Б. С. Орлов проблематика осмысления прошлого
| Вид материала | Документы |
- 26 марта 30 марта 2012 года, 94.38kb.
- Г. М. Орлов, В. Г. Шуметов модель электоральных предпочтений: методология построения, 329.46kb.
- Ю. М. Орлов Орлов Ю. М. Восхождение к индивидуальности: Кн для учителя. М.: Просвещение,, 4813.73kb.
- А. Б. Орлов Орлов Александр Борисович профессор факультета психологии гу-вшэ, директор, 247.43kb.
- Прошлого, 4188.44kb.
- Борис Орлов Алексей Махров Вставай, Россия! Десант из будущего Господа из завтра., 3250.79kb.
- С. С. Хоружий внеземные цивилизации и религиозное сознание: к постановке темы, 225.05kb.
- Проблематика учета налогов при оценке рыночной стоимости недвижимости в рамках доходного, 176.88kb.
- Животные прошлого, 92.36kb.
- Николай Иванович Орлов, а "Мастером Отдыха" признан токарь ОАО "Аксион-Холдинг" Леонид, 24.46kb.
Германский исторический институт в Москве –
немецко-российский диалог
В период «путинского президентства» деятельность зарубежных просветительских фондов не особенно поощрялась. Был брошен упрек в адрес тех, кто подчеркивает контакты с зарубежными посольствами. Также в силу этих обстоятельств в последние годы фактически главным местом встречи ученых и политиков России и Германии стал Германской исторический институт в Москве. Германские власти, бережливые по своему характеру, на эти цели не скупятся, понимая, куда вкладывают средства. Деятельность таких институтов имеет значение для авторитета страны, для распространения культуры доверия. Такие институты действуют в Вашингтоне, Париже, Лондоне, Риме, Токио, Бейруте. Их предназначение, как записано в проспекте, содействовать исследовательской и просветительской деятельности в области истории культуры, социальных наук, экономики. Германский исторический институт в Москве (ГИИМ) проводит регулярные конференции, семинары по различных темам, поощряет деятельность молодых ученых в России, публикует их работы.
Одно из направлений деятельности ГИИМ – московские публичные чтения Фонда Фритца Тиссена, а также чтения Фонда «Цайт» им. Эбелин и Герда Буцериуса. В ходе этих чтений выступают известные ученые и политики из Германии. Как правило, с российской стороны приглашаются специалисты по заявленной теме. Так, выступление экс-президента ФРГ Рихарда фон Вайцзеккера комментировал приглашенный на чтения экс-президент СССР М.С. Горбачев, выступление экс-канцлера ФРГ Хельмута Шмидта – экс-премьер Е.М. Примаков.
Тематика этих чтений различна. Но в большинстве случаев она посвящена прямо или косвенно осмыслению прошлого в обеих странах. В качестве примера можно назвать лекцию профессор Йенского университета Норберта Фрая «1949-1989-2009. Немцы и их отношение к разделенному прошлому», прочитанную 25 июня 2009 г.
Остановимся подробнее на её содержании, поскольку в ней впрямую рассматриваются вопросы, поднятые в данном исследовании.
Исходная позиция Н. Фрая – осмысление прошлого – это не некое статичное явление. Оно развивается, видоизменяется в зависимости от меняющихся обстоятельств, и прежде всего от смены поколений с иным жизненным опытом. Специфика деятельности ученых в Германии: после объединения в 1989 г. им приходится осмысливать уже «два прошлых» – нацистское (1933-1945) и ГДР-овское (1949-1989). В этой связи Н. Фрай замечает: «Вот уж более десятилетия мы, немцы, слывем в глазах многих наблюдателей чемпионами по преодолению прошлого. Когда речь заходит о том, насколько искусно мы умеем обходиться со своим преступным прошлым. с историей Третьего райха, то подчас можно уловить иронию, даже сарказм: и в этом деле немцы хотят быть «образцовыми учениками» (Фрай, с. 5).
Заметим, в данном исследовании подобного сарказма читатель не обнаружит, и по той простой причине, что для такого сарказма просто нет оснований. Более того, именно немецкие ученые как бы косвенно показывают пример того, что к прошлому надо относиться предельно объективно, каким бы неприглядным оно порой не представало.
Н. Фрай излагает свой собственный подход. Поначалу большинство немцев верило в то, что под прошлым можно подвести черту и начать собственную историю заново. Отсюда и столь излюбленное после 1945 года понятие «Stunde Null» – «час нулевого отсчета». Впрочем, если и возможно одним словом охарактеризовать найденный, в конце концов, путь самокритичного анализа прошлого, то это путь «обновления»* или, как раньше любили говорить, путь «преодоления прошлого». Может быть, замечает Фрай, сюда подходит и понятие «путь извлечения выводов из прошлого» (Lernprozess).
Н. Фрай полагает, что после войны в Западной Германии произошло «осознание современной истории как новой научной дисциплины» (Фрай, с. 7). В конце 40-х годов в американской оккупационной зоне в Мюнхене был основан Немецкий институт по изучению эпохи национал-социализма. Вскоре он занял ведущие позиции в подкрепленном документацией процессе осмысления и переработки немецкой истории.
Н. Фрай обращает внимание на то, что правительство ФРГ пошло навстречу материальным претензиям евреев, и с тех пор политика реституции и компенсации «получила развитие как государственный и общественный процесс, она пронизывает всю историю ФРГ вплоть до сегодняшнего дня» (Фрай, с. 7).
В результате, подчеркивает Н. Фрай, «самокритичная полемика с нацистским прошлым стала отличительной чертой политической культуры ФРГ».
Н. Фрай выделяет три поколения немцев, родившихся в 1905, 1925 и 1946 годах, и анализирует их отношение к прошлому с учетом их жизненного опыта. Он пишет далее, что уже в начале 1980-х, не позднее 1983 года, «была достигнута новая стадия общественного внимания, которая описывает гитлеровскую Германию как «сообщность согласных», а так называемых маленьких людей как соучастников, в лучшем случае как пассивно примкнувших, но уже не в роли жертв» (Фрай, с. 15).
В последнем десятилетии в исторических исследованиях «вместо исторических событий и процессов на первый план выдвинулись люди – их страдания, равно как их преступления, их свобода, но и её границы» (Фрай, с. 17). При этом политические и общественные обстоятельства отступили на задний план.
Один из выводов Н. Фрая: «Представление немцев о нацистском прошлом в XXI веке остается политической моральной заповедью и интеллектуальным вызовом. Для этого необходимы знания, а не только готовность вспоминать. В будущем, в котором не будет личных воспоминаний о времени национал-социализма, необходимыми окажутся иные усилия. Это относится к необходимости держать в памяти специфическую разницу между прошлым Третьего райха и ГДР».
Далее Н. Фрай подробно разбирает процесс осмысления прошлого ГДР, указывает на те практические шаги, которые были проделаны в этом направлении, в частности, на создание Ведомства по выявлению сотрудничества граждан с ГДР-овским учреждением госбезопасности («штази») под руководством священника – правозащитника из Ростока Йоахима Гаука. Он критически оценивает деятельность министерства культуры ФРГ, подготовившего документ «Изменение концепции федеральных мемориалов», утвержденный Бундестагом, и в этой связи отмечает: «В ведомстве федерального канцлера, да и не только там, считают своей обязанностью, даже долгом, творить «политику памяти». Заявленной целью «концепции мемориалов» является распространение «исторического преодоления коммунистической диктатуры как общенемецкой задачи и на западногерманские земли». Вывод Н. Фрая: «Историк, разумеется, всегда приветствует и пытается всячески способствовать тому, чтобы в отношении обоих эпизодов из истории Германии ведущим принципом оставалось просвещение, постоянно переосмысляемое. Но в тоже время необходима доля скепсиса, когда государство пытается чрезмерно вмешиваться и предъявляет завышенные запросы. В условиях демократии первенство принадлежит просвещающим самих себя общественным силам. Политика может и должна их поддерживать, но грань, по которой ей придется ступать, тонка. Поддержка слишком легко может превратиться в управление и даже в навязчивую опеку» (Фрай, с. 38).
17 октября 2007 г. в Германском историческом институте выступил Ханс Моммзен, один из наиболее авторитетных немецких историков, активный участник известного «Спора историков» 1986-87 гг. Тема его лекции «Гитлер. Вторая мировая война и немцы» привлекла к себе большое внимание. В зале присутствовала многочисленная московская ученая публика, связанная с немецкой тематикой, студенты высших учебных заведений.
Одна из исходных позиций Х. Моммзена – само восхождение Адольфа Гитлера оказалось возможным не в последнюю очередь потому, что он и национал-социалистическая пропаганда постоянно обещали покончить с «позорным миром» Версальского договора и вернуть Германии статус великой державы.
При этом одним из важнейших союзников Гитлера был райхсвер. Ему удалось избежать выполнения взятых на себя договорных обязательств по разоружению и начать тайную масштабную милитаризацию.
Сам Гитлер после прихода к власти выставлял себя как миротворец. В своем выступлении по случаю принятия закона от 23 марта 1933 г. о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству, которое официальная пропаганда окрестила «Речью о мире», Гитлер говорил о том, что новая война стала бы «бесконечным сумасшествием», и что новое правительство решило встать на службу миру. Вплоть до 1939 года Гитлер, поддерживаемый геббельсовской пропагандой, принципиально настаивал на этой пропагандистской линии.
Х. Моммзен обращает внимание на то, что заключение Мюнхенского соглашения было воспринято населением с восторгом и ликованием. «Парадокс заключался в том, что диктатора прежде всего восхваляли за то, что ему удалось добиться решающих внешнеполитических успехов, будь-то Саар, Австрия или Судеты, не прибегнув к кровопролитию» (Моммзен, с. 9).
И дальше: «Вера в фюрера и его внешнеполитический гений возросла настолько, что никто не испытывал страха перед развитием военных событий». Х. Моммзен замечает: «Если бы Гитлеру в тот момент случилось уйти в отставку, он наверняка остался бы в памяти немецкого народа как «мирный канцлер» (Моммзен, с. 9).
Даже после окончания польской кампании 1939 г. Гитлер все еще являлся населению в ореоле «хранителя мира». Он был на пике своей популярности даже у тех, кто еще недавно его сторонился. Даже когда в стране нарастали внутриполитические трудности, общество винило в первую очередь нацистских партийных бонз и СС, вера в Гитлера поначалу оставалась непоколебимой. Говорили: «Если бы фюрер знал…» и не считали его ответственным за внутриполитические проблемы.
Х. Моммзен подчеркивает, что в ходе войны против СССР после целого ряда поражение нацистская пропаганда стала осмотрительно прибегать к СС-овскому клише, выставлявших советских людей «недочеловеками».
Х. Моммзен анализирует обстановку, сложившуюся в Германии после поражения под Сталинградом и покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. Безраздельная власть Гитлера основывалась прежде всего на его личной харизме, хотя он, поглощенный восточной военной кампанией, избегал появления на публике и старался как можно реже бывать в разрушенных бомбами крупных городах. В отличие от Иосифа Сталина, замечает Моммзен, в его руках более не находились бразды повседневного управления страной, и он еще более, чем Сталин, закрывал глаза на реальную военно-политическую ситуацию. Однако лишь поражение немцев под Сталинградом означало конец мифа о фюрере.
В заключение Х. Моммзен приходит к следующему выводу: «Очень трудный вопрос, почему же подавляющее большинство немцев завело себя на преступный путь или, по крайней мере, безропотно поддерживало его, нуждается в сложном дифференцированном ответе» (Моммзен, с. 23). Среди причин Х. Моммзен называет антикоммунистическое индоктринирование, давление аппарата террора. Программа полного подчинения государственного аппарата НСДАП сопровождалась усиливающимися репрессиями, преследованием потенциальных и реальных противников режима. Примененные на последнем этапе войны руководством военных округов особые трибуналы и летучие военно-полевые суды СС проводили настоящие массовые убийства. Такие меры никоим образом не улучшали отчаянного военного положения, в то время как террор по отношению к мирному населению многократно вырос. Так был упущен последний шанс сообща воздействовать на Гитлера, дабы закончить эту бессмысленную войну.
Свой доклад Х. Моммзен заканчивает выводом: «Миф о Гитлере вынужденно и со все бóльшими потерями продолжал поддерживать политическую систему, рассыпавшуюся под ударами извне и разлагавшуюся изнутри вплоть до того момента, когда самоубийство диктатора завершило эту вакханалию» (Моммзен, с. 27).
При осмыслении прошлого ряд приглашенных ученых и политиков выходят на современность. Пример такого подхода – доклад Уте Фреверта «Доверие и власть: новая и новейшая история Германии и России». Он был прочитан 25 мая 2007 года и вызвал к себе большой интерес.
Совершив пространный экскурс в историю обеих стран, У. Фреверт поделился своими впечатлениями о содержании писем, которые в свое время писали рядовые граждане главам германского государства (Фридрих Эберт, Пауль фон Гинденбург и Адольф Гитлер). В них четко прослеживается как желание иметь сильного лидера, так и стремление к единству. Лишь райхспрезидент – эта мысль повторялась в письмах постоянно – в состоянии представлять интересы государства на надпартийном уровне. В тоже время, подчеркивает У. Фреверт, тяга к сильной руке, которая всех бы объединяла, не мешала, однако, гражданам исповедовать принципы демократии и плюрализма. Активность избирателей на выборах в Райхстаг в 20-е годы и начале 30-х годов была очень высокой (от 75% в 1928 году до 83% в 1932 году). Вначале партии, приверженные Веймарской конституции, даже набирали подавляющее большинство голосов. Лишь с 1930 г. все больше избирателей отдавали свои голоса партиям, стремящимся ликвидировать парламентскую демократию – коммунистической и национал-социалистической, общая доля голосов которых в парламенте выросла с 13% в 1928 г. до более чем 50% в 1932 г.
У. Фреверт подчеркивает, что годы с 1933 по 1945 стали для немцев годами слепого доверия. «Фюрер не знал, куда ему деваться от заверений в преданности, в которых народ прямо-таки распинался» (Фреверт, с. 23).
У. Фреверт делится личными впечатлениями. «Молодое поколение, к которому принадлежали Гюнтер Грасс и мои родители, не могли представить себе, что война может закончиться поражением. После 1945 года всё удивительно быстро развернулось на 180 градусов. Несмотря на очевидные различия в устройстве двух германских государств (ФРГ и ГДР. – Б.О.), ни в том, ни в другом не было и намека на вождизм». До сих пор, продолжает У. Фреверт, слово «фюрер»/»вождь» в германском обществе имеет отрицательную коннотацию, наблюдается явное нежелание рассматривать видных политиков, в том числе и канцлера, в качестве лидеров, вождей.
Касаясь ситуации в Советском Союзе времен правления Сталина, У. Фреверт высказывает такое мнение: «Постоянный поиск внутреннего врага и легкость, с которой друзья превращались во врагов, сделали Советский Союз 30-х годов страной, где все время царили подозрение и произвол. Даже личные доверительные отношения не выдерживали порой этого испытания. Но как раз на фоне социальной дезинтеграции доверие к непогрешимому вождю становилось сильнее, и это можно интерпретировать как некую компенсаторную стратегию, как поиск опоры, которую удавалось найти в социальных и политических стереотипах. В свое время царь был для крестьян России батюшкой и авторитетом, защищавшим их в первую очередь от дворянства. Сталин же представлялся народу «отцом родным», даже если его дети не имели и толики доверия друг к другу» (Фреверт, с. 25).
Начало войны в 1941 году привело к тому, полагает У. Фреверт, что Сталин получил уникальный кредит доверия, представ в роли спасителя Советского Союза, и этот кредит надолго сохранился после его смерти. Его преемникам «так и не удалось переписать этот кредит доверия на свое имя». Ничего не изменилось и при Путине, наоборот, политологи говорят о «суперпрезидентской системе» и об «авторитарном президентстве».
Выводы У. Фреверта:
1. В Германии, России и других странах, где существует политическая система, основанная на принципах, возникших в период новой и новейшей истории, власть хочет подать себя как «партнер» народа, который оказывает ей доверие. «Власть стремится к доверию. Власть без доверия отдает неприятным душком».
2. Речь идет именно о доверии, а не о верности подданных правителю, как раньше.
3. Как в Германии, так и в России доверием пользовался в первую очередь монарх, пока этот институт существовал. После революций 1917 и 1918 гг. глава государства пользуется наибольшим доверием. Гинденбург и Гитлер в Германии, Сталин в СССР подают себя как лица, которым доверие следует оказывать в первую очередь, и граждане принимают это. История культ фюрера в Германии, однако, резко обрывается в 1945 году, в Советском Союзе культ вождя сохраняется.
4. В современной Германии доверие к политическим институтам растет. «Мы можем назвать этот процесс обучением демократии – это сложный, трудный процесс, сопровождающийся постоянным риском неудачи». Иначе Фреверт оценивает ситуацию в России. «Россия еще не прошла по этому пути, причем не ясно, пройдет ли она вообще по нему, и как будет выглядеть этот путь». Демократический потенциал России слаб. История Веймарской республики показывает, что высокая степень добровольного участия граждан в делах общества еще не есть гарантия доверия к демократическим институтам.
Заметим, это было высказано немецким ученым У. Фревертом в докладе 25 мая 2007 года.
* * *
Одно из направлений деятельности ГИИМ – участие в проведении различных конференций совместно с российскими научными учреждениями и последующее издание материалов таких конференций.
ГИИМ основательно готовился к первой международной встрече ученых. К её подготовке был привлечен ряд организаций: Рабочая группа по изучению новейшей истории Германии (Москва); Фонд изучения диктатуры СЕПГ, Берлин; Баварское ведомство политического образования, Мюнхен; Германский исторический институт, Москва; Фонд Конрада Аденауэра. Москва; Центр исследования государства СЕПГ при Свободном университете, Берлин.
Для обсуждения на конференции была избрана тема « Послевоенная история Германии: российско-немецкий опыт и перспективы». Составители сборника статей участников конференции – директор ГИИМ Бернд Бонвеч и российский ученый, профессор Московского университета Александр Ватлин. В предисловии они объясняли сложившуюся ситуацию: «Обратившись лицом на Запад и на Восток, российские ученые – и к историкам это относится в полной мере – отодвинули на второй план общение в рамках национального научного сообщества. Какое-то время даже казалось, что этого сообщества вообще не осталось: Академия наук и университеты боролись за собственное выживание, ушли в прошлое и региональные конференции, и сборники статей молодых ученых, и институты повышения квалификации. Ситуация в научном мире России стала напоминать времена феодальной раздробленности».
Печальная констатация. Тем не менее, в такой обстановке конференция состоялась, она прошла в помещениях ИНИОН РАН с 28 по 30 октября 2005 г. На ней обсуждались следующие темы: Последствия Второй мировой войны; Развитие двух германских государств; Крах диктатуры СЕПГ и воссоединение Германии; Послевоенная история в германских и российских архивах; Интеллектуальный дискурс в ФРГ; Изучение и преподавание истории Германии: новые подходы.
По каждому из этих разделов выступали ученые из России и Германии, их выступления помещены в изданном позднее сборнике (Послевоенная история Германии). Составители сборника отмечали: «Многие из представленных в сборнике статей носят спорно-дискуссионный характер, прокладывая мостик от исторического опыта Германии к современным проблемам. Достаточно часто возникают (вольные или невольные) параллели, идет ли речь о «сталинизме на немецкой земле», «народной демократии» Вальтера Ульбрихта или «канцлерской демократии эпохи Конрада Аденауэра. Дискуссионный характер имеют статьи, посвященные депортации немецкого населения после Второй мировой войны, «советизации» Восточной Германии, возвращению объединенной ФРГ в круг великих держав» (Послевоенная история, с. 7).
Завершают свое вступление составители сборника следующими словами: В книге «можно найти практически все кроме благостного единодушия и вечных истин, которые способны раз и навсегда закрыть ту или иную научную проблему. «Спор» историков» двух стран, освобожденных от оков навязанного извне идеологического противостояния, продолжается».
Скорее, обмен мнениями, а не «спор историков» и в самом деле продолжался и прежде всего в рамках Германского исторического института.
Следующая конференция была проведена в Архангельске (12-16 сентября 2007). Её организаторами были Поморский государственный университет и Германский исторический институт. Материалы конференции вышли отдельным изданием под названием «Власть и общество в условиях диктатуры. Исторический опыт СССР и ГДР 1945-1965».
Во введении дается краткая характеристика докладов и затем делается вывод: «Обсуждение докладов было достаточно острым, некоторые сообщения российских и германских коллег подверглись жесткой критике, причем необязательно немцы искали изъяны в русских работах и наоборот. Данный факт свидетельствует о том, что конфронтация между учеными двух стран времен Холодной войны уже в прошлом. Главным критерием стала не идеологическая направленность, а качество научных исследований» (Власть и общество, с. 7).
Профессор Лейпцигского университета Гюнтер Хайдеман предложил на конференции свой подход к анализу исторических процессов в докладе «Теория и методология сравнительного изучения диктатур, их практическое применение (на примере буржуазного объединения)».
Исходная позиция Хайдемана: Каждое историческое сравнение оспаривается. Сравнение диктатур НСДАП и СЕПГ как вариант сравнительного анализа фашистской и коммунистических диктатур является еще более спорным… В отличие от национал-социализма социализм ГДР нельзя обвинить в Холокосте и развязывании мировой войны, повлекшей за собой огромное количество жертв. Кроме того, ГДР возникла в результате насаженного другой стороной оккупационного режима, а не была фатальным исходом провалившейся демократии».
И далее: «Оба режима поставили своей целью ликвидацию буржуазного общества, включая его принципы. На место буржуазии должны были прийти «соотечественники» «народной общности» и «товарищи» социалистического общества, причем так называемая интеллигенция» приобретала при социализме однозначно не буржуазную коннотацию» (Хайдеман, с. 304).
Однако, поясняет Хайдеман, «в отличие от национал-социализма, который также стремился к упразднению и вытеснению буржуазных образованных слоев населения, но не разработал для этого определенной общественной концепции, социальная политика КПГ и СЕПГ с самого начала стремилась провести коренное общественное преобразование, в котором не было места буржуазии в её изначальной форме. На её место должна была прийти «прогрессивная интеллигенция», чтобы совместно с классом рабочих и крестьян принимать участие в строительстве социализма.
Выводы Хайдемана: Национал-социалистический геноцид действительно остается единственным в своем роде. Но перестройка государства, экономики и общества, намеченная и проводимая реальным социализмом, без сомнения, была намного радикальнее и тем самым «тоталитарнее», чем та, которая проводилась национал-социализмом». Даже такое противопоставление режимов дает понять, что в будущем следует более осторожно использовать термин «тоталитарный», пока не появится, больше научных работ, посвященных сравнению диктатур» (Хайдеман, с. 311-312).
Московский историк профессор А.Ю. Ватлин рассмотрел проблему, которую в свое время обозначил на встрече в партийном бараке СДПГ в Бонне в 1991 г. Лев Безыменский. В своем докладе «Формирование образа «новой Германии» в советской пропаганде начала 50-х годов» он привел конкретные примеры деятельности советской пропаганды применительно к процессам, происходившем в ходе становления ГДР. Один из его выводов: «Начиная с 60-х гг. связка ГДР – ФРГ, Восточный Берлин – Западный Берлин постепенно исчезает из арсенала советской пропаганды. Потеряв опору в своем антиподе, образ «первого государства рабочих и крестьян на немецкой земле» становится все более скучным, общественный интерес в Советском Союзе все более переключается на события в ФРГ. ГДР уныло «шагает от пятилетки к пятилетке», для советских людей данная страна становится все более «нашей» и все менее немецкой» (Ватлин, с. 187).
Добавим от себя: именно это обстоятельство позволяло постепенно снижать воздействие того психологического барьера, который существовал как результат минувшей Второй мировой войны между нашими народами с её кровавыми жертвами и неисчислимыми преступлениями. От призыва «Убей немца!» прокладывалась пока что узенькая тропинка в сторону реального, а не пропагандистского призыва «Помирись с немцем!».
Из Архангельска сотрудники ГИИМ возвратились в Москву, где принялись совместно с Фондом Конрада Аденауэра готовить очередную конференцию. Она состоялась 19-20 июня 2008 г. и была посвящена теме «1948 год в германской истории».
Составители сборника материалов этой конференции Б. Бонвеч, А.Ю. Ватлин и Л.Н. Шмидт в предисловии поясняли, почему для обсуждения немецких и российских ученых были выбраны события 1948 г.: «Вряд ли мы можем говорить о них как о поворотном пункте всей послевоенной германской истории. Этот год несопоставим по своему значению ни с 1946-м, ни с 1989-м. Но это был год, когда определился маршрут дальнейшего развития Германии, а значит, и всей Европы» (1948 год, с. 3).
На конференции обсуждались четыре темы: Внешнеполитические детерминанты раскола Германии; Экономические реформы и политический ландшафт разделенной Германии; Берлинский кризис 1948-1949 г. и его место в истории «холодной войны»; Культурный и идеологический контекст событий 1948 г.
В своем докладе «Германская стратегия Запада в 1948 г.: историческая ретроспектива» Беата Нойсс, профессор Технического университета в Хемнице, исходит из существования трех фаз в анализируемом периоде: Первая фаза – 1945-1946 гг.: противоположные стратегии. Вторая фаза – 1946-1947 гг. Начало политики стабилизации и сдерживания. Третья фаза – 1948: новый политически курс в отношении Германии и Европы.
В частности, Б. Нойсс констатирует: «После неудавшейся конференции союзников в 1946-1947 гг. Вашингтону и Лондону стало очевидно, что пора перейти к созданию государства на части германской территории. Лондонская конференция шести держав на двух сессиях в феврале-июне 1948 г. определила ход этого процесса. Три зоны должны слиться воедино, возможность объединения всех четырех зон оставалась открытой. Убедить Францию удалось лишь с большим» (Нойсс, с. 22).
Сотрудник Института всеобщей истории РАН А.М. Филитов в своем докладе «Советская политика и берлинский кризис 1948-1949 гг.» изложил собственную интерпретацию событий и дал им следующую оценку: «Берлинский кризис явился кульминацией того конфронтационного развития, которое охарактеризовало отношения между СССР, с одной стороны, и тремя западными державами, с другой, и которое приняло особенно жесткий и, можно сказать, необратимый характер с середины 1947 г. (Филитов, с. 25).
* * *
Еще одной стороной деятельности Германского исторического института является анализ архивных материалов. Один из результатов такой деятельности – издание в 2009 г. в рамках «Вестника архива президента Российской Федерации» сборника документов, касающихся отношений между СССР и Германией в период между 1933 и 1941 гг. («СССР-Германия. 1933-1941»). Пространное предисловие к нему написали Бернд Бонвеч и Сергей Кудряшов – шеф-редактор данного издания. Их публикация представляет интерес также и по той причине, что в ней изложена совместная позиция немецкого и российского ученого на одну из тем, которая по сей день актуальна не только в мире ученых, но и в мире политиков. Из этого предисловия мы узнаем, что в 2008 г. в Архиве Президента Российской Федерации были рассекречены дела по советско-германским отношениям в эпоху между Первой и Второй мировыми войнами. Это, несомненно, огромное приобретение для науки, отмечают авторы предисловия, поскольку в этом архиве отложились документы, отбиравшиеся специально для нужд Политбюро, а с 1930 г., когда заведующим особым сектором ЦК стал Александр Поскребышев, главным образом для самого Сталина.
Научное предисловие, озаглавленное «Советский Союз, Сталин и Германия в 1933-1941 гг.» представляет собой самостоятельное развернутое исследование (сс. 13-41), в котором анализируются в хронологическом порядке этапы внешней политики ССР, со ссылкой на значительное число источников.
При этом Б. Бонвеч и С. Кудряшов объективно воспроизводят различные мнения на тот или иной вопрос. Так, в разделе «Советский Союз и Третий райх» они так рассматривают эту тему. «В исторической науке, – пишут они, – представлены самые различные суждения о советской политике в отношении нацистской Германии. Известна полемичная концепция Роберта Такера, согласно которой Сталин даже «косвенно способствовал» захвату власти Гитлером, постоянно стремился к сотрудничеству с Германией, получившему окончательное оформление в 1939 г., что в конце концов способствовало развязыванию новой войны.
В том же ключе интерпретирует политику Сталина и российский ученый Сергей Случ. Он убежден, что Сталин был чрезвычайно заинтересован в прямом сотрудничестве с нацистской Германии и даже стремился «принудить» её к дружественной политике, угрожая прекращением военных контактов».
Точка зрения самих авторов научного предисловия: «Нельзя доказать, что Сталин руководствовался именно теми соображениями и целями, которые ему приписывает Случ. Тезисы подобных авторов представляют собой никоим образом не обязательную модель интерпретации мышления и побудительных мотивов Сталина. Отдельные его действия подгоняются исследователями под эту модель. Из самих же действий модель никак не явствует. Большая часть принимавшихся мер и засвидетельствованных источниками высказываний, на которые ссылается Случ, вполне допускает и другую интерпретацию» (Бонвеч, Кудряшов, с. 17).
Завершается научное предисловие констатацией фактов перед началом боевых действий 22 июня 1941 г. «Некоторые авторы объясняют поведение Сталина наличием личной переписки между двумя вождями. Подобный обмен письмами представляется чрезвычайно сомнительным. Нет никаких архивных или косвенных данных в поддержку этой версии». Далее приводятся факты, согласно которым Сталин лично составил сообщение с использованием идей посла Германии в СССР Шуленбурга с опровержением слухов о напряженности в советско-германских отношениях. Вечером его зачитали по радио, а на следующее утро опубликовали в газетах. Но Берлин никак не реагировал. Ответ пришел ранним утром 22 июня, когда боевые действия уже начались, и расстроенный Шуленбург заявил Молотову о его глубочайших сожалениях по поводу такого развития событий. «Сталин, однако, по-прежнему считал, что понимает Гитлера лучше, чем те, кто говорит о войне. Даже после начала германского наступления он некоторое время относился к происходящему как к провокации немецких военных, которые хотят втянуть Гитлера в войну с Советским Союзом. Такая политика советского лидера обошлась стране в миллионы человеческих жизней» (Бонвеч, Кудряшов, с. 41).
* * *
В сентябре 2010 г. исполнилось пять лет с начала деятельности Государственного исторического института в Москве. Она началась с проведения международной конференции в Кемерово (23-25 сентября 2005 г.). Месяц спустя была проведена уже вторая конференция, на сей раз в Москве (29-30 октября 2005 г.). Через год (23-24 сентября 2006 г.) прошла конференция в Кемерово по теме «Политический террор в исторической памяти Германии и России». В октябре 2006 г. конференция состоялась совместно с Франко-российским центром общественных и гуманитарных наук в Москве по теме «Победители и побежденные. От войны к миру: СССР, Франция, Англия, США и Германия в 1945-1950-х годах». Следующая конференция состоялась на Севере России, в Архангельске (11-15 сентября 2007 г.). Буквально через день прошла конференция в Москве по теме «Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике, культуре».
В этот же период выступали с докладами приглашенные из Германии ученые и политики, проводились круглые столы. Среди них – доклад бывшего посла ФРГ в СССР, впоследствии президента Федеральной разведывательной службы ФРГ д-ра Ханса-Георга Вика «СССР и ГДР глазами Федеральной разведывательной службы ФРГ, 1985-1990» (17 апреля 2007 г.), доклад проф. Андреаса Каппелера (Вена «Империя и нация: Российская империя и империя Габсбургов» (27 мая 2008 г.), Круглый стол «Компенсация жертвам войны и репрессий как проблема науки и политической практики» с участием проф. Норберта Фрая (25 июня 2009 г.).
Научные симпозиумы, обсуждение новой литературы, открытая для доступа библиотека – это тоже ГИИМ. За пять лет своего существования Институт сумел стать местом формальных и неформальных ученых встреч, студенческой молодежи, местом готовности поделиться опытом, помочь в поиске литературы, да и вообще просто потолковать о вызывающем интерес. Заслуга директора института проф. Бернда Бонвеча не только в том, что в Москву по его приглашению приезжают люди, имеющие непосредственное отношение к новейшей истории, и бывшие её активными участниками, начиная от Горбачева и кончая фон Вайцзеккером. Заслуга и в том, что Бернд Бонвеч уловил особенности ментальности российского научного мира и находил с ним общий язык, будь это Сибирь (Кемерово), Север России (Архангельск), Центральная Россия (Липецк). Так что новое руководство института получило в наследство научное хозяйство с уже устоявшимися традициями и широкими контактами. И это очень важно. Ибо в настоящее время только ГИИМ открывает германистам со всех концов страны возможность встречаться и обсуждать то, что связано с их конкретной научной деятельностью.