Лазарев в. Н. Русская иконопись от истоков до начала XVI века

Вид материалаДокументы
[Глава VI] Московская школа
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   56


[Глава VI] Московская школа

[VI.4. Связи с Константинополем]


Связи Москвы с Константинополем были весьма оживленными в XIV столетии. Проводниками греческих влияний и насадителями греческого языка были прежде всего митрополиты и епископы греческого происхождения. В Москве существовала греческая колония, имевшая свой монастырь с церковью св. Николая. Рассадником византийского просвещения был московский Богоявленский монастырь, из которого вышло немало образованных людей, в том числе будущий митрополит Алексей и брат Сергия Радонежского Стефан, являвшийся духовником московского князя Симеона Гордого. Игумен Симонова монастыря Феодор неоднократно посещал Константинополь, который в глазах русских людей всегда обладал огромной притягательной силой. Недаром они так охотно ездили в Царьград, где не только знакомились с его святынями, но и прочно оседали. Так, например, поступил игумен серпуховского Высоцкого монастыря Афанасий, который купил в Константинополе келью и скончался на чужбине.

В свете всех этих фактов становится понятным приглашение митрополитом Феогностом, уроженцем Константинополя, греческих писцов. Строившиеся в Москве каменные храмы нуждались в росписях, и митрополит воспользовался этим как удобным поводом для вызова из Царьграда греческих мастеров. Последние призваны были показать москвичам все тонкости византийской живописи. 166 Никоновская летопись под 6852 (1344) годом. — [Полн. собр. русских летописей, т. X. Спб., 1885, с. 216]. 167 Там же. 168 Никоновская летопись под 6853 (1345) годом. — [Там же].

Московские летописи подробно освещают эпизод с приездом греческих писцов. В 1344 году Феогност поручил им расписать свой митрополичий храм — церковь Пречистой Богородицы 166. Работа была закончена в течение одного лета. Вряд ли можно сомневаться в том, что здесь подвизались константинопольские мастера, выступавшие пропагандистами нового «палеологовского» стиля, влияние которого еще не дает о себе знать в ранней группе московских икон. Одновременно с греческими художниками в Москве работали и «русские иконники», расписавшие придворный Архангельский собор 167. Дружина русских живописцев возглавлялась Захарией, Дионисием, Иосифом и Николаем. В следующем, 1345 году в летописи уже нет речи о дружине Захарии и его сотоварищей 168. Зато упоминается новая группа художников, руководимая Гоитаном, Семеном и Иваном. Их летописец очень точно определяет: «русские родом, но греческие ученики». Они расписали монастырскую церковь Спаса на Бору, законченную в 1346 году. Все эти летописные известия воссоздают интересную картину художественной жизни Москвы 40-х годов XIV века. Оказывается, храмы расписывались и заезжими греческими мастерами, и их выучениками, и русскими художниками. Примечательно, что летописец очень четко дифференцирует эти три группы живописцев. Вероятно, такая же расстановка творческих сил наблюдалась и в области станковой живописи, что легко объясняет наличие разных направлений в иконописи, как отсталых, отмеченных печатью неприкрытого архаизма, так и передовых, тяготевших к развитым формам зрелого палеологовского искусства. 169 См.: Жидков Г. В. Московская живопись середины XIV века. М., 1928.

До нас дошло несколько произведений московской станковой живописи, могущих пролить свет на деятельность Гоитана и его сотоварищей, иначе говоря, на деятельность «русских родом, но греческих учеников» 169. Это «Спас Ярое Око», «Борис и Глеб» и еще полностью не расчищенная «Троица». Все три вещи происходят из Успенского собора Московского Кремля и дают представление о том направлении в московской живописи, которое зародилось в 40-х годах и которое, несомненно, находило поддержку в великокняжеских кругах, чьи экономические и политические позиции крепли с каждым годом. Эти круги жадно тянулись к византийской культуре, стремясь окружить свою власть ореолом «ромейского» блеска и тем самым подчеркнуть свое превосходство над другими удельными князьями.  

Илл. 87


Икона «Спас Ярое Око» (илл. 87) выдержана в темной, драматичной гамме, навеянной византийской палитрой. В смелом асимметричном очерке головы, в живописной трактовке лица при помощи сочных бликов и отметок, в светлом голубом цвете хитона уже чувствуются новые веяния. Но, с другой стороны, формы носят еще несколько грузный характер, а выражение лица не менее сурово, чем на иконах XII века. Глубокие морщины на лбу и резко обозначенные складки кожи на шее необычны для чисто византийских икон, выполненных в более гладкой манере. Здесь же эти динамичные линии придают образу большую внутреннюю напряженность. Недаром икона заслужила прозвище «Спас Ярое Око». 170 Памятники древнерусской литературы. Вып. 2. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Приготовил к печати Д. И. Абрамович. Пг., 1916, с. 49. 

Илл. 88




Илл. 89-1




Илл. 89-2


Немало от византийской палитры перешло и в икону Бориса и Глеба, ныне хранящуюся в Третьяковской галерее (илл. 88). Эта великолепная вещь принадлежит руке первоклассного мастера, сделавшего из знакомства с византийской живописью XIV векa далеко идущие выводы, не утратив при этом своей индивидуальности. Икона имеет необычно вытянутую форму (вероятно, она была настолпным образом). Святые изображены в виде воинов, в руках они держат копья. Борис и Глеб как бы отправляются в поход, собираясь оказать помощь московскому князю в его ратных делах. Такая трактовка иконы находит себе подтверждение в тех словах, с которыми составитель жития Бориса и Глеба обращается к обоим святым: «Вы... нам оружие, земли Русской забрало и утверждение, и меч обоюдоострый» 170. Борис и Глеб восседают на вороном и гнедом конях, ритмично идущих в ногу. Кони не столько ступают по выступам скал, сколько парят над ними. Художник как будто хотел передать чудесный полет обоих всадников над землей, точнее говоря, над той пропастью, которая отделяет одну горку от другой. Стройные фигуры, превосходно вписанные в прямоугольник доски, фланкированы горками, заполняющими боковые просветы и тем самым придающими композиции большую устойчивость. Полуфигуру Христа в верхнем правом углу художник умело уравновесил слегка наклоненными влево копьями. С тонким вкусом он подобрал цвета одежд обоих всадников; стального оттенка кафтан и розовато-красный плащ Бориса, розовато-вишневый кафтан и изумрудно-зеленый плащ Глеба.

Отголоски деятельности в Москве греческих мастеров дают о себе знать и в большой иконе Троицы (илл. 89-1). Эта монументальная икона обнаруживает при всей статичности и скованности композиции, данной в ветхозаветном варианте, высокое качество. Об этом, в частности, наглядно говорит расчищенная голова правого ангела с тонкими, изящными чертами и с пышной прической (илл. 89-2). Здесь уже ясно ощущается приближение рублевской эпохи.