«Момент, когда мы предаемся нашим слабостям, земля меняется» (Емерсон).

«Не говори о растраченных чувствах. Чувства никогда не были растрачены» (Лонгфеллоу).

Она смотрела вниз, немного печально, на свою сумочку, когда сказала грустно: «Я знаю, мой муж может быть любящим и заботливым. Он идет той же дорогой с собакой».

С собакой! Многие знают, что я взял за правило, после каждой публичной лекции смешиваться с народом. Это предоставляет нам время для главных обменов радостями, приветствиями и дружескими объятиями. На каждой лекции я встречаю, по крайней мере, одного человека, приятного, чаще пожилого, кто будет шептаться, как только мы обнимемся. «Ты первый мужчина, который обнял меня с тех пор, как умер мой муж, семь лет назад!» Я встречаю мужчин, которые признаются, что не обнимали другого мужчину, даже своих собственных сыновей, с тех пор, как они были детьми. «Это хорошие ощущения,» - часто говорят они. Один мужчина, которого я часто вспоминаю, вздыхал: «Похоже, снова пора идти домой».

Родители и учителя слишком часто касаются детей, только когда подталкивают, тянут или направляют их. Это так, хотя и ясно, что есть прямая зависимость от степени скрытого физического переживания детей и их физического и психического здоровья.

Многие из нас никогда не обнимались полностью, даже если мы любим. Интересно, мы, кажется, сдерживаем наши объятия для сексуального действия, для тех моментов, когда мы выигрываем в телевизионной лотерее или для трагических моментов в нашей жизни, в больничных палатах или на похоронах.

Необходимость в физической открытости, кажется, становится более очевидной во время катастрофы. После землятрясений, наводнений и несчастных случаев, мы отчаянно спешим найти защиту в руках другого человека. Интересно, что люди не поступают иначе и после успешного спортивного рекорда, прыгают дико в объятия друг друга, похлопывают друг друга по спине и целуются в непринужденной радости.

Это естественно для нас – желание проявить нежность. Но по некоторым таинственным причинам, мы приравниваем чувственность к сентиментальности, слабость к уязвимости. Мы, кажется, как бы боимся проявить их. Десмонд Моррис в своей выдающейся работе «Интимное поведение» излагает, что данное мнение причиняет нам:

«Нахождение в состоянии, в котором все контакты кажутся оттталкивающими, когда коснуться кого-то или нас коснулись означает повредить или тебе повредили. Это, в известном смысле, стало одной из величайших болезней нашего времени, большинство социальных болезней современного общества, от которых мы охотно излечились бы, пока не будет слишком поздно. Когда опасность остается незамеченной – подобно ядовитым химикатам в нашей пище – это может нарастать от поколения к поколению, до тех пор, пока повреждение не будет исправлено».

К счастию, не смотря на самих себя, многие из нас прикасаются к кому-то ежедневно. Мы пожимаем руки, мы похлапываем друг друга по спине, мы игриво треплем друг друга за волосы, или более церемонно, мы поддерживаем друг друга, когда танцуем. Все это представляет собой банальные физические несексуальные выражения чувства. Есть много путей, чтобы показать другим близость, выражающую нашу любовь и понимание, или выражающую нашу теплоту. Это простые человеческие действия. Тем не менее, для некоторых из нас они представляют собой монументальные барьеры.

Известный психиатр Гарольд Блюмфильд в своей книге «Заключи мир со своим партнером» рассказывает историю о том, как он не мог обнимать своего отца до ьех пор, пока не узнал, что отец умирает от рака. Они прошли процесс от неуклюжего объятия до того, который заканчивается искренним выражением: «Я люблю тебя». Объятия вылечили доктора Блюмфильда и дали новую жизнь его отцу, матери и целой семье.

Я припоминаю классический итальянский фильм знаменитого режиссера Антониони, в котором главные герои были в процессе прерывания, и что важно любящей, связи. Влюбленные в слезах, унылые, сидящие, его голова обхвачена руками, безмолвные. Его подруга знает, она должна только нежно обнимать его за плечи, чтобы вывести его из этой беспомощности, безнадежного состояния. Она пытается выиграть немного времени, но если бы это зависело от нее, положить конец делу. Она, наконец, подняла свою сумочку и шарф и тихо покинула комнату. Сцена была холодная.

Это поведение мне всегда было сложно понять. Я вспоминаю конфуз, который я испытал в детстве, шедший от одной очень дружелюбной семьи, когда я узнал, что были дети, которые не сидели у полы своих родителей обласканные, не знали объятий и поцелуев, которые для детей как глоток в жару. Я готов был обнять классного руководителя, который назвал меня «странным». Даже мои учителя говорили мне, что есть правило: «Руки прочь! Мы не делаем этого в этой стране!» Я вспоминаю оборонительный ответ: «Так делают в моем доме». «Хорошо, не в моем классе». – было последнее слово.

Даже сечас у меня есть естественная склонность раскрывать свои объятия другим, когда мы встречаемся. Многие, кто не знает меня, находят это шокирующим. Таким образом я получил легкомысленное название «Доктор Хаг». Другие считают, что это вторжение в их личную сферу. Юдит Мартин, которая писала об этикете под именем Мисс Маннерс, прямо просила меня не касаться ее. Она говорила, что позволяет касаться себя только своему мужу и королю Луи XIV. В итоге, я все-таки обнимал ее, надеясь, что она получала достаточные объятия от своего мужа, зная, что для Луи XIV было слишком поздно. Я вспоминаю популярного телевизионного журналиста, который предостерегал меня настоятельно, что он не любит обниматься: «Руки прочь! Я мужчина!» – говорил он. «Я не хочу, чтобы мои зрители подумали, что я странный». С другой стороны, другие мои знакомые Фил Донауе, Дайяна Сойер, Хью Даунс были более расположены к объятиям. Очень откровенный человек из аудитории слушателей Донауе, на которого я обратил внимание, сказал, что моя защита от объятий относится к области сексуальных извращений.

Десмонд Моррис предполагает, что боязнь касаний была связана с возрастом, часто неосознанно, сексуальными запретами. Эта идея создала сложность вступать в физический контакт без включения сексуального влечения. Он константирует, что это заключалось

«в массовом запрете нашей несексуальной телесной интимности и это относились к родственным связям с нашими родителями и потомством (осторожно, Эдип!), нашими родственниками (осторожно, инцест!), нашими однополыми друзьями (осторожно, гомосексуализм), нашими друзьями