Geum.ru

Научно-популярное приложение «Большой взрыв» Выпуск 6 Содержание

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
     Студентом Мурнер посетил почти все крупнейшие европейские университеты между Парижем и Краковым. Будучи страстным полемистом и автором язвительных проповедей в духе красноречивого страсбуржца Иоганна Гейлера Кайзерсбергского (1445–1510), он постоянно вынужден был спасаться бегством от оскорбленных им университетских профессоров, догматических единоверцев и нетерпимых лютеровских реформаторов.
     В качестве сатирика Мурнер во многом следовал Себастиану Бранту, продолжив традицию «дурацкой литературы» своим произведением «Заклятие дураков», где выступил в роли грубоватого народного проповедника.
     В «Заклятии дураков» изображаются князья, сеющие междоусобицы, юристы, попирающие законы, священники, предающиеся кутежам и распутству, жестокие и бесцеремонные ландскнехты, крестьяне, вышедшие из повиновения. Все персонажи изображаются закоренелыми греховодниками. Они чванливы, сладострастны, завистливы, скупы и т. д.
     Мурнерская сатира в одинаковой мере обличала представителей верхов и низов, богатых и бедных. Ему удалось превратить традиционную жалобу на плохие времени и нравы в особую социальную критику, не знающую запретов и превосходящую по остроте сатиру Бранта.
     Еще злее был тон произведения Мурнера «Цех плутов». Успеху этого произведения не в последнюю очередь способствовали гравюры по дереву, выполненные автором.
     Наступает очередь Лютера. Соглашаясь с лютеровской критикой состояния дел в католической церкви, Мурнер тем не менее считает невозможным ставить на карту само существование церкви и единство веры. Начиная с 1520 года он активно выступает против Реформации. Так, в сатирической поэме «О большом лютеровском дураке и о том, как его заклял доктор Лютер», снабженной множеством гравюр, автор сочно высмеивает «большого дурака Лютера», одновременно защищая католическую иерархию.
     С 1521 года Мурнер делается мишенью реформаторской сатиры. В 1525 году его изгоняют из Страсбурга восставшие крестьяне, и он перебирается в Швейцарию. Через некоторое время Мурнер возвращается в свой родной Оберенгейм, близ Страсбурга. Последние годы он провел в одиночестве на посту приходского священника.
     Мурнер писал понятно, без риторической пышности, на простонародном языке, пересыпая свою речь поговорками и разнообразными яркими примерами.
     Своей вершины немецкая литература XVI века достигла в творчестве представителей протестантского бюргерства (Ганс Сакс, Йорг Викрам, Иоганн Фишарт и другие). Некоторые их произведения вошли в сокровищницу немецкой литературы.
     Сатирическая поэзия на латинском языке нападала прежде всего на дурные обычаи и безнравственность крестьян, низшего дворянства и духовенства. Поэзия протестантов выступала также и против римского папы. Самого продолжительного своего успеха она добилась в лице Фридриха Дедекинда (ок. 1525–1598), автора знаменитого «Гробиана», породившего целый поток «гробианской» литературы. В данном случае Дедекинд отталкивался от «Корабля дураков», в которой Брант изобразил фигуру святого Гробиана, сделав его покровителем кутил и чревоугодников. Считается общепризнанным, что черты гробианства присутствуют почти во всех сатирических произведениях XVI века.
     В средневековой Германии сложился особый жанр небольших стихотворных комедий под названием фастнахтшпиль (нем. Fastnachtspiel), который в XIV–XVI веках подвергся серьезной литературной обработке, особенно благодаря литературной деятельности Ганса Сакса (1494–1576). Сакс считается наиболее выдающимся сочинителем фастнахтшпилей, в основу которых положены правила протестантской бюргерской морали и которые подвергают язвительной издевке все мыслимые пороки.
     Фастнахтшпили («маслиничные действа») – это небольшие стихотворные комедии, возникшие из народного обычая, согласно которому на масленицу ходили ряженые, импровизируя небольшие сценки, сопровождая их грубоватыми шутками. В этих сценках комически воспроизводились различные происшествия из обыденной жизни. Со временем подобные представления приняли более организованный характер, а круг тем расширился: наряду с буффонадным (итал. buffonata – шутовство) изображением случаев из брачной жизни, насмешками над простоватостью мужиков и прочих веселостей, фастнахтшпили начинают затрагивать вопросы политики и религии.
     По своей основной профессии Ганс Сакс был башмачных дел мастером, который всю жизнь провел в Нюрнберге, где возникла большая часть немецких фастнахтшпилей и где они приобрели исключительную популярность в бюргерской среде. Сакс очень гордился тем, что является гражданином вольного имперского города, изобилующего выдающимися мастерами искусств и трудолюбивыми ремесленниками. В свою очередь, нюрнбержцы гордились, что среди них проживает удивительный башмачник, наделенный большим поэтическим талантом.
     Главную цель своего литературного творчества Сакс видел в том, чтобы передавать свой жизненный опыт и личные наблюдения самым забавным образом на пользу современникам, в воспитании которых он желал принимать посильное участие, дабы сделать их них трудолюбивых и честных людей.
     Сакс много читал и хорошо знал античных, средневековых и ренессансных авторов. Ему принадлежат большие заслуги в распространении исторических и литературных сюжетов, в пропаганде литературных источников. Что касается заимствуемых сюжетов, то Сакс перекраивал их на собственный лад, соответствующий бюргерскому мировоззрению.
     Излюбленные литературные формы Сакса – песня и стихотворение, стихотворный шванк и фастнахтшпиль.
     Шванк (нем. Scwank) – жанр немецкой средневековой литературы, воплощаемый в коротких комичных рассказах или пьесы в стихах и прозе. Назначение шванка состояло преимущественно в развлечении простого народа. Особенно часто авторы шванков изображали злых, капризных жен, изворотливых и дерзких прелюбодеек, развращенных и сластолюбивых монахов. Столь же часто изображались разного рода шутовские выходки и дурачества, пирушки и воровство. Реплики персонажей нередко сдабривались скабрезными шутками.
     На развитие литературы шванков в Германии во многом оказала влияние итальянская фацетия (или фацеция; от лат. facetia – шутка; жанр короткого смешного рассказа типа анекдота). Мастером этого жанра был итальянский гуманист Джан Франческо Поджо Браччолини (1380–1459), известность которому принесла «Книга фацетий», увидевшая свет после смерти автора в 1471 году.
     Нельзя пройти мимо такой прославленной народной книги, как «Занимательная книжка о Тиле Уленшпигеле». Героем этого сборника шванков является неунывающий подмастерье Тиль Уленшпигель (или Эйленшпигель), весело бродящий по свету. Он совершает озорные проказы, плутни, дурача представителей всех сословий, включая римского папу и датского короля.
     Судя по всему, у этого плутоватого персонажа имелся свой реальный исторический прототип в лице одного странствующего поэта, который родился в Брауншвейге и, прожив довольно бурную жизнь, умер в Мёльне под Любеком.
     Предполагается, что впервые книга была напечатана в 1478 году, а второй раз она увидела свет в 1500 году. До современников дошло издание 1515 года.
     Книге сопутствовал и продолжает сопутствовать неизменный успех. Она переведена на многие европейские языки. Сюжетный материал книги был переработан бельгийским писателем Шарлем де Костером (1829–1879), использовавшим его для своей «Легенды об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке», посвященной освободительной борьбы нидерландцев против испанцев.
     Легенды о договоре человека с дьяволом с авторскими отступлениями, предуведомлениями и рассуждениями. Легенда о договоре человека с дьяволом может сообщить нам гораздо больше о становлении личности нового типа, желающего познавать мир и диктовать ему свою волю.
     Протестантская церковь выступила против стремления католицизма привить человеку мысль о полном ничтожестве своей личности и бренного мира, выражением чего был тезис о невозможности добиться полного счастья без помощи церкви. Бюргерство XVI века, находясь на стадии первоначального накопления капитала, уже не нуждалось в дорогостоящей церковной опеке. Оно хотело самостоятельности и необременительного церковного обслуживания. Услуги последнего вида предоставляли протестантские священники. Но вместе с тем существовала и традиция народной христианской религии, адаптированной к невзыскательным духовным потребностям рядовых и не очень просвещенных в богословских хитросплетениях обывателей. В этой традиции имелся значительный элемент язычества и языческой магии.
     В борьбе с язычеством ортодоксальное христианство объявило прежних богов злыми демонами, а их жрецов – слугами дьявола, магами, творящими чудеса с помощью нечистой силы.
     Иранское слово «маг» использовалось в античном мире для обозначения зороастрийского жреца. Средневековые писатели считали Зороастра основателем «черной» (дьявольской) магии. Этой дьявольской магии христианская церковь противопоставляла свою магию – магию таинств, даров, мощей святых, Святого Духа и тому подобное. Если магия находится в руках церкви, она не преступна.
     С XIII века начинается переломный этап в жизни европейского общества. В этот период заметно увеличивается рост интереса к наукам. Папы и светские государи начинают покровительствовать ученым, основывать университеты. Особенно большие заслуги в стимуляции научной мысли принадлежат Фридриху II Неаполитанскому, который в 1225 году основал университеты в Неаполе и Мессине, куда, в частности, пригласил известных арабских ученых и философов. Благодаря ему Италия наряду с Испанией сделалась важным пунктом соприкосновения Европы с мусульманской культурой. Вследствие этого на европейской почве появляется ряд выдающихся ученых, которые многое заимствовали у арабских мыслителей, включая такую экзотику, как алхимия, астрология и магия.
     А почему бы не и позаимствовать эту экзотику? Ведь, судя по сочинениям европейских ученых, они вполне серьезно относились к возможности получения золота искусственным путем, верили во влияние звезд на судьбы людей и в реальные возможности магии. Скажем, Арнольд Вилланова и его современник Петр Абано, один из выдающихся врачей XIII века, изучали астрологию как необходимое звено врачевания. Известно, что их сочинения были широко распространены в многочисленных списках среди врачей и других ученых.
     Вполне обычными были и сочинения по алхимии и прочим магическим наукам. Поэтому никому в голову не приходило именовать ученых магами и чародеями, хотя на них и посматривали как на носителей чего-то магического, чего-то загадочного и непонятного малообразованным людям. Этому в значительной степени способствовали и сами ученые, которые для пущей саморекламы заявляли о своих совершенно фантастических способностях. Так, например, францисканский монах Раймонд Луллий (ок. 1235 – ок. 1315), известный философ, богослов, поэт, один из родоначальников европейской арабистики и разработчик так называемой логической машины, хвалился, что обладает таким совершенным «философским камнем», который позволяет обратить в золото весь океан, если бы он состоял из ртути. А известный английский монах-францисканец Роджер Бэкон (ок. 1214–1294), крупный философ и естествоиспытатель, осужденный за свое вольнодумство главой ордена францисканцев и заточенный в монастырскую тюрьму, говорил о средствах, посредством которых можно с поразительной скоростью передвигать в любое место экипажи и корабли. Подобные высказывания принимали за чистую монету не только простые люди, но и многие ученые, сами грешившие поисками разнообразных «волшебных» методов. Воистину странным является только то, что эти же самые ученые, домогавшиеся обладания сверхъестественными знаниями, на деле твердо придерживались взглядов, согласно которым все в этом мире происходит естественно и ничто разумное не достигается посредством волшебства. Тот же Бэкон написал трактат «О ничтожестве магии», из которого явствует, что он не верил в возможность что-либо создать с помощью заклинания духов.
     В чем же дело? Почему научный критицизм сочетался с ненаучными фантазиями?
     Ответ на эти вопросы следует искать в сложной и многоуровневой структуре научного мировоззрения.
     По мнению академика Владимира Ивановича Вернадского (1863–1945), понятие «научное мировоззрение» не является синонимом понятия «истина». Различные мировоззренческие системы, включая научные, не должны оцениваться однобоко – только по меркам истины, тем более что истина не является застывшим абсолютом. Скажем, представление Клавдия Птолемея о Космосе входило в состав научного мировоззрения определенной эпохи, считалось истинным и способствовало достижению практических результатов. В настоящее время в научном мировоззрении имеются компоненты, столь же мало отвечающие действительности, сколь мало ей отвечала царившая долгое время птолемеевская система эпициклов. Поэтому, говоря о характерных чертах научного мировоззрения, необходимо прежде всего указать на возможность оценки по меркам научной истинности явлений объективной действительности, доступных научному изучению. В данном случае имеется в виду определенное отношение познающего человека к окружающему его миру, при котором каждое явление этого мира находит свое объяснение, не противоречащее основным научным принципам, господствующим в ту или иную эпоху.
     В основе научного мировоззрения лежит метод научной работы. Это и есть определенное отношение познающего человека к познаваемому явлению. При этом научный метод не всегда представляет собой инструмент, посредством которого конструируется научное мировоззрение, но он всегда является тем инструментом, которым проверяется научное мировоззрение.
     Некоторые компоненты современного научного мировоззрения были достигнуты не путем научных исканий, а вошли в науку извне – из религии, философии, искусства и т. д. В научном мировоззрении они удержались только потому, что выдержали пробу научным методом. Например, стремление древних выразить все в числах проникло в науку из музыки, из музыкальной гармонии. Такие столь обычные понятия нашего научного мировоззрения, как «атом», «материя», «сила», «энергия», «инерция» и т. п., вошли в это мировоззрение из других областей духовной деятельности человека, подчас совершенно чуждых научной мысли. Поэтому отделение научного мировоззрения и науки от религиозной идеологии, философских идей и художественного творчества невозможно, поскольку все эти области тесно сплетены между собой и могут быть разделены только в абстракции.
     Таким образом, если мы хотим понять особенности развития науки, то неизбежно должны принимать во внимание различные проявления духовной жизни человеческого общества и их сложную взаимосвязь.
     Во второй половине XIX века, когда начала укрепляться и набирать силу позитивистская философия, были предприняты попытки размежевать науку, философию, религию и другие формы духовной деятельности человека. Все чаще стали раздаваться призывы заменить научным мировоззрением мировоззрение религиозное или философское. С этим категорически не согласны многие авторитетные ученые, достигшие своего авторитета путем нелегкого и упорного труда. По их мнению, в истории человечества никогда не наблюдалось науки без философии. Изучая историю научного мышления, мы убеждаемся в том, что философские идеи входят в науку необходимым ее компонентом.
     Находясь внутри того или иного мировоззрения, всецело принимая основополагающие идеи и ценности соответствующего мировоззрения, практически невозможно отделить истинное от ложного, хотя любое достаточно зрелое мировоззрение определяет наше отношение к истинному и ложному, но это не значит, что ложное действительно является ложным, а истинное не маскирует ложь. Поэтому с научной точки зрения весьма значимым представляется вопрос о мировоззренческих фикциях и их инструментальной роли в практической деятельности людей.
     Фикции неизбежно присутствуют в любом научном мировоззрении. Они появляются, исчезают, меняют свою форму и смысл, придавая научному мировоззрению подвижный, динамичный характер и вместе с тем делая его расплывчатым, лишенным строгой логической ясности в плане выражения истинного состояния дел. Вот почему вопрос о фикциях в научном мировоззрении является исключительно важным мировоззренческим и методологическим вопросом. Дело в том, подчеркивал Вернадский, что фикции нередко получают форму задач и вопросов, тесно связанных с духом времени. Человеческий ум неуклонно стремится получить на них определенный и ясный ответ. Искание ответа на такие вопросы, нередко возникшее на далекой от науки почве религиозного созерцания, философского мышления, художественного вдохновения или общественной жизни, служит живительным источником научной работы для целых поколений ученых. Эти вопросы являются лесами научного здания, необходимыми и неизбежными при его постройке, но потом бесследно исчезающими.
     К числу подобных вопросов относятся вопрос о квадратуре круга в математике, вопрос о perpetuum mobile в механике, вопрос о «философском камне» в химии, искание жизненного эликсира в физиологии и т. д. Решая эти неразрешимые вопросы, ученые попутно сделали ряд величайших открытий. Скажем, астрономы И. Кеплер и Т. Браге являлись последователями астрологии и составляли гороскопы, английский физик Р. Бойль и голландский естествоиспытатель Я. Б. Ван-Гельмонт упорно искали «философский камень», в конце XVII века английский философ Т. Гоббс пытался решить вопрос о квадратуре круга.
     Наличие фикций в научном мировоззрении – свидетельство того, что данное мировоззрение меняется с течением времени, а раз так, то понятно, что только часть господствующих в данное время идей может перейти в научное мировоззрение будущего.
     Научное мировоззрение постоянно охвачено борьбой с идеями прошлого и за идеи будущего. Эта борьба ведется в разных направлениях (философских, религиозны

х и т. д.) и на разных уровнях (эмпирическом, теоретическом). Естественно, что в подобных условиях нельзя говорить об одном монолитном научном мировоззрении.
     Постоянное изменение научного мировоззрения в целом или отдельных его частях составляет важнейшую задачу, которую постоянно должна иметь в виду история науки.
     Решая эту задачу, мы обнаруживаем довольно странные вещи, а именно: порой научная истина или точно доказанный факт, войдя в научное мировоззрение, через некоторое время выпадают из него, заменяясь чем-то сомнительным или откровенно ложным. Происходит регресс научного знания, постоянно наблюдающийся в истории научного мышления. Например, так случилось с представлением о шаровой форме Земли, сменившемся представлением о плоском земном острове, а также с гелиоцентрической картиной Вселенной. Любопытно и то, что когда в XVII веке Галилей открыл законы движения и положил начало динамике, его научные противники поспешили обвинить смелого новатора едва ли не в плагиате, ссылаясь на сочинения схоластических ученых. Действительно, в XIII столетии немецкий математик Иордан Неморарий предвосхитил ряд обобщений Галилея, но эти обобщения были преданы забвению и заменены ложными схемами аристотеликов. В лучшем случае о идеях Неморария знали отдельные специалистам, которые, увы, не оценили их должным образом.
     К сказанному о нереализованных возможностях можно добавить следующее. Кризис в физике конца XIX века подготовил путь для возникновения теории относительности, Но, как подчеркивал известный американский историк науки Т. Кун, нельзя игнорировать хотя и забытый, но вполне возможный источник современной теории относительности, датируемый XVII веком, когда ряд философов, включая выдающегося немецкого философа Г. В. Лейбница, критиковали И. Ньютона за сохранение, хотя и в модернизированном варианте классического понятия абсолютного пространства. Эти философы смогли довольно точно показать, что абсолютное пространство и абсолютное движение не несли никакой полезной нагрузки в системе Ньютона. Более того, они высказали догадку, что полностью релятивистские понятия пространства и движения имели бы большую эстетическую привлекательность. Но их критика являдась чисто логической, поскольку ученым XVII века было трудно представить, что переход к релятивистской системе мог иметь наблюдаемые в физическом мире следствия. В результате интересная и весьма перспективная точка зрения умерла вместе с ее авторами и вновь воскресла только в последние десятилетия XIX столетия.
     В истории науки на каждом шагу мы видим замену истинного ложным. Иногда можно проследить причину регрессивного хода научного познания. Например, в научное мировоззрение вторгаются совершенно чуждые ему религиозные идеи или разные предрассудки, которые противоречат научным истинам, но в то же время являются для людей в данный исторический момент очень ценными и непреложными.
     С этой точки зрения вполне оправдываются великие «маги» Средних веков, которые не виновны в том, что отчасти верили, как и все их современники, в магические искусства и даже занимались ими. Но славой «волшебников» средневековые ученые могут по праву гордиться, ибо своими заслугами перед наукой они навеки обеспечили себе место в истории, поскольку открыли путь экспериментального исследования явлений природы и благодаря этому стали предвестниками современного естествознания.
     Возвращаясь к вопросу об отношении между церковниками и учеными Средних веков и эпохи Возрождения, еще раз напомню, что систематическую борьбу с бытовой магией католическая церковь начала в XIII веке, заявив, что дьявол-маг может перевоплощаться и принимать человеческое обличие, предоставляя запродавшим ему душу грешникам всевозможные земные блага и наделяя их вредительными способностями.
     Но до XIII века церковь предпочитали полагаться на народную самооборону в деле противодействия колдунам и ведьмам. Эта самооборона осуществлялась с помощью так называемой народной магии. Перед народной магией стояло три главных задачи. Во-первых, необходимо обнаруживать и разоблачать ведьм, чтобы предавать их суду в случае выявления вредительских действий. Во-вторых, разоблачение ведьм – важная мера по предупреждению несчастий, которые ведьмы и колдуны могут навлечь на людей. В-третьих, народная магия призвана была исцелять произведенный ведьмами и колдунами вред.
     Как решается первая задача, то есть как обнаруживается и разоблачается ведьма?
     Проще пареной репы. Для этого надо постоянно иметь при себе зуб от бороны или зерно, бывшее в хлебе. Тогда в церкви можно увидеть ведьму с подойником на голове. А еще можно намазать свиным салом детские башмаки, в результате чего ведьмы окажутся как бы запертыми в церкви до тех пор, пока в ней остаются дети. Словом, эффективно-примитивных способов для борьбы с этими злобненькими дамочками существует достаточно много в арсенале простонародной магии.