступает против революционных изменений, которые ведут к обрушению общественных устоев, беспорядкам, хаосу и контролировать которые практически невозможно. Приветствуются эволюционные изменения, которые согласуются с существующими порядками и развиваются подконтрольно, оставляют возможность коррекции, исправления возникающих нежелательных последствий.
Консервативная идеология опирается на естественную потребность людей в стабильности, устойчивости настоящего и предсказуемости будущего, психологическую склонность людей держаться за надежное и проверенное прошлое. В идеологии консерватизма это находит свое выражение в обосновании необходимости сохранения традиционных политических и социальных институтов, норм, правил, ценностей, таких как семья, церковь и др. В традиционных формах воплощен социальный опыт многих поколений людей и эта «мудрость» веков во много раз разумнее и надежнее любого сочиненного теоретиком проекта жизнеустройства. Поэтому традиции надо всячески поддерживать и защищать.
Общество и государство, с точки зрения консерваторов, являются результатом естественной эволюции, а не договора граждан, как принято считать в либерализме. Общество консерваторами рассматривается как органическая и целостная система, общественные процессы трактуются по аналогии с развитием любого живого организма, которое протекает по естественным законам. Как в любом организме нет ничего «лишнего» или «неразумного», так и в обществе все его элементы, части равно необходимы, дополняют друг друга, формируются и «созревают» естественно, органично. Нельзя их развитие подгонять искусственно, нельзя также переделывать общественный организм по своему разумению.
Неприемлема для консерватизма ключевая в либеральной идеологии концепция естественных прав и свобод человека, подразумевающая равенство всех индивидов. Консерваторы утверждают принципиальное неравенство людей по своим талантам, способностям и т. д., являются приверженцами идеи ранга, иерархичности, без которой невозможна органическая целостность государства, нации, семьи.
Западное общество в 70 - 80-е годы прошлого столетия столкнулось с энергетическими, экологическими и прочими острейшими проблемами, вызвавшими экономический спад. Решение актуальных проблем предложили консерваторы, взяв на вооружение ряд новых идей. Классический консерватизм эволюционировал в неоконсерватизм, в такие его формы как рейганизм (США), тэтчеризм (Англия).
Неоконсерватизм в экономике сделал акцент на освобождение предпринимательской инициативы, снижение налогов, ограничение экономических и социальных функций государства за счет приватизации государственной собственности. Была проведена структурная перестройка экономики, урезаны многие социальные программы, сокращен госаппарат и т. д. Это дало свои плоды - в западном мире снизилась инфляция, выросли темпы экономического роста. Неоконсерваторы серьезно продвинулись в сторону приоритета прав и свобод отдельной личности, создании новой мотивации работников, ориентированной не на рост уровня жизни, а на качество жизни. Вместе с тем неоконсерваторы не забывали и старых ценностей - прочная семья, высокая нравственность, культура, духовность и пр. Органично соединив старые ценности доиндустриальной эпохи с ценностями постиндустриальной эры (творческий труд, ускоренное развитие образования, культуры, привлечение работников к управлению производством и др.) неконсервативная идеология занимала лидирующие позиции в 70 - 80-е годы XX столетия и сохраняет устойчивые позиции в современном мире.
Политический консерватизм
Однако, согласно результатам массового опроса, фокус-групп и экспертных интервью, у большинства россиян нет четкого представления о консерватизме как определенной системе политических взглядов. Чаще консерватизм воспринимается просто как приверженность существующему порядку вещей либо как охранительный рефлекс.
• 'Консерватор может относиться не только к коммунистам, а и к 'правым', к 'левым', к кому угодно. Т.е. то, что существует сегодня, в чем он убежден, – то он не дает существенным образом менять' (ДФГ, Санкт-Петербург).
• 'Консервы – это сохранять. Т.е., консерваторы – это те, кто за сохранение того, что было. Трудно продвигающие нововведения' (ДФГ, Петербург).
Трактуя понятие 'консерватизм', опрошенные часто обращаются к этимологии, что уже само по себе свидетельствует о затруднениях с его толкованием.
Спектр представлений респондентов о консерватизме довольно широк. Целая группа характеристик основывается на отношении консерватизма к существующему положению вещей.
Консерватизм – это установка на сохранение status quo и поддержка существующей власти.
• 'Противники нового. И очень осторожно относящиеся к новому' (ДФГ, Санкт-Петербург).
• 'Консерваторы – это те политики, которые больше поддерживают действующую исполнительную власть, нежели отвергают. То есть, если есть критика, то она в большей степени конструктивная, они не являются, так скажем, оппозиционерами действующей власти' (эксперт, Красноярск).
• 'Стояние на месте, непринятие новых идей, пристрастие к старому' (открытый вопрос).
Консерватизм – это стремление к небыстрому, планомерному, эволюционному развитию.
• 'Консерватор – это сторонник постепенного, эволюционного, небыстрого изменения существующей системы' (ДФГ, Петербург).
• 'Это люди с устоявшимися консервативным взглядами, не сторонники больших насильственных политических и экономических перемен. Такие политические деятели, я считаю, вряд ли будут делать революцию в стране. И если проведут перемены, то мирным, экономическим путем' (ДФГ, Воронеж).
Часть опрошенных воспринимает консерватизм как традиционализм, абстрагируясь при этом от конкретной политической ситуации.
• 'Ну, приверженцы старых, так скажем, испытанных путей. Традиционалисты в чем-то' (ДФГ, Москва).
• 'Это поддержка традиционных каких-то ценностей общества' (эксперт, Ставрополь).
Для ряда респондентов консерватизм представляет собой просто негативное явление и ассоциируется с диктатурой, коррупцией и т.д.
• 'Диктаторство, единоличность' (открытый вопрос).
• 'Под понятием консерватизм я вижу коррупционность всей нашей политической жизни' (эксперт, Санкт-Петербург).
• 'Национализм – это типичнейший консерватизм' (ДФГ, Воронеж).
• 'Там тоже 'консерватизм', 'маразм' и всё остальное процветает...' (ДФГ, Воронеж).
Результаты общероссийского опроса свидетельствуют о сохранении негативной окраски понятия 'консерватизм' в массовом сознании: 10% респондентов указали, что данное понятие, используемое в качестве маркера определенной политической позиции, вызывает у них отрицательное отношение, 4% – положительное.
Аналогичное распределение результатов дают ответы на вопрос: 'Когда о какой-то партии говорят, что она – консервативная, это как-то влияет на ваше отношение к данной партии?': у 12% опрошенных данная характеристика ухудшает отношение к партии, у 4% – улучшает, отношение 54% россиян остается неизменным.
• 'Это что-то отрицательное' (открытый вопрос).
• 'Тише едешь – дальше будешь... и не знаешь, когда приползешь. Нет, такая партия мне вообще не годится' (ДФГ, Москва).
Позиции экспертов несколько отличаются: они значительно чаще оценивают консерватизм как положительное явление. Характеристика 'консервативный' никак не влияет на отношение к той или иной партии 2/3 представителей региональных элит, и улучшает отношение каждого пятого из них.
• 'В общем, термин даже в какой-то степени положительный, потому что 'консерватор' – это постоянство. Это то, чего нам давным-давно не хватает ни в политике, ни в хозяйственных делах каких-то. Вот постоянства нет – мы все время живем на взрыве. А в хорошем таком смысле всем не хватает консерватизма' (эксперт, Тула).
В зависимости от негативной или позитивной оценки понятия 'консерватизм' респонденты ассоциируют его, соответственно, со стремлением к застою либо к стабильности.
• 'Ну, я думаю, что и для политической стабильности нужно создавать мощный центр, а консерваторы – это центристы в политике. Ни в коем случае не пересечение деятельности и левых, и правых' (эксперт, Красноярск).
• 'Мне кажется, времена брежневские как раз консервативные были... Да, застой' (ДФГ, Москва).
У респондентов нет четкого представления о том, какое место занимает консерватизм в системе политических ориентаций и что ему противопоставляется.
• 'Модератор: А кто противостоит, по идее, консерваторам?
1-ый участник ДФГ: Ну, наверно, что-то более революционное.
2-ой участник ДФГ: Ну, тут и консерваторы, и демократы.
3-ий участник ДФГ: Анархисты еще есть' (ДФГ, Москва).
• 'Модератор: Есть белое, а есть черное. Есть день, а есть ночь. Есть консерваторы, а есть что?
Участник ДФГ: Демократические консерваторы' (ДФГ, Москва).
Подобное многообразие трактовок консерватизма приводит к тому, что практически все политические партии и движения включаются респондентами в число консервативных. К консерваторам относят Г. Зюганова, Е. Примакова, Ю. Лужкова, Г. Явлинского, А. Солженицына и даже В. Новодворскую.
Наиболее консервативной партией, по оценкам респондентов, выступает КПРФ (так считают 24% рядовых россиян и две трети представителей региональных элит).
• 'К консерваторам я бы отнес коммунистов: они хотели бы законсервировать все то, что было раньше, все прошлое. И, следовательно, отчасти консерватор и наш Президент: он восстановил гимн, красное знамя' (эксперт, Владимир).
Следует отметить, что, относя коммунистов к консерваторам, эксперты обращают внимание на некоторую двойственность положения этой партии в политической системе координат. С одной стороны, коммунистические движения в Европе традиционно считаются левыми – и, стало быть, сторонниками достаточно радикальных инноваций, с другой – именно коммунисты в России являются противниками проводимых реформ.
• 'Так называемые левые партии – они вроде, с одной стороны, в себе сохраняют дух революционности в смысле изменения обстановки, они наиболее подвижны, в какой-то степени романтические идеалы ими движут, и так далее. А с другой стороны – существует консервативная сторона их деятельности, поскольку они опираются на старые традиции, хотят вернуть частично нынешний строй к старому строю, к идеям старого строя. Поэтому это одновременно консерватизм и не консерватизм' (эксперт, Краснодар).
• 'Как ни странно, консерваторы – коммунисты. Но не в том, что они хотят систему сохранить, а в том, что они хотят сохранить как бы базис государственный' (эксперт, Рязань).
Сами сторонники Г. Зюганова реже других считают КПРФ консервативной партией (21% – против 24% в среднем по опросу). Очевидно, для данной категории респондентов 'консервативность' является скорее негативной характеристикой. Это и неудивительно, учитывая склонность электората КПРФ воспроизводить установки и стереотипы советского периода, когда понятие 'консерватизм' имело исключительно негативную окраску. Вероятно, по этой же причине сторонники Г. Зюганова считают одной из наиболее консервативных партий СПС (такого мнения придерживаются 11% сторонников КПРФ и 6% опрошенных в целом).
Самого Г. Зюганова консервативным политиком считают 19% опрошенных (этого мнения придерживаются 23% сторонников В. Путина и 15% приверженцев Г. Зюганова). Чаще других о консервативности лидера КПРФ заявляют респонденты с высшим образованием (30%) и высоким уровнем доходов (26%).
'Единство' в числе консервативных партий назвали только 6% опрошенных. (Такого мнения придерживаются 5% сторонников В. Путина и 7% сторонников КПРФ).
• 'Если иметь в виду проблему, скажем, сохранения единства, то 'Единство', 'Медведь', путинская партия – она, конечно, партия консервативная, за сохранение уже сложившихся положений' (эксперт, Краснодар).
Приверженцы В. Путина наиболее консервативными партиями в России считают КПРФ (27%) и Аграрную партию (12%).
Консервативность 'Отечества' (ОВР) очевидна для 6% опрошенных. Консерваторами себя называют 10% сторонников данной фракции.
• 'Отечество – Вся Россия', по крайней мере, вот, на уровне фракции в Госдуме тоже можно скорее к консерваторам отнести. Поэтому, в отличие от крайних правых, крайних левых, которыми я считаю, скажем (или ближе к левым и к правым), СПС и коммунистов как ярких представителей, я думаю, что вот именно 'Единство' и 'Отечество' – они являются представителями консервативного крыла нашей политики' (эксперт, Красноярск).
'Яблоко' считают консервативной партией 8% участников опроса. Из самих 'яблочников' называют свою партию консервативной 10%.
• 'У меня почему-то ассоциируется с этим понятием 'Яблоко'. Потому что, когда смотришь думские дебаты, когда какое-то предложение выносится, 'Яблоко' либо против, либо воздержалось' (ДФГ, Санкт-Петербург).
Наиболее консервативными, с точки зрения сторонников 'Яблока', являются КПРФ (31%), Аграрная партия (17%) и ЛДПР (16%).
СПС считают консервативной партией 6% всех россиян и 15% сторонников 'правых'. Подобное расхождение в оценке степени консервативности данной партии свидетельствует о том, что 'консерватизм' как понятие не носит негативного оттенка для потенциального электората СПС.
• 'По-настоящему, по-российски консерваторами является Союз правых сил. Применительно к российским условиям их можно считать относительно действующими, относительными консерваторами' (эксперт, Тула).
ЛДПР: 9% – по общим результатам опроса, 16% – по оценкам сторонников.
• 'Не знаю, насколько это понятие применимо к Жириновскому, но многое из того, что он говорит, тоже носит очень консервативный характер, вплоть до эпатажа' (эксперт, Уфа).
Примечательно, что сторонники ЛДПР, достаточно высоко оценив консервативность 'своей' партии, гораздо реже других групп респондентов упоминали о консервативности КПРФ (19%).
Респонденты, затруднившиеся определить свои политические пристрастия, самой консервативной партией назвали КПРФ (18% опрошенных).
Что касается распределения ответов на вопрос о консервативности той или иной партии среди разных социально-демографических групп респондентов, то здесь следует обратить особое внимание на позицию высокообразованных россиян: они считают самыми консервативными партиями КПРФ (35% против 24% по опросу в целом), Аграрную партию (22% против 11% соответственно) и 'Отечество' (14% против 6%).
Таким образом, большая часть участников общероссийского опроса считают воплощением политического консерватизма КПРФ.
Многие респонденты четко разделяют консервативные партии и движения, с одной стороны, и отдельных политиков-консерваторов – с другой. По их мнению, консерватизм может носить совершенно различный характер в зависимости от того, какой конкретный политик его представляет.
Стереотип восприятия консерватизма также зачастую зависит от того, какие политические фигуры в представлении респондентов являются консерваторами.
• 'У нас консерваторов в чистом виде нет, скорее это отдельные личности'... (эксперт, Владимир).
• 'За этим может стоять Новодворская, к которой я очень недоброжелательно отношусь, а может стоять какой-то другой деятель, например, Зюганов, к которому я положительно отношусь, предположим. Поэтому здесь можно говорить по-разному на этот счет – в зависимости от того, какая фигура стоит, и какие идеи он проводит за этой консервативной линией' (эксперт, Краснодар).
Многообразие и разнородность политических фигур, причисляемых респондентами к консерваторам, свидетельствует об отсутствии четких критериев определения консерватизма. Не имея полного представления о сущности этого явления, респонденты руководствуются в своем выборе интуитивными предпочтениями, оценками и характеристиками.
• 'У нас за фигурой консерватизма, за этой многослойной политической реальностью могут быть различные проявления личностного, индивидуального порядка. За консервативностью Зюганова стоит одно, а за консервативностью Явлинского – другое...' (эксперт, Краснодар).
Сами респонденты в качестве одной из причин подобной ситуации называют незрелость российских консервативных партий и движений, отсутствие в России 'консервативного наследия'.
• 'У нас как таковой идеологии нет. Этому же тоже надо учить. У нас нет настоящих идеологов консерватизма' (эксперт, Тула).
• 'Партии консерваторов на Западе уже существуют не одно десятилетие, у них уже настолько устоявшиеся взгляды. У нас консерватизм – течение, тенденция, желание сохранить стабильность – но не как что-то устоявшееся, не как партии. В этом и есть различие' (эксперт, Иваново).
Именно отсутствие подобного 'наследия', 'консервативной традиции', по мнению ряда опрошенных, отличает консерватизм российский от западного.
• 'Дело заключается в том, что консерваторы Запада – они как бы действующие консерваторы. То есть, они уже как бы осуществляют свою деятельность и проводят свою политику на высоком уровне развития экономики и общества. Наши 'консерваторы' сегодня... уже опоздали. Они хотели бы сохранить что-то положительное из того огромного человеческого опыта, который наработан в нашей стране, но они-то уже как бы из машины, из грузовика-то выпали, и поэтому говорить о целенаправленности и эффективности деятельности наших и зарубежных не приходятся. Те – действующие, а наши – бывшие' (эксперт, Вологда).
Представители региональных элит выдвигают и иное мнение: российский и западный консерватизм различны по своей природе, так как имеют в своей основе разные политические силы.
• 'Наши консерваторы льстят себе, называя себя консерваторами. Они все те же революционеры, все те же, так сказать, большевики. Их нельзя назвать консерваторами. Они тешат себя иллюзиями' (эксперт, Киров).
Так или иначе, три четверти экспертов полагают, что между российскими и западными консерваторами нет ничего общего.
Нынешняя ситуация в России, полагают эксперты, совершенно не подходит для развития консервативных политических течений. Уступить место консерваторам, по мнению экспертов, стоит лишь тогда, когда процесс реформирования будет завершен, а ситуация в стране стабилизируется.
• 'Да у нас сейчас просто консервировать нечего' (ДФГ, Воронеж).
• 'Если исходить из самого понятия 'консерватизм', то есть что-то сохраняющее, то мне кажется, что момент не очень удачный, потому что еще нечего сохранять и охранять. Не наработаны традиции, не наработана идеология, не наработана даже государственная структура – она все время меняется... Поэтому быть в России сейчас консерватором, по-моему, довольно трудно' (эксперт, Самара).
• 'Как только общественные процессы в России застопорятся, дойдут до какого-то определенного предела, возникнут какие-то прочные и глубокие структуры, возникнут ситуации и отношения между людьми, классами, слоями, которые надо защищать, уже дальше не надо идти, нужно отстоять то, что уже есть. Да, может возникнуть такая партия и лидер, такая идеология, которая будет защищать остановку. Сейчас все защищают движение. Действительно, нам еще есть куда идти' (эксперт, Самара).
Непопулярность консерватизма в России – это неудовлетворенность существующим положением вещей. И в этом смысле признание данного политического направления в нашей стране будет в известной мере связано с повышением уровня социального оптимизма. Консерватизм обретет шансы на реальную поддержку лишь тогда, когда большинство граждан России почувствует, что им есть, что терять.
Консерватизм и либерализм
1) чел. есть цель самого себя, или чел. не есть цель самого себя;
2) чел. естественен или чел. искусственен;
3) чел. должен удовлетворять и максимизировать свои влечения и аффекты или чел. должен руководствоваться нормами, которые, в свою очередь, регулируют его влечения и аффекты;
4) ценности — это то, чего хочется чел. или ценности существуют независимо от человека;
5) человеку следует минимизировать неудовлетворенные влечения и отрицательные аффекты или человек должен максимизировать следование существующим нормам и их осознание;
6) сдерживание эмоций следует минимизировать или аффекты следует контролировать посредством норм;
7) власть должна быть как можно сильнее, чтобы максимизировать положительные аффекты и минимизировать отрицательные или власть должна быть как можно сильнее, чтобы максимизировать уступчивость и выполнение норм;
8) конфликты между аффектами одного чел. и между аффектами разных людей следует свести к минимуму или их не надо минимизировать;
9) разрешение конфликта интересов между отдельными людьми должно основываться на максимизации выполнения желаний и минимизации фрустрации желаний или разрешение конфликта интересов должно основываться на максимизации выполнения норм или конформизма;
10) к слабостям и недостаткам следует относиться терпимо и исправлять их или к ним следует относиться нетерпимо и наказывать за их проявление.
Итак, согласно С. Томкинсу, позиции правого и левого крыла различаются в зависимости от ответов на следующие вопросы: «Являетсяся ли чел. по своей природе мерой всех вещей, целью самого себя, активной, творческой, думающей, желающей, любящей силой? Или чел. должен реализовывать себя, добиваться своего положения только путем борьбы с чем-либо/кем-либо, участия в чем-либо, следуя некой норме, соответствуя некой мере, служа идеальной сущности, которые практически не зависят от чел.?»
Росситер предлагает описание, более ориентированное на политику, и утверждает, что совр. К. включает в себя 9 основных принципов:
1) существование универсального нравственного порядка, санкционированного и поддерживаемого организованной религией;
2) неисцелимо несовершенная природа людей, где за ширмой цивилизованного поведения всегда скрываются неразумность и греховность;
3) врожденное неравенство людей в отношении разума, тела и характера;
4) необходимость существования соц. классов и порядка и, следовательно, явное безрассудство любых попыток уравнять людей с помощью силы закона;
5) главная роль частной собственности в деле обеспечения личной свободы и защиты общественного порядка;
6) неопределенность прогресса и признание того, что директивы является основным методом, посредством которого об-во может идти по пути прогресса;
7) необходимость правления и служения аристократии;
8) ограниченные границы человеческого разума и как следствие, важность традиций, ин-тов, символов, ритуалов и даже предрассудков и
9) подверженность ошибкам и потенциальная тирания правления большинства и, следовательно, желательность всепроникающей, ограничивающей и уравновешивающей политической власти.
В противоположность этому Д. Смит видит в Л. 2 основных мотива:
а) нелюбовь к деспотическому правлению, дополненную стремлением заменить власть любой др. формой соц. практики, и
б) свободное выражение индивидуальной личности.
Однако отнюдь не все описания Л. и К. опираются на концепции, основана на к.-л. одном признаке. Самое фундаментальное описание этой дихотомии исходит из предположения, что К. и Л. различаются по двум измерениям: духовное (священное)— мирское (профанное) и сила—слабость. В этой двумерной системе координат Л. был бы представлен точкой с координатами «профанный» и «слабый», а К. — точкой с координатами «священный» и «сильный».
Теории
Был выдвинут ряд теорий, объясняющих связь между консервативными/либеральными аттитюдами, личностью и когнитивным стилями. Ганс Айзенк, напр., предложил двухфакторную теорию личности и идеологии с одним фактором, радикализмом, относящимся к содержанию соц. - политической идеологии, и др. фактором, жесткость/мягкость, относящимся к когнитивному стилю. Следовательно, по содержательному измерению идеология варьирует от радикализма до К., а по стилистическому измерению — от полюса, представленного практ., материалистическим и экстровертированным индивидуумом, добивающимся своего от окружающих силой или манипулированием, до полюса, представленного теор., идеалистическим и интровертированным индивидуумом, воздействующим на свое окружение посредством мышления или веры. Одним из результатов этой концептуализации стало то, что в представлении Г. Айзенка фашисты и коммунисты оказались весьма похожими друг на друга и по складу личности, и по когнитивному стилю.
В сопоставимой теории Рокич проводит теорет деление на консерваторов и либералов по тому, с какой позиции — правой или левой — они подходят к рассмотрению проблемы и в то же самое время по тому, мыслят ли они широко или узко, то есть по тому, насколько догматичным оказывается их мышление. Т. о., для Рокича К./Л. тоже характеризуется такими измерениями, как стиль и содержание, но при этом консерваторы с широкими и узкими взглядами противопоставляется либералам с широкими и узкими взглядами.
Еще одна психол. теория, впервые предложенная Т. Адорно с соавторами и позднее модифицированная Мак-Клоски, представляет собой теорию авторитарной, или консервативной, личности. Эта теория, по существу имеющая психодинамическую ориентацию, утверждает, что личность идеолога проецируется на внешний мир т. о., что данный чел. создает совокупность образов (set of perceptions), которые согласуются с его фундаментальными психол. потребностями и побуждениями и выражают их.
Наконец, четвертая психол. теория объясняет консервативные аттитюды через генетические факторы (склонность к тревоге, неприятие стимулов, низкий интеллект, непривлекательность, пожилой возраст и женский пол), которые, объединяясь со средовыми факторами (родительской холодностью, пунитивностью, ригидностью, непоследовательностью и принадлежностью к низшим классам), порождают общие чувства подстерегающей опасности и неполноценности. В свою очередь, эти чувства порождают генерализованный страх неизвестности, вызывающий избегание стимульной неопределенности (нелюбовь к инновациям, новизне и риску) и неопределенности ответных реакций (отсутствие уверенности в себе и нелюбовь к конфликтам и принятию решений), что, в конце концов, выливается в развитие синдрома консервативных аттитюдов.
Различия между массой и элитой
Вопреки общественному мнению, К. отнюдь не обязательно связан с принадлежностью к высшему классу. Взаимосвязь между социоэкономическим статусом и политической идеологией гораздо сложнее. Так, соц. - политическая позиция менее образованных масс по отношению к экономическим проблемам (они благожелательно относятся к мерам по соц. обеспечению и более значительному вмешательству правительства в экономическую жизнь) более либеральна, а по отношению к неэкономическим (упор на традиции, порядок, статусную иерархию, обязанности, подчинение и власть) — более консервативна.
Сходным образом соц. - политическая элита демонстрирует более выраженный Л. и озабоченность по отношению к вопросам общественного соц. обеспечения. Элита, напр., выступает за использование власти правительства для улучшения жизни бедняков, неблагополучных групп и меньшинств путем отмены дискриминации, нищеты и уничтожения трущоб, создания гарантированной занятости, улучшения жизни бедных, уничтожения болезней, образования широких масс и привития доминирующих культурных ценностей всем гражданам.
Идеологические тенденции
В период с 1939 по 1960 г. количество представителей взрослого населения, относящих себя к либералам или консерваторам, было примерно равным, но затем консерваторы начали численно превосходить либералов.
Когда в качестве критерия идеологической ориентации используется самоидентификация, формальный уровень образования оказывается напрямую связанным с Л.: самыми либеральными оказываются люди, получившие образование в колледжах. С Л. связан и возраст: люди до 30 лет сильнее тяготеют к Л., чем представители более старших возрастных групп.
Если принимать в расчет убеждения, то лица с более низкими доходом, формальным образованием и профессиональным статусом имеют тенденцию быть более либеральными в вопросах соц. обеспечения, но более консервативными во всем, что касается гражданских прав, соц. проблем (расхождений во взглядах и гражданских свобод) и внешней политики, тогда как люди с более высокими доходом, формальным образованием и профессиональным статусом высказывают более консервативные взгляды по вопросам соц. обеспечения, но более либеральные в отношении гражданских прав, соц. проблем и внешней политики.
Русский консерватизм
Славянофильство, как и европейский политический романтизм, было альтернативной утопией европейскому либерализму. Но в Европе романтизм противостоял либеральной доктрине, набиравшей реальную силу, а в России, за неимением либерализма вне литературы, приходилось противостоять практическому консерватизму с его приверженностью социальной иерархии И в первом, и во втором случае у романтизма оказалось меньше связи с жизнью и меньше воли к воплощению.
Трагическим заблуждением славянофильства была попытка рассматривать русский народ в отрыве от государства, и когда история поставила эксперимент, и в условиях гражданской войны русской человек оказался без пригляда государства, выяснилось, что в таких условиях в нем нет ничего общинного. Именно поэтому русский консерватизм для нас более интересен и с точки зрения политической практики, и с точки зрения доктрины.
Понятие о консерватизме и соответствующей ему государственной теории осложнено значительными различиями между современным европейским консерватизмом и русской традицией. Европейский консерватизм как бы разбивается на две ветви. Первую из них можно обозначить как “либеральным национализмом”, который всего лишь умиряет избыточный нигилизм классического либерализма. Вторая ветвь, несмотря на успехи в избирательных кампаниях последних лет (Йорг Хайдер в Австрии, Ле Пен во Франции и пр.) остается маргинальной и обозначается термином “новые правые”. Маргинальность приводит соответствующее направление мысли к радикализму иного рода – зачастую антихристианского, неоязыческого (отвергающего веру как основу действующего политического строя) и ультра-либерального (переосмысливающего современную политику как уход от классических определений свободы, народного суверенитета и др.) В этом смысле обе ветви консерватизма европейского своими идеологическими построениями разрывают традицию европейской истории.
В России также присутствуют европейские формы консерватизма. Но в области политической теории они выражены крайне слабо. Именно поэтому ниже мы останавливаемся на идеях русского консерватизма традиционалистского толка, в котором теория государства разрабатывалась глубоко и всесторонне, но в части государственной теории может быть изложена конспективно.
Ключевой идеей русского консерватизма можно считать мысль о богоустановленности власти, о чем Митрополит Филарет Московский пишет: “...Бог, по образу Своего небесного единоначалия, устроил на земле царя; по образу Своего вседержительства — царя самодержавного; по образу Своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века, — царя наследственного”. Задача земных царей состоит в том, чтобы соответствовать своему небесному достоинству – следовать богоподобной правде, чистоте мысли, святости намерений и деятельности. Задача же народов состоит в том, чтобы разуметь небесное достоинство царя и смиренно принимать его законы и удалять от себя своеволие и раздор.
В отношениях Церкви и государства святитель Филарет предлагает вспомнить, что “Христос Спаситель созидал церковь, а не государство. Силою внутреннего благодатного закона Он благоустроят внутреннюю и внешнюю жизнь человеков. Государство старается силою внешнего закона поставить в порядок и охранить в порядке частную жизнь человека и общественную жизнь государства. Но государство не может сказать ограбленному: отдай грабителю и то, что еще не отнято у тебя. С таким правилом не могло бы устоять государство, в котором есть и добрые, и злые. Оно по необходимости говорит ограбленному: иди в суд; по суду грабитель (хитрый или наглый) должен возвратить отнятое, и быть обличен и наказан”. В то же время, “Спаситель не кодекс уголовный исправляет, не о том говорит, чтоб изменить род и степень наказания, Он преподает духовный закон — терпеть и не домогаться наказания за обиду”.
Во главу угла Филарет ставит нравственный закон: “Что есть государство? Союз свободных нравственных существ, соединившихся между собою с пожертвованием частью своей свободы для охранения и утверждения общими силами закона нравственности, который составляет необходимость их бытия. Законы гражданские суть не что иное, как примененные к особенным случаям истолкования сего закона и ограды, поставленные против его нарушения. Итак, где священный закон нравственности непоколебимо утвержден в сердцах воспитанием, верою, здравым, неискаженным учением и уважаемыми примерами предков,— там сохраняют верность к отечеству и тогда, когда никто не стережет ее, жертвуют ему собственностью и собою без побуждений воздаяния или славы. Там умирают за законы, тогда как не опасаются умереть от законов и когда могли бы сохранить жизнь их нарушением. Если же закон, живущий в сердцах, изгоняется ложным просвещением и необузданной чувственностью — нет жизни в законах писаных; повеления не имеют уважения, исполнение — доверия; своеволие идет рядом с угнетением, и оба приближают общество к падению”.
Верховенство нравственного начала над всеми государственными и общественными нормами в России исторически обусловлено предшествованием Церкви государству. Как писал М.Н.Катков, “в России есть национальная Церковь. Русской следует называть нашу Церковь не потому, что она пользуется государственной привилегией, а потому, что она присутствовала при начале нашего исторического бытия, при рождении нашего государства. Как только можем мы запомнить себя, она уже светилась в нашей тьме и сопутствовала нам во всех превратностях исторической жизни. Она поддерживала и спасала нас; она проникала во все изгибы нашего существования и на все положила свое знамение. Все наши воспоминания связаны с нею, вся наша история исполнена ею. Нельзя представить себе возможность какой-либо иной из существующих ныне Церквей, которая могла бы называться русской, хотя, с другой стороны, никогда не должно упускать из виду, что истинное значение нашей Церкви состоит не в том, чтоб быть национальной. Связывать ее с какой-либо народностью значило бы унижать и бесславить ее. Она признает себя вселенской, и в этом ее истинный характер. Значение же русской имеет она для нас не по сущности своей, а лишь потому, что мы усвоили ее себе изначала и что она существует у нас как наше национальное учреждение”.
В концентрированной форме русская государственная идея заключена в формуле Константина Леонтьева “Без насилия нельзя. Неправда, что можно жить без насилия. Насилие не только побеждает, оно и убеждает многих, когда за ним, за этим насилием, есть идея”. Идея первична по отношению к государству, именно идея описывает его и дает те или иные обоснования применяемого насилия. Речь идет, безусловно, о национальной идее или об идее какого-либо иного сорта. Но именно национальная идея русскими консерваторами всегда рассматривается как содержательный признак государства.
Консерваторы всюду ищут некоторых априорных оснований для государства. Так Павел Флоренский в трактате “Предполагаемое государственное устройство в будущем” (1933) указывает: “Устройство разумного государственного строя зависит, прежде всего, от ясного понимания основных положений, к которым и должна приспособляться машина управления. При этом техника указанного управления вырабатывается соответственными специалистами применительно к данному моменту и данному (месту). Ввиду этой ее гибкости заранее изобретать не только трудно, но и вредно. Напротив, основная устремленность государственного строя должна быть продумана заранее”. “Построить разумное государство - это значит сочетать свободу проявления данных сил отдельных людей и групп с необходимостью направлять целое к задачам, неактуальным индивидуальному интересу, стоящим выше и делающим историю”. Государство-машина должна быть подчинена государственной идее, индивидуальные устремления – над индивидуальными задачами.
Иван Ильин затрагивая вопрос о нравственной задаче власти писал: “...каким бы путем люди не выделялись к власти, (именно к власти, а не совету) - сверху (назначением) или снизу (выборами) - ни безвольные добряки, ни волевые подлецы не должны выдвигаться, ни поддерживаться. ...Это есть прямое предательство ставить лукавого авантюриста во главе народа или вручать общее спасение безвольному болтуну; и это есть гибельное легкомыслие - выдвигать к власти слабовольного попустителя или ставить заведомого подлеца на страже народной святыни, .проматывая авторитет вверенной ему власти, властвующий совершает подлинную растрату национального достояния, все равно - подрывает ли он этот авторитет сам, своею пассивностью и своими злоупотреблениями, или позволяет другим захватывать и расхищать вверенную ему власть, история взыщет с него, как с нерадивого часового...”.
Н.Н.Алексеев обращает внимание на роль религиозных норм, которые могут при конституированные государства замещать торжественное обещания в форме конституционного закона: “…изучение государств других культур убеждает нас, что торжественное закрепление конституционного порядка может принимать иные, например религиозные или нравственные формы. Московская монархия имела, разумеется, свою неписаную конституцию, однако конституция эта свое торжественное выражение имела не в хартиях и договорах, не в законах, изданных учредительным собранием и торжественно подписанных монархом, а в том чисто нравственном убеждении, что порядок, устанавливающий характер внешней мощи государства и его распорядителей — царя и бояр — установлен свыше, освящен верою отцов и традициями старины. Торжественной формой выражения этой конституции были не законы, а религиозное убеждение”.
Митрополит Филарет пишет, что народы происходят от семейств, где и нужно “искать и первого образа власти, и подчинения видимых ныне в обществе”. “Но как власть отца не сотворена самим отцом и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком от. Того, Кто сотворил человека, то открывается, что глубочайший источник и высочайшее начало первой, а следовательно всякой последующей между людьми власти в Боге”. “Участь государств определяется вечным законом истины, который положен в основание их бытия и который, по мере их утверждения на нем или уклонения от него, изрекает на них суд, приводимый потом в исполнение под всеобъемлющим судоблюстительством Провидения”.
Поскольку семейство древнее государства, произошедшего от семьи, необходимо “чтобы с почтением к родителю родилось и росло благоговение к царю, чтобы любовь дитяти к матери была приготовлением любви к отечеству, чтобы простодушное послушание домашнее приготовляло и руководило к самоотвержению и самозабвению в повиновении законам и священной власти самодержца...” (Заметим сходство мысли Жана Бодена и Митрополита Филарета, которые находят сущностное сходство между семьей и государством).
Из семейной природы государства следует самодержавный принцип: “…чем искреннее подданные предаются отеческому о них попечению государя и с сыновнею доверенностью и послушанием исполняют его волю; чем естественнее государь и поставляемые им под собою правители народа по образу его представляют собою отцов великого и в великом меньших семейств, украшая власть благотворением, растворяя правду милосердием, простирая призрение мудрости и благости от чертогов до хижин и темниц,— тем соединяющие правление с подданными узы неразрывнее, ревность ко благу общему живее, деятельность неутомимее, единодушие неразлучнее, крепость необоримее. Но когда члены общества связываются токмо страхом и одушевляются токмо корыстью собственною, когда глава народа, презирая его, употребляет орудием своего честолюбия и злобы, тогда есть покорные невольники, доколе есть крепкие оковы, есть служители кровопролития доколе есть надежда добычи, а при наступлении общей опасности все связи общества ослабевают, народ без бодрости, престолы без подпоры, отечество сиротствует”.
Филарет выделяет три формы повиновения – корыстное (для собственной пользы), рабское (их страха) и честолюбивое (для достижения преимуществ). Но все они ограничены в сравнении с повиновением из добродетели.
Филарет полагает, что без власти общества нет – только власть посредством повиновения может соединить множество людей в общество. Поэтому “кто стал бы колебать или ослаблять повиновение, тот колебал бы или ослаблял бы основание общества”. Вместе с тем, Филарет видит необходимость насилия, включая физическое насилие: “Нельзя осудить всякое насильствен, безусловно. Если кто буйствует неукротимо, то необходимо насильство, чтобы связать его. Если надобно поймать и задержать преступника, вора, разбойника,— он, конечно, не допустит сего добровольно,— а надобно употребить насильство, чтоб его схватить и сковать”.
Государь и государство требуют от подданных верности, которая не может быть обеспечена только законом, честным словом или страхом. Страх наказания нужен и полезен для обуздания склонных к преступлениям, но недостаточен для образования качества верноподданных. Поэтому необходимо, чтобы подданный “так уважал верность, как благоговеет перед Богом, дабы тот, кто вздумал бы дерзновенно коснуться своего обещания, неизбежно встретился с Именем Божиим”. Филарет пишет, что “холодность к вере уменьшает благоговение к священной клятве и таким образом ослабляет союз верности, соединяющий подданных с Царем и царством”.
Митрополит Филарет считал всеобъемлющим государственным постановлением принцип святости власти и союза любви между государем и народом. “Правительство, не огражденное свято почитаемою ото всего народа неприкосновенностью, не может действовать ни всею полнотой силы, ни всею свободой ревности, потребной для устроения и охранения общественного блага и безопасности”. “Подвластные, которые не признают священной неприкосновенности владычествующих, надеждой своеволия побуждаются домогаться своеволия; власть, которая не уверена в своей неприкосновенности, заботой о своей безопасности побуждается домогаться преобладания: в таком положении государство колеблется между крайностями своеволия и преобладания, между ужасами безначалия и угнетения и не может утвердить в себе послушной свободы, которая есть средоточие и душа жизни общественной”.
Принцип российского самодержавия для Филарета замечателен тем, что царь свободно ограничивает свое самодержавие “волей Царя Небесного, мудростью, великодушием, любовью к народу, желанием общего блага, вниманием к благому совету, уважением к законам предшественников и своим собственным”. В ответ же подданные относятся к власти, исходя их праотеческого предания, “наследственной и благоприобретенной любви к Царю царствующих и Господу господствующих”.
Видя в современной России почти идеальную форму власти, Филарет выступает против каких-либо изменений в государстве. “Было бы осторожно как можно менее колебать, что стоит твердо, чтобы перестроение не обратить в разрушение. Бог да просветит тех, кому суждено из разнообразия мнения извлечь твердую истину”.
Теория монархической государственности, разработанная во всех аспектах и подробностях Львом Александровичем Тихомировым, разрабатывает консервативный взгляд на теорию государственной власти как таковой. В своей работе “Монархическая государственность” Л.А.Тихомиров выделяет три классические формы верховной власти – демократическая, аристократическая и монархическая. При этом он отказывается от представлений о циклической смене этих форм, как и от прогрессистского взгляда, предписывающего считать монархию и аристократию архаическими формами. Формы верховной власти отражают нравственное состояние нации, которая логическим образом предопределяет отношения доверия между верховной властью и подвластными.
Если нация подчинена всеобъемлющему нравственному идеалу, то для нации способно иметь монархию – для реализации нравственного идеала не требуется численного могущества и механизмов договоренности между отдельными индивидами о правилах совместной жизни. Не требуется и ареопага авторитетных лиц, который толковал бы нравственный идеал в коллективных формах власти. Достаточно одной личности, чтобы выражать нравственный идеал, будучи независимой от любых влияний и мнений.
Если вера в нравственный идеал сосуществует с верой в разумные основания, кои могут быть изысканы для регулирования общественных процессов, то власть предпочтительнее передать группе “лучших людей” – аристократии, способной выявлять и применять на деле социальную разумность.
Если подчиненность нравственному идеалу слаба, то общество может существовать только опираясь на численную силу и количественное решение вопроса о разумности того или иного устройства. Это демократия.
Сравнивая три типа верховной власти, Тихомиров заключает: “Демократия выражает доверие к силе количественной. Аристократия выражает преимущественное доверие к авторитету, проверенному опытом; это есть доверие силы. Монархия выражает доверие по преимуществу к силе нравственной”.
Все три формы можно считать идеальными типами, сосуществующими в любом обществе, но в разных соотношениях. Нравственный порядок монархии позволяет даже в условиях слабости правления привлекать к государственным делам все социальные силы, используя все принципы власти, лишь не допуская их верховенства. Что же касается демократии и аристократии, то они, напротив, не могут допустить присутствия монархического принципа, который неизбежно станет им нравственным укором. Но в силу близости монархического принципа к самой сущности власти, в тех или иных искаженных формах он все-таки проникает в аристократические и демократические режимы помимо воли, верховенствующей в ней власти.
Идеи самодержавной монархии в русской консервативной мысли трансформируется в идею сильной власти. Известный общественный деятель и активный участник “белого” движения В.В.Шульгин писал: “Мы из тех пород, которым нужен видимый и осязаемый вожак. Ибо сей вожак, избавляя каждого отдельного русского от необходимости сноситься со своими согражданами - "в бок" (на каковом пути, как мы видели, возникают сей час же ссоры, споры, драки и скандалы), направляет их стремление как-то послужить единой и ценимой ими русскости - "вверх", то есть на себя. В нем, в вожаке, как в фокусе, собираются эти действенные лучи, не парализованные взаимоотталкиванием”. Самодержавная монархия уже не может в полной мере соответствовать современной ситуации: “Сейчас Государь, который хотел бы выполнить царево служение былых времен (то есть выловить из народа все творческое, отринув разрушительное), должен быть персонально на высоте своего положения. Если же этого нет, то рядом с ним становится вождь, который, по существу, выполняет царские функции”.
Флоренский описывает верховного правителя примерно так же, как мог бы описывать идеал героя-самодержца, который должен как бы заменить наследственного царя-самодержца и в этом смысле пере учредить государство на новых основах и принципах властвования: “Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми, но необходима гениальная воля, — воля, которая стихийно, может быть даже не понимая всего, что она делает, стремится к цели, еще не обозначившейся в истории”. “И как бы ни назывался подобный творец культуры — диктатором, правителем, императором или как-нибудь иначе, мы будем считать его истинным самодержцем и подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества”.
В значительной мере переступая консервативную традицию и обращаясь к идеалу вождизма, Флоренский пишет, что “выдающаяся личность возьмет на себя бремя и ответственность власти и поведет страну так, чтобы обеспечить каждому необходимую политическую, культурную и экономическую работу над порученным ему участком”.
“В настоящий исторический момент, если брать массу, — цельные личности, — отсутствуют не потому, что стали хуже, а потому, что воля парализована внутренними противоречиями культурной среды. Не личность слаба, но нет сильных, не задерживающих друг друга, мотивов деятельности.
Никакие парламенты, учредительные собрания, совещания и прочая многоголосица не смогут вывезти человечество из тупиков и болот, потому что тут речь идет не о выяснении того, что уже есть, а о прозрении в то, чего еще нет. Требуется лицо, обладающее интуицией будущей культуры, лицо пророческого [склада]. Это лицо, на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество. Ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми, но необходимой гениальная воля, — воля, которая стихийно, может быть даже не понимая всего, что она делает, стремится к цели, еще не обозначившейся в истории.
Как суррогат такого лица, как переходная ступень истории появляются деятели вроде Муссолини, Гитлера и др. Исторически появление их целесообразно, поскольку отучает массы от демократического образа мышления, от партийных, парламентских и подобных предрассудков, поскольку дает намек, как много может сделать воля. Но подлинного творчества в этих лицах все же нет, и надо думать, они — лишь первые попытки человечества породить героя. Будущий строй нашей страны ждет того, кто, обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, партийности, избирательных прав и прочего и отдался бы влекущей его цели. Все права на власть, избирательные, (по назначению) — старая ветошь, которой место в крематории. На созидание нового строя, долженствующею открыть новый период истории и соответствующую ему новую культуру, есть одно право — сила гения, сила творить этот строй. Право это, одно только не человеческого происхождения, и потому заслуживает название божественного. И как бы ни назывался подобный творец культуры - диктатором, правителем, императором или как-нибудь иначе, мы будем считать ею истинным самодержцем и подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества…”.
В этих идеях отражаются общие иллюзии эпохи и разработки евразийцев, выступавших в пользу власти лидера единой и единственной партии, которые стремились каким-то образом связать русскую историческую традицию с реалиями сталинского государства. Лишь отчасти это уклонение от традиционного русского консерватизма может быть объяснено тревожной международной обстановкой и сложностями внутренней жизни СССР накануне мировой войны.
Критика формализма западной демократии для русских консерваторов всегда была тем, от чего отталкивалась их мысль. Глядя на современную ему Россию, победившую Наполеона и отменившую крепостное право (сам митрополит участвовал в составлении манифеста об освобождении крестьян в 1861 году), и Европу, Филарет делает сравнению не в пользу последней: “Перестав утверждать государственные постановления на слове и власти Того, Кем цари царствуют, они уже не умели ни чтить, ни хранить царей. Престолы там стали не тверды; народы объюродели. Не то чтоб уже совсем не стало разумевающих; но дерзновенное безумие взяло верх и попирает малодушную мудрость, не укрепившую себя премудростью Божией. Из мысли о народе выработали идол, и не хотят понять даже той очевидности, что для столь огромного идола не достанет никаких жертв.
Мечтают пожать мир, когда сеют мятеж, не возлюбив свободно повиноваться законной и благотворной власти Царя, принуждены раболепствовать пред дикою силой своевольных скопищ. Так твердая земля превращается там, в волнующееся море народов, которое частью поглощает уже, частью грозит поглотить учреждения, законы, порядок, общественное доверие, довольство, безопасность”. В Европе, считает Филарет, “мечтают на мятеже основать законность, во всенародных распрях найти источник общественного согласия, иметь свободное управление посредством порабощенного правительства”, во главу угла ставится безначалие, выступающее как разрушительное начало. “Они хотят царей, не освященных Царем царствующих; правителей, порабощенных своим подданным; напротив того, приписывают царскую и самодержавную власть народу”. Поэтому Филарет видит в России неколебимые устои нравственности и выступает против иноземных нововведений.
Критикуя теорию общественного договора митрополит Филарет, что эта теория есть “прекрасное основание для того, чтобы на нем построить государство в высокоумной книге или в мечтательного голове, а не в природе вещей”. Он ссылается на природные сообщества, в коих нельзя увидеть признаков никакого договора, но благо изволение Творца мира. Более того, договор может иметь место, когда в него вступают с сознанием и по доброй воле, чего явно нет в обществе. Действительно, спрашивает Филарет, с кем мог договориться человек, чтобы родиться в России – с родителями или с самой Россией?
Продолжая эту традицию критики демократии, Павел Флоренский пишет: “Задача государства состоит не в том, чтобы возвестить формальное равенство всех его граждан, а в том, чтобы поставить каждого гражданина в подходящие условия, при которых он сумеет показать на что способен”. “Политическая свобода масс в государствах с представительным правлением есть обман и самообман масс, но самообман опасный, отвлекающий в сторону от полезной деятельности и вовлекающий в политиканство”. Консерватизм всегда стоит на страже традиционной социальной иерархии, как естественного и необходимого положения вещей в государстве. Так, Флоренский пишет: “Ни одно правительство, если оно не желает краха, фактически не опирается на решение большинства в вопросах важнейших и вносит свои коррективы; а это значит, что по существу оно не признает представительства, но пользуется им как средством для прикрытия своих действий”.
Аналогичную точку зрения высказывал и М.Н.Катков, который писал: “Как только возникает баллотировка, народный дух тут же развращается, и большинство голосов отражает лишь это развращенное состояние, попирающее традицию предков и интересы потомков. В России государственную партию составляет весь русский народ”. “Россия выросла и окрепла не мнениями, не большинством голосов, не интригой партий, вырывающих друг у друга власть, а исполнением священного долга, связующим воедино все сословия народа”.
В работе “О государственном строе и форме правления” евразиец Н.С.Трубецкой пишет: “Взгляд на государственно организованное общество, как на живое органическое единство, предполагает существование в этом обществе особого правящего слоя, т.е. совокупности людей, фактически определяющих и направляющих политическую, социальную и культурную жизнь общественно-государственного целого А в среде этого правящего слоя, в свою очередь, можно всегда ясно выделить некоторый государственный (правительственный) актив. Как правящий слой вообще, так и государственный актив отбираются из общей массы данной общественно-государственной среды по какому-нибудь определенному признаку, но признак этот не во всех государствах один и тот же, в одних этот признак — имущественный, в других — генеалогический и т. д. Вот этот-то признак, по которому в данном государстве отбирается правящий слой и правительственный актив, и является наиболее существенным и основным для характеристики данного государства”.
Трубецкой считает вопрос о монархии или республике малосущественным и концентрирует внимание именно на типе отбора ведущего слоя: “Аристократическая республика более похожа на аристократическую монархию, чем на республику демократическую, точно так же и демократическая монархия ближе к демократической республике, чем к монархии аристократической Существенно важно во всех этих случаях не различие между монархией и республикой, а различие между аристократическим и демократическим слоем, т.е. между двумя типами правящего слоя”.
Трубецкой, как и Флоренский, полагал, что оба господствующих в современной ему Европе типа отбора себя изжили: “Формально отбор этот производится по признаку отражения общественного мнения и получения общественного доверия к правящему слою принадлежит всякий, кому известное (сравнительно значительное) число лиц данной местности при помощи голосования доверяет отражать мнения этой группы лиц. Но фактически дело обстоит, конечно, иначе: правящий слой при демократическом строе состоит из людей, профессия которых состоит не только в улавливании и отражении фактического общественного мнения разных групп граждан, сколько в том, чтобы внушать этим группам граждан разные мысли и желания под видом мнения самих этих граждан. Сюда, следовательно, входят активные члены партии, руководители разных профессиональных организации, журналисты, профессиональные ораторы и, наконец, столь же профессиональные депутаты.
Весь этот слой представляет из себя нечто довольно однородное (несмотря на обязательную, вызванную самой техникой политической жизни многопартийность), так что всякий новый человек, вступивший в эту среду, либо ею ассимилируется, либо извергается вон. Демократический строй, обычно соединяющийся с плутократическим, предполагает не только особый экономический строй и целый ряд специфических политических институтов, но и также известные особенности культуры. Характерным для этого строя является государственный минимализм, т.е. невмешательство государства в большинство отраслей культуры и быта, откуда кажущаяся независимость и автономность всех этих отраслей (например, свобода науки, свобода искусства, свобода производства и т.д. и т. д.)”.
(Заметим, что и Вебер указывал на тупик, в которой попадает общество, абсолютизируя принцип выборности: “Избираемое чиновничество — источник разрушения формально рациональной экономики, потому что оно является упорядоченным партийным чиновничеством, а не специально обученным профессиональным, и потому что возможности отозвания или не избрания препятствуют ему в проведении управления и строго деловой юстиции, не заботящейся о последствиях. Избираемое чиновничество незаметно тормозит формально-рациональную экономику только там, где ее шансы, вследствие возможности использовать технические и экономические достижения старых культур на новой почве с еще не апробированными средствами, оставляют достаточно широкое пространство для развития, чтобы потом поставить в счет как издержки почти неизбежную коррупцию избираемого чиновничества и все-таки достичь прибыли в еще большем размере”.)
Трубецкой призывает к новому типу отбора правящего слоя, который он называет идеократией, идеократическим строем, в котором правящий слой состоит из людей, объединенных миросозерцанием. Примером первых образцов идеократического строя Трубецкой считает государственные образования, возникшие в результате русской и итальянской революции. Правда российская и итальянская идеократии ущербны – первая государственным атеизмом и тем, что правящая партия делает вид, будто правит не она, а пролетариат; вторая - культом личности Муссолини и голым организационизмом. Поскольку проблема идеократии в обоих случаях не осознана, и фашизм, и коммунизм — лжеидеократии, но сама жизнь создает для настоящей идеократии политические, экономические и бытовые условия и формы.
Разработке теории ведущего слоя немало сил посвятил Н.Н.Алексеев, который полагал, что характерной чертой российской истории является преобладание стремления к формированию чисто служилого ведущего слоя (в противовес государствам, где ведущий слой формировался на классовой основе и социально-экономическом доминировании). Алексеев приводит слова Ключевского: “В других странах мы знаем государственные порядки, основанные на сочетании сословных прав с сословными обязанностями или на сосредоточении прав в одних сословиях и обязанностей в других. Политический порядок в Московском государстве основан был на разверстке между всеми классами только обязанностей, не соединенных с правами. Правда, обязанности соединены были не с одинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а только экономическими пособиями для несения обязанностей”. В дальнейшем Петр I снова в соответствии с этим образцом превратил московское дворянство из привилегированного сословия в служилый государственный слой и провозгласил принцип личных деловых заслуг и личной годности.
В отличие от евразийцев, в большей мере можно считать приемлемой для современной ситуации и для восстановления связи с русской традицией позицию Ивана Ильина, который также писал о ведущем слое общества. Он полагал, что “демократия заслуживает признания и поддержки лишь постольку, поскольку она осуществляет подлинную аристократию (т.е. выделяет кверху лучших людей); а аристократия не вырождается и не вредит государству именно постольку, поскольку в ее состав вступают подлинно лучшие силы народа... Демократия, не умеющая выделить лучших, не оправдывает себя; она губит народ и государство и должна пасть”. Именно поэтому “всякое государство строится своим ведущим слоем, живым отбором своих правящих сил. Всегда и всюду правит меньшинство: в самой полной и последней демократии большинство не правит, а только выделяет свою "элиту" и дает ей общие, направляющие указания. И вот судьбы государств определяются качеством ведущего слоя”.
В то же время Ильин не отказывается от избирательной системы: “…главное, выработка особого вида конкурирующего сотрудничества в нахождении и выдвижении лучших людей - сотрудничества государственного центра с избирателями”. При этом он неявно признает и необходимость политического неравенства различных социальных слоев: “Только тот, кто чувствует себя само кормильцем, приносящим пользу своему народу, имеет основу для независимого суждения в политике, для неподкупного волеизъявления и голосования”. “...Демократия гибнет от обилия в стране черни, отвыкшей от честного труда и жаждущей подачек, развлечений и авантюр... Есть минимальный уровень образования и осведомленности, вне которого всякое голосование становится своею собственною карикатурою... при котором голосует не народ, а обманываемая толпа”. Мы видим, что в консервативных концепциях русских мыслителей прежняя концепция государства, опирающегося на религиозные представления (Святитель Филарет) в начале-середине ХХ века заменяется концепцией нации-государства (И.А.Ильин). В то же время роль государства остается особенно выраженной в концепции правящего отбора (включая выделение национального лидера), которая, так или иначе, просматривается во всех консервативных сочинениях.
Политические течения развивают в области теории государства свои “любимые” идеи.
Для марксистского и в целом “левого” направления пересекаются две тенденции:
1) нигилистическая, антигосударственная, исходящая из усеченного представления о государстве как об аппарате насилия властвующего класса,
2) тоталитарная, инструментальная, связанная со стремлением быстро уничтожить все негативные характеристики государства с помощью государственного же регулирования.
Либеральная традиция также членится на две составляющие:
1) нигилистическую, отодвигающую государство как противоестественную сущность в сравнении с ценностью индивида, и
2) утопически-институциональную, выраженную в стремлении к рациональному созданию гражданского общества с такими качествами, которые могут быть представлены только умозрительно.
Консервативная традиция не имеет нигилистической составляющей, но усиливает как негативные (тоталитарные), так и конструктивные составляющие государственности (его духовно-нравственная, историческая основа), нации (национальное единство), сжимая пространство, в котором мог бы действовать свободный индивид и где социальные технологии превалируют над чисто политическими.
Консервативная традиция имеет свой политический миф, но не погружается в утопизм, подобный марксистскому или либеральному – консерватизм всегда более прагматичен и исходит из ситуации, к которой старается применить высшие цели политики и человеческого существования. В этом смысле русская консервативная традиция в современных условиях может соединиться с политической практикой – прежний разрыв, когда консервативная государственность существовала в отрыве от консервативной политической теории, может быть преодолен. Основой такого преодоления может и должна стать концепция русской нации – именно национальное строительство востребует теорию, приближая ее к практике, и принуждает государство к выработке стратегического курса, исходя из теоретических разработок на основе национальных ценностей и национальных интересов.
Консерватизм либерализм и социализм
2) Консерватизм (основная идеология аристократии? первоначально, к концу века - буржуазии).
Представители консерватизма: О.Конт, Алексис де Токвиль, Жозеф де Местр. Основные положения: главная цель? защита общества от деструктивного влияния революционных и рационалистических идей, огромное внимание к социальной структуре общества, внимание к проблематике малых социальных групп. Консерваторы подчеркивали важность и неизменность традиционных ценностей (семья, религия, порядок), пренебрежение которыми грозит трагическими и разрушительными последствиями.
3) Социализм Создатели утопического социализма: Сен-Симон, Фурье, Оуэн. В 30-40 г. появляются новые теории социализма: кооперативный и христианский. В конце 1840 окончательно оформился марксизм. В историческом процессе Маркс и Энгельс выделяют одну доминанту? социально-экономический процесс развития. Смена способов производства будет происходить в результате классовой борьбы. Конфликт производительных сил и производственных отношений может быть разрешен путем передачи средств производства в руки общества при ликвидации частной собственности. Маркс и Энгельс считали капитализм несправедливым и нежизнеспособным, они полагали, что с преодолением частной собственности наступит время бесконечного развития производства на благо общества. Маркс связывал торжество социальной справедливости с классовой борьбой буржуазии и пролетариата, которая достигает своей вершины в социалистической революции (Маркс недооценивал способность капитализма к саморазвитию и самообновлению).
Россия. Российская общественная мысль была тесно связана с западно-европейской и в то же время отличалась от нее. В Зап. Европе создавались теории, с экономических и морально-этических позиций доказывавшие историческую неизбежность и прогрессивность капиталистического строя, велись поиски путей его совершенствования, разрабатывались учения, ведущие к его разрушению. В России же сохранялись самодержавие и крепостничество. Их судьба составляла суть всех общественно-политических разногласий. Консерваторы выступали за сохранение и упрочение существующих порядков, либералы предлагали их постепенное реформирование (эволюционный путь развития страны), радикалы настаивали на коренной ломке социально-политической системы (революционный путь). В Зап. Европе существовали более благоприятные условия для развития общественного движения, в отличие от России. В первой половине XIX в. в России не сложились еще четкие идейно и организационно оформленные общественно-политические направления Сторонники разных полит. Концепций часто действовали в рамках одной организации, в спорах отстаивая свой взгляд на будущее страны. В общественном движении второй половины XIX в. началось размежевание 3 идейных направлений: радикального, либерального и консервативное.
Консервативное. Участники: Уваров, Карамзин, Погодин, Шевырев, Булгарин, Греч. Опиралось на теории, доказывавшие незыблемость самодержавия и крепостного права. Самодержавие? единственно возможная форма правления. Теория официальной народности? православие (основная духовная жизнь народа), самодержавие (гарант нерушимости Русского гос-ва), народность (единение царя с народом), по мнению консерваторов, не-обходимо было сохранять и укреплять сословную систему, в которой ведущую роль играло дворянство, как главная опора самодержавия. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права. Либеральное. 2 течения: славянофилы и западники
Идеи консерватизма
Основные идеи консерватизма:
– трактовка общества как сложного организма, требующего к себе бережного отношения;
– идея зависимости человека от существующих отношений, обоснование смиренности человека, а не его активной социально-политической деятельности;
– признание большой роли обычаев, традиций в жизни общества, уважение к мудрости предков;
– негативное отношение ко всякого рода радикальным, революционным преобразованиям;
– отрицание договорной природы государства, которое рассматривается как порождение не контролируемого разумом естественного хода вещей;
– государство не может быть естественным и эффективным органом управления. Заменить его в этом могут религия, мораль, традиция, способные к более полному отражению социального многообразия;
– политическая свобода отождествляется с ограничением государственной власти;
– приверженность социальной стабильности, так как новые социальные порядки могут оказаться хуже старых (результаты социальных революций).
Неоконсерватизм возник в xx в. в результате слияния идей традиционного консерватизма, либерализма и технократизма. Неоконсерваторы более терпимо относятся к государству, признают необходимость его вмешательства в управление обществом.
Для современного консерватизма независимо от его разновидности характерна высокая степень приспособляемости к новым историческим реалиям. Всем направлениям современного консерватизма присуща значительная приверженность культурным и религиозным традициям. Основная причина всякого рода негативных явлений, по мнению консерваторов, лежит в отходе от традиционных ценностей. Современные консерваторы выступают за сильное государство, видя в нем подлинную опору порядка, законности и истинной морали. Поэтому основная задача – восстановить авторитет и престиж власти и правительства.
Решая вопрос о соотношении личности и общества, консерваторы пытаются по-новому синтезировать идеи индивидуализма и авторитета государства, отдавая определенное предпочтение второму во имя его укрепления и процветания. Многие социально-экономические идеи в рамках неконсервативной политики, например уменьшение государственной поддержки ряда социальных программ, увеличение числа собственников, повышение роли индивидуальной ответственности и другие, широко использовались правительствами США (при президенте Р. Рейгане), Великобритании (М. Тэтчер), Франции (Ж. Ширак). В таких странах, как США, Великобритания, ФРГ, Франция, консервативные партии на протяжении довольно длительного периода находились у власти.
Особенности консерватизма
Распространено также т.н. "ситуационное" понимание консерватизма как системы идей, используемой для оправдания и стабилизации любой общественной структуры, независимо от ее значения и места в социально-историческом процессе. В консерватизме обнаруживаются сходные идейные установки: признание существования всеобщего морально-религиозного порядка, несовершенство человеческой природы, убеждение в природном неравенстве людей, ограниченные возможности человеческого разума, необходимость классовой иерархии и др.
Консерватизм обозначает также философско-политическое понятие, при котором его носители выступают как против любых радикальных, левых течений, так и против крайне правых сил, пытающихся остановить прогрессивное развитие общества.
Одна из важнейших функций консерватизма - социальная, которая имеет следующие характеристики:
• сохранение и бережное отношение к национальному менталитету, моральным традициям и нормам человечества;
• недопустимость вмешательства человека в ход исторического развития, насильственной ломки привычного образа жизни;
• трактовка общества как объективной реальности, которая имеет свою структуру и собственное развитие.
В современной научной литературе можно встретить и иную функцию консерватизма, которую можно назвать определенным типом или стилем мышления.
Теория консерватизма, ее основные положения были рассмотрены в работах Э. Берка /ХVIII в./. Он и его многочисленные последователи были убеждены, что социальный опыт передается из поколения в поколение, человек не может его сознательно прогнозировать и не в состоянии им, поэтому управлять.
В России на протяжении всего ХIХ в. идеи консерватизма получили широкое распространение и прошли долгий путь от славянофильства к религиозно-этическому искательству. В философских и литературно-критических работах этого периода рассматривались и осмысливались исторические события, связанные с победой над Наполеоном /1812г./, восстанием декабристов /1825г./, отменой крепостного права /1861г./, проведением буржуазно-либеральных реформ /б0-70гг./. развитием капиталистических отношений и революционно-демократического движения.
В первой половине ХIХ в. царское правительство пыталось разработать собственную идеологию, на основании которой воспитать преданное самодержавию молодое поколение. Главным идеологом самодержавия стал Уваров. В прошлом вольнодумец, друживший со многими декабристами, он выдвинул так называемую "теорию официальной народности" /"самодержавие, православие, народность"/. Смысл ее состоял в противопоставлении дворянско-интеллигентской революционности и пассивности народных масс, наблюдавшейся с конца ХVIII в. Освободительные идеи представлялись как наносное явление, распространенное только среди "испорченной" части образованного общества. Пассивность крестьянства, его патриархальная набожность, стойкая вера в царя изображались в качестве "исконных" и "самобытных" черт народного характера. Уваров утверждал, что Россия "крепка единодушием беспримерным - здесь царь любит Отечество в лице народа и правит им как отец, руководствуясь законами, а народ не умеет отделять Отечество от царя и видит в нем свое счастье, силу и славу".
Виднейшие представители официальной науки, /например, историк М.П. Погодин/ были сторонниками "теории официальной народности" и в своих трудах восхваляли самобытную Россию и существующие порядки. Эта теория на многие десятилетия стала краеугольным камнем идеологии самодержавия.
В 40-50-х гг. ХIХ в. идейные споры велись в основном о будущих путях развития России. Славянофилы выступали за самобытность России, которую они видели в крестьянской общине, в православии и в соборности русского народа. Среди них своим значительным философским потенциалом выделялись И.В. Киреевский. К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин и особенно А.С. Хомяков. Они стремились опровергнуть немецкий тип философствования и выработать на основе исконно отечественных идейных традиций особую русскую философию.
Выступая с обоснованием самобытного, т.е. не буржуазного пути исторического развития России, славянофилы выдвинули оригинальное учение о соборности, объединении людей на основе высших духовных, религиозных ценностей - любви и свободы. Главные особенности России они усматривали в крестьянской общине и православной вере. Благодаря православию и общинности, доказывали славянофилы, в России все классы и сословия мирно уживутся друг с другом. Реформы Петра I оценивались ими весьма критически. Считалось, что они отклонили Россию с естественного пути развития, хотя не изменили ее внутренний строй и не уничтожили возможность возврата на прежний путь, который отвечает духовному складу славянских народов.
Славянофилы даже выдвинули лозунг "Царю - власть, народу - мнение". Исходя из нее, они выступали против всяческих нововведений в области государственного управления, особенно против конституции по западному образцу. Духовной основой славянофильства было православное христианство, с позиций которого они критиковали материализм и классический /диалектический/ идеализм Гегеля и Канта.
Со славянофильством многие исследователи связывают начало самостоятельной философской мысли в России.
Для философского учения славянофилов основополагающим является понятие соборности, которое впервые вводится А.С. Хомяковым. Под соборностью он подразумевает особый род человеческой общности, который характеризуется свободой, любовью, верой. Алексей Степанович считал истинной христианской религией православие: в католицизме есть единство, но нет свободы, в протестантизме, напротив, свобода не подкрепляется единством. Только для православия характерны соборность, или общинность, сочетание единства и свободы, опирающееся на любовь к Богу. Соборность, единство, свобода, любовь - вот ключевые и наиболее плодотворные философские идеи Хомякова.
И.В. Киреевский соборность определяет как подлинную социальность, носящую ненасильственный характер. Соборность, по его учению, лишь качество русской социально-культурной жизни, прообраз Царства Божия на земле.
В современной научной литературе, монографиях, коллективных исследованиях последних лет особый акцент делается на изучение социальных идеалов славянофилов. И Киреевский и Хомяков в качестве идеальной модели общественного устройства видели общину, которая рассматривалась ими единственное уцелевшее в русской истории социальное учреждение, в котором сохранились нравственность, как отдельного человека, так и общества в целом.
В теории славянофильства наиболее стройная и логически обоснованная концепция социального устройства общества принадлежит К.С. Аксакову, сыну известного писателя С.Т. Аксакова. Он сформулировал концепцию "земли и государства", в которой доказывал особенность исторического пути русского народа. В 1855г. Аксаков в своей записке "0 внутреннем состоянии России" изложил собственные взгляды на идеальное социальное устройство. Он был убежден, что следование им позволит избежать различного рода социальных бунтов, протестов, даже революций, которые вспыхивали в это время в Европе.
К.С. Аксаков считал, что единственной приемлемой для России формой государственного правления, соответствующей всему ходу русской истории, является монархия. Другие формы правления, включая демократию, допускают участие общества в решении политических вопросов, что противоречит характеру русского народа. В обращении к Александру II он отмечал, что русский народ "...не государственный, не ищущий участия в правлении, в желающий условиями ограничивать правительственную власть, не имеющий, одним словом, в себе никакого политического элемента, следовательно, не содержащий в себе даже зерна революции или устройства конституционного...".
В России народ не рассматривает государя в качестве земного бога: он повинуется, но не боготворит своего царя. Государственная власть без вмешательства в нее народа может быть только неограниченной монархией. А невмешательство государства в свободу духа народа, народа - в действия государства и является основой жизни общества и государства.
Все последователи теории славянофильства считали, что в России ни в коем случае нельзя вводить институты власти, подобные западным, т.к. Россия располагает собственными политическими моделями.
Идеологи славянофильства ратовали за возрождение допетровского сословно-представительного строя, монархических и патриархальных нравов. В своем творчестве славянофилы зачастую идеализировали черты русского национального характера, образа жизни, верования. Они пытались вывести будущее России из прошлого, а не из настоящего, поэтому в их взглядах много утопического.
Философия славянофилов строилась на основе русского понимания христианства, воспитанного национальными особенностями русской духовной жизни. Своей философской системы как таковой они не выработали, но им удалось установить общий дух философского мышления в России. Ранние славянофилы выдвинули ряд принципиально новых идей, но целостной философской системы у них не было. Не удалось добиться успеха в этом деле, уже в 70- 80-е годы Х1Хв., также поздним славянофилам, в частности, Н.Я. Данилевскому. Он прославился своей книгой "Россия и Европа". Вслед за немецким историком Рюкертом, но ранее автора известной книги "Закат Европы" Шпенглера и других получивших широкую европейскую известность работ. Данилевский развивал концепцию культурно-исторических типов: общечеловеческой цивилизации нет, а есть определенные типы цивилизаций, их всего 10, среди которых выделяется своим будущим славянский историко-культурный тип. Поздние славянофилы были консерваторами и отказались от утопизма своих предшественников.
Под влиянием славянофильства сложилось почвенничество, общественно-литературное движение б0-х годов ХIХв. А.А. Григорьеву и Ф.Н. Достоевскому была близка идея приоритета искусства - с учетом его органистической силы - над наукой. "Почва" для Достоевского - это родственное единение с русским народом. Быть с народом значит иметь в себе Христа, предпринимать постоянные усилия по своему моральному обновлению. Для Достоевского на первом плане стоит постижение последней правды человека, истоков действительно положительной личности. Именно поэтому Достоевский - мыслитель экзистенциального склада, путеводная звезда "экзистенциалистов ХХ века, но в отличие от них он не профессиональный философ, а профессиональный писатель. Может быть, поэтому в творчестве Достоевского едва ли просматривается сколько-нибудь четко сформулированная теория философская.
Выступающий с позиций почвенничества А.А. Григорьев /1822-1864/ в целом признавал определяющее значение патриархальности и религиозных начал в русской жизни, но очень критично отзывался о романтическом мировоззрении классического славянофильства: "Славянофильство верило слепо, фанатически в неведомую ему самому сущность народной жизни, и вера вменена ему в заслугу"
В 60-90-е годы ХIХ в. Россия встала на путь капиталистического развития. В период после проведения либерально-буржуазных реформ 60-70-х гг. капиталистический строй утверждался во всех сферах общественно-политической и экономической жизни. Капиталистические отношения, как в городе, так и в деревне, переплетались с сильными пережитками крепостничества: осталось помещичье землевладение, полуфеодальные способы эксплуатации крестьян. Преобладал так называемый "прусский" тип капитализма в сельском хозяйстве, характеризующийся сохранением помещичьей собственности и постепенным превращением помещичьего землевладения в капиталистическое.
В связи с этими обстоятельствами и усложнением социальной структуры общественно-политическое развитие России во второй половине ХIХ века было наполнено острыми противоречиями. Эти противоречия в жизни пореформенной России нашли свое отражение в борьбе различных течений и направлений русской общественной мысли, в том числе и в области философии.
В это время в России, как и прежде, официально господствующим направлением общественной мысли было монархическое направление, оплотом которого были религиозная идеология и идеалистические течения в философии, т.н. "монархический лагерь". Оно основывалось на различных идеалистических учениях - от наиболее религиозных течений до позитивизма. По своим социальным истокам и сущности философский идеализм в России во вт. пол. ХIХ в. был выражением интересов господствующего класса - помещиков и либерально-монархической буржуазии. Несмотря на то, что российская буржуазия была относительно молодым классом и только укрепляла свои позиции, она не только не отличалась революционностью, но, наоборот, страшилась революционного пролетариата и искала союза с помещиками под эгидой самодержавия.
Поэтому одним из основных направлений философской мысли приверженцев консерватизма в России была борьба с революционно-демократическим и пролетарским движением, с материализмом.
В России во вт. пол. XIX в. в условиях зарождения и формирования капиталистических отношений приобретает консервативную функцию идеология классического либерализма. Переход от прошлого к настоящему идеологами консерватизма мыслился как стабилизация не подлежащей изменение социальной формы. Консерваторы объявляют социальной утопией возможность вмешательства субъекта в ход исторического процесса, скептически относятся к возможностям волевых решений социальных проблем.
Представители радикализма и революционеры все время ссылались на науку и научный прогресс, и при этом подчеркивали, что они одни имеют право говорить от имени науки. Таким образом, они предоставляли консервативным кругам как раз те доводы, которые они искали. Ведь если наука, и особенно философия, являются основой для того, чтобы разрушать весь существующий правопорядок, то польза философии сомнительна, а ее вред очевиден. Для славянофилов это было лишним подтверждением их убеждения в том, что вся западная мудрость - просто духовный яд.
Было бы поистине неблагодарной задачей защищать науку и ее свободу, с одной стороны, от революционных демократов и впоследствии большевиков, объявивших на нее монополию, а с другой - от подозрений правых консерваторов. Задача эта выпада на долю консервативных либералов, таких, например, как Чичерин или Катков. Катков был убежден, что революционное учение, несмотря на свою логическую обоснованность и стройность, ничего общего с наукой не имеет и что, напротив, распространение этих взглядов является последствием подавления научного мышления и научной свободы. В своей газете "Московские ведомости" /№ 205, 1866/ Катков писал: "Все эти лжеучения, все эти дурные направления родились и приобрели силу посреди общества, не знавшего ни науки, свободной, уважаемой и сильной, ни публичности в делах...". Ему вторит Чичерин: "... эта бессмысленная пропаганда, клонившаяся к разрушению всего существующего строя, учинялась в то время... когда на Россию сыпались неоценимые блага, занималась заря новой жизни..." /буржуазно-либеральные реформы 60 - 70-х годов ХIХ в. - авт.. И далее он приходит к выводам что в России "искренним либералам при существующем порядке остается поддерживать абсолютизм...". Под абсолютизмом Чичерин подразумевал самодержавие в России. Довольно резко отзывался он о демократической форме правления: "Всякий, кто не примыкает к общему течению или осмеливается подать голос против большинства, рискует поплатиться имуществом, и даже самою жизнью, ибо разъяренная толпа способна на все... Демократия представляет господство посредственности: возвышая массу, она понижает верхние слои и все подводит к однообразному, пошлому уровню".
Как показывает история философии, во второй половине XIX века русские философы-идеалисты того времени были идеологами правящих классов, стремившихся во что бы то ни стадо защитить и увековечить существующий порядок, искренне веря, что для России это единственный способ избежать социальных потрясений и кровопролития. Консервативные настроения присутствует в их творчестве, их трудах, их мыслях: они старались укрепить самодержавие, влияние церкви, упрочить религиозное мировоззрение.
Представители русской консервативной мысли в XIX веке, особенно во второй его половине, накопили богатейший материал к размышлению. Но в 1917 году в России произошла социалистическая революция, и развитие свободного философского процесса было прервано. Многие философы так и не приняли Октябрьскую революцию, не смогли смириться с существующим положением дел, и вынуждены были покинуть страну. И вообще, русская интеллигенция была объявлена "идеологически чуждым классом", и многие из них отправились в эмиграцию в целях собственной безопасности.
В то же время в социалистической России был насильственно положен конец бывшему многообразию философских систем. Соответствующие государственные органы позаботились о том, чтобы в стране возобладала, одна философская линия - марксистко-ленинская. В советской науке сложился весьма тенденциозный стереотип на творческое наследие таких общественных деятелей, как, например, Радищев, Герцен, Белинский, Чернышевский, и др. и явная переоценка мировой значимости их философских систем. Единственно верным и правильным считалось учение классиков марксизма-ленинизма и труды их последователей, отечественных государственных и общественных деятелей, которые издавались в стране многомиллионными тиражами.
Ими настоятельно предлагалось руководствоваться во всех сферах человеческой жизни. Всяческое инакомыслие попросту запрещалось и даже преследовалось. Само слово "консерватор" у нас в стране было синонимом слова "реакционер", и их самих, и их взгляды гневно клеймили в своих сочинениях как государственные лидеры, /например, В.И. Ленин: "Антинародный характер российского идеализма, его идейный крах ярко проявляются и в политической эволюции его проповедников... Катков - Суворин - "веховцы", все это исторические этапы поворота русской буржуазии к защите реакции, к шовинизму и антисемитизму...", так и представители официальной науки, /например, Л. Коган: "Российский идеализм, особенно в последней трети XIX века, был органически враждебен науке, всячески старался опорочить ее завоевания, ее материалистические выводы, использовать в своих интересах противоречия и трудности ее развития. При всем различии их взглядов, реакционер Данилевский и либерал Катков сходились в ненависти к дарвинизму."
В этом проявилась однобокость развития советских общественных наук, в выпячивании одних сторон философского процесса и абсолютном замалчивании других. Но ведь невозможно дать объективную оценку творчеству тех же самых Белинского, Чернышевского, Ленина и других, не зная мнения их оппонентов.
К сожалению, в России произведения представителей консервативного направления на долгие десятилетия оказались попросту забыты, их мысли, взгляды - не востребованы обществом. А ведь среди них были выдающиеся мыслители, ораторы, лидеры в своих профессиональных сферах, высокую оценку которым дал Н.О. Лосский: "Характернейшая черта русской философии состоит именно в том, что множество лиц посвящают ей свои силы... Среди них... многие обладают большим литературным талантом, поражают своей богатой эрудицией...".
Консерватизм в России
Апеллируя к традиционным ценностям, консерватизм изначально проявил себя как анти либеральное течение, которое, с одной стороны, было направлено против демократической и социалистической доктрин, а с другой - допускало критику правящих властных структур. Это была критика, справа, обличавшая неспособность власти проконтролировать начавшиеся перемены и одновременно разработать систему мер, которая могла бы предотвратить радикальную ломку традиционных отношений. Хотя в консервативном лагере и были сильны ностальгические настроения, было ясно, что модернизационный процесс невозможно остановить силой. Консерваторы понимали, экономические перемены тесно связаны с политическими. Осознавая невозможность тотального противодействия реформам консерваторы стремились придать им нужное направление.
Разочарование в результатах реформ после убийства Александра II было использовано консервативными силами для реванша. Консерватизм второй половины XIX века, хотя и опирался на славянофильские идеи, был более фундаментальным и прочнее связанным с реальной государственной политикой. Старый лозунг «Православие. Самодержавие. Народность», уже не мог быть воссоздан в полной мере, и консерваторы попытались сконструировать новую идеологию на базе охранительной традиции. Эта идеология должна была быть в достаточной мере мобильной, чтобы противостоять набиравшим вес в обществе либеральным и социалистическим концепциям. Была предпринята попытка оформления и претворения в жизнь идеи сильной государственности с целью нейтрализации как буржуазно - капиталистической, так и революционно-социалистической альтернатив самодержавию.
При этом консерваторы стремились не только к сохранению «внешней оболочки» традиционной России, но и к сохранению внутренних религиозно - нравственных принципов. Консерваторы обращались одновременно и к правительству, и к общественному мнению, стремясь предложить свои альтернативы развития. В качестве ограничителя деспотизма власти выдвигался не парламент, а, прежде всего, религиозно-нравственные нормы. Власть «освящалась» высшей религиозной идеей, при этом религиозная подоплека должна была связать воедино реальную политику и мистическо-религиозную сущность истории России, в которую верили консерваторы. Но они опоздали. Конструирование консервативной идеологии, облегчавшей переход к новым социально - экономическим отношениям, еще не было завершено, когда общество уже «отшатнулось» от консерватизма в сторону более радикальных концепций.
Характерно, что, несмотря на наличие в консервативном лагере многих выдающихся писателей, историков и философов, универсальной «консервативной идеологии» в России так и не сложилось. Сам по себе консервативный спектр русской политической жизни был необычайно широк, включая в себя и крайних охранителей, и либералов-консерваторов, и «революционеров справа». Под воздействием модернизационных процессов, происходивших в России на рубеже XIX-XX вв., русский консерватизм не оставался стабильным. Он эволюционировал, подвергался трансформационным изменениям, ставил перед собой различные задачи, постепенно менял свое обличие.
Вместе с тем, при всем своеобразии и различии консервативных концепций можно выделить ряд общих признаков, в целом присущих этой системе мировоззренческих ценностей:
1. Россия должна развиваться по собственному национальному пути, отличному от западного в политическом и духовно-нравственном аспектах. Из этого следует признание преобладающей роли государства и незыблемости самодержавной власти в России. При этом допускалась возможность проведения реформ в рамках существующей системы с целью укрепления монархической власти;
2. наличие в консервативных концепциях религиозно-православной константы, обусловленной идеографическим взглядом на мир и сакрализацией явлений государственно-политической жизни;
3. стремление к сохранению общественной иерархии;
4. настороженное отношение к начавшейся капитализации страны, требование учета специфики развития российской экономики; критика либерализма, парламентаризма и социализма.
Идеологи консерватизма
Это направление идеологической мысли характеризуют как систему воззрений, ориентированных на сохранение и поддержание существующих общественных порядков и отказ от радикальных проектов общественного переустройства, как «охранительное» направление общественно-политической мысли. Консерватизм не отвергает изменений вообще, он выступает против революционных изменений, которые ведут к обрушению общественных устоев, беспорядкам, хаосу и контролировать которые практически невозможно. Приветствуются эволюционные изменения, которые согласуются с существующими порядками и развиваются подконтрольно, оставляют возможность коррекции, исправления возникающих нежелательных последствий.
Консервативная идеология опирается на естественную потребность людей в стабильности, устойчивости настоящего и предсказуемости будущего, психологическую склонность людей держаться за надежное и проверенное прошлое. В идеологии консерватизма это находит свое выражение в обосновании необходимости сохранения традиционных политических и социальных институтов, норм, правил, ценностей, таких как семья, церковь и др. В традиционных формах воплощен социальный опыт многих поколений людей и эта «мудрость» веков во много раз разумнее и надежнее любого сочиненного теоретиком проекта жизнеустройства. Поэтому традиции надо всячески поддерживать и защищать.
Общество и государство, с точки зрения консерваторов, являются результатом естественной эволюции, а не договора граждан, как принято считать в либерализме. Общество консерваторами рассматривается как органическая и целостная система, общественные процессы трактуются по аналогии с развитием любого живого организма, которое протекает по естественным законам. Как в любом организме нет ничего «лишнего» или «неразумного», так и в обществе все его элементы, части равно необходимы, дополняют друг друга, формируются и «созревают» естественно, органично. Нельзя их развитие подгонять искусственно, нельзя также переделывать общественный организм по своему разумению.
Неприемлема для консерватизма ключевая в либеральной идеологии концепция естественных прав и свобод человека, подразумевающая равенство всех индивидов. Консерваторы утверждают принципиальное неравенство людей по своим талантам, способностям и т. д., являются приверженцами идеи ранга, иерархичности, без которой невозможна органическая целостность государства, нации, семьи.
Западное общество в 70 - 80-е годы прошлого столетия столкнулось с энергетическими, экологическими и прочими острейшими проблемами, вызвавшими экономический спад. Решение актуальных проблем предложили консерваторы, взяв на вооружение ряд новых идей. Классический консерватизм эволюционировал в неоконсерватизм, в такие его формы как рейганизм (США), тэтчеризм (Англия).
Неоконсерватизм в экономике сделал акцент на освобождение предпринимательской инициативы, снижение налогов, ограничение экономических и социальных функций государства за счет приватизации государственной собственности. Была проведена структурная перестройка экономики, урезаны многие социальные программы, сокращен госаппарат и т. д. Это дало свои плоды - в западном мире снизилась инфляция, выросли темпы экономического роста. Неоконсерваторы серьезно продвинулись в сторону приоритета прав и свобод отдельной личности, создании новой мотивации работников, ориентированной не на рост уровня жизни, а на качество жизни. Вместе с тем неоконсерваторы не забывали и старых ценностей - прочная семья, высокая нравственность, культура, духовность и пр. Органично соединив старые ценности доиндустриальной эпохи с ценностями постиндустриальной эры (творческий труд, ускоренное развитие образования, культуры, привлечение работников к управлению производством и др.) неконсервативная идеология занимала лидирующие позиции в 70 - 80-е годы XX столетия и сохраняет устойчивые позиции в современном мире.
Принципы консерватизма
При более пристальном рассмотрении консерватизма, как отмечают его аналитики, явно просматриваются три кардинальные проблемы, которые и сегодня являются ключевыми как в самой этой теоретической традиции, так и в борьбе консерватизма с другими идейными направлениями. В первую очередь речь идет о консервативном понимании рационального в социально-историческом процессе. Вторая проблема - это отношение к обществу. И третья - проблема революций. Обратимся к консервативной трактовке каждой из этих проблем.
Одним из центральных положений консерватизма, из которого вытекают и многие другие, является представление о том, что человеческий разум ограничен в своих возможностях восприятия общества в его тотальности, осознания смысла и цели социального процесса и определения места человека в этом процессе. Все видные представители этой традиции считали, что общественными делами, наряду с разумом, правит Провидение, под которым, согласно религиозным представлениям, понимается божественная сила, направляющая судьбы людей и всего мира к благу. Реальный социальный процесс они рассматривают как результат проб и ошибок, накопленный и переданный из поколения в поколение опыт, воплощенный в социальных институтах и ценностях, которые человек не сконструировал сознательно, а потому и не вправе их радикально изменять. Поэтому один из основополагающих принципов консервативной идеологии и практики гласит: хотя мы всегда должны стремиться к улучшению наших институтов, мы никогда не ставим перед собой задачу переделать их целиком, и потому в наших усилиях по улучшению их мы должны принять как данное многое из того, что мы не понимаем; мы должны постоянно действовать внутри и в пределах, как ценностей, так и институтов, которые созданы не нами.
Вторая проблема, вытекающая из первой, связана с выяснением сущности общества и взаимоотношений людей в этом обществе, а также с определением характера взаимоотношений между обществом и государством. С момента своего оформления как течения социальной мысли консерваторы противостоят в решении этих вопросов сторонникам концепции естественных прав и договорного происхождения гражданского общества и государства. Последние исходят из того, что государство, в сущности, есть вторичный институт, оно возникает на основе соглашения между преследующими собственные интересы, но находящимися в до гражданском обществе людьми. Консерваторы же полагают, государство - это некая постоянно существующая органическая целостность, отдельные части которой появляются, видоизменяются и исчезают, но сама она остается неизменной.
Третья проблема касается вопроса о социальных изменениях: эволюционных и революционных. Исходя из идеи ограниченности разума в определении сути и направления развития социальных процессов, а также из представления об органическом характере общества и государства, консерваторы придерживаются концепции исторического единства прошлого, настоящего и будущего, преемственности и обновления социальных связей, передающихся от предков к потомкам. Они считают, что будущее должно выводиться из прошлого, и потому большое значение придают формированию исторического сознания своих народов, уважительному отношению к наследию прошлого, религиозным традициям и ценностям.
Отсюда вытекает и резко негативное отношение консерваторов к революции. На основе анализа революционных процессов, происшедших во многих странах Европы с XVIII по XX в., консервативная мысль утверждает, что попытки осуществить радикальный разрыв с действительностью и реализовать на практике рационально сконструированную схематическую модель общества, в рамках которой сняты все антагонистические противоречия, неизбежно ведет к прямо противоположным результатам. Консерваторы настаивают на том, что человеческий разум не всемогущ и потому будет сделано много ошибок, как в самом проекте полного переустройства общества, так и в ходе реализации этого проекта.
Одним из центральных для идеологии и практики консерватизма положений, которое как бы концентрирует в себе все рассмотренные выше постулаты, является понятие порядка, противостоящего хаосу. В поддержании такого порядка, в том числе и в функционировании социальных и политических институтов, определяющая роль отводится государству, которое отделяется от общества и становится над ним. Лишь сильное государство, по убеждению консерваторов, способно обеспечить здоровый социальный порядок, одержать эгоизм различных социальных групп и подчинить их единой цели, общему благу. Свобода для консерваторов не имеет абсолютного характера, она относительна и допускается лишь в рамках необходимых ограничений. Для них интересы государства, нации, общности неизмеримо выше, чем интересы индивида или какой-либо социальной группы. Важнейшим фактором порядка консерваторы считают также неравенство, так как никакое общество, по их представлениям, невозможно без иерархии. Равенство же, по их мысли, должно существовать только в области морали и добродетели, где все обязаны исполнять свой долг.
Здесь кстати будет заметить, что данная черта консерватизма, т.е. приверженность идее верховенства интересов нации над индивидуальными, групповыми или классовыми интересами, сближает его с национализмом и такой разновидностью последнего как фашизм. Роднит их сторонников преклонение перед государством: и те, и другие видят в нем средоточие национального духа, залог стабильности и порядка. Но на этом сходство консерватизма с национализмом и фашизмом заканчивается.
Фашизм как политическая идеология и практика впитал в себя ряд новых черт, отличающих его от традиционного консерватизма. Фашисты выдвинули и пытались осуществить на практике не просто идею сильного государства, но государства тоталитарного, поглощающего собой все общество. В отличие от консерваторов, которые отвергают диктаторские формы правления, фашисты преклоняются перед насилием как средством решения любых социальных проблем. Всюду, где они приходили к власти, ликвидировались институты демократии, основные политические права и свободы граждан, а главным методом осуществления власти становился государственно организованный террор. Как уже отмечалось, тоталитаризм во всех его формах показал свою бесперспективность, чего нельзя сказать о консерватизме.
Изложенные фундаментальные положения классического консерватизма как направления социальной мысли лежат в основе консерватизма как политической практики. Подчеркнем: сутью последнего является охранительный подход к существующему общественному строю. Это, правда, вовсе не означает, что консерваторы отрицают любые сознательные изменения в общественной жизни. Они против лишь радикальных преобразований, так как нет гарантий, что полная реконструкция существующего мира приведет к работающей социальной системе.
По образному замечанию Карла Поппера, политик, уподобляющийся художнику, который стирает все с холста, чтобы написать на нем заново, не понимает, что и он сам и его идеи включены в старую картину мира и что, разрушив ее, он разрушает тем самым и собственные мысли, и планы, и свою утопию. В результате получается не идеальная общественная модель, а хаос. Консерваторы предпочитают постепенные изменения в обществе, которые оставляют возможность их дальнейшей коррекции.
Консерватизм в 19 веке
Распространено также т.н. "ситуационное" понимание консерватизма как системы идей, используемой для оправдания и стабилизации любой общественной структуры, независимо от ее значения и места в социально-историческом процессе. В консерватизме обнаруживаются сходные идейные установки: признание существования всеобщего морально-религиозного порядка, несовершенство человеческой природы, убеждение в природном неравенстве людей, ограниченные возможности человеческого разума, необходимость классовой иерархии и др.
Консерватизм обозначает также философско-политическое понятие, при котором его носители выступают как против любых радикальных, левых течений, так и против крайне правых сил, пытающихся остановить прогрессивное развитие общества.
Одна из важнейших функций консерватизма – социальная, которая имеет следующие характеристики:
- сохранение и бережное отношение к национальному менталитету, моральным традициям и нормам человечества;
- недопустимость вмешательства человека в ход исторического развития, насильственной ломки привычного образа жизни;
- трактовка общества как объективной реальности, которая имеет свою структуру и собственное развитие.
В современной научной литературе можно встретить и иную функцию консерватизма, которую можно назвать определенным типом или стилем мышления.
Теория консерватизма, ее основные положения были рассмотрены в работах Э. Берка /ХVIII в./. Он и его многочисленные последователи были убеждены, что социальный опыт передается из поколения в поколение, человек не может его сознательно прогнозировать и не в состоянии им, поэтому управлять.
В России на протяжении всего ХIХ в. идеи консерватизма получили широкое распространение и прошли долгий путь от славянофильства к религиозно-этическому искательству. В философских и литературно-критических работах этого периода рассматривались и осмысливались исторические события, связанные с победой над Наполеоном /1812г./, восстанием декабристов /1825г./, отменой крепостного права /1861г./, проведением буржуазно-либеральных реформ /б0-70гг./. развитием капиталистических отношений и революционно-демократического движения.
В первой половине ХIХ в. царское правительство пыталось разработать собственную идеологию, на основании которой воспитать преданное самодержавию молодое поколение. Главным идеологом самодержавия стал Уваров. В прошлом вольнодумец, друживший со многими декабристами, он выдвинул так называемую "теорию официальной народности" /"самодержавие, православие, народность"/. Смысл ее состоял в противопоставлении дворянско-интеллигентской революционности и пассивности народных масс, наблюдавшейся с конца ХVIII в. Освободительные идеи представлялись как наносное явление, распространенное только среди "испорченной" части образованного общества. Пассивность крестьянства, его патриархальная набожность, стойкая вера в царя изображались в качестве "исконных" и "самобытных" черт народного характера. Уваров утверждал, что Россия "крепка единодушием беспримерным – здесь царь любит Отечество в лице народа и правитимкак отец, руководствуясь законами, а народ не умеет отделять Отечество от царя и видит в нем свое счастье, силу и славу".
Виднейшие представители официальной науки, /например, историк М.П. Погодин/ были сторонниками "теории официальной народности" и в своих трудах восхваляли самобытную Россию и существующие порядки. Эта теория на многие десятилетия стала краеугольным камнем идеологии самодержавия.
В 40-50-х гг. ХIХ в. идейные споры велись в основном о будущих путях развития России. Славянофилы выступали за самобытность России, которую они видели в крестьянской общине, в православии и в соборности русского народа. Срединих своим значительным философским потенциалом выделялись И.В. Киреевский. К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин и особенно А.С. Хомяков. Они стремились опровергнуть немецкий тип философствования и выработать на основе исконно отечественных идейных традиций особую русскую философию.
Выступая с обоснованием самобытного, т.е. не буржуазного пути исторического развития России, славянофилы выдвинули оригинальное учение о соборности, объединении людей на основе высших духовных, религиозных ценностей – любви и свободы. Главные особенности России они усматривали в крестьянской общине и православной вере. Благодаря православию и общинности, доказывали славянофилы, в России все классы и сословия мирно уживутся друг с другом. Реформы Петра I оценивались ими весьма критически. Считалось, что они отклонили Россию с естественного пути развития, хотя не изменили ее внутренний строй и не уничтожили возможность возврата на прежний путь, который отвечает духовному складу славянских народов.
Славянофилы даже выдвинули лозунг "Царю – власть, народу – мнение". Исходя из нее, они выступали против всяческих нововведений в области государственного управления, особенно против конституции по западному образцу. Духовной основой славянофильства было православное христианство, с позиций которого они критиковали материализм и классический /диалектический/ идеализм Гегеля и Канта. Со славянофильством многие исследователи связывают начало самостоятельной философской мысли в России. Особенно интересны в связи с этим взгляды основателей этого течения А.С. Хомякова /1804-1860/ и И.В. Киреевского /1806-1856/.
Для философского учения славянофилов основополагающим является понятие соборности, которое впервые вводится А.С. Хомяковым. Под соборностью он подразумевает особый род человеческой общности, который характеризуется свободой, любовью, верой. Алексей Степанович считал истинной христианской религией православие: в католицизме есть единство, но нет свободы, в протестантизме, напротив, свобода не подкрепляется единством. Только для православия характерны соборность, или общинность, сочетание единства и свободы, опирающееся на любовь к Богу. Со-борность, единство, свобода, любовь – вот ключевые и наиболее плодотворные философские идеи Хомякова.
И.В. Киреевский соборность определяет как подлинную социальность, носящую ненасильственный характер. Соборность, по его учению, лишь качество русской социально-культурной жизни, прообраз Царства Божия на земле.
В современной научной литературе, монографиях, коллективных исследованиях последних лет особый акцент делается на изучение социальных идеалов славянофилов. И Киреевский и Хомяков в качестве идеальной модели общественного устройства видели общину, которая рассматривалась ими единственное уцелевшее в русской истории социальное учреждение, в котором сохранились нравственность, как отдельного человека, так и общества в целом.
В теории славянофильства наиболее стройная и логически обоснованная концепция социального устройства общества принадлежит К.С. Аксакову, сыну известного писателя С.Т. Аксакова. Он сформулировал концепцию "земли и государства", в которой доказывал особенность исторического пути русского народа. В 1855г. Аксаков в своей записке "0 внутреннем состоянии России" изложил собственные взгляды на идеальное социальное устройство. Он был убежден, что следованиеимпозволит избежать различного рода социальных бунтов, протестов, даже революций, которые вспыхивали в это время в Европе.
К.С. Аксаков считал, что единственной приемлемой для России формой государственного правления, соответствующей всему ходу русской истории, является монархия. Другие формы правления, включая демократию, допускают участие общества в решении политических вопросов, что противоречит характеру русского народа. В обращении к Александру II он отмечал, что русский народ "...не государственный, не ищущий участия в правлении, в желающий условиями ограничивать правительственную власть, не имеющий, одним словом, в себе никакого политического элемента, следовательно, не содержащий в себе даже зерна революции или устройства конституционного...".
В России народ не рассматривает государя в качестве земного бога: он повинуется, но не боготворит своего царя. Государственная власть без вмешательства в нее народа может быть только неограниченной монархией. А невмешательство государства в свободу духа народа, народа – в действия государства и является основой жизни общества и государства.
Все последователи теории славянофильства считали, что в России ни в коем случае нельзя вводить институты власти, подобные западным, т.к. Россия располагает собственными политическими моделями.
Идеологи славянофильства ратовали за возрождение допетровского сословно-представительного строя, монархических и патриархальных нравов. В своем творчестве славянофилы зачастую идеализировали черты русского национального характера, образа жизни, верования. Они пытались вывести будущее России из прошлого, а не из настоящего, поэтому вих взглядах много утопического.
Философия славянофилов строилась на основе русского понимания христианства, воспитанного национальными особенностями русской духовной жизни. Своей философской системы как таковой они не выработали, но им удалось установить общий дух философского мышления в России. Ранние славянофилы выдвинули ряд принципиально новых идей, но целостной философской системы у них не было. Не удалось добиться успеха в этом деле, уже в 70- 80-е годы Х1Хв., также поздним славянофилам, в частности, Н.Я. Данилевскому. Он прославился своей книгой "Россия и Европа". Вслед за немецким историком Рюкертом, но ранее автора известной книги "Закат Европы" Шпенглера и других получивших широкую европейскую известность работ. Данилевский развивал концепцию культурно-исторических типов: общечеловеческой цивилизации нет, а есть определенные типы цивилизаций, их всего 10, среди которых выделяется своим будущим славянский историко-культурный тип. Поздние славянофилы были консерваторами и отказались от утопизма своих предшественников.
Под влиянием славянофильства сложилось почвенничество, общественно-литературное движение б0-х годов ХIХв. А.А. Григорьеву и Ф.Н. Достоевскому была близка идея приоритета искусства – с учетом его органистической силы – над наукой. "Почва" для Достоевского – это родственное единение с русским народом. Быть с народом значит иметь в себе Христа, предпринимать постоянные усилия по своему моральному обновлению. Для Достоевского на первом плане стоит постижение последней правды человека, истоков действительно положительной личности. Именно поэтому Достоевский – мыслитель экзистенциального склада, путеводная звезда "экзистен-циалистов ХХ века, но в отличие от них он не профессиональный философ, а профессиональный писатель. Может быть, поэтому в творчестве Достоевского едва ли просматривается сколько-нибудь четко сформулированная теория философская.
Выступающий с позиций почвенничества А.А. Григорьев /1822-1864/ в целом признавал определяющее значение патриархальности и религиозных начал в русской жизни, но очень критично отзывался о романтическом мировоззрении классического славянофильства: "Славянофильство верило слепо, фанатически в неведомую ему самому сущность народной жизни, и вера вменена ему в заслугу.
В 60-90-е годы ХIХ в. Россия встала на путь капиталистического развития. В период после проведения либерально-буржуазных реформ 60-70-х гг. капиталистический строй утверждался во всех сферах общественно-политической и экономической жизни. Капиталистические отношения, как в городе, так и в деревне, переплетались с сильными пережитками крепостничества: осталось помещичье землевладение, полуфеодальные способы эксплуатации крестьян. Преобладал так называемый "прусский" тип капитализма в сельском хозяйстве, характеризующийся сохранением помещичьей собственности и постепенным превращением помещичьего землевладения в капиталистическое.
В связи с этими обстоятельствами и усложнением социальной структуры общественно-политическое развитие России во второй половине ХIХ века было наполнено острыми противоречиями. Эти противоречия в жизни пореформенной России нашли свое отражение в борьбе различных течений и направлений русской общественной мысли, в том числе и в области философии.
В это время в России, как и прежде, официально господствующим направлением общественной мысли было монархическое направление, оплотом которого были религиозная идеология и идеалистические течения в философии, т.н. "монархический лагерь". Оно основывалось на различных идеалистических учениях – от наиболее религиозных течений до позитивизма. По своим социальным истокам и сущности фи-лософский идеализм в России во вт. пол. ХIХ в. был выражением интересов господствующего класса – помещиков и либерально-монархической буржуазии. Несмотря на то, что российская буржуазия была относительно молодым классом и только укрепляла свои позиции, она не только не отличалась революционностью, но, наоборот, страшилась революционного пролетариата и искала союза с помещиками под эгидой самодержавия.
Поэтому одним из основных направлений философской мысли приверженцев консерватизма в России была борьба с революционно-демократическим и пролетарским движением, с материализмом.
В России во вт. пол. XIX в. в условиях зарождения и формирования капиталистических отношений приобретает консервативную функцию идеология классического либерализма. Переход от прошлого к настоящему идеологами консерватизма мыслился как стабилизация не подлежащей изменение социальной формы. Консерваторы объявляют социальной утопией возможность вмешательства субъекта в ход исторического процесса, скептически относятся к возможностям волевых решений социальных проблем.
Представители радикализма и революционеры все время ссылались на науку и научный прогресс, и при этом подчеркивали, что они одни имеют право говорить от имени науки. Таким образом, они предоставляли консервативным кругам как раз те доводы, которые они искали. Ведь если наука, и особенно философия, являются основой для того, чтобы разрушать весь существующий правопорядок, то польза философии сомнительна, а ее вред очевиден. Для славянофилов это было лишним подтверждением их убеждения в том, что вся западная мудрость – просто духовный яд.
Было бы поистине неблагодарной задачей защищать науку и ее свободу, с одной стороны, от революционных демократов и впоследствии большевиков, объявивших на нее монополию, а с другой – от подозрений правых консерваторов. Задача эта выпада на долю консервативных либералов, таких, например, как Чичерин или Катков. Катков был убежден, что революционное учение, несмотря на свою логическую обоснованность и стройность, ничего общего с наукой не имеет и что, напротив, распространение этих взглядов является последствием подавления научного мышления и научной свободы. В своей газете "Московские ведомости" /№ 205, 1866/ Катков писал: "Все эти лжеучения, все эти дурные направления родились и приобрели силу посреди общества, не знавшего ни науки, свободной, уважаемой и сильной, ни публичности в делах... «. Ему вторит Чичерин: "... эта бессмысленная пропаганда, клонившаяся к разрушению всего существующего строя, учинялась в то время... когда на Россию сыпались неоценимые блага, занималась заря новой жизни..." /буржуазно-либеральные реформы 60 - 70-х годов ХIХ в. – авт./. И далее он приходит к выводам что в России "искренним либералам при существующем порядке остается поддерживать абсолютизм... «Под абсолютизмом Чичерин подразумевал самодержавие в России. Довольно резко отзывался он о демократической форме правления: "Всякий, кто не примыкает к общему течению или осмеливается подать голос против большинства, рискует поплатиться имуществом, и даже самою жизнью, ибо разъяренная толпа способна на все... Демократия представляет господство посредственности: возвышая массу, она понижает верхние слои и все подводит к однообразному, пошлому уровню".
Как показывает история философии, во второй половине XIX века русские философы-идеалисты того времени были идеологами правящих классов, стремившихся во что бы то ни стадо защитить и увековечить существующий порядок, искренне веря, что для России это единственный способ избежать социальных потрясений и кровопролития. Консервативные настроения присутствует в их творчестве, их трудах, их мыслях: они старались укрепить самодержавие, влияние церкви, упрочить религиозное мировоззрение.
Представители русской консервативной мысли в XIX веке, особенно во второй его половине, накопили богатейший материал к размышлению. Но в 1917 году в России произошла социалистическая революция, и развитие свободного философского процесса было прервано. Многие философы так и не приняли Октябрьскую революцию, не смогли смириться с существующим положением дел и вынуждены были покинуть страну. И вообще, русская интеллигенция была объявлена "идеологически чуждым классом", и многие из них отправились в эмиграцию в целях собственной безопасности.
В то же время в социалистической России был насильственно положен конец бывшему многообразию философских систем. Соответствующие государственные органы позаботились о том, чтобы в стране возобладала, одна философская линия – марксистко-ленинская. В советской науке сложился весьма тенденциозный стереотип на творческое наследие таких общественных деятелей, как, например, Радищев, Герцен, Белинский, Чернышевский, и др. и явная переоценка мировой значимости их философских систем. Единственно верным и правильным считалось учение классиков марксизма-ленинизма и труды их последователей, отечественных государственных и общественных деятелей, которые издавались в стране многомиллионными тиражами.
Ими настоятельно предлагалось руководствоваться во всех сферах человеческой жизни. Всяческое инакомыслие попросту запрещалось и даже преследовалось. Само слово "консерватор" у нас в стране было синонимом слова "реакционер», и их самих, и их взгляды гневно клеймили в своих сочинениях как государственные лидеры, /например, В.И. Ленин: "Антинародный характер российского идеализма, его идейный крах ярко проявляются и в политической эволюции его проповедников... Катков – Суворин – "веховцы", все это исторические этапы поворота русской буржуазии к защите реакции, к шовинизму и антисемитизму...", так и представители официальной науки, /например, Л. Коган: "Российский идеализм, особенно в последней трети XIX века, был органически враждебен науке, всячески старался опорочить ее завоевания, ее материалистические выводы, использовать в своих интересах противоречия и трудности ее развития. При всем различии их взглядов, реакционер Данилевский и либерал Катков сходились в ненависти к дарвинизму.
В этом проявилась однобокость развития советских общественных наук, в выпячивании одних сторон философского процесса и абсолютном замалчивании других. Но ведь невозможно дать объективную оценку творчеству тех же самых Белинского, Чернышевского, Ленина и других, не зная мнения их оппонентов.
К сожалению, в России произведения представителей консервативного направления на долгие десятилетия оказались попросту забыты, их мысли, взгляды – не востребованы обществом. А ведь среди них были выдающиеся мыслители, ораторы, лидеры в своих профессиональных сферах, высокую оценку которым дал Н.О. Лаосский: "Характернейшая черта русской философии состоит именно в том, что множество лиц посвящают ей свои силы... Срединих... многие обладают большим литературным талантом, поражают своей богатой эрудицией...".
Современный консерватизм
Традиционалистское течение консерватизма, которое исторически было первым, положившем начало консерватизму, связывают с такими именами, как Э.Берк (1729-1797), Ж. де Местр (1753-1821), Л. де Бональд (1754-1840). В 20-м веке главным провозвестником этого направления стал Р. Керк, опубликовавший в 1953 году книгу “Консервативное мышление”. Родину консерватизма, как политической идеологии, ставшей определенной реакцией на идеи Просвещения и французской буржуазной революции, явилась Англия. Именно здесь в 1790 году вышла в свет книга Э. Берка “Размышления о революции во Франции”. К отцам-основателям консерватизма относят также Л. де Бональда и Ж. де Местра, своеобразных классиков феодально-аристократического консерватизма. Для Э. Берка, отпрыска скромного ирландского законника, были характерны двойственность и несогласованность феодально-аристократических и буржуазных компонентов системы его политических взглядов, что, впрочем, его не очень беспокоило. Более того, именно благодаря противоречиям и неувязкам многие положения Берка могут быть истолкованы очень широко и в разных контекстах найти поддержку у более широких социальных групп.
В политическую идеологию консерватизма вошли многие категории, разработанные этими мыслителями. Одной из важнейших в ней является понятие “естественная аристократия”, в которую включаются, по Берку, не только дворяне, но и богатые коммерсанты, образованные люди, законники, ученые, артисты. Богатство по соображениям разума и политики заслуживает привилегированного общественного положения. В противном случае возможны “рецидивы революции”.
Важную роль играет понятие “традиционализм”. В противоположность идеям Просвещения традиция противопоставляется разуму и ставится над ним, поскольку подчинение ей означает действие в соответствии естественным ходом вещей и вековой мудростью. Традиционализм лежит в основе понимания изменения, обновления, реформы, проведение которых не должно нарушать естественного хода вещей. При этом выделяют два основных вида реформ: реформы, направленные на восстановление традиционных прав и принципов, и превентивные реформы, нацеленные на предотвращение революции. При этом разграничивают “изменение” и “реформу”. Изменение меняет сущность объекта, реформа - ее не затрагивает и является вынужденным средством, которое приходится применять. Ж. де. Местр и Л. де Бональд, отвергая республику, любую реформу и противопоставляя ей традицию и авторитет, усматривали путь к спасению в усилении политической роли религии. Ядром политических идей де Местра явилась идея эквилибра, понимаемого как создание стратегического равновесия в политической и духовной жизни на базе теократического подхода. Де Бональд, не отдавая приоритет ни светской, ни религиозной властям, выдвинул идею союза религиозного и политического общества.
В целом политическая идея традиционализма включает в себя органическую концепцию общества, согласно которой оно существует изначально, подобно органической природе, а не возникает в результате социальной эволюции: трактовку участия индивида как не представляющей никакой самостоятельной ценности, но всецело зависящей от поддержки консервативного порядка; идеи элитизма и антидемократизма, согласно которым неравенство людей является аксиомой политики, поскольку “равенство – враг свободы” (Берк), свободы для родовитых и имущих; неприятие идеи прогресса и противопоставление ему провиденциализма и идей исторического круговорота (Миттерних).
В 20-м веке Р. Керк, развивая традиционалистские принципы, писал, что в революционные эпохи люди бывают, увлечены новизной, но затем они устают от нее и их тянет к старым принципам. История трактуется им как циклический процесс. Поэтому на определенном витке консервативный порядок возвращается вновь. Период после второй мировой войны рассматривался им как наиболее благоприятный для консерваторов. На них легло бремя ответственности за судьбы христианской цивилизации и они в силах справиться с этой задачей. Великие консерваторы, по убеждению Керка, это пророки и критики, но отнюдь не реформаторы. Утверждается, что поскольку природа человека неисправимо повреждена, то мир нельзя улучшить посредством политической деятельности. Консерваторы-традиционалисты стремятся обеспечить широкий национальный консенсус, апеллируя к традиционным представлениям и предрассудкам, авторитету и религии. Социальную и экономическую проблематику они не редко переводят в религиозно-этическую плоскость. Так, в 80-е годы Р. Керк выделил следующие принципы традиционалистского консерватизма: веру в порядок более высокого уровня, чем человеческая способность приспосабливаться, и убеждение в том, что экономика переходит в политику, политика в этику, этика в религиозные понятия. Важным союзником традиционалистского консерватизма выступают в последние десятилетия “новые правые”.
Либералистское течение в консерватизме, по мнению его представителей, наследует классическую либеральную традицию 18-19 вв. как единственно подлинную. Либерализм с этих позиций призван, с одной стороны, воспринять и продолжить стремление к свободе, сложившееся в прошлые эпохи, а с другой стороны исключить распространение социалистических идей, получивших широкое распространение на Западе с середины 19 в., вызванных экономическим подъемом послевоенных лет. Ведущие представители либерализма Ф. Хайек, М. Фридман, Дж. Гилдер, И. Кристол, Л. Бауэр доказывают, что эрозия свободного предпринимательства, индивидуальной и семейной ответственности ведет к стагнации и бедности, что необходимо возрождение классической традиции либералистского индивидуализма и свободной рыночной экономики. По их мнению, на смену “умирающему социализму” пришел возрожденный классический либертаризм. Сторонники либералистского консерватизма рассматриваются нередко как часть нового интеллектуального движения, “Нового Просвещения”, являющегося продолжателем Шотландского просвещения. Представители последнего – Д. Юм, А. Фергюссон, А. Смит, Дж. Миллар, у. Робертсон. Это Просвещение отличалось тем, что исходило из существования “коммерческого общества”, в котором в результате свободного общественного договора устанавливался порядок “хозяин – работник” как модель социальных связей. Революционным движением он не было. Континентальная Европа пережила в корне отличное Просвещение, сторонники которого в основе всех своих социальных изменений видели человеческий разум.
Этот подход вел к революции, марксизму и социализму. Шотландское Просвещение впитало в себя особенную англосаксонскую черту индивидуализма и оформило ее в теоретическую систему. Исходя из социобиологических воззрений А. Фергюссона, А. Смита, Д. Юма, либерализм, как и консерватизм в целом, рассматривал человека, прежде всего как “несовершенное существо”, стиснутое рамками естественных “границ”. Либертаристы выступили защитниками традиционных принципов свободного предпринимательства, требования порядка и законности, выдвинули аргументы против идеи государства всеобщего благоденствия и связали их с идеей “универсального морального закона”. Корень многих современных зол, по мнению либертаристов, - в нарушении естественных, богом данных принципов, свободного предпринимательства и свободного рынка, в первую очередь со стороны государства. Отвергая тезис либерал-реформизма о необходимости планирования или регулирования экономики, либертаристы утверждали, что государственное насилие над экономикой, увеличение роли государственного сектора, программирование отдельных отраслей промышленности и т.д. подрывают самый “разумный” и самый естественный способ регуляции человеческой жизни.
Либералистское понимание вопроса о человеческих правах наиболее полно выражено в философско-политическом учении Дж. Локка. Выдвинутые британским философом право индивидуальной безопасности, право защиты собственности и другие права являются незыблемыми для либерал истов. При этом они подчеркивают, что естественные права – права “негативные. По их мнению, в 20-м веке марксизм и социал-демократия извратили подлинную концепцию прав человека. Они утвердили в сознании так называемые “позитивные права”: право на труд, на отдых, крышу над головой, право на справедливую заработную плату и т.п. Социальное равенство в марксистском понимании, считали либералисты, утратило гуманистический смысл, так как провозглашает равенство условий (а это есть посягательство на право частной собственности), а не равенство возможностей.
Либералисты повсюду выступали за минимальную социальную политику государства, позволяющую лишь разряжать опасную социальную напряженность, и призывали правительство опираться исключительно на рынок в реализации и осуществлении своих программ. При этом значительную часть ответственности за программу помощи бедным считается целесообразным переложить на местные органы власти и промежуточные общественные институты: семью, церковь, школу, благотворительные организации, благотворительность и пожертвования со стороны богатых и т.п.
Либералисты убеждены в том, что основой общественной свободы служит частная собственность, что необходимы социальная иерархия и признание в качестве единого возможного только “нравственного равенства”, что уважение и вера в традиции народа являются существенной чертой государственной политики. Правые интеллектуалы либеристского образца обладали колоссальным успехом в 80-е годы в Британии, Европе, Японии, США. Вместе с тем следует иметь в виду коренное различие социального содержания политических идей классического либерализма и современного либертаризма. Для классического либерализма принцип laissez faire подразумевает борьбу за права и свободы, которых было лишено третье сословие. Для либертаризма это требование означает требование защиты и охраны достигнутых привилегий, частных интересов и собственности от идущих снизу требований демократических реформ.
Неконсервативное (либерал-консервативное) течение современного консерватизма – является сравнительно новое. Объективной основой его появления считается структурный кризис, охвативший мировую экономику в 70-е годы. Он обнаружил недостаточность прежних реформ рыночной системы и потребовал более радикальных средств. Была поставлена под сомнение существовавшая вера в то, что “научная цивилизация” сама стабилизирует общество в силу рациональности своего механизма, что она не нуждается в моральном подкреплении, легитимации и обладает каким-то внутренним регулятором. Предполагалось, что не только экономика, но социальные отношения, духовное состояние общества имеют некий автоматически действующий стабилизатор, заключенный в самой системе. Кризис подорвал эти иллюзии. Неоконсерватизм, по мнению одного из его ведущих представителей в Германии Г. Рормозера, вновь и вновь воссоздается кризисом современного общества.
Его порождают ослабление моральных устоев человеческого общества и кризис выживания, в условиях которых он предстает как один из механизмов сохранения системы. Неоконсерватизм исходит из идеи свободы рыночных отношений в экономике, но категорически против перенесения подобных принципов в политическую сферу и потому представляется и как наследник и как критик либерализма. В его политической доктрине выделяется ряд центральных положений: приоритетность подчинения индивида государству и обеспечение политической и духовной общности нации, готовность использовать в своих отношениях с противником, в крайнем случае, и весьма радикальные средства. Полемизируя с либералами, неоконсерваторы обвиняют их в том, что те выдвигают политические лозунги чисто декларативного характера, не осуществимые в реальной жизни. Они считают, что в условиях нарастания манипуляторных возможностей средств массовой информации воля большинства не может быть последним аргументом в политике, ее нельзя абсолютизировать.
“Партиципационной демократии”, которая была в определенных исторических условиях, в условиях кризиса легитимности выражением новой политической культуры протеста со стороны левых, неоконсерваторы противопоставили идеи элитарной демократии. Основное содержание кризиса они увидели в неуправляемости государства, идущей от непослушания граждан, развращенных либерализмом, и в кризисе управления, проистекающей от бездействия властей, поскольку неприятие адекватных решений приводит к перерастанию социальных конфликтов в политические. В условиях, когда, по мнению неоконсерваторов, требуется более активная и ясная политика, эффективной и приемлемой может стать модель элитарной, или ограниченной, демократии.
Либеральный консерватизм
С этой целью мы попытаемся не просто соотнести между собой взгляды либералов и консерваторов по интересующей нас проблеме, но и сами эти течения рассмотреть в их историческом контексте. "История, - писал Ж.Дж. Покок, - это общественное время, то есть время, пережитое индивидом как общественное бытие, осознающее рамки и границы общественных институтов, в которых и через которые протекают все события и процессы того общества, частью которого индивид себя ощущает". Поэтому об истории можно сказать, что история - это "история политического дискурса. Таким образом, политическое мышление эпохи концентрирует в себе множество различных планов, имевших различную логику развития и язык выражения. Поэтому такие несколько парадоксальные на первый взгляд формулировки, как например, "всякий консерватор с необходимостью либерал, а всякий либерал - консерватор" или "контрреволюционер - тот же революционер, не важно, что он контр", при более тщательном анализе предстают не такими уж и парадоксальными. Оба политических течения - и либерализм, и консерватизм - взаимодополняются и взаимокоррелируются, давая происхождение весьма сложным смешанным формам, идейная направленность и сущность которых определяется даже не столько их принадлежностью к тому или иному политическому направлению (как и любые категории, либерализм и консерватизм нигде не существуют в "чистом" виде, это всего лишь абстракции, понятийные орудия), сколько всей совокупностью культурно - исторических и национальных особенностей.
Вернемся, однако, к проблеме свободы. Эпоха буржуазных революций несла в себе не только коренные преобразования общественного строя, но и, что вполне естественно, революцию в понятиях, отражающих эти социальные сдвиги. Понятие свободы из сферы чисто морального философствования перемещается в область политического дискурса и занимает там одно из первых мест. Тройственная формула Локка "свобода, жизнь, собственность", равно как и главный лозунг французской революции, зафиксированный в "Декларации прав человека и гражданина" - "свобода, равенство и братство" - у всех на устах. При этом само понятие свободы в политическом аспекте наполняется принципиально новым содержанием. В феодальном, строго иерархизированном, обществе свобода была своего рода привилегией, и, соответственно, речь велась о некоторой совокупности, сумме свобод различных социальных стартов. Общество, порожденное христианством с его иерархией и общей асимметрией, было исполнено свободами - о них всегда говорили во множественном числе. Свобода (в единственном числе) в полной мере принадлежала только Божественному бытию.
Именно из этого момента исходили философы Просвещения, выдвигавшие требование "освобождения свободы". Общий ход событий и их осмысление в философских категориях ставят под вопрос не сами эти свободы, но те общественные отношения и структуры, которые стали оковами на пути развития общества, но к которым люди были еще привязаны по привычке. Развивающиеся рыночные отношения, правовое государство, ненарушимость контрактов, целостность личности переместили свободу в иную плоскость: открытие свободы как самоопределения личности, проецирующийся на общественную жизнь. Для Локка свобода "представляет собою свободу человека располагать и распоряжаться как угодно своей личностью, своими действиями... и всей своей собственностью". Не случайно, поэтому либерализм определяют иногда как логику новой свободы.
Нельзя забывать, однако, что все эти понятия и категории принадлежат механицистской картине мира и общества, которой присуще почти религиозное преклонение перед сведением сложного к простому. В модели общества, основанном на общественном договоре, нет места тщательному разбору исторических реалий, это общество полностью редуцируется из естественного состояния - чисто теоретическая ловушка, в которую надолго угодила общественно-политическая мысль. Подлинное же общество, реальное и живое, сравниваемое с идеальной моделью, не может быть ни чем иным, как нагромождением несправедливостей и несовершенств. И оно подлежит коренному переустройству в соответствии с идеальной моделью, созданной человеческим (а не божественным!) Разумом.
"Что значат все эти жалкие свободы, свободы обкромсанные, свободы льгот и привилегий, все эти отдельные конкретные свободы, hic et nunc, свободы клерков, провинций, городов, сообществ, буржуа, корпораций ткачей, портных, булочников или кожевенников перед лицом Свободы Народа?", - спрашивает историк П. Шоню, резюмируя мысль философов Просвещения. Эти свободы должны быть отброшены во имя общества, основанного на утопических понятиях равенства и свободы, причем равенство здесь выступает как аспект свободы. Таким образом, самая совершенная свобода - это свобода сведения других к самому себе, к собственному Я (равенство всех людей в их возможностях и притязаниях). Видимое противоречие между системой естественных законов, исключающих в природе малейшее отклонение от универсального детерминизма, и возможностью существования подлинных свобод - реальных, конкретных, живых - разрешалось путем вытеснения свободы из природы, космоса, реального общества в общество утопическое, которое еще предстоит построить народу (не монарху, правительству и т.п.).
Таким образом, мы имеем здесь дело с основами политического проекта модернизма (сливающегося с либеральным проектом), к характерным чертам которого относятся, во-первых, рационализм (общественно-политический порядок - порождение человеческого разума), во-вторых, эгалитарный индивидуализм (общество мыслится исходя из индивида и его равных прав с другими индивидами), и, в-третьих, утилитаризм (политический и общественный порядок должен быть основан не на мнении, но на чувстве, разделяемом всеми - на заботе о собственном интересе).
Развитие же консерватизма, также зарождавшегося вместе с эпохой модернизма, идет в несколько иной плоскости. Имея своей целью и задачей защиту традиционного политического порядка, конституированного европейскими нациями, консерватизм предстает как традиционализм. И как таковой, он антимодернистичен.
Однако было бы упрощением остановиться на данной констатации и разведении по разным плоскости консерватизма и либерализма. Чтобы получить более полное представление о процессах, происходящих в данный период в развитии политической философии, обратимся к более детальному анализу консервативной мысли, в первую очередь в лице традиционно считающегося ее основателем Эдмунда Берка и его работы "Размышления о революции во Франции" (1790), поскольку это произведение, являющееся в основе своей чисто ситуационным, дало толчок к развитию столь различных направлений политической мысли, как французский контрреволюционный традиционализм, немецкий политический романтизм, английский либеральный консерватизм.
Двойственность и противоречия (по крайней мере, видимые) здесь начинаются с первых шагов анализа. Берк предстает защитником классического естественного права и представителем английской либеральной традиции; противником и одновременно защитником историцизма; защитником свобод и сторонником авторитарного государства. В центре его "Размышлений" - защита Истории в ее длительности и естественном течении в противоположность революционному проекту сознательной реконструкции общественного порядка; защита предрассудков против Разума; общественного опыта - в противовес опыту индивидуальному.
Собственно, "Размышления" писались Берком по весьма конкретному поводу: по поводу попытки лондонского "Общества революции" поставить на одну доску две столь различные революции и выработанные в ходе них две различные конституции - английскую конституцию 1688 г., вобравшую многовековые традиции английских национальных свобод и соответствующую духу протестантизма, и французскую Декларацию прав человека и гражданина, разрушительную и атеистическую, созданную разумом теоретиков, а потому искусственную и ошибочную. Но за этим, весьма частным, на первый взгляд, моментом открывается более глубокий вопрос о легитимации политического строя. "Декларация" утверждала, что "принцип всякого суверенитета принадлежит, прежде всего, Нации" (статья 3), следовательно, Нация имеет право не только пересматривать права и свободы, но и заменять правителей. В Англии этой доктрине были близки радикалы во главе с Томасом Пейном, утверждавшим, что английский строй был недостаточно либеральным, поскольку монархия являла собой чуждый принцип для свободы и представительства. В противоположность им либералы (в том числе и Берк в начале своей политической карьеры), хотя и выступали за ограничение прав короны и передачу их Парламенту, сам монархический принцип под сомнение не ставили.
Сторонники теории национального суверенитета утверждали, что революция основана на субъективных правах нации; по Берку, напротив, английская революция (в отличие от французской) была законна в той мере, в какой она не выражала субъективной воли Парламента, была высшей исторической необходимостью и восстанавливала исторически приобретенные свободы, единый план развития английской истории. При этом Берк исходил из неприятия рационалистических схем, конструкций и упрощений. Природа человека сложна, утверждал он, человек больше повинуется страстям и сиюминутным эмоциям, нежели разуму, поэтому очень трудно предвидеть человеческое поведение, опираясь на абстрактные формулы, особенно в той сфере, где частное лицо выступает как гражданин. Когда государственный деятель сталкивается с огромной массой, "пронизанной страстями и интересами", простых решений быть не может. Простое может быть только поверхностным!
Поэтому подлинной природе человека чуждо понятие "свободы вообще", безотносительно к чему-либо - имеют смысл только конкретные свободы, как они сформировались в процессе развития того или иного народа. "Наша свобода обладает своей генеалогией, чертами, галереей портретов". Англичане унаследовали эту свободу, основывая свои претензии не на абстрактных принципах вроде прав человека, но на правах англичанина, как наследие, доставшееся от предков". Равенство же существует только в области морали - все обязаны исполнять свой долг. Французы перевернули эту пирамиду, что привело их к узурпации прерогатив "природы" и усугублению естественного неравенства. "Права человека" - это пустая абстракция, лишенная исторических корней, в отличие от "прав англичанина".
Эти темы, как мы видим, выходят за рамки политического проекта модернизма и направлены против него и, может быть, именно в силу этого велика их популярность среди современных исследователей. Х. Арендт, например, считает, что в критике Берком прав человека нет ничего реакционного. Высказываясь за естественные права человека вне зависимости, от какой бы то ни было политической организации, французские революционеры не видят ни собственно величия, ни принуждения, вытекающего из политического статуса Человека. Более того, установив в качестве конечной цели целостность прав человека, французская революция открыла путь политике полной реконструкции общественного порядка, которая в полной мере воплотилась в тоталитаризме ХХ века.
"Только людям, низведенным до чистой человечности посредством разрушения их естественных и политических форм солидарности, можно было навязать абсолютное угнетение и рабство". Критика Берка воспроизводится и в совершенно ином контексте, являясь моментом в конфликте двух современных концепций социальной реальности - конструктивизма и сторонников спонтанного хода вещей. Для Хайека в его критике конструктивизма Просвещения "замечательные формулы великого мистика Эдмунда Берка" основаны, прежде всего, на эволюционной схеме: сама английская история безо всякого сознательного замысла породила институты, наилучшим образом подходящие национальной традиции.
С другой стороны, само обращение Берка традиционному порядку вещей проникнуто отнюдь не ностальгией по дням минувшим, но вполне современным (даже с нашей точки зрения) беспокойством перед последствиями рационализации общественных связей. "Все меняется, - пишет он в "Размышлениях", - все иллюзии, делавшие власть благосклонной, а подчинение либеральным, придававшие гармонию различным теневым сторонами нашей жизни и достаточно мягко все обращавшие на пользу политике, все чувства, смягчавшие и украшавшие частную жизнь - все померкнет перед неукротимым наступлением Разума". Берк защищает, прежде всего, "дух свободы", которым были проникнуты прежние институты, и "рыцарские нравы". Таким образом, дилемма свободы и равенства разрешается Берком в пользу свободы вне равенства - в традиционном иерархическом обществе.
Аналогично обстоят дела и с дилеммой классическое: естественное право - современное естественное право. Когда речь заходит об идейных истоках консервативной мысли, то обычно указывают, что консерваторы в значительной степени опирались на классическую политическую философию (Платон, Аристотель, Цицерон, Фома Аквинский) с ее идеей естественного права и порядка. У Берка же мы обнаруживаем несколько иной план размышлений. Оставаясь, с одной стороны, верным идее, что всякая политика являет собой "подражание природе", он, с другой стороны, прибегает к гоббсовской аргументации, чтобы доказать, что естественные права как таковые не могут быть противопоставлены авторитету.
"Одна из первейших целей гражданского общества, превращающаяся в фундаментальное правило - это то, что личность не является уже судьей самое себе. Индивид освобождается от фундаментального права человека, не связанного никаким договором - права быть судьей и утверждать собственное право. Он передает право самоуправления, насколько это возможно, право самозащиты, этот первейший естественный закон... Он передает эти права государству с тем, чтобы получить справедливость... и чтобы сохранить свободу...". Таким образом, Берк использует габровскую схему и идею общественного договора в аргументации против абстрактных прав человека, как они сформулированы Французской революцией, превращая право не в имитацию природе (в классическом смысле), а в искусственную конструкцию. Думается, что его ссылки на классическое естественное право и на общественный договор - скорее дань политической лексике и политическому дискурсу его времени, поскольку, воспринимая идею общественного договора, бывшую лейтмотивом всей политической философии ХVIII столетия, Берк придает ей иное значение, утверждая, что договор касается не только членов определенного общества, но всей совокупности поколений и сообществ, видимых и невидимых.
Таким образом, мы видим постоянные колебания Берка между принципами раннебуржуазной политической философии, легшими в основу либеральной традиции, и традиционалистскими постулатами, составившими впоследствии ядро консервативной мысли. В более поздних работах он все больше вдохновляется принципами экономического либерализма, утверждая, что рынок обеспечивает спонтанную регуляцию экономической деятельности и объединяет частные интересы. Берк идет даже дальше А. Смита, осуждая вмешательство государства в рыночные отношения. При этом, однако, он остается верным анти модернистской традиции, сводя к минимуму творческую роль человеческого разума. Поэтому, даже считая Берка основателем консервативного направления в политической философии, нельзя не подчеркнуть, что его воззрения развивались в русле английской политической мысли, носившей преимущественно либеральный характер. Говоря о консерватизме Берка, мы должны подчеркнуть либеральный характер этого консерватизма. По тому же пути пойдет впоследствии все развитие английского консерватизма вплоть до Р. Пила и Дизраэли, консерватизм которых носил реформистский характер, оставаясь, однако, консерватизмом (если что-то и нужно реформировать, то только для сохранения старого).
Иную традицию прослеживаем мы в развитии французской политической мысли. Некоторые исследователи, работающие в области политической истории (П. Шоню, Ф. Бенетон) усматривают различие между английской и континентальной (в первую очередь французской) ветвями политической философии в различии моделей исторического развития: длительное, эволюционное развитие английского общества и революционное, скачкообразное - французского. В ХVII веке Европа еще не очень различает Англию и Францию по характеру их развития, - говорит Шоню, профессор истории и последователь школы Анналов. Однако с эпохи Великой Французской революции начинается противостояние двух моделей: "в то время как английская модель углубляется по консервативному пути - ритм изменений очень осторожный, незаметный, - на континенте верх берет французская модель, основанная на разрыве...". Английская модель - модель свободы, обеспечившая на протяжении последних трех веков наиболее полное развитие гражданских свобод, совместимых с защитой ценности личности. Французская же революция, вопреки начертанным на ее знаменах лозунгам, выдвинула на первый план идею равенства, подчинив ей идею свободы, что нанесло огромный ущерб, как самому понятию свободы, так и реальным свободам граждан. Из "смеси" английской и французской моделей вытекает двойственность свободы в политической мысли и практике ХIХ века.
Выводы Шоню представляются далеко не бесспорными, выдавая приверженность их автора концепции "большой временной длительности". Конечно, идея выявления национальных особенностей политической мысли через соотнесение с особенностями исторического развития не является новой, но она, бесспорно, плодотворна и требует своего развития применительно к тому или иному случаю. Идея моделей исторического или цивилизационного развития также может быть использована в качестве специфического понятийного орудия при историко-политическом анализе. Возражение вызывает в данном случае столь резкое разделение и противопоставление эволюционного и революционного путей развития и, по мнению Шоню, будто бы Англия и Франция являют их собой в чистом виде. С методологической точки зрения более обоснованным представляется подход уже упоминавшегося выше Ж.Дж. Покока, предлагавшего исследовать образцы исторического и политического сознания при помощи двух ключевых понятий - длительности (continuty) и случайности (contingency). При помощи первого общество описывает себя как последовательность обычаев и практик, развитие различных форм власти и поддержания ее законности.
Общество в этом плане рассматривается как инстит уционализированное целое, а развитие общественных институтов определяется в терминах длительности и преемственности. При помощи понятия случайности мы осознаем другие, менее институт уционализированные феномены, мы входим в область случайного и непредсказуемого (случайность может носить как внешний, так и внутренний характер по отношению к институт уционализированным общественным структурам). Жизнь каждого общества, равно как и формы его самосознания, включают в себя как прочно укорененные, институционализированные структуры, так и структуры, возникающие и пытающиеся удержаться в историческом времени, для них не созданном, но скорее, заданном совокупностью обстоятельств, зачастую случайных и неопределенных. В этих попытках удержаться общественные формы могут укорениться или, напротив, потерпеть поражение. Тем не менее, мы не будем отбрасывать с порога выводы и аргументы французского историка, поскольку, будучи основанными на богатом фактическом материале и блестящей эрудиции, они дают богатую пищу для размышлений. Вернемся, однако, к особенностям развития французской политической философии интересующего нас периода.
Думается, что специфику культурно-исторического развития, как Англии, так и Франции нужно искать не столько в различении эволюционной/революционной моделей, сколько в особенностях общественных структур и динамике их развития. Англия рубежа ХVIII-ХIХ ст. в отличие от Франции и других европейских стран являет собой пример высоко развитого (для своего времени) гражданского общества, что обусловлено целым рядом причин социально- экономического характера. "Развитие Англии, - отмечает французский историк Ф.Крузе, - идет в совершенно особом направлении по сравнению со всей Европой. Англия ограничивает монархию, ограничивает вмешательство государства, защищает свободу, или, скорее, свободы личности". Именно здесь общественное мнение впервые становится фактором политической жизни одновременно с образованием средних слоев и пробуждением городских масс. Пресса в обществе, где читающее население составляет 60-70%, играет все более заметную роль.
Во Франции же, напротив, развитие государства опережало развитие гражданского общества, поэтому все попытки адаптации политических структур к изменявшимся отношениям происходили "сверху". Кроме того, для Франции с ее преобладанием сельского населения медленный распад общины с ее системой моральных ценностей, повлекший за собой крушение личных взаимосвязей между сельскими старейшинами, ремесленными корпорациями церковью, явился мощным источником консервативных, традиционалистских настроений.
Не случайно сведены к минимуму; gentry представлял собой открытый класс, который быстро рос и формировался и подчинялся рыночным законам; происходит и "пробуждение" городских масс, и их быстрое втягивание в рыночные отношения. Поэтому некоторые обществоведы ведут "родословную" консерватизма не с Берка, де Местра и Бональда, а с гораздо более отдаленных времен - с ХVI-ХVII вв., когда абсолютизм предпринял наступление на полномочия и привилегии дворянства, церкви, цеховых мастеров и пр. полуфеодальных структур. Обороняясь, аристократия выдвинула идеи, воспринятые и переформулированные позднее консерваторами: государству не следует расширять свою власть за счет местного самоуправления (Монтескье и его известный труд "О духе законов", из которого почерпнули идеи, как консерваторы, так и либералы).
Таким образом, в Англии сложилась мощная либеральная традиция, на которую опирался в своих исканиях в значительной степени и консерватизм. Во Франции же либерализм не имел таких глубоких корней и опирался лишь на опыт Французской революции, что наложило на него особый отпечаток и придало особую национальную специфику, которая очень тонко была подмечена Шоню. "Декларация прав", отмечал он, означала не столько утверждение новых прав, сколько отрицание прежних. Свобода в ней остается чисто декларативным принципом, а равенство превращается в основную ценность. Она декларирует, что все люди от рождения свободны и равны в правах. На самом же деле под равенством понимается только разрыв с прежней общественной асимметрией - наследственной, привилегированной, и эта ассиметрия уступает место новым ценностям - свободный доступ к новой сетке иерархий. Чтобы ускорить этот процесс, успокоить нетерпение новых элит, нужно было опереться на силу, политическую власть. Поэтому насильственная ликвидация прежних ассиметричных свобод во имя нового равенства повлекла за собой, прежде всего резкое ограничение или полную отмену прежних сословных прав и свобод, главная из которых - свобода совести. По мнению Шоню, революция осуществила невиданное давление на религиозное большинство, абсолютно не организованное и не способное отстаивать свои права. Национальная ткань оказалась полностью разорванной, все общественные клеточки распались. Это нанесло непоправимый ущерб развитию ценности свободы на французской почве - свобода стирается, уступая место популистскому и эгалитарному искоренению инакомыслия. Тем самым нормальный процесс развития либерального мышления, первые ростки которого появились во Франции в 70-е годы ХVIII века, был приостановлен. Террор расколол общество на революционеров и контрреволюционеров, между которыми оказалась зажатой небольшая группа французских либералов - "малое семейство, подозрительное и всеми презираемое.
Несмотря на "малочисленность семейства", тем не менее, либерализм на французской почве смог стать значительной идейной силой, имеющей собственное лицо и специфическую окраску и сыгравшей свою роль в становлении западноевропейской политической философии. Однако доминирующего положения в духовной жизни общества, подобно английскому либерализму, он не занял. Поэтому и французский консерватизм не имеет той либеральной окраски, которую мы прослеживаем в творчестве Берка, углубляя традиционалистскую, провиденциалистскую, мистическую ориентацию беркианских взглядов. Французский либерализм, оформление которого в полной мере можно отнести лишь к периоду Реставрации и Июльской монархии, приобретает умеренно консервативные черты. Французские либералы, с одной стороны, продолжили традицию раннебуржуазных мыслителей (Локк, Гоббс) в трактовке политических и гражданских свобод, но с другой стороны, произвели их переоценку в духе эволюционизма и его противопоставления революции.
Самый характер и формы, которые обрело течение буржуазной революции во Франции, определили весьма специфическое отношение к проблеме равенства и антиномии свобода/равенство и недоверие к демократии. Б. Констан считал, что концепция общественного договора Руссо "служит деспотизму", не принимающему в расчет, что там, где начинается независимое существование личности, юрисдикция суверенной власти останавливается, что одобрение большинства не делает акты легитимными. "В течение 40 лет я защищал один и тот же принцип - свободу во всем: в религии, в философии, в литературе, в промышленности, в политике, подразумевая под свободой защиту личности от власти, стремящейся управлять посредством деспотизма, и от масс, настаивающих на подчинении себе меньшинства". Таким образом, равенство, основанное на архаической концепции свободы, предполагающей разделение власти между всеми гражданами, ведет лишь к порабощению индивида в частной жизни. Гойе-Коллар и Гизо также признавали равенство гражданское и восставали против равенства политического, выступали за создание новой политической аристократии на основе эгалитарного общества, рожденного Революцией. Аналогично и Токвиль позднее скажет, что во Франции стремление к равенству было тем сильнее, что оно предшествовало стремлению к свободе. Традиция свободы на французской почве хрупка и ограниченна. Революция явилась кульминацией равенства и административной власти, переходящей из рук в руки. Стремление не к свободе, а к равенству, по Токвилю, - характерная черта демократии, и этот момент чреват деспотизмом.
Однако, в отличие от Гизо, склонявшегося к английской модели политического устройства, Токвиль приходит к выводу о бесполезности английской модели для понимания французской истории и о необходимости различения идеи демократии и идеи революции, в этом - его оригинальность и значимость для французской политической мысли. Токвиль пытается отличить абстрактное понятие демократии от его конкретного воплощения во французской революции. С этой целью он обращается к американскому опыту, где демократия в отличие от Франции носит нереволюционный характер. По его мнению, во Франции демократия управляет гражданским обществом, тогда как область политического остается в руках аристократии, в Америке же демократия царствует везде, индивидуальная деятельность каждого гражданина и есть основа суверенитета всего общества в целом.
Американская история дала французскому либерализму опыт, во всем согласный с принципом равенства: из своей истории, лишенной аристократии, и, следовательно, необходимости революции, чтобы эту аристократию разрушить, Америка извлекла уникальные уроки. Уникальность ситуации в том, что она, эта ситуация, оказывается во всем согласной с исходной матрицей - индивидом, не связанным ни с какой иерархией, мобильным, деятельным, равным в своих возможностях с другими ему подобными индивидами, независимым от родовой принадлежности. Такое положение индивидов в обществе толкает их к действию и инициативе, обеспечивает единообразие всего общества, его способность к самоуправлению, не прибегая к государству для осознания своего единства. Этот переход от индивида к гражданину, по Токвилю, - главный вопрос демократии. Вся европейская мысль от Гоббса до Руссо основывалась на факте, что демократический человек - это индивид, лишенный каких бы то ни было предустановленных институциональных связей с себе подобными, определяемый лишь своими собственными интересами, изолированный и самодостаточный. В этом понятии нет идеи гражданских обязанностей.
Токвиль, разделяя с Руссо постановку вопроса, не разделяет его решения. Человек, отделенный от себе подобных, появляется в истории два раза, "на двух полюсах цивилизации" - сначала как дикарь, затем как человек демократический. Отсюда вопрос: при каких условиях современное равенство индивидов позволяет поддерживать общественную связь, не затрагивая свободы? Совершенное равенство - абстракция, считает Токвиль, и только в качестве таковой оно управляет индивидами. Равенство открывает путь к воображению и желаниям, но оно никогда их не удовлетворяет в полной мере. Нет общества, в котором все люди были бы равны, но демократия заставляет их тянуться к лучшему. Как и в аристократическом обществе при демократии существует двойственность раба и господина, но в отличие от первого в демократическом обществе эти отношения не являются конформными демократическому принципу общественного устройства, они не создаются традицией, не передаются от отца к сыну, а представляют собой результат свободного соглашения. Таким образом, само понятие "равенство условий" означает не то, что эти условия равны, но то, что они могут быть или даже должны быть таковыми, и осознания этого факта достаточно, чтобы полностью изменить характер самого неравенства. Преследование абстрактной цели изменения своего состояния, каковой и является равенство, - двигатель общественного развития.
Таким образом, суть рассуждений Токвиля и выводы его располагаются вполне в русле развития либеральной мысли первой половины ХIХ века. Однако своеобразие положения Токвиля - этого "самого либерального" из всех французских либералов - в том, что рассуждения его обличены подчас в сугубо традиционалистскую форму, в них проскальзывают темы, являющиеся достоянием консерватизма. "Токвиль принимает и даже усиливает реакционный диагноз, но остается при этом либералом", - отмечает П. Манан. С консерваторами Токвиля роднит, прежде всего, негативное отношение к революции, он почти дословно повторяет аргументы Берка, де Местра, Бональда. По его мнению, революция представляет собой либо извращение демократического принципа, либо его абсолютизацию и замещение им всего политического пространства общества. Отсюда он делает вывод о потенциальном деспотизме революционных обществ. Кроме того, демократия ослабляет социальные связи, ей чужды "посреднические корпусы", характерные для аристократического общества и ограничивающие центральную власть, создающие единые для всех законы и условия.
Следовательно, заключает Токвиль, необходимо возродить местные свободы и свободные ассоциации граждан, которые воспитывают чувство долга и ответственности, способны смягчить индивидуалистическую изоляцию. "В сумерках будущего можно открыть три очень ясные истины. Первая из них - та, что все современные люди увлечены какой-то неведомой силой, которую можно надеяться урегулировать и замедлить, но не победить, и которая то медленно толкает, то с силой мчит их к уничтожению аристократии; вторая - та, что из всех обществ в мире всего труднее будет надолго избегнуть абсолютного правления там, в которых аристократии уже нет и не будет; наконец, третья истина состоит в том, что нигде деспотизм не ведет к более гибельным последствиям, чем именно в таких обществах"
. Это замечание Токвиля со всей наглядностью демонстрирует двойственность и колебания французской либеральной традиции. Хотя пафос творчества Токвиля был целиком обращен в будущее, прошлое также влекло его внимание, подсказывая образцы и формы общественных организаций, которые могли бы облегчить гражданам защиту их коллективных прав перед централизованной властью. Не случайно Токвиля называют аристократическим либералом, либералом консервативным или даже либеральным консерватором. Нельзя забывать и тот факт, что на идеи Токвиля в значительной степени опирались орлеанисты, чей интеллектуальный и парламентский либерализм имеет мало общего с демократией. Демократия тесными узами связана с равенством, а орлеанский либерализм выступал за неизбежное превосходство социальных элит. Таким образом, для либеральной традиции в ее истоках характерны достаточно сложные отношения с проблемой равенства и демократии. Либерализм, особенно в его французском варианте, скорее элитарен, чем демократичен.
Подведем некоторые итоги нашего достаточно беглого экскурса в историю западноевропейской политической мысли. Мы намеренно выбрали для анализа достаточно разнородные, на первый взгляд, вещи, которые обычно разводятся по разным полюсам. С одной стороны, мы предприняли попытку сравнения английской и континентальной (на примере французской) политико-философских традиций. С другой стороны - сравнение между консерватизмом и либерализмом, которые развивались одновременно, во взаимовлиянии и взаимокорректировке и которые в реальном ходе событий были неразделимы. Думается, что проведенный анализ позволяет сделать некоторые выводы.
Во-первых; что любое течение политической мысли должно быть рассмотрено не просто как филиация и развитие некоторых абстрактных идей, являющихся стержневым для данного направления, но оно должно быть помещено в социально-исторический контекст. Более того: оно должно быть соотнесено с национально-культурной ил региональной традицией. Можно сколь угодно долго и подробно рассуждать, скажем, о консерватизме вообще, отыскивая его идейные истоки, следить за его трансформацией и выяснять, насколько закономерно его сближение с национализмом, но нельзя забывать о том, что консерватизм (или либерализм, или анархизм...) многолик и поливариантен, что каждый из этих ликов или вариантов глубоко укоренен в исторической и культурной традициях той или иной страны или народа. Без этого мы не поймем много: почему, например, в Америке консерваторами называют многих европейских либералов, а отца и основателя консерватизма Берка зачисляют в либералы; или почему такая сугубо националистическая организация как "Аксьон франсез" в годы второй мировой войны оказалась на стороне Германии и т.д.
Этот момент представляется достаточно важным в наших нынешних условиях, когда идеологический вакуум, порожденный крушением государственной идеологии пытаются заполнить различными идеологическими образованиями, ориентированными, главным образом, на западные образцы. При этом забывается, что не существует либерализма вообще как отражения начальной стадии капиталистического развития, что либерализм всякий раз выступал в истории в исторически и национально конкретном образе, который в другой исторической ситуации и на другой национальной почве мог быть расценен как консерватизм или самый крайний радикализм.
Во-вторых, любая идея политической философии, а особенно такая, как идея свободы или равенства также наполнена конкретно-историческим содержанием в зависимости от того, какие аспекты этого понятия (моральные, этические, политические, метафизические) выдвигаются на первый план.
История политической мысли со всей определенностью показывает, что не существует готовых рецептов и истин на все времена и для всех народов.
Консерватизм и неоконсерватизм
Одним из центральных положений консерватизма, из которого вытекают и многие другие, является представление о том, что человеческий разум ограничен в своих возможностях восприятия общества в его тотальности, осознания смысла и цели социального процесса и определения места человека в этом процессе. Поэтому один из основополагающих принципов консервативной идеологии и практики гласит: «Хотя мы всегда должны стремиться к улучшению наших институтов, мы никогда не ставим перед собой задачу переделать их целиком». Они придерживаются концепции исторического единства прошлого, настоящего и будущего, преемственности и обновления социальных связей, передающихся от предков к потомкам. Отсюда вытекает и резко негативное отношение консерваторов к революции.
Консерваторы выступают сторонниками порядка, противостоящего хаосу. В поддержании такого порядка определяющая роль отводится государству, которое отделяется от общества и становится над ним. Важнейшим фактором порядка консерваторы считают также неравенство, так как никакое общество невозможно без иерархии. Равенство же должно существовать только в области морали и добродетели, где все обязаны исполнять свой долг. Консерватизм – развивающееся явление. К середине 70-х годов ХХ в. сложился неоконсерватизм. Он явился противовесом леворадикальным идеям Запада и неолиберализму. Консерваторы предложили обществу ясные духовные приоритеты традиционного характера: семья, нравственность, религия, порядок на основе ответственности гражданина и государства. При этом сохраняется уважение к свободе отдельного индивида. Неоконсерваторы выступают за сильное государство, обеспечивающее соблюдение законов и прав граждан.
Они ориентируются на общество достижений. Поэтому государство должно поощрять личную инициативу, результативность во всех видах деятельности. Неоконсерваторы являются сторонниками денационализации, делая ставку на личные возможности и личную ответственность, ратуют за единство труда и капитала, за возможность рабочим накапливать капитал. Демократию неоконсерваторы считают наиболее предпочтительным общественным устройством, но отрицают чрезмерную вовлеченность населения в политику, видя в этом опасность для стабильности политической системы. Управление обществом, а, следовательно, и порядок, может быть обеспечен только политической элитой. Она должна формироваться из наиболее достойных представителей из разных слоев населения, способных заниматься политикой благодаря своим склонностям и образованию. Остальные граждане должны лишь интересоваться ею и принимать участие в выборах. Во внешней политике неоконсерваторы выступают сторонниками сильного государства, способного действовать как мировая держава.
Такой цели должны быть подчинены частные и групповые интересы. Для утверждения авторитета своей страны сторонники неоконсерватизма отличаются готовностью применять любые, в том числе военные, средства, и демонстрировать постоянную готовность к «чрезвычайной ситуации». Впитав в себя принципы классического либерализма и неолиберализма, неоконсерватизм сумел органически соединить их с традиционными ценностями (религия, семья, закон, порядок, самоуправление и др.) и тем самым обеспечить себе устойчивые позиции в современном мире, о чем свидетельствует деятельность во многих странах влиятельных политических партий консервативного направления.
Течения консерватизма
Сразу после второй мировой войны многие политические партии консервативной ориентации в европейских странах не рисковали принять название "консервативные", боясь быть отождествленными с фашизмом и реакцией. В настоящее время фашизм с его претензиями на "революционный консерватизм" в глазах многих представителей гуманитарных и социальных наук Запада как бы оказался достоянием истории. В целом если раньше консерватизм был непопулярным термином, то в конце 70-х гг. он вновь приобрел популярность. В ряде европейских стран возникли политические партии под названием "консервативная, правда, с дополнением прогрессивная, народная, демократическая" и т.д. Приход к власти в США в 1980 г. Р. Рейгана и его победа на второй срок в 1984 г., победа консервативной партии во главе с М. Тэтчер в Англии три раза подряд, результаты парламентских и местных выборов в ФРГ, Италии, Франции показали, что идеи и принципы, выдвигавшиеся этими силами, оказались созвучными настроениям довольно широких слоев населения, что речь идет о глубоком, не ограниченном национальными рамками явлении.
Все варианты современного консерватизма, как на национальном, так и на международном уровнях объединены определенным комплексом концепций, идей, принципов, идеалов, в совокупности составляющих течение консерватизма как особого типа общественно-политической мысли. В то же время при близком рассмотрении между отдельными национальными вариантами консерватизма, да и внутри этих последних, обнаруживается разнообразие оттенков, переходных ступеней, расхождений и т.д. Не случайно в западной литературе существует разнобой мнений относительно вычленения и характеристики консерватизма: в нем, как правило, выделяют четыре, пять, семь, а то и более течений или направлений.
В целом в большинстве национальных вариантов современного консерватизма можно выделить неоконсерваторов, "новых правых" ("неправых"), традиционалистские или патерналистские направления консерваторов. При этом следует отметить, что позиции отдельных группировок "новых правых" и части неоконсерваторов в ряде стран по комплексу вопросов, связанных с социально-экономической сферой и ролью государства, идут настолько далеко, что их, как правило, объединяют в так называемое "радикалистское" течение консерватизма, под которым подразумеваются, прежде всего, рейганизм в США и тэтчеризм в Англии, установки которых в том или ином сочетании были заимствованы "неправыми" и неконсервативными группировками Западной Европы. Позиции этого крыла консерватизма в ряде вопросов, особенно, что касается риторики, близки позициям так называемого либерализма, представляющего собой довольно разнородное и аморфное течение, в котором уживаются придерживающиеся самых разных воззрений и убеждений обществоведы. Либерализм - это комплекс не только экономических, но и в не меньшей степени социально-философских, идейно-политических, морально-этических идей, концепций, установок, ориентации. В его основе лежит идея, согласно которой человек, как единоличный хозяин своей жизни, вправе поступать с ней по своему усмотрению до тех пор, пока он насильственно не вмешивается в жизнь другого человека.
Рассматривая общество как простой механизм, состоящий из автономных индивидов, либертаристы совершенным считают лишь "атомистическое" общество, противостоящее государству как враждебная сила. В целом по вопросам, касающимся государственно-политической системы, соотношения экономических, социальных и политических аспектов, взаимоотношений отдельного индивида, государства и общества, либертаристы занимают позиции правее не только либералов, но и консервативного лагеря. Они являются правыми радикалами, поскольку ратуют за изменение основ современного капитализма и восстановление принципов индивидуализма, свободно-рыночных отношений, свободной конкуренции в их чистом виде. В крайних своих проявлениях либертаризм выступает за "анархо-капитализм", то есть свободно рыночное общество, вообще не признающее государство.
Верно, что апелляция к принципам свободного рынка и свободной конкуренции, критика государственного вмешательства, "государства благосостояния", социальных реформ и т.д. характерны для программных выступлений многих ведущих государственных и политических деятелей консервативной ориентации Запада. При всем том, как можно убедиться из нижеизложенного материала, позиции либертаристов существенно расходятся с позициями всех вариантов современного консерватизма, в том числе и тех его ответвлений, которые в совокупности составляют "радикалистское" течение. Так, большинство консервативных политических сил, учитывая изменения, происшедшие за последние десятилетия в структуре капитализма, сознают невозможность демонтажа механизмов государственного регулирования и возврата к системе, основанной всецело на принципах свободного рынка и неограниченной конкуренции.
При всех рассуждениях о необходимости возврата к свободному рынку консерваторы и неоправые не выдвигали, да и не могли выдвинуть, задачу демонтажа института государственного вмешательства. Это особенно наглядно обнаруживается при анализе их позиций в отношении программ социальной помощи, являющихся одним из важнейших объектов критики консервативного лагеря. По мнению "неправых" и неоконсерваторов, чрезмерно разросшиеся программы социальной помощи государства благосостояния разрушают сам принцип опоры каждого человека на самого себя, на собственные силы и воспитывают в людях иждивенческие настроения.
Но вместе с тем большинство консерваторов выступают за сохранение с теми или иными модификациями государства благосостояния. Как отмечает, например, американский неоконсерватор И. Кристалл, цель неоконсерватизма - это консервативное "государство благосостояния". По мнению же Н. Глейзера, "рейгановская администрация продемонстрировала полное приятие идеи государства благосостояния времен нового курса... Победа Рейгана в 1984 г. - это победа консерватизма, впитавшего в себя основные постулаты государства благосостояния". А известный американский консервативный публицист Дж. Уилл даже написал статью под характерным названием "В защиту государства благосостояния".
Приступая к анализу собственно консервативного пласта современной западной общественно-политической мысли, следует отметить, что между "новыми правыми" (особенно если отсечь от них крайне правых радикалов и другие экстремистские группировки) и неоконсерваторами, объединяемыми в "радикалистское" течение, весьма трудно провести четко очерченную линию разграничения. Невозможно определить тот рубеж, с которого начинается традиционалистский вариант консерватизма. Этим объясняется тот факт, что в западной литературе есть значительный разнобой по вопросу о включении тех или иных исследователей или политических деятелей в одно из названных течений. Это, например, относится, прежде всего, к Р. Рейгану, М. Тэтчер, Г. Колю, которых одни авторы называют неоконсерваторами, другие - "новыми правыми, а первых двух - зачастую радикалистами. Американских политологов и социологов С. Хантингтона и Р. Нисбета одни причисляют к неоконсерваторам, а другие - к традиционалистским консерваторам; а Д. Белл, С.М. Липсет и Н. Глейзер, оспаривая позицию тех, кто считает их неоконсерваторами, называют себя либералами. В ФРГ имена Б. Вильямса, А. Молера, Г. Рормозера и др. фигурировали в числе то "новых правых", то традиционалистских, то правых консерваторов. Таких примеров можно было бы привести множество.
В целом же часть неоконсерваторов по своему политическому происхождению являются бывшими либералами или даже социал-демократами. Большинство американских неоконсерваторов составляют социал-демократы и представители либерального течения. Что касается новых правых, то их идейно-политические ориентации, установки и ценности сформировались на стыке правого радикализма, традиционалистского консерватизма и неоконсерватизма. У новых правых установки и ориентации современного консерватизма получили выражение в заостренной, жесткой, бескомпромиссной, доведенной до логического конца форме. Другими словами, расхождения между неоконсерваторами и "новыми правыми" зачастую лежат не столько в плоскости основных исходных принципов, сколько в концентрации внимания на тех или иных их аспектах.
Черты консерватизма
В представлении идеологов консерватизма в обществе все должно подчиняться всеобщему моральному порядку, который предопределен богом. Во главу угла ставится религиозная мораль, которой обязаны руководствоваться в своей деятельности люди, государственные и общественные организации. Свои поступки человеку должно соотносить не только с религиозной моралью, но и с существующими законами, обычаями и традициями. Традиции рассматриваются как сформировавшиеся, устоявшиеся общественные ценности и нормы поведения, правомерность которых считается настолько естественной, что даже не подвергается сомнению.
Консерваторы считают, что человеческая природа несовершенна, низменна и порочна. «Человеческая природа склонна к насилию и хищна и может находиться под контролем только благодаря трем силам: благовению Бога, страху перед виселицей и давлению социальной традиции, – тонко и бессознательно действующих в качестве тормозов человеческих инстинктов», – отмечал Т.Аттли.
Пессимистический взгляд на природу человека предопределил негативное отношение консерваторов к демократии, их приверженность элитизму.
Существующее в обществе неравенство людей консерваторы считают естественным и закономерным. Оно обусловлено самой природой человека, т.к. все люди изначально обладают неравными способностями. Равенство людей признается лишь перед богом и законом. Постулат о естественном неравенстве людей тесно связан с идеей иерархической структуры общества. Общество, по мнению консерваторов, представляет собой естественную иерархию. Доминирует точка зрения, что группы, образующиеся на основе разделения труда, социальных, профессиональных различий и т.д., образуют достаточно устойчивую социальную структуру. Границы между этими группами не закрыты, и любой человек на основе личных заслуг может переместиться в иную группу. Эффективно функционировать такое общество может только при условии управления им элитой.
Консерваторы выступали и выступают за сильное государство. Функции, выполнение которых предписывалось государству, различались в зависимости от этапа развития кон сервилизма. Но всегда обязательными признавались следующие: сильная и независимая внешняя политика, защит прав граждан, частной собственности, поддержание общественного порядка, борьба с преступностью, сохранение культурного наследия, обычаев и традиций нации.
Консерватизм признает важной ценностью политический авторитет. Его олицетворяет авторитет государства, являясь символом могущества нации, предметом гордости и гарантом частной собственности. Однако консерваторы считают, что людям, находящимся у власти, также могут быть свойственны недостатки. Поэтому они сдержанно, а порой негативно относятся к повышенной активности сильной государственной власти, выступают против интервенциониста государства.
Специфической чертой консерватизма является также осторожное отношение к переменам, происходящим в обществе, ориентация на сохранение существующего общественного порядка. Это не означает, что консерваторы отрицают прогресс вообще. Позитивные перемены необходимы. Но осуществляться они должны медленно, т.к. порочная природа человека требует перманентного сдерживания социальными институтами, общественной моралью и традициями. Поступательное развитие общества, медленно развертывающееся во времени, сообразующееся с законами, традициями и порядком, принесет больше пользы и выгоды человечеству, нежели радикальные реформы и революции.
Первоначальной формой консерватизма был так называемый классический консерватизм XVIII-XIX веков, выражавший интересы сословной феодальной аристократии и духовенства, потерявших привилегированное положение в результате буржуазных революций. Представителями классического консерватизма были Э.Берк, С.Кольридж (Англия), Ж. де Местр, Л. де Бональд (Франция), А.Мюллер, А.Мозер (Германия) и др. Они выступали с критикой идей Просвещения, концепции общественного договора, идеи народного суверенитета, категорически отрицали принципы буржуазной демократии, республиканского правления, конституционализма. Их основными идеями были: сохранение королевской власти, феодальных устоев, дворянско-клерикальных привилегий.
С конца XIX – начала XX века консерватизм претерпевает существенные изменения и превращается в идеологию буржуазии. Он начал выражать интересы той ее части (мелкая буржуазия), которая принимала развитие капитализма, но сопротивлялась формированию монополистических тенденций. Теперь консерваторы стали выступать против «регулируемого капитализма», вмешательства государства в сферу экономики.
Они отстаивали принципы свободного рынка, абсолютизировали раннебуржуазные отношения. Таким образом, консервативную функцию стала выполнять именно та идеология, которая была объектом критики классического консерватизма. Широкого распространения эта форма консерватизма не приобрела, т.к. не имела ни должного интеллектуального обоснования, ни серьезной поддержки влиятельных социальных сил.
Теория консерватизма
Отстаивать "право особенного" против абстрактного универсализма. В этом отличие консерватизма от либерализма и социализма с их универсальными методологиями и единственно верными для всех системами координат.
Консерватизм и перемены:
Консерватизм — не традиционализм и не охранительство. Еще отец консервативной мысли Эдмунд Бёрк в 18 веке писал "Я не буду отрицать, что наше государственное устройство может иметь изъяны и что их необходимо исправлять, когда они обнаруживаются…".
Можно вспомнить консерватора Бенджамина Дизраэли, перевернувшего политическую систему Англии, или Бисмарка, или "неконсервативные революции" Тэтчер и Рейгана, да и многое еще.
Консерваторы тоже являются сторонниками перемен: спор лишь о том, какие перемены желательны, куда они должны вести и какими методами их нужно проводить.
Подробнее о консерватизме:
Говоря о консерватизме нельзя не вспомнить о либерализме. Либерализм — современное политическое течение, вышедшее из Просвещения как определенного политического и идеологического учения, ставшего в XVIII веке доминирующим в Европе и материализовавшегося во Французской революции и последовавших за ней общеевропейских потрясениях. Базируется на идеях "общественного договора", "неотчуждаемых прав человека", "верховенства разума" и прочих аксиом Просвещения.
Некоторые основания, закладывание которых в период либеральных революций было специфической программой либерализма (конституционализм, разделение публичной и частной сфер, гражданские и политические свободы и т. д.) были позже восприняты и другими политическими течениями. В том числе и консерватизмом.
Консерватизм — политическое течение современности, вышедшее из романтизма. Может быть радикальным и даже "революционным", однако это не меняет того, что, в сущности, он был и остается анти- или контрреволюционным течением. Он не является традиционализмом, а выступает за продуктивную динамику современного общества.
Консерватизм является анти-фундаменталистским течением, ибо антиутопический реализм — важнейшая установка консервативного мышления.
Консерватизму присуща установка на историзм: ни одно явление нельзя осознать, игнорируя его историю.
Консерватизм родился как ответ на либерализм эпохи Просвещения и его можно назвать "оппозиционным течением". Возникший для исправление ошибок либерализма или восполнения его "односторонности", консерватизм, по сути, является либеральным консерватизмом, выполняя роль корректирующего оппонента.
Консерватизм оппонирует и социализму, которому также, как и либерализму, свойственен универсализм и вера в "единственно верное учение" как руководство к "единственно верному практическому действию".
Универсализм либерализма вытекает из того, что консерватизм называет "гордыней разума" — "вера в способность людей посредством разума постигать "истину" общественной жизни и благодаря этому — устанавливать "правильные", то есть соответствующие разуму, формы устройства общества.
А если разум способен открыть то, что является "правильным" и "лучшим" для природы "человека вообще", то такие открытия не могут не иметь универсального значения для всего человечества и должны быть воплощены в жизнь везде. Это делает либерализм (и на иных основаниях — социализм) миссионерским учением.
Либерализм обычно гордится тем плюрализмом общественной жизни, который он допускает (в рамках концепции толерантности) и даже в известном смысле поощряет. Но мы уже знаем: как учение о разуме либерализм допускает и поощряет лишь то, что отвечает его "универсальному" понятию разума. Все остальное не допустимо — это предрассудки, заблуждения, фанатизм (излюбленное слово просветителей). То, что не прошло тест на либеральную разумность, существует в либеральном "царстве разума" лишь на правах "реликтов минувшего", подлежащих рано или поздно устранению. Социалистический аналог этого, проходивший под рубрикой "родимые пятна прошлого", отличался лишь ассортиментом "преград на пути прогресса".
Либеральный плюрализм, таким образом, оказывается однообразным, "причесанным" на либеральный манер.
Либерализму присуща вера в существование неких общественных сил, которые в своей практической деятельности руководствуются не собственными частно-групповыми интересами, а как бы чистыми идеями разума, что бы под ними ни понималось. Если в социализме пролетариату могут приписывать радение за всех угнетенных и готовность созидать общество без эксплуатации и неравенства, то в либерализме — зачислять в актив так называемых средних классов столь же бескорыстное стремление к демократии и рынку "как равным для всех правилам игры".
Против этих "иллюзий" либерализма консерватизм выдвигает следующие соображения. Разум не обладает самодвижением, подобно тому, которое демонстрировал барон Мюнхгаузен, вытаскивая себя за волосы из болота. Разумом движут страсти и интересы людей, причем людей определенной эпохи и культуры, а не "человеков вообще". Поэтому разумом всегда считается то, что разумно для этих конкретных людей, с их точки зрения и ни с какой другой. Эти же люди всегда принадлежат к определенной традиции, которая формирует их страсти и интересы, в свою очередь определяющие то, что считается "здесь и сегодня" разумом. Поэтому неверно сказать "как утверждали просветители", что разум вообще противостоит традиции вообще, представляющейся при таком противопоставлении лишь суммой предрассудков и заблуждений. Нет, разум всегда есть разум данной традиции и культуры.
Но что, если открыть универсально "правильное" для многообразных исторически сложившихся сообществ людей нельзя, если сама природа человека — в той мере, в какой она важна для политики, — определяется конкретными традициями и культурой? Не следует ли тогда, руководствуясь благоразумием, перенести внимание с универсального на особенное, на то, что в действительности обусловливает жизнь тех или иных обществ? О консерватизме в целом можно сказать то, что крупнейший канадский философ Чарльз Тейлор сказал о немецком романтизме: его пафос — отстаивание "права особенного" против абстрактного универсализма Просвещения.
Среди важнейших "генетических" параметров консервативной политики — экспериментальный метод "проб и ошибок", противостоящий доктринальным методам либералов и социалистов, стремящихся реализовывать идеи и модели (неважно — бесклассового или рыночного общества). Это ориентация на благоразумие — в отличие от приверженности "верному учению". Это мышление в категориях "сегодняшнего дня", а не "светлого завтра". Это тот реализм, который признает неустранимость из политики насилия, неравенства, господства элит, но пытается удержать их в "приемлемых рамках". Такой реализм ошибочно отождествлять с безнравственностью. У него есть своя этика, формула которой — "минимизация зла". Она нравственна потому, что формула "искоренение зла" при ее практическом воплощении приводит к слишком безнравственным непредвиденным следствиям.
Консерватизм ценности
Большинство политических ценностей связано с идеями справедливого и разумного общественного устройства и механизмами его поддержания. Ценности политики и политических режимов историчны и в этом смысле относительны. Они отражают политическую зрелость и опыт общества. Скажем, в свое время монархия воплощала более высокие политические ценности по сравнению с ценностями родоплеменного строя, но сегодня говорить о монархических ценностях всерьез уже не приходится, за исключением, может быть, исторических и эстетических.
Однако существуют инварианты политического сознания, точнее сознаний. На базе каждого из них формируется определенный тип человека как «политического животного», партии как организованной группы однотипных «животных», и государственных режимов, как результат прихода к власти соответствующей поли-тической партии и типа «политического животного». Таких типов политических сознаний можно выделить семь: тоталитаристское, консервативное, социалистическое (коммунистическое), либеральное, анархическое, демократическое и рабское. Первое и последнее взаимосвязаны, предполагают друг друга. Они не заключают в себе никакого позитива и потому не представляют никакой политической ценности.
Консерватизм, как и остальные четыре типа сознаний, коренится в самой природе человека. В частности – в стремлении человека к самосохранению и удержанию в обществе того, что, по его мнению, уже на практике доказало свою способность служить этой цели, а именно, сложившегося положения вещей. В этом «вечная, правда» консерватизма. Однако очевидная ценность консерватизма относительна, ее границы не только подвижны у каждого человека, но и от человека к человеку, т.е. люди консервативны в разной степени. Консерватором можно назвать такого человека, в котором доминирует стремление к сохранению существующего. (Человека, который ратует за возврат к каким-то старым, ушедшим в прошлое политическим порядкам, уместнее называть ретроградом.)
Консерватизм – не только один из способов самосохранения или «инстинкт самосохранения отжившего». Как признание права господствующего порядка, он таит в себе нечто от архаичной психологии права силы. Консервативное сознание может развиваться и на почве догматизма, и на почве привычки, привыкания к определенным политическим реальностям и традициям, независимо от того, насколько сами по себе хороши они или плохи. Известно, что привыкнуть можно не только к хорошему, к чему быстро привыкает лишь легковесный человек, но и к плохому. Существует большое множество дурных привычек. Еще одним источником консерватизма является косность, необразованность и бескультурье – ведь для того, чтобы пожелать изменений, нужно уметь их себе представить. Уместно в этой связи привести острую и горькую по своей правде поговорку: «Кто гроба не видал, тот и корыту рад».
Бывает, что человек или социальная группа настолько прочно сживаются с су-ществующим положением вещей, что практически любые изменения вызывают у них искренний внутренний протест.
Этот протест может питаться, по меньшей мере, двумя источниками:
1. привычностью и кажущейся понятностью, естественностью, ценностью состояния или процесса, подлежащего изменению или устранению;
2. тем, что само вмешательство в наличное положение вещей представляется плохим или, по меньшей мере, непредсказуемым по последствиям. Привычка делает всякое изменение само по себе дурным, а неопределенность, в которую ввергают любые перемены, способна вызывать острое чувство неуверенности, неопределенности, нестабильности и дискомфорта. Установки консерватизма могут быть переданы выражениями типа: «Лучше синица в руке, чем журавль в небе», «Лучшее – враг хорошего», «Новое – это хорошо забытое старое».
Сам по себе консерватизм ни плох, ни хорош. Консерватизм является политической ценностью там и постольку, где и поскольку в сохраняемых и удерживаемых социальных реальностях превалирует позитивность и гуманность.
Однако, если консервативность как нейтральное человеческое качество, вытекающее из чувства самосохранения, может с полным основанием считаться человеческой ценностью, поскольку оно так или иначе связано с областью гуманности в человеке, то консерватизм как политический феномен никогда в целом не бывает и не может быть политической ценностью.
Правда и ценность консерватизма частична, ущербна, подчас настолько засорена недомыслием, далекими от заботы о людях интересами и прямой анти гуманностью, что бывает трудно или даже невозможно отделить в этом политическом сознании искреннее от своекорыстного, разумное от иррационального. В консерватизме как политической практике, как правило, побеждают архаичные, негативные черты индивидуальной и коллективной психологии: косность, подозрительность, пассивность, инерция, равнодушие к человеческим страданиям, делающим социальные перемены неизбежными и необходимыми, неверие в собственные силы, трусливое нежелание поступиться чем-то относительно малым сегодня во имя обретения большего и лучшего завтра.
Впрочем, бывает глупый, упрямый и косный консерватизм, и консерватизм просвещенный, способный защитить заслуживающие того традиции и ценности за счет самих перемен, такой динамики, которая работает на консерватизм.
Элемент вечной правды заключен и в социалистическом (коммунистическом) сознании. Нормальный, гуманный человек всегда стремится к социальной справедливости, к сознательному равенству людей перед лицом закона, конституции, к равенству их прав и свобод. Беда в том, однако, что радикально коммунистическое сознание готово установить и устанавливало «равенство» и «справедливость» насильственно, за счет самих прав и свобод.
Только корыстные, властолюбивые и авторитарные по складу характера люди вольно или невольно, теоретически или практически отрицают ценности социальной справедливости и социального равенства. Корни нечувствительности людей к справедливости исключительно глубоки и связаны с эгоистически, ложно проявляющейся внутренней приоритетностью личности по отношению к обществу и другому человеку.
«Вечная правда» социализма – социальное равенство и справедливость – не является второсортной лишь потому, что касается в основном социальной сферы человеческого бытия. Тяга к «вечной правде», порождаемая социалистическими инстинктами, чувствами и мыслями, не так примитивна, как это может показаться на первый взгляд. У любого, даже самого бессердечного или высокомерного человека есть хотя бы минимальные ее зачатки. Другое дело, что ее легко подавляют многие другие, про-тивоположные. Это вытеснение, подавление человеком и обществом идеи и потребности в равенстве делает социалистический идеал утопическим. Немалое число людей считает социальное равенство неистребимой и вместе с тем неосуществимой мечтой человечества, его потерянным раем.
Как таковая, в своем абстрактном виде интуиция или идея социального равенства и справедливости еще ни человечна, ни бесчеловечна, ни хороша, ни плоха. Но не потому, что может одинаково равнодушно наполняться гуманным или антигуманным содержанием, а потому, что у нее есть границы. Социальное равенство и справедливость являются ценностями тогда и постольку, когда и поскольку их масштаб и глубина, способы их внедрения в жизнь соразмерны и согласованы с другими социальными и личными ценностями человека.
Общество должно быть справедливым, но оно не может быть уравнительным, плодить паразитов и иждивенцев или искусственно и насильственно подгонять всех и во всем под единый стандарт. Кроме того, когда социальная справедливость устанавливается политическими партиями, склонными преувеличивать значение общества и преуменьшать ценность личности, подозревая ее в индивидуализме, эгоизме и т.п., то тогда социальная справедливость обязательно оборачивается нарушением элементарных человеческих прав и свобод, насилием одних слоев общества над другими.
Парадокс «вечной правды» социалистической (коммунистической) идеи состоит в том, что в качестве человеческой потребности равенство и справедливость – безусловные ценности, но как социальные ценности они имеют границы, предопределенные ценностями свободы, которые на практике не признаются реальным социализмом.
Любая исторически возникавшая социалистическая практика:
3. устанавливала приоритет общества по отношению к личности и во имя социалистической или коммунистической справедливости совершала по отношению к личности и обществу много несправедливого и деструктивного;
4. оказывалась возможной лишь в рамках ограниченного времени либо в ограниченных масштабах;
5. являлась утопической, поскольку идеализировала человека по своему образцу, веря в свое право и способность воспитать и создать «нового человека»;
6. так или иначе возглавлялась такими лидерами, которые сначала не могли, а потом и не хотели установить равенства между людьми, ибо, пренебрегая ценностями свободы, спонтанно тяготеет к диктатуре и произволу.
Черты, присущие теории и практике тотального (радикального) социализма, более всего свидетельствуют о беде и утопичности реальных исторических форм социализма и коммунизма. Фактически неизбежен «захват» социалистического движения авторитарными, отнюдь не социалистическими (не заботящимися о равенстве) лидерами. Социалистическое государство предъявляет невыполнимые, и даже противоестественные требования к своим гражданам, так или иначе, ущемляя их права и свободы. Социалистическая идеология, становясь господствующей в обществе, с необходимостью обретает облик опасного фарса, порождает лицемерие, двойные стандарты и интеллектуальную несвободу.
Едва ли ни противоположной по своему истоку, но не по социальной практике, является «вечная правда» анархизма. Ее противоположность социалистической «вечной правде» проистекает из непохожести чувства свободы на чувство равенства и справедливости. Анархизм – дитя свободы и неприятия какого-либо общественного и государственного приоритета, их власти над личностью. Правда анархизма состоит в убежденности в том, что никакая власть не является идеальной и, так или иначе, ограничивает свободу и права личности. Анархическое чувство чутко распознает неизбежную, пусть даже и потенциальную враждебность государства по отношению к личности, угрозу, которая заключена в самом его существовании.
«Власть развращает», «государство подавляет», «политика – это грязь», – выражения, возникшие не на пустом месте. Несмотря на их категоричность и гипертрофированность, в них заключены элементы «вечной правды» анархизма, вырастающей из инстинктивной заботы человека о своей безопасности и свободе в области социальных отношений.
Однако анархизм как политическая доктрина или социальная практика имеет ряд существенных изъянов. Прежде всего, тот, что доминирующая тенденция к разрушению, в первую очередь власти и государства, непременно оборачиваются нигилизмом и насилием. Ему, как и социализму, присущ утопизм, сказывающийся, в данном случае, в попытках организации без государственных, безвластных (анархических) коммун, власть в которых на практике имеет тенденцию перейти к фанатичному лидеру или группе лиц, превращающих анархию в тоталитарную секту.
«Вечная правда» либерализма кажется родственной анархической «вечной правде», поскольку и та и другая основаны на потребности свободы. Однако в отличие от анархизма либерализм как личное начало в человеке – это комбинация, по меньшей мере, двух качеств или интуиций: свободы и ответственности перед лицом права и закона или непосредственно перед реальностью свободы другого человека.
Большее или меньшее самоограничение свободы во имя лучшей реализации личностью ее прав, создание социальных структур, гарантирующих и защищающих эти права личности, отличает «правду» либерализма от «правды» анархизма. Кроме того, либерализм более рационально и последовательно чем анархизм проводит идею приоритета личности по отношению к обществу. Это отличает его и от социализма.
Однако либерализм как политическая практика имеет тенденцию к недооценке или игнорированию таких социальных ценностей, как справедливость, право людей на достойную работу, социальное страхование, государственную поддержку незащищенных слоев населения и т.д. Либерализм, логикой вещей, ориентирован на сильную и преуспевающую личность и не желает обращать должного внимания на многие гуманистические ценности. Все или почти все либерализм склонен рассматривать как частное дело индивида, его свободы, выбора и решений. Ему недостает чувства доб-рожелательности и взаимоподдержки, бескорыстия, участия и С недоверием относясь ко всякому вмешательству власти в дела людей, он нередко выступает противником даже самых человечных и разумных социальных мер, принося в жертву формальному праву естественную сострадательность и здравый смысл.
Идеал либерализма тяготеет быть идеалом индивидуализма, замкнутости и самоизоляции. Все общественные отношения имеют тенденцию рассматриваться под юридическим, экономическим (рыночным) и финансовым углом зрения. В либерализме ослаблены или имеют тенденцию к ослаблению многие нравственные ценности, а идея социального равенства сводится к юридическому ее пониманию, как формальному равенству перед законом. Не будет преувеличением сказать, что либерализм испытывает или склонен испытывать чувство брезгливости или презрения к бедному или неудачливому человеку, полагая, что во всех его бедах виноват только сам индивид, скорее всего ленивый, тупой, завистливый и т.п. Формула «Если ты умный, почему не богатый» пародирует эту тенденцию либерализма.
Более или менее цивилизованные формы политического либерализма пытаются сгладить негативные черты либеральной ментальности и практики, однако их спонтанное воспроизводство в таком сознании кажется неизбежным.
Пожалуй, наиболее сложной является «вечная правда» демократизма. В современном смысле она в чем-то перекликается с «вечной правдой» едва ли не всех других политических сознаний. Это происходит оттого, что демократизм, так или иначе, со-четает в себе изначальные ценности свободы и социального равенства, готовности к компромиссу, умеренности, здравого смысла, терпимости и широты взгляда на общество и социальную жизнь индивида.
Демократизм – достаточно сложное чувство и установка. Далеко не всегда она складывается сразу в виде достаточно полного набора соответствующих идей и ценностей. Демократия предполагает в гражданах определенное воспитание и образование, уровень культуры. Не случайно в период своего формирования демократия неустойчива, прихотлива, хрупка, заражена многими социальными болезнями и кажется слишком слабой, чтобы защитить индивида. Отсюда и не уютность для обывателя ранних этапов демократии, отсюда и кажущаяся парадоксальной критика демократии «снизу», со стороны самого «демоса» как неустойчивого общественного состояния. Демократия вырастает едва ли не из всех качеств гуманности, она воплощает в себе много общечеловеческих ценностей.
Комплексность демократии, ее многоплановость притягивают к ней почти все политические сознания, позволяют хотя бы частичную интеграцию с ней. Не случайно даже представители марксистского социализма, весьма строго следящие за чистотой классового анализа и оценки, допускают так называемый классовый демократизм, говоря о буржуазной, мелкобуржуазной, крестьянской, либеральной, народной, пролетарской (социалистической) демократии. Политическая свобода, провозглашаемая демократией, дает возможность тактического (и коварного) партнерства с ней даже почти не маскирующемуся антидемократизму. Указывать на очевидные пороки демократии и просто и сложно, поскольку в истории в своем чистом виде она ни теоретически, ни практически не была выявлена или реализована. Демократии в чистом виде и не может существовать. Это объясняется ее динамизмом, открытостью новому и даже составляет ее достоинство, потому что делает ее восприимчивой ко всему лучшему и способной совершенствоваться.
К ценностям, составляющим комплекс феномена, называемого демократизмом, относятся свобода, ответственность, достоинство человека, приоритет личности над обществом, равноправие, справедливость, терпимость, здравый смысл, диалог, воля к компромиссу, сотрудничеству, социальному контракту и гражданскому миру. Демократия хорошо совместима с бесконечностью и разомкнутостью внутреннего мира человека, его внутренней абсолютностью и внешней относительностью, внутренней спонтанностью и внешней подвижностью, плюрализмом его состояний. В зрелых демократиях это находит свое реальное социальное воплощение.
Последнее, возможно, и есть самое главное, поскольку именно в идее плюральной, в ней как определенной способности человека быть разным и жить в многообразном мире лежат личностные основания политического и культурного плюрализма, свободы мнений, множественности оценок, разнообразия стилей жизни, увлечений, видов деятельности и т.д., т.е. всего того, без чего немыслимо современное демократическое общество.
Но возникает вопрос,: каков собственный политический идеал гуманизма? Такового у него нет и, видимо, не может быть, поскольку природа общественных отношений такова, что в нее вовлечены люди с разными убеждениями и суверенными свободами и типами политических сознаний.
Более всего идеалам гуманизма, в политическом плане, соответствует демократия.
Демократия, в принципе, не идеал (так, Черчиллю приписывается афоризм: «Демократия есть худший вид правления за исключением всех остальных»), но на сегодняшнем этапе мировой истории она лучшее, чего смогли добиться и установить люди в области политических отношений.
Между гуманистическим и политическим мировоззрением нельзя ставить знак равенства. Но если они как-то и накладываются друг на друга, то ни один из типов политического сознания не может целиком поглотить собой гуманистическое сознание. Не в том смысле, что последнее шире или лучше, а в том, что оно – другое и во многом бытует в принципиально иной плоскости человеческой реальности.
Направления консерватизма
Для идеологического обоснования самодержавия министр народного просвещения граф С.С. Уваров создал теорию официальной народности. Она была основана на трех принципах: самодержавие, православие, народность. В этой теории преломились просветительские идеи о единении, добровольном союзе государя и народа, об отсутствии социальных антагонизмов в русском обществе.
Своеобразие России заключалось в признании самодержавия как единственно возможной в ней формы правления. Эта идея стала базисной для консерваторов вплоть до крушения самодержавия в 1917 году. Крепостное право рассматривалось как благо для народа и государства. Консерваторы считали, что помещики осуществляют отеческую заботу о крестьянах, а также помогают правительству поддерживать порядок и спокойствие в деревне. По мнению консерваторов, необходимо было сохранять и укреплять сословную систему, в которой ведущую роль играло дворянство как главная опора самодержавия. Православие понималось как присущая русскому глубокая религиозность и приверженность ортодоксальному христианству. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений в России, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права
Консерватизм Николая 1
Настоящей страстью Николая I стало военное дело. Увлечение воинским делом, видимо передалось Николаю Павловичу от отца, причем на генном уровне. Солдатики и пушки, были любимыми игрушками великого князя, за которыми вместе с братом Михаилом Николай проводил много времени. К наукам Николай I, в отличие от брата Александра I, не тяготел.
13 июля 1817 года состоялось бракосочетание Николая I и прусской принцессы Шарлотты. В православии Шарлотта была наречена Александрой Федоровной. Кстати, женитьба состоялась в день рождения супруги. Совместная жизнь царской четы была счастливой. После свадьбы, Николай I стал генерал-инспектором, заведовавшим инженерными делами.
Николай I никогда не готовился, как наследник русского престола. Он был лишь третьим ребенком Павла I. Так вышло, что у Александра I не было детей. В таком случае престол переходил к младшему брату Александра, и старшему брату Николая – Константину. Но, Константин не горел желанием взваливать на свои плечи ответственность и становиться русским императором. Александр I, хотел сделать своим наследником Николая. Это долго было тайной для русского общества.
В ноябре Александр I неожиданно скончался, и на престол предстояло взойти Николаю Павловичу. Так вышло, что в день принятия русским обществом присяги новому императору, произошло восстание декабристов. Благо, что кончилось все хорошо. Восстание было подавленно, а Николай I стал императором. После трагических событий на Сенатской площади Николай Павлович воскликнул – «Я Император, но какой ценой».
Политика Николая I имела ярко вороженные консервативные черты. Нередко историки обвиняют Николая I в излишнем консерватизме и строгости. Но как по-другому мог вести себя император, после восстания декабристов? Именно это событие во много задало курс внутренней политики во время царствования Николая I.
Важнейшим вопросом внутренней политики Николая I, становится крестьянский вопрос. Николай Павлович считал, что надо всеми силами пытаться облегчить положения крестьян. За время его правления было выпущено множество законодательных актов, облегчающих жизнь крестьянства. В условиях строжайшей секретности работали целых 11 комитетов, которые пытались продумать решения крестьянского вопроса. Николай I вернул к активной государственной деятельности Михаила Сперанского, и поручил ему упорядочить законодательство Российской Империи. Сперанский блестяще справился с заданием, подготовив «Полное собрание законов Российской Империи за 1648 -1826 годы» и «Свод законов Российской Империи». Министром финансов Канкриным была проведена прогрессивная денежная реформа, которая привела в чувство экономику страны. Больше всего историки критикуют Николая I за деятельность 3-его отделения Императорской канцелярии. Этот орган осуществлял надзирательную функцию. Российская империя делилась на жандармские округа, заведовали которыми генералы, имевшие в своем подчинение большой штат. Третье отделение занималось расследованием политических дел, пристально следило за цензурой, а так же за деятельностью чиновников различных рангов.
Внешняя политика Николая I стала продолжением политики Александра I. Николай I стремился поддержать мир в Европе, руководствуясь при этом интересами России, и развить активную деятельность на восточных границах империи. Во время правления Николая I в России появились талантливые дипломаты, выбивавшие из «наших партнеров» выгодные условия сотрудничества. Во время эпохи Николая I постоянно велись дипломатические битвы за влияния в мире. Русские дипломаты выиграли множество таких баталий. В июле 1826 года русская армия повоевала в Иране. В феврале 1828 года был подписан мир, благодаря усилиям Грибоедова, к России отходили Нахичеванское и Эриванское ханства, так же империя приобретала исключительное право на наличие военного флота в Каспийском море.
Во время правления Николая I, Россия воевала с горскими народами. Была и успешная война с Турцией, показавшая миру военный талант адмирала Нахимова. Следующая русско-турецкая война обернулась для России настоящей катастрофой. После Синопского сражения, в котором русские корабли под командованием Нахимова одержали потрясающую победу, Англия и Франция, боясь усиления России, вступили в войну на стороне Турции. Началась Крымская война. Участие в Крымской войне показало проблемы, имевшиеся в русском обществе. Прежде всего, это технологическая отсталость. Крымская Война стала хорошим и своевременным уроком, положившая начало новому развитию России.
Николай I умер 18 февраля 1855 года. Правление этого монарха можно оценивать по-разному. Не смотря на усиления контроля, и подавления инакомыслия, Россия в сильно увеличила свою территорию, выиграла множество дипломатических споров. В стране усилиями Николая I была проведена денежная реформа, обеспечивавшая стране экономическое развитие, был ослаблен гнет на крестьянство. Все эти послабления во многом стали базой для будущей отмены крепостного права.
Консерватизм понятие
Планомерное научное изучение консерватизма началось несколько позднее, в начале XX века и, особенно, в меж военный период, что связано с выходом в свет классического труда немецкого социолога Карла Манхейма «Консервативная мысль» (1927). Очередная активизация научного изучения явления приходится на конец 70-х – начало 80-х гг., что связано, как отмечалось в научной литературе, с возникновением «консервативного феномена» или «консервативной волны» - приходом к власти в Западной Европе и США политиков неконсервативной направленности. В нашей стране повышенный исследовательский интерес к консерватизму возник в конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого века и не ослабевает по настоящее время.
В большинстве новейших исследований, посвященных русской консервативной мысли, проблема уточнения понятийного аппарата обходится стороной. Это характерно даже для такого академического исследования, как подготовленная коллективом сотрудников Института Российской истории Российской Академии Наук (ИРИ РАН) монография "Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика" . Русский консерватизм типологизируется на основе линейного (марксистско-ленинского) подхода. Авторы выявили два направления изучаемого явления: «реакционный консерватизм» и «либеральный консерватизм» (вариант: «консервативный либерализм»). К представителям «плохого» «реакционного консерватизма» авторы монографии отнесли наиболее значимых теоретиков русского консерватизма: К.Н. Леонтьева и Л.А. Тихомирова.
Применение подобного оценочного подхода существенно сказалось на научной значимости исследования. Остались без внимания целые аспекты идейного наследия ведущих теоретиков «реакционного консерватизма», «прогрессивные» по своему характеру. Остается неясным, каким образом «реакционная партия» вербует своих сторонников, ведь даже авторы монографии признают, что эта партия состоит не только из реакционных помещиков, преследующих эгоистичные классовые интересы, но и из мыслителей первой величины . Решение данной проблемы наталкивается на наличие инвариантных подходов к определению сущности консерватизма. Можно выделить два основных подхода (не считая целого ряда промежуточных или компромиссных) к определению сущности данного явления: идейный (содержательный) и ситуативный.
В основе идейного (содержательного) подхода лежит представление о консерватизме как одном из основных идейно-политических течений Нового времени, наряду с либерализмом и социализмом. Консерватизм – равноправная им идеологическая система. Вместе с тем, в отличие от либерализма и социализма он вдохновляется не проектами построения будущего (в этом смысле и либерализм, и социализм являются проектами прогрессистскими), а сохранением и сбережением универсальных, вечных ценностей. Как отмечает современный исследователь консерватизма Г.И. Мусихин, «политические аспекты консерватизма сложно отделить от мировоззренческих» .
В свою очередь, в рамках идейного (содержательного) подхода наличествует ряд оттенков, весьма различных и зачастую противоположных друг другу. Социологический акцент в определении консерватизма сделан одним из родоначальников научного изучения консерватизма, немецким социологом К. Манхейм в его классической книге «Консервативная мысль». Он определяет консерватизм в качестве особого, исторически и социологически укорененного типа мировоззрения «стиля мышления». По мнению социолога, консерватизм является идеологией, возникшей как реакция на Французскую революцию 1789 года. Однако причины возникновения этого явления кроются глубже. События 1789г. лишь катализировали процесс образования консервативной «партии». Консерватизм стал духовным и интеллектуальным ответом на идеологию буржуазного общества: либерализма, рационализма, индивидуализма и просветительской философии .
Следует отметить, что не все исследователи придерживаются приведенных выше подходов к определению консерватизма в качестве антитезы либерализма. Ряд исследователей отмечают наличие точек соприкосновения между либерализмом и консерватизмом. Так, данной проблеме в значительной мере была посвящена Всероссийская научно-практическая конференция «Либеральный консерватизм: история и современность» .
Снять остроту анти либеральной направленности консерватизма пытается философ В.И. Приленский, по мнению которого «Если искать истинную противоположность консервативному типу мышления, то ее легко найти в любых формах экстремизма, радикализма, революционизма, анархизма, нигилизма и т.д.». Близка изложенному здесь подходу и точка зрения Г. Моро: «Консервативная система идей, базирующаяся на вечных социальных и нравственных ценностях — уважении к собственной традиции, опоре на мудрость предков, приоритете интересов общества, социальном разнообразии, деятельном благоразумии и т. п. — имеет неплохие шансы и перспективы получит свое звучание в политике российского государства, вектором которой в таком случае становится привлекательный во все времена и во всех странах лозунг — “Постепенность, последовательность, органичность”» . Тем самым, оба исследователя квинтэссенцией консерватизма считают не содержание национальной Традиции, а типично буржуазные добродетели «умеренности и аккуратности». Та «формула» консерватизма, которую «вывел» Г. Моро, с равным основанием может быть принята любым политическим режимом, заинтересованным в лояльности своих подданных.
Следует отметить, что тенденция сближать если не генетические истоки, то, по крайней мере, конкретные проявления политической философии и политической практики консерватизма и либерализма весьма заметна в современной научной литературе, исследующей консервативный феномен . Консерватизм трактуется исследователями в качестве идеологии и политической практики «золотой середины», равно удаленной от правого и левого радикализма. Политическая философия умеренного русского либерализма, государственно и национально ориентированного, обладала рядом консервативных характеристик. Поэтому целесообразно типологизировать данное направление как консервативный либерализм.
Исключительное значение для нашей работы имеют две работы русского философа Н.А. Бердяева, созданные в эмигрантский период его творчества, – «Новое средневековье» и «Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии». Предмет обоих произведений – критический анализ мировоззренческих причин краха либерализма и демократии (и, шире, – прогрессизма как такового), поиск приемлемых альтернатив в социальной философии. Н.А. Бердяев обратил внимание на вневременную онтологическую природу консерватизма: «Консерватизм поддерживает связь времен, не допускает окончательного разрыва в этой связи, соединяет будущее с прошлым. Консерватизм… имеет духовную глубину, он обращен к древним истокам жизни, он связывает себя с корнями» .
Проблема соотношения консервативной и либеральной идеологий по-иному решалась в рамках консервативной парадигмы. Представители этого направления подчеркивали генетическое родство либерализма и социализма, а по ряду принципиальных вопросов выступали с более резкой критикой эволюционного либерализма, чем революционного социализма.
В рамках изучения русского консерватизма должна быть также поставлена проблема «консерватизм-социализм». Социальная философия русского консерватизма имеет ряд точек соприкосновения с социализмом. Недооценка данного аспекта обедняет социально-философский анализ консервативного феномена в России, поскольку сводит консерватизм к дихотомии «консерватизм-либерализм», фактически превращая его в разновидность либерализма. Между тем, данная проблема – соотношение консерватизма и социализма - не получила должного освещения в научной литературе и требует своего раскрытия.
Второй подход к определению консерватизма получил название ситуативного, как стремление к сохранению статус-кво. По мнению сторонников ситуативного подхода, «в отличие от либерализма и социализма консерватизм не имеет устойчивого идейного ядра и принимает разные формы в различные исторические периоды». Консерватизм следует воспринимать как ситуативное явление, которое невозможно рассматривать в отрыве от цивилизационного контекста и конкретно-исторической эпохи.
Тем самым, в исследовательской парадигме ситуативного подхода консерватизму отказано в праве именоваться полноправной политической идеологией. В этом принципиальное отличие консерватизма от либерализма и социализма, имеющим устойчивое идейное ядро. Консерватизм, фактически, сводится к функции. «Консервативным является все то, что выполняет охранительно-сдерживающую функцию в обществе по отношению к революционно-деструктивным изменениям» . В одной из наших работ было дано следующее определение консерватизма с ситуативистских позиций: «Консерватизм – политическая идеология, которая нацелена на обоснование, охранение, укрепление и развитие существующего в настоящий момент порядка вещей («строя»). Подобная трактовка консерватизма отнюдь не исключает возможности реформирования (подчас достаточно радикального) системы политических, правовых, социальных и др. отношений, а сам консерватизм отнюдь не является синонимом неподвижности. Главное отличие его от любой другой идеологии – то, что он является идеологией у власти; тогда как другие находятся в нападении, он – защищает, зачастую используя средства, позаимствованные из арсенала противника» .
У ситуативного подхода имеется ряд сторонников как в зарубежной (включая таких классиков западной общественно-политической мысли, как С. Хантингтон ), так и отечественной научной литературе .
В ряду исследователей, внесших существенный вклад в изучение данного явления, следует назвать американского исследователя Самюэля Хантингтона, автора знаменитого эссе «Консерватизм как идеология» . По мнению одного из пионеров научного изучения консерватизма в нашей стране П.Ю. Рахшмира, в своем эссе «Хантингтон предложил "ситуационную" интерпретацию консерватизма, отвязанную от какого-то раз и навсегда данного социального базиса и жесткого набора идей. Эту трактовку можно еще назвать функциональной. Миссия консерватизма - защита бытия, традиций, обычаев от засилья рациональности и порядка от угрозы хаоса» . Тем самым, С. Хантигнтон стоял на иных позициях, нежели К. Манхейм, согласно которому консерватизм обладает четкой «социальной пропиской» и устойчивым идейным ядром. В классических трудах этих исследователей получили свое развитие два основных подхода к определению сущности консерватизма – идейный и ситуативный.
Наряду с идейным (содержательным) и ситуативным подходом существует ряд промежуточных или компромиссных подходов к определению сущности консерватизма. М.Ю. Чернавский в исследовании, специально посвященном данной проблеме, отмечает системообразующий принцип, объединяющий весь блок этих подходов: «Ряд исследователей, признавая наличие определенных постулатов и идейных основ консерватизма, считают, что в конкретной исторической ситуации идеология консерватизма наполняется различным социально-политическим содержанием». По мнению автора, «промежуточная позиция» изложена в работах таких известных исследователей консервативного феномена, как С. Хантингтон (которого, как было показано выше, другие исследователи считают представителем «ситуативного» направления), Г.-К. Кальтенбруннер, А.Н. Медушевский и др.
Так, согласно точке зрения С. Хантигнтона, консерватизм являет собой «систему идей для оправдания любого социального порядка, однако, наряду со страстной приверженностью ценности существующего, психология консерватора и его убеждения свидетельствуют об определенном типе мировоззрения, в основе которого лежит соответствующая система ценностей» . Тем самым, консерватизм предстает психологической установкой, независимой от конкретных политических и социокультурных обстоятельств.
Итак, в научной литературе выработано два основных подхода к определению понятия консерватизм, а также целый ряд «промежуточных». Каждый из означенных подходов имеет свои эвристические преимущества, равно как и недостатки. К основным недостаткам идейного (содержательного) подхода следует отнести, прежде всего, недостаточную артикулированность идейного содержания консерватизма. В этом проявляется его принципиальное отличие от остальных ведущих политических идеологий - либерализма и социализма. Самое наличие ситуативного подхода к определению консерватизма в этом плане весьма показательно. Напротив, попытки использовать ситуативный подход к определению либерализма или социализма по определению невозможны.
Особенно актуализируется отмеченная нами методологическая сложность при анализе социальной философии консерватизма. Если в сфере политической идеологии и, особенно, политической практики специфика консерватизма проявляется относительно четко, то значительно труднее определить данную специфику в области социальной философии. При некоторой схематизации и упрощении, либерализм связан с практикой капитализма, а социализм – с различными вариантами планового хозяйства.
Что касается консерватизма, то даже при известной доле условности его сложно отождествлять с какой-либо социально-политической и социально-экономической практикой.
Второй существенный недостаток идейного (содержательного) подхода – отсутствие гибкости, неспособность увязать и примирить универсальные ценности и идеалы с исторической и политической действительностью. Г.И. Мусихин определяет эту ситуацию как «смерть» консерватизма. Как отмечает исследователь, «уязвимое место подобного ценностно-мировоззренческого определения консерватизма в том, что оно рассматривает основополагающие принципы, защищаемые охранителями, как вечные и неизменные, не учитывающие изменчивости человеческих представлений о ценностях в ходе исторического развития».
Действительно, если исходить из парадигмы идейного (содержательного) подхода, нельзя не признать, что консерватизм отсутствует в общественно-политической жизни современного мира. К такому выводу пришел, в частности, известный политический аналитик В. Третьяков.
Психологически с подобной констатацией сложно согласиться не только приверженцам консервативной идеологии, но и представителям социально-гуманитарных дисциплин. К тому же многие политические течения в Европе, Северной Америке и России само идентифицируются как консервативные, в идеологии и политической практике многих политических партий присутствуют отдельные элементы консерватизма. Это вынуждены признавать и сторонники идейного (содержательного) подхода. Возникновение «промежуточного» подхода к определению консерватизма (С. Хантингтон, П.Ю. Рахшмир и др.), по сути, означает попытку избежать негибкости идейного подхода. В частности, вариант типологизации современного консерватизма, которые приводит тот же П. Ю. Рахшмир6, является попыткой нахождения определенного компромисса между двумя «крайними» точками зрения. Как минимум, одно из течений современного консерватизма – так называемый неоконсерватизм - не является консерватизмом в идейном плане. Однако исследователи, стоящие на компромиссных позициях, осознавая глубочайшие различия между идеологией и даже мировоззрением «классического» и «нового» консерватизмов, осознанно идут на построение типологизаторской модели, одновременно используя и идейный, и ситуативный подходы.
Следует отметить, что и сами сторонники идейного подхода предлагают более гибкие модели, позволяющие дифференцировать в рамках принятой ими исследовательской парадигмы различные «версии» консерватизма. В качестве линии водораздела называются не политические режимы (в зависимости от которых можно вести речь о либеральном или даже социалистическом «консерватизмах»), а цивилизационные различия. В частности, А.М. Руткевич указал на цивилизационные корни современного американского неоконсерватизма на том основании, что американской традицией всегда был либерализм и политическая революция. По сути, американский консерватизм можно считать развитием традиций британского (островного) консерватизма, у истоков которого стоял Э. Бёрк. А. Дугин определяет эту традицию как «нефундаментальный консерватизм.
Основной недостаток ситуативного подхода - крайний релятивизм, который позволяет считать консервативной любую идеологию, которая отстаивает существующий режим. Тем самым, к консерваторам в России могут быть отнесены буквально все – от сторонников монархической идеи до большевиков. Единственным критерием, используемым при политической идентификации, является успешность завоевания или удержания власти. Нельзя не согласиться с В.А. Гусевым, считающему, что «вполне правомерное разделение консервативной мысли на основании ее отношения к существующему порядку вещей не приводит к обнаружению факторов, не разъединяющих, а, напротив, объединяющих перечисленные направления. Поиск таких факторов шел по пути выявления общих для всех консерваторов методологических принципов и политических ценностей».
В какой-то мере более корректную и приемлемую модель предлагают сторонники «промежуточного» подхода, которые, по сути, предлагают одновременно два критерия для научной и политической идентификации консерватизма: идейную (в зависимости от идеологической и мировоззренческой наполненности конкретного явления) и политико-прагматическую (отнесение к консерваторам сил, вынужденных выполнять охранительные функции, если даже изначально они обладали иной идеологической нагрузкой). А.М. Руткевич, анализируя идеологию американского неоконсерватизма, отмечает, что она не исчерпывается принципами экономического монетаризма. Американские неоконсерваторы, придерживаясь в экономической сфере принципов «классического» либерализма, в сфере общественной жизни апеллируют к извечным «консервативным» институтам, таким, как религия, мораль, семья и др.
Вместе с тем, позиция сторонников «промежуточного» подхода почти в полной мере обладает недостатками ситуативного подхода. Можно резюмировать что попытки построить некую компромиссную исследовательскую модель означают, по сути, признание несостоятельности двух «крайних» точек зрения. Однако само по себе объединение в рамках одного направления политических сил и по принципу идеологическому, и политико-конъектурному представляется нам научно-некорректным. По сути, здесь дублируется подход применяемый «ситуативистами», поэтому нам представляется нецелесообразным выделение самостоятельного «промежуточного» подхода.
Более адекватным и научно корректным представляется идейный подход. Безусловно, консервативная идеология испытывает ощутимое давление исторического прошлого и политического настоящего, что приводит к определенной трансформации основного идейного ядра. Тем не менее, консерватизму в целом и русскому консерватизму в частности присущи определенные доминанты.
В настоящем исследовании консерватизм рассматривается как идейно-политическое явление, имеющее устойчивое идейное ядро и возникшее и развивающееся в странах европейской (христианской) культуры. В отличие от двух других основных идеологических систем современности – либерализма и социализма – консерватизм представляет собой анти прогрессистское направление, методологию которого составляет не та или иная форма рационализма, а философский теизм. Консерватизм рассматривается как феномен христианских (западно- и восточноевропейского) социокультурных миров. Ранее сходную позицию озвучил М.Ю. Чернавский: «основой консерватизма является не религиозность вообще, но лишь фундаментальные, традиционные религии. Для европейского региона — католицизм и православие, две ипостаси истинной христианской религии. Лишь то мировоззрение носит консервативный характер, которое отражает систему ценностей этих двух религий. Прочие, вторичные религии, трансформированные под влиянием буржуазно-реформаторского движения (лютеранство, кальвинизм, англиканская церковь и т.д.), несут в себе элементы либерализма, противоречащие истинному консерватизму, ибо консерватизм есть антипод либерализма» . Солидаризируясь с точкой зрения автора, отметим, что консерватизм (равно как и либерализм) следует рассматривать исключительно как «продукт» христианской культуры.
В отличие от всех остальных идеологий современности (либерализма, социализма, анархизма и, в меньшей степени, фашизма) консерватизм является идеологией антипрогрессизма или традиционализма (понимаемого как антитеза модернизма). Определение целевых установок сторонников и противников прогресса дал в одной из своих работ теоретик неоевразийства А.Г. Дугин . Еще ранее попытки нахождения адекватного выражения формулы прогресса были предприняты представителями русской консервативной традиции – Л.А. Тихомировым и о. И. Фуделем.
В отличие от либерализма и социализма, идеологий Нового времени, к которым принято применять термин «освободительное движение» и которые являются разновидностями прогрессистской традиции, идеология консерватизма берет истоки в Традиции, основанной на христианских ценностях. Именно признание божественной иерархии как образца для государственного и общественного творчества является квинтэссенцией консерватизма. Феодализм же является превращенной, ограниченной историческими рамками формой этой универсальной традиции. Отвергая «священных коров» прогрессизма: демократию как единственно возможную форму правления, «общечеловеческие ценности», отделение церкви от государства и др., консерваторы действительно являлись «реакционерами», но только в подлинном, не схоластическом значении этого слова, поскольку их идеал общественного устройства находился в «золотом веке» христианского Средневековья. Консерватизм следует обозначить как реакцию «средневекового» религиозно-корпоративного сознания на социальные условия и идеологию Нового времени.
Предложенный нами подход основан на прочтении текстов русского консерватизма середины XIX – первой половины XX века. Уже «старшие» славянофилы, которых обвиняли в следовании ретроградной утопии, неоднократно подчеркивали, что их интерес к Московской России вызван более глубинными причинами, чем стремлением к воскрешению в современности отживших исторических форм. «Всякая форма жизни, однажды прошедшая, уже более невозвратима, как та особенность времени, которая участвовала в ее создании»,— писал И.В. Киреевский, - Восстановить эти формы — то же, что воскресить мертвеца» (ср. с афоризмом Ж.де Местра о невозможности вернуться в прошлое, также, как разлить по бутылкам Женевское озеро) . Блестящую и очень точную формулировку русского консерватизма предложил «младший» славянофил К.С. Аксаков, который утверждал, что славянофилы призывают «не к состоянию древней России, а к пути древней России (выделено нами – Э.П.)» или, используя наше определение, не к возрождению социально-исторических форм, порожденных исторической конкретикой, а к возрождению духа Русского Средневековья. То, что консерватизм не является ретроспективным учением, а, напротив, устремлен в будущее, подчеркивал и основатель славянофильства А.С. Хомяков: «Консерваторство... есть постоянное усовершенствование, всегда опирающееся на очищающуюся старину.
Совершенная остановка невозможна, а разрыв гибелен». Сходным образом функции консерватизма, одновременно охранительные и новационные (то есть направленные на разумное обновление), отмечает Л.А. Тихомиров. Истинный консерватизм, по его мнению, «совершенно совпадает с истинным прогрессом в одной и той же задаче: поддержании жизнедеятельности общественных основ, охранении свободы их развития, поощрении их роста». По мнению Хомякова, консерватизм равно противоположен и застою, и разрыву культурно-исторического прошлого. Сходную оценку встречаем мы и у Н.А. Бердяева: «Консервативное начало само по себе не противоположно развитию, оно только требует, чтобы развитие было органическим, чтобы будущее не истребляло прошедшего, а продолжало его развивать».
Пожалуй, именно у Л.А. Тихомирова, а также у Н.А. Бердяева мы обнаруживаем самое глубокое и, в то же время, самое емкое определение сущности консерватизма: «Мои идеалы в вечном, которое было и в прошлом, есть в настоящем, будет в будущем».
Целиком созвучно с приведенной цитатой, но, как представляется, более точно утверждение Бердяева: «после французской революции совершенно реакционно было возвращение к духовному и материальному строю XVIII века, который и привел к революции, и совсем не реакционно возвращение к средневековым началам, к вечному в них, к вечному в прошлом. К слишком временному и тленному в прошлом нельзя вернуться, но можно вернуться к вечному в прошлом (выделено нами – Э.П.)» . Тем самым, консерватизм устремлен в будущее, но, в отличие от прогрессизма, не путем разрыва с прошлым. Более того: разрыв с прошлым, по мнению консерваторов, закрывает дорогу («пути») в будущее. Его апелляция к Средневековью объясняется не ретроспективным пафосом, а представлением о нем как об эпохе, в которой наиболее полно (с поправкой на несовершенство Града Земного) осуществились идеалы Вечности. В научной литературе имеется целый ряд методологических подходов к определению понятия «консерватизм». Если рассматривать консерватизм как политическую идеологию, а не психологическую установку, все многообразие подходов можно свести к двум: «идейному» и «ситуативному». «Идейного» подхода придерживаются сами консерваторы, которые стоят на защите не всякой Традиции, а лишь национальной и христианской. Сторонники «ситуативного» подхода, напротив, считают консерваторов защитниками социально-политического статус-кво, отвергают существование в консерватизме постоянного идейного ядра как в либерализме и социализме. Существует также ряд промежуточных подходов, которые мы считаем вариациями «ситуативного» подхода.
В настоящем исследовании мы исходим из следующего представления о консерватизме. Консерватизм является идеологией, имеющей устойчивое идейное ядро, так же, как и его основные оппоненты – либерализм и социализм. Консерватизм – единственная идеология современности, выступающая с анти прогрессистских позиций. В то время как либерализм и социализм берут начало в рационалистической философии Нового времени, консерватизм является идейным апологетом христианского Средневековья с ее теоцентризмом, иерархичностью и корпоративизмом (общинностью). Консерватизм не является идеологией феодальной эпохи и феодальных слоев; напротив, феодализм является превращенной формой универсального консерватизма.