Н. Я. Мясковский переписка всесоюзное издательство «советский композитор» Москва 1977 редакционная коллегия: Д. Б. Кабалевский (ответственный редактор) А. И. Хачатурян д. Д. Шостакович вступительная статья
| Вид материала | Статья |
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Н. И. Соколовой государственное издательство художественной литературы москва 1962, 3357.13kb.
- В. Б. Касевич элементы общей лингвистики издательство «наука» главная редакция восточной, 1630.75kb.
- В. В. Забродина Вступительная статья Ц. И. Кин Художник А. Е. Ганнушкин © Составление,, 3300.88kb.
- К. С. Станиславский, 7866.42kb.
- К. С. Станиславский, 7866.35kb.
- Сборник статей казань 2007 Редакционная коллегия: Кандидат философских наук, доцент, 7060.46kb.
- К. С. Станиславский Моя жизнь в искусстве, 7323.71kb.
- Пособие для врачей Издание третье, переработанное и дополненное Ответственный редактор, 4797.24kb.
- Москва 1999 «teppa»-«terra» москва 1999, 8246.34kb.
1. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
26 июня 1907 г., Сонцовка
26 июня 07
Многоуважаемый Николай Яковлевич!
(Ненаглядный Колечка!..)
Посылаю Вам рядом с этим письмом две фортепианные собачки1, Вам написанные. Когда будете в них разбираться, обратите важное внимание на темпы, которые играют большую роль. Затем подумайте, как их назвать. Особенно вторую: кажется, что ясно выражается в ном мысль, а вот названия никак не придумаешь. Конечно, на различные тонкости, разбираться в которых очень любите, Вы мне сделаете самые точные указания.
Ну что, как Ваша поэма для оркестра на «очень хороший» сюжет?2 А я первую часть своей сонаты, которую показывал Вам мм экзамене, дописал и, кажется, 2-й, 3-й и 4-й писать не буду3; так и останется à la Miaskowsky, в одной части: и выгодно, и нескучно, и красиво. Недавно случайно как-то написал сонатину о двух частях4. Очень интересно ее писать; писал как можно проще, и весело выходило. А пока дописываю тот 4-й акт «Ундины»5, что давал Вам в мае.
Напрасно Вы тогда так скоро убежали с нашего последнего экзамена. Мы с Канкаровичем еще подождали минут 5—10 и за это были вознаграждены: попали во внутренность кабинета директора, где Лядов показал задачи и поправки на них. У Вас квинты, действительно, красуются, а остальных грубых ошибок нет, кой-где только шероховатости. А у Захарова октавы; у остальных, перешедших на фугу, 5-и голосный написан гладко. У меня вышел хуже 3-х голосный, хотя ни одной сердитой ошибки нет, а стретта даже хорошо. А в общем по всем правилам перешел только Асафьев, так как для перехода нужно круглую четверку, а ее никто не получил:
5-и голосный 3-х голосный
Асафьев 4 4
Мясковский 3½ 4
Захаров 3½ 4
Прокофьев 4 3
Канкарович 3 3½
Саминский 3 3
Элькан
Чефранов
Нам пяти вывели четверки (и даже Канкаровичу!..), а остальным трем, видно, сидеть на контрапункте. Ну, пока — всего хорошего.
Жду ответных собачек.
Адрес, конечно, забыли: Екат[еринославская] губ., Бахмутск[им] уезд, почтовое отделение Андреевка.
Уважающий Вас С. Прокофьев
2. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ —С. С. ПРОКОФЬЕВУ
12 июля 1907 г., Ораниенбаум
Сердцу моему любезный, Сергей Сергеевич, все ждал, но так и не дождался, возможности достойно ответить как на письмо, так и, конечно, особливо, на Вами присланные собачки. Из всего за сие время мной «созданного» не нашлось ничего, что имело бы хоть малюсенький шансик Вас удовлетворить, а потому решил направить к Вам просто пустопорожнее письмо безо всякого сопровождения, чем, конечно, плачу Вам чернеющею неблагодарностью, но, что ж делать... Вашей присылке я обрадовался до умопомрачения; в ней наряду с Вашими отвратительными царапаньями (не для меня, конечно) по всяким самым ужасающим сочетаниям (преимущественно во 2-й) есть моменты достаточно убедительные, а общий склад, подчиняющая пылкость и крайне мной в Вас любимая колкость, если так можно выразиться, в них настолько ярки, что, несомненно, покрывают их недостатки. Попервоначалу я, конечно, разозлился, что мне в каждой руке приходится брать только по одной ноте, да еще чуть не на разных концах клавиатуры, но, когда я их разыграл в темпе (конечно, равном половине Вашего), достаточном для уразумения общего склада, я получил полное удовлетворение, особенно 1-й пьесой; во 2 и больше грязи и она как-то менее прикрыта. Относительно названия 2-й, ничего не могу сказать, я вообще не поклонник всяческих названий и потому сразу удовлетворился пьесой и так, без всякого названия. К первой — «Карнавал» — подходит — в ней много бесшабашности. 2-я тоже, пожалуй, из каких-либо карнавальных фигур — начало ее на
Первая страница
первого письма Н. Я. Мясковского к С. С. Прокофьеву
от 12 июля 1907 года поминает Миме1 с его всхлипываниями. Между прочим, относительно последнего più mosso в 1-й пьесе я такого мнения, что лучше было его написать так: октавы в левой руке вместо четвертей восьмыми, правая рука соответственно разбитыми аккордами шестнадцатыми и оставить в том же темпе, при Вашем же письме темп сразу не улавливается, тогда как настоящее движение просто вдвое скорее, что Ваше обозначение не объясняет. По надписи на «вещицах» я заключил, что они — моя собственность, и потому я их возвращать не собираюсь, если же Вы с моим заключением не согласитесь, то я поступлю так, как Вы укажете письмом.
Все мои планы об оркестровом развлечении разбились о непробудную лень и косность: за пределы рояля, изредка — голоса с роялем, не могу выбраться; все время пробавляюсь разной пустяковиной вроде 3-й фортепианной сонаты (в 2-х частях), причем 1-я часть —небольшая 3-х голосная фигура (Lento)2, кроме того, сварганил от безделья штук 12 фортепианных обрывков3, причем некоторые до неприличия коротки (8 тактов) и рискованны. Послать их, право, не решаюсь. На этой неделе написал 7 штук романсов на слова Баратынского4, но самого ординарного характера, Вам вовсе не интересных. Из самых моих пикантных развлечений этого лета — занятия гармонией с м-сье Кобылянским, которого направил ко мне Лядов, вероятно, чтобы до конца меня извести. Каждый вторник приходится выуживать 5 и 8, проигрывать безмысленнейшие модуляции и выслушивать вперемешку сердцещипательные романсы и игривые отрывки из оперетки; вот наслаждение!
На днях еду утешаться к Асафьеву, а от Вас жду сонатину и сонату (ту, которую...).
До свидания.
Ваш Н. Мясковский
12/VII 07. Ораниенбаум
3. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
22 июля 1907 г., Сонцовка
22 июля 07
Бесконечно прекрасный Николай Яковлевич!
Очень мил! страшно мил! «Плачу Вам чернеющею неблагодарностью, что не посылаю ответных собачек»..., а теперь отвяжитесь и собачек не просите! Нет, папочка, Вы про себя выражаетесь весьма скромно и зело деликатно, а, по-моему, так это не «чернеющая неблагодарность», а нечто значительно большее! Помилуйте! в его амбарах лежат груды «обрывков» и романсов (положим, романсов мне не надо), которых он пишет по 7 штук в неделю, то есть не только пишет, но сочиняет, творит, создает, а для меня некогда переписать один-дру гой обрывок. А Ваши обрывки мне очень хотелось бы посмотреть; меня заинтриговало одно словечко, именно, что некоторые из них «очень рискованны». Если они Вам сейчас не нравятся, и Вам страшно их посылать, то это ничего; когда я Вам отправлял мои собачки, то они были совсем тепленькие, и мне очень не нравились, но, так как я обещал, то я слово держу (!!) и, переписав, упек в Ораниенбаум, а пока они путешествовали, мне взяли и понравились. Кстати, насчет прав собственности: если на собаке написано à Mr. Miaskowsky, то, стало быть, она написана à Mr. Miaskowsky, посвящена à Mr. Miaskowsky, и принадлежит à Mr. Miaskowsky, и разговоров быть никаких не может.
У меня есть одна ничего себе собачка, которую хочу Вам послать и переписываю, но отправлю не раньше, как получу от вас обрывки, а если их не получу, то с горя пошлю Захарочке, он просит.
С дорогим Александром Николаевичем заниматься, понимаю, очень приятно; он уже давно отличается квинтоманией и лепит до десяти квинт включительно в хорал средней величины. Из его сочинений я слыхал несколько романсов и несколько отрывков. Довольно мил романс, кажется, за номером седьмым, если не вру: «Распустилась ветка черемухи»1.
Я шину теперь «Ундину» (начал новую картину), да иногда-иногда собачки для клавикордов. Сонатину — так финал и не дописал.
Захаров пишет, что Асафьев начинает вторую детскую оперу2. Это называется: охота пуще неволи! Одно несчастье, как эти младенцы пищат его контрапункты и тому подобные штуки в опере3. Горе! Я бы ни за что не написал.
Ну, всего лучшего. Жду письма, но еще больше обрывков.
Ваше письмо, написанное высокопериодическою речью и азиатским почерком, тщетно старался разобрать; пришлось писать с него перевод ни русский язык, причем каждое слово разбирал и немедленно записывал на бумажку. После этого его уразумел и сейчас же пишу утвет*.
Уважающий Вас С. Прокофьев
4. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ —С. С. ПРОКОФЬЕВУ
28 июля 1907 г., Ораниенбаум
26/VII 07. Ораниенбаум
Свет очей моих,
если Вы так уж жаждете получить мою дребедень, то я ее вышлю в самом непродолжительном времени. К сожалению, а впрочем, быть может, и нет, она у меня в одном экземпляре и так останется; ей-ей, нет сил переписывать, вследствие этого Вы, может быть, не лишите меня навеки этих, по-Вашему, «созданий» и, привезя с собой осенью,
* утвет — так в подлиннике.
дадите переписать или даже вообще вернете, так как я ни в косм случае не считаю их достойными Вас. Рискованные моменты есть только в двух. Жаль, что Вы не обещаете выслать мне сонату и сонатину— я особенно жаден к такого рода музыке; уж Вы как-нибудь их того, упакуйте да адресуйте ко мне. Я тут с отчаяния, что не клеится ничего достойного моих потомков, опять ударился в сонату, но на сей раз помельче формой, то есть, с Вашего позволения, в сонатину, но зато, как бы в насмешку над моими предыдущими quasi-сонатами, в 4-х частях1, из которых в настоящую минуту испечено три, причем попадаются бездонно passionat’ное Largo, дико размашистое скерцо, одним словом, все по положению для сонаты. Теперь бьюсь над финалом и, кажется, по Вашему примеру не кончу, судя по крайней мере по тому, что я его начинал 5 раз, и все ничто не выходило, только сегодня придумал нечто, на чем остановился, но зато дальше чудится такая дребедень, что я, кажется, опять плюну.
Напрасно Вы отказываетесь от моих романсов. Среди них есть пресладкие, впрочем, я их по этой самой причине подарил Асафьеву. Кстати, этот несчастный молодой человек (конечно, только с точки зрения приверженности к детским операм) не только начал свою вторую оперу, но уже почти кончает; по крайней мере, когда я у него был недели полторы тому назад, было уже готово 3 картины из шести, что составляло 160 страниц музыки; я как увидал, так ахнул. Но, в конце концов, это печально, что он столько сил посвящает на то, что в лучшем случае не будет ценнее какой-нибудь «Аскольдовой могилы», независимо от его способностей, но исключительно вследствие узости задачи. Плохо еще то, что он из-за этого никогда не выбьется из своих примитивных гармоний и наивных мелодий, а это крайне необходимо именно ему, так как то, что он пишет теперь для «больших», части нестерпимо банально (он мне показывал один романс такой2). А что Вам пишет Захаров? Делает он что-либо или нет? Это довольно интересно, так как иногда среди своих простушек он вдруг ошарашивал то яркой гармонией, то красивым мелодическим извивом. Он Вам, вероятно, присылает что-нибудь, со мной же, видимо, не хочет иметь сношений.
Да, мне пришло в голову, что Вашу 2-ю «вещицу» можно назвать Tristesse* или как у Берлиоза Tristia**, в ней этого много, а средняя возбужденность еще лучше оттеняет общий печально-сосредоточенный колорит. Она мне теперь очень нравится. Хорошо будет, если Вы мне пришлете обе сонаты и собачку.
Между прочим, я так-таки окончательно не понял, что эти господа Самин[ский], Элькан и Чефранов переведены на контрапункт или также и на фугу? Вот будет ужас, если Чефранов с Эльканом будут на фуге. Очаровательный м-сье Кобылянский последний раз довел меня
* Печаль (франц.).
** Скорбные песни (лат.) до остервения: в маленьком хоральчике не было ни одного такта без 5 или 8 — всего штук 20—25 — это превзошло все мои ожидания; и такой господин имеет стипендию в классе теории, каково?!
Однако, я Вас замучил, хотя старался писать, если не совсем по-европейски, то хоть по-американски.
Не сердитесь, ангелок. До свидания.
Н. Мясковский
5. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
4 августа 1907 г., Сонцовка
4 августа 07
Счастье мое, Николай Яковлевич!
Был безумно счастлив, получив Ваши архикупавые собачки1, но ожидал так много и так скоро, а потому прошу еще! Что касается этих, то я в них разобрался, и вот мое мнение о каждой из них (пожалуйста, сидите и не ругайтесь!). 1-я — симпатичная, но не больше, нехорош конец, во всяком случае, Вы можете писать гораздо лучше. 2-я мне не нравится; просто не нравится и больше ничего; кроме того, много подражания разным композиторам, особенно Римскому-Корсакову, что Вам вообще не свойственно. 3-я — очень милый Вальс à la Шопен — Скрябин, самая невинная из всех собачек, но, повторяю, очень милая; в 5-ом такте я посоветовал бы взять в басу квинту fa# — do#, чтобы бас 4-го такта влился, а то резко do# 4-го такта в мелодии, что не соответствует остальному. 4-я (Колыбельная) очень хороша, и мне страшно понравилась с самого начала; натянут у нее конец и портит впечатление; хоть она и в mi-миноре, но его в ней настолько мало, что Вы даже fa#‘а в ключе не поставили. 5-я мне не нравится, хотя сама тема (первые 4 такта)и хороша, но что за охота выбирать для музыки такие низкие сюжеты! Я понимаю, «Он рвет и мечет», а то «Он сидит на стуле и ворчит», — удивляюсь. Может, с точки зрения «Il est mécontent»* выражено и «картинно». 6-я, «Aux champs»**, хотя и простая, но очень красивая. Только не molto lento надо, а allegretto, а то уж очень тягуче. 7-я мне не нравится, не люблю я лот род гармонизации; только последние 4 такта хороши. 8-я хороша сначала, вторая же половина какая-то странная и только конец ничего. Марш в русском стиле очень хорош; когда его играешь, то невольно является мысль о побочной партии Вашей e-moll’ной сонаты. Особенно мне нравится после повторения. Контрапункт в Марше à la Римск[ий]-Корсаков. А что если последние [4] такта сделать на органном пункте re малой октавы? или очень уж по-римски выйдет? 10-я — премилая вплоть до повторения. Дальше Вы очень удачно под-
* Он недоволен» (франц.).
* «В полях» (франц.). ражаете крику птиц и воробьев; но что в этом крике может быть музыкального? Согласитесь с этим. 11-я, Баркарола, очень, очень хороша. Прекрасна и очень неожиданна перестановка контрапункта с мелодией, то вверху, то внизу. Несколько жидко звучат 5-й, 6-й и 7-й такты. 12-я — Скерцо — мне понравилась, даже когда я ее смотрел и еще не играл. Очень яркая и оригинальная вещица. Не нравится мне конец (или я его играть не умею) да еще к длинной эпистоле в конце я по советовал бы прибавить «senza replica», а то слишком много повторений одного и того же. А общее мнение о всем вместе, что очень много хорошего, хотя некоторые написаны слишком скоро и необдуманно Вальс, Колыбельную, «Aux champs», Марш, Баркаролу и Скерцо я считаю наилучшими, равными Вашим сонатам. Простите меня за слишком откровенное и дерзкое суждение и, если Вам не нравится, сожгите и забудьте. Но ради бога, об одном молю Вас, пришлите одну из новых сонат (лучше ту, что о четырех частях). Ваш Flofion (что значит?) берегу под 7-ю замками и осенью с благодарностью возврату наравне с сонатой, которую, надеюсь, пришлете на просмотр. Рядом с письмом посылаю свою сонату и собачку до осени. В сонате обратите внимание на постоянное чередование двух темпов. Кстати, темпы очень быстрые (см. метроном), а без них многие страницы покажутся скучными. Сонатину не посылаю, так как она годится больше для Асафьева. Относительно si-минорной собачки, я не согласен ее «Печалью» назвать. Имейте в виду, что темп значится Furioso ma lento. Это надо понимать, что медленный темп охлаждает нетерпеливые нападки «мимовской» темы. Это справедливо, что она на Миме похожа; я это знал, но допустил ввиду большого различия в цели и характере. О «molto più mosso» в Карнавале я тоже думал написать вдвое скорее, как Вы и предлагаете, но при том темпе, как я играю предыдущее, это невозможно. С Захаровым начал переписываться, но теперь за ним очередь. и он, лентяй, вот уже месяц не пишет.
Так жду сонаты! Придумайте, пожалуйста, название к es-moll’ной собачке, которую посылаю с моей сонатой. Чефранов и Элькан на фугу не перейдут, хотя бы потому, что слишком мало музыкально образованы. Саминский, верно, тоже.
Ваш С. Прокофьев
6. Н. Я. МЯСКОВСКИЙ —С. С. ПРОКОФЬЕВУ
10 августа 1907 г., Ораниенбаум
10 августа 1907
Ораниенбаум
Дорогой Сергей Сергеевич,
пожалуй, сонаты Вам я вышлю, так как я их вовсе не играю, не говоря о недавно испеченной, но даже и предшествующая мне еще претит. Но, во всяком случае, 1-я1, если отбросить неудавшуюся фугу, все же несколько лучше второй2; эта последняя крайне эклектична, часто сделана сплеча, а финал, несмотря на то, что он пятый, все же ни к черту не годится, и что еще хуже, он плохо вяжется с предыдущим из-за своей минорности. Хотя в конце и появляется Si-mag[giore], но и поздно, и мало, да и явление это небывалое, чтобы 1-я часть была в мажоре, а финал в миноре, я поэтому и думаю перекрестить всю штуку в Sonate-Fantasie. 1-я соната и цельнее и выпуклее. С Вашими замечаниями на Flofion (дурная мелодия — и...) я, вероятно, соглашусь, когда увижу их вновь, теперь же, я что-то плохо припоминаю, я ведь их пёк. Все же должен дать кое к чему пояснения. Berceuse* и следующая штука связаны между собой единством действующего лица, чем оправдывается нарочитая нелепость окончания первой из них и именно воркотня, а не что-либо иное, второй (впрочем, сама эта вторая — дрянь); в них Monstre — урод, чудище, одним словом, нечто несуразное. «Aux champs» нельзя играть allegretto, ибо от нее тогда ничего не останется, а впечатление должно быть такое, как если бы слышать пение в поле — затяжное, с замираниями. «Уныние», «безнадежность» выигрывает, если ее играть варварски медленно-нудно. 10-я штука — чушь — я хотел воспроизвести хоть приблизительно пение какой-то пичуги из наших ораниенбаумских «лесов». Неужели на Вас произвела впечатление Barcarolle? Я, говоря откровенно, над ней ни минуты даже не вдумывался, имея в виду только № 11. Что дикое Скерцо Вам Понравилось, это меня радует, так как и мне оно больше всего нравится; относительно senza replica Вы правы, я только забыл это написать. Конец пропадает потому, что он на другой странице, так как он должен быть уже заранее подготовлен с того самого момента, как возвращается 1-й мотив; вся штука должна идти в большом morendo, но отнюдь не ritard[ando], как какое-либо удаляющееся видение беснующейся нечисти. Кстати, 2-я соната не в e-moll, а в G-dur3. В настоящее время я хотел было заняться отдохновением, но не тут-то было, хотя флофиончиков больше не пеку, зато уселся за квартет4 — жадность к нему огромная, а идет плохо, и темы как-то не удались, и разработка их какая-то вялая, И, главное, не могу понять, в чем суть этой бестолочи: с одной стороны, сама техника нова: как-то новичком себя чувствую, а с другой стороны, жидкость получающегося звука вызывает и недоумение (должно ли это так быть и не кажется ли мне это тусклым лишь после звучности фортепианных пьес?) и какую-то апатию, ибо, когда я обдумываю, оно звучит втрое ярче, нежели тогда, когда написано. Черт знает, что такое, но бросать все же не хочу, так как отмечены уже и скерцо и финал, нет только adagio, но за ним дело не станет, если выйдут все эти чертовы allegr’ы.
Так, Затрону Вашу quasi-кащеевщину; ей можно дать бесконечно много прозвищ и простых и не простых, и самых старых и самых архиновых, но все они должны блуждать в сфере ночи (по внешнему коло-
* Колыбельная (франц.). риту) и трагедии (по содержанию), например: Nocturne — Notturno, Nachtstük, Tragödie, Mystère, еще что-нибудь lugubre* и т.д., и т.п. в самых смелых сочетаниях, например: Messe nocturne. В общем, пьеса мне сильно нравится, хотя начало лучше (и много) середины. Соната Ваша5 производит впечатление и при не совсем верных движениях, но скажу, что все, начиная с разработки, лучше, нежели предыдущее (впрочем, побочная партия и тут недурна, а главное пресвежа); возмутительный эпизод в начале Вы так-таки оставили, но, слава богу, в репризе его не оказалось, что меня необычайно обрадовало. Меня не вполне удовлетворяют часто ненужно-грязные фигурации, случайная разбросанность голосоведения, иногда неловкие фигуры, например: заключительная партия аккомпанемента
лучше было бы написать так:
безо всякого ущерба для дела, затем Ваши полеты кверху иногда не мешало бы дополнить октавами:
сделать хотя бы так:
ибо иначе в cresc[endo] эти штуки звучат уж слишком жидко и с ущербом крикливо. В заключение замечу, что хотя Вы и изобрели в изложении побочной партии имитацию, но она совершенно не звучит так, а выглядит просто как цельная мелодия. Особенно мне нравится, как Вы сделали репризу: весело, ярко и свежо. Coda тоже недурно и за-
* мрачное, угрюмое (франц.). ключительное рр, несмотря на всю простоту эффекта, действует прямо ошеломляюще приятно. В моих новых сонатах Вы ничего подобного не встретите, там все по-немецки дубово и крепко сшито. Все-таки, сэр, и очень сожалею, что Вы меня не удостоили сонатины; у меня есть очень большое расположение к такой музыке, и, не займись я в настоящее время квартетом, я бы обязательно навалял бы сонатинку, да гак, чтобы в каждой руке не было бы одновременно более одной ноты, а гармония не вылезала бы из тоники и доминанты. Жаль, что мечта моя не осуществилась. Жаль также, что Вы не имеете определенного мнения о разнообразии и иногда непостижимой крайности моих вкусов; теперь я уж до осени на Вашу сонатину не рассчитываю, но считаю, что Вы передо мною в долгу.
Анфэн (enfin*), до свидания в близком будущем; я, вероятно, буду зайти в консерваторию так числа 8-го—9—10 сентября.
Ваш Н. Мясковский
Неправда ли, я стал лучше (чётче) писать? Все для Вас. Да, кстати, 25 августа я, вероятно, вернусь в город: Суворовский проспект, д. 47, кв. 10.
7. С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ
23 августа 1907 г., Сонцовка
23 авг. 07 г.
Сонцовка
Купавый Николай Яковлевич!
Сонаты получил и сейчас же проглотил. Вопреки Вашему приказанию начал с Н-dur’ной, и теперь ее уже вполне рассмаковал 1. Другую еще не вполне. (Кстати: Ваша гедурная соната действительно в G-dur’e, а не в е-moll’е). Во-первых, относительно того, кем 2-й сонате быть: фантазией ли, сонатой или сонатиной? По-моему, назовите ее просто сонатой: она достаточно правильна по форме, чтобы избежать «фантазии»; что же касается сонатины, то, кроме главной партии à la Моцарт, в ней ничего сонатинистого нет. Мне не нравится, как построена разработка: никакого развития тем в ней нет, контрапунктов нет, а тем не менее она страшно, а если не страшно, то довольно длинная. Заключительной партии нет; положим, она не особенно просится, но ее можно было с успехом построить на органном пункте на до#’е. Очень хороша в первой части побочная партия (хотя я не вполне согласен с ее сере-