Geum.ru

Программа: И. В. Михутина, д и. н., Инслав ран. Украинское национальное движение и проблема формирования гражданского общества, вторая половина XIX начало XX вв

Вид материалаПрограмма

Содержание


Дискуссия по первой части докладов
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Дискуссия по первой части докладов

М.В. Дмитриев:

Я начну с такого вопроса. По Вашему ощущению, по знанию всей это среды, о которой Вы вели речь, прорусской, имперской, украино-русской, малорусской - было ли для этих людей противоречием сказать, подобно Лизогубу : «я украинец/малорус и русский одновременно» то есть: я русский в имперском смысле, а вовсе не в том смысле, что я – великорус, а в том смысле, что моя «русскость» не противоречит моей «украинскости»?

Р.Я. Пирог:

Конечно. Дело в том, что Лизогуб пробыл 15 лет главой полтавского земства и много сделал: строительство музея, памятник Котляревскому. Пришли Ефремов, Винниченко. Кто они такие? Где они были? Поэтому это была такая ментальная раздвоенность; уживалось то и другое.


В. Калашников (журналист, Москва):

Не так давно министр обороны Украины посетил Минск и вручил медаль в связи с 90-летнием украинской армии, и получил медаль в честь 16-летия белорусских вооруженных сил. Вопрос идет об этом периоде? И как украинские историки трактуют проблему о правопреемственности к этому времени?


Р.Я. Пирог:

Тут надо исходить из разных отношений к армии. Как Ленин, так и Грушевский с Винниченко считали вооруженный народ опорой режима. Ленин после Нарвы и Пскова понял, что нужны сильные войска, а украинские силы формировались позже. Скоропадский хотел армию, но немцы ему не разрешили. Только во время визита к императору гетману удалось чего-то достичь, но уже не было времени.


В.Ф, Верстюк:

Когда я определял этот Гетманат «малороссийским», я исходил из того факта, что Малороссия в 1918 г. была уже не нужна ни белым, ни украинцам. Поэтому Скоропадский остался такой трагической фигурой. Уточните, пожалуйста, что мы получим, если будем считать созданное гетманом образование украинско-русским государством?


Р.Я. Пирог:

Нет. Это определение не подходит к модели или форме, может быть только применено к сущностному культурному наполнению.


И.В. Михутина:

У меня вопрос ко всему присутствующему украинскому сообществу. Есть ли какое-то работы в направлении исследований действий Польской войсковой организации на Украине и в частности в период Гетманства?


Р.Я. Пирог:

У Рублева ничего нет? Есть материалы о польских легионах, которые формировались еще с 1917 г. Они принимали участие в пацификациях. А Польская военная организация, кажется, в это время ничем себя не проявила.


Доклад А.В. Шубина.

Нестор Махно между Украиной и Россией.

Уважаемые коллеги! Слушая интересное сообщение о Скоропадском, я поймал себя на мысли, что при всей политической противоположности Скоропадского и Махно они удивительно похожи в плане этнической неопределенности. Для Махно – это вообще положено, это фигура крайне нестандартная, можно сказать, символ нестандартности.

Нестор Махно не говорил по-украински, и тем не менее руководил массовым движением на территории современной Украины. Причем о том, что он не понимал литературный украинский язык, в своих мемуарах он пишет с вызовом и гордостью. Для нас этот факт достаточно любопытен, потому что Владислав Федорович мне напомнит, что родители Махно говорили по-украински, я в ответ напомню, откуда в эту часть Украины пришло население, с запада или севера. Но историк должен не проценты крови считать, а выяснить, что для людей того времени было важнее – этнос или нечто иное. Район Екатеринослава и южнее вплоть до Азовского моря не был ни украинским, ни русским, а смешанным. Мы модернизируем ситуацию, если пытаемся найти в этом месте нацию. Не было еще нации. Была другая историческая ситуация. Нация – это исторически обусловленное понятие, связанное с индустриальным стандартом, она исторически формируется вокруг этнического ядра, после чего государство распространяет избранный им этно-культурный стандарт на всю свою территорию. Потому что индустриальная экономика требует на данной территории того или иного стандарта языка.

На Украине конца XIX – начала ХХ века нации еще не было. Была борьба разных этно-культурных тенденций. Не было и определенной границы между этно-культурными ареалами.

Отсюда и неопределенность границ возникающего Украинского государства в 1917-1918 гг. Проходили ли  они по западной границе, по договоренности Центральной Рады и Временного правительства, или, согласно аппетитам украинской делегации в Бресте, располагались далеко к востоку от этой зоны - людей никто не спрашивал. Эти люди в качестве своего языка имели некий вариант русского, далекий от литературного стандарта, перемешанный с донскими, украинскими элементами. Обычно этих людей не терзал вопрос, русские ли они или украинцы. Их волновал другой конфликт – не этнический, а социальный. Даже конфликт между казаками и «хохлами» на Дону носил социальный характер. Тем более неуместно говорить о великороссийско-малороссийском этноконфликте и ясной этнической идентичности в Приазовье.

Даже если увеличить масштаб картины и взглянуть на Украину к востоку от линии фронта 1917 г., то мы увидим конфликт не между русскими и украинцами, а между социальным и национальным. Большинство людей на постановку национального вопроса смотрели с большим удивлением, так как их волновало совершенно другое. И  этот факт хорошо понимал Винниченко. С одной стороны нужно защититься от этого, скажем, густо красного (ведь в это время и Центральная рада была розовой)  потока. От этого потока нужно было отгородиться, против него сплотиться. Для этого годились национальные лозунги. В то же время, главными вопросами, волнующими широкие массы, были вопросы о земле, организации хозяйства, социальные формы. Об этом Махно думал в первую очередь; во вторую, может быть, как делить Украину и Россию, хотя периодически его заставляли обращаться к этой проблеме по политическим соображениям.

Мы можем сконцентрироваться на фигуре Махно персонально и посмотреть, о чем он думал. Но мне сейчас интересно другое. Как сказал мне В.С. Черномырдин, известный своим красноречием: Вы говорите, Махно был анархист. Но надо смотреть, кто был под Махно! И это верно.

Скоропадского и его команду могли насадить немцы, и украинский народ при этом не спрашивали. Но, что касается Махно, то он сидел на своевольном социальном скакуне, возвышался над взбаламученным, бурным потоком. Иными словами, человек, не пользующийся популярностью, оторванный  от настроений населения, не мог бы удержаться здесь и недели. При этом сама система, которая пестовалась Махно, постоянно проверяла его на соответствие его представлений настроениям масс. И это очень важно. Этот человек не говорил по-украински и демонстрировал населению, что его язык межнационального общения – русский (не литературный русский, разумеется, а своего рода суржик), и он был популярен - благодаря своим идеям, а не своей этнической принадлежности. В этом регионе живет перемешанное население; здесь бок о бок с русскими и украинцами живут евреи, греки, немцы, кто угодно. И они играют большую роль, в том числе и в политических событиях. Соответственно, если мы ставим в центр анализа социальные факторы, мы начинаем понимать, почему человек, равнодушный идеям украинской государственности, оказался так популярен и, отступая под действием превосходящих сил противника (район локален, он не опирается на государственную машину), он все равно возвращается сюда, как бумеранг. Здесь его почва.

Этот район этнически не замкнут. Само название населенного пункта – Гуляйполе, символично; это такое перекати-поле национальных и экономических отношений. Этот район рыночно развит, открыт в сторону моря, а не в сторону леса, здесь доминирует середняк, и у него под боков находится рассеянная по городкам промышленность. «Все свое» - и хлебушек, и помидорчики, и кирпич, и плуги местного производства.

Украинская держава, также формировавшаяся на полиэтничной территории, имела все основания втянуть этот регион в свое пространство, и как ни странно большевики поняли, что это выгодное для них решение. В Советском государстве скрепляющим его этническим элементом был советский человек, который почти не задумывается о своей энической идентичности. Для него важнее другие. Это – идеальный вариант для гражданско-культурной (а не этно-культурной) нации, каковой был Советский народ. Советский человек родился в огне революции 1917 г. (а в чем-то и раньше). Махно – советский человек.

Если Центральная Рада хочет иметь в своем составе регион за Днепром, у Черного и Азовского морей - получите. Он населен такими «советскими людьми», которые под красными флагами пойдут на Киев. Бессмысленно тогда говорить о  российско-украинской войне 1918 г., потому что в январских колоннах шли граждане той страны, которую получила Центральная рада. Это типичная гражданская война, война социальных сил и идей. Национальная идея оказывается конкретной идеей, как и конкретным  государственным устройством. Другая идея – советская, она вполне может взять на вооружение слово «украинский», но это слово будет вторичным.

Махно это тоже понял. Он протестует, когда в 1917 г. его попытались распределить в Россию; он против того, чтобы его вообще распределяли. Махно использует слово «украинская повстанческая армия», хотя там не только украинцы, и он демонстративно гордиться, что в его войсках не только украинцы. В чем его идеал, национальный замысел? Он – российский федералист? Или кто-то другой? Кто он? В 1917 г. он не хочет распределения в Россию, равным образом, как и в Украину. В 1918 г. в беседе с Лениным он постоянно употребляет слова «Юг России». Это старый традиционный термин, для украинских националистов он  является вызовом, а для Махно - нормой. В 1919 г. Махно говорит «Украинская повстанческая армия» и только тогда, когда ему надо было преобразовать его дивизию в армию и показать Советской власти кукиш.

Чтобы проиллюстрировать представление Махно о желательном «геополитическом» устройстве, я приведу архивное свидетельство, точно передающее дух времени. Август 1919 г. Махно поссорился с большевиками. Его теснят белые. Он гоним, скрывается в лесах и еще немного, его может постигнуть судьба Григорьева. Махно мог бы стать одним из экзотических героев Гражданской войны. Но он – не Григорьев. Он – носитель далеко идущей стратегии. Махно рассуждает об условиях своей победы. Он говорит, что мы когда-нибудь победим. Мы получим уголь Донбасса, нефть Баку, хлопок Средней Азии и тогда мы победим, потому что заработает экономика, единое хозяйство, мы удовлетворим все материальные интересы трудящихся.

Иными словами Махно мыслил в категориях глобальной стратегии. Тот, кто пересказывал речь Махно красным, использовал термин «завоюем». Мы знаем, что Махно, безусловно, понимал, что своей повстанческой армией он вряд ли завоюет всю Среднюю Азию.  Но в его голове – мировая революция. Трудящиеся «завоюют», «освободят» мир или хотя бы территорию бывшей Империи вместе с нами. Махно – федералист, но не украинский или российский, а советский федералист.

Поскольку мы постоянно должны помнить, «кто под Махно», то, можно предположить, что эти люди его поддерживали, об этом тоже думали. Мечтали не о державе, но о пространстве всемирных масштабов, которое не разделено национальными границами. Это были люди, которые не поддерживали большевиков, но были коммунистами и сторонниками власти Советов.  Махно выступал за Советы, но не за Совнарком. Почувствуйте разницу.

В революции 1917-1922 гг. мог победить проект, который социально окрашен, сутью которого является то или иное социальное устройство. Этническая форма не меняет дела. Когда лава Революции стала остывать, выкристаллизовываться,  то этнические формы стали прорастать через социальное содержание, вытеснять социальную составляющую и тем самым определять историю второй половины ХХ века.


Б.А. Безпалько:

Александр Владленович, правильно ли я понял, что концепция власти Махно, если ее обобщить и упростить, то она в чем-то сходна с концепцией народного кулацкого царя Ивана Солоневича? Он описывает подобный тип идеальной власти в своей книге «Народная монархия». Это тип крестьянской власти созданной для крестьян.


А.В. Шубин:

Нет, это совсем не так. Я не говорил о политической концепции Махно. Он и его окружение выступали за республику, а не какой-то вид монархии (тем более – кулацкой, так как Махно был настроен антикулацки). Махно подчеркивал, что лично он власти в районе не имеет. Это, конечно, было не вполне так; шла война и он был популярным лидером. Но мы говорим о концепции. Если Вы хотите аналогий, то можно сказать, что Махно – это президент с крайне ограниченными полномочиями. Концептуально он говорил, что власти не имеет, реально – он стоял во главе республики, где он пестовал органы самоуправления.

Слово «крестьянство», которое он ставит первым, говоря о своей социальной базе, ее не исчерпывает. Махно пестовал и рабочее движение. Кстати, сам Махно – хотя из крестьян, но не крестьянин, в анкете мог писать, что он рабочий; из завода он ушел в тюрьму, а затем стал профессиональным революционером. В 1917 г. Махно возглавлял профсоюз. Махновское движение носит крестьянско-рабочий характер и уж совсем не кулацкий.


А.В. Михайлюк:

Как Вы считаете, все-таки разделяли ли реально крестьяне, которые шли за Махно, его идеалы анархо-коммунизма, мировой революции, которые сам Махно не совсем понимал. Может быть, в этом разбиралось его окружение: Волин, Аршинов, а крестьяне участвовали в движении не из этих соображений?


А.В. Шубин:

Понимал ли Махно? Махно, конечно, понимал (на том уровне, на котором теорию понимает практик). То, что Махно «понимал не очень» – это большевистский миф. Что касается крестьянства, то тогда крестьяне вообще шли за чем-то простым в изложении. Что они знали точно? Что им предлагается? Они знали, что им не предлагается украинская держава или продразверстка, им предлагается земля, воля и т.н. вольные советы. Это - конкретные требования, которые отличают анархистский поток в революции от националистического и большевистского. Они знали, что такое вольные советы и за этим они шли. Соответственно, они понимали разницу между вольными советами и большевизмом. Таким образом, махновские лозунги, отличные от других, были понятны и доступны крестьянам, они не были «слепым орудием анархисткой интриги».


В.Ф. Верстюк:

Я хочу, чтобы Александр Владленович, прокомментировал две вещи. Вчера делили Гоголя, сегодня мы делим Махно. И это абсолютно очевидно потому, что никакие его социальные идеи никого не волнуют, они никому не нужны. Но за Махно идет борьба и в историографии прослеживается абсолютно четко. Мой вопрос по фактам. 6 августа 1917 г. Временное правительство обкорнало Украину до 5 губерний и это вызвало протесты у губерний, которые не попали под юрисдикцию Генерального Секретариата. Эти письма мешками лежат в ГАРФе, в фонде Временного правительства. Одно из этих писем – это письмо схода Гуляйполя, осудившее Временное правительство и одобрившее деятельность Центральной Рады. Это письмо было подписано Махно. Прокомментируйте, пожалуйста. Второй факт. Жена Махно – учительница украинского языка и литературы. На каком языке общались эти люди в семейной жизни? Третий факт. В 1920-21 гг. рейды Махно проходят по Полтавщине, у него есть базы. Каким образом человек без национального самосознания находил общий язык с крестьянами Полтавщины?


А.В. Шубин:

Я могу отвечать коротко, поскольку я на эти вопросы уже ответил в докладе. Начну с конца. Раз человек, не демонстрирующий национального самосознания так хорошо находил общий язык с крестьянами на Полтавщине, значит и для них национальное самосознание было вторично по сравнению с социальными вопросами. Этот пример прекрасно иллюстрирует то, что я говорил. Кого-то прежде всего волновал национальный вопрос, и эти люди за Махно не пошли.

Про 1917 г. я тоже говорил. Махно выступал против того, чтобы его распределяли. Соответственно, когда его распределило Временное правительство, он противостоял Временному правительству, но когда его попыталась распределить Центральная Рада, что он ей отвечал? И здесь не одно решение схода, а целая история борьбы, в том числе - вооруженной.

Кстати, Владислав Федорович, Вы отстали от научной и общественной жизни, когда говорите, что эти идеи никому не нужны. Я, хотя не разделяю эти идеи, должен признать, что сейчас во множестве защищаются диссертации по анархизму, и люди, которые их защищают – это не маргиналы, а часть научной элиты, и они разделяют эти идеи. Литература по анархизму расходится «со свистом». Эти идеи не умерли, они на подъеме. Об антиглобалистах я уже не говорю. Может быть, некоторые считают, что это позавчерашний день, но для многих – это будущее. Насчет жены Махно, то, конечно, они общались по-русски.

И главное. Вот, Вы сказали, что мы вы делили Гоголя, а теперь делите Махно. А я как раз призываю не делить Махно между нациями. Он национально неделим.

П.Г. Жовниренко:

Скажите, пожалуйста, могло ли быть движение на подобие махновского, с лидером не тоталитарного склада, в России, которое бы продержалось долгое время со своей организацией и внутренней структурой?

А.В. Шубин:

Да, существовало движение во главе с Тряпицыным на Дальнем Востоке в 1919-1920 гг., движение Рогова-Новоселова в Сибири. Это были массовые движения во главе с анархистом (или с сильным влиянием анархистов), действовавшие под красными и черными знаменами. В самой Центральной России, где был жесткий контроль коммунистов, анархистов было меньше, но они тоже действовали.

В.И. Марочко:

У меня конкретный вопрос. Историк должен придерживаться конкретики. Вчера было достаточно много абстракций, в которых я ничего не понимаю. Действительно ли Махно рассчитывал на хлопок из Азии, уголь Донбасса, нефть Баку? Если он рассчитывал, то это такой маленький фюрер. Хлопок моим полесским крестьянам был в это время абсолютно не нужен.

А.В. Шубин:

Он – конечно, вождь (перевожу Вас с немецкого), но я не знаю, как замерить величину вождя. Рост, действительно, был не большой.

Что касается хлопка, то вся Гражданская война – это сплошная борьба за мануфактуру. Гуляйполе посылало в Петроград вагоны с продовольствием, чтобы получить переработанный хлопок. Наверное, где-то в отсталых районах были крестьяне, обходившиеся натуральным хозяйствам, но большинству крестьян нужен был хлопок, да еще переработанный с помощью угля Донбасса и нефти Баку.

Махновцы верили в мировую революцию, и специально для Вас повторю - Махно, конечно, не надеялся лично завоевать Азию, но он верил, что Азия будет частью его страны.


М.В. Дмитриев:

Переходим к докладу Е.Ю. Борисенок. Пожалуйста, Елена Юрьевна.


Доклад Е.Ю. Борисенок:

ЦК ВКП (б) и украинское партийное руководство, середина 1920-х - середина 1930-х годов.

Я хотела бы остановиться на взаимоотношениях между центральным союзным и украинским республиканским руководствами в середине 20-30 гг. Взаимоотношения между центральным (союзным) и украинским республиканским руководством в середине 1920-х – середине 1930-х годов складывались в условиях формирования и развития советской политической системы, для которой было характерно, в числе прочих параметров, сочетание высокого уровня централизации власти и национального принципа в построении государства. Для советского периода была характерна особая практика элитообразования: сочетание номенклатурного принципа с его жесткой регламентацией карьерного продвижения, последовательностью иерархических ступеней и т.п., с национальным подходом к подбору партийных и советских кадров. Это особенно отчетливо проявилось уже к 1923 году, в решениях XII съезда партии. Именно на этом партийном форуме была закреплена как практика номенклатурного назначения в противовес выборности в специальной резолюции «По организационному вопросу». На съезде было принято решение о расширении полномочий Учетно-распределительного отдела ЦК, занимавшимся вопросами назначения и перемещения руководящих работников. Этому отделу, говорилось в резолюции, надлежало сыграть важную роль в «правильном распределении сил», дабы обеспечить за партией действительное руководство во всех без исключения областях управления. В результате предпринятых ЦК в 1923-1924 гг. усилий, под контролем Учраспредотдела оказались почти все административно-управленческие кадры, начиная с предприятий и кончая центральными ведомствами.

Заявление И.В. Сталина на XII съезде о необходимости создания четой системы в кадровом вопросе (чтобы «на известные посты ставились люди, способные понять наши директивы, способные провести их честно») было подкреплено важнейшим решением по национальному вопросу. Съезд провозгласил так называемую коренизацию партийного и советского аппарата в республиках, т.е. указал на необходимость привлечения на руководящие должности представителей «коренной национальности». Курс на коренизацию (применительно к Украине – украинизацию) сыграл важную роль в становлении в республиках советской национальной элиты, включавшей как партийных функционеров и управленцев, так и представителей научной и творческой интеллигенции.

В условиях коренизации национальная принадлежность стала одним из условий успешной карьеры. Изменилась мотивация использования национального языка: если раньше она носила в основном культурный характер, то теперь присутствовал и политический аспект. Чтобы занять определенную должность или положение, следовало знать национальный язык, а еще лучше, быть «представителем коренной национальности». Все это приводило к тому, что формирование низшего и среднего звена республиканского аппарата управления фактически приобрело национальный характер.

На Украине основы для формирования республиканской партийно-советской элиты были заложены в 1925-1928 гг., т.е. в период, когда украинскую парторганизацию возглавлял Л.М. Каганович. Сменив на посту Э.И. Квиринга, уделявшего мало внимания украинизации, Каганович весьма активно взялся за претворение в жизнь решений партии по национальному вопросу. При этом следует помнить, что, будучи верным сторонником Сталина, Каганович способствовал расширению на Украине рядов верных приверженцев генсека. Делалось это двумя способами: нейтрализацией сторонников Троцкого, Зиновьева и Каменева, с одной стороны, и активным выдвижением на руководящие должности новых украинских кадров, с другой. Так, с трибуны объединенного пленума ЦК и ЦКК 9 апреля 1928 г. Лазарь Моисеевич заявил: «Мы к делу подбора людей, к делу подбора работников в значительной мере подходили под политическим углом зрения, обеспечивающим единство партии, обеспечивающим правильную политическую линию». Действительно, низовой партийный аппарат при Кагановиче значительно обновился. Так, если в 1926 г. среди секретарей окружных партийных комитетов было только 26 % украинцев, то в 1927 г. их было уже 46 %, а в 1928 г. - 55 %; среди секретарей районных партийных комитетов в 1927 г. было 48 % украинцев, а через год - уже 60 %. Если накануне официального принятия курса на коренизацию доля украинцев среди служащих составляла лишь 35 %, а государственный аппарат функционировал исключительно по-русски, то в 1926 г. – уже 54 % государственных служащих были украинцами.

Республиканская советская элита, формируемая большевиками, включала в себя, помимо партийных и советских функционеров, также и советскую интеллигенцию. В данной связи следует также добавить, что большевистская программа по национальному вопросу предусматривала развитие национальных языков и культуры, что, в свою очередь, требовало большого количества специалистов. Коренизация, по замыслу ее творцов, должна была способствовать росту национального, но при этом непременно советского образованного слоя. В 1920-х годах специалистов, знающий украинский язык, не хватало, и поэтому использовались старые кадры, доказавшие свое лояльное отношение к новой власти, так и воспитывать новое поколение украинских ученых, писателей, художников и т.д. В УССР привлекались выходцы из Галиции, причем их количество было довольно существенным. В одном из писем М.С. Грушевский писал, что в УССР из Галиции переехало около 50 тыс. человек, некоторые с женами и семьями, молодые люди, мужчины. Много галичан работало в аппарате Наркомпроса Украины. Немало их было и среди писателей, художников, артистов. Активно работал Союз революционных писателей «Западная Украина», объединивший около 50 литераторов и художников, выходцев из этого региона.

Постепенно вырастало и новое поколение. Уже по данным переписи 1926 г. национальный состав интеллигенции Украины распределялся следующим образом: Среди работников культуры и просвещения украинцы составили 69,2 %, среди работников суда, прокуратуры и адвокатуры – 43,6 %, среди технических специалистов – 47, 6 %. В медицине 56,7 % составляли евреи. Доля же русских нигде не составила и половины общей численности интеллигенции. Больше всего их было среди технических специалистов (35,1 %) и художников (30,2 %). В то же время среди руководителей в промышленности места среди русских, украинцев и евреев распределились почти поровну и составляли соответственно 31,5, 30, 7 и 25,8 %. Среди руководящего состава в сельском хозяйстве преобладали со значительным отрывом украинцы – 62,3 % (русские составили 15,8 %, евреи – 9,6 %).

Конечно, нарождающаяся этническая республиканская элита вообще, и украинская партийно-советская бюрократия в частности, была объективно заинтересована в укреплении украинской государственности, поскольку это соответствовало ее личным интересам. Наметилось определенное противоречие между интересами союзного и республиканского руководства. На Украине союзное руководство ориентировалось на централизаторские методы управления, вторые – на бóльшую самостоятельность Украины, на расширение ее прав в союзном государстве.

Настроения последних выразил глава украинского Наркомпроса (1924-1927 гг.) А.Я. Шумский. Шумский считал, что генеральный секретарь КП(б)У уделяет этому вопросу незаслуженно мало внимания, придает украинизации формальный характер. Шумский считал необходимым украинизировать пролетариат в целях «смычки» его с крестьянством и нейтрализации воздействия на эти массы «буржуазной интеллигенции». Кроме того, Шумский считал явно недостаточными темпы украинизации партии, обращая внимание прежде всего на низкую численность украинцев в партии. Исправить положение Шумский предлагал с помощью кадровых перестановок. Он считал необходимым заменить главу украинских коммунистов, назначив вместо Кагановича В.Я. Чубаря.

Впрочем, преувеличивать децентрализаторские тенденции среди украинского партийно-советского руководства не стоит: речь об отделении Украины от Союза ССР не шла, подобная идея не находила поддержки ни среди партийной элиты, ни среди широких слоев населения. В качестве примера можно привести взгляды украинского экономиста М.С. Волобуева. Волобуев был недоволен положением Украины в составе СССР и поднимал вопрос о целостности украинского национально-хозяйственного пространства и о характере руководства промышленностью УССР. Волобуев считал, что следует раз и навсегда признать целостность украинского национально-хозяйственного пространства. Рассматривать экономику Союза как единое целое, без деления на отдельные национальные народнохозяйственные комплексы неверно, поскольку в будущем, когда победит мировая революция, национально-хозяйственные комплексы войдут в состав мирового хозяйства в соответствии с мировым разделением труда. Волобуев, таким образом, поднимал вопрос о положении Украины в Советском Союзе и его можно было бы упрекнуть в попытке конфедерализации Союза ССР, а не в его развале.

Украинская партийно-советская элита, хотя и делала попытки расширить свои полномочия, однако действовала в рамках советской системы. Требуя расширения прав Украины, она не противопоставляла себя Советскому Союзу. Вряд ли есть основания говорить о конфликтности взаимоотношений союзного и республиканского руководства, поскольку предметом спора было распределение ресурсов, фондов, кадров. Украинские руководители были заинтересованы в увеличении капиталовложений, тогда как центр выступал за минимальные объемы капиталовложений при максимальных темпах производства.

Сходные процессы шли и в среде украинской интеллигенции. Прямая директивная правительственная поддержка национального языка, литературы привела к тому, что украинский язык стали проникать в те области, в которых ранее доминирующее положение занимал русский. Украинская интеллигенция, используя предоставленные ей большевистским коренизационным курсом возможности, стремилась к укреплению собственных позиций, вытеснению «конкурента» - русской интеллигенции – и ускорению темпов украинизации. Начались всевозможные дискуссии, обсуждавшие пути развития украинской культуры. Ярким примером может служить литературная дискуссия 1925-1928 гг., в ходе которой новая культурная украинская элита, взращиваемая большевиками, пыталась определить свое место в едином культурном советском пространстве и свое место в мире. Н. Хвылевой, один из самых активных участников дискуссии, был убежден, что украинской литературе не следовало ориентироваться на русскую литературу, которая не только «тяготела» над украинской «в веках», но к тому же в условиях НЭПа стала синонимом мещанства. Однако Хвылевой отнюдь не ставил знак равенства между русской революцией и русской культурой. Он подчеркивал, что советская власть сделала для Украины столько, сколько ни одна власть на свете. Речь у Хвылевого шла о недооценке роли украинской интеллигенции, а между тем украинской культуре, по его мнению, суждено великое будущее в деле пробуждения западноевропейского пролетариата для грядущей мировой революции.

Сталинская позиция в отношении украинской элиты обуславливалась его установками на укрепление жесткой вертикали власти, абсолютном подчинении региональных структур центру в сложных экономических и внешнеполитических условиях: разруха после гражданской войны, падение производства, территориальные и демографические потери, дефицит ресурсов, внешнеполитическая изоляция.

На претензии Шумского Сталин отреагировал письмом «Л.М. Кагановичу и другим членам политбюро ЦК КП(б)У» (26 апреля 1926 года). Сталин подверг резкой критике его позицию, особенно требование украинизировать пролетариат, поскольку это противоречило принципу свободного развития национальностей. Сталин предупреждал членов политбюро ЦК КП(б)У, что увлекаться украинизацией нельзя и что она должна носить большевистский, советский характер и указывал на опасность националистических крайностей, имея в виду творчество Хвылевого. Вскоре, в июне 1926 г., состоялся пленум ЦК КП(б)У, на котором Каганович особо подчеркнул приоритет классового принципа. Хотя «Украина должна служить образцом и примером разрешения пролетариатом проблемы национального освобождения угнетенных масс», тем не менее «основной нашей задачей является строительство социализма и укрепление диктатуры рабочего класса...». Позиция Шумского подверглась ожесточенной критике.

Однако вышеуказанное письмо Сталина отнюдь не означало, что украинизация закончилась. О необходимости ее проведения по-прежнему говорилось на всех партийных форумах. Во второй половине 1920-х гг. украинизационная политика связана с именем Н.А. Скрыпника, возглавлявшего с 1927 г. Наркомпрос Украины. Нарком просвещения считал развитие украинской культуры важным элементом построения социалистического общества. При этом Скрыпник не сомневался в опасности противопоставления Украины остальному Советскому Союзу. Критикуя позиции Хвылевого, Шумского и Волобуева, он указывал, что коммунист не должен противопоставлять интересы СССР и интересы УССР.

В борьбе республиканских и союзных интересов верх вполне закономерно взяло сталинское руководство. Оно сумело полностью подчинить себе все процессы внутри КП(б)У и советских структур УССР, применяя при этом весьма жесткие меры воздействия. Впрочем, репрессивная политика не носила избирательный характер и не была направлена лишь на носителей «националистического уклона». В этом плане перед Кремлем были все равны – украинцы и русские, рабочие и «спецы», крестьяне и представители творческой интеллигенции. Не избежали репрессий конца 1930-х гг. и партийные вожди Украины, внесшие решающий вклад в свертывание украинизации – П.П. Постышев и С.В. Косиор.

Культурная и социально-экономическая составляющая большевистской политики по национальному вопросу была направлена, в конечном счете, на формирование советской украинской элиты. Обеспечив путем коренизации устойчивые условия для ее развития, на рубеже 1920-1930-х годов сталинское руководство приступило к ликвидации ставших ненужными буржуазных - «социально-чуждых» элементов.

Появление нового – советского поколения украинской интеллигенции привело к тому, что отпала необходимость использования старой украинской интеллигенции. В стране были «раскрыты» ряд дел о вредительстве «спецов» и антисоветских буржуазных партий, направленных против остатков дореволюционной интеллигенции – прежде всего технической и научной. Стоит вспомнить «Шахтинское дело», распространившееся и на украинскую часть Донбасса, раскрытие «Союза освобождения Украины» 1929 года (по этому делу приговоры были вынесены 45-ти представителям украинской интеллигенции, в том числе академику Ефремову). В 1930-е годы процесс ликвидации старой, «буржуазной», интеллигенции, дополнился процессом унификации системы управления наукой и культурой в соответствии с «принципами социалистического строительства и потребностями трудящихся масс»: унификации всех ступеней образования в СССР, Академии Наук СССР и союзных республик, системы творческих союзов и т.п.

Следующий удар был направлен на местное партийно-советское руководство. Сталин был заинтересован в установлении жесткой вертикали власти и создание такое же вертикали послушных исполнителей, между тем местные украинские чиновники проявили, по выражению «преступно-легкомысленное отношение к делу», не выполнив спущенный сверху хлебозаготовительный план 1931-1932 гг. Более того, возмущался Сталин, в двух областях Украины около 50-ти райкомов высказались против плана хлебозаготовок, признав его нереальным. Сталин решил «исправить ситуацию», примерно наказав виновных. Виновными же были названы проникнувшие в руководство колхозов и совхозов, партийные ряды, руководство различного рода организациями «петлюровские элементы», причем проникли они туда в результате неправильного проведения украинизации. «Неправильное проведение украинизации» в данном случае было упомянуто не случайно. Сталин рассматривал ситуацию 1932 г. как проявление децентрализаторской тенденции, с которой следовало бороться.

Сталинское руководство, стремившееся к построению жесткой вертикали власти, приступило к развертыванию широкой кампании против националистических элементов, проникших в партийные, государственные органы, научные и культурные учреждения вследствие недостатков украинизации. Следует подчеркнуть, что, применительно к 1930-м годам следует говорить о победе не русификаторских, а централизаторских тенденций, и уже в данном ракурсе рассматривать всевозможные «чистки» и «репрессии».

Русский же язык в условиях централизации становился языком межнационального общения, что объективно соответствовало интересам СССР. В данном плане не стоит удивляться введению с 1 сентября 1938 г. русского языка как предмета преподавания во всех нерусских школах Украины. Нельзя однозначно утверждать, что централизация угрожала существованию украинской идентичности. Напротив, закрепляя достигнутые в процессе коренизации успехи, центральное руководство ввело с 1935 г. новую форму учета номенклатурных кадров в аппарате ЦК ВКП(б) с графой «национальность». Сведения о национальности учитывались во всех областях жизни. Графа «национальность» присутствовала в паспорте гражданина СССР, причем с 1938 года в паспорте и других официальных документах национальность указывалась в соответствии с национальностью одного из родителей.

Рассматривая позицию украинского руководства в середине 20-х – середине 30-х гг., следует подчеркнуть, что формирующаяся благодаря национальной политике большевиков республиканская элита не просто была советской, но формировалась как составная часть советской элиты вообще. К тому же к началу 1930-х годов украинские коммунисты шли в фарватере сталинского руководства. Вероятность превращения руководства УССР из красного в желто-синее в указанный период была ничтожно мала. Речь об отделении Украины от Союза ССР не шла, подобная идея не находила поддержки ни среди партийной элиты, ни среди широких слоев населения. Конечно, Сталин заявлял о возможном влиянии Польши на советскую Украину и особенно пограничные области. Однако Сталин отнюдь не желал «перебить» всех украинцев из-за возможной польской угрозы (верить Хрущеву в этом отношении никак нельзя), а наоборот, как раз разворачивал украинизацию с целью оказать давление на украинское население Польши, продемонстрировав решение национального вопроса в СССР. Недаром коренизационный курс был объявлен весной 1923 года, когда Совет Послов Антанты признал юридические права Польши на Восточную Галицию. Украинизация отвечала геополитическим интересам СССР, поскольку создавала притягательный образ для западных украинцев, утративших надежды на создание в Восточной Галиции независимого государства.

В конечном итоге, сталинская политика способствовала становлению украинской советской элиты путем образования слоя советской интеллигенции и партийно-советской бюрократии, что существенно изменили облик Украины. Путем умелой кадровой политики сталинскому руководству удалось сформировать лояльную верховной власти и безупречную, с точки зрения исполнительской дисциплины, номенклатуру. Старая же украинская интеллигенция была фактически заменена новой, воспитанной при советской власти и в целом преданной идеям социализма. Выработка внутри- и внешнеполитического курса было монополизировано центральной властью, тогда как прерогативой подчиненной высшему партийному центру партийно-советской структуры было исполнение принятых решений и осуществление административно-хозяйственных функций. Номенклатурный принцип назначения руководящих кадров и применение жестоких репрессивных мер в отношении инакомыслящих препятствовали сплочению республиканской элиты, обеспечивая сталинскому руководству эффективный контроль за состоянием дел на местах.


М.В. Дмитриев:

Я позволю себе первым задать вопрос. Небольшая преамбула к моему вопросу. Как выявили дискуссии, которые мы организовали на Историческом факультете МГУ в декабре 2007 г. в связи с темой голодомора 1932-1933 гг. на Украине, одним из главных вопросов в связи анализом страшных событий 1932-1933 гг. является вопрос о страхе московского руководства перед украинским национальным движением, перед опасностью того, что украинское сообщество станет политической нацией и потребует отделения от СССР. В связи с этим и мой вопрос к Вам, Елена Юрьевна: материалы, которые Вы изучаете, позволяют ли утверждать, что союзное руководство боялось того, что украинская нация сложилась как политическая нация, что у нее появились политические лидеры, ведущие дело к отделению от России и именно из-за этого предприняло такой превентивный удар в виде голодомора?


Е.Ю. Борисенок:

Голодомор не следует рассматривать как удар по украинской нации. Это был удар по крестьянству вообще, не только украинскому. Напротив, сталинское руководство при помощи политики коренизации создавало украинскую советскую интеллигенцию, украинское советское крестьянство и рабочий класс. Одновременно «выдавливались» вредные, по мнению большевиков, элементы.


В.И. Марочко:

Я знаком с работами Елены Юрьевны и как говорили в советское время, положительно оцениваю. В них есть структура, объективный анализ. И мне они нравятся. И вот мой вопрос. Что Вы думаете по вопросу фабрикации статьи Волубуева «К вопросу о национальной экономике» 1928 г.? В украинской историографии принято мнение, на основании переписки Сталина и Кагановича, что – это откровенная фабрикация.


Е.Ю. Борисенок:

Такая точка зрения существует, есть много аргументов в ее пользу. Но, тем не менее, эта статья появилась, что является свидетельством, что подобные настроения имели место быть.


Б.А. Безпалько:

Вы упоминали, что советское руководство создавало нацию под себя. Следует ли воспринимать те события, которые были в 20-30- ее гг. как конфликт двух национальных проектов: советский украинский проект versus несоветский украинский проект?


Е.Ю. Борисенок:

На территории Украинской ССР доминировал советский украинский проект. Сталинское руководство с помощью политики коренизации фактически осуществляло свой план нациообразования, контролируя таким способом все процессы в украинском обществе.


А.В. Михайлюк:

Каковы побудительные мотивы, что подтолкнуло большевиков к проведению коренизации вообще и не только украинизации? Это ведь была общесоюзная политика. Большевики понимали опасность национального вопроса, но все-таки на него пошли. Как Вы это понимаете?


Е.Ю. Борисенок:

Большевики изначально объявили себя сторонниками права нации на самоопределение и не отказывались от этого лозунга. Второй аспект – это вера в мировую революцию, и третий – это внешнеполитическая обстановка, советско-польские отношения и вопрос о границах с Польшей.


К.С. Дроздов (аспирант ФГУ МГУ):

Елена Юрьевна, можно ли на Ваш взгляд, вслед за Дашкевичем говорить о национальной реформе, как можно говорить о военной и финансовой реформах? В 6 номере «Украинского исторического журнала» за 2007 г. С.В. Кульчицкий в своей статье сделал вывод, что общим знаменателем для украинизации национального и советского типа была дерусификация. Согласны ли Вы с этим выводом?


Е.Ю. Борисенок:

На мой взгляд, политику коренизации надо рассматривать как сознательную практику нациостроительства. Сводить всю политику коренизации к дерусификации вряд ли возможно.


М.В. Дмитриев:

У меня возник маленький вопрос для прояснения Вашей позицию. Можем ли мы понимать то, что Вы сказали, в том же ключе, в каком Александр Владленович говорил о Махно, а именно: «советсткость» по своей логике отрицает национальность в нашем привычном смысле слова? Присутствует ли эта логика в тех ситуациях, которые Вы изучаете, и может ли она стать ключом к пониманию политики советского руководства в разных регионах СССР?


Е.Ю. Борисенок:

Логика «советскости», безусловно, присутствовала. Они строили украинскую советскую нацию, им была нужна Советская Украина как пример для дальнейшего развития революции. Нужен хороший пример, на который можно положиться.

К. Федевич:

Какая роль, по Вашему мнению, в политических чистках украинского партийного аппарата и в уничтожении галицийской эмиграции в УССР в 30- е гг. сыграли события в 1935 г. в Польше, в частности создание Украинско-Польского политического Союза? Я приведу конкретный пример. Если отслеживать публикации официального органа КП(б)У «Бiльшовик Украiнi», где весьма тщательно отслеживалась ситуация в Восточной Украине, в частности печатались статьи, освещающие политическую программу ОУН и были позитивные оценки украинских националистов, но самое интересное, что в августе-сентябре 35 г. все публикации о ситуации на украинских землях в Польше прекратились. Если до этого «Бiльшовик Украiнi» вступал в дискуссию с польскими украинцами и с поляками, то после этого все прекратилось. Какую роль играл внешнеполитический фактор в чистках на Украине 35-36 гг.


Е.Ю. Борисенок:

Внешнеполитический фактор играл значительную роль. На Польшу, на украинские земли в составе Польши большевики обращали самое пристальное внимание. Неслучайно, что первые законы о украинизации принимаются в 23 г. после принятия известного решения о западноукраинских землях. Польский фактор в этом аспекте, вероятно, сыграл решающую роль. Во всех внутренних записках украинского партийного руководства часто делались пометы о том, что необходимо остановиться на одной мысли: не допустить, чтобы «петлюровщина» захватила на Украине инициативу. А один из ее очагов - это Западная Украина. При этом тут надо подчеркнуть, что под «петлюровщиной» большевики называли все украинство, которые было несоветским.


М.В. Дмитриев:

Мы открываем дискуссию по трем докладам: Р.Я. Пирига, А.В. Шубина и Е.Ю. Борисенок.