Geum.ru

Научно-популярное приложение «Большой взрыв» Выпуск 6 Содержание

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
     Летом 1521 года Дюрер возвращается в Нидерланды, где становится свидетелем раскола среди сторонников церковной реформы и начала Крестьянской войны.
     Когда в 1525 году Нюрнберг официально объявил о своем присоединении к лютеранству, Дюрер неожиданно обнаружил, что Реформация существенно бьет по его интересам в связи с запретом вывешивать картины религиозного содержания в протестантских церквах. Он не побоялся выступить в защиту живописи от упреков ее в греховности.
     В последние годы жизни Дюрер напряженно занимался научными исследованиями и готовил к печати свои сочинения. Вышедшее в 1525 году «Руководство к измерению с помощью циркуля и линейки» принесло ему славу крупнейшего геометра, а «Некоторые наставления к укреплению городов, замков и местностей» продемонстрировали его талант в качестве инженера-фортификатора.
     Дюрер умер 6 апреля 1528 года.
     По поводу смерти Дюрера Филипп Меланхтон написал: «Мне больно, что Германия потеряла столь великого человека и художника».
     Дюрер был не только выдающимся художником, но и разносторонним, талантливым ученым. Он занимался геометрией, картографией, астрономией, конструировал научные инструменты. Показательно, что вплоть до середины XVII века известность Дюрера как автора глубоких научных трудов немногим уступала его славе художника. Дюреровские заслуги в науке высоко оценивал Эразм Роттердамский. Не менее высоко оценивали научные труды Дюрера такие выдающиеся астрономы, как Иоганн Кеплер и Тихо Браге.
     По мнению историков науки, Дюрер занимает почетное место в ряду крупнейших европейских математиков XV–XVI веков. Его вклад в геометрию столь велик, что он по праву именовался первым по времени выдающимся геометром Германии.
     Будучи выходцем из среды ремесленников, Дюрер с большим уважением и вниманием относился к механике и слесарному искусству, которые в то время достигли в Германии чрезвычайно высокого уровня, о чем, в частности, свидетельствует производство механических часов, требующее немалых математических познаний. Высоко ценилась ремесленниками и геометрия, поскольку связывалась с землемерным делом и строительным искусством. Не вызывает сомнений, что Дюрер был знаком с литературой для землемеров и строителей. Очень пригодился ему и опыт работы ювелиром, необходимым условием мастерства которого является умение сочетать точность, симметрию и гармонию с художественным восприятием мира.
     Большое значение для науки Нового времени сыграли работы Дюрера по астрономии и картографии. Так, например, его небесная карта заняла видное место в истории астрономии как первая карта из опубликованных типографским способом. Она свидетельствует о его интересе к научно поставленной задаче по изображению неба, то есть эта задача занимала его одновременно и как художника, и как ученого. Немалое значение для науки имела и географическая карта Дюрера. Эта работа выполнялась им в содружестве с видными немецкими учеными И. Стабием и К. Хейнфогелем. В 1515 году был опубликован их совместный труд – географическая и астрономические карты.
     Историки науки утверждают, что гравюры, которые возникли в результате сотрудничества великого художника с астрономами, могут в научном отношении по праву считаться высшим достижением своего времени.
     Таким образом, пример Дюрера весьма поучителен сращиванием ремесла с наукой, ориентированной на решение практических задач.
     Многие видные художники Возрождения взывали к универсальной культуре с использованием гуманистических идей и ориентированных на практику научных знаний. В центр наук помещалась математика, ставшая главным учителем художников. Но это уже не традиционная абстрактная математика, а прикладная дисциплина, призванная измерять, скажем, пропорции обнаженного человеческого тела. Что касается последнего, то с позиций здравомыслящего грека абсурдным было бы утверждение о пересечении параллельных прямых в актуальной бесконечности, но возрожденческий живописец, не отрицая абстрактных истин геометрии, с неожиданной смелостью заявил о необходимости приспособить геометрию к иллюзиям нашего чувственного восприятия, в частности это касается линий, которые ощутимо параллельны вблизи, мысленно параллельны за пределами нашего видения, но чувственно сливаются в одну точку на линии горизонта. Это новаторское утверждение личностных начал привело в конечном итоге к созданию проективной геометрии. Таким образом на основе субъективно-чувственного восприятия была создана вполне точная наука.
     Открытие перспективы в живописи и новых способов изображения трехмерных объектов были так же необходимы для развития описательной науки в догматический период, как позднее изобретение телескопа и микроскопа.
     Интересно, что художники эпохи Возрождения сделали больше вклада в изучение анатомии, нежели врачи, которые, занимаясь со своими учениками, порой неоправданно пренебрегали демонстрацией анатомических свойств человеческого тела. Итальянские художники значительно продвинулись вперед в своих анатомических исследованиях незадолго до конца XV века. Представление анатомических структур глазами и карандашом художников существенно отличалась от схем и диаграмм ранних эпох своей ясностью и аналитичностью. Тем самым закладывались основы современной анатомии. Их главным недостатком являлось отсутствие рассмотрения функций органов, без чего нельзя осуществить установление соответствующих физиологических процессов. Поэтому анатомическая деятельность возрожденческих художников была лишь одним из первых шагов в развитии медицинской анатомии.
     Рост ценности медицинского знания в эпоху Возрождения способствовал зарождению биологических, физиологических и химических идей. Появляются первые ботанические и зоологические сады того времени, врач Парацельс в своих литературных интерпретациях повторяет те же мысли, которые на свой манер выражали творцы пейзажного искусства, предлагавшие новое пантеистическое видение Природы. Для Парацельса и пейзажистов Природа – это одухотворенное целое, отраженное в каждой из её частей.
     Проявлением подобных умонастроений могут служить попытки превратить логику из орудия схоластических словопрений в утилитарно полезный инструмент, используемый в медицинских исследованиях. Кстати будет заметить, что в данном случае реставрировалась идея стоической философии, где абстрактные философские понятия подчас наполнялись конкретным содержанием благодаря медицинским исследованиям и примерам.
     Таким образом, важным источником, инспирировавшим активизацию научной мысли эпохи Возрождения, было натуралистическое движение в среде художников.
     Знакомясь с творческой деятельностью итальянского архитектора, скульптора и ученого эпохи Возрождения Филиппо Брунеллески, мы обнаруживаем, что Брунеллески создал свою теорию перспективы с помощью экспериментальной техники. Ему принадлежит изобретение одного из самых ранних оптических инструментов, если не считать очков. Речь идет о разновидности camera obscure (темная комната; прибор в виде ящика, в передней стенке которого имеется небольшое отверстие; проходящие через отверстие лучи света, отражаемые каким-либо предметом, дают на противоположной стороне камеры-обскуры обратное изображение предмета), но не такой, какая описана впервые известным итальянским ученым, архитектором, теоретиком искусства Леоном Баттиста Альберти в 1430 году, хотя и родственной ей.
     Галилей изобрел свой инструмент, опираясь на законы перспективы. Показательно, что телескоп первоначально воспринимался и даже именовался как «инструмент перспективы». Его раннее латинское название «perspicillum». В Англии его называли «perspective glass» (перспективное стекло). Любопытно и то, что Коперник называл свою систему конструкцией перспективы.
     История античного мира, равно как и история Средних веков, предоставляет множество доказательств того, что развитие технической мысли жестко не зависит от развития научной мысли. В своей автономной эволюции техника может добиваться больших и воистину поразительных результатов, во многом благодаря деятельности ремесленников.
     Изучая взаимосвязь науки и техники, ученые обратили внимание на то, что очки вошли в употребление начиная с XII века, а лупа, или вогнутое стекло, была известна уже в античности. Подзорная труба находилась в употреблении примерно с XII–XIII веков. Но телескоп появился только в конце XVI – начале XVII веков. Чем объясняется подобная задержка?
     Отчасти, но только именно отчасти это объясняется состоянием стекольного производства в XIII–XIV веках, требующего от стеклоделов особого мастерства и умения в нарезании астрономических линз. Совсем другое дело – простой микроскоп, для которого нужен только хорошо отполированный стеклянный шарик. Поэтому не техническая невыполнимость микроскопа, а позднее и телескопа, была основным препятствием на пути технического развития, а отсутствие надлежащей научной идеи тормозило создание указанных инструментов.
     Нет ничего более простого с технической точки зрения, чем подзорная труба. Чтобы ее сделать, не нужны ни развитая наука, ни специальные линзы, создаваемые посредством сложной техники. Два стекла от очков, помещенные одно за другим, – вот вам и подзорная труба. Короче говоря, для изготовления подзорных труб требовался не научно мыслящий оптик, а умелый ремесленник. Такой ремесленник не создает оптических инструментов для решения тех или иных научно-технических задач; он создает полезный в быту предмет.
     Только на первый взгляд поразителен тот факт, что в течение четырех веков никому не приходило в голову мысль визуально приблизить к себе далеко отстоящие от наблюдателя вещи, включая небесные. Объяснение этого странного факта нужно искать не в неразвитости средневековой техники, а в отсутствии соответствующей идеи или теории. Практическая цель использования очков – прояснение сферы естественно зримого. Напротив, использование новаторских оптических средств, не только проясняющих, но и как бы приближающих вещи к человеку, – это уже сродни магии, преследуемой церковью как проявление вневероисповедной мистики. Ведь речь идет о том, чтобы сделать неочевидное очевидным, чтобы заглянуть в незримое, а в перспективе, чтобы заглянуть по ту сторону видимого мира. Это – опасная ересь.
     Но даже если отбросить идеологические препоны на пути создания и внедрения новой техники, остаются и сложные технические задачи, для решения которых требуется определенный уровень научного знания. Например, для создания таких приборов, как микроскоп или телескоп, требуется не только мастерство техника, но и точность математического расчета. Кроме того, изготовление оптического инструмента предполагает наличие научной теории, объясняющей и оправдывающей необходимость в такого рода научно-техническом инструменте для углубленного познания окружающего мира. Поэтому не случайно, что первый оптический инструмент (телескоп) был изобретен Галилеем, а первая машина по шлифовке параболических стекол была изобретена Декартом. Иными словами, Галилей превратил подзорную трубу в телескоп как особый научный инструмент для изучения объектов, лишенных прямой практической значимости и не доступных чувственному восприятию утилитарно мыслящего человека.
     Принимая такую научную потребность в качестве неотложной, необходимо ясно осознать ее и выразить соответствующим теоретическим способом, а затем технологически конкретизировать применительно к уровню существующих технических достижений. Что касается последнего, то в данном случае имеется в виду два аспекта – научно-теоретический (измерение и вычисление углов преломления) и научно-технологический (улучшение способов нарезки линз для придания им точно определенной геометрической формы). А для того чтобы решить вытекающую из теории научно-технологическую задачу, надо уметь строить математически рассчитанные машины, которые на стадии проектирования выглядят как компоненты теоретического знания, то есть выглядят как теоретические модели.
     Внедрение в научно-физическую практику оптического инструмента позволило осуществить слияние небесной и земной физики. Это слияние требовало значительного усиления точности в измерении как небесных, так и земных предметов и процессов. Ответом на такую потребность явилось изобретение и последующее научное использование инструмента точного измерения времени – хронометра.
     Средневековые механические часы (часы с гирями) были намного менее точны, чем античные водяные часы. Они никогда не показывали долей часа, а целочисленные временные интервалы отмерялись с такими погрешностями, которые сводили на нет практическое значение механических часов. Более точные механические часы со шпиндельным спуском и анкерным колесом были чрезвычайно дороги и выступали преимущественно в роли предметов роскоши, а не повседневной практики. Поэтому не удивительно, что в XVI столетии восприятие времени оставалось на уровне значительной приблизительности и неточности.
     Как и в случае с изобретением телескопа, превращение неточных часов в точный хронометр обязано не часовых дел мастерам, а тем, кто увидел в них инструмент научного познания. Вот почему изобретение таких точных приборов, как маятниковые часы и часы с балансир-спиралью, обязано работам Галилея, Гюйгенса и Роберта Гука.
     Таким образом, изобретение и изготовление научно-технических инструментов являются весомым свидетельством технического и технологического прогресса, который предшествует и который делает возможной индустриальную революцию. Именно посредством измерительных инструментов идея точности овладевает научным и философским миром, в результате чего мир точности приходит на смену миру приблизительности. Поэтому технический прогресс, свою лепту в который внесли ремесленники, художники и архитекторы, следует рассматривать как исключительно важный компонент истории развития науки.
     Несомненно, что творцы значительных по своей художественной ценности произведений искусства внесли большой вклад в развитие научного мировоззрения. Так, известный итальянский живописец, архитектор и историк искусства XVI века Джорджо Вазари рассказывал, что знаменитый флорентийский зодчий Филиппо Брунеллески отличался исключительными математическими способностями и решал такие математические задачи, перед которыми пасовала наука его времени. Изучая постройки Брунеллески, ученые позднейших поколений нашли в них несомненные следы глубоких математических познаний. Например, форма куполов некоторых его церквей отвечает в разрезе кривыми особого характера, которые выражают закон наибольшего сопротивления разрыву.
     Жизнестойкость научного мировоззрения во многом зависит от материальных средств коммуникации. Чем эффективнее в скорости информационного распространения эти средства и чем они всеохватывающи, тем быстрее и глубже проникают научные знания в головы людей. Поэтому книгопечатание можно рассматривать в качестве того могучего орудия, которое позволило прочно утвердиться новому научному мировоззрению. Вот почему, говоря о науке и научном мировоззрении, мы должны начинать с открытия книгопечатания, которое придало научному мировоззрению непрерывный характер и которое продемонстрировало исключительно большой вклад ремесленников в становлении нового научного знания, примером чему, в частности, служит Дюрер.
     Около середины XV века обедневший патриций немецкого города Майнца Иоганн Гансфлейш, иначе Гутенберг, основал в этом городе первую типографию и сделал целый ряд открытий в типографском деле. Ремесленник по профессии, он работал в областях, имевших близкое касательство к золотых дел мастерству и шлифовальным делам (производство очков, зеркал). Увы, но он умер в безвестности, потеряв все плоды своих многолетних трудов. Время его смерти неизвестно, но приблизительно датируется 1468 годом.
     Одна из созданных Гутенбергом типографий попала в руки ловкому и хищному дельцу Иоганну Фусту, снабжавшему Гутенберга деньгами и в конце концов овладевшему всем его имуществом. Однако среди деятелей этой типографии был один человек, которому типографское дело обязано крупными усовершенствованиями, позволившими книгопечатанию начать широкое и быстрое развитие. Им являлся ученик Гутенберга Петр Шеффер, человек с университетским образованием и большими техническими способностями.
     Благодаря трудам Гутенберга и Шеффера типографское дело получило тот вид, который оно сохраняло многие столетия.
     Типография явилась могущественным средством для демократизации знаний и секуляризации сознания. Этому способствовало резкое увеличение числа относительно недорогих книг, распространение многочисленных брошюр, листовок, афиш, плакатов и т. п.
     С чего все началось?
     Печатное искусство пришло в Европу с Востока. Так, в Китае во II–VI веках был открыт и широко употреблялся способ ксилографического (от гр. xilon (срубленное) дерево + grapho пишу – гравирование на дереве, оттиск с гравюры на дереве) печатания, то есть способ печатания с резных деревянных досок. В XIII веке он проникает в Европу и уже в XIV веке получает распространение в мастерских Италии, Франции и Германии. Характерно, что Марко Поло, живший при дворе Кубилай Хана, не придал особого значения ксилографии и упоминает только о печатании денежных ассигнаций.
     Уже с конца XIII столетия в Европе было известно искусство печатания с деревянных досок, употреблявшихся для оттиска рисунков на тканях, а также для печатания картин. Временами на картинах печатался и текст, вырезанный на дереве. Для отпечатывания использовался валик или каток. Набитая песком и довольно тяжелая подушка каталась под давлением по доске, на которой был вырезан рисунок. Такой пресс совершенно не годился для печатания разборными буквами. Поэтому его нельзя было непосредственно перенести в типографское дело. Требовался особый станок-пресс. Но в данном случае важно то, что этот опыт печатания позволил трудом многих поколений внедрить в печатное дело соответствующую типографскую краску.
     Значительным этапом в развитии типографского дела являлся этап, связанный с открытием в первой половине XV столетия в Голландии способа гравирования с металлических досок. Благодаря этому способу во второй половине XV века получили широкое распространение многочисленные издания с гравированными текстами и рисунками. Таким же способом издавались книги без рисунков, небольшие по объему учебники (элементарные учебники латинской грамматики). Очень долго подобные гравировальные работы осуществлялись в цехах ювелиров и золотых дел мастеров, к которым принадлежал и Гутенберг.
     Ко времени Гутенберга в технике печатания использовались отдельные металлические буквы, с помощью которых печатались фразы и слова. Чаще всего эти буквы употреблялись в монетном деле, при изготовлении штемпелей и в переплетном искусстве. Например, на корешках рукописей издавна выбивались отдельные фразы, имена авторов или владельцев, которые затем золотились. Показательно, что переплетчики принадлежали к цехам золотых дел мастеров и каллиграфов. Последних, как правило, представляли монахи.
     Таким образом, уже известны были подвижные буквы, краска для печатания, пресс. Оставалось объединить эти элементы в единое технологическое целое и тем самым положить начало типографскому производству, но осуществление подобного синтеза оказалось делом нелегким.
     Гутенберг потратил на реализацию идеи типографского дела всю свою жизнь. Особую трудность представляло изготовление формы букв. Имевшийся в распоряжении материал для букв был таков, что буквы быстро стирались и тем самым терялось преимущество подвижных букв перед неподвижными резными досками, то есть подвижные буквы не могли давать много отпечатков, не деформируясь при этом. Только Шефферу в 1450 году удалось получить необходимый сплав для подвижных букв – так называемый типографский металл или гарт (hartblei). Легко можно догадаться, что данный металл не должен был обладать свойством излишней ковкости, ибо в противном случае буквы быстро теряли бы свою форму, и, соответственно, металл должен был характеризоваться достаточной твердостью. Для того времени создание подобного металла являлось необыкновенно трудной задачей. Однако в середине XV столетия в мастерских Нюрнберга изобрели латунь такого качества, которое соответствовало типографским требованиям. Одновременно был создан новый вид бронзы, используемый в артиллерии.
     Какой из сплавов использовал Гутенберг, неизвестно, но зато известно, что типографский металл, изобретение которого приписывается Шефферу, представлял собой сплав свинца с сурьмой. Кроме того, Шеффер изобрел резную медную форму для литься гарта и тем самым решил задачу легкого массового производства мелких букв.
     Решение вопроса о металле, изобретение типографского станка и соответствующей краски окончательно укрепило в своих правах типографское искусство.
     Первые типографии представляли собой переносные мастерские, для работы которых достаточно было несколько человек. Эти переносные типографии часто появлялись на ярмарках для выполнения заказов по печатанию листовок, брошюр, небольших сочинений, благодаря чему типографское дело начало быстро распространяться в Европе.
     В семидесятых годах XV века типографии появились во Франции, Испании, Англии и Польше; в восьмидесятых годах – в Дании, Швеции, Норвегии и Португалии. В 1483 году в Венеции была напечатана первая славянская книга (глаголица) «Миссал», а в 1491 году гуссит Святополк Фиоль (Швайпольт Фейль) в Кракове напечатал первые славянские книги кириллицей. В первой четверти XVI века начинается печатание кириллицей книг для румын и сербов. К середине того же века печатное дело проникает в Московскую Русь.
     До начала XVI столетия в Европе было издано примерно 15 миллионов экземпляров различных книг и брошюр, известных под названием инкунабул (от лат. incunabula – раннее детство, первые шаги; книги, относящиеся к начальной поре книгопечатания и внешне похожие на рукописные книги). Важно подчеркнуть, что благодаря книгопечатанию цена книги уменьшилась в несколько десятков раз, в результате чего она из предмета роскоши или малодоступного предмета стала предметом обихода.
     Необходимо отметить, что типографии открывались при участии и содействии передовых людей своего времени. Например, в Италию они проникли благодаря земляку Гутенберга кардиналу Николаю Кузанскому, выдающемуся мыслителю эпохи Возрождения. Именно благодаря книгопечатанию не были преданы забвению многие смелые, новаторские идеи Кузанца. В частности, в 1501 году в Риме вышло в свет его сочинение, в котором отстаивалась мысль о том, что Земля движется одновременно вокруг своей оси и вокруг некоторой точки в пространстве, за которую принималось не Солнце, а особый полюс мира. Высказанные за сорок лет с лишним до издания знаменитого труда Николая Коперника, эта идея имела большое философско-мировоззренческое значение, так как она подготавливала идеологическую почву для мировоззрения Коперника.