Houghton Mifflin Company Boston Артур М. Шлезингер Циклы американской истории Перевод с английского Развина П. А. и Бухаровой Е. И. Заключительная статья
Вид материала | Статья |
СодержаниеГлава 10. Недолгое счастьеамериканских политических партий |
- А. Конан-Дойль новоеоткровени е перевод с английского Йога Рàманантáты, 2314.23kb.
- Игра мистера рипли patricia Highsmith "Ripley's Game" Перевод с английского И. А. Богданова, 3159.87kb.
- Перевод с английского, 11123.77kb.
- Вопросы к экзамену по дисциплине «Макроэкономика», 36.49kb.
- Статья знакомит с рекомендациями Европейского кардиологического общества и Американской, 290.92kb.
- Н. М. Макарова Перевод с английского и редакция, 4147.65kb.
- Мемуары гейши артур голден перевод с английского О. Ребрик. Scan, ocr, SpellCheck:, 4842.9kb.
- Программа элективного курса In Company Школа №1234 с углубленным изучением английского, 387.81kb.
- Хризантема и меч Рут Бенедикт, 3700.27kb.
- Уайнхолд Б., Уайнхолд Дж. У 67 Освобождение от созависимости / Перевод с английского, 11462.2kb.
Глава 10.
Недолгое счастье
американских политических партий
Что стряслось с американцем в его ипостаси «хомо поли-
тикус»? В XIX в. европейцев, приезжающих в Соединен-
ные Штаты, изумляла повальная одержимость американ-
цев политикой. Токвиль в 30-е годы XIX в. писал, что
«политическая деятельность — единственное удовольст-
вие, доступное американцам»1. Спустя полвека Брайс за-
метил, что система политических партий «в Соединенных
Штатах гораздо сложнее, чем в любой другой стране ми-
ра»2. Статистические данные о выборах того времени под-
тверждают, что европейцам и впрямь было чему подивить-
ся. Ни на одних президентских выборах в период после
Гражданской войны и до конца столетия процент избира-
телей, принимавших участие в голосовании, не опускался
ниже 70%. В 1876г. участие в голосовании приняли почти
82% избирателей.
Для сравнения: ни в одних президентских выборах на-
чиная с 1968 г. не принимало участия более 55% амери-
канцев, имеющих право голоса, а на выборах 1984 г. го-
лосовало всего 52,9%. Тем временем в демократических
странах Европы, некогда взиравших на политическую ак-
тивность американского населения с почтительным удив-
лением, процент принимающих участие в выборах непре-
рывно возрастал; в Великобритании и во Франции он со-
ставил в среднем 70%, в Западной Германии, Нидерлан-
дах и Скандинавии — свыше 80, в Италии — свыше 90%.
Соединенные Штаты занимают ныне двадцатое место сре-
ди двадцати одного демократического государства по про-
центу участия населения в выборах (только в Швейцарии
дело обстоит еще хуже)3. Так, в президентских выборах
1984 г. до среднего уровня XIX в. недоставало 50 млн.
голосов.
368
I
В чем же причина снижения избирательной активности
американцев? Отнюдь не азарт и не захватывающие пери-
петии избирательной борьбы между незаурядными канди-
датами побуждали законопослушных граждан XIX в. идти
к урнам. Напротив, именно в период высокой избиратель-
ной активности бесцветные кандидаты в президенты чере-
дой сменяли друг друга. Брайс с полным основанием
включил в книгу «Американская республика» нашумев-
шую главу под названием «Почему незаурядных людей не
выбирают в президенты». К тому же между главными по-
литическими партиями США не было особых расхожде-
ний в принципиальных вопросах.
Снижение активности на выборах в наше время объяс-
няется, вне всякого сомнения, изменениями в составе из-
бирателей. В 1920 г. после принятия 19-й поправки к
Конституции, предоставившей избирательное право жен-
щинам, контингент избирателей значительно расширился,
точно так же как в 1965 г. после принятия закона об
избирательных правах, предоставившего избирательное
право неграм, ав 1971 г. — с принятием 26-й поправки
к Конституции, снизившей возрастной ценз избирательно-
го права до 18 лет. Однако эти новые группы избирателей,
по крайней мере на первых порах, не проявляли достаточ-
ной активности на выборах и не участвовали в них столь
же регулярно, как взрослые белые американцы мужского
пола, для которых это было привычным делом. В итоге
всякий раз, когда контингент избирателей расширялся,
общий процент голосующих снижался. Но почему же тог-
да процент активных избирателей в XIX в. постоянно воз-
растал, и прежде всего благодаря притоку иммигрантов,
для которых сам институт выборов был куда более непри-
вычным, чем для коренных американок, негров и 18-лет-
них молодых людей? Белые иммигранты — мужчины в те
времена легче интегрировались в американское общество.
Политические партии боролись за иммигрантов и ак-
тивно американизировали их. Но в XX в. партии не сумели
повторить этот успех в отношении новых групп избирате-
лей, стимулируя политическую активность женщин, не-
гров, молодежи, не говоря уже о совершеннолетних бе-
лых мужчинах. Причины столь значительной разницы
369
между 80-ми годами XIX и XX вв. заключаются в том, что
роль партий как организующего звена американской по-
литической жизни значительно ослабла*.
II
Политические партии представляли собой абсолютную
аномалию в американском политическом устройстве. В
представлениях и традициях отцов-основателей республи-
ки политическим партиям не было места. В XVIII в. в парти-
ях вообще не видели проку. Во Франции Руссо обличал
«группы интриганов и объединения фанатиков», которые,
удовлетворяя свои эгоистические интересы, забывают о
чаяниях большинства4. В Англии партия рассматривалась
как «фракция». Под этим имелась в виду эгоистичная и без-
ответственная клика. «Влияние фракции, — писал Юм, —
вступает в прямое противоречие с законом. Фракции под-
рывают власть правительства, выхолащивают законы и се-
ют раздоры между гражданами одной и той же страны,
тогда как им надлежит поддерживать и защищать друг дру-
га»5. Существование партий более всего входило в проти-
воречие с господствовавшей в колониальной Америке фи-
лософией гражданского республиканизма, в центре кото-
рой было понятие общественного блага, трактовавшееся
шире, нежели сумма групповых и личных интересов.
Изначальный американский политический опыт был
реальным выражением отрицательного отношения к пар-
тиям в концептуальном плане. В стране существовала бес-
партийная система самоуправления. Ни на колониальных
ассамблеях, ни на континентальном конгрессе партии не
фигурировали, не упоминались они и в статьях конфеде-
* Некоторые ученые-политологи доказывают, что основной
причиной низкой активности американцев на выборах является
процедура регистрации избирателей. В отличие от других демокра-
тических государств в Соединенных Штатах все формальности,
связанные с регистрацией, возлагаются на каждого избирателя.
Однако опросы общественного мнения не дают достаточно основа-
ний для допущения, что с упрощением системы регистрации и про-
цедуры голосования количество голосующих резко возрастет. —
См., например, сообщение Адамса Клаймера в «Нью-Йорк тайме»
от 25 марта 1983 г. об опросе общественного мнения, проведенного
компанией Эй-би-си). В любом случае для сильной партии регист-
рационные процедуры решающей роли не играют.
370
рации. В Конституции также не содержалось каких-либо
положений о политических партиях. «Подобные наклон-
ности, — писал Джефферсон о тяге к образованию партий
в 1789 г., — свидетельствуют о полной деградации сво-
бодного и высоконравственного политического деятеля.
Если бы мне нашлось место в раю лишь как члену какой-
либо партии, я предпочел бы отказаться от рая»*>. Свои
первые шаги республика делала при непартийном прави-
тельстве. В своем прощальном послании к нации первый
президент «самым торжественным образом» предостерег
от «тенденции к созданию партий, — тенденции, ведущей
к самым пагубным последствиям». Эти вредоносные на-
строения, подчеркивал Вашингтон, отталкивающие в са-
мой своей сути, проявляются и в народных правительст-
вах, что для тех воистину смерти подобно.
И все же, как и отмечал Вашингтон, партии начали
формироваться еще при его жизни. Отверженные отцами-
основателями, не упомянутые в Конституции, они властно
утверждали себя в политической жизни молодой респуб-
лики. Будучи формально внеконституционными формиро-
ваниями, они тем не менее очень скоро обрели де-факто
конституционный статус. Даже Джефферсон десять лет
спустя решил, что с подходящей партией он отправился
бы если не в рай, то по крайней мере в Белый дом. К тому
времени, когда принес присягу первый президент, рож-
денный уже как гражданин США, партии стали незамени-
мым инструментом американского самоуправления. (Кста-
ти сказать, именно президент Мартин Ван-Бюрен разрабо-
тал классическую концепцию роли партий в американ-
ской демократии.)
Этот революционный сдвиг, так и не нашедший отра-
жения в Конституции, произошел потому, что партии от-
вечали настоятельным социально-политическим потребно-
стям общества, или, говоря языком социологов, были
функциональны. Партии обеспечивали стабильность сис-
темы самыми различными, в том числе и нестандартными,
способами.
Генезис американских политических партий отражал
весь спектр материальных и духовных устремлений моло-
дой нации в процессе ее становления. Мэдисон в 10-м
выпуске «Федералиста», отдав дань традиционному осуж-
дению «неблаговидных деяний фракций», заметил все же,
371
что основная причина их возникновения кроется в «мно-
гообразии форм и неравномерном распределении собст-
венности». Удивительное дело: он даже признал, что «ре-
гулирование деятельности противоборствующих групп об-
щества неминуемо придает партийную, «фракционную»
направленность самым обычным и необходимым мерам
правительства». Впрочем, Мэдисон надеялся, что бескрай-
ние просторы новой республики смягчат противоречия со-
перничающих социальных групп и тем самым нейтрализу-
ют роковое влияние политики партий*.
Огромная территория нового государства придавала
партиям еще одну функцию. Тринадцать колоний объеди-
нились в непрочный союз, чтобы сбросить власть метропо-
лии. Их единству мешали несовпадение местных интере-
сов, несхожие принципы, не говоря уже о несовершенных
средствах сообщения. И все же они присягнули на вер-
ность вновь созданному американскому союзу с террито-
рией почти в миллион квадратных миль. Именно партии как
общенациональные политические объединения способны
были стать противовесом местничеству и сепаратизму по
мере роста их владения. Наряду с этим партии сцементиро-
вали союз, узаконив идею политической оппозиции. Для
того времени это был новаторский шаг, ибо сама идея оп-
позиции не признавалась тогда законной даже в теории.
(Кстати сказать, во многих странах она считается противо-
законной и по сей день.) В 1800 — 1801 гг. американские
партии доказали, что они способны решить самую острую
из всех возникающих в молодых государствах проблем —
проблему чередования у власти правящих и оппозицион-
ных партий.
«Партийная система правления, — сказал как-то Фран-
клин Д.Рузвельт, — один из лучших способов объедине-
ния и воспитания людей в духе единомыслия»7. Один из
наиболее видных исследователей американской политики,
Именно в этом контексте, а отнюдь не в связи с внешней по-
литикой, как доказывают беспринципные историки так называе-
мой школы открытых дверей, Мэдисон призывал: «Расширяйте
сферы влияния, — поясняя: — Это позволит втянуть в свою орбиту
наибольшее количество партий и социальных групп. В результате
большинству будет труднее объединиться для ущемления прав
меньшинства. При таком положении дел эгоистическому большин-
ству будет труднее сплотиться, осознать собственные силы и перей-
ти к совместным действиям».
372
Генри Джон Форд, писал, что политические партии были
«последним хранителем государственного единства»8,
когда к середине XIX в. растущая напряженность между
Севером и Югом привела к расколу большинства общена-
циональных институтов вплоть до церкви.
III
Партии играли не менее важную роль и в структуре
национальной администрации, нейтрализуя нежелатель-
ные последствия кое-каких парадоксов Конституции.
Идея разделения власти, если понимать ее буквально, не-
минуемо вступает в противоречие с принципом единства
действий, основой эффективности любого управления.
Поэтому без механизма координации деятельности зако-
нодательных и исполнительных органов новая Конститу-
ция США осталась бы на бумаге. Необходимым связую-
щим звеном, обеспечивающим единство властей, и стали
политические партии.
Партии выполняли и другие функции в государстве, в
частности при наполнении конкретным содержанием ле-
жавших в его основе демократических принципов. Они
проводили в жизнь эти идеи, помогали нации осознать
себя политически, разрабатывая национальную политику
и намечая национальные цели. Партии, пребывая в не-
престанных поисках компромиссов как в своих внутрен-
них структурах, так и в межпартийных отношениях,
стремились разрядить и урегулировать общенациональ-
ные конфликтные ситуации. Будучи представительными
организациями, они обеспечивали влиятельным социаль-
ным группам участие в принятии решений на националь-
ном уровне, а следовательно, и прочные позиции на по-
литической арене. Партии играли свою роль и в кадро-
вой политике администрации, выдвигая честолюбивых
людей на государственную службу, включая и высшие
ее уровни. Кроме того, партии были инструментом моби-
лизации масс, вовлекая простых американцев в полити-
ческую деятельность. Они способствовали также и соци-
альному прогрессу, открывая путь наверх энергичным
людям из низов, для которых обычные пути были закры-
ты в силу классовых, этнических или иных предрассуд-
ков. Кроме того, в задачу партий входила и американиза-
373
ция иммигрантов-иностранцев, то есть, говоря словами
того же Генри Джона Форда, они добивались «их рас-
творения в массе американских граждан, придерживаю-
щихся одинаковых взглядов, испытывающих сходные
чувства и вдохновляемых определенным набором стиму-
лов»9. Торо, обычно пренебрегавший политикой, в дан-
ном случае весьма образно передал суть вопроса. «Ны-
не, как и раньше, — писал он, — политика в обществе
— что камнедробилка, а две главные политические пар-
тии — два ее жернова»10, перемалывающие любые на-
циональные различия.
На коммунальном уровне партии, отстаивая местные
интересы, также стали главным элементом обществен-
ной жизни, хотя изначально они и возникали как эго-
истические и своекорыстные объединения. Сами по себе
партийные боссы, разумеется, не были филантропами и
благодетелями. Тем не менее партийные организации в
городах, с их благотворительными мероприятиями, про-
довольственными подарками, рождественскими индейка-
ми и дружелюбными руководителями местных отделе-
ний, давали обездоленным людям, затравленным в бес-
пощадном мире чистогана, некий суррогат человеческого
общения. «В любом районе города, — заметил как-то
Мартин Ломасни из Бостона в беседе с Линкольном
Стеффенсом, — должен быть человек, к которому мог
бы обратиться за помощью любой гражданин, что бы с
ним ни стряслось. Поймите же, что они нуждаются в
самой элементарной помощи, а не в защите закона или
справедливости, о которых вы все время толкуете». Пар-
тийные организации, говорил в свою очередь Стеффенс,
«помогали людям, давали им советы, давали кров одино-
ким, потерпевшим жизненное крушение людям — муж-
чинам, женщинам и детям, даже тем, кто попал в беду
по своей вине и кого наши граждане во имя справедли-
вости готовы были побить камнями»11.
Участие в партийной жизни было и своего рода развле-
чением, видом досуга в те времена, когда индустрия раз-
влечений была еще в зачаточном состоянии. «Обсуждение
политических проблем и ощущение причастности к их ре-
шению, — писал Токвиль, — предмет величайшего инте-
реса для американцев, единственное доступное им удо-
вольствие... Даже женщины частенько приходят на пар-
374
тийные собрания и внимают политическим дебатам, дабы
отвлечься от домашних дел. Дискуссионные клубы в Аме-
рике в какой-то мере заменяют театр»12.
IV
Американские партии быстро пустили корни в полити-
ческой жизни США, что и неудивительно ввиду их много-
численных функций, перечисленных выше. Период после
Гражданской войны был, думается, «золотым веком» для
наших политических партий. Их организационные струк-
туры были прочнее, симпатии к ним устойчивее, а стабиль-
ность их была куда больше, чем в любой другой период
американской истории. Недаром Брайс писал в 1888 г.,
что американским партиям присуща «чуть ли не военная
дисциплина»13.
Проявление личных симпатий на выборах считалось
делом, не достойным порядочного человека. Даже самым
уважаемым представителям политических кругов, при-
звавшим в 1884 г. избирателей отдать голоса достойней-
шим из достойных независимо от их партийной принад-
лежности, не удалось поколебать это убеждение. Моло-
дой Теодор Рузвельт, не выносивший республиканского
кандидата Джеймса Дж. Блейна, не осмелился тем не ме-
нее нарушить партийную дисциплину и выступил с резкой
критикой своих друзей и единомышленников из числа
«независимых» республиканцев, заявив, что они страдают
«моральной близорукостью и интеллектуальным косогла-
зием»14. «Хорошая партия, — язвительно заметил как-то
властный спикер палаты представителей Томас В. Рид, —
куда нужней, чем наилучший представитель рода челове-
ческого за всю его историю»15. В той же связи можно
вспомнить напыщенное высказывание сенатора Рэтклиф-
фа, героя «Демократии» Генри Адамса (1880): «Будучи
убежден в том, что великие достижения под силу лишь
великим партиям, я без раздумий отказывался от собст-
венного мнения в тех случаях, когда оно расходилось с
мнением большинства»16.
Ничего общего с веком нынешним, не правда ли?
Контраст между 80-ми годами XIX в. и 80-ми годами
XX в. и впрямь разительный. Сто лет спустя после своего
«золотого века» партии, как ни крути, попали в крайне
375
неблагоприятное положение. Мало того, что резко снизи-
лось общее число голосующих, ушло в прошлое и голосо-
вание только за список кандидатов своей партии. В 1900
г. только 4% избирательных округов по выборам в конг-
ресс голосовали за кандидатов в губернаторы от одной
партии и за кандидатов в палату представителей — от дру-
гой. В 1984 г. в 44% избирательных округов голосование
прошло именно по этой модели. Ныне шансы кандидата
заметно уменьшаются, если во время предвыборной кам-
пании он чересчур акцентирует свою партийную принад-
лежность. Избиратели, назвавшие себя при опросах обще-
ственного мнения «независимыми», составляют треть
электората. Примерно столько же людей вообще не уча-
ствуют в голосовании. Традиционные партийные машины
практически прекратили свое существование повсюду, да-
же в Чикаго. Партийная лояльность, как она понималась
раньше, все быстрее идет на убыль. Президентские выбо-
ры последних лет отмечены подъемом политических дви-
жений в поддержку независимых кандидатов — Джорд-
жа Уоллеса в 1968 г., Юджина Маккарти в 1976г., Джо-
на Андерсена в 1980 г. Это явный симптом деградации
партий. Один из самых вдумчивых современных исследо-
вателей американской политической жизни, Сэмуел Лу-
бэлл, писал в 1970 г. о «походе избирателей против пар-
тийной системы»17. Чем же это было вызвано?
V
В наши дни вошло в моду видеть причины упадка пар-
тий в ряде новых негативных факторов, разъедающих си-
стему, как-то: подъем альтернативных политических дви-
жений, рост влияния лоббистов, дробление конгресса.
Историка вряд ли удовлетворят подобные объяснения.
Нынешние альтернативные движения на самом деле не
такое уж новшество, каким они представляются нашим
современникам, вконец запуганным феминистками, эко-
логистами, борцами за право на жизнь, «моральным боль-
шинством», противниками свободной продажи огне-
стрельного оружия, гомосексуалистами и т.д. и т.п. Но
ведь еще Мэдисон в ноябре 1787 г. охарактеризовал
«фракцию» как «группу граждан... объединенных общно-
376
стью интересов и побуждаемых к действию одними и те-
ми же стимулами»18. Чем же все это не «фракции»?
Осуждение неблаговидной деятельности «фракций»
было дежурной темой во все периоды американской ис-
тории. Альтернативные движения то и дело появлялись на
американской политической сцене начиная с 1787 г. и
вплоть до наших дней. Здесь и борьба против масонов, и
движение за отмену рабства, и движение против дискри-
минации иммигрантов, и за выпуск ассигнаций, и за запрет
на продажу спиртных напитков. Небывалый размах по-
следнего из перечисленных движений способен был вы-
звать серьезную озабоченность. Но американская демок-
ратия без труда пережила все эти всплески политической
активности. Так, в период расцвета партии Ничего не Зна-
ющих, или коренных американцев, Горас Грили предска-
зывал, что она обречена, «просуществовав какое-то вре-
мя, исчезнуть столь же внезапно, как и появилась... У этой
партии ничуть не больше шансов на длительное существо-
вание, чем, скажем, у движения за профилактику холеры
или борцов против гнилого картофеля»1. Следует, одна-
ко, отметить, что «партия ничегонезнаек» получила в свое
время куда больше мест в законодательных органах, чем
любые альтернативные движения наших дней. Но она бес-
следно исчезла с политической сцены, как и предсказывал
Грили.
Что до лоббизма, то с исторической точки зрения рост
влияния лоббистов сильно преувеличивается. Лоббисты в
США — ровесники конгресса. Наибольшим влиянием они
пользовались именно в «золотой век» партий. Тем, кто счи-
тает лобби кошмарным порождением XX в., стоит перечи-
тать «Золотой век» (1879) Марка Твена и Чарльза Дадли
Уорнера или припомнить в подробностях блестящую карь-
еру «короля лоббистов» Сэма Уорда (1814 — 1884).
Правда, во второй половине XX в. необычайно активизи-
ровалось лобби, отстаивающее подлинные общественные
интересы. Деятельность его служит своего рода противо-
весом действительно темным махинациям лоббистов «за-
интересованных групп». «Общее дело» и Ральф Найдер
стали настоящим противоядием от классического лоббиз-
ма в отличие от полковника Селлерса и Сэма Уорда.
Атомизация конгресса также имеет свои прецеденты.
Политические наблюдатели часто характеризуют нынеш-
377
нюю неуправляемость конгрессменов как достойный со-
жаления отход от прежних норм, когда депутаты беспре-
кословно повиновались своим парламентским организато-
рам. Но разве так уж все гладко проходило раньше? Даже
Франклин Рузвельт, будучи президентом эпохи послуш-
ных конгрессов, после первых ста дней своего правления
вынужден был выдерживать тяжелые бои за каждый оче-
редной закон «нового курса». Планы, на которые Рузвельт
возлагал самые большие надежды, как, например, план ре-
организации Верховного суда или законодательство о дис-
креционном нейтралитете, были отклонены конгрессом,
большинство в котором принадлежало демократам — то
есть партии Рузвельта.
Но и во времена Франклина Д.Рузвельта недисципли-
нированность законодателей не была чем-то новым. Вуд-
ро Вильсон, написавший свою книгу в «золотой век»
партийной системы в США, назвал ее «Правление конг-
ресса». Однако конгресс в его изображении выглядел
весьма строптивым. «Вне рамок конгресса, — писал он в
1885 г., — аппарат наших национальных партий — вещь
самая что ни на есть реальная и определенная... но в
рамках конгресса он превращается в нечто аморфное и
нереализуемое. В конгрессе нет авторитетных лидеров,
признанных выразителей интересов своей партии. Нет и
центров влияния. Вместо этого преднамеренно и с при-
вычной ловкостью власть и влияние рассредоточиваются
среди тусклых статистов»20.
Причины разболтанности и своеволия законодателей
кроются в самой американской Конституции. Принцип
разделения власти лишает исполнительную власть консти-
туционных средств контроля над законодательным боль-
шинством. Принцип федерализма превращает националь-
ные партии в свободные ассоциации партийных организа-
ций штатов. Конгресс никогда не отличался строгой пар-
тийной дисциплиной. Токвиль констатировал это еще пол-
тораста лет назад. В американской демократии, писал он,
«партии не поддаются никакому контролю и абсолютно
неуправляемы в любой ситуации, за исключением разве
что возникновения угрозы нации». А Токвиль посещал
США, когда у власти там находились сильные президенты,
столь же уверенные в себе, как и Франклин Д.Рузвельт.
Токвиль безошибочно определил, что главная причина не-