Ф. И. Тютчев
СТИХОТВОРЕНИЯ
С чужой стороны
На севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет,
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет.
Про юную пальму все снится ему,
Что в дальных пределах Востока,
Под пламенным небом, на знойном холму
Стоит и цветет, одинока... 1823 или 1824
Весенняя гроза
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.
С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной, и шум нагорный -
Все вторит весело громам.
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила. <1828> - начало 1850-х гг.
Бессонница
Часов однообразный бой,
Томительная ночи повесть!
Язык для всех равно чужой
И внятный каждому, как совесть!
Кто без тоски внимал из нас,
Среди всемирного молчанья,
Глухие времени стенанья,
Пророчески-прощальный глас?
Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг -
И мы, в борьбе, природой целой,
Покинуты на нас самих.
И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Бледнеет в сумрачной дали...
И новое, младое племя
Меж тем на солнце расцвело,
А нас, друзья, и наше время
Давно забвеньем занесло!
Лишь изредка, обряд печальный
Свершая в полуночный час,
Металла голос погребальный
Порой оплакивает нас! <1829>
Сны
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами...
Настанет ночь - и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее: он нудит нас и просит...
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, -
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены. <Начало 1830>
Цицерон
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал - и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!., но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!..
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был -
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил! <1830>
Silentium!
Молчание! (лат.)
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими - и молчи.
Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью - и молчи!.. <1830>
Осенний вечер
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть!..
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье - и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья! Осень 1830
* * *
О чем ты воешь, ветр ночной?
О чем так сетуешь безумно?..
Что значит странный голос твой,
То глухо-жалобный, то шумно?
Понятным сердцу языком
Твердишь о непонятной муке -
И роешь, и взрываешь в нем
Порой неистовые звуки!..
О! страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться!.
О! бурь заснувших не буди -
Под ними хаос шевелится!.. Начало 1830-х гг.
* * *
В душном воздуха молчанье,
Как предчувствие грозы,
Жарче роз благоуханье,
Резче голос стрекозы...
Чу! за белой, дымной тучей
Глухо прокатился гром;
Небо молнией летучей*
Опоясалось кругом...
Некий жизни преизбыток
В знойном воздухе разлит!
Как божественный напиток
В жилах млеет и горит!
Дева, дева, что волнует
Дымку персей молодых?
Что мутится, что тоскует
Влажный блеск очей твоих?
Что, бледнея, замирает
Пламя девственных ланит?
Что так грудь твою спирает
И уста твои палит?..
Сквозь ресницы шелковые
Проступили две слезы...
Иль то капли дождевые
Зачинающей грозы?.. <1835>
* * *
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул -
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальный гул.
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном...
Час тоски невыразимой!..
Все во мне и я во всем!..
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Лейся в глубь моей души,
Тихий, темный, благовонный,
Все залей и утиши.
Чувства мглой самозабвенья
Переполни через край!..
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай! <1835>
* * *
Нет, моего к тебе пристрастья
Я скрыть не в силах, мать-Земля..
Духов бесплотных сладострастья,
Твой верный сын, не жажду я...
Что пред тобой утеха рая,
Пора любви, пора весны,
Цветущее блаженство мая,
Румяный свет, златые сны?..
Весь день в бездействии глубоком
Весенний, теплый воздух пить,
На небе чистом и высоком
Порою облака следить,
Бродить без дела и без цели
И ненароком, на лету,
Набресть на свежий дух синели
Или на светлую мечту?.. <1835>
* * *
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
И на холму, там, где, белея,
Руина замка в дол глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит,
Ногой младенческой касаясь
Обломков груды вековой;
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.
И ветер тихий мимолетом
Твоей одеждою играл
И с диких яблонь цвет за цветом
На плечи юные свевал.
Ты беззаботно вдаль глядела...
Край неба дымно гас в лучах;
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.
И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень. <Апрель 1836>
* * *
Еще земли печален вид,
А воздух уж весною дышит,
И мертвый в поле стебль колышет,
И елей ветви шевелит.
Еще природа не проснулась,
Но сквозь редеющего сна
Весну послышала она
И ей невольно улыбнулась...
Душа, душа, спала и ты...
Но что же вдруг тебя волнует,
Твой сон ласкает и целует
И золотит твои мечты?..
Блестят и тают глыбы снега,
Блестит лазурь, играет кровь...
Или весенняя то нега?..
Или то женская любовь?.. <Апрель 1836>
Весна
Как ни гнетет рука судьбины,
Как ни томит людей обман,
Как ни браздят чело морщины
И сердце как ни полно ран,
Каким бы строгим испытаньям
Вы ни были подчинены, -
Что устоит перед дыханьем
И первой встречею весны!
Весна... она о вас не знает,
О вас, о горе и о зле;
Бессмертьем взор ее сияет
И ни морщины на челе.
Своим законам лишь послушна,
В условный час слетает к вам,
Светла, блаженно-равнодушна,
Как подобает божествам.
Цветами сыплет над землею,
Свежа, как первая весна;
Была ль другая перед нею -
О том не ведает она:
По небу много облак бродит,
Но эти облака ея,
Она ни следу не находит
Отцветших весен бытия.
Не о былом вздыхают розы
И соловей в ночи поет,
Благоухающие слезы
Не о былом Аврора льет, -
И страх кончины неизбежной
Не свеет с древа ни листа:
Их жизнь, как океан безбрежный,
Вся в настоящем разлита.
Игра и жертва жизни частной!
Приди ж, отвергни чувств обман
И ринься, бодрый, самовластный,
В сей животворный океан!
Приди, струей его эфирной
Омой страдальческую грудь -
И жизни божеско-всемирной
Хотя на миг причастен будь! <1838>
День и ночь
На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен злототканый
Высокой волею богов.
День - сей блистательный покров
День, земнородных оживленье,
Души болящей нецеленье,
Друг человеков и богов!
Но меркнет день - настала ночь;
Пришла - и, с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь...
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами -
Вот отчего нам ночь страшна! <Начало 1839>
* * *
Не верь, не верь поэту, дева,
Его своим ты не зови -
И пуще пламенного гнева
Страшись поэтовой любви!
Его ты сердца не усвоишь
Своей младенческой душой;
Огня палящего не скроешь
Под легкой девственной фатой.
Поэт всесилен, как стихия,
Не властен лишь в себе самом;
Невольно кудри молодые
Он обожжет своим венцом.
Вотще поносит или хвалит
Его бессмысленный народ...
Он не змиею сердце жалит,
Но как пчела его сосет.
Твоей святыни не нарушит
Поэта чистая рука,
Но ненароком жизнь задушит
Иль унесет за облака. <Начало 1839>
Поэзия
Среди громов, среди огней,
Среди клокочущих страстей,
В стихийном пламенном раздоре,
Она с небес слетает к нам -
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре -
И на бунтующее море
Льет примирительный елей. <Начало 1850>
* * *
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной
Как бедный нищий мимо саду
Бредет по жесткой мостовой;
Кто смотрит вскользь через ограду
На тень деревьев, злак долин,
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.
Не для него гостеприимной
Деревья сенью разрослись,
Не для него, как об лак дымный,
Фонтан на воздухе повис.
Лазурный грот, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И пыль росистая фонтана
Главы его не осенит.
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто жизненной тропой
Как бедный нищий мимо саду
Бредет по знойной мостовой. Июль 1850
Предопределение
Любовь, любовь - гласит преданье
Союз души с душой родной -
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И... поединок роковой...
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец... Между июлем 1850 и серединой
1851
Близнецы
Есть близнецы - для земнородных
Два божества - то Смерть и Сон,
Как брат с сестрою дивно сходных -
Она угрюмей, кротче он...
Но есть других два близнеца -
И в мире нет четы прекрасней,
И обаянья нет ужасней,
Ей предающего сердца...
Союз их кровный, не случайный,
И только в роковые дни
Своей неразрешимой тайной
Обворожают нас они.
И кто в избытке ощущений,
Когда кипит и стынет кровь,
Не ведал ваших искушений -
Самоубийство и Любовь! Между июлем 1850 и серединой
1851
* * *
Не говори: меня он, как и прежде, любит,
Мной, как и прежде, дорожит...
О нет!
Он жизнь мою бесчеловечно губит,
Хоть, вижу, нож в руке его дрожит.
То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,
Увлечена, в душе уязвлена,
Я стражду, не живу... им, им одним живу
я
Но эта жизнь!.. О, как горька она!
Он мерит воздух мне так бережно и скудно...
Не мерят так и лютому врагу...
Ох, я дышу еще болезненно и трудно,
Могу дышать, но жить уж не могу. Между июлем 1850 и серединой
1851
* * *
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепости страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя...
Год не прошел - спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горячей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебны взоры, речи
И смех младенческо-живой?
И что ж теперь? И где ж все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья...
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло...
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья,
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль злую, боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепости страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!.. Первая половина 1851
Наш век
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует...
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит...
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры... но о ней не просит.
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит перед замкнутой дверью:
«Впусти меня! - Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..» 10 июня 1851
* * *
Дума за думой, волна за волной -
Два проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, в безбрежном ли море,
Здесь - в заключении, там - на просторе,
Тот же все вечный прибой и отбой,
Тот же все призрак тревожно-пустой. 14 июля 1851
* * *
В разлуке есть высокое значенье:
Как ни люби, хоть день один, хоть век,
Любовь есть сон, а сон - одно мгновенье,
И рано ль, поздно ль пробужденье,
А должен наконец проснуться человек... 6 августа 1851
Последняя любовь
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней...
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
Полнеба обхватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье,
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись, очарованье.
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность...
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность. Между серединой 1851 и
началом 1854
Лето 1854
Какое лето, что за лето!
Да это просто колдовство -
И как, прошу, далось нам это
Так ни с того и ни с сего?..
Гляжу тревожными глазами
На этот блеск, на этот свет...
Не издеваются ль над нами?
Откуда нам такой привет?..
Увы, не так ли молодая
Улыбка женских уст и глаз,
Не восхищая, не прельщая,
Под старость лишь смущает нас. Август 1854
* * *
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа -
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь небесный
Исходил, благословляя. 13 августа 1855
* * *
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора -
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера...
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто все - простор везде,
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь
И льется чистая и теплая лазурь
На отдыхающее поле... 22 августа 1857
* * *
Она сидела на полу
И груду писем разбирала -
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала -
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела -
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело...
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо-пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени,
И страшно грустно стало мне,
Как от присущей милой тени. <Апрель> 1858
* * *
Весь день она лежала в забытьи,
И всю ее уж тени покрывали.
Лил теплый летний дождь - его струи
По листьям весело звучали.
И медленно опомнилась она,
И начала прислушиваться к шуму,
И долго слушала - увлечена,
Погружена в сознательную думу...
И вот, как бы беседуя с собой,
Сознательно она проговорила
(Я был при ней, убитый, но живой):
«О, как все это я любила!»
Любила ты, и так, как ты, любить -
Нет, никому еще не удавалось!
О Господи!., и это пережить...
И сердце на клочки не разорвалось... Октябрь или первая половина
декабря 1864
* * *
Есть и в моем страдальческом застое
Часы и дни ужаснее других...
Их тяжкий гнет, их бремя роковое
Не выскажет, не выдержит мой стих.
Вдруг все замрет. Слезам и умиленью
Нет доступа, все пусто и темно,
Минувшее не веет легкой тенью,
А под землей, как труп, лежит оно.
Ах, и над ним в действительности ясной,
Но без любви, без солнечных лучей,
Такой же мир бездушный и бесстрастный,
Не знающий, не помнящий о ней.
И я один, с моей тупой тоскою,
Хочу сознать себя и не могу -
Разбитый челн, заброшенный волною
На безымянном диком берегу.
О Господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей:
Ты взял ее, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней, -
По ней, по ней, свой подвиг совершившей
Весь до конца в отчаянной борьбе,
Так пламенно, так горячо любившей
Наперекор и людям и судьбе, -
По ней, по ней, судьбы не одолевшей,
Но и себя не давшей победить,
По ней, по ней, так до конца умевшей
Страдать, молиться, верить и любить. Конец марта 1865
* * *
Est in arundineis modulatio musica ripis
Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках
(лат.)
Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в-природе, -
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
И от земли до крайних звезд
Все безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест? 17 мая 1865
Накануне годовщины 4 августа 1864
г.
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня...
Тяжело мне, замирают ноги...
Друг мой милый, видишь ли меня?
Все темней, темнее над землею -
Улетел последний отблеск дня...
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня...
Ангел мой, где б души ни витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня? 3 августа 1865
* * *
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить. 28 ноября 1866
* * *
Как ни тяжел последний час -
Та непонятная для нас
Истома смертного страданья, -
Но для души еще страшней
Следить, как вымирают в ней
Все лучшие воспоминанья... 14 октября 1867
* * *
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, -
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать... 27 февраля 1869
* * *
Две силы есть - две роковые силы,
Всю жизнь свою у них мы под рукой,
От колыбельных дней и до могилы, -
Одна есть Смерть, другая - Суд людской.
И та и тот равно неотразимы,
И безответственны и тот и та,
Пощады нет, протесты нетерпимы,
Их приговор смыкает всем уста...
Но Смерть честней - чужда лицеприятью,
Не тронута ничем, не смущена,
Смиренную иль ропщущую братью -
Своей косой равняет всех она.
Свет не таков: борьбы, разноголосья -
Ревнивый властелин - не терпит он,
Не косит сплошь, но лучшие колосья
Нередко с корнем вырывает вон.
И горе ей - увы, двойное горе, -
Той гордой силе, гордо-молодой,
Вступающей с решимостью во взоре,
С улыбкой на устах - в неравный бой.
Когда она, при роковом сознанье
Всех прав своих, с отвагой красоты,
Бестрепетно, в каком-то обаянье
Идет сама навстречу клеветы,
Личиною чела не прикрывает,
И не дает принизиться челу,
И с кудрей молодых, как пыль, свевает
Угрозы, брань и страстную хулу, -
Да, горе ей - и чем простосердечней,
Тем кажется виновнее она...
Таков уж свет: он там бесчеловечней,
Где человечно-искренней вина. Март 1869
К Б.
Я встретил вас - и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое -
И сердцу стало так тепло...
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас, -
Так, весь обвеян дуновеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты...
Как после вековой разлуки,
Гляжу на вас, как бы во сне, -
И вот - слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне...
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, -
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!.. 26 июля 1870
* * *
Все отнял у меня казнящий Бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил он,
Чтоб я ему еще молиться мог. Февраль 1873
Бессонница
(ночной момент)
Ночной порой в пустыне городской
Есть час один, проникнутый тоской,
Когда на целый город ночь сошла
И всюду водворилась мгла,
Все тихо и молчит; и вот луна взошла,
И вот при блеске лунной сизой ночи
Лишь нескольких церквей, потерянных вдали,
Блеск золоченых глав, унылый, тусклый
зев
Пустынно бьет в недремлющие очи,
И сердце в нас подкидышем бывает
И так же плачется и так же изнывает,
О жизни и любви отчаянно взывает.
Но тщетно плачется и молится оно:
Все вкруг него и пусто и темно!
Час и другой все длится жалкий стон,
Но наконец, слабея, утихает он. Апрель 1873
* * *
Бывают роковые дни
Лютейшего телесного недуга
И страшных нравственных тревог;
И жизнь над нами тяготеет
И душит нас, как кошемар.
Счастлив, кому в такие дни
Пошлет всемилосердый Бог
Неоценимый, лучший дар -
Сочувственную руку друга,
Кого живая, теплая рука
Коснется нас, хотя слегка,
Оцепенение рассеет
И сдвинет с нас ужасный кошемар
И отвратит судеб
удар, -
Воскреснет жизнь, кровь заструится вновь,
И верит сердце в правду и любовь. <Май> 1873
Краткая хроника жизни и творчества
Ф. И. Тютчева
1803, 5 декабря (23 ноября ст. ст.)
В имении Тютчевых - селе Овстуг Орловской губернии родился Федор
Иванович Тютчев.
1813-1818
Получает домашнее образование под руководством
С. Е. Раича (1792-1855) - поэта, переводчика. 12-летний Тютчев за оду -
подражание Горацию «На новый 1816 год» Обществом любителей российской словесности
удостоен звания «сотрудника».
1819
Первое выступление в печати - вольное переложение
«Послания Горация к Меценату».
Осень
Поступает в Московский университет на словесное отделение.
1821
Окончил университет с кандидатской (высшей
из возможных) степенью.
1822
Назначен на службу в Коллегию иностранных
дел в Петербурге. Вскоре получает место в русской дипломатической миссии
в Баварии и отправляется в Мюнхен. Тютчеву предстоит провести за границей
22 года (в Россию приезжал четыре раза на короткий срок), из них 17 - на
дипломатической службе.
1822-1837
Сверхштатный чиновник и второй секретарь
русской миссии в Мюнхене.
1826
Женится на Элеоноре Петерсон (урожденной
графине Ботмер).
1837-1839
Первый секретарь и поверенный в делах в
Турине.
1836
В журнале Пушкина «Современник» напечатано
24 стихотворения Тютчева.
1838
Смерть жены, на руках поэта остаются три
дочери.
1839
Женится на Эрнестине Дернберг (урожденной
баронессе Пфеффель), с которой познакомился в 1833 г.
1844
Возвращение в Россию.
1845
Зачислен старшим цензором при Особой канцелярии
Министерства иностранных дел; с 1858 г. и до самой смерти - председатель
«комитета ценсуры иностранной».
1843-1850
Выступает с политическими статьями «Россия
и Германия», «Россия и революция»,
«Папство и римский вопрос» и др.
1850
Знакомится с Еленой Александровной Денисьевой
(1826-1864).
В январском номере журнала «Современник»
появляется статья Н. А. Некрасова (бывшего тогда редактором) «Русские второстепенные
поэты». Некрасов напомнил читающей публике о поэзии Тютчева и поставил
его в один ряд с Пушкиным и Лермонтовым: «Несмотря на заглавие... мы решительно
относим талант господина Ф. Т. к русским первостепенным поэтическим талантам».
1854
В качестве приложения к «Современнику»
в Петербурге выходит первый сборник Тютчева (по инициативе и под наблюдением
И. С. Тургенева).
1864
Смерть Е. А. Денисьевой, крайне тяжело
переживавшаяся поэтом и открывшая полосу утрат в его жизни: смерть сына
и дочери Денисьевой; матери, сына Дмитрия, дочери Марии, брата Николая,
многих знакомых. «Дни сочтены, утрат не перечесть, / Живая жизнь давно
уж позади...»
1868
Выходит второй сборник Тютчева, не вызвавший
в сравнении с первым столь живого отклика у читателей.
27 июля (15 по ст. ст.)
Ф. И. Тютчев скончался в Царском Селе.
Похоронен в Петербурге на кладбище Новодевичьего монастыря.
Жизнь поэта
Тютчев и жил, и чувствовал, и мыслил как
поэт. А между тем на звание поэта никогда не претендовал. Свои «поэтические
упражнения» именовал «бумагомаранием», печататься не стремился, оценкой
собратьев по перу не интересовался, даже стихов не собирал. Они были в
письмах к родным и знакомым, их находили забытыми в книгах и деловых бумагах,
на счетах и подорожных...
Весной 1836 г. сослуживец Тютчева, ценитель
его поэзии князь И. С. Гагарин из Мюнхена (где тогда служил Тютчев) привез
в Петербург рукопись. Стихи попали к Пушкину, который и напечатал их в
3-4-м номерах своего журнала «Современник» под заголовком «Стихи, присланные
из Германии» и за подписью - Ф. Т. Это была первая (не считая юношеского
«Послания...») публикация в России. Сборник же поэта (ему шел тогда пятьдесят
первый год) появился благодаря И. С. Тургеневу, взявшему на себя роль редактора
и издателя.
По собственному признанию Тютчева, он тверже
выражал свою мысль по-французски, нежели по-русски («во французском языке
был таким хозяином, как никто в России и редкие из французов»); письма
и статьи писал исключительно на французском, да и в жизни говорил в основном
по-французски. Его первая жена, Элеонора, русского не знала, вторая - Эрнестина,
выучила язык только после приезда в Россию, специально, чтобы понимать
стихи мужа. «Условием всякого преуспеяния таланта считается сочувственная
среда, живой обмен впечатлений. А Тютчеву четверть века приходилось петь
как бы в безвоздушном пространстве. Когда читаешь, например, его стихи,
писанные к первой жене и к другим иностранкам, ни слова не знавшим по-русски,
да едва ли подозревавшим в нем поэта, невольно спрашиваешь себя: для чего
же и для кого он писал?» - это слова первого биографа Тютчева И. С. Аксакова,
мужа старшей дочери поэта - Анны. В стихах Тютчев пытался «высказать сердце»,
им он доверял свое самое сокровенное, задушевное, тайное. Стихи выливались
из души, когда она переполнялась через край. «Так однажды в осенний дождливый
вечер, возвратись домой на извозчичьих дрожках, почти весь промокший, он
сказал встретившей его дочери: «J'ai fait quelques rimes» [«Я
сочинил несколько стихов» (фр.)], и пока его раздевали, продиктовал
ей следующее прелестное стихотворение:
Слезы людские, о слезы людские,
Льетесь вы ранней и поздней порой,
Льетесь безвестные, льетесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые,
Льетесь, как льются струи дождевые,
В осень глухую, порою ночной... Здесь почти нагляден для нас тот истинно-поэтический процесс, которым
внешнее ощущение капель частого осеннего дождя, лившего на поэта, пройдя
сквозь душу, претворяется в ощущение слез и облекается в звуки, которые,
сколько словами, столько же самою музыкальностью своей, воспроизводят в
нас и впечатление дождливой осени, и образ плачущего людского горя... И
все это в шести строчках!» - этот эпизод рассказан И. С. Аксаковым.
Работа поэтической мысли Тютчева шла постоянно, но была скрыта от постороннего
взгляда. Чувство, мысль, страсть накапливались исподволь, долго, и потом
происходил внезапный прорыв молчания.
Однако так было не всегда. Порой Тютчев мучительно искал нужное слово.
Например, стихотворение «Как хорошо ты, о море ночное...» известно в пяти
вариантах, а 16 строк знаменитой «Весенней грозы» поэт хранил в своей душе
четверть века (вариант 1828 г. доработан в 1854-м).
«Любовь пространства» и «будущего зов» Тютчев чувствовал как никто другой
в русской поэзии XIX в. Он по-новому ощутил место человека в окружающем
его мире. Человек - это не «центр мироздания», а всего лишь песчинка в
океане Вселенной.
И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь, и немощен и гол,
Лицом к лицу пред пропастию темной.
На самого себя покинут он -
Упразднен ум, и мысль осиротела -
В душе своей, как в бездне, погружен,
И нет извне опоры, ни предела...
(«Святая ночь на небосклон взошла...») Ощущение богооставленности, «покинутости
на самого себя» перед лицом «пылающей бездны»; осознание ничтожности притязаний
разума и призрачности человеческой свободы - все это, внутренне пережитое
Тютчевым, выливалось в стихи.
«Наследник XVIII века, дитя XIX, Тютчев
принадлежит целиком нашему XX» - с этими словами литературоведа Льва Озерова,
одного из лучших знатоков жизни и творчества поэта, нельзя не согласиться.
Действительно, именно будущие поколения смогли оценить масштаб личности
Тютчева и приблизиться к пониманию его поэзии. Об этом свидетельствует
хотя бы такой факт: если еще в 20-30-е гг. нашего века было сравнительно
легко фиксировать упоминание строк поэта в печати и устной речи, то уже
во второй его половине вести такой «учет» стало невозможным. «Блажен, кто
посетил сей мир в его минуты роковые...», «Умом
Россию не понять...», «Мысль изреченная
есть ложь...» - все эти афоризмы принадлежат Тютчеву.
«Сосредоточенный на себе, на своих страстях
и житейских драмах, лирик и вместе с тем историк, политик высокого склада.
Такого сочетания русская поэзия еще не знала» (Л.
Озеров).
Выйдя из университета и поступив в 1822 г. на службу, Тютчев отправляется
в Мюнхен. Там он оказывается у самого родника европейской науки, изучает
историю, языки, философию. Способность читать с поразительной быстротой
позволяла Тютчеву, при сравнительно небольшом количестве свободного времени,
следить за европейской литературой, газетами и журналами. В эти годы он
много переводит Гете, Гейне, Шиллера, Шекспира, Байрона. Философ Ф. Шеллинг,
поэт Генрих Гейне составляют круг общения молодого человека.
Все знавшие Тютчева неизменно отмечали «утонченно-изящный европеизм
всей его внешности» при необычайной «возделанности ума и вкуса». «Он
уже одним своим присутствием мог бы быть полезен России. Таких европейских
людей у нас перечесть по пальцам», - отзывается писатель И. В. Киреевский
о двадцатисемилетнем Тютчеве. «Мы находились под очарованием этого диковинного
ума», - восхищается барон Пфеффель, сослуживец поэта.
Тютчев - дипломат, политик, непревзойденный
острослов светских гостиных. «Лев сезона» - так однажды назвал его поэт
П. А. Вяземский.
Вы помните его в кругу его друзей?
Как мысли сыпались нежданные, живые,
Как забывали мы под звук его речей
И вечер длившийся, и годы прожитые! Это строки из стихотворения А. Н. Апухтина
«Памяти Ф. И. Тютчева». Он говорит о том, что видел и слышал. В таком же
духе писали о Тютчеве в стихах и прозе другие его современники.
Умнейший, исключительно образованный человек
своего времени, европеец «самой высшей пробы», со всеми духовными потребностями,
воспитанными западной цивилизацией. «Не получать каждое утро новых газет
и новых книг, не иметь ежедневного общения с образованным кругом людей,
не слышать возле себя шумной общественной жизни - было для него невыносимо»(И.
С. Аксаков).
Но у этого человека была и другая, глубоко личная, скрытая от посторонних
глаз, сторона жизни:
Душа моя, Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины буйной сей,
Ни радостям, ни горю не причастных, -
Душа моя, Элизиум теней,
Что общего меж жизнью и тобою!
Меж вами, призраки минувших, лучших дней,
И сей бесчувственной толпою?.. «Его ум сверкал иронией, его душа ныла», - пишет И. С. Аксаков. Он
же дает такой словесный портрет поэта: «Стройного, худощавого сложения,
небольшого роста, с редкими, рано поседевшими волосами, небрежно осенявшими
высокий, обнаженный, необыкновенной красоты лоб, всегда оттененный глубокой
думой; с рассеянием во взоре, с легким намеком иронии на устах, - хилый,
немощный и по наружному виду, он казался влачившим тяжкое бремя собственных
дарований, страдавшим от нестерпимого блеска своей собственной, неугомонной
мысли».
Современники Тютчева понимали, что «он
рассеял на ветер, в разговорах, сокровища своего ума и мудрости, еще быстрее
забытые, чем распространенные...». После смерти Тютчева Вяземский высказал
пожелание составить «Тютчевиану», некую «прелестную, свежую, живую, современную
антологию..,». Спустя почти полвека,
в 1922 г., была издана такая книга, ставшая ныне библиографической редкостью.
В нее вошли эпиграммы, афоризмы, остроты Ф. И. Тютчева.
Поэт покинул Россию, когда ему едва исполнилось
18 лет. 22 года - лучшее время своей жизни (счастье молодости, любви) -
провел Тютчев вне родины. Тем более поражает трезвость взгляда этого человека
на современную ему Россию; трезвость, соединенная с верой в великое будущее
своего Отечества.
Куда сомнителен мне твой,
Святая Русь, прогресс житейский!
Была крестьянской ты избой -
Теперь ты сделалась лакейской. И рядом - совсем другие строки:
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя. «В России канцелярии и казармы. Все движется
около кнута и казармы» - слова юного Тютчева. «Если бы я не был так нищ,
с каким наслаждением я тут же бы швырнул им в лицо содержание, которое
они мне выплачивают, и открыто порвал бы с этим скопищем кретинов...» -
строки из письма жене 1854 г. Приведенные высказывания тем знаменательнее,
что прозвучали из уст человека, который не только верой и правдой служил
российскому государству, но и считался «монархистом». На посту председателя
комитета иностранной цензуры
Тютчев слыл за либерала и нередко вызывал
недовольство властей.
За свою долгую жизнь Тютчев был свидетелем
многих «роковых минут» истории: Отечественная война 1812 г., восстание
декабристов, революционные события в Европе 1830 и 1848 гг., польское восстание,
Крымская война, реформа 1861 г., франко-прусская война, Парижская коммуна...
Все эти события не могли не волновать Тютчева и как поэта, и как политика.
«Бывают мгновения, когда я задыхаюсь от своего бессильного ясновидения,
как заживо погребенный, который внезапно приходит в себя. Но, к несчастью,
мне даже не надо приходить в себя, ибо более пятнадцати лет я постоянно
предчувствовал эту страшную катастрофу, - к ней неизбежно должны были привести
вся эта глупость и все это недомыслие», - из письма Тютчева времен Крымской
войны (1853-1856).
«Теперь тебе не до стихов, о слово русское,
родное!» - восклицает поэт - и... пишет стихотворение, удивительное по
силе ощущения красоты жизни:
Какое лето, что за лето!
Да это просто колдовство -
И как, прошу, далось нам это
Так ни с того и ни с сего?..
(«Лето 1854») «Но быть живым и... до конца».
«В июле 1873 г. семидесятилетний Федор Иванович
находился между жизнью и смертью. Когда пришел священник, Тютчев не мог
уже исповедоваться - язык ему не повиновался. Совершив глухую и немую исповедь,
он впал в беспамятство. Окружающие переглянулись. Казалось, наступил конец...
Но неожиданно Тютчев открыл глаза и спросил: «Какие политические известия?»
Он любил жизнь, движение, свет, звук. «Сделайте так, чтобы я немного почувствовал
жизнь вокруг себя», - попросил поэт родных перед смертью» - так рассказывает
Лев Озеров о последних днях Тютчева.
Воскреснет жизнь, кровь заструится вновь,
И верит сердце в правду и в любовь, - последние строки его последнего стихотворения.
В существовании человека на этой земле
все рядом, все тесно переплетено и неразрывно связано: «радость и горе»,
«блаженство и безнадежность», «Самоубийство
и Любовь»... И посреди «страстно ликующей, страстно тоскующей» жизни -
душа человека, «жилица двух миров», «приросшая
к земли», но тоскующая о небе:
О вещая душа моя,
О сердце, полное тревоги -
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
(«О вещая душа моя...») «На пороге как бы двойного бытия» - эта
строчка - ключ ко всему Тютчеву.
Сам он оставался «живым до конца», и его
поэзия учит, быть может, самому главному - мужественному приятию жизни:
Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не все, что здесь цвело, увянет,
Не все, что было здесь, пройдет! Благодарение Тютчеву за бесценный дар -
его поэзию.
Анализ творчества Ф. И. Тютчева
Впросонках слышу я - и не могу
Вообразить такое сочетанье,
А слышу свист полозьев на снегу
И ласточки весенней щебетанье. В основе этой миниатюры Тютчева - новый,
синтетический образ, совершенно не характерный для поэзии XIX в., но освоенный
поэзией века XX. В стихотворении пересеклись, совместились два временных
пласта. Такое можно представить на экране кино, когда наступление весны
изображается при помощи смены кадров: только что лежал снег, а вот уже
вовсю бегут ручьи... Тютчев - открыватель новых образных миров в поэзии.
Масштаб его поэтических ассоциаций поразителен:
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами...
<...>
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, -
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
(«Как океан объемлет шар земной...») Так мог бы сказать человек, взглянувший
на нашу планету из космоса.
Тютчев в отличие от большинства людей не
воспринимал Пространство и Время как нечто естественное, то есть попросту
незамечаемое. Ему было присуще живое ощущение Бесконечности и Вечности
как реальности, а не каких-то отвлеченных, абстрактных категорий. Выше
мы назвали Тютчева наследником XVIII в. Он прямой продолжатель монументальной
формы философской лирики Ломоносова и Державина, достаточно вспомнить хотя
бы такие их строки:
Открылась бездна, звезд полна,
Звездам числа нет, бездне - дна.
(М. В. Ломоносов.)
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей,
И топит в пропасти забвенья
Дела, и царства, и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То пропасти жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
(Г. Р. Державин.) От XVIII в. унаследовал Тютчев и ораторско-дидактический стиль (см.,
например, «Цицерон», «Silentium!»): вопросы,
полувопросы, восклицания...
Неоднократно отмечалась краткость, предельная
сжатость лучших тютчевских стихов: 1,2, реже - 3, 4 строфы. Тютчев преобразовал
оду XVIII в., сузил пространство стиха, сохранив философскую проблематику.
Слова, «терявшиеся в огромном пространстве поэмы, приобрели необычайную
значительность... Одна метафора, одно сравнение занимают
все стихотворение:
Не остывшая от зною
Ночь июльская блистала...
И над тусклою землею
Небо, полное грозою,
Все в зарницах трепетало...
Словно тяжкие ресницы
Подымались над землею,
И сквозь беглые зарницы
Чьи-то грозные зеницы
Загоралися порою... Фрагмент - так Ю. Н. Тынянов определил
художественную форму стихов Тютчева. Что значит фрагмент? Фрагмент чего?
Живой жизни - хочется сказать нам. Стихи Тютчева написаны как бы «на случай».
Работа пульсирующей поэтической мысли идет постоянно. Какое-то внешнее
впечатление, жизненное событие или глубокое внутреннее переживание могут
послужить толчком к созданию стихотворения. «Поэтические его творения являлися
на свет божий, еще не успев остыть, еще трепеща внутренней жизнью души
поэта» (И. С. Аксаков).
Итак, опять увиделся я с вами,
Места немилые, хоть и родные,
Где мыслил я и чувствовал впервые
И где теперь туманными очами,
При свете вечереющего дня
Мой детский возраст смотрит на меня.
(«Итак, опять увиделся я с вами...») Фрагментарность стала основой для совершенно
невозможных ранее конструкций и явлений. Отсюда такие «непринятые» начала
стихотворений, как: «Она сидела на полу...», «
И чувства нет в твоих очах...», « Когда,
что звали мы своим...», «Есть некий
час в ночи...» и т. п. Основу поэтической речи Тютчева составила обыденная
разговорная лексика. Многие стихи напоминают реплики бесконечного диалога,
который постоянно длится в душе поэта. Каждое новое стихотворение - своего
рода продолжение прерванного (для читателя) разговора, поэтому оно может
начинаться с вопроса, утверждения или
отрицания: «Ив Божьем мире то ж бывает...», «Есть
в осени первоначальной...», «Как дымный
столп светлеет в вышине!..», «О чем
ты воешь, ветр ночной?..» Такая интонационная свобода Тютчева производила
на современников впечатление внешней небрежности, неотделанности стиха
и даже «нелитературности» (как и стихи Пушкина 30-х гг. - «Осень»,
«Вновь я посетил...»).
Словесный образ Тютчева
передает диалектику его живой, движущейся мысли. Выделим главные особенности
лирического стиля Тютчева.
В первую очередь наше внимание останавливает «раздвоенный,
разящий, движущийся» эпитет. Нередко одно определение совмещает слова,
далекие (а иногда и противоположные) по смыслу. Стихотворение, обращенное
к А. Фету, начинается:
Иным достался от природы
Инстинкт пророчески-слепой... «Пророческий» - сверхзрячий. И вдруг - «слепой»! Этим («иным»)
людям свойственно сильное, живое чувство природы, но... без проникновения
в ее тайну. Фету же, по мысли Тютчева, доступно нечто большее. , -,>-.:•„•;
Другие примеры:
[Сон]
Болезненно-яркий, волшебно-немой;
Вечер пасмурно-багровый
Светит радужным лучом;
С того блаженно-рокового дня;
Вот тихоструйно, тиховейно,
Как ветерком занесено,
Дымно-легко, мглисто-лилейно
Вдруг что-то порхнуло в окно. Поэтическая мысль Тютчева движется внутри
двух рядом поставленных и слитых в одно целое слов.
Сравнения Тютчева также нетрадиционны.
Обычно сравнение предполагает, что менее известное (зримое, понятное) сопоставляется
с более привычным, наглядным. У Тютчева чаще наоборот, его сравнение можно
назвать «обратным сравнением»:
Таинственно, как в первый день созданья...
Сияет Белая Гора,
Как откровенье неземное;
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело... Цель тютчевского сравнения не в прояснении
образа, а в углублении.
Для того чтобы понять скрытое сравнение
(«ты скажешь») в после дней строфе «Весенней грозы», надо знать, кто такая
Геба:
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба
[Еще одно сравнение внутри сравнения.],
Смеясь, на землю пролила. Геба - богиня юности в древнегреческой мифологии. На пирах богов,
которые устраивает на горе Олимп ее отец Зевс, Геба выступает в роли виночерпия.
Один из кубков, невзначай пролитый, и вызвал грозу.
Мифологизация образов - отличительная
черта стиля Тютчева, «ему часто нужен выход из быта в высший, горний мир.
Иногда он упоминается, но чаще подразумевается» (Л.
Озеров),
Метафора Тютчева обнажает трагическую сущность бытия, выраженную
в самых будничных и повседневных понятиях:
Увы, что нашего незнанья
И беспомощней и грустней?
Кто смеет молвить: до свиданья
Чрез бездну двух или трех дней?
Как ни тяжел последний час -
Та непонятная для нас
Истома смертного страданья, -
Но для души еще страшней
Следить, как вымирают в ней
Все лучшие воспоминанья... Угасание души, в которой «вымирают все лучшие воспоминанья» (метафора)
для поэта страшнее «истомы смертного страданья» (сравнение).
Композиция тютчевских стихотворений, так же как его образ,
отражает сильное и быстрое движение мысли. Чаще всего она двучастна (вне
зависимости от количества строф): дается какой-то образ, потом - его осмысление,
иногда наоборот: сначала мысль, потом образ (см., например, стихотворения
«Фонтан», «День и ночь», «Поэзия»,
«Близнецы»).
Об особенностях построения стихов Тютчева
замечательно сказал А. В. Чичерин: «Круто, с первой строки - тот образ,
в котором заключена решаемая загадка. Через целый шквал трагических отрицаний,
сомнений, в досаде на неприемлемые уступки, добывается финал, не выбравшийся
из смятения противоречий и все же очень светлый по своему порыву, по наполняющей
его жажде всеобъемлющего знания».
Как дымный столп светлеет в вышине!
Как тень внизу скользит неуловима!..
«Вот наша жизнь, - промолвила ты мне,
-
Не светлый дым, блестящий при луне,
А эта тень, бегущая от дыма...» Эти пять строк вместили в себя бесконечно
много. Разыгрывается драма - драма человеческой жизни, которая, по определению
поэта, даже не дым, а всего лишь «тень, бегущая от дыма». «Тень
от дыма» - здесь не только усиление
образа (жизнь мгновенна, неуловима и бесследна, подобно дыму), но и его
углубление.
В первой строчке необходимо обратить внимание
на слова «светлеет в вышине» - то есть растворяется в небе, в вечности.
А многие ли из нас хотя бы замечают тень, что «внизу скользит неуловима»?
Поэт заметил и именно с ней сравнил нашу жизнь.
Перед нами «пятистишие-новелла с двумя
действующими лицами и одной репликой, представляющей разговор на его высшем
и окончательном этапе, - пишет Л. Озеров. - Реплика в лирике в ту пору
- редкость. В послетютчевскую пору - явление нередкое».
Основа поэтической модели Тютчева - двоемирие.
Человек, его душа - меж небом и землей, «на пороге двойного бытия». Отсюда
- прямо противоположное решение одних и тех же вопросов, над которыми бьется
разум поэта.
Гармония - хаос, вера - безверие, небесное
- земное, человек - природа, любовь - смерть, бытие - небытие - вот полюса
поэтического мира Тютчева. Нередко они совмещаются в одном стихотворении
(см., например: «Как ни гнетет рука судьбины...», «Природа
- сфинкс...», «День и ночь»,
«О, как убийственно мы любим!..») и даже в
образе: «и ропщет мыслящий тростник». Хрупкий, как тростник, обреченный
на смерть, немощный перед лицом судьбы, человек велик своей тягой к беспредельному.
В тематическом отношении в лирике Тютчева
обычно выделяют пейзажную, философскую, любовную, политическую. Разумеется,
условно, так как в целом его поэзия прочитывается как единый текст.
Пейзажную лирику Тютчева точнее
будет назвать пейзажно-философской: изображение природы и мысль
о природе сплавлены в ней воедино; пейзажи получают символический смысл.
Природа для поэта - просто второе имя жизни.
Так, в стихотворении «Осенний вечер» изображается
не только «вечер года», но и «кроткое», а потому «светлое» увядание человеческой
жизни. В стихотворениях «Что ты клонишь над водами...», «Листья»
второй - человеческий - план только подразумевается.
Поражает диапазон художнического видения
поэта - от тонкого волоса паутины, что «блестит на праздной борозде», до
звездного океана Вселенной.
Природа в лирике Тютчева имеет два лика
- хаотический и гармонический. Свой язык присущ обоим. Человек же может
понимать или не понимать и тот, и другой язык.
О чем ты воешь, ветр ночной?
О чем так сетуешь безумно?..
<...>
Понятным сердцу языком
Твердишь о непонятной муке...
(«О чем ты воешь, ветр ночной?..»)
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
(«Не то, что мните вы, природа...») Разумное начало человека и разум природы
могут находить общий язык:
Так связан, съединен от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества... Родство это выражается именно в наличии
общего языка, в возможности общения и понимания:
Скажи заветное он слово -
И миром новым естество
Всегда откликнуться готово
На голос родственный его. Трагедия человека, как ее понимает поэт,
в разладе с природой: «Душа не то поет, что море...» («Певучесть
есть в морских волнах...»). Миг единения с жизнью природы, растворения
в ней - высшее блаженство, доступное человеку на земле. Об этом - стихотворение
«Тени сизые смесились...».
Композиция стихотворения - две строфы -
традиционная для Тютчева. Первая строфа - картина наступающей ночи, вторая
- страстный монолог-обращение лирического героя к «сумраку».
Изображаемое время суток - сумерки (уже
не вечер, но еще и не ночь) не случайно выбрано поэтом: его неизменно волнуют
именно промежуточные состояния в жизни природы и человека.
В первой строфе картина сумерек,
наступающей ночи дана через восприятие лирического героя. Уловлена сама
эта зыбкая грань перехода, когда окружающий мир растворяется в темноте,
исчезает из зрительного восприятия человека:
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул... Сизый - самый смешанный цвет: «черный
с просинью и белесоватым, голубоватым отливом, серо-синий, с голубой игрою»(В.
Даль). Смысловая острота эпитета усилена внутри-строчным
созвучием: «сизые смесились». В одном только этом эпитете - сизый - как
в зерне, содержится все стихотворение с его темой космического смешения,
слияния всего со всем.
...звук уснул -
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул... Звук, неизменный спутник движения, жизни, уснул. В мире так тихо,
что «мотылька полет незримый слышен в воздухе ночном».
Слова «жизнь» и «сумрак» находятся в сильной
позиции начала строки, они как бы противопоставлены. Но только «как бы»,
потому что сумрак зыбкий - жизнь не замерла, а лишь затаилась, задремала,
ушла куда-то в глубину («дальний гул»).
Сумрак, тени, тишина - это условия, в которых
пробуждаются скрытые душевные силы человека. Его мысли сливаются с «дальним
гулом», на смену исчезнувшему, растворившемуся миру приходит иная реальность.
Человек остается один на один со всем миром, вбирает его в себя и сам сливается
с ним: «Все во мне, и я во всем». Однако странным образом эта причастность
к «жизни божеско-всемирной» не вызывает ликования, а определяется как «час
тоски невыразимой». В чем же причина этой тоски?
Вся вторая строфа - страстная мольба,
нарастающий призыв, обращенный к «сумраку» (в данном случае синониму природы,
жизни): лейся, залей, переполни через край и, наконец, смешай.
«Единственное, более энергичное
чувство, которое я испытываю, - это невозможность уйти от самого себя»
(из письма Тютчева жене). Во второй строфе лирический герой отказывается
от собственного «я», что присутствовало в конце первой строфы («Все во
мне, и я во всем»). Его страстное стремление - раствориться в окружающем
мире, слиться с ним, стереть грань меж «я» и «не-я»:
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай! Композиционное кольцо стихотворения замыкается:
совместились первая и последняя строки, глаголы смесились и смешай.
Слиться
с миром природы, раствориться в нем - для человека это редкая возможность
«уйти от самого себя». Однако противоречие сознательно-индивидуального
(«я») и бессознательно-стихийного («жизнь») остается для Тютчева неразрешимым.
(Точнее, проблема эта решалась многократно и по-разному.)
Наиболее ярко «двойное бытие» расколотой
человеческой души выражено в любовной лирике Тютчева.
В 1850 г. 47-летний Тютчев познакомился
с двадцатичетырехлетней Еленой Александровной Денисьевой, подругой своих
дочерей. Четырнадцать лет, до самой смерти Денисьевой, длился их союз,
родилось трое детей. Тютчев оставил в стихах исповедь о своей любви.
«Денисьевский цикл» (название не авторское)
обнажает прежде всего трагическую сущность любви. «Самоубийство»,
«блаженство и безнадежность», «поединок
роковой» - такова любовь в понимании Тютчева.
О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей... «Буйная слепота страстей». Любовь - это
та же стихия, человек подчас не в силах противостоять ей, в результате
- катастрофа: «Ох, я дышу еще болезненно и трудно, / Могу дышать, но жить
уж не могу». Но любовь - это и высшая полнота бытия, она дарует любящим
блаженство причастности к жизни «божеско-всемирной».
Одно из самых «кровно жизненных и скорбных»
стихотворений «денисьевского цикла» - «Весь
день она лежала в забытьи...». Неотвратимое
угасание любимой («и всю ее уж тени покрывали») на фоне летнего буйства
природы:
Лил теплый летний дождь - его струи
По листьям весело звучали. Реплика героини «О, как все это я любила!..»
- смысловой центр стихотворения. «Любила», - говорит она и о летнем дожде,
и о человеке («я был при ней, убитый, но живой), которому еще предстоит
пережить все это.
«Такого глубокого женского образа, наделенного
индивидуальными психологическими чертами, никто до Тютчева в лирике не
создал, - справедливо замечает Лев Озеров. - По характеру своему этот образ
перекликается с Настасьей Филипповной из «Идиота» Достоевского и Анной
Карениной у Толстого».
В течение четырнадцати лет Тютчев вел двойную
жизнь. Любя Денисьеву, не мог расстаться с семьей - и не один «суд людской»
тому причиной.
В 1851 г. (уже вспыхнула страсть к Денисьевой)
Тютчев пишет жене Элеоноре Федоровне: «Нет в мире существа умнее тебя.
Мне не с кем больше поговорить... Мне, говорящему со всеми». И в другом
письме: «...хотя ты и любишь меня в четыре раза меньше, чем прежде, ты
все же любишь меня в десять раз больше, чем я того стою».
Через два года после смерти мужа Элеонора
Федоровна случайно нашла в своем альбоме-гербарии листок со словами (по-французски):
«Для вас (чтобы разобрать наедине)». Далее шли стихи, написанные в том
же 1851 г.:
Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воспрянуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
Но если бы душа могла
Здесь, на земле, найти успокоенье,
Мне благодатью ты б была -
Ты, ты, мое земное провиденье!.. «Душа болезненно-греховная», «обморок
духовный» - Тютчев заглянул в такие глубины, в такие бездны человеческой
души, как никто до него, а после - разве что Достоевский и, по-своему,
Чехов.
«Жить стихом» - это выражение Б. Пастернака
подходит ко всякому поэту, к Пушкину не менее чем к Тютчеву. Но в этих
словах, в отношении Тютчева, особенное значение приобретает первое из них.
Именно жизнь Федора Ивановича Тютчева - личная, идейная, философская, гражданская
- была в стихах, так же естественно-необходимых,
как движение мысли и чувства всякого человека» (А.
В. Чичерин).
Творчество Ф. И. Тютчева
в литературной критике
Н. А. Некрасов
Впечатление, которое испытываешь при чтении этих стихов следуют «Осенний
вечер», «Есть в светлости осенних вечеров...»>,
можно только сравнить с чувством, которое овладевает человеком у постели
молодой умирающей женщины, в которую он был влюблен. Только талантам сильным
и самобытным дано затрагивать такие струны в человеческом сердце.
(Из статьи «Русские второстепенные поэты»)
И. С. Тургенев
...От его стихов не веет сочинением... они не придуманы, а выросли
сами, как плод на дереве, и по этому драгоценному качеству мы узнаем, между
прочим, влияние на них Пушкина, видим в них отблеск его времени.
...Каждое его стихотворение начиналось мыслию, но мыслию, которая,
как огненная точка, вспыхивала под влиянием глубокого чувства или сильного
впечатления; вследствие этого... мысль г. Тютчева никогда не является читателю
нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятым из мира души
или природы, проникается им, и сама его проникает нераздельно и неразрывно.
...Чтобы вполне оценить г. Тютчева, надо самому читателю быть одаренным
некоторою тонкостью понимания, некоторою гибкостью мысли, не остававшейся
слишком долго праздной.
(Из статьи «Несколько слов о стихотворениях
Ф. И. Тютчева» )
А. А. Фет
Можно ли в такую тесную рамку (я говорю о небольшом объеме книги)
вместить столько красоты, глубины, силы, одним словом, поэзии!.. Каждое
из <стихотворений> - солнце, то есть самобытный, светящийся мир.
Вот наш патент на благородство, -
Его вручает нам поэт,
Здесь духа мощного господство,
Здесь утонченной жизни цвет. (Из статьи «О стихотворениях Ф. Тютчева» )
И. С. Аксаков
Тютчев был не только самобытный, глубокий мыслитель, не только своеобразный,
истинный художник-поэт, но и один из малого числа носителей, даже двигателей
нашего русского, народного самосознания. <...>
Он был поэт по призванию, которое было могущественнее его самого,
но не по профессии. Он священнодействовал, как поэт, но не замечая,
не сознавая сам своего священнодействия, не облекаясь в жреческую хламиду,
не исполняясь некоторого благоговения к себе и своему жречеству <...>
прежде всего и во всем он был поэт,
хотя собственно стихов он оставил по себе сравнительно и не очень
много. Стихи не были у него плодом труда, хотя бы и вдохновенного, но все
же труда, подчас даже усидчивого у иных поэтов. Когда он их писал, то писал
невольно, удовлетворяя настоятельной, неотвязчивой потребности, потому
что он не мог их не написать: вернее сказать, он их не писал, а только
записывал. Они не сочинялись, а творились. Они сами собой складывались
в его голове, и он только ронял их на бумагу, на первый попавшийся лоскуток...
<...>
Такого рода художественной красоты, простоты и правды нельзя достигнуть
ни умом, ни восторженностью духа, ни опытом, ни искусством: здесь уже явное,
так сказать, голое поэтическое откровение, непосредственное творчество
таланта.
(Из книги «Федор Иванович Тютчев: Биографический очерк» )
Ю. Ф. Самарин
...Он никогда не относился к <русскому языку> фамильярно, и по
этой самой причине... ему удалось отыскать в нем такие тонкости, такие
богатства и средства, которые в нем были несомненно, но которых никто в
нем не подозревал. Сколько раз ему случалось оригинальною обстановкою слова,
по-видимому, давно исчерпанного и всем коротко знакомого, освещать в нем
стороны, оставшиеся в тени и ускользавшие от всех, употреблявших его. Мне
рассказьь вали очевидцы, в какой восторг пришел Пушкин, когда он в первый
раз увидал собрание рукописное некоторых его стихов... Он носился с ним
целую неделю, и они в первый раз появились в печати в его «Современнике»...
(Из воспоминаний. Звенья. Кн. 2. М.;
Л., 1933)
Вл. Соловьев
Но и сам Гете не захватывал, быть может, так глубоко, как наш поэт,
темный корень мирового бытия, не чувствовал так сильно и не сознавал так
ясно ту таинственную основу всякой жизни, - природной и человеческой, -
основу, на которой зиждится и смысл космического процесса, и судьба человеческой
души, и вся история человечества. Здесь Тютчев... является вполне своеобразным
и... наверное, самым сильным во всей поэтической литературе.
(Из статьи «О поэзии Ф. И. Тютчева» )
А. Л. Волынский
Тютчев - поэт ночных откровений, поэт небесных и душевных бездн.
Он как бы шепчется с тенями ночи, ловит их смутную жизнь и передает ее
без всяких символов, без всякой романтики, в тихих, трепетных словах...
Это созерцание мира в его ночной стихийности, в его хаотически-божественной
правде... Жизнь человеческая объята снами, и светлый день именно сон, от
которого мы пробуждаемся в жизнь, в смерть.
(Из статьи <О Тютчеве>)
А. Г. Горнфельд
Так проникнуться физическим самоощущением, чтобы почувствовать себя
неотделимою частью природы, - вот что удалось Тютчеву более, чем кому-либо.
Этим чувством и питаются его замечательные «описания» природы, или, вернее,
ее отражений в душе поэта.
(Из статьи «На пороге двойного бытия»)
В. Я. Брюсов
Стихи Тютчева о природе - почти всегда страстное признание в любви.
Тютчеву представляется высшим блаженством, доступным человеку, - любоваться
многообразными проявлениями жизни природы.
Напротив, в жизни человеческой все кажется Тютчеву ничтожеством,
бессилием, рабством.
...Человек не только - ничтожная капля в океане жизни природы, он
еще в ней начало дисгармонирующее. Человек стремится утвердить свою обособленность,
свою отдельность от общей мировой жизни, и этим вносит в нее разлад. Сказав
о той певучести, какая «есть в морских волнах», о «стройном мусикийском
шорохе», струящемся в камышах, о полном созвучии во всей природе, Тютчев
продолжает:
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем... ...<Любовную> страсть Тютчев называет «буйной слепотой» и тем
как бы отождествляет ее с ночью. Как слепнет человек во мраке ночи, так
слепнет он и во мраке страсти, потому что и тут и там он вступает в область
хаоса.
Лиры у Тютчева было две, впрочем, давно согласованные между собою.
Первая была посвящена поэзии, воспевающей «блеск проявлений» дневного мира,
поэзии умиротворяющей, явной... Другая посвящена была хаосу и стремилась
повторить «страшные песни», взрывающие в сердце «порой неистовые звуки».
Эта поэзия хотела говорить о роковом, о тайном...
(Из очерка <Поэзия Тютчева>)
Ю. И. Айхенвальд
...Тютчев свято верует в одушевленность природы, которая не умирает,
и в свое конечное слияние с ней. Человек наравне с природой сладостно и
мучительно вспоминает древний хаос; между ночью мира и ночью души есть
глубокая связь - днем же и тот, и другая успокаиваются и светлеют. Значит,
каждому душевному настроению должно быть непременно соответствие в природе,каждая
дума и каждое чувство имеют в ней свой отзвук. Для Тютчева жизнь сердца
и жизнь вселенной образуют стройное созвучие, великую и вечную рифму. Тем
глубже и трагичнее те временные диссонансы, тот разлад между человеком
и природой, в силу которого «в общем хоре душа не то поет, что море, и
ропщет мыслящий тростник». Но эта двойственность, как ни фатальна она,
какую трудную и страшную задачу, основную проблему природы и культуры,
она ни составляет, должна и может быть преодолена, потому что она - только
факт, а не необходимость, и навеки неизменной останется для Тютчева истина,
что «дума за думой, волна за волной - два проявленья стихии одной».
Вся жизнь - рифма к природе. Поэтому в
знаменитом стихотворении-молитве летнему жару и зною, когда бедный нищий
бредет мимо сада по жаркой мостовой, соответствует жизненная тропа, по
которой бредет обездоленный. Поэтому лени соответствует полдень, когда
«сам великий Пан в пещере нимф спокойно дремлет», а душное молчание воздуха,
предчувствие грозы, отвечает волнению молодой девушки, которая замирает
в истоме проснувшейся первой любви. Поэтому неожиданная ласка природы,
позднее, неуходящее лето похоже на «молодую улыбку женских уст и глаз»,
которая, «не восхищая, не прельщая, под старость лишь тревожит нас». И
судорожный трепет пробежит по кипарисным ветвям, когда к ним приблизятся
люди с мятежным жаром в душе. Девушка может превратиться в мотылька, и,
когда она спрячется в цветах, ярче и ароматнее станут розы. И слезы людские,
которые льются ранней и поздней порой, льются безвестные, неисчислимые,
- эти слезы льются «как струи дождевые в осень глухую, порою ночной».
Это неизменное соответствие духа и природы
у Тютчева не придумано, не сочинено, и аналогия является такой естественной
и простой, образы и олицетворения как бы приходят сами собою. Для кого
природа «не слепок, не бездушный лик», тот чувствует ее в каждом проявлении
частного - между прочим, и человеческого - бытия. А Тютчев больше, чем
все поэты, знал и верил, что природа жива, что она имеет душу и даже празднует
с людьми воскресенье. Он чуял в мире какую-то незримую длань и незримую
пяту. Не садовник приклеил лист и цветы на дереве, не игрою внешних, чуждых
сил зреет плод в родимом чреве. Как бы некая живая женщина природы осязательно
сопутствовала Тютчеву в его мыслях, и он с чудной, смелой образностью представлял
себе не только ее душу, но и внешний облик ее. Он говорит об ее усталости,
о ее лихорадочных грезах - кустарнике и мхе, о сладком трепете, который
как струя
По жилам пробежал природы,
Как бы горячих ног ее
Коснулись ключевые воды. И день у него восходит по лестнице, солнце
глядит «исподлобья», «вечер пламенный
и бурный обрывает свой венок». У звезд - «влажные главы», которыми они
и приподнимают небесный свод. И если он чаще и настойчивее всех поэтов
упоминает о погоде, то это потому, что она для него не бесцветный фон дневных
забот, а важное событие общемировой жизни, которое непременно отражается
в индивидуальной душе. Только люди-кроты не видят и не слышат, «живут в
сем мире, как впотьмах» и не понимают, что в природе «есть душа, в ней
есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык».
(Из книги «Силуэты русских писателей»
)
А. С. Кушнер
Мысль о непрочности жизни преследует Тютчева и в его письмах. «Когда
испытываешь ежеминутно... сознание хрупкости и непрочности всего в жизни,
то существование, помимо духовного роста, является лишь бессмысленным кошмаром».
Здесь мы приблизились к разгадке непрофессионального
отношения Тютчева к его стихам: стоит ли заботиться о стихах, если вообще
все в жизни и сама жизнь висят на волоске?
«Чувство пропасти», на краю которой находится
каждый человек в каждое мгновение своей жизни, - удивительное свойство,
придающее поэзии Тютчева головокружительную остроту. Присутствие этой «всепоглощающей
и миротворной бездны» в стихах и письмах Тютчева роднит его с Паскалем,
ставившим между собой и пространством стул, чтобы отгородиться от мерещившейся
ему пропасти.
Тютчев не сочинял свои стихи, а, если можно
так сказать, проживал их.
Он жил этими мыслями, чувствами, болью,
- вот почему между его стихами и письмами так много общего: один и тот
же материал шел на стихи и на прозу. Ничто не придумывалось, не писалось
из профессиональных соображений, «по долгу службы». Тютчев не относился
к себе как к поэту, он жил с ощущением частного человека, пишущего стихи.
Не природа, не стихия, не хаос, не ветер,
не день, не свет, не тьма, не сон, не ночь, не звезды, не земля, не жизнь,
не Бог, не любовь, не мысль - «душа», вот слово, пронизывающее всю поэзию
Тютчева, главное его слово. Нет другого поэта, который был бы загипнотизирован
ею с такой страстью, так сосредоточен на ней. Это - главный интерес, главная
привязанность Тютчева. Не это ли, чуть ли не вопреки его воле, сделало
поэзию Тютчева бессмертной?
(Из книги «Аполлон в снегу» )
Л. А. Озеров
Тютчев - спутник, притом вечный. Не поучает, не заговаривается, не
морализирует. Не меня, сам себя озадачивает:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь? Три вопроса кряду. Он, не настаивая, утверждает:
Мысль изреченная есть ложь. Но он не выполняет обещанного. Изрекает. И как изрекает!
Боясь изреченной мысли, Тютчев явил России могущество слова. Он острым
умом и мудрым сердцем открыл такие тайники Вселенной и души человеческой,
в которые до него никто не заглянул. Есть галактика Тютчева. В ней ширь,
высота, глубина, протяженность пространства и времени. Это песчинка и звезда,
радуга и фонтан, рассвет и заход солнца, сумерки и снежные вершины, гроза
и знойный полдень... Это восторг перед величием ночи и молитва по безвременно
ушедшей возлюбленной, дума о старости и песнь о весне жизни. Поэтическое
наследство Тютчева умещается в одной книжке, но - словами другого поэта
- «эта книжка небольшая томов премногих тяжелей».
Тютчев написал мало. Тютчев сказал много.
Тютчев обращается к каждому в отдельности.
(Из статьи «Читая Тютчева»)
Вопросы и задания
1.
Итак, опять увиделся я с вами,
Места немилые, хоть и родные,
Где мыслил я и чувствовал впервые
И где теперь туманными очами ;
;
При свете вечереющего дня,
Мой детский возраст смотрит на меня.
<...>
Ах нет, не здесь, не этот край безлюдный
Был для души моей родимым краем -
Не здесь расцвел, не здесь был величаем
Великий праздник молодости чудной.
<...> Где родился и провел свои детские годы
Тютчев? Какой «край волшебный» «был
для души его родимым краем»? В каком возрасте и почему покинул Тютчев Россию?
Назовите год возвращения поэта на родину.
2. «Тютчев как бы перескочил через все
стадии русского общественного двадцатидвухлетнего движения и, возвратясь
из-за границы с зрелой, самостоятельно выношенной им на чужбине думой,
очутился в России как раз на той ступени, на которой стояли тогда передовые
славянофилы с Хомяковым во главе. А между тем Тютчев вовсе не знал их прежде,
да и потом никогда не был с ними в особенно тесных сношениях» (И.
С. Аксаков).
Какие общественно-политические и историософские взгляды Тютчева,
отразившиеся в статьях и политической лирике, дают основание сближать его
позицию со славянофильством?
3. Где и когда впервые в России была опубликована подборка стихов
Тютчева?
4. Назовите год выхода первого сборника Тютчева. Сколько лет было
поэту? Кто способствовал подготовке и изданию книги?
5. Почему лирика Тютчева оказалась более созвучна XX в., чем своему
XIX?
6. Как вы понимаете такое высказывание исследователя поэтического
стиля Тютчева А. В. Чичерина: «То, что он записывает сам или диктует, -
менее всего литература»?
7. Какие особенности творческого процесса
поэта позволили написать В. П. Мещерскому: «...Свои прелестные стихи, как
и свои прелестные слова, Тютчев ронял, как цветы мгновенного вдохновения...
Он не знал, что значит сочинять стихи; они создавались в ту минуту, как
созвучием нужно было высказать мысль или чувство, наскоро он набрасывал
их на клочке бумаги и затем ронял, позабывая о них...»
8. Как литературовед Ю. Н. Тынянов определил
художественную форму стихов Тютчева?
9. В чем главная особенность тютчевских
эпитетов, сравнений, метафор?
10. Назовите основной принцип построения
стихотворений поэта.
11. Каким перед нами предстает образ героини
«денисьевского цикла»?
12. Попытайтесь восстановить пропущенные
тютчевские эпитеты:
Так ... благодатна,
Воздушна и ...,
Душе моей стократно
Любовь твоя была.
О, сколько жизни было тут, ... пережитой.
Все голо так - и ... - необъятно
В однообразии немом.
И в чистом ... эфире
Душе так ... - легко.
Фонтаны плещут тиховейно,
Прохладой ... дышит сад -
И так над вами ...
Петровы липы здесь шумят. 13. Знаете ли вы афоризмы Тютчева:
-
Счастлив <блажен>, кто посетил...
-
Мысль изреченная...
-
Нам не дано предугадать...
-
Тебя ж, как первую любовь...
-
Умом
Россию...
-
О, как убийственно...
-
Не плоть, а дух . . .
-
Все во мне, и я...
-
Не то, что мните вы, ... 14. В изображении природы и души человека
Тютчева привлекают пограничные, переходные моменты. В природе это смена
времени года или суток, в жизни человека - сон, дрема, бессонница. Вспомните
такие стихи Тютчева.
15. «Переводы из европейских поэтов - это
своеобразный коридор, приведший Тютчева из ранней его поры в зрелую»(Л.
Озеров). Чьи стихи переводил Тютчев?
Перу Тютчева принадлежит первый перевод стихотворения, которое потом
переводили Лермонтов, Фет, Майков. Кто его автор?
На севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет,
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет. 16. В поэзии Тютчева нередко встречаются образы из античной мифологии
и литературы. Не зная значения этих образов, трудно понять смысл стихотворения.
Например:
Душа моя, Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных... Что такое Элизиум?
17. В лирике Тютчева немало устаревших
слов, которые придают особую прелесть его стихам:
Весь день, в бездействии глубоком,
Весенний, теплый воздух пить,
<...>
Бродить без дела и без цели
И ненароком, на лету,
Набресть на свежий дух синели
Или на светлую мечту...
(«Нет, моего к тебе пристрастья...») «...дух синели» - попробуйте, в том числе
и по созвучию, угадать современное название «синели».
Темы сочинений по творчеству
Ф. И. Тютчева
-
«И самого меня являешь
ты очам души моей...» (Диалог человека
со своей душой в лирике Тютчева).
-
«О, нашей мысли обольщенье...»(«Вечные»
вопросы, в лирике Тютчева).
-
«Два проявленья стихии одной...» (Человек
и природа в лирике Тютчева).
-
«И сердце в нас подкидышем бывает...»(«Ночной»
мир в лирике Тютчева).
-
«Поверь, из нас двоих завидней часть
твоя...» (Женские образы в лирике Тютчева).
-
«И ропщет мыслящий тростник...»(Философская
проблематика лирики Тютчева).
-
«Ты и блаженство и безнадежность...»(Любовь
в лирике Тютчева).
-
«Дневник повседневных дум...»(По
лирике Тютчева).
-
«Я - царь, я - раб, я - червь, я
- бог» (Человек в лирике Тютчева).
-
«Душа... может выстрадать себя»(Жизнь
души в лирике Тютчева).
-
«Ты - лучших будущих времен глагол,
и жизнь, и просвещенье» (Концепция
исторической миссии России в лирике Тютчева).
-
«Но чем мы долее глядим, тем легче
нам дышать...» (Пейзажная лирика Тютчева).
-
«Залог всего, что свято для души»(Тема
поэзии в лирике Тютчева).
-
«Движение образа» в лирике Тютчева.
-
«На воздушных путях двух голосов перекличка» (Поэзия
Тютчева в творчестве поэтов XX века).
Развернутые планы сочинений
Образ России в лирике Тютчева
I. «Тютчев был не только самобытный, глубокий
мыслитель... но и один из малого числа носителей, даже двигателей нашего
русского, народного самосознания» (И.
С. Аксаков).
II. «Россия виделась Тютчеву не в подробностях
и частностях, а в своем целом объеме, в своем общем значении...»(И.
С. Аксаков).
1. Историческая миссия России как главы всеславянского братства
(политическая лирика Тютчева).
Стихи: «К Ганке», «Море и утес»,
«Русская география», «Славянам»,
«Теперь тебе не до стихов...», «На
новый, 1855 год», «Напрасный труд -
нет., их не вразумишь...»
2. Россия «земная» и «небесная».
Стихи: «Итак, опять увиделся я с вами...»,
«Песок сыпучий по колени...», «На возврат ном пути», «Русской женщине»,
«Эти бедные селенья...», «12 апреля 1865», «Над этой темною толпой...»
III. Россия непостижима здравой логикой, рассудком,
понять ее можно только любя и веруя.
«Приди на помощь моему неверью...»
(Человек в лирике Тютчева: меж отчаяньем
и верой)
I. Первый биограф поэта И. С. Аксаков видел
трагедию существования Тютчева в том, что «он не находил ни успокоения
своей мысли, ни мира своей душе. Вера, признаваемая умом, призываемая сердцем,
не владела ими всецело, не управляла волей, недостаточно освещала жизнь,
а потому не вносила в нее ни гармонии, ни единства...».
II.
Впусти меня! -
Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!.. Утрата ясного и цельного смысла человеческой
жизни, трагическая раздвоенность, разлад меж сердцем и умом - вот удел
человека в век «растления не плоти, но духа».
Стремясь душой в верхний, горний мир, человек,
«царь земли», «прирос к земли»:
К крылам души, парящим над землею,
Не скоро нам телесные найти... Здесь, на земле, человек погружен в «буйную
слепоту страстей». «Ужасно, несказанно
ужасно для человеческого сердца отказаться навсегда от счастия»(Из письма
Тютчева Жуковскому).
Путь человека в этом мире - через отчаяние, соединенное со страстной
жаждой веры, к смирению и Свету Божественной истины.
Стихи: «И чувства нет в твоих очах...», «Не
знаю я, коснется ль благодать...», «Наш
век», «Все, что сберечь мне удалось...»,
«Не рассуждай, не хлопочи!..», «Пошли,
Господь, свою отраду...», «Когда на
то нет Божьего согласья...», «Проблеск»,
«12 апреля 1865», «Памяти
В. А. Жуковского», «При посылке Нового
Завета».
III.
Чертог Твой,
Спаситель, я вижу, украшен,
Но одежд не имею, да вниду в него.
<двустишие апреля 1872 г.>
Краткая библиография
Тютчев Ф. И. «О вещая душа моя!..»: Стихотворения.
Переводы. Размышления о поэте / Вступит, статья, сост., рассказы о Тютчеве
Л. А. Озерова. - М., 1995.
Полное собрание стихотворений и переводов
Тютчева, с комментариями. В приложении даны статьи и эссе о жизни и творчестве
поэта.
Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей.
- М., 1994.
В книге известного литературного критика
серебряного века отдельный очерк посвящен творчеству Ф. И. Тютчева.
Русские писатели. Биобиблиографический
словарь: В 2 ч.; Ч. 2. - М., 1990. С. 328-333. Кожинов В. В. Тютчев(ЖЗЛ).
- М., 1988.
Одно из последних по времени и наиболее
полных исследований жизни и творчества поэта. |
