Программа: И. В. Михутина, д и. н., Инслав ран. Украинское национальное движение и проблема формирования гражданского общества, вторая половина XIX начало XX вв
| Вид материала | Программа |
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 195.12kb.
- Этнокультурные особенности одежды негидальцев (вторая половина XIX начало XXI вв.), 421.78kb.
- Становление и развитие мировой юстиции в Тамбовской губернии (вторая половина XIX начало, 437.95kb.
- Влияние миграционных процессов на изменение историко-демографической ситуации в Казахстане, 1207.9kb.
- 9. Предпосылки формирования и оформление психологии как самостоятельной науки (вторая, 774.52kb.
- Арабская историческая драма (Вторая половина XIX начало ХХ века), 309.95kb.
- Этические теории, 644.03kb.
- Суд присяжных в башкОртостане (вторая половина XIX начало XX вв.), 240.92kb.
- Историческая мысль и знания о прошлом в каролингской европе (вторая половина VIII начало, 677.06kb.
- Терминология русской риторики как учения о речи (вторая половина XVIII первая половина, 304.51kb.
Дискуссия:
Украина и Россия в 1917-1945 гг.:
вместе или порознь?
Материалы российско-украинская конференция историков «Украина и Россия: история и образ истории». (Москва, 3-5 апреля 2008 года)
Сессия 4 апреля 2008 г., Институт Европы РАН.
Украина и Россия в 1917-1945 гг.:
вместе или порознь?
Ведущий: М.В. Дмитриев
Agenda:
- большевизм: русское, российское, украинско-русско-белорусское явление?
- общее и различное в революцинных событиях 1917 - 1918 гг. в России и на Украине?
- была ли национальная политика ВКП(б) («украинизация») в 1920е годы ответом на угрозу украинского национализма?
- украинцы и русские к 1930-м годам: две нации или единый советский народ?
Программа:
И.В. Михутина, д.и.н., Инслав РАН. Украинское национальное движение и проблема формирования гражданского общества, вторая половина XIX - начало XX вв.
В.Ф. Верстюк, к.и.н., Институт истории НАНУ: Образ Украины конца XIX - начала XX вв. в современной российской историографии.
А. Михайлюк, к.и.н. доцент, Национальная металлургическая академия, Днепропетровск. 1917-1918 гг.: украинская революция или русская революция на Украине?
Р. Я. Пириг, д.и.н., профессор, Институт истории НАНУ. Украинский гетманат 1918 г.: российский фактор.
А. В. Шубин, доктор истор. наук, ИВИ РАН: Нестор Махно между Украиной и Россией.
Е. Ю. Борисёнок, к.и.н., Инслав РАН. ЦК ВКП (б) и украинское партийное руководство, середина 1920-х - середина 1930-х годов.
Доклад И. В. Михутиной:
Украинское национальное движение и проблема формирования гражданского общества, вторая половина XIX - начало XX вв*.
Начало украинского национального движения связано со славянским возрождением XIX столетия. Предки граждан современной Украины переживали славянское возрождение одни в Российской империи, другие в Австро-Венгрии. При этом стало складываться два неодинаковых типа национального движения. Различия по некоторым существенным признакам были заметны сразу. А о том который из вариантов более надежно приближал к стратегическим целям движения, появилась в период радикальной смены общественно-политических порядков в Центральной и Восточной Европе, начавшейся на исходе Первой мировой войны. Прежние различия заметным образом сказываются и в жизни современной «соборной» Украины.
Старт национального пробуждения восточных славян Австро-Венгрии (русин, «руських» по самоназванию) был особенно трудным. Свой язык на бытовом уровне сохранило только крестьянство. Замерла литературная традиция, высшие слои приняли язык и культуру господствующих народов (в Восточной Галиции со времени Речи Посполитой - польскую). К началу революции 1848 г. русинская интеллигентная молодежь, в основном принадлежавшая к духовному сословию, не употребляла родного языка, питалась идеей польско-русинско-литовского единства и в несалом числе участвовала в польском национальном движении.
От полного растворения в польской общественной среде русин Восточной Галиции уберегли, помимо этнического, социальный и конфессиональный факторы. Крестьяне-русины, страдавшее от малоземелья и нищеты, не ощущали какой-либо общности с поляками, представлявшими в этом крае крупное землевладение и высшие городские слои. При этом именно крестьяне, в массе своей неграмотные, пользуясь в разговорной речи родным языком, сохранили его как важнейший элемент дальнейшего национального развития.
Полонизации русин препятствовала и их принадлежность к греко-католическому вероисповеданию, в отличие от римо-католиков поляков. Греко-католичество – признание юрисдикции Святого престола при сохранении православных обрядов в богослужении и в быту (это, как видно, в полной мере отвечало настроениям верующих и их духовных пастырей) - с распространением идеи нации сделалось одним из главных признаков этнонациональной особости русин и способствовало их сплочению.
Если в противодействии включению в польское этно-культурное и религиозное пространство наблюдалось единомыслие русин, то дальнейшее национальное и культурное самоопределение осложнялось тем, что не удавалось восстановить давно прерванную местную традицию высокой культуры. Оставалось обратиться к родственным образцам в России, где в свою очередь наряду с общерусской тенденцией происходила кристаллизация этнического самосознания юго-западной ветви восточного славянства - малороссов-украинцев. Шло собирание богатого этнографического материала и появились первые произведения малороссийской художественной литературы с использованием местного народного языка.
Выбор направления национального развития разделил русин на сторонников формирования национального языка и высокой культуры в общерусском потоке - т.н. русофилов или москвофилов и народовцев-украинофилов, ориентировавшихся на украинский национально- культурный процесс в Приднепровье. Решения на индивидуальном уровне были непростыми. Богдан Дидыцкий, в 1860-е гг., редактор самой полярной в Восточной Галиции русинской газеты «Слово», вспоминал, как после прочтения написанных по-украински «Энеиды» И.П. Котляревского и повестей Г.П. Квитки (Основьяненко) он загорелся мыслью о создании украинской общенародной демократической литературы. Однако потом по мере знакомства с произведениями Пушкина, Лермонтова и особенно Гоголя, «гениального хохла, чудесно обогатившего русский литературный язык», пришел к убеждению о необходимости языково-культурного сближения с Россией и создании такого литературного языка, который был бы понятен и русинам Австро-Венгрии, и русским, сделавшись их общим достоянием 1.
В 1860-е гг. при смене поколений и не без влияния ряда политических факторов (в том числе из-за полонофильских настроений русских либералов, а также в связи с изощренными усилиями поляков при подготовке национального восстания 1863 г. склонить на свою сторону приверженцев украинской идеи в Правобережье Днепра и вследствие притока политэмигрантов-украинофилов из России) заявило о себе направление народовцев, нацеленных на национально-культурное направление в украинском русле.
У основания национального движения русин с самого начала стояли церковные иерархи, функционерами были приходские священники. Это были «лояльны подданные короля», далекие от социального и политического радикализма. Их главный политический тезис – выделение восточнославянских земель Австро-Венгрии в этнически однородный коронный край - был сформулирован в 1848 г., когда австрийское правительство для острастки поляков и восставших венгров и поляков стало поощрять этно-культурное самоопределение русин, хотя ни в то время, ни позже, до самого распада многонациональной державы, не спешило удовлетворить их административно-территориальные пожелания. Многоплеменность провинций Галиции, Буковины, Подкарпатья давало Вене простор для национально-политических манипуляций. С 1867 г. после ряда внешнеполитических неудач, повлекших преобразование государства в двуединую Австро-Венгерскую монархию, венгры получили неограниченную возможность мадьяризации славян Подкарпатья;в Галиции в целях укрепления восточных рубежей вся власть вновь была отдана хорошо организованной и заведомо настроенной против России польской верхушке, которая под предлогом защиты государственных интересов занялась ликвидацией культурных и политических достижений русин. Русины, не имея поддержки Вены против всевластия польской администрации, стали обращаться в москофильство. Патриарх украинства в России М.С. Грушевский, чья карьера историка в течение 20-ти лет была связана с Львовским университетом, со своей стороны признавал, что «москофильство тогда охватило почти всю тогдашнюю «интеллигенцию» Галиции, Буковины и Венгерской Украины»2.
Однако и в период ослабления интереса австрийского правительства к национальному движению русин в пользу его противников – поляков, мадьяр и др., национальные активисты по-прежнему не допускали оппозиционности в отношени дома Габсбургов. Москвофилы демонстрировали аполитичность, подчеркивали лишь моральное и культурное родство своего народа с русским. Украинское же народовство, приобретая антирусскую направленность, становилось в этом плане полезным как для польской администрации Галиции, так и для официальной Вены, вступавшей в стадию конфронтации с Петербургом.
Политическая лояльность к центральной власти определила характер и методы действий русинских активистов обоих течений. Она позволяла легально заниматься просветительством, организационно-хозяйственными делами и другими видами т.н. «органической работы», которая имела целью улучшение качества жизни массовых слоев этноса в реальном времени и обстоятельствах – «здесь и сейчас». Москвофилы, не получив разрешения на открытие школ, вкладывали значительные средства во внешкольное образование. Народовцам же правительство позволило учреждать национальные школы и, хотя открытие каждого нового объекта требовало больших усилий, они создали целую систему образования, включавшую и средние учебные заведения. В свою очередь, распространение грамотности на родном языке позволяло активистам обоих направлений выпускать популярные газеты и журналы для крестьян, учреждать издательства, книжные магазины и сельские читальни, распространять литературу по агрономии, сельскохозяйственной технике и основам кооперации. Особую сферу составляли хозяйственно-экономические начинания: образование кооперативов, кредитных и страховых товариществ, касс взаимопомощи. Создавались общества трезвости, сельские пожарные команды. Адвокаты на общественных началах оказывали юридическую поддержку отдельным крестьянам, прививая населению навыки обращения к судебной системе. Эти начинания были далеки от политического и социального радикализма, что позволяло их инициаторам в условиях монархического консерватизма действовать открыто и привлекать к участию множество заинтересованных в тех или иных мероприятиях лиц из крестьянской среды. Таким образом, в массах развивался дух инициативы и накапливался общественный опыт, помогавший им не только более успешно вести дела, но и ориентироваться в политическом пространстве. Массы превращались в гражданское общество, способное к самоорганизации и со временем - к претворению в жизнь своего политического выбора. Иными словами, национальное движение русин, широко практикуя среди преимущественно крестьянского населения методы реальных дел, взяло на себя ту роль по формированию гражданского общества, которую в Западной Европе в свое время выполнили цеховые организации третьего сословия, подготовившие классические буржуазные революции.
Важно заметить, что в национальном движении Приднепровской - Большой Украины, как и в кругах общероссийских политических кругах в целом, такой способ формирования гражданского общества катастрофически недооценивался. В среде оппозиции социалистические радикалы вообще отвергали его, чтобы частичными усовершенствованиями не укреплять существующий порядок. Более умеренные, конституционные демократы (кадеты), интересовались среди прочего национальным вопросом в России и держали в поле зрения ситуацию в Восточной Галиции. Однако их лидер П.Н. Милюков свысока характеризовал русинских активистов как «маленький мирок людей с ограниченным кругом интересов, [ни шире взгляда с] местной колокольни, [замкнутого в своем] старании вырвать еще одну-две гимназии или школы» 3. Зато о Русско-украинской радикальной партии, занимавшейся среди всего прочего словесной пропагандой идей Драгоманова, он одобрительно писал: «Возникла настоящая политическая партия, опиравшаяся на население. Начались парады и митинги, появилась агитация в деревнях» 4. Подобным образом М.С. Грушевский предпочитал всем другим видам деятельности идейно-политическую работу и после того как разошелся со своими галицийскими единомышленниками, стал упрекать их в политическом бездействии, в том, что они, «взяв в свои руки главные органы печати, экономические и финансовые институты, больше обращали внимание на то, чтобы удержать общество в послушании и зависимости, чем развивать в нем политическую сознательность. Падала литературная продукция, научные интересы, и их, - по мнению украинского ученого, - «не мог восполнить успех экономических операций, кооперативов и банков» 5. М.С. Грушевский, как видно, не принимал во внимание, что именно практические дела с осязаемыми результатами юлдее надежно, чем абстрактная агитация, действовали на рядовых обывателей, отдававших предпочтение организаторам «малых дел» при выходе последних на политическую арену.
Влияние русофильского и народовского украинского течений в национальном движении русин Австро-Венгрии со временем менялось. С середины 1880-х гг. народовцы при официальном покровительстве правительства украинству (государственное субсидирование украинских культурных, образовательных и других программ с одновременно возраставшим давлением на русофилов) переняли ведущую роль в общественно-политической жизни украинцев. Русофилы изгонялись из системы просвещения, провоцировались банкротства их хозяйственных и финансовых учреждений, начались устрашающие административные и судебные преследования по ложным обвинениям в государственной измене 6.
С началом Первой мировой войны особенно после отступления русской армии в 1915 г. было занятой ей Восточной Галиции, русофильство подверглось разгрому. По подозрению в пособничестве русской армии казнили священников, женщин и стариков, толпами вешали кресмтьян. За русофильство арестовывали 11-12-летних школьников и депутатов рейхсрата, юристов, врачей и рядовых подписчиков газеты этого направления, наконец, просто неугодных своим соседям лиц, на которых можно было донести в полицию как на москвофилов и получить вознаграждение 7. Организации русофилов были запрещены, а их средства и имущество переданы украинофилам, оставшимся после подобной «селекции» единственным дееспособным течением в национальном движении русин. Сосредоточение его на платформе украинства, как видим, произошло под действием внешних сил, вершивших большую международную политику. Источником же успешного внутреннего развития обоих течений до Первой мировой войны являлись такие виды общественной деятельности, которые влияли на важные стороны жизни этноса при умеренной политической составляющей этой деятельности.
В Российской империи было иначе. Умеренные общественно-политические программы не получили заметного развития. С одной стороны, как правило, избыточная охранительная реакция правительства суживала пространство для легальной, способной вовлечь широкие массы, общественной деятельности. С другой - активная часть общества проявляла излишнюю, не подкрепленную реальной силой, увлеченность «своей боевой ролью по отношению к существующему строю» 8. Это было свойственно и украинскому движению на берегах Днепра, которое зарождалось и формировалось под знаком конфронтации с государственной властью. Уже в начале XIX в. на фоне аполитичных и без помех работавших украинофилов культурников, появились малые группы малороссийских дворян-автономистов, сразу настороживших правительство своими связями с декабристами и польской политической конспирацией. В 1840-е гг. горстка университетских преподавателей и студентов в Киеве - члены Кирилло-Мефодиевского братства, нисколько не смущаясь отсутствием последователей и исполнителей их радикальных замыслов, строила планы утверждения политического статуса Украины как члены некой мифической федерации славянских республик. Братчики составляли воззвания с грозным, но безадресным призывом «придать проклятию святотатственные имена земного царя и земли господина» 9. На деле с их проектами смогли познакомиться лишь жандармы, изъявшие пропагандистские материалы на стадии изготовления и только в 1917 г. эти бумаги без извлечены из полицейских архивов и опубликованы как документы истории 10. Члены братства, среди них Т.Г. Шевченко, надолго оказались в ссылке, отлученными от общественных дел.
Непоправимым следствием ранней вовлеченности зачинателей украинства в политический конфликт с государственной властью явился факт отмены одобренного правительством в начале 1860-х гг. ходатайства Петербургского комитета грамотности о введении родного языка для обучения в народных училищах украинских губерний. В Киевской педагогической школе уже шла подготовка учителей. Писались учебники, в сельские школы рассылались новые буквари. Но в январе 1863 г. грянуло очередное польское восстание и при этом выяснилось, что в Правобережье Днепра польские радикалы во множестве распространяли литературу и прокламации на местном языке, вербовали в агитаторы учителей-малороссов, чтобы те подняли на восстание местное крестьянство. Крестьяне не пошли под польские знамена. Но правительство в Петербурге на всякий случай остановило языковое нововведение. Последовал циркуляр министра внутренних дел П.А. Валуева о временном ограничении малороссийского книгопечатания 11, усугубленный в 1876 г. царским указом, предписывавшим «не допускать в первончальных училищах преподавания <…> на малорусском наречии», запрещавшим изготовление и ввоз из заграницы книг на «малорусском наречии», демонстрации сценических представлений, «имеющих <…> характер украинофильских манифестаций» 12. Отмена школьного проекта на долгие годы лишила поборников украинства главного инструмента воспитания национального самосознания в народной среде. Украинские газеты и журналы, после Революции 1905 г. издававшиеся легально, не находили достаточного числа читателей и подписчиков, так как украинцы обучались грамоте по-русски. Попытки некоторых энтузиастов конспиративно на уроках знакомить школьников с украинскими текстами были скорее политической демонстрацией, эскападой, чем серьезной образовательной инициативой 13.
Украинские активисты в России не придавали самостоятельного значения практике «малых», но полезных в повседневной жизни дел. Правда, экономическое положение и социальные условия у малороссийских крестьян были несравненно лучше, чем у их карпатских собратьев: плодородная почва и хороший климат благоприятствовали ведению сельского хозяйства, а земские учреждения, созданные благодаря реформам 1860-х годов, положили начало сельскому здравохранению и начальному школьному образованию первой ступени. Но это были блага, получаемые из патерналистского источника, не зависевшие от инициативы снизу, ибо в земствах из-за цензовой системы доминировали помещики. Земства в большинстве областей их деятельности, а также кооперативы и другие хозяйственные учреждения в крае функционировали помимо украинского движения 14. и в них практически не участвовали украинские деятели. Между тем сельское население с готовностью отзывалось на возникавшие иногда местные общественные начинания, в том числе и по организации экономической взаимопомощи.Перед Первой мировой войной такую работу, а вместе с ней социальную и политическую агитацию, развернули на Волыни и Подолии правые круги при участии духовенства Почаевской лавры. В результате украинские крестьяне, по образу жизни и занятиям почти не затронутые русификацией, охотно шли в правые монархические организации, выступавшие под флагом русского национализма. По численности они превзошли все другие партии и организации в крае 15.
В украинское же движение до Революции 1917 г. включилась лишь узкая группа интеллигенции, преимущественно гуманитарной, и часть учащейся молодежи. Людей практических профессий было немного. По партийно-политической ориентации это были группы центра и левых, ограниченные в в своих легальных возможностях. Следует добавить, что репутации украинских движений вредили тесные связи с австрийской Восточной Галицией, где базировалась издательская и научная деятельность украинских активистов Приднепровья, велась подготовка кадров, находила пристанище политическая эмиграция. Вена поощряла такое гостеприимство народовцев, стараясь использовать их в качестве инструмента антироссийской политики. В России по этой причине украинское движение было отмечено ярлыком «мазепинства», напоминавший о историческом предательстве гетмана Ивана Мазепы.
Лидеры украинства, конечно, понимали, как далеко им до создания широкого национального движения. Но подобно большинству оппозиционеров в России они намеривались начать с государственного переустройства, и потом, при новом строе, заняться расширением своей массовой базы и воспитанием «сознательных украинцев». М.С. Грушевский в конце XIX в. провозгласил идеалом, т.е. стратегической целью движения «независимую Русь-Украину, в которой бы все части нации соединились в одно современное культурное государство»16 (Необычное двойное наименование будущего государства его современник, галицийский русинский политик, объяснил тем, что у его народа «название «Украина» популярностью не пользуется»)17.
Во время революции 1905 г. М.С. Грушевский предложил концепцию национально-территориальной автономии украинских губерний, которую определил как «минимум необходимый для свободного национального развития»18. Иными словами, воспитывать национальное сознание лидер украинства намеривался лишь после административного обособления края, когда для этого в руках окажутся административные инструменты. «Мы стремимся через автономию перейти к национальному бытию», - поясняли последователи М.С. Грушевского19, в то время как галичане успешно восстанавливали «национальное бытие» в рамках не самой благоприятной для них административной структуры Австро-Венгрии.
Решающее испытание в Большой Украине наступило с 1917 г. , а в следующем году - на восточнославянских землях Австро-Венгрии.
Февральская революция в России помогла сравнительно легко осуществить административные требования приднепровских национальных активистов. Им удалось составить будущие центральные институты власти: Украинскую центральную раду (УЦР) как представительный орган, Генеральный секретариат (ГС) – в качестве будущего правительства, и явочным порядком провозгласить национально-территориальную автономию края. В октябрьские дни 1917 г. УЦР, выступив над схваткой между киевскими большевиками и сторонниками Временного правительства, без больших затруднений овладела полнотой власти и 7 (20) ноября 1917 г. объявла об образовании Украинской народной республики (УНР).
С этого времени украинским лидерам предстояло самостоятельно вести трамвай национальной государственности. Но вскоре выяснилось, что поддержку акту УЦР об образовании украинского государства обеспечили не только национально-политические устремления масс (приднепровские активисты не успели их прочно внедрить в массовое сознание), сколько стихия аграрной революции и антивоенное движение – проблемы, сделавшиеся первоочередными как для украинских, так и для великорусских крестьян. Крестьянское большинство украинского народа ожидало от молодого национального правительства быстрого решения этих назревших задач. Однако украинские лидеры, демонстративно отмежевавшись от большевиков, пошли по стопам потерпевшего крах Временного правительства. Подобно А.Ф. Керенскому, они пытались вдохновить сограждан и распадавшуюся армию на продолжение войны, неспешно занялись земельным вопросом и в результате предложили такой вариант аграрной реформы, который вызвал возмущение крестьянских депутатов УЦР20. Симпатии разочарованных масс обратились к большевистским лозунгам, обещавшим немедленный мир и такую же безотлагательную передачу всей земли крестьянам.
Завязавшаяся вскоре борьба между большевиками и защитниками УНР, как откровенно признал глава ГС, украинский социал-демократ В.К. Винниченко, сделалась «войной влияний», и влияние большевиков среди украинского населения оказалось сильнее 21. В решающих боях за Киев в январе 1918 г. некоторые войсковые части УНР перешли на сторону большевиков, другие заявили о своем нейтралитете. Одним из немногих верных Украинкой республике подразделений остался полк сечевых стрельцов, образованный из военнопленных австрийской армии. Эти выходцы из Восточной Галиции и Буковины получили прочное национальное воспитание еще на своей малой родине.
На время вернуться в столицу государственным органам УНР удалось, лишь запросив помощи у австро-германской армии. При этом настроения народа, весной 1917 г., с верой и надеждой приветствовавшего УЦР и боготворившего его председателя М. Грушевского, в феврале 1918 г. сменились на диаметрально противоположные. Об этом можно судить по записи разговора группы крестьян села Бухня Сквирского уезда на Киевщине перед приходом немцев. Это свидетельство приведено в книге П. Христюка, который тогда возглавлял Министерство внутренних дел в правительстве УЦР:
«Центральная Рада – это буржуи! Они нас обкрутили. Там заправляет Грушевский- буржуй, австрияк», [- начал один крестьянин.-]<…>
-- Надо разогнать эту Центральную Раду <…> Она приведет к нам помещиков, которые с нас шкуру сдерут» [, - добавил другой].
-- Надо слушать большевиков. Они нам все дадут. Помещиков вырежут, а людям дадут кому что надо <…> [ - присоединился третий] <...>
-- А то выдумали какую-то Украину, [- вступил следующий. –] На черта она сдалась. Ничего о ней не слышали и вот на тебе! Пусть будет одна Россия, лишь бы всюду большевики были<…>
-- Да я сам на ту Центральную Раду пуль с двадцать с большой охотой выпустил бы» [, - горячился еще один крестьянин].
-- Да что ты плетешь? – отзывается <…> немолодая женщина. – Мой зять член Центральной Рады, а ты бы в него стрелял!?
-- Глупый ваш зять, вот и пошел в Центральную Раду.
-- Ты, я смотрю очень умный, - отвечает женщина. – Если бы Раду поддержали было бы все в порядке.
-- Вот и подожди, увидишь порядок, если вернуться паны, [- получает она в ответ].
-- Не слышите ли, что ли? <…> Стреляют из пушек. Немцы идут! Вот теперь помещики с нас шкуру сдерут<…>»22.
Таковы были неожиданные результаты ускоренных национально-государственных преобразований на берегах Днепра без предварительного накопления в массах общественного и политического опыта, способного превратить этнос в гражданское общество.
Население восточнославянских областей Автро-Венгрии оказалось значительно лучше подготовленным к осуществлению далеко идущих национально-политических решений. В условиях стремительного распада дунайской империи осенью 1918 г., чтобы предотвратить включение Восточной Галиции в состав возрождавшейся Польши, народовско-украинские лидеры провозгласили Западно-Украинскую Народную Республику (ЗУНР). Им удалось наряду с центральными, законодательными и исполнительными органами власти создать, благодаря предыдущей общественной работе на местном уровне систему местной администрации, осуществить мобилизацию и сформировать 100 тысячную Украинскую галицийскую армию (УГА). Эти силы в течение 9 месяцев защищали свою республику, сражаясь на равных с войсками Поьши, на порядок превосходившей ЗУНР по численности населения и пользовавшейся военной и дипломатической поддержкой западных стран. УГА не была разбита в той борьбе. За неимением боеприпасов она была вынуждена отступить на территорию Большой Украины. Оставив свой край. Она явила редкий случай сохранения организации и боеспособности, превосходя по численности войска УНР, в которыми взаимодействовала до их полного поражения.
В конечном итоге не устояли оба украинских государства, но по неодинаковым причинам. УНР подкосила внутренняя слабость, проистекавшая из специфики национального движения в Приднепровье – о его существу кадрового характера, без прочных связей с массами, которые не возникают в одночастье, а, как свидетельствует опыт национального движения русин Австро-Венгрии, устанавливаются вследствие систематического взаимодействия национальных активистов с рядовыми гражданами в общественных организациях различного профиля и назначения. Тот же пример показывает, что легальные формы общественной деятельности при умеренной политической составляющей надежнее служат его расширению, чем острая политическая конфронтация с властью. Актуализация стратегических целей приводит к желаемым результатам лишь при опоре на укорененное в народной среде движение, что показала короткая, но убедительная история ЗУНР. В падении этой республики решающими стали непреодолимые внешнеполитические обстоятельства. Они же в дальнейшем роковым образом повлияли на выделение в 20-50 гг. радикального крыла западноукраинского национального движения – так называемого интегрального национализма, нашедшего свой конец в тупике экстремизма.
Вместе с тем исторические уроки УНР и ЗУНР выявили фундаментальные и долговременные преимущества в подготовке к новому государственному строительству, легальными и заблаговременно применяемыми методами социализации масс, формирования их политических предпочтений через общественные организации, прямая полезность которых вызывала бы доверие к движению или партии в целом.
В.И. Мироненко:
Спасибо, Ирина Васильевна, за интересный и содержательный доклад, давший фон и фундамент для дискуссии.
В.Ф. Верстюк:
Ирина Васильевна, Ваш доклад называется «Украинское национальное движение», а в тексте Вы пользуетесь таким термином как «русинское национальное движение». Это случайно или Вы подчеркиваете такое различение? Москвофилы у Вас стали русофилами, Непонятно, как и когда? Вы начали, вопреки украинской историографии, видевшей ядро украинского национального движения на Днепре, почему-то с Галиции. Украинцев не было в земствах. Это какая-то новость. Я тогда не знаю. Кто построил Полтавский краеведческий музей? И в Екатеринославле? На Правобережье не было земств; там они появились лишь только перед 1914 г. Но это другое дело. И противопоставление одного движения на Западе и Востоке Украины. Это специально или случайно?
И.И. Михутина:
Термины «украинский, «малороссийский» и «рсинский» я употребляю в исторической последовательности.
В.Ф. Верстюк:
Это как? Есть такая русинская нация?
И.И. Михутина:
Это самоназвание. Они называли себя русинами. Кстати Александр Барвинский замечает, что несколько странное название книг Грушевского «Русь-Украина» связано с тем, что в Галиции, кажется, Антонович посоветовал ему назвать так его историческое исследование. В Галиции понятие «Украины» не распространено; и местные жители весьма долго называли себя русинами.
Что касается земств, то я опираюсь на данные Петра Дорошенко, подчеркивавшего, что в земствах было мало украинцев. Действительно Полтаавский краеведческий музей был открыт по инициативе земства, но его основателем был русский ученый почвовед В.В. Докучаев.
Что касается противопоставления двух национальных движений, то я их не противопоставляю, но сравниваю. Я пыталась показать, что украинское национальное движение формировалась разными методами.
И.И. Колесник:
Скажите, пожалуйста, как коррелируется понятие «национальное движение» с терминами ленинским определением «освободительное движение» и понятием «украинское национальное возрождение»? Вы говорите о национальном движении. Какие его сущностные характеристики? Ведь национальное движение имело культурный социальный и политический характер и становится массовым в 90-е гг. 19 столетия. Какова периодизация и каковы ее критерии? И, наконец, правильно ли я Вас поняла, что Вы говорите о двух потоках национального движения, на Днепре и в Галиции?
И.И. Михутина:
В данном докладе я не коррелировала национальные и освободительные движения, как это предполагал делать В.И. Ленин и вслед за ним вся советская историография. В данном случае я исходила из конкретной ситуации, из конкретных фактов. Все поставленные Вами вопросы мне сложно было осветить в моем выступлении. Но в моей книге об украинском вопросе в России, где я рассматриваю, в том числе марксистские сюжеты.
В.И. Мироненко:
Следующим в программе стоит доклад Владислава Федоровича Верстюка «Образ Украины конца 19-начала 20 вв. в современной российской историографии».
Доклад В.Ф. Верстюка
«Образ Украины конца 19-начала 20 вв. в современной российской историографии».
Постання суверенної Української держави - головний наслідок розпаду Радянського Союзу та одна з найголовніших подій світової історії, які засвідчили кінець довготривалого існування Європи у формі біполярного світу, що утворився після завершення Другої світової війни. Свого часу Переяславська угода 1654 р. відіграла роль фундаментальної передумови для перетворення Московської держави на Російську імперію. А сучасне унезалежнення України фактично є важливим бар'єром до поновлення такої імперії. Самоосмислення Росії у нових геополітичних обставинах, нових кордонах, в умовах світових демократичних викликів годі уявити без українського фактора. При цьому українська проблема в російській політиці та суспільно-політичній думці розв'язується на основі вкрай ідеологізованих, а іноді дуже небезпечних для двосторонніх відносин рефлексій.
Образ України, яка після набуття незалежності не хоче залишатися "молодшою сестрою", а прагне рівноправного партнерства та демонструє власне бачення свого майбутнього, зокрема декларує європейський вибір, часто демонізується російським політикумом та засобами масової інформації. Зацитую кілька рядків з передмови Міхаіла Смоліна до перевидання книги С.Щьоголєва "История "украинского" сепаратизма" (М., 2004). Смолін розглядає Україну як антиРосію, а українство як антирусизм. Його висновок з данного протиставлення виглядає так: "Уже сегодня мы должны жестко встать на позицию, что южнорусские, малороссийские земли неотъемлемая часть Русского государства, что нет ни "украинского" народа, ни "украинского" языка, что все это идеологические фантомы" (с.21.).
Не варто приховувати, що ідеологеми подібного гатунку в Україні сприймаються болісно і стають підставою для формування доволі агресивного образу Росії, геть позбавленого серпанку сусідської толерантності. Цілком зрозуміло, що формування сучасних і української, і російської ідентичностей абсолютно неможливе без усвідомлення своєї відмінності від близького сусіда. Але чи мають ці відмінності неминуче перетворюватись на будівельний матеріал для всіляких політичних проектів? Чи має пошук власної ідентичності обов'язково завершуватись створенням образу ворога?
Формування ретроспекцій образу "себе" та "іншого" є важливою складовою політики національної пам'яті, яка фокусує суспільну увагу або на найзагальніших матрицях минулого, або на його виокремлених сторінках та визначає тісний зв'язок між політикою та історією як наукою. Творення образу минулого - складний процес взаємодії системи освіти, засобів масової інформації, насамперед телебачення та інтернету, літератури, мистецтва тощо. Проте далеко не остання роль в ньому належить історичній науці. Мене як професійного історика, який кілька десятиліть вивчає історією України кінця ХІХ – початку ХХ ст., а тепер ще й людини, яка впритул займається формуванням історичної пам'яті в Україні, надзвичайно цікавить відтворення образу України зазначеного періоду російською історичною наукою. В Україні опубліковано певну кількість статей, що аналізують творення образу України в російському інформаційному полі, однак як пріоритетний напрямок вивчення проблема не поставлена у всій своїй повноті, хоч нагальність такого кроку очевидна. Я цілком свідомий, що моє бачення може не поділятися російською стороною, а, можливо, буде мати певну опозицію і у когось з української сторони. Сподіваюсь, ми це з'ясуємо в дискусії.
Однак перед тим, як викласти своє прочитання російської історіографії, стисло з'ясую образ України кінця ХІХ - початку ХХ ст. в сучасній українській історіографії. Отже, українці на кінець ХІХ ст. це – великий, 36 мільонний народ з історичним минулим, який проте з кінця ХУІІІ ст. був поділений між двома імперіями: Російською та Австро-Угорською.
ХІХ ст. позначилося стрімким чотирикратним зростанням українського населення, а з другої половини століття - процесами індустріалізації, будівництва залізниць, розвитку торгівлі, урбанізації, змін у землеволодінні, перетворення України в житницю імперії та Європи. Основним мотивом історії України кінця ХІХ – початку ХХ ст. був процес національної консолідації, стрімке перетворення етносу в націю. Він досяг свого апогею після Лютого 1917 р., коли зусиллям лідера українського національно- визвольного руху Центральної Ради була проголошена Українська Народна Республіка. Відстоювання власної державності у боротьбі з більшовиками та білогвардійцями складало пафос подій 1917 – 1921 рр., які визначаються як Українська революція. Її завершальні акорди пройшли у боротьбі більшовиків з антикомуністичним селянським повстанським рухом. Запеклий опір України змусив більшовиків йти на політичні компроміси, які полягали в створенні Української Соціалістичної Радянської Республіки як альтернативи національній державності, в утворенні СРСР як формально федеративної держави, запровадженні політики коренізації (українізації). Проте все це не давало стовідсоткової гарантії виникнення нової лояльності. Опір України колективізації змусив Сталіна піти на злочин геноциду, яким став Голодомор 1932- 1933 рр. Мільйонні втрати доповнені втратами від політичних репресій фактично на довгі роки зломали Україну, перетворили її з нації-держави на етнічну територію.
Такий абрис України кінця ХІХ – початку ХХ ст. дає сучасна українська історіографія. Яким же бачить цей образ російська історична наука. Свідомо виключаю з свого аналізу праці цитованого М. Смоліна як крайньо однозначні та примітивні в своїй агресії та українофобії. Чи перевидання книги Н. Ульянова "Происхождение украинского сепаратизма" (М., 1996). Але кілька слів скажу з приводу іншого історіографічного прийому, який на моє розуміння є сумнівним. Це повне чи майже повне вилучення з сучасних синтетичних історій Росії сюжетів пов'язаних з Україною. Останній свіжий приклад "Нариси історії Росії" за загальною редакцією академіка О. Чубарьяна, які вийшли минулого року в українському перекладі. В них нема окремої навіть найменшої оповіді про воз'єднання Росії та України, ім'я Б. Хмельницького згадується лише кілька раз в параграфі "На нових рубежах", а після підрозділу "Полтавська битва та її наслідки" згадки про Україну зникають взагалі. Пересічний читач розділу 8 "Росія в другій половині ХІХ – на початку ХХ ст." просто не здогадається, що в цей період Україна входила до складу Росії. А остання на той час була імперією, велич якої визначають стосунки метрополії з регіонами. На цю дивну обставину сучасної російської історіографії звернув увагу О. Міллер та пояснив її впливом сучасної політичної географії на істориків. На мій погляд, географія тут не відіграє ключову роль, можливо існує певне внутрішнє політичне замовлення на етнічну гомогенність російської історії, а також спокуса показати, хто господар в хаті-імперії. Думаю, що не помилюсь, коли скажу, що переважну більшість українців дивує подібна історична вівісекція.
Однак в Росії є певна кількість професійних істориків, які академічно займаються вивченням історії України, значна частина їх учасники нашої конференції. В Україні добре відомі праці Єлени Борісьонок, Іріни Міхутіной, Владіміра Булдакова, Андрєя Марчукова, Алєксєя Міллера та інших, які й були викорстані при підготовці даної доповіді. Загалом відзначу значний рух вперед російської історіографії у вивченні історії України чи окремих її проблем, на мій погляд за останні 10 – 15 років в Росії сформувався цікавий і високопрофесійний загін істориків – україністів, який не лише оволодів сучасними теоріями та методологіями дослідження націоналізму, але й добре вивчив українську історіографію, добре опрацював джерельну базу, в тому числі й українські архіви. Однак не важко помітити, що часто українські і російські історики, вивчаючи близькі теми, залишаються опонентами, мають різні образи досліджуваного. Я б сказав, що вони відстежують предмети своїх уподобань з різних stadt-пунктів, з різних перспектив. Якщо для українських істориків історія України є самодостатньою, наповненою внутрішньою логікою розвитку, то для російських колег це завжди дрыбний фрагмент чогось більшого. Наприклад, А. Марчуков в своїй монографії "Украинское национальное движение" (М., 2006) пише про "тысячелетний духовный опыт Русского мира", під яким розуміє "определенный цивилизационный, культурно-психологический, религиозно- этнический и хозяйственный организм – сообщество, к которому принадлежат не только русские в современном понимании этого слова (или, по-старому, великороссы), но также белорусы и восточные украинцы"(с.5). Антитезою цього світу виступає "так называемый "украинский вопрос" він же одночасно є "внутринациональной проблемой этого Русского мира"(с.5) На відміну від тисячолітнього російського світу українська ідентичність , на думку А. Марчукова, сформувалась лише в кінці ХІХ – першій третині ХХ ст. а український рух виник як наслідок ідейної борьби поляків "против России и русскости" (с.57). Виходячи з цього, автор не надто привабливо вимальвує характер українського національного руху: "Ненависть к России – и как к политико-государственному организму, и как историческому пути и духовному опыту – стала альфой и омегой идеологии и практики украинского движения" (с.110). Навіть найбільш методологічно коректний з російських дослідників О. Міллер не дуже і не завжди толерує українців. Вивчаючи генезу Валуєвського указу, він пише, що цей циркуляр "был реакцией на заметную активизацию как легальной, так и скрытой деятельности украинофилов, в которой явно прочитывались, пусть и отдаленные, сепаратистские планы" ("Укр. вопрос" в политике властей... С.111). Цієї ж думки дотримується І. Міхутіна (Укр. вопрос в России... С.24). Вона вважає, що не внутрішня логіка розвитку рухала український рух, а прямолінійно- репресивна політика царизму створювала "невольные стимулы перерождения этнографического украинофильства в националистическую идеологию украинства..." (С.46). І. Міхутіна також формулює важливу для російської історіографії думку про вузькість соціальної бази українства, його обмеженістю вузьким колом інтелігенції, яка в своїй діяльності займалась систематичними запозиченнями програм та методів діяльності польського національного руху (Укр. вопрос в России... С.47), тоді як більшість українського населення не виявляли особливого зацікавлення національною проблематикою.
Фактично російські історики не визнають за українцями наявність внутрішніх чинників розвитку націєтворення, і відверто віддають перевагу зовнішнім факторам, польським, німецьким, австрійським інтригам, а також недалекоглядності російської політики. Така позиція прослідковується в часто підкресленому вживанні слів Україна та українці в лапках, а І. Міхутіна досить часто замість них як синоніми вживає поняття "Малоросія" та "малороси". Такий підхід має своє продовження при вивченні подій 1917 – 1921рр. Якщо український рух був слабким і позбавленим масової соціальної підтримки, то як тоді пояснити феномен Української революції. Остання дифініція, яка широко вживається українською історіографією, повільно приживається на російському грунті. Тут знову ж таки не йдеться про самодостатність, а лише про один з фрагментів Російської революції.
Як це виглядає можна показати на прикладі захищеної в МДУ кандидатської дисертації Д. Бондаренка «Взаимоотношения Временного правительства и Украинской Центральной Рады». Історію виникнення Центральної Ради Д. Бондаренко виводить з нереалізованої амбіційності її лідерів-керівників М.Грушевського та В.Винниченка, німецьких інтриг, а не з логіки довготривалого розвитку українського національного руху, починаючи з ХІХ ст. Загалом складається враження, що Д.Я. Бондаренко не розуміє, що історичний процес являє собою єдність довго- середньо- та короткотривалих явищ, тому в дисертації годі шукати хоча б стислих пояснень, що таке Україна до 1917 р., характерних ознак розвитку українського національного руху, його ідеології, а ці обставини , як відомо, відіграли суттєву роль у взаєминах Центральної Ради та Тимчасового уряду. Очевидно , якби автор розібрався в передісторії питання, йому б не прийшло в голову твердити, що український рух у своїй генезі відставав від аналогічних молдавського і білоруського рухів, але в кінцевому випадку призвів до розпаду Росії. Бондаренко не приховує своєї упередженості. Формулюючи свої дослідницькі завдання, він зазначає, що «намерен выявить факторы противоречий между вышеназванными сторонами; пересмотреть их роль в разложении армии, сползании страны к хаосу, поражении России в войне и, что особенно важно, рассмотреть роль Украинской Центральной Рады в распаде России. Именно в распаде, а не федерализации, как пытается доказать украинская историография, начиная с М.С. Грушевского» (С.23-24).
Куди ж привели дисертанта в такий спосіб поставлені завдання? Тільки туди, куди могли привести. Заглянемо у висновки. Виявляється, якщо Тимчасовий уряд намагався зберегти територіальну цілісність держави, то Центральна Рада - «во-первых, под видом автономии создать независимое украинское государство, во-вторых, под видом требования федерации развалить Россию на массу квазигосударств». А далі ще краще. Українізацію армії, яка проводилась з санкції Тимчасового уряду, дисертант подає як виключно ініціативу і справу УЦР - «попытку создать собственную армию» -, яка «в период войны вела к подрыву боеспособности русской армии, моральному разложению частей, росту дезертирства» (с.194). Не більше й не менше. До цього часу навіть у російській історіографії вважалось, що головною деструктивною силою в Росії 1917 р. була партія більшовиків, за Бондаренком, першість переходить до УЦР. Бо тут не тільки українізація армії, але й страшні порушення прав людини. Для тих, хто не хоче ламати голову над проблемою, як громадсько-політична інституція могла порушувати права людини, процитую: «Тотальная украинизация административных органов и сферы образования провоцировала протесты со стороны русского населения Украины. А «концепция национально- персональной автономии» для неукраинцев была ничем иным как дискриминацией по национальному признаку, что Временное правительство не могло допустить» (с.195). Про тотальну українізацію адміністративних органів та системи освіти в1917 р. напевне не могли мріяти навіть ті, хто називав себе самостійниками, не те що помірковані центрорадівці. Безумовно, вищенаведений умовивід є персональним «внеском» Д. Бондаренка в історичну науку. Шкода, що він не замислився над правами мільйонів українців, які в Російській імперії змушені були звести свою власну мову до мови домашнього вжитку. Від Тимчасового уряду Україна одержала лише дозвіл на запровадження викладання українською мовою у початковій школі. Про яку тотальну українізацію адміністративних органів веде мову автор сказати важко, швидше за все, це результат вільного польоту його творчої фантазії.
Однак існує заключний акорд у висновках, який змушує одразу ж забути тільки що прочитане. Цитуємо: « В любом случае, деятельность Центральной Рады была объективно направлена на поражение России в войне и распад Российского государства …Поэтому единственно возможным решением данного вопроса был силовой вариант, а не поиск компромисса и переговоров, как это делало Временное правительство»(с.195-196). Як кажуть, коментарі зайві(щось подібне у серпні 1917 р. можна було прочитати у кадетській «Речи», яка закликала уряд застосувати до УЦР ті ж заходи, що і до фінляндського парламенту). Примітивізм і упередженість подібного способу думання очевидна, і вона не має нічого спільного з історичною наукою. Стає абсолютно зрозумілим, що при такому дискурсі розгляду проблеми немає жодного сенсу вивчати історіографію питання, розбиратися в плюралізмі думок українських істориків, шукати контраргументи на твердження тих з них, які говорять про обережність і поміркованість політики УЦР, її небажання до останнього (фактично до розв’язання більшовиками війни проти УНР) прощатися з федералістськими концепціями, вперте намагання всупереч діям тих же більшовиків зберегти обороноздатність армії (згадаймо переговори зі Ставкою, об’єднання Південно-Західного та Румунського фронтів у один Український фронт). У Д. Бондаренка Центральна Рада винна ab ovo фaктом свого виникнення. Виявляється, не мала вона законного права на існування в будь-якому випадку, а про визнане світом право націй на самовизначення дисертант, треба думати, ніколи не чув.
Ще один спосіб, за допомогою якого демонізується Центральна Рада – це протягування Д.Бондаренком думки про її закордонне фінансування. Він висловлюється за те, щоб зробити цю тему предметом спеціального дослідження. Змушений визнати брак необхідних джерел для цього, він кілька разів говорить то про німецькі гроші, то про американські. Німецькі виявилися грошима українців-солдат, які перебували у німецькому полоні, а американські –грошима української діаспори США, зібраними для підтримки галичан, полонених та переміщених з території Східної Галичини при відступі російської армії.
В праці А. Марчукова в главі про український рух в роки Першої світової та громадянської війни увага автора прикута до пошуку суб’єктивних та випадкових чинників, що призвели до посилення українського національного руху в 1917-1920 рр. Проте висновки є цілком прийнятними. Історик стверджує парадоксальність ситуації. Вона полягала в тому, що українська державність збереглася, але у формі Української Радянської Соціалістичної Республіки, яка, в свою чергу, хоч і була створена більшовиками, "но объективно украинская советская государственность...своим существованием была обязана деятельности национального движения, в борьбе с которым и для борьбы с которым УССР была создана и продолжала сохраняться после окончания Гражданской войны" (С.134).
Таким чином, зробимо стислі висновки. Російська україністика в останні роки розвивається швидкими темпами. Її доробок не може залишатися поза увагою української історіографії. Навіть більше, він уважно нею вивчається. Це вивчення показує, що бачення українських і російських істориків на одні і ті ж проблеми не є адекватними. Образи України, які вони моделюють, суттєво відрізняються. Російський образ України позбавлений логіки довготривалого внутрішнього етносоціального розвитку. Українство виступає як адепт сепаратизму, внутрішній детонатор розвалу імперії, а в радянські часи як породження більшовицької національної політики. Безумовно, що такий образ сьогодні не є сприйнятним для України. Але за сьогодні завжди приходить завтра, отже є надія, що системне обговорення українсько-російських стосунків рано чи пізно виведе наші історіографії на взаємоприйнятні візії.
М.В. Дмитриев:
Спасибо Владислав Федорович за очень интересный и характерный доклад. Какие будут вопросы?
А.В. Михайлюк:
Я хочу звернутися до Владислава Федоровича з таким питанням. Я посилаюся на Вашу статтю (Верстюк В. Українські фрагменти російської мозаїки про революцію //Український гуманітарний огляд. Вип. 3. К.: Критика, 2000), де написано: «поки українська історична наука шукала самоствердження на шляхах націо- та державотворення, російська продемонструвала куди більші потужності» (С. 108).