Б. С. Орлов проблематика осмысления прошлого

Вид материала

Документы

Содержание Разговор в «партийном бараке» СДПГ в Бонне Бернд Фауленбах Б. Фауленбах Л.З. Копелев Я.С. Драбкин Б.С. Орлов С.З. Случа Людмила Андреевны Мерцаловой

Подобный материал:

• 26 марта 30 марта 2012 года, 94.38kb.
• Г. М. Орлов, В. Г. Шуметов модель электоральных предпочтений: методология построения, 329.46kb.
• Ю. М. Орлов Орлов Ю. М. Восхождение к индивидуальности: Кн для учителя. М.: Просвещение,, 4813.73kb.
• А. Б. Орлов Орлов Александр Борисович профессор факультета психологии гу-вшэ, директор, 247.43kb.
• Прошлого, 4188.44kb.
• Борис Орлов Алексей Махров Вставай, Россия! Десант из будущего Господа из завтра., 3250.79kb.
• С. С. Хоружий внеземные цивилизации и религиозное сознание: к постановке темы, 225.05kb.
• Проблематика учета налогов при оценке рыночной стоимости недвижимости в рамках доходного, 176.88kb.
• Животные прошлого, 92.36kb.
• Николай Иванович Орлов, а "Мастером Отдыха" признан токарь ОАО "Аксион-Холдинг" Леонид, 24.46kb.

Разговор в «партийном бараке» СДПГ в Бонне

Деятельность околопартийных фондов – одна из примечательных особенностей просветительской политики ФРГ. Они существуют при политических партиях, представленных в Бундестаге, финансируются государством, и их филиалы учреждены в различных странах мира.

Особой активностью отличается Фонд Фр. Эберта, его представительства действуют во многих странах мира. В 80-е годы Фонд на двусторонней основе стал действовать и в Москве, проводя разнообразные семинары, круглые столы, на которых в первую очередь разъяснялось, что такое демократия и как действуют её механизмы.

Примерно такого же содержания была и встреча в Бонне в помещении руководства СДПГ, в простонародье именуемом «партийным бараком» с учетом его скромного вида. Обмен мнениями состоялся в 1991 г., но пока собирались материалы и готовился сборник, события в СССР продолжали развиваться, и составители сборника решили представить в материалах сборника более обобщенную картину происходившего в период с 1917 по 1991 г. Они попросили участников встречи дополнить свои выступления с учетом того принципиально важного обстоятельства, что на месте СССР возникло Содружество независимых государств, что было зафиксировано 8 декабря 1991 г. встречей руководителей республик в Беловежской пуще в Белоруссии. В ноябре 1993 г. вышло первое издание сборника под названием «Диктатура и эмансипация. Русское и немецкое развитие 1917-1991» (Faulenbach, 1993).

С российской стороны участие во встрече (в порядке помещения материалов в сборнике) принимали Лев Копелев, Яков Драбкин, Борис Орлов, липецкий историк Людмила Мерцалова, Сергей Случ, журналист и писатель Лев Безыменский. С немецкой стороны – ряд видных ученых, один из теоретиков СДПГ Вольфганг Тирзе.

В предисловии составители сборника председатель Исторической комиссии при Правлении СДПГ проф. Бернд Фауленбах и секретарь этой комиссии Мартин Штадельмайер, написанном в январе 1993 г., отмечают, что в книге рассматривается три группы проблем: оценка советского пути в ХХ веке с учетом его крушения, что стало очевидным уже в начале 1991 г.; оценка сталинизма и возможностей его сравнения с национал-социалистической системой; исторический анализ взаимоотношений между Германией и Россией в ХХ столетии.

Во вступительной статье «Проблемы новой трактовки прошлого с учетом перелома (Umbruch), происшедшего в 1989-91 гг.» Б. Фауленбах исходит из того, что факты, накопленные в ходе осмысления Второй мировой войны, уже не влияют как до сих пор на историческое самосознание. Появились новые значительные факты, такие как крушение советского пути и окончание коммунистического господства в Восточной Европе.

Б. Фауленбах подчеркивает, что история СССР в период 1917-1991 гг. это ни в коем случае только проблема людей, живших в этой стране, она касается также обществ в странах Восточной Европы, которые десятилетиями входили в зону советского господства, да и всего человечества, ибо история попыток строительства коммунизма наложила в значительной степени отпечаток на всю историю ХХ века.

Как можно охарактеризовать суть исторического процесса в СССР, задается вопросом Б. Фауленбах. По его мнению, существуют 4 варианта трактовок, нашедших отражение в докладах и статьях, помещенных в сборнике. Это прежде всего попытки сконструировать тип общества в соответствии с марксистской философией. Это также диктатура, ставящая перед собой цели развития в отсталой стране. Третий вариант – восприятие СССР как тоталитарной системы. Четвертый вариант – специфическое развитие в рамках «особого русского пути».

По мнению Б. Фауленбаха, при всех оценках следует учитывать особенности различных периодов развития в СССР, что в материалах сборника рассмотрено недостаточно. Председатель Историческойкомиссии полагает, что следует заново также осмыслить противоречие между германской социал-демократией и русским большевизмом, особенно в период 1917-1933 гг.

Подлежит также рассмотрению вопрос, почему потерпел крушение Горбачев, почему не удалась трансформация в сторону демократическо-социалистической системы.

Одним словом, накопилась гора проблем, которая весьма затрудняет новое демократическое начало как в России, так и во всей Восточной Европе, – замечает Б. Фауленбах.

Касаясь ситуации в Германии, Б. Фауленбах обратил внимание на «спор историков» 1986-87 гг., который, по его мнению, вращался вокруг вопроса о возможности сравнивать преступления нацизма и сталинизма. Это же касалось и возможности сравнения двух систем – нацистской и сталинской.

По мнению Б. Фауленбаха, такое сравнение должно выявлять не только совпадения, но и различия. Так, обеим системам была присуща политика террора. Но при этом существовали функциональные различия, которые были обусловлены различными общественными структурами и идеологиями, а также различным пониманием политики.

Это же касается отношения обеих систем к модернизации. «Как немецкая, так и русская общественная модернизация отличаются от западной, английской, американской и французской, хотя они тоже не были одинаковыми» (Faulenbach, 1993, S. 12).

При этом, замечает Б. Фауленбах, немецкая модернизация ближе к западной, нежели к русской. «Сталин, вне сомнения, осуществил индустриализацию страны, применяя жестокие методы, в то время как Гитлер действовал уже в условиях сформировавшегося индустриального общества, которое он пытался модернизировать дальше в техническом смысле» (Faulenbach, 1993, S. 15). Точно также амбивалентным было отношение национал-социалистов к экономико-общественной модернизации, цели частично были архаичными, но сами средства – современными^*. Бесспорно, Третий райх, война и последствия войны фактически способствовали модернизации немецкого общества. При этом и национал-социализм, и большевизм отклоняли политическую модернизацию в духе Запада.

Б. Фауленбах отмечает, что в научном плане система национал-социализма лучше изучена, чем система сталинизма.

Касаясь осмысления происшедшего в Германии и Советском Союзе в ХХ-ом столетии, Б. Фауленбах констатирует, что их история была тесно переплетена. Он останавливается на выставке «Война против Советского Союза», которая была открыта в 1991 г. в Берлине, полагая, что эта выставка сыграла заметную роль в осмыслении прошлого. На ней показано, что в этой войне принимали участие не только СС-овские части, но и весь вермахт.

Возвращаясь к событиям после 1945 г., Б. Фауленбах подчеркивает, что Советский Союз Сталина был не только победителем во Второй мировой войне, но выступал как глава империалистической державы и как форпост продвижения коммунизма в Германию. «Война, затеянная Гитлером, дала возможность Сталину распространить до Эльбы империю Советского Союза и господство коммунизма» (Faulenbach, 1993, S. 14).

Ошибочно полагать, что советская политика была после войны направлена исключительно на раздел Германии, полагает Б. Фауленбах. В этой политике были различные соображения, включая и превращение восточной оккупационной зоны в государство-сателлит, которое учитывало бы все процессы, происходящие в СССР, и реагировало соответственно. Это касается и периода Перестройки и Гласности. Руководство ГДР заняло позицию отстраненного наблюдателя, полагая, что политика Горбачева потерпит крушение. Однако получилось так, что именно эта политика сыграла роль катализатора оппозиционного движения в ГДР.

Процессы, протекавшие в Европе в 1989-91 гг., полностью изменили отношения между русскими и немцами, – подчеркивает Б. Фауленбах. СССР больше не существует. Россия располагает по-прежнему огромным военным потенциалом, но уже перестала быть сверхдержавой. Вместе с тем возросла роль Германии после объединения.

Б. Фауленбах в этой связи ссылается на суждения политолога Хайнца Тиммермана, который полагает, что в сложившихся обстоятельствах на немцах лежит особая ответственность помогать России в трудном процессе становления демократии и продвижения в сторону Европы.

Год 1917-ый был назван исследователем Хансом Ротфельсом как начало истории нового времени (Zeitgeschichte), – подчеркивает Б. Фауленбах. Этот период закончился в 1989-91 гг. Возникла необходимость в новой ориентации, которая затрагивает основные вопросы немецкого и европейского самопонимания. Предпосылкой тому является осмысление истории XX-го столетия. Такое осмысление уже практически началось, – завершает свою вступительную статью Б. Фауленбах.

Как все это проявилось в суждениях участников встречи в Бонне, которые еще вчера выступали как советские исследователи, а после 1991 г. уже как российские? В сборнике первым предоставлено слово Льву Зиновьевичу Копелеву, одному из старейших германистов, человеку необычной судьбы. Вместе с Солженицыным он отбывал «срок» в подмосковной «шарашке», был лишен гражданства СССР после того, как приехал в ФРГ вместе с женой Раисой Орловой для продолжения научных исследований. При сложившихся обстоятельствах Копелев организовал здесь группу ученых, которые стали на основе документов воссоздавать историю отношений немцев и русских, начиная с древнейших времен.

С рассказа о деятельности этой группы и начал Л.З. Копелев свое выступление в «партийном бараке» СДПГ в Бонне, назвав свой текст «Немцы и русские в Европе». Уже вышли первые четыре тома по двум темам «Русские и Россия глазами немцев», «Немцы и Германия глазами русских».

Работа в рамках «Вуппертальского проекта» показала, что следует проводить четкое различие между государством и нацией, между государственной властью и народом. Смешивание этих понятий принесло много зла в мировой истории, в том числе в германо-русских отношениях, – подчеркнул Л.З. Копелев.

Касаясь целого ряда сюжетов в отношениях между обоими народами, Л. Копелев затронул ситуацию, сложившуюся в конце 80-х годов ХХ века. По мнению многих, Горбачев был, по-существу, единственным мотором «новой русской революции». Для самого Л.З. Копелева явление Горбачева первоначально вызвало большую, неожиданную радость. «Однако дальнейшее развитие его политики, кровавые события в Тбилиси, Баку, Вильнюсе, Риге, непоследовательные реформы вызвали новые разочарования и послужили поводом для выводов из новейшей истории. Наиболее важные из этих выводов согласуются с духовным завещанием Андрея Сахарова» (Kopelew, 1993, S. 27).

С учетом этих обстоятельств наши народы должны глубже познавать друг друга, взаимодействовать друг с другом не только по официальным каналам. Нам не следует возлагать надежды только на вождей, гениев и творцов чуда, следует рассчитывать на собственные силы, – подчеркнул Л.З. Копелев.

Касаясь недавнего прошлого, Л.З. Копелев высказал мнение, что при его осмыслении следует отказаться от идеологических «священных коров» и «священных телят». Речь идет прежде всего о сравнении национал-социализма и большевизма, об освобождении от всех идеологических табу. «И если сегодня мы не осмыслим эти сравнения – не научно, а конкретно исторически и конкретно морально, то завтра это трагическое прошлое может самым роковым образом войти в нашу жизнь» (Kopelew, 1993, S. 28).

Различия в сталинской и в гитлеровской системах во многом были чисто внешними, и, напротив, их существенные черты находили почти зеркальное отражение: жестокий произвол государства, особенно его секретных служб, абсолютное презрительное отношение к человеку, подавление личности (приоритет «общей пользы перед личной пользой»), прославление насилия, культ героя, преклонение перед вождями, целенаправленное идеологическое функционирование всех средств, затрагивающих воспитание, искусство и литературу, спорт, отдых и т.д.

Но при этом нам не следует упускать из виду принципиальные различия, – подчеркнул Л.З. Копелев. Для Сталина социалистическо-коммунистическая фразеология, его «антифашизм», на который он делал упор, были лишь средствами для искусно идеологически прикрываемой имперской великодержавной политики. И, тем не менее, все мои приятели и друзья, как и миллионы введенных в заблуждение людей, замечает Л.З. Копелев, верили в то, что мы создаем справедливый государственный и экономический строй, что мы трудимся и боремся во имя дружбы народов, ради счастья всех людей на земле. Эта вера совратила некоторых из нас на злые поступки, сделала их соучастниками сталинской политики уничтожения крестьян и прочих ужасных преступлений. И, тем не менее, в таком восторженном состоянии, замечает Л.З. Копелев, мы в 1941 г. были вовлечены в войну, принесли многочисленные жертвы и, несмотря на печальные тяжелейшие поражения, прошли боевым путем от Волги до Эльбы.

В свою очередь, многие из ваших земляков, продолжает Л.З. Копелев, обращаясь к присутствовавшим в зале, оказались совращенными нацистским государством и его идеологическим, педагогическим и пропагандистским аппаратом с помощью искусно приукрашенных легенд о «расе господ» и «народе-господине», с причитаниями по поводу «народа без жизненного пространства», с воинственными паролями о величии.

Эти различия далеко не внешнего характера, – подчеркнул Л.З. Копелев, – когда одни полагали, что трудятся во имя равенства всех народов и рас, за счастье всех людей, тогда как другие выступали за неограниченные права одного народа-господина и за принцип фюрерства как основу «здорового общественного строя» ((Kopelew, 1993, S. 29).

В каком-то смысле фашисты, нацисты субъективно были более честными, ибо их идеологические, расистские воззрения совпадали с их практикой, с их политикой завоевания и уничтожения народов, – заметил Л.З. Копелев. Напротив, ленинцы-сталинцы были обманщиками и лицемерами, ибо их практика противоречила всем интернационалистским, социалистическим и гуманным идеалам, которые они провозглашали.

Л.З. Копелев отнес к запретным «священным коровам» и понятие вмешательства во внутренние дела. Еще недавно советские государственные мужи утверждали: то, что они делают со своими гражданами, это их внутреннее дело, и иностранцы не должны вмешиваться. Точно также поступали турецкие, израильские, иракские, иранские, китайские и другие правительства.

По этому поводу Генрих Бёлль высказался предельно лаконично: вмешательство желательно. Это должно быть «категорическим императивом» для всех партий, церквей, общественных организаций, всех правительств и ООН.

Л.З. Копелев коснулся истории Отечественной войны (1941-45). По его мнению, легенда о «превентивной войне» Третьего райха против готовившейся к наступательным действиям Красной Армии является далекой от действительности выдумкой, рожденной в воспаленном мозгу. В эту легенду, выдуманную Геббельсом, не мог поверить ни один служащий вермахта уже в 1942 г., но, тем не менее, она всерьез воспринимается некоторыми немецкими историками.

С другой стороны, советским историкам пришлось признать, что раздел Польши совместно с Гитлером (1939), присоединение (Einverleibung) Балтийских республик и неудавшееся нападение на Финляндию (1939/40) были ничем иным как империалистическими захватническими действиями, воспроизводящими худшие традиции бывшей царской империи. И более того, «отечественная война была по своему характеру только до конца 1944 г. «отечественной», ибо после пересечения западной границы она превратилась в имперскую захватническую войну».

Л.З. Копелев высоко оценил усилия советских солдат в разгроме гитлеровского режима. Но одновременно это было незаслуженным триумфом тоталитарной насильственной власти Сталина. Победа была обеспечена усилиями народа, армии, несмотря на грубейшие стратегические и тактические ошибки Сталина. Однако победа всех нас позволила этому преступному деспоту оказаться на самом верху мировой славы; он распространил свое господство, насыщенное страхом, от Тихого океана до Эльбы и Адриатики, отказавшись при этом от последних остатков марксистско-ленинской утопии, и унаследовал от Гитлера его безумные притязания на мировое господство и многое от имперско-расистской идеологии. Параноидальный Сталин взваливал на страну, тяжело пережившую войну, новое бремя бессмысленной гонки вооружения и навязал свой террористический режим государствам-сателлитам. От последствий такого развития страдают теперь все народы Советского Союза, – констатировал Л.З. Копелев.

Л.З. Копелев особо подчеркнул: «Мы должны учиться у истории с тем, чтобы история человечества не подошла к своему концу» (Kopelew, 1993, S. 31).

Далее Л.З. Копелев процитировал суждение Гёте, высказанное 150 лет назад: даже если нации не любят друг друга, они, по крайней мере, должны учиться терпеть друг друга. Именно этого желали Лейбниц, Гердер и Кант, Лев Толстой и Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг и Андрей Сахаров. Эти пожелания стали сегодня жизненной необходимостью для всего человечества.

При этом германо-русские отношения играют сегодня особенно важную роль. События последней зимы (1991), массивная помощь из Германии нуждающимся людям в России и других советских республиках представляют собой новую главу в тысячелетней истории германо-российских связей.

Так высказался Лев Копелев относительно недавнего прошлого перед самым распадом Советского Союза в «партийном бараке» СДПГ в Бонне в 1991 г., в аудитории, в которой присутствовали представители немецкой интеллигенции умеренной и умеренно-левой ориентации. Он рассматривал это прошлое в тесной взаимосвязи, обозначив тем самым историческую традицию, которой позже придерживались многие российские историки.

Выступивший на этой встрече Я.С. Драбкин, озаглавил тему своего доклада: «К вопросу о «советском пути». Организаторами встречи ему было предложено высказаться по теме «Советский путь – догоняющая модернизация или ошибочное развитие?» Я.С. Драбкин предпочел вместо союза «или» употребить «и». Поясняя свою позицию, Я.С. Драбкин сказал: как историк он не видит возможности пути длиной в 70 лет, проделанный тремя поколениями великого народа, расценивать только как ошибочный. Тем более, что в середине этого пути присутствует военная, политическая и моральная победа над врагом человечества Гитлером. «Победа, ради которой советский народ понес неисчислимые жертвы, но были проявлены высочайшие самоотверженность, любовь к народу и «last but not least» идейная верность социализму» (Drabkin, 1993, S. 49).

Я.С. Драбкин обратил внимание на существенные расхождения в оценке прошлого со стороны политической публицистики и науки. Первые пытаются развитие социалистической системы, начиная с Октября 1917 г. представить как непрерывную цепь утопических ожиданий, ошибок и преступлений. Вторые осмысливают проделанный путь критично и самокритично, уделяя внимание отрицательным, но также положительным сторонам происшедшего. Сам Драбкин относит себя к тем, кто не склонен оценивать происшедшее по упрощенной схеме, придавая при этом значение новому изучению исторических источников.

Если раньше, отметил Я.С. Драбкин, не допускали самой возможности сравнивать режимы Гитлера и Сталина, а теорию тоталитаризма рассматривали как ненаучную, то сегодня вдруг обнаруживается поразительное сходство этих двух режимов, и почти на каждой научной встрече разговор непременно заходит о тоталитаризме.

В качестве примера Я.С. Драбкин привел конференцию советских и немецких историков в 1991 году в Мюнхене, на которой обсуждались советско-германские отношения в период 1933-1945 гг. На этой конференции тоже рассматривалась тема «коммунизм-нацизм». Но при этом речь зашла о том, на основе каких критериев анализировать эти явления. Основное внимание было уделено рассмотрению методологии анализа исторических процессов.

Я.С. Драбкин обратился к событиям 1917-1918 гг. в России и Германии. Октябрьская революция 1917 г. проходила под знаком «социализма», тогда как Ноябрьская революция 1918 г. под знаком «демократии». И, тем не менее, при всех этих различиях обе страны пришли к тоталитарной диктатуре. Но при этом оба режима не были результатом этих революций, напротив, они были следствием контрреволюций. Такое развитие не было фатальным, у Октябрьской и Ноябрьской революций были различные варианты дальнейшего развития, на что в свое время обратил внимание Карл Либкнехт.

Я.С. Драбкин сослался далее на высказывания Розы Люксембург и её рукопись «Русская революция», сообщив участникам встречи, что в 1991 году ему удалось опубликовать этот текст на русском языке. В частности, Р. Люксембург полагала, что социалистическая политика может быть успешной только на международном уровне. «В России проблема только поставлена, – полагала Р. Люксембург. – Но она не может быть разрешена в России».

Я.С. Драбкин высказал свое отношение к немецкому «спору историков», за которым он следил с большим интересом. При этом для него не совсем ясна позиция немецких историков в отношении «особого немецкого пути». В конце концов, каждая страна идет своим «особым путем». Это же касается русского, а затем и советского «особого пути».

И последнее замечание Я.С. Драбкина – о корнях сталинизма. Не совсем ясно, с какого года вести отсчет началу сталинизма. С 1917, 1918, 1924, 1929-го года? И где он заканчивается? В 1953, 1956, 1985, 1991 годах? Что касается содержания этого феномена, подчеркнул Я.С. Драбкин, то нельзя все сводить только к личности Сталина. Дискуссия продолжается, но она осложнена тем обстоятельством, что до сих пор нет полной ясности относительно основных понятий: капитализм – социализм, демократия – диктатура.

Свое выступление на этой встрече автор этой работы Б.С. Орлов назвал «Уроки советского тоталитаризма» (Orlov, 93). В нем он подчеркнул, что понять сущность тоталитаризма в полной мере можно лишь тем, кто познал его изнутри. Опираться на официальные материалы, а тем более на статистику недостаточно. Советская пропаганда весьма искусно подавала преимущество советского строя, что вводила в заблуждение иностранных гостей, даже таких глубоких знатоков исторических процессов как Лион Фейхтвангер, о чем свидетельствует его поездка в СССР в 1937 году и его впечатления об этой поездке в брошюре «Москва. 1937-ой год» (Фейхтвангер).

Творцы советской идеологии внимательно следили за тем, чтобы общественное развитие шло в направлении, предсказанном марксистско-ленинским учением: всеобщее образование, здравоохранение, дешевое жилье и т.д.

Существенный вопрос: входило ли в первоначальное намерение большевиков создавать политическую систему с признаками, по которым ученые позднее назовут такую систему тоталитарной? План устроения счастливой жизни на этой грешной земле в своем пропагандистском варианте отвечал чаяниям народа, что находило отражение в социальных утопиях прошедших времен. Первую фразу, которую писали на школьных досках неграмотные рабочие и крестьяне после Октября 1917 г., была «Мы не рабы, рабы не мы». Им и в голову не приходило, что со временем они станут рабами тоталитарной системы.Относительная прочность системы объяснилась и тем, что она опиралась на «социалистическую идею», якобы научно обоснованную марксизмом. И эта же система в считанные дни развалилась, когда общество убедилось в том, что реальная жизнь далеко не соответствует установкам этой идеи. Появилась правящая прослойка, получившая название «номенклатура» с целым набором привилегий.

Свою негативную роль сыграла политика Сталина и его окружение, превратившие страну в «осажденную крепость» и тратившие огромные средства на вооружение. Это политика в какой-то степени была оправдана с учетом угрозы, исходившей от национал-социалистической Германии. Но эта же политика продолжалась после войны, когда советское влияние было распространено на страны Восточной Европы. Начался новый виток гонки вооружения, в ходе которого СССР обзавелся ядерным оружием и баллистическими ракетами. Результат такой политики – СССР рухнул под тяжестью свалившихся на него проблем. Выдержать соревнование с развитыми капиталистическими странами ему оказалось не под силу.

И, тем не менее, при всех этих отрицательных явлениях и жесточайшей цензуре духовная жизнь в стране никогда полностью не замирала, о чем свидетельствовала хотя бы деятельность журнала «Новый мир», в котором было опубликовано произведение А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Несмотря на массовые репрессии в стране сохранился интеллектуальный потенциал, способный осмыслить тоталитарное прошлое. И глубокий анализ этого прошлого, в том числе на данной встрече, означает первый шаг к выздоровлению. (Текст был написан весной 1991 г.).

В сборнике помещена развернутая статья С.З. Случа, который много лет исследует совокупность обстоятельств, связанных с заключением пакта Гитлер-Сталин в 1939 году. Эта тема обозначена и в названии статьи: «Предпосылки пакта Гитлер-Сталин. К вопросу о последовательности во внешней политике» (Slutsch, 93).

Несколько лет назад С.З. Случ вместе с группой исследователей общества «Мемориал» посетил ФРГ. В ходе поездки он выступал перед различными аудиториями, и от некоторых слушателей ему доводилось выслушивать такой упрек: Почему Вы делаете такой упор на преступлениях Сталина? Ведь тем самым как бы принижаете преступления Гитлера и льете воду на мельницу наших правых. С.З. Случ, отвечая на такие упреки, пояснял: в нашей стране так много лжи относительно нашей собственной истории, но также и вашей истории, что было бы аморальным продолжать приукрашивать действительность.

Далее С.З. Случ изложил свое понимание особенностей тоталитарных режимов в Европе. В середине 30-х годов в Европе существовали две модели тоталитарных режимов – ультралевые и ультраправые. «Много свидетельств указывают на то, что фашистские и коммунистические режимы немало позаимствовали друг от друга, особенно в области организации, пропаганды и методов борьбы против политических противников» (Slutsch, S. 144). Один из крупнейших поэтов ХХ-го столетия Осип Мандельштам заметил в феврале 1933 года: «Этот Гитлер, которого немцы в эти дни избрали райхсканцлером, будет продолжать дело наших вождей. Он происходит от них, он будет таким, как они». Но вместе с тем существовали различия в этих двух моделях тоталитаризма. «Тоталитарный режим в Советском Союзе был более жестким и «тоталитарным» по сравнению с «Третьим райхом», поскольку отсутствие частной собственности и средств существования упрощало и увеличивало возможности контроля за поведением индивида и, соответственно, всего общества».

В ходе возникновения первого тоталитарного государства в истории человечества, продолжил С.З. Случ, колоссальную роль сыграла идея «мировой революции». В Манифесте II конгресса Коммунистического Интернационала (1920 г.) было записано: «Международный пролетариат будет продолжать борьбу до тех пор, пока Советская Россия не станет составной частью Федерации советских республик во всем мире».

Но нечто подобное, полагает С.З. Случ, произошло в Германии, когда Гитлер на стадии раннего национал-социалистического движения в качестве стратегической цели сформулировал мировое господство. Для достижения этой цели следовало вести «непримиримую борьбу против еврейства и марксизма».

Что касается политики Сталина, то пропагандистский тезис о растущей военной угрозе со стороны империализма стал конкретно реализовываться в первом пятилетнем плане, что сказалось на формировании государственного бюджета, в развертывании отраслей промышленности, связанных с вооружением. При этом в качестве основного противника рассматривался английский империализм. Даже после прихода Гитлера к власти в 1933 г. представитель большевистской партии в Исполкома Коминтерна на XVII съезде партии в феврале 1934 г. Д. Мануильский утверждал, что именно Англия берет на себя ведущую роль в подготовке войны против СССР.

Но в последующем, после агрессивных актов против Финляндии и Польши идея «мировой революции» в политике Сталина стала превращаться в практику традиционной великодержавной идеи, снабженной революционной риторикой. Уже после разгрома нацистской Германии Сталин продолжал ориентацию на военные действия. В 1952 году, за год до своей смерти, Сталин писал в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР»: «Чтобы устранить возможность войн, следует уничтожить империализм». Вслед за ним Маленков на XIX-ом съезде партии (октябрь 1952 г.) говорил: «Существуют все основания для предположения, что третья мировая война повлечет за собой распад капиталистической системы».

Заключительный вывод С.З. Случа: «Обе модели тоталитарного режима должны были, согласно логике вещей, встретиться 23 августа 1939 г. Оба диктатора рассматривали свою политику как своего рода «козырь» в международной политике, которым они пользовались позднее, что обернулось гибелью десятков миллионов людей».

В сборнике помещена статья ученого из Липецка Людмила Андреевны Мерцаловой «Сталинизм и гитлеризм – попытка сравнительного анализа» (Mercalowa, 93). В последние годы, пишет Мерцалова, термин «тоталитаризм», понимаемый в большинстве случаев как сталинизм, буквально насильственно вторгся в нашу литературу. Публицисты и ученые без каких-либо доказательств полностью отождествляют социализм и фашизм. Моя точка зрения, полагает Л.А. Мерцалова, гитлеризм и сталинизм представляют собой особо наглядные проявления авторитаризма. С этой целью необходим сравнительный анализ обоих режимов. При этом могли бы быть рассмотрены следующие темы: конкретные исторические условия возникновения режимов, личности диктаторов, их политический и психологический портрет, экономические, социальные основы сталинизма и гитлеризма, политические системы в СССР и Германии. Точно также должны быть проанализированы механизмы властвования коммунистической партии, общественные организации, их вожди, правящие элиты, бюрократия, государственные органы, репрессивный аппарат, конформизм и сопротивление. Должны быть исследованы культ личности, мифы «народного сообщества» и «усиления классовой борьбы», принципы «чистоты расы» и «классовая чистота», идеи «мирового господства» и «мировой революции», идеологии сталинизма и гитлеризма, отношение к консерватизму, либерализму, гуманизму, пацифизму и социал-демократии.

Л.А. Мерцалова подчеркнула, что имелись существенные различия в обстоятельствах возникновения обоих режимов. Сталинизм формировался в условиях разрушения капиталистических отношений, гитлеризм – на базе их укрепления. И Гитлер, и Сталин считали себя великими полководцами. На деле их любительское поведение дорого обошлось народам обеих стран.

Принято существовавшие в этих странах режимы называть именем Сталина и Гитлера. Сталин создал сталинизм, чего нельзя сказать о Гитлере. Его личный вклад в создание системы был менее значительным.

Оба режима развивались на разной экономической основе. В СССР господствовала государственная собственность. При фашизме – различные формы собственности.

Сторонники тезиса «тоталитаризм» как способов модернизации не учитывают, что на пороге 20-х и 30-х годов в обеих странах осуществлялись различные формы модернизации.

Что касается внешней политики, то на первый взгляд кажется, полагает Л.А. Мерцалова, что они во многом схожи. На самом деле гитлеризм претендовал на мировое господство, тогда как сталинизм – на развитие мировой революции в случае войны. В период 1933-1945 гг. жизнь в Германии во многом определялась соображениями внешней политики. Для функционирования сталинизма, напротив, внешняя политика играла подчиненную роль. «Сталинизм означал самоизоляцию СССР на мировой арене» (Mercalowa, 93, S. 101). Главная забота состояла в том, как выжить в капиталистическом окружении. С этим обстоятельством в значительной степени была связана политика ускоренной индустриализации.

Национализм в той или другой форме был присущ обеим системам, – подчеркивает Л.А. Мерцалова. Но имелись существенные различия. Гитлеризм пропагандировал расовую и националистическую нетерпимость. Сталинизму был присущ национальный нигилизм, а позднее депортация целых народов. Но официально пропагандировались дружба народов и равноправие советских народов. Интернационализм преподносился как самая высокая добродетель.

Преступления против «своих», совершенные сталинизмом, превышали численность жертв гитлеризма. Но при этом преступления тщательно скрывались. Еще совсем недавно многие люди в СССР и на Западе полагали, что гитлеровские преступления превосходят сталинские.

В официальной политике по отношению к искусству и беллетристике как в СССР (конец 20-х – начало 30-х годов), так и в Германии проявлялись почти одинаковые тенденции. Но существовали и различия, обусловленные национальными традициями и эстетическими идеалами.

Не были идентичны оба режима и в вопросах идеологии. Провозглашенный Гитлером принцип «народного сообщества» позволял содействовать единству немцев во имя крайне несправедливых целей. Политика Сталина была направлена на «обострение классовой борьбы». При этом в практике гитлеризма антикоммунизм был далеко не абсолютным явлением. В войне против СССР Гитлер преследовал в первую очередь агрессивные, а не идеологические цели. Гитлеризм был куда более прагматичным, чем сталинизм. Он соединял в эклектическом формате традиции прошлого и идеи «модернизации».

Непопулярность войны в глазах немецкого населения и страх перед новой революцией побуждали сторонников Гитлера учитывать интересы рабочего класса, крестьянства и нижних слоев чиновничества. Этим объясняется частично их социальная политика. Это же касается и правовой системы, она была деформирована, но не уничтожена.

Л.А. Мерцалова обратила внимание на то, что среди исследователей рассматривается вопрос о взаимном влиянии сталинизма и гитлеризма. Некоторые даже утверждают, что Гитлер был учеником Сталина, его поклонником. Некоторые видят сходство методов в борьбе против оппозиции. Указывают на тайные контакты советской и германской дипломатии, на особые отношения и договоренности в 1939 г. «Но все это, – замечает Л.А. Мерцалова, – не представляет собой некую прочную, единую линию» (Mercalowa, 93, S. 107).

Л.А. Мерцалова задается вопросом относительно воздействия обоих режимов на дальнейшее развитие в обеих странах. Почему после 1945 г. сторонники Гитлера не играли заметной роли, тогда как в СССР сталинисты сохраняли позиции вплоть до 1985 г. «По сей день последствия сталинизма не полностью преодолены. Почему этот процесс в СССР оказался более сложным, чем в Германии? Причины были разные, и одна из них – исход войны. Гитлеризм был полностью дискредитирован в глазах мировой общественности. Напротив, победа СССР в этой войне не только реабилитировала сталинизм, но и повысила его авторитет».

Вывод Л.А. Мерцаловой: «Уже при первоначальном рассмотрении сталинизма и гитлеризма выявляются лишь самые общие черты, но ни в коем случае не созвучность систем. Различия столь значительны, что о «тоталитаризме» можно говорить лишь как об идеологическом понятии, но никак как о реальном явлении» (Mercalowa, S. 109).