Библиотека > Культура ХХ века > Актуальные проблемы современной культуры

Современное человечество — это тысячи народов, сотни государств, более 5 млрд землян. Человек является одним из почти 2 млн видов растений и животных на Земле. За время существования рода людского сменилось около тысячи поколений (если определить продолжительность жизни каждого из них примерно в 60 лет). Среди огромной человеческой массы нет двух людей, которые были бы совершенно одинаковы, каждый человек имеет свои неповторимые особенности. Между людьми есть не только индивидуальные, но и групповые различия: семейные, половые, возрастные, профессиональные, национальные и т. д. Что же объединяет столь разных людей в единое современное человечество? Прежде всего — единая общечеловеческая культура, которая возникает на основе целостности мира. Целостность мира — это взаимосвязь и взаимозависимость людей и народов. Она появилась как следствие развития производства в мировом масштабе и возникновения глобальных проблем. Целостность мира послужила основой становления современного человечества и единой общечеловеческой культуры.

Идеалы и установки современной культуры являются сплавом того, что было открыто человечеством в прошедшие века и того, чего достигло человечество к концу XX века.

Какие формы социальной жизни, образцы деятельности, способы мироощущения и мировосприятия отсеяло «сито времени», какие базисные культурные ценности были восприняты XX столетием?

В современной культуре широкое распространение получили гуманистические принципы и идеалы. Разумеется, гуманизм — достаточно многообразное понятие. Ренессанский гуманизм, например, утверждающий мощь и свободу творческого человеческого духа, был в определенном смысле элитарным, поскольку его мораль была индивидуалистической, значимой для немногих избранных.

Суть современного гуманизма заключается в его универсальности: он адресуется каждому человеку, провозглашает право каждого на жизнь, благосостояние, свободу. Иными словами, это не элитарный, а демократический гуманизм.

Гуманистическая ориентация культуры XX века проявляет себя в различных «мирах» современного общества — экономическом, нравственном, политическом, художественном и т. д. Эта тенденция определила, например, становление политической культуры в передовых странах. Так, ценности современной политической культуры впервые зафиксированы в «Декларации прав человека и гражданина» (1789 год).

Конечно, идею всеобщего равенства выдвигало еще христианство. Христос учил: перед Богом все равны, ибо каждый человек, независимо от своего социального положения, обладает бессмертной душой. Однако христианская идея равенства носит скорее мистический характер. Ведь люди равны не в реальной жизни, а в загробной. На земле же каждый должен смиренно нести свой крест, подобно Христу, так как существующие неравенства социальной, классовой жизни, имущестьенные различия предопределены Богом. Другим важнейшим итогом развития культуры, воспринятым в нашем столетии, является установка на научно-рациональное познание мира и связанная с ней социокультурная система — наука. Еще в XIX в. появляются первые признаки того, что наука стала мировой, объединив усилия ученых разных стран. Возникла, развилась в дальнейшем интернационализация научных связей. Расширение сферы применения науки в конце XIX—начале XX века привело к преобразованию жизни десятков миллионов людей, живших в новых промышленных странах и объединению их в новую экономическую систему.

Мировая научная целостность, сложившаяся в XX в., положила начало экономическому объединению мира, передаче во все уголки земного шара передовых способов производственной культуры. Мы являемся свидетелями растущей интернационализации народнохозяйственных связей. Одним из выражений этого процесса стали транснациональные корпорации с их едиными формами организационной культуры, действующими в десятках стран и на различных континентах. На долю транснациональных компаний приходится более трети промышленного производства, более половины внешней торговли, почти восемьдесят процентов новой техники и технологий. О нарастании интернационализации жизни современного мира свидетельствует всеохватывающий характер научно-технической революции, принципиально новая роль средств массовой информации и коммуникации.

Техногенное отношение к природе как к средству удовлетворения не духовных, а сугубо технических потребностей становится в первой половине XX в. одной из ведущих тенденций в развитии культуры.

Оптимистическое миросозерцание, обусловленное успехами научной мысли, воплощенной в мировой промышленности и технике, преобразующих лик планеты, послужило основой для возникновения характерного для человека XX века ощущения космичности своего бытия.

Русский космизм — уникальное, интереснейшее направление в философии, значение которого начинает осознаваться только сейчас, на пороге третьего тысячелетия. В работах русских космистов — Н. Ф. Федорова, К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского и других — были поставлены принципиально новые проблемы космической роли человечества, единства человека и космоса, морально-этической ответственности в ходе космической экспансии человечества. Эти идеи возникли прежде всего на отечественной почве, ибо для русской философии характерно представление о человеке как о личности активной, ищущей и, одновременно, укорененной во всеобщем, в целом.

Каковы основные черты русского космизма?

Во-первых, это идея активной эволюции, в которой выражается новое качество взаимоотношения человека и природы. Опираясь на естественнонаучные эволюционные воззрения, традиционно ценимые в России, космисты выдвинули тезис о неизбежности особого этапа в развитии природы и космоса, когда сознание, разум становятся ведущей силой мирового развития. Человек берет на себя ответственность за космическую эволюцию.

Во-вторых, рассматривая Землю и ее историю как часть эволюционных процессов во Вселенной, русские космисты соединили заботу о космическом целом с нуждами, потребностями и запросами конкретных людей. С их точки зрения, гуманистический оптимизм, радостное и светлое миросозерцание основаны не на прекраснодушных мечтаниях отдельных мыслителей, а на законах самой природы.

С наибольшей научной доказательностью и философской обоснованностью эти идеи были развиты выдающимся русским мыслителем, ученым-естествоиспытателем, стоявшим у истоков современной геохимии и биогеохимии — В. В.Вернадским (1863—1945).

Основной труд В. И. Вернадского — «Научная мысль как планетарное явление» — отличается энциклопедич-ностью обобщений, синтетическим подходом к эволюции Земли как единому геологическому, биогенному, социальному и культурному процессу. Осознавая пути эволюции мировой культуры, мыслитель приходит к выводу о том, что деятельность человека не есть некое отклонение в эволюционном развитии. Под влиянием объединенного человечества биосфера закономерно перейдет в качественно новое состояние — «ноосферу» (от слова «ноос» — разум). Человек и его разум есть не просто конечный результат эволюции, но, одновременно, и начало нового движения. Движения, создающего «сферу разума», которая и будет являться определяющей силой эволюционного развития в будущем.

В чем же причины возникновения и сущность ноосферной культуры?

1. Появление «ноосферы» связано, прежде всего, с реальным процессом экспансии разума, сознания в эволюционный процесс. По мнению В. И. Вернадского, человек осуществил «полный захват» биосферы для жизни. Лик Земли, этого первого космического тела, которым владеет человечество, полностью преобразился. Все природные стихии — вода, земля, воздух — захвачены человеком.

2. Важнейшее основание для возникновения «ноосферы» — объединение человечества. Для В. И. Вернадского равноправие, братство, единение всех людей являются прежде всего не нравственными требованиями, благими пожеланиями, а природным фактом. Возникает общечеловеческая культура, современные средства передвижения и передачи информации сближают людей, научная и техническая мысль все более интернационализируются. Несмотря на войны, межнациональные конфликты, человечество с необходимостью придет к единению.

3. Главной же силой создания «ноосферы» является наука, становящаяся мощнейшей геологической и космической силой. С этим процессом связаны триумф жизни и прекрасное гармоничное будущее для людей. Эволюция живого вещества, его усложнение и нарастание сил разума во Вселенной есть процессы неизбежные. «Можно смотреть поэтому на наше будущее уверенно. Оно в наших руках. Мы его не выпустим» (В. И. Вернадский, 1991).

В основе формирования единой планетарной цивилизации лежит всевозрастающая интенсивность различного рода связей: коммуникационных, политических, экономических, культурных. В результате возникает новое системное качество — мировая цивилизация, увеличивается взаимосвязь различных стран, народов, кризисные и антикультурные явления в одном секторе единой цивилизации отражаются и в других регионах. В то же время возникает более интенсивная глобальная взаимосвязь, когда культурные образцы, научные достижения, произведения искусства, новые формы социальной и политической жизни транслируются и усваиваются в течение достаточно короткого времени по всему цивилизацион-ному пространству.

Это отнюдь не означает, что происходит некая унификация культурных норм, способов видения мира. Естественно, что любая нация, социальная группа принимает из системы общекультурных человеческих связей только то, что соответствует их духовному настрою и уровню развития. Кроме того, возникает мощная тенденция к сохранению собственной идентичности, национальной культуры. Конечно же, современная цивилизация не означает механического соединения различных локальных цивилизаций и культур. Этот процесс носит сложный и противоречивый характер. Достаточно вспомнить, сколь мощное воздействие на современную культуру Запада оказали достижения производственной культуры Японии и стран ближневосточного региона. По-видимому, производственные формы деятельности, основанные на традиционной культуре этих стран, имеют достаточно много преимуществ по сравнению с ценностями индустриальной западной культуры. Проблема взаимного усвоения современных достижений культурами разных стран является сейчас одной из наиболее важных. Чем же обусловлено возникновение единой глобальной культуры человечества?

В первую очередь тем, что мировая социальная революция вызвала колоссальное изменение форм, способов и образа жизни человека. Достаточно сказать, что именно в XX в. осуществился во всемирном масштабе переход от работы на себя, на собственном наделе, характерном для традиционного общества, к труду по найму, труду в коллективе и под контролем. Окончательно сменился образ жизни широчайших слоев населения, в условиях массовой урбанизации кардинально изменились способы и формы восприятия человеком действительности.

Приведем некоторые цифры. В начале XX в. в 9 ведущих индустриально развитых странах Запада люди, работающие в современном производстве, составляли 43% населения. К середине XX в. число работающих по найму в этих странах увеличилось до 66%, а количество таких стран резко возросло. Эта тенденция наблюдается и в развивающихся странах. Судя по количеству работающих по найму людей, третий мир обогнал Запад. Завершается и начатый в XIX столетии процесс миграции сельского населения в города. В начале прошлого века городское население составляло около 3% всего человечества, в середине XX — горожанами стали уже 28%, а к 90-м годам — более 40%.

Появились огромные мегаполисы, как, например, на северо-востоке США (площадь 100 тыс. км2, население 45 млн, протяженность 800 км), Хоккайдо в Японии (соответственно — 70—55—700), Рейнский городской район (60—30—500 соответственно). Кардинально изменился культурный мир человека, живущего в городских условиях. Перед ним раскрыт мир, наполненный тысячами соблазнов и услуг. Он получает гигантское количество информации по системе телевизионной и компьютерной связи, до невиданных пределов расширяются социальные контакты, происходит частый поиск и смена работы, видов деятельности, изменяется ритм жизни, нарастают стрессовые ситуации, существенно обновляются содержание и формы образования. Таким образом, большинство населения современного мира переселилось из тихих деревень, традиционных обществ в гигантские социокуль-турные системы, связывающие людей различных национальностей и культурных ориентации в единое целое.

Одним из методологических подходов, концептуально осмысливающим происходящие изменения, оказалась идея японского социолога Е. Масуды. В 1945 году он предложил теорию, многим казавшуюся фантастической, — теорию «информационного общества». Это общество, объединенное единой информационной сетью, благодаря которой появится возможность для человечества вырабатывать единые цели, а для человека — проявить свои творческие возможности. Внедрение новых информационных технологий и, прежде всего, компьютерной техники и систем телекоммуникационных связей показали, что концепция информационного общества отнюдь не является утопичной.

Возникает новая информационная культура, новые способы получения информации, производственной и научной деятельности. Доступ к информационным сетям, знанию оказывается определяющей основой для стратификации, разделения общества. На основе автоматизированного доступа к системам связи индивид или группа лиц может получить информацию, необходимую для решения профессиональных или личных задач. Происходит процесс автоматизации и роботизации производства и управления. В сфере информационной деятельности работает более 50 процентов трудоспособного населения. Концепция «информационного общества» определила пути формирования «материального тела» культуры XX века.

Формирование целостности мира предполагает принятие общих ценностных предпосылок. Без них любое взаимодействие невозможно, ибо разные системы ценностей разъединяют людей, мешают им понять друг друга. Современная культура, интегрирующая различные страны в единое целое, основана на общечеловеческих ценностях, движении в защиту прав личности, гуманизме, творческом развитии личности, распространении научного знания и передовых технологий, взаимообогащении национальных культур, бережном отношении к жизни и к окружающей среде.

XX в. знает две модели создания гуманитарной монокультуры унифицирующего типа, которые отрицают многообразие существующих в мире культур. Первая модель основана на абсолютизации классовых ценностей и идее мировой пролетарской революции (сталинизм), вторая — на утверждении господства одной национальной культуры, одной нации и одного государства — тысячелетнего рейха (германский фашизм). В обеих моделях идея общечеловеческой культуры осознавалась миллионами людей в своеобразной отрицательной форме — в результате отождествления групповых ценностей с общечеловеческими, части культуры — с ее целостностью, т. е. создавалась извращенная форма социального движения, превращающая культуру в антикультуру. Движение к общечеловеческой культуре, снимающее первобытное противопоставление «мы — они», — сложный, противоречивый процесс. Это противоречие не разрешается простым отбрасыванием других взглядов, ценностей, культурных позиций. Такой путь бесперспективен, он возвращает человечество во времена варварства.

Сейчас в нашей стране пробуждается пристальный интерес к ценностям восточных культур, но их механическое перенесение на российскую почву может привести только к отрицательным результатам. Необходимо вдумчиво относиться к различным культурным нормам, уметь видеть их суть, реально оценивать степень их воздействия и только после этого способствовать их распространению.

Причем нужно брать не внешние, ритуально-традиционные элементы, а идею, дух соответствующей культуры.

Приведем пример. Для китайской культуры характерно оптимистическое мировоззрение, спокойное отношение к жизни и смерти. Человек живет в единой Вселенной, где живые и мертвые находятся в тесной связи, где бытие и небытие взаимно переходят и взаимно обусловливают друг друга. На уровне обыденного сознания эта философская мудрость носит форму различного рода обрядов, культа предков, веры в существование умерших среди живых. Отсюда и странные с точки зрения европейца обычаи, например дарение гроба опасно больному человеку. Это знак внимания и доброго расположения. На смерть нужно смотреть без боязни и страха, с удовлетворением. Умирающий подобен человеку, который отправляется в дальнее странствие. В отличие от европейской культуры, раздвоенной на мир явлений и сущности, в китайской культуре нет переживания и ощущения существования запредельного, трансцендентного, выражаясь языком И. Канта. Эта раздвоенность имела громадное значение в развитии европейской культуры. По мнению всемирно признанного культуролога и социолога М. Вебера, именно раздвоенность между посюсторонним и потусторонним служила началом и причиной активности европейца, его деятельностного отношения к миру. Стремление к созданию абсолюта и постижению сущности выступило одной из причин возникновения европейской науки. А потребность стереть разрыв между реальным и идеальным стала фундаментом характерного для европейской культуры активизма, желания преобразовать мир.

Однако европейская культура с ее пафосом активного преобразования действительности привела к глобальным тупикам развития (загрязнение окружающей среды, угроза термоядерного конфликта, истощение энергетических ресурсов, и т. д.).

В китайской культуре с ее опорой на конфуцианский принцип толкования мира как «лучшего из возможных» существует противоположная идея — приспособления к существующей изначально природной и социальной среде.

В условиях кризиса европейской индустриальной культуры возникла идея синтеза национальных культур, где европейский активизм сочетался бы с характерным для восточной, в частности для китайской, цивилизации, принципом сохранения и приспособления.

Выдающийся мыслитель XX в. А. Швейцер пришел к мысли о необходимости отказа от технократической культуры и к переходу к более высоким формам развития. Остро переживая мировые катастрофы и войны XX в., он делает вывод о том, что технократическая наука и разрастание технократизма как одного из элементов культуры привели к сужению ее гуманистической сферы и к гибели гуманистических идеалов культуры. Мыслитель выдвинул принцип благоговения перед жизнью как основополагающий для формирования новой общепланетарной культуры. Этот принцип экологии духа, сохранение и взаимоуважения в сфере культуры означал переход от технократической модели развития цивилизации к новой, ориентированной действительно на общечеловеческие ценности.

«Человек, отныне ставший мыслящим, испытывает потребность относиться к любой воле к жизни с тем же благоговением, что и к собственной. Он ощущает другую жизнь как часть своей. Благом считает он сохранять жизнь, помогать ей, поднимать до высшего уровня жизнь, способную к развитию. Злом — уничтожить жизнь, вредить ей, подавлять жизнь, способную к развитию. Это и есть главный абсолютный принцип этики... Этика благоговения перед жизнью, таким образом, объ-емлет все, что можно назвать любовью, преданностью, сопереживанием в горе и в радости, и сопричастностью» (А. Швейцер, 1993).

Учебный курс по культурологии (Под ред. Драча Г.В.).- Ростов-на-Дону:Феникс, 1999.

Библиотека > Введение в культурологию > Культурология - продукт современной культуры

Культурология - продукт современной культуры. Было бы странно считать, что проблемы культуры не исследовались наукой, пока не было произнесено слово "культурология". Шаманизм в этнографии, рыцарство в истории, влияние Байрона и Пушкина в литературоведении, конфликт "жизни" и "культуры" в социологии Зиммеля - что это все, как не проблемы культуры? Но кажется, что объединение подобных тем в рамках единой науки - едва ли возможно и целесообразно. Что же в таком случае является "оправданием" культурологии, богато представленной сегодня в виде образовательных программ, учебников, лекционных курсов, журнальных публикаций?

Оправдание находится довольно простое. После крушения советского марксизма образовался "идейный вакуум" и именно культурология в силу своей всеохватности и расплывчатости является наиболее подходящим кандидатом на замещение "вакантного места". Но не только Россия - все мировое сообщество, которое, хочет оно того или нет, двигается по пути глобализации, нуждается сегодня в общеобразовательной дисциплине, которая давала бы представление о множественности культур и создавала бы основу для широкого гуманитарного общения людей различных рас, сословий и конфессий. Эта дисциплина должна формировать у молодежи образ общечеловеческой культуры, который затем конкретизируется в соответствии с национальной системой ценностей. Эта дисциплина, очевидно, не может иметь четко очерченного "корпуса знаний", ей должны быть свойственны либеральность, плюрализм оценок и мнений, этико-педагогическая ориентация и вместе с тем - связность, образность, опора на яркие факты мировой культуры. Этим требованиям удовлетворяет культурология.

Тенденция к формирования культурологии как особой отрасли в гуманистике имеет место и на Западе. По-видимому, сами новые условия выработки и синтеза знаний с помощью "Интернет", возникновения мирового сообщества ученых приводят к стиранию дисциплинарных границ в социо-гуманитарной сфере, к выработке широкого взгляда на культуру, компенсаторного по отношению к процессу дробления и специализации наук.

Мы не "строим" культурологию, а просто фиксируем факты "социологизации" и "психологизации" истории, популяризации "комплексного подхода", при котором театр, скажем, изучается не только в искусствоведческом плане, но и в планах национального менталитета, групповой психологии, развития массовых коммуникаций, форм общественного диалога с политической, этической, педагогической точек зрения. Такой подход удобно назвать "культурологическим". Его бросающаяся в глаза особенность - осознание "контекстуальности" научных и философских теорий, всякого знания. Если в недавнем прошлом философию, как и химию, изучали независимо от того, где, в какой стране они развивались, то сегодня мы все яснее осознаем, что философия и наука, равно как и другие формы сознания, не являются продуктами "голого", "неукорененного" интеллекта. Они суть одушевленные "голоса" - страны, эпохи, мыслящей элиты. Философия Канта - это не очередной продукт "философского производства", а симптом трансформаций коллективного разума, обусловленных его внутренними интенциями и социо-культурным контекстом. Как ни парадоксально, но именно глобализация науки, выработка единых мировых стандартов исследования приводит к "культурологизации" - не только социо-гуманитарных, но и естественных наук. Физика, астрономия, химия приобретают культурологическую направленность, когда их рассматривают в качестве элементов "национального образа мира".

Проблемы культуры изучались во всех странах в соответствии с их научными традициями, особыми проблемами и идеологиями. В Германии они ставились в широком философском контексте. Больше всего немецких философов интересовал человеческий разум и то, как он проявляется в природе, истории, науке, искусстве, религии. Немцы хотели, можно сказать, "понять разум - разумом", но не преуспели в этом. Ведь именно в Германии Кантом были впервые провозглашены "границы чистого разума". Немецкие философы особенно резко возражали против использования естественно-научной методологии в исторических науках, именно они провели четкую грань между науками о природе и науками о культуре - на том основании, что понимание природы связано с познанием законов, а понимание культуры - с отнесением культурных явлений к ценностям. В Англии "чистый разум" никогда не имел столь высоких притязаний, как в Германии, привычно отступая перед обычаем, "политическим разумом" и здравым смыслом. Эмпирическая, практическая направленность ума характерна для британских ученых. Задачи управления колониями, народами, душу которых англичане никогда не стремились глубоко понять, ("Запад есть Запад - Восток есть Восток"), направляли внимание английских обществоведов на изучение регулятивных принципов, институтов, служащих основой социального порядка и управления.

В США с их пестрым национальным составом, обострившейся классовой проблемой, а также в связи с их усилившейся мировой эмансипацией многие исследования приобрели этнопсихологическую направленность. Американские этнологи и антропологи выступали против расизма, в защиту свобод личности и прав малых народов. Их интересовали своеобразие этнических культур, контакты между ними, положение человека "на рубеже культур". В центре внимания оказывались, с одной стороны, устойчивое бессознательное "ядро" культуры, укорененное в личности, а с другой - технологичность и адаптивность культуры, как социальной системы, ее связь с природной средой, хозяйством и витальными потребностями человека.

Об осмыслении проблем культуры в России следует говорить особо. В конце прошлого века у нас появилось немало философских и социологических работ, посвященных специально этим проблемам. Для русской социологии особенно характерно этико-субъективное, культурологическое направление, в котором анализ социальных отношений сочетаются с литературной критикой, эзоповским толкованием отечественной злобы дня, острыми выпадами против политиков и писателей, непринужденной беседой с читателем. Изучать историю социологии и культурологии в России вряд ли можно, игнорируя работы Чернышевского, Лаврова, Михайловского, Плеханова, Ленина. Но кто они такие? Ученые, морализирующие публицисты или философствующие политики? Русским людям свойственны синкретизм, конкретность, образность, диалогичность мышления, а также "всеотзывчивость", любопытство, любовь к тайнам и запретным знаниям. Поэтому русские хотели понять жизнь, да и самих себя - не разумом, а сердцем. ("Умом Россию не понять...") Да и вообще, ничего нельзя понять только умом.

Вопросы культуры обсуждались в России не столько учеными - специалистами, сколько поэтами, писателями и литературными критиками. Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Салтыков-Щедрин, Белинский, Герцен, Блок, Бунин, Булгаков, Платонов - вот наши лучшие культурологи, философы, социологи, психологи. Уже многими на Западе признано, что глубина проникновения русских писателей в душевные порывы, в суть человеческих отношений, в смысл истории, в феномен всечеловеческого единства - ничуть не меньше, чем профессиональных ученых - социологов и гуманитариев. Литература в России никогда не была просто беллетристикой, она постоянно оперировала политико-религиозными, этико-философскими идеями и, если уж говорить о воздействии на социальные процессы, то русская классическая литература была во много раз более действенна, чем социология и философия. Достаточно вспомнить В.И. Ленина: "Чернышевский всего меня "перепахал". Он имел в виду роман "Что делать"? Да и в наши дни написанный в художественно-публицистической манере "Архипелаг ГУЛАГ" сделал больше для крушения коммунистической системы, чем сотни книг западных ученых-советологов.

Впрочем, в России были специализированные, выдержанные в научном жанре размышления о культуре. Можно упомянуть здесь Страхова, Леонтьева, но на первое место нужно поставить Н.Я. Данилевского, его фундаментальный труд - "Россия и Европа". Несмотря на отсутствие методологической строгости, эта работа отличается огромным богатством идей, многие из которых впервые высказаны. Именно Данилевского и Шпенглера следует считать классиками, зачинателями культурологии, разработчиками "культурологического дискурса", несмотря на многие справедливые замечания по поводу логической невыдержанности и фактической необоснованности многих их суждений.

Человек, мало знакомый с науковедением, может считать, что некая концепция или идея являются либо научными, либо ненаучными, и что сама культурология, если она хочет иметь хоть какую-то ценность, должна обязательно быть наукой. Такому человеку наука представляется в виде законченной идеальной схемы, в которой нет никаких противоречий: объективно-беспристрастное исследование мира, универсальный для всех ученых чисто познавательский мотив деятельности, четкая договоренность о значении всех терминов и понятий, фактическая обоснованность и логическая строгость суждений, признание единой для всех истины и т.п. При таком видении науки упускают из виду, что она является культурно-историческим, коммуникативным феноменом, творится в процессе диалога, подвержена воздействию многих "вненаучных" субъективных и объективных факторов. Представление о "чистой" науке, развивающейся вне политики, этики, экономики - является мифом. Поучительно проследить судьбы науки в тоталитарных, политизированных и идеологизированных обществах, где обостряется противоречие между познавательным интересом и социальным заказом, стремлением к истине - и идеологическим императивом, коммуникацией по поводу истины - и той, которая имеет целью доказать правоту партии или доктрины.

В таком обществе ученый находится в трудном положении. Он разрывается между желанием продолжить свободное движение своей мысли и необходимостью считаться с "правилами игры", принятыми в его стране. Ученый хочет выжить как человек и гражданин, сохранить право работать в науке, не оттолкнуть учеников, не способных еще воспринимать научные идеи иначе, чем в идеологическом обрамлении. Но при этом он хочет сохранить разум свободным, оставаться ученым, искателем истины. Стремясь разрешить подобные противоречия, мысль выбирает иногда запутанные, компромиссные пути, а нередко вырывается за рамки науки - в искусство, публицистику. В Советском Союзе идеология господствовала в гуманитарных науках и подбиралась даже к тому, чтобы "подмять" под себя физику, биологию, химию. Централизованное управление, интеллектуальный уровень партийных руководителей, статусные различия в сообществе ученых во многом определяли приоритеты, уровень, темпы развития науки, ее социо-гуманитарной сферы. В кругах партийных идеологов, да и в массах, было распространено обыденное понимание культуры, которая трактовалась как "культурность", творчество в области литературы и искусства, организованное просвещение народа и четко отграничивалось от политики, экономики, религии.

Термины "культурология" и "социология" считались идеологически неприемлемыми. Понятие "культура" не вписывалось в систему понятий советского марксизма. Философы говорили о "культурной надстройке", "формах общественного сознания", но не о саморазвивающейся системе ценностей и значений, не о "пространстве смыслов", которое с материалистической точки зрения представляется фиктивным. Если и допускалась "теория культуры", то, как нечто вроде науки о хороших манерах, не имеющей прямого отношения к идеологии. Такой взгляд на культуру был, в какой-то степени "на руку" советским культурологам, которые, не привлекая к себе внимания "начальства" могли относительно свободно работать, не обязательно при этом прикрываясь жанром "критики буржуазной философии".

Общие философско-социологические проблемы культуры и связанные с ними проблемы личности стали раньше и глубже разрабатываться советскими философами, этнографами, историками, чем, скажем, проблемы экономики, политики, права и даже морали, где мертвящее влияние идеологии было максимальным. Трудность была, однако в том, что теоретическая культурология опиралась на эволюционизм, структурно-функциональный, психоаналитический и экзистенциалистский методы, которые считались формально несовместимыми с марксистским историзмом. На самом деле, при известной ловкости автора и благожелательности коллег не так уж трудно было в годы застоя замаскировать эти "буржуазные" методы "под марксизм", чем не без успеха занимался автор этих строк в книге "Культура и личность" (Лг, Наука, 1972). Однако, был "пойман с поличными" ("Методологические проблемы изучения культуры". По поводу книги Е.В.Соколова "Культура и личность", Журн. "Социологические исследования" N1, 1974).

Рецензенты обвинили автора книги в том, что он "некритически заимствует буржуазную терминологию", "сглаживает различие между марксизмом и немарксистскими подходами", интерпретирует классовую борьбу в культуре как игру, а саму культуру ставит "над обществом", не оговаривая, является ли оно буржуазным или социалистическим, "запутывает то, что всем ясно", и т.п. Рецензия могла бы послужить началом полезной дискуссии, но она была написана "по заказу" авторитетных органов и обсуждению не подлежала. "Борьба за чистоту теории" в науке является антинаучным приемом. Нет "чистых" и "не чистых" теорий. Всякая теория - неполна, "не чиста", и, пытаясь расширить свою предметную область, неизбежно ассимилирует элементы других теорий. И марксизм, будучи богатой и жизнеспособной теорией, вполне мог бы ассимилировать элементы фундаментализма, психоанализа, семиотики, что и происходило на Западе не без пользы для дела.

Соколов Э.В. Культурология. - М.: Интерпракс, 1994.

Не пора ли на каникулы?

Многочисленные медицинские исследования последних лет убедительно показывают, что интенсивная учебная нагрузка неблагоприятно влияет на жизнь наших детей.

Звучит этот вывод, согласитесь, обескураживающе.

Поиск путей совершенствования школьного обучения, создание наиболее благоприятных условий для укрепления здоровья школьников сближает профессиональные интересы педагогов и врачей. Проблема создания адекватных детскому организму условий обучения в настоящее время приобрела особую остроту. Это связано, во-первых, с негативными тенденциями в состоянии здоровья детей и подростков, а во-вторых, с изменениями, которые произошли в школьном образовании за последнее десятилетие. Существенное значение в профилактике утомления играет рациональное чередование учебы и отдыха детей в течение не только дня и недели, но и всего учебного года.

Большинство школ нашей страны уже не одно десятилетие работают по единому календарному графику, в котором учебные четверти разной продолжительности сменяются осенними, зимними и весенними каникулами. В гигиенических исследованиях накоплено немало сведений о несовершенстве существующей структуры учебного года. Одним из первых, кто высказался о необходимости коррекции календаря школьных каникул, был профессор С.М. Громбах.

В 1975 году на страницах журнала «Советская педагогика» автор привел целый ряд убедительных аргументов в пользу того, что принятая в школах структура учебного года не соответствует психофизиологическим особенностям детей и подростков школьного возраста.

Согласно С.М. Громбаху, «с позиций сохранения высокой работоспособности и здоровья учащихся такая структура учебного года не может быть признана оптимальной». Особенно ярко это демонстрирует степень утомления школьников в конце самой продолжительной – третьей – четверти, которая может превышать утомляемость по завершению учебного года. В последние годы в связи со значительным увеличением образовательных нагрузок и интенсификацией обучения эта ситуация еще более обострилась.

В лексиконе школьных психологов появился новый «диагноз» – «синдром третьей четверти», который подразумевает наиболее выраженную усталость, жалобы на плохое самочувствие, головные боли, сонливость, сниженное внимание.

Следует заметить, что на большей части территории России третья четверть (середина января – конец марта) приходится на период наиболее холодной погоды, короткого светового дня, эпидемиологиче-

ского неблагополучия, прежде всего в отношении острой инфекционной заболеваемости, усиления авитаминоза. Одновременно третья четверть – это время освоения основного, как правило, наиболее трудного учебного материала.

Многочисленные исследования гигиенистов и педиатров показали: продолжительные и интенсивные учебные нагрузки на фоне традиционно низкой двигательной активности усиливают неблагоприятные сезонные воздействия на сердечно-сосудистую систему школьников и способствуют увеличению вегетативно-сосудистых расстройств со склонностью к гипертоническим реакциям.

В середине прошлого века исследованиями зарубежных авторов было установлено: работоспособность учащихся «прогрессивно и быстро падает после пяти недель учебных занятий» (Дельтиль, 1959), а непрерывное обучение свыше восьми недель приводит к тому, что кривая веса у младших школьников прекращает подъем или даже падает.

Таким образом, накоплено немало сведений о несовершенстве существующей структуры учебного года и неоднократно поднимался вопрос о необходимости ее пересмотра. Однако его решение представлялось весьма проблематичным, поскольку структура учебного года, согласно Уставу средней общеобразовательной школы, была унифицирована для всех школ страны.

С принятием Закона РФ «Об образовании» общеобразовательные учреждения получили возможность выбора образовательных программ, режимов и технологий обучения. Отказ от единообразия в организации обучения детей коснулся и возможности пересмотра структуры учебного года, т.е. изменения периодов чередования учебного и каникулярного времени в течение учебного года. Возможность корректив структуры учебного года определяет «Типовое положение об общеобразовательном учреждении (1994, 2001), согласно которому «годовой календарный график разрабатывается и утверждается образовательным учреждением самостоятельно».

При этом Типовое положение определяет и общую продолжительность каникулярного времени в течение года – 30 дней для учащихся всех возрастов, за исключением первоклассников, которым полагаются дополнительные недельные каникулы (их, как правило, организуют в середине третьей четверти).

В середине 80-х годов прошлого века была предпринята попытка систематического школьного обучения детей шестилетнего возраста. По настоянию гигиенистов наряду с другими профилактическими мерами для шестилеток ввели эту «льготу», которая сохранена сегодня для всех первоклассников независимо от их возраста.

В настоящее время целый ряд школ не только в Москве, но и в других городах России перешли на новую структуру учебного года. В отличие от существующей она предполагает регулярное чередование учебного и каникулярного времени: 5–6 недель учебы сменяются недельными каникулами. При этом продолжительность учебного года, число каникулярных дней и продолжительность летних каникул остаются неизменными.

В соответствии с требованиями современного санитарного законодательства педагогические инновации, связанные с изменением режима, программ и технологий обучения, должны иметь заключение об их соответствии возрастным и функциональным особенностям обучающихся.

Это требование содержится и в «Концепции модернизации российского образования на период до 2010 года», которая впервые декларирует приоритет сохранения здоровья учащихся в процессе обучения и актуализирует поиск решений, в том числе и организационных, направленных на сохранение и укрепление здоровья детей.

В этой связи было предпринято исследование, цель которого заключалась в оценке здоровьесберегающего потенциала новой структуры учебного года.

Для сравнительного физиолого-гигиенического эксперимента были выбраны учащиеся 2–3-х классов (224 чел.) школ г. Москвы. Комплексные