За что мы любим театр
История театра издавна сопутствует истории человечества. С той первоначальной
страницы истории, как человечество помнит себя, оно помнит и театр, ставший
вечным его спутником.
— Любите ли вы театр, так, как я люблю его? — спрашивал своих современников
великий наш соотечественник Виссарион Белинский, глубоко убежденный в том,
что человек не может не любить театра.
Любите ли вы театр? С таким же вопросом более 20 веков назад могли бы
обратиться к своим зрителям, заполнявшим каменные скамьи огромных амфитеатров
под открытым небом Эллады, великие отцы античного театра Эсхил и Софокл,
Еврипид и Аристофан.
Вслед за ними, уже в иные века, иные исторические эпохи, с подобным
же обращением к своим современникам могли бы обратиться Калидаса или, много
позже него, Рабиндранат Тагор в Индии, Карло Гоцци и Карло Гольдони в Италии,
Кальдерой и Лопе де Вега в Испании, Шекспир и Вен Джонсон в Англии, Корнель
и Мольер во Франции, Лессинг и Шиллер в Германии... И все они, спросив
людей своего времени: «Любите ли вы театр?» — были бы вправе рассчитывать
на утвердительный ответ.
Теперь подумаем: чем же заслужил театр такую, не остывающую с веками
любовь к себе? Почему так велика и настоятельна была потребность в нем
во все времена — от рабовладельческого строя до строя социалистического?
В театре человек видит такое отражение своей жизни, как ни в одном другом
виде искусства. Это всегда действующее, живое, текущее во времени
искусство, а не застывшее отражение действительности. Не случайно же драматурги
издавна называют действующими лицами, героев своих пьес.
Сценическое искусство возникает всякий раз заново в момент встречи театра
со своим зрителем, которому дарует оно ни с чем не сравнимое чувство сопереживания,
эмоционального соучастия в самом процессе творчества. Именно в этом и видели
волшебную силу театра выдающиеся мыслители — от Аристотеля до Станиславского.
Театр выявляет себя лишь в тот час, когда его искусство вступает в контакт
со зрителем, отзывается в его сознании и душе, когда зритель вживается
в события воспроизводимой на сцене жизни. Его сопереживание истинно
во всех своих эмоциональных проявлениях — в радости и печали, в гневе
и боли, в тревоге и настороженности, беззаботном смехе, горьких слезах.
А истинно ли само театральное представление, что вызывает в зрителе
столь сложную гамму чувств и мыслей? Да, оно правдиво, только правдиво
по-своему, по непреложным законам своего искусства... Во время представления
шекспировского «Гамлета» Лаэрт смертельно ранит принца датского отравленной
шпагой. Но после столь трагического исхода их поединка, способного глубоко
взволновать переполненный зрительный зал, живым и невредимым остается исполнитель
роли Гамлета, чтобы на будущих представлениях этой же трагедии в десятый,
сотый или двухсотый раз вступать в смертельную дуэль с Лаэртом.
|