ГОТОВЫЕ ДИПЛОМНЫЕ РАБОТЫ, КУРСОВЫЕ РАБОТЫ, ДИССЕРТАЦИИ И РЕФЕРАТЫ
Семейно-брачные отношения в России в конце XIX-Начале XX века | |
| Автор | ошибка |
| Вуз (город) | Московский университет Мвд России Город: Москва |
| Количество страниц | 26 |
| Год сдачи | 2008 |
| Стоимость (руб.) | 500 |
| Содержание | Содержание
Введение 3 1. Взаимоотношения полов в России конца XIX – начала XX вв. 5 2. Особенности российской сексуальной культуры. 12 3. Семья и брак в России конца XIX – начала XX вв. 22 Заключение 26 Литература 27 Введение Семейно-брачные отношения представляют собой интерес для исследования, поскольку семья является одним из пяти фундаментальных институтов общества, придающим ему стабильность и способность восполнять население в каждом следующем поколении. Одновременно семья выступает малой группой – самой сплоченной и стабильной ячейкой общества. На протяжении своей жизни человек входит в состав множества самых разных групп – в группу сверстников или друзей, школьный класс, трудовой коллектив, спортивную команду – но лишь семья остается той группой, которую он никогда не покидает. В ходе культурно-исторического развития изменялась не только форма семейно-брачных отношений, но и само содержание этих отношений, в частности, между мужем и женой. Рассмотрение причин возникновения тех или иных форм брака представляет интерес для культурно - исторического анализа, рассмотрения причин кризиса семьи. Таким образом, цель исследования можно представить как изучение взаимоотношения полов в России конца XIX – начала XX веков, семьи и брака в России конца XIX – начала XX веков. Тема любви, сексуальности и брака врывается в русскую литера¬туру, художественную критику, публицистику, эстетику, филосо¬фию и теологию в конце XIX — начале XX в. Начало XX в. и последующий период отмечены значитель¬ным вниманием к вопросам взаимоотношения полов, сексуальности и любви, то для XIX в. характерна иная ситуация. «Очевиден тот факт, — отмечает В. П. Шестаков, — что русская философия любви XIX века чрезвычайно бедна: в огромной философской литературе мы не найдем сколько-нибудь значительных сочинений на эту тему. Более того, литературная критика с необычайной и труднообъясни¬мой резкостью ополчалась против малейшего элемента чувственно¬сти в романах и поэзии...» Вопросы семьи, брака, взаимоотношения полов рассматрива¬ются исключительно с точки зрения социальной. Все они сводятся к так называемому «женскому вопросу», суть которого усматривается в освобождении женщины от социального гнета. Собственно, вся проблематика взаимоотношений мужчины и женщины сведена к проблеме социального угнетения, от которого женщина страдает больше, чем мужчина. Поэтому и решение «женского» вопроса ви¬дится на пути революционной перестройки несправедливого обще¬ственного устройства, построения нового, «совершенного» обще¬ства. 1. Взаимоотношения полов в России конца XIX – начала XX веков В XX в. проблема взаимоотношений мужчины и женщины посте¬пенно перестает сводиться исключительно к социальному аспекту. Одновременно все более уясняется, что так называемый «женский вопрос» не является исключительно женским: это вопрос взаимоот¬ношения полов, и как таковой он в равной мере затрагивает и жен¬щину, и мужчину. Вопрос о поле и любви не может быть сведен только лишь к проблеме социального освобождения. По словам Бердяева — «это мучительный вопрос для каждого существа; для всех людей он также безмерно важен, как вопрос о поддержании жизни и о смерти». Таким образом, под проблемой женской эман¬сипации или социального освобождения женщин в значительной мере лишь скрывается вопрос гораздо более глубокий — вопрос «метафизический», то есть затрагивающий глубинные основы бытия каждого человека. Однако и проблема женской эмансипации, обес¬печения прав женщины, преодоления ее зависимого положения, ра¬зумеется, имеет немалое значение, составляя одну из частей или гра¬ней более общей и фундаментальной проблемы взаимоотношения полов, любви и сексуальности. Своеобразие постановки вопроса о женской эмансипации в Рос¬сии по сравнению с постановкой на Западе с легкой иронией отмечал еще в XIX в. Е. Леонтьев. «Раз прочел я в какой-то газете, что одна молодая англичанка или американка объявила следующее: «Если женщинам дадут равные права и у меня будет власть, я велю тотчас же закрыть все кофейные и игорные дома, — одним словом, все заведения, которые отвлекают мужчин от дома». Русская дама и девица, — замечает Леонтьев, — напротив того, прежде всего, поду¬мала бы, как самой пойти туда в случае приобретения всех равных с мужчинами прав». Характерный для России архетип женщины, о котором мы вели речь выше, — женщины вольной, свободолюбивой, «удалой», ощу¬щающей в себе силы вступить в открытое соревнование с мужчи¬ной на любом общественном поприще, не мог, конечно, смириться с какими-либо проявлениями дискриминации по половому призна¬ку. Вполне естественно, что особенно активно этот женский архе¬тип заявил о себе с середины XIX в., когда традиции «талантного», по преимуществу дворянского, XVIII в. ушли в прошлое и на аре¬ну общественной жизни вышли так называемые «разночинцы», то есть выходцы из недворянских слоев. В полной мере он обнаружил себя, начиная с первых десятилетий XX в., когда сословные перегородки рухнули полностью и окончательно и на арену обществен¬ной жизни вышли большие массы людей. Если на Западе борьба женщин во многом концентрировалась на юридически-правовой стороне, в частности, на проблеме избирательных прав, то в Рос¬сии она с самого начала ставила перед собой задачу достижения женского равноправия в полном объеме. Вопрос обеспечения рав¬ных с мужчиной избирательных прав не занимал сколько-нибудь значительного места в женской эмансипации уже по той простой причине, что первый выборный орган власти — Государственная Дума появилась в России только в 1906 г., то есть значительно позднее, чем на Западе. Во многом по этой причине, вопрос об избирательных правах женщин в России не имел самостоятельного значения. Скорее напротив, ясно осознавалось, что этот вопрос представляет лишь малую и не самую главную часть всего объема проблемы женского равноправия. Важное место в борьбе за женское равноправие занимал вопрос о возможности получения образования. Согласно принятому русским правительством в 1863 г. Уставу университетов, по ряду параметров более прогрессивному по сравнению с предшествующим, женщины к обучению в университетах не допускались. Однако почти одновре¬менно были открыты негосударственные (частные и общественные) женские высшие учебные заведения, такие, как Бестужевские женские курсы, женские курсы Герье и др. Для людей более или менее состо¬ятельных не было проблем с обучением своих дочерей за границей. Вероятно, открытые в России в 1870 г. Высшие женские курсы были вообще первым опытом высшего женского образования в Европе. Об этом свидетельствует письмо, направленное организаторам курсов из¬вестным английским философом Д. С. Миллем. Он, в частности, писал: «С чувством удовольствия, смешанного с удивлением, узнал я, что в России нашлись просвещенные и мужественные женщины, возбудив¬шие вопрос об участии своего пола в разнообразных отраслях высше¬го образования. То, чего с постоянно возрастающей настойчивостью безуспешно требовали для себя образованнейшие нации других стран Европы, благодаря вам, милостивые государыни, Россия может полу¬чить раньше других». Разумеется, сам факт недопущения женщин к обучению в университетах носил дискриминационный характер. Так или иначе, он подталкивал к активизации борьбы за женское равно¬правие, а порой — и к революционной борьбе против существующе¬го режима в целом. Тем не менее следует отметить, что проблема обеспечения прав женщин в получении образования в России в основ¬ном была решена в первые десятилетия XX в. Обратим внимание на то, что задолго до приобретения формаль¬ного равноправия российские женщины не останавливались перед тем, чтобы вводить подобное равноправие, что называется, «явочным путем», то есть на бытовом, повседневном уровне. В этом, несомнен¬но, сказывалась присущая России, так сказать, бытовая свобода, су¬ществующая часто в условиях отсутствия политических и правовых свобод. Бытовая свобода женщин проявлялась в том, что порой они даже «захватывали власть», подчиняя себе мужчин, в основном, ко¬нечно, из числа своих близких. Француз Шарль Массой в «Секретных записках о России времени царствования Екатерины II и Павла I» посвятил главенствующему положению женщины в России специаль¬ный раздел под характерным названием «Гинекократия». К наблюде¬ниям французского автора, конечно, следует относиться с иронией, или лучше, — с юмором, в котором есть лишь доля истины. Очевид¬но, различие в роли женщин на Западе и в России столь поразило и даже ошеломило его, что он отчасти потерял способность здравого ума, и потому наблюдаемая картина предстала перед ним в гротеск¬ном виде. Он, в частности, писал: «Многие хорошо известные в Евро¬пе (российские. — В. Ш.) генералы были в эту эпоху в полном подчи¬нении у жен своих. Управляющий Финляндией граф В. Пушкин не смел шелохнуться, не послав курьера к жене за советом. Граф Иван Салтыков и нравственно и физически стоял ниже жены своей, а воен¬ный министр прямо дрожал перед своей свирепой половиной. Но не подумайте, что это почти всеобщее подчинение происходило от ры¬царского отношения... — женщины, упомянутые мною здесь для при¬мера, все старые, некрасивые и злые. Подчинение это в буквальном смысле было подчинением слабого сильному... На стороне женского пола было естественное превосходство... Вдали от двора частенько встречалось то же самое. Многие полков¬ничьи жены входили во все мелочи полковой жизни: отдавали офице¬рам приказания, пользовались ими для личных услуг, увольняли их, а порой и повышали чинами. Госпожа Меллейн, полковница Тобольско¬го полка, командовала им с настоящей военной выправкой; рапорты она принимала за туалетом, сама назначала в Нарве караулы, а благо¬душный супруг ее занимался тем временем в другом месте. Когда шведы попытались напасть врасплох, она, по свидетельствам очевид¬цев, вышла в полной форме из своей палатки, стала во главе баталь¬она и двинулась на врага»*. По заключению Ш. Массона, мужчины в России едва ли не сведены до уровня домашних животных. Причины этого французский автор видит, во-первых, в том, что во главе государства длительное время находилась женщина — Ека¬терина II, отличавшаяся властным и волевым характером: «В цар¬ствование Екатерины женщины заняли первенствующее место при дворе, откуда их первенство распространилось и на семью, и на общество». Во-вторых, — в крепостном праве («рабстве» — в его терминологии) и связанными с ним телесными наказаниями, кото¬рым подвергались крестьяне, прежде всего мужчины. Далее Массой пишет: «В деревне мужеподобность женщины была еще заметнее. Конечно, это встречается везде, где мужчины порабощены; вдовам и совершеннолетним девицам часто приходится управлять имениями, где, как стадо, живут их крепостные, то есть их собственность, их добро. В таких случаях им приходится вдаваться в подробности, мало подходящие их полу» Хотя Ш. Массой в своих заметках делает акцент на якобы свой¬ственном российской женщине стремлении занять место мужчины и даже принять мужской облик, последние его слова говорят о том, что выполнение женщиной мужских обязанностей во многих случа¬ях являлось вынужденным. Такая трактовка представляется более правильной: в силу обстоятельств, не зависящих от желания или нежелания женщины, ей приходилось брать на себя значительную долю заботы о семье и коллективе, в том числе и в той части, кото¬рую принято относить к мужской. Например, долгое отсутствие мужчины в крестьянской семье, связанное с несением воинской службы, вынуждало жену брать на себя обязанности главы семьи. Во время войн, которые Россия вела на протяжении почти всей сво¬ей истории, так дело обстояло не только в крестьянских, но во всех российских семьях. Для характеристики взаимоотношения полов в России имеет зна¬чение сопоставление показателей средней продолжительности жиз¬ни мужчин и женщин. В 1996 г. продолжительность жизни мужчин в Российской Федерации равнялась 57,4, женщин — 72 года. Очевид¬но, что природа распорядилась мудро, возложив на женщину труд¬ное бремя материнства и одновременно наделив ее большей жизненной силой, чем мужчину. Последний, хотя и сильней физически, обладает меньшим запасом жизненности. Неслучайно, что женщи¬ны живут дольше мужчин практически во всех странах, в том числе и в самых развитых. Однако наблюдаемая в России разница в 15 лет едва ли не самая высокая в мире. Для сравнения приведем сведения продолжительности жизни мужчин и женщин в других странах. |
| Список литературы | 1. Бердяев Н. А. Метафизика пола и любви. В кн.: Русский эрос, или Фило¬софия любви в России. М., 1991.
2. Бердяев Н. А. О Достоевском. В кн.: Эрос. Страсти человеческие. М., 1998. 3. Бердяев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX - XX века. В кн.: О России и русской философской культуре. М., 1990. 4. Гоголь Н. В. Духовная проза. М., 1992. 5. Голод С. И. XX век и тенденции сексуальных отношений в России. СПб., 1996. 6. Ильин И. А. Собр. соч. М., 1993. Т. 1. 7. Российское законодательство вв. – М., 1984 |
| Выдержка из работы | 2. Особенности российской сексуальной культуры
Для западноевропейской культуры вплоть до конца XIX в. в це¬лом было характерно ханжески-лицемерное отношение к вопросам секса и сексуальных отношений. В качестве примера можно привес¬ти описание ситуации в столице Австро-Венгрии Вене, бывшей од¬ним из самых значительных центров науки и просвещения в Европе. «Браки были поздними, в особенности у мужчин, которые обзаво¬дились семьей лишь тогда, когда могли ее самостоятельно содержать. Поэтому проституция в Вене процветала, а вслед за ней и врачи-венерологи. Нравы были не просто строгими, но, с сегодняш¬ней точки зрения, чуть ли не абсурдными... Общество не только подавляло сексуальность, но и строжайшим образом запрещало о ней говорить. С. Цвейг в автобиографии писал о том, что люди были буквально захвачены мыслями на сексуальные темы, но прак¬тически никогда не нарушали табу и не должны были на сей пред¬мет ничего говорить, причем для женщин этот запрет имел катего¬рический характер... Молодая девушка не должна была иметь ни малейшего представления о том, откуда берутся дети, о мужской анатомии, не говоря уже о половой жизни. Цвейг рассказывает гро¬тескную историю одной из своих теток, которая в первую брачную ночь прибежала домой к родителям с воплями: она не желает воз¬вращаться к этому чудовищу-мужу, который вдруг начал ее разде¬вать». Лицемерие и ханжество в вопросах секса, ставшие характерной чертой западноевропейского общества, порождали множество серь¬езнейших проблем. Нередко они вели к тяжелым фрустрациям, свя¬занным с неудовлетворенным влечением. Конечно, во многом хан¬жество и лицемерие явились изнанкой так называемых «викториан¬ских добродетелей», в которых центральное место занимали пред¬ставления о мужском и, особенно, женском целомудрии. Однако не меньшую роль играло характерное для второй половины XIX — начала XX в. господство культуры просветительского типа. В рам¬ках этого типа культуры человек представал как бесплотное и бес¬полое существо, целиком определяемое рационально контролируе¬мыми и «научно» осмысляемыми намерениями. Знания, получаемые в процессе образования, ничего не говорили о страстной, чувствен¬но-эмоциональной стороне человека, создавая ложное представле¬ние о ее несущественности, или еще хуже — изображая ее в качестве грязной, темной, недостойной. Неудивительно, что получение обра¬зования сопровождалось во многих случаях накоплением отрица¬тельной энергии вследствие запретов, налагаемых по мере получе¬ния образования на сексуальную сферу самим человеком. Именно просветительный тип культуры стал причиной ханжески-лицемерно¬го отношения к сексу и для части российского общества, прежде всего из числа интеллигенции. Положение в этой области в России конца XIX в. может быть охарактеризовано словами В. О. Ключевского: «Современная интел¬лигентная барышня — пушка, которая заряжается в гимназическом классе, а разряжается в университетской клинике для душевнобольных». Однако лицемерие все же не заходило в России столь далеко, как в описанной ситуации в Вене. Российская женщина всегда чув¬ствовала себя менее стесненной, менее «зажатой»: «Любопытно, что приезжавшие на учебу или на лечение женщины из России счита¬лись в Вене чуть ли не непристойно «раскованными». Свойственная России относительная раскованность в вопросах секса сохранялась и в советское время, хотя советской идеологией секс был отнесен к числу наиболее запретных тем. Многим памятен эпизод в одном из первых телевизионных «ток-шоу» эпохи горба¬чевской гласности. Его участница, женщина представительного вида, с горячностью воскликнула: «У нас секса нет!» Многие журна¬листы на этом основании поторопились сделать вывод об «отстава¬нии» России от «развитых» стран и в этой сфере. Однако в действи¬тельности мы здесь если и не «впереди планеты всей», то и не после¬дние. Россия еще в первые десятилетия XX в. пережила сексуальную революцию. Весьма серьезные изменения в российской сексуальной культуре происходили и раньше — в XIX в. Они в значительной мере трансформировали бывшую до того господствующей патриар¬хальную традицию, превратив сексуальные отношения во вполне «современные» по понятиям той эпохи. Наконец, последняя по вре¬мени сексуальная революция в России совпала с периодом горбачев¬ской «перестройки» и продолжается до сих пор. Разумеется, советский период с характерным для него господ¬ством обязательной партийно-государственной идеологии затруд¬нял нормальную эволюцию сексуальных отношений. Свойственная этому периоду информационная закрытость распространялась и на область секса, как и на взаимоотношения полов вообще. Неудиви¬тельно, что значительная часть советских людей пребывала в состо¬янии блаженной наивности и неведения относительно проблем сек¬суальности и сексуальных отношений. Однако из всего этого нельзя, разумеется, сделать вывод, что секс в Советском Союзе «умер», со¬хранившись лишь как средство воспроизводства населения. Есть все основания полагать, что, несмотря на неблагоприятные условия, характерная для России сексуальная культура не только сохрани¬лась, но и продолжала развиваться. Особенности сексуальной культуры, свойственные данной стране, следует отнести к числу ее отличительных цивилизованных черт. С' этой точки зрения всякая страна, обладающая длительной историей и характеризующаяся своеобразной ментальностью, обладает coбственной сексуальной культурой. Последняя включает в себя совокупность норм, стереотипов поведения и ценностей, относящихся к области сексуальных отношений. В центре сексуальной культуры стоят образы половой любви, которые расцениваются в качестве положительных и, соответственно, такие, которые рассматриваются в качестве отрицательных. На особенности сексуальной культуры оказывают влияние исто¬рические традиции, присущие данной стране религиозные ценности, особенности национального характера в целом. В многонациональ¬ной стране общенациональная сексуальная культура (как и общена¬циональная культура вообще) не находится в прямой зависимости от конфессиональных и этнических традиций. Поэтому можно гово¬рить, например, об общенациональной сексуальной культуре в Со¬единенных Штатах Америки, не упуская из виду исключительно разнообразный и крайне пестрый этнический и конфессиональный состав населения Соединенных Штатов. Именно так и поступает отечественный сексолог С. И. Голод, особо выделяя американскую сексуальную культуру и характеризуя ее как «прагматическую». К сожалению, исследователь не говорит об общероссийской сексуаль¬ной культуре. Из контекста его рассуждений напрашивается вывод, что такой культуры вообще не существует. Помимо американской сексуальной культуры, С. И. Голод дает характеристики еще двух типов — романской и славянской сексуальных культур. Такая клас¬сификация не выдерживает критики хотя бы потому, что произведе¬на по разным основаниям. Она противоречит принятому им же при¬знанию существования общеамериканской сексуальной культуры, которую пришлось бы разложить на романскую, англосаксонскую, скандинавскую, негритянскую и т. п. — чего автор не делает. Пред¬ставляется, что неготовность и даже боязнь признать существование общероссийской (в дальнейшем для краткости будем именовать ее «российской») сексуальной культуры обусловлена тем же предрас¬судком, который мешает признанию общероссийского менталитета, общероссийского национального характера и в, конечном итоге, признанию самого факта существования российской цивилизации. Несостоятельность подобного взгляда, являющегося в действитель¬ности лишь предрассудком, была нами обоснована в главе 1. Там же была изложена идея о «двухъярусной» структуре менталитета, на¬родного характера и личности, характерной для стран типа США И России как исключительно многонациональных и многоконфессиональных. Согласно идее двухъярусности каждый представитель цивилиза¬ции является носителем характера и ментальности, общих для данной цивилизации, без обязательной утраты социально-психологичес¬ких черт той национальности, к которой он исходно принадлежит. Усвоение общих для данной цивилизации черт не предполагает так¬же и обязательного отказа от конфессиональной принадлежности и отрицания тех черт характера, которые связаны с принадлежностью к той или иной конфессии. К числу общих для данной цивилизации черт следует отнести и характерные особенности сексуальной куль¬туры. Прежде всего, бросаются в глаза отличия российской сексуаль¬ной культуры от западной. «Русская литература не знает таких пре¬красных образов любви, как литература Западной Европы, — писал Н. Бердяев. — У нас нет ничего подобного любви трубадуров, люб¬ви Тристана и Изольды, Данте и Беатриче, Ромео и Джульетты. Любовь мужчины и женщины, любовный культ женщины — пре¬красный цветок христианской культуры Европы... У нас не было настоящего романтизма в любви. Романтизм — явление Западной Европы». |