еже от юности пострадах?» — задавал царь в этом же письме ритори­ческий вопрос, вспоминая о своем детстве.

Бояре искали разные пути воздействия на молодого государя. Поль­зуясь тем, что личность его еще не пробудилась, они пытались настроить его в свою пользу, подыгрывая самым жестоким и низменным сторонам его натуры. Они брали его на охоту, потакали его страсти к мучитель­ству домашних животных, которых по его приказу сбрасывали с высоко­го крыльца ему на потеху. Еще большее удовольствие доставляло ему мучение людей, когда он вместе с другими боярскими сыновьями носил­ся по московским улицам и давил конями прохожих.

Несчастный ребенок-сирота превращался под влиянием окружающих его бояр в подростка с наклонностями тирана-мучителя. Для страны со сфор­мировавшимися деспотическими традициями это было особенно опасно, поскольку ничто не могло положить предела тирании, жертвой которой мог стать любой и могло пострадать сколько угодно людей. Очень ско­ро это почувствовали бояре. В конце декабря 1543 г. государь приказал своим псарям затравить собаками князя Андрея Михайловича Шуйского.

Решающее влияние на Ивана с этого времени стали оказывать его род­ственники князья Глинские. Между тем приближалось 16-летие государя — время, когда кончалась опека над ним. С мая по август 1546 г. он нахо­дился в Коломне при войске, собранном в связи с вестью о возможном нападении хана Сахиб Гирея. В то время по его приказу были казнены князь Иван Иванович Кубенский и бояре Василий Михайлович и Федор Семенович Воронцовы, обвиненные в подстрекательстве к мятежу новго­родских пищальников, причем никакого расследования по этому поводу он не проводил.

В декабре 1546 г., вскоре после того, как ему исполнилось 16 лет, Иван в присутствии митрополита Макария, бояр и высшего духовенства заявил о своем намерении найти невесту в русской земле, а до того венчаться на царство. Венчание на царство состоялось 16 января 1547 г. Из рук митрополита Макария он принял царский венец и бармы.

Одновременнр происходили выборы царской невесты. Из представленных ему знатных дезиц царь выбрал Анастасию Романовну, дочь окольничего Романа Юрьевича Захарьина, умершего в 1543 г., и племянницу Михаила Юрьевича Захарьина, умершего в 1539 г., члена назначенного Василием III опекунского совета. Будучи примерно одного возраста с царем, она, судя по сообщению источников, обладала самыми разнообразными доброде­телями. Венчание состоялось 13 февраля 1547 г. Иван очень любил свою супругу, а она оказывала на него исключительно сдерживающее и обла­гораживающее влияние. Едва ли будет слишком преувеличенным утверж­дение, что Анастасии Романовне страна в значительной мере обязана от­носительно спокойными годами, когда благодаря ей в течение того времени.

когда она была жива, т. е. до 1560 г., не проявлялись худшие стороны натуры царя в той степени, а какой они проявились после ее смерти.

Очень скоро, всего через несколько месяцев после вступления в брак, на Ивана Васильевича обрушились серьезные испытания. Толчком для них послужили народные выступления в ряде городов. В июне 1547 г. к го­сударю, находящемуся в селе Остров под Москвой, прибыли псковичи с жалобой на своего наместника князя Ивана Ивановича Турунтая-Пронс-кого, ставленника Глинских. Псковским посланникам довелось испытать на себе державный гнев, поскольку царь доверял дядьям и их человеку. Он едва не повелел убить их. Лишь известие о падении в Москве большого колокола заставило его забыть о посланцах от псковичей и срочно от­быть в столицу.

Еще более серьезные события произошли в июне в Москве, где случил­ся большой пожар. В тот год пожары в городе начались уже в апреле, а 21 июня 1547 г. в сильную бурю столица сгорела по существу целиком. По данным Н.М. Карамзина, погибло 1700 человек, с младенцами — зна­чительно больше, а по сообщению летописи, «таков пожар не бывал на Москве, как Москва стала именоваться». Страшное бедствие заставило царя вернуться в столицу, где он присутствовал на молебне в Успенском собо­ре, а затем беседовал с митрополитом Макарием. Мудрый старый влады­ка ясно чувствовал, насколько напряжена обстановка в Москве, насколь­ко недовольны люди всевластием Глинских, дворы которых не пострадали. Знал он и о том, что народная молва обвинила в чародействе и поджоге города бабку царя Анну Глинскую; которая будто бы раскапывала све­жие могилы, вынимала сердца у мертвых, мочила их в воде, а затем кро­пила этой водой улицы, после чего вспыхивал огонь. Чтобы снять напря­жение, митрополит посоветовал царю простить всех «опальных и повинных», что и было сделано. После этого Иван Васильевич уехал в подмосков­ное село Воробьеве

Главные события начались в Москве 26 июня. В этот день митрополит вел молебен в Успенском соборе и призывал к покаянию. Но а столице началось восстание. Всем «миром» москвичи пришли в Кремль и потре­бовали выдать для расправы Глинских и их людей. Дядя царя Юрий Глин­ский попытался спрятаться в Успенском соборе, но толпа ворвалась в со­бор, вытащила Юрия и забила его камнями. Затем начался погром дворов, принадлежащих Глинским, и убийства их людей. Анна Глинская с сыном Михаилом, предвидя такой поворот событий, уехала из Москвы заранее в свою Ржевскую вотчину. В результате восстания правление Глинских пало. Многие бояре, недовольные Глинскими, сами побуждали народ к решитель­ным действиям против них. Но после убийства Юрия Глинского никакого влияния на дальнейший ход событий бояре уже оказывать не могли. Тор­жествовала стихия народного бунта. С ней царю непосредственно пришлось

135

столкнуться 29 июня, когда пришли «многие люди чернь скопом ко госу­дарю в Воробьеве», причем вооруженные. Позже Иван Грозный писал об этих событиях: «От сего убо вниде страх в душу мою и трепет в кости моя, и смирися мой дух». Ему скорее всего пришлось вступить в перего­воры с восставшими и пообещать им отстранить Михаила Глинского. Кроме того, москвичам раздавали деньги. Сами Михаил Глинский и Иван Турун-тай-Пронский также были очень напуганы и пытались бежать в Литву, но из-под Ржева были возвращены.

Городские восстания середины XVI в. показали необходимость про­ведения широких внутренних реформ. Это понял и царь, хотя едва ли