ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

СТИХОТВОРЕНИЯ

Лицинию

Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице, 
Венчанный лаврами, в блестящей багрянице, 
Спесиво развалясь, Ветулий молодой
В толпу народную летит по мостовой?
Смотри, как все пред ним смиренно спину клонят;

Смотри, как ликторы народ несчастный гонят!
Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд
Умильно вслед за ним стремит усердный взгляд;
Ждут, ловят с трепетом улыбки, глаз движенья, 
Как будто дивного богов благословенья;
И дети малые и старцы в сединах, 
Все ниц пред идолом безмолвно пали в прах:
Для них и след колес в грязи напечатленный, 
Есть некий памятник почетный и священный.

О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал?
Кто вас поработил и властью оковал?
Квириты гордые под иго преклонились.
Кому ж, о небеса, кому поработились? (Скажу ль?) Ветулию!
Отчизне стыд моей, 
Развратный юноша воссел в совет мужей;
Любимец деспота сенатом слабым правит, 
На Рим простер ярем, отечество бесславит;
Ветулий римлян царь!..
О стыд, о времена!
Или вселенная на гибель предана?

Но, кто под портиком, с поникшею главою, 
В изорванном плаще, с дорожною клюкою, 
Сквозь шумную толпу нахмуренный идет?
«Куда ты, наш мудрец, друг истины, Дамет!»
«Куда - не знаю сам; давно молчу и вижу;
Навек оставлю Рим: я рабство ненавижу».

Лициний, добрый друг!
Не лучше ли и нам, 
Смиренно поклонясь
Фортуне и мечтам, 
Седого циника примером научиться?
С развратным городом не лучше ль нам проститься,
Где все продажное: законы, правота, 
И консул, и трибун, и честь, и красота?
Пускай Глицерия, красавица младая, 
Равно всем общая, как чаша круговая,
Неопытность других в наемну ловит сеть!
Нам стыдно слабости с морщинами иметь;
Тщеславной юности оставим блеск веселий;
Пускай бесстыдный Клит, слуга вельмож Корнелий
Торгуют подлостью и с дерзостным челом
От знатных к богачам ползут из дома в дом!
Я сердцем римлянин; кипит в груди свобода;
Во мне не дремлет дух великого народа.
Лициний, поспешим далеко от забот, 
Безумных мудрецов, обманчивых красот!
Завистливой судьбы в душе презрев удары, 
В деревню принесем отеческие лары!
В прохладе древних рощ, на берегу морском, 
Найти нетрудно нам укромный, светлый дом, 
Где, больше не страшась народного волненья, 
Под старость отдохнем в глуши уединенья, 
И там, расположась в уютном уголке, 
При дубе пламенном, возженном в камельке, 
Воспомнив старину за дедовским фиалом, 
Свой дух воспламеню жестоким Ювеналом, 
В сатире праведной порок изображу
И нравы сих веков потомству обнажу.

О Рим, о гордый край разврата, злодеянья!
Придет ужасный день, день мщенья, наказанья.
Предвижу грозного величия конец:
Падет, падет во прах вселенныя венец.
Народы юные, сыны свирепой брани, 
С мечами на тебя подымут мощны длани, 
И горы и моря оставят за собой
И хлынут на тебя кипящею рекой.
Исчезнет
Рим; его покроет мрак глубокий;
И путник, устремив на груды камней око, 
Воскликнет, в мрачное раздумье углублен: «Свободой
Рим возрос, а рабством погублен».

1815

К Н. Я. Плюсковой

На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.

Свободу лишь учася славить, 
Стихами жертвуя лишь ей, 
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном, 
Где Касталийский ток шумел, 
Я, вдохновенный Аполлоном, 
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель, 
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой, 
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.

1811

К Чаадаеву

Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман, 
Исчезли юные забавы, 
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье, 
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой, 
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим, 
Пока сердца для чести живы, 
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она, 
Звезда пленительного счастья, 
Россия вспрянет ото сна, 
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

1818

Деревня

Приветствую тебя, пустынный уголок, 
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.

Я твой - я променял порочный двор Цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.
Я твой - люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами, 
Сей луг, уставленный душистыми скирдами, 
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины, 
Где парус рыбаря белеет иногда, 
За ними ряд холмов и нивы полосаты,

Вдали рассыпанные хаты, 
На влажных берегах бродящие стада, 
Овины дымные и мельницы крилаты;
Везде следы довольства и труда...

Я здесь, от суетных оков освобожденный, 
Учуся в Истине блаженство находить, 
Свободною душой
Закон боготворить, 
Роптанью не внимать толпы непросвещенной, 
Участьем отвечать застенчивой Мольбе
И не завидовать судьбе
Злодея иль глупца - в величии неправом.

Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый, 
К трудам рождает жар во мне, 
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.

Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде Невежества убийственный Позор.

Не видя слез, не внемля стона, 
На пагубу людей избранное Судьбой, 
Здесь Барство дикое, без чувства, без Закона
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам, 
Здесь Рабство тощее влачится по браздам Неумолимого Владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут, 
Надежд и склонностей в душе питать не смея,

Здесь девы юные цветут

Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов, 
Младые сыновья, товарищи трудов, 
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.

О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой
Витийства грозный дар?

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И Рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством Свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная Заря?

1819

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.

Шуми, шуми, послушное ветрило, 
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Я вижу берег отдаленный, 
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,

Воспоминаньем упоенный...
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь, 
И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило, 
Желаний и надежд томительный обман...

Шуми, шуми, послушное ветрило, 
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались, 
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость, 
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.

Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений, 
Минутной младости, минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений, 
Которым без любви я жертвовал собой, 
Покоем, славою, свободой и душой, 
Подруги тайные моей весны златыя, 
И вы забыты мной...
Но прежних сердца ран, 
Глубоких ран любви, ничто не излечило...

Шуми, шуми, послушное ветрило, 
Волнуйся подо мной, угрюмый океан...

1820

Редеет облаков летучая гряда;
Звезда печальная, вечерняя звезда,
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины;
Люблю твой слабый свет в небесной вышине:
Он думы разбудил, уснувшие во мне:
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где все для сердца мило,
Где стройны тополы в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,
И сладостно шумят полуденные волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень -
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.

1820

Я пережил свои желанья, 
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья, 
Плоды сердечной пустоты.

Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец;
Живу печальный, одинокий, 
И жду: придет ли мой конец?

Так, поздним хладом пораженный, 
Как бури слышен зимний свист, 
Один - на ветке обнаженной
Трепещет запоздалый лист!..

1821

Кинжал

Лемносский бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды, 
Свободы тайный страж, карающий кинжал, 
Последний судия Позора и Обиды.

Где Зевса гром молчит, где дремлет меч Закона, 
Свершитель ты проклятий и надежд, 
Ты кроешься под сенью трона, 
Под блеском праздничных одежд.

Как адский луч, как молния богов, 
Немое лезвие злодею в очи блещет,
И, озираясь, он трепещет
Среди своих пиров.

Везде его найдет удар нежданный твой:
На суше, на морях, во храме, под шатрами,
За потаенными замками,
На ложе сна, в семье родной.

Шумит под Кесарем заветный Рубикон, 
Державный Рим упал, главой поник Закон;
Но Брут восстал вольнолюбивый:
Ты Кесаря сразил - и, мертв, объемлет он
Помпея мрамор горделивый.

Исчадье мятежей подъем лет злобный крик:
Презренный, мрачный и кровавый, 
Над трупом Вольности безглавой 
Палач уродливый возник.

Апостол гибели, усталому Аиду
Перстом он жертвы назначал, 
Но вышний суд ему послал 
Тебя и деву Эвмениду.

О юный праведник, избранник роковой, 
О Занд, твой век угас на плахе;
Но добродетели святой
Остался глас в казненном прахе.

В твоей Германии ты вечной тенью стал, 
Грозя бедой преступной силе
И на торжественной могиле
Горит без надписи кинжал.

1821

Узник

Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой, 
Мой грустный товарищ, махая крылом, 
Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет, и бросает, и смотрит в окно, 
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора, 
Туда, где синеют морские края, 
Туда, где гуляем лишь ветер... да я!..»

1822

Птичка

В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.

Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать, 
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!

1823

Демон

В те дни, когда мне были новы
Все впечатленья бытия
И взоры дев, и шум дубровы, 
И ночью пенье соловья,
Когда возвышенные чувства, 
Свобода, слава и любовь
И вдохновенные искусства
Так сильно волновали кровь, 
Часы надежд и наслаждений
Тоской внезапно осеня, 
Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно навещать меня.
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд, 
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел 
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.

1823

* * *

Изыде сеятель сеяти семена своя

Свободы сеятель пустынный, 
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя 
Но потерял я только время, 
Благие мысли и труды...

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

1823

Полу-милорд, полу-купец, 
Полу-мудрец, полу-невежда, 
Полу-подлец, но есть надежда, 
Что будет полным наконец.

1824

Разговор книгопродавца с поэтом

КНИГОПРОДАВЕЦ

Стишки для вас одна забава, 
Немножко стоит вам присесть, 
Уж разгласить успела слава
Везде приятнейшую весть:
Поэма, говорят, готова, 
Плод новый умственных затей.
Итак, решите; жду я слова:
Назначьте сами цену ей.
Стишки любимца муз и граций
Мы вмиг рублями заменим
И в пук наличных ассигнаций
Листочки ваши обратим.
О чем вздохнули так глубоко, 
Нельзя ль узнать?

ПОЭТ

Я был далеко:
Я время то воспоминал, 
Когда надеждами богатый, 
Поэт беспечный, я писал
Из вдохновенья, не из платы.
Я видел вновь приюты скал
И темный кров уединенья, 
Где я на пир воображенья, 
Бывало музу призывал.
Там слаще голос мой звучал;
Там доле яркие виденья, 
С неизъяснимою красой, 
Вились, летали надо мной
В часы ночного вдохновенья.
Все волновало нежный ум:
Цветущий луг, луны блистанье,
В часовне ветхой бури шум,
Старушки чудное преданье.
Какой-то демон обладал
Моими играми, досугом;
За мной повсюду он летал,
Мне звуки дивные шептал,
И тяжким, пламенным недугом
Была полна моя глава;
В ней грезы чудные рождались;
В размеры стройные стекались
Мои послушные слова
И звонкой рифмой замыкались.
В гармонии соперник мой
Был шум лесов, иль вихорь буйный,
Иль иволги напев живой,
Иль ночью моря гул глухой,
Иль шепот речки тихоструйной.
Тогда, в безмолвии трудов,
Делиться не был я готов
С толпою пламенным восторгом
И музы сладостных даров
Не унижал постыдным торгом;
Я был хранитель их скупой:
Так точно, в гордости немой,
От взоров черни лицемерной
Дары любовницы младой
Хранит любовник суеверный.

КНИГОПРОДАВЕЦ

Но слава заменила вам
Мечтанья тайного отрады:
Вы разошлися по рукам, 
Меж тем как пыльные громады
Лежалой прозы и стихов
Напрасно ждут себе чтецов
И ветреной ее награды.

ПОЭТ

Блажен, кто про себя таил
Души высокие созданья
И от людей, как от могил, 
Не ждал за чувство воздаянья!
Блажен, кто молча был поэт
И, терном славы не увитый, 
Презренной чернию забытый, 
Без имени покинул свет!
Обманчивей и снов надежды, 
Что слава? шепот ли чтеца?
Гоненье ль низкого невежды?
Иль восхищение глупца?

КНИГОПРОДАВЕЦ

Лорд Байрон был того же мненья;
Жуковский то же говорил;
Но свет узнал и раскупил
Их сладкозвучные творенья.
И впрям, завиден их удел:
Поэт казнит, поэт венчает;
Злодеев громом вечных стрел
В потомстве дальнем поражает;
Героев утешает он;
С Коринной на киферский трон
Свою любовницу возносит.
Хвала для вас докучный звон;
Но сердце женщин славы просит:
Для них пишите; их ушам
Приятна лесть Анакреона:
В младые лета розы нам
Дороже лавров Геликона.

ПОЭТ

Самолюбивые мечты,
Утехи юности безумной!
И я, средь бури жизни шумной,
Искал вниманья красоты,
Глаза прелестные читали
Меня с улыбкою любви;
Уста волшебные шептали
Мне звуки сладкие мои...
Но полно! в жертву им свободы
Мечтатель уж не принесет;
Пускай их юноша поет,
Любезный баловень природы.
Что мне до их?
Теперь в глуши
Безмолвно жизнь моя несется;
Стон лиры верной не коснется
Их легкой, ветреной души;
Не чисто в них воображенье:
Не понимает нас оно,
И, признак Бога, вдохновенье
Для них и чуждо и смешно.
Когда на память мне невольно
Придет внушенный ими стих,
Я так и вспыхну, сердцу больно:
Мне стыдно идолов моих.
К чему, несчастный, я стремился?
Пред кем унизил гордый ум?
Кого восторгом чистых дум
Боготворить не устыдился?

КНИГОПРОДАВЕЦ

Люблю ваш гнев. Таков поэт!
Причины ваших огорчений
Мне знать нельзя; но исключений
Для милых дам ужели нет?
Ужели ни одна не стоит
Ни вдохновенья, ни страстей
И ваших песен не присвоит
Всесильной красоте своей?
Молчите вы?

ПОЭТ

Зачем поэту
Тревожить сердца тяжкий сон?
Бесплодно память мучит он.
И что ж? какое дело свету?
Я всем чужой.
Душа моя
Хранит ли образ незабвенный?
Любви блаженство знал ли я?
Тоскою ль долгой изнуренный, 
Таил я слезы в тишине?
Где та была, которой очи, 
Как небо улыбались мне?
Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?

И что ж?
Докучный стон любви, 
Слова покажутся мои
Безумца диким лепетаньем.
Там сердце их поймет одно, 
И то с печальным содроганьем:
Судьбою так уж решено.
Ах, мысль о той души завялой
Могла бы юность оживить
И сны поэзии бывалой
Толпою снова возмутить!
Она одна бы разумела
Стихи неясные мои;
Одна бы в сердце пламенела
Лампадой чистою любви.
Увы, напрасные желанья!
Она отвергла заклинанья, 
Мольбы, тоску души моей:
Земных восторгов излиянья, 
Как божеству, не нужно ей.

КНИГОПРОДАВЕЦ

Итак, любовью утомленный, 
Наскуча лепетом молвы, 
Заране отказались вы
От вашей лиры вдохновенной.

Теперь, оставя шумный свет, 
И муз, и ветреную моду, 
Что ж изберете вы?

ПОЭТ

Свободу.

КНИГОПРОДАВЕЦ

Прекрасно. Вот же вам совет.
Внемлите истине полезной:
Наш век - торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет.
Что слава? -
Яркая заплата
На ветхом рубище певца.
Нам нужно злата, злата, злата:
Копите злато до конца!
Предвижу ваше возраженье;
Но вас я знаю, господа:
Вам ваше дорого творенье,
Пока на пламени труда
Кипит, бурлит воображенье;
Оно застынет, и тогда
Постыло вам и сочиненье.
Позвольте просто вам сказать:
Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать.
Что.ж медлить? уж ко мне заходят
Нетерпеливые чтецы;
Вкруг лавки журналисты бродят,
За ними тощие певцы:
Кто просит пищи для сатиры,
Кто для души, кто для пера;
И признаюсь - от вашей лиры
Предвижу много я добра.

ПОЭТ

Вы совершенно правы.
Вот вам моя рукопись.
Условимся.

1824

К морю

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.

Как друга ропот заунывный, 
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.

Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный, 
Заветным умыслом томим!

Как я любил твои отзывы, 
Глухие звуки, бездны глас, 
И тишину в вечерний час, 
И своенравные порывы!

Смиренный парус рыбарей, 
Твоею прихотью хранимый, 
Скользит отважно средь зыбей:
Но ты взыграл неодолимый, 
И стая тонет кораблей.

Не удалось навек оставить
Мне скучный, неподвижный брег, 
Тебя восторгами поздравить
И по хребтам твоим направить
Мой поэтический побег.

Ты ждал, ты звал... я был окован;
Вотще рвалась душа моя:
Могучей страстью очарован, 
У берегов остался я...

О чем жалеть? Куда бы ныне
Я путь беспечный устремил?
Один предмет в твоей пустыне
Мою бы душу поразил.

Одна скала, гробница славы...
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.

Там он почил среди мучений.
И вслед за ним, как бури шум, 
Другой от нас умчался гений, 
Другой властитель наших дум.

Исчез, оплаканный свободой, 
Оставя миру свой венец.
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.

Твой образ был на нем означен, 
Он духом создан был твоим:
Как ты, могуч, глубок и мрачен, 
Как ты, ничем неукротим.

Мир опустел... Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.

Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.

В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн, 
Твои скалы, твои заливы, 
И блеск, и тень, и говор волн.

1824

Сожженное письмо

Прощай, письмо любви, прощай! Она велела...
Как долго медлил я, как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал: гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет...
Минуту!., вспыхнули... пылают... легкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит... О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди...

1825

В уединенье чуждых стран, 
На лоне скучного покоя, 
В тревоге пламенного боя
Храни меня, мой талисман.

Священный сладостный обман, 
Души волшебное светило...
Оно сокрылось, изменило...
Храни меня, мой талисман.

Пускай же ввек сердечных ран
Не растравит воспоминанье.
Прощай надежда; спи, желанье;
Храни меня, мой талисман.

1825

К ***

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты, 
Как мимолетное виденье, 
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной, 
В тревогах шумной суеты, 
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Шли годы.
Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты, 
И я забыл твой голос нежный, 
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья, 
Без слез, без жизни, без любви.

Храни меня мой талисман, 
Храни меня во дни гоненья, 
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан.

Когда подымет океан
Вокруг меня валы ревучи, 
Когда грозою грянут тучи -
Храни меня, мой талисман.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты, 
Как мимолетное виденье, 
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье, 
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,"
И жизнь, и слезы, и любовь.

1825

Вакхическая песня

Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жены, любившие нас!

Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Подымем бокалы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!

Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари, 
Так ложная мудрость мерцает и тлеет

Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!

1825

19 октября

Роняет лес багряный свой убор, 
Сребрит мороз увянувшее поле, 
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг, 
Пролей мне в грудь отрадное похмелье, 
Минутное забвенье горьких мук.

Печален я: со мною друга нет, 
С кем долгую запил бы я разлуку, 
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье, 
И милого душа моя не ждет.

Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?

Кто не пришел? Кого меж вами нет?
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном, 
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.

Сидишь ли ты в кругу своих друзей, 
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!..
С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя, 
И с той поры в морях твоя дорога, 
О волн и бурь любимое дитя!

Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе;
Ты простирал из-за моря нам руку, 
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: «На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!»

Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен
Неколебим, свободен и беспечен, 
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни повело, 
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.

Из края в край преследуем грозой, 
Запутанный в сетях судьбы суровой, 
Я с трепетом на лоно дружбы новой, 
Устав, приник ласкающей главой...
С мольбой моей печальной и мятежной, 
С доверчивой надеждой первых лет, 
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.

И ныне здесь, в забытой сей глуши, 
В обители пустынных вьюг и хлада, 
Мне сладкая готовилась отрада:
Троих из вас, друзей моей души, 
Здесь обнял я Поэта дом опальный, 
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный, 
Ты в день его Лицея превратил.

Ты, Горчаков, счастливец с первых дней, 
Хвала тебе - фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Все тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.

Когда постиг меня судьбины гнев, 
Для всех чужой, как сирота бездомный, 
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев, 
И ты пришел, сын лени вдохновенный, 
О Дельвиг мой, твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный, 
И бодро я судьбу благославил.

С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.

Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво, 
И шумные нас радуют мечты...
Опомнимся - но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было, 
Мой брат родной по музе, по судьбам?

Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг -Приди; огнем волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа, 
О Шиллере, о славе, о любви.

Пора и мне... пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свиданье;
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я, 
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!

О сколько слез и сколько восклицаний, 
И сколько чаш, подъятых к небесам!

И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза, 
Благослови: да здравствует Лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу, 
Всем честию, и мертвым и живым, 
К устам подъяв признательную чашу, 
Не помня зла, за благо воздадим.

Полней, полней! и, сердцем возгоря, 
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте...
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.

Пируйте же, пока еще мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея, 
Мы близимся к началу своему...
Кому ж из нас под старость день Лицея
Торжествовать придется одному?

Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой, 
Он вспомнит нас и дни соединений, 
Закрыв глаза дрожащею рукой...
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет, 
Как ныне я, затворник ваш опальный, 
Его провел без горя и забот.

1825

Зимний вечер

Буря мглою небо кроет, 
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет, 
То заплачет, как дитя, 
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит, 
То, как путник запоздалый, 
К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?

Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.

Буря мглою небо кроет, 
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет, 
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей, 
Выпьем с горя: где же кружка?
Сердцу будет веселей.

1825

Пророк

Духовной жаждою томим, 
В пустыне мрачной я влачился, 
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы, 
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, 
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье, 
И горний ангелов полет, 
И гад морских подводный ход, 
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник, 
И вырвал грешный мой язык, 
И празднословный и лукавый, 
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом, 
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем, 
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал, 
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли, 
Исполнись волею моей, 
И, обходя моря и земли, 
Глаголом жги сердца людей».

1826

И. И. Пущину

Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.

Молю святое провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!

1826

Стансы

В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.

Но правдой он привлек сердца, 
Но нравы укротил наукой, 
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукий.

Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье, 
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.

То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.

Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и тверд, 
И памятью, как он, незлобен.

1826

Зимняя дорога

Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна, 
На печальные поляны
Льет печально свет она.

По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит, 
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.

Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика:
То разгулье удалое,
То сердечная тоска...

Ни огня, ни черной хаты, 
Глушь и снег... Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне.

Скучно, грустно... Завтра, Нина, 
Завтра к милой возвратясь, 
Я забудусь у камина, 
Загляжусь не наглядясь.

Звучно стрелка часовая
Мерный круг свой совершит, 
И, докучных удаляя, 
Полночь нас не разлучит.

Грустно, Нина: путь мой скучен, 
Дремля смолкнул мой ямщик, 
Колокольчик однозвучен, 
Отуманен лунный лик.

1826

Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье, 
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра, 
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье, 
Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы, 
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.

Оковы тяжкие падут, 
Темницы рухнут - и свобода
Вас примет радостно у входа, 
И братья меч вам отдадут.

1827

Арион

Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны веслы.

В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грозный челн;
А я - беспечной веры полн, -
Пловцам я пел...

Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный...
Погиб и кормщик и пловец! -
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.

1827

Поэт

Пока не требует поэта
К священной службе
Аполлон, 
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон, 
И меж детей ничтожных мира, 
Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется, 
Душа поэта встрепенется, 
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира, 
Людской чуждается молвы, 
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый, 
И звуков и смятенья полн, 
На берега пустынных волн, 
В широкошумные дубровы...

1827

26 мая 1828

Дар напрасный, дар случайный, 
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Кто тебя враждебной властью
Из ничтожества воззвал, 
Душу мне наполнил страстью, 
Ум сомненьем взволновал?..

Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум, 
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.

1828

*Древо яда. (Примечание А. С. Пушкина.)

1828

Поэт и толпа

Procul este, profani.

Поэт по лире вдохновенной
Рукой рассеянной бряцал.
Он пел - а хладный и надменный
Кругом народ непосвященный
Ему бессмысленно внимал.

И толковала чернь тупая:
«Зачем так звучно он поет?
Напрасно ухо поражая, 
К какой он цели нас ведет?
О чем бренчит? чему нас учит?
Зачем сердца волнует, мучит, 
Как своенравный чародей?
Как ветер песнь его свободна, 
Зато, как ветер, и бесплодна:
Какая польза нам от ней?».

ПОЭТ

Молчи, бессмысленный народ, 
Поденщик, раб нужды, забот!
Несносен мне твой ропот дерзкий, 
Ты червь земли, не сын небес;
Тебе бы пользы все - на вес
Кумир ты ценишь
Бельведерский.
Ты пользы, пользы в нем не зришь.
Но мрамор сей ведь Бог!., так что же?
Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нем себе варишь.

ЧЕРНЬ

Нет, если ты небес избранник, 
Свой дар, божественный посланник, 
Во благо нам употребляй:
Сердца собратьев исправляй.
Мы малодушны, мы коварны, 
Бесстыдны, злы, неблагодарны, 
Мы сердцем хладные скопцы, 
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки.
Ты можешь, ближнего любя, 
Давать нам смелые уроки, 
А мы послушаем тебя.

ПОЭТ

Подите прочь - какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело, 
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры; -
Довольно с вас, рабов безумных!
Во градах ваших с улиц шумных
Сметают сор, - полезный труд! 
Но, позабыв свое служенье, 
Алтарь и жертвоприношенье, 
Жрецы ль у вас метлу берут?
Не для житейского волненья, 
Не для корысти, не для битв, 
Мы рождены для вдохновенья, 
Для звуков сладких и молитв.

1828

* * *

На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой...

Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит - оттого,
Что не любить оно не может.

1829

Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?

Пороша.
Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.

Куда как весело!
Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.

Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.

Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.

Тоска!
Так день за днем идет в уединенье!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданная семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы),
Как оживляется глухая сторона!

Как жизнь, о Боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шепот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!

1829

(2 ноября)

Зима.
Что делать нам в деревне?
Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю.

Я вас любил: любовь еще, быть может, 
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно, 
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно, 
Как дай вам Бог любимой быть другим.

1829

Брожу ли я вдоль улиц шумных, 
Вхожу ль во многолюдный храм, 
Сижу ль меж юношей безумных, 
Я предаюсь моим мечтам.

Я говорю: промчатся годы, 
И сколько здесь ни видно нас, 
Мы все сойдем под вечны своды -И чей-нибудь уж близок час.

Гляжу ль на дуб уединенный, 
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный, 
Как пережил он век отцов.

Младенца ль милого ласкаю, 
Уже я думаю: прости!
Тебе я место уступаю:
Мне время тлеть, тебе цвести.

День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать, 
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараюсь угадать.

И где мне смерть пошлет судьбина?
В бою ли, в странствии, в волнах?
Или соседняя долина
Мой примет охладелый прах?

И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать, 
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.

И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть, 
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.

1829

Кавказ

Кавказ подо мною.
Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины:
Орел, с отдаленной поднявшись вершины, 
Парит неподвижно со мной наравне.
Отселе я вижу потоков рожденье
И первое грозных обвалов движенье.

Здесь тучи смиренно идут подо мной;
Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;
Под ними утесов нагие громады;
Там ниже мох тощий, кустарник сухой;
А там уже рощи, зеленые сени,
Где птицы щебечут, где скачут олени.

А там уж и люди гнездятся в горах, 
И ползают овцы по злачным стремнинам, 
И пастырь нисходит к веселым долинам, 
Где мчится Арагва в тенистых брегах, 
И нищий наездник таится в ущелье, 
Где Терек играет в свирепом веселье;

Играет и воет, как зверь молодой, 
Завидевший пищу из клетки железной;
И бьется о берег в вражде бесполезной
И лижет утесы голодной волной...
Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады:
Теснят его грозно немые громады.

1829

Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный, 
Как звук ночной в лесу глухом.

Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.

Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных, 
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.

Но в день печали, в тишине, 
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне, 
Есть в мире сердце, где живу я...

1830

Поэту

Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной:
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум, 
Усовершенствуя плоды любимых дум, 
Не требуя наград за подвиг благородный.

Они в самом тебе.
Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.

1830

Мадонна

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель, 
Чтоб суеверно им дивился посетитель, 
Внимая важному сужденью знатоков.

В простом углу моем, средь медленных трудов, 
Одной картины я желал быть вечно зритель, 
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков, 
Пречистая и наш Божественный спаситель -

Она с величием, 
Он с разумом в очах -
Взирали, кроткие, во славе и в лучах, 
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

Исполнились мои желания.
Творец Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

1830

Бесы

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин...

Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!

«Эй, пошел, ямщик!..» -«Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.

Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вот - теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой».

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали... «Что там в поле?» 
«Кто их знает? пень иль волк?»

Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вон уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин...
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.

Бесконечны, безобразны, 
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны, 
Будто листья в ноябре...
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят, 
Ведьму ль замуж выдают?

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.

Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине, 
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне...

1830

Элегия

Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино, - печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл.
Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть - на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.

1830

Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы

Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный.
Ход часов лишь однозвучный
Раздается близ меня,
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня...
Что тревожишь ты меня?

Что ты значишь, скучный шепот?
Укоризна, или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовешь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу...

1830

Для берегов отчизны дальней
Ты покидала край чужой;
В час незабвенный, в час печальный
Я долго плакал пред тобой.

Мои хладеющие руки
Тебя старались удержать;
Томленье страшное разлуки
Мой стон молил не прерывать.

Но ты от горького лобзанья
Свои уста оторвала;
Из края мрачного изгнанья
Ты в край иной меня звала.
Ты говорила: «В день свиданья
Под небом вечно голубым, 
В тени олив, любви лобзанья
Мы вновь, мой друг, соединим».

Но там, увы, где неба своды
Сияют в блеске голубом, 
Где тень олив легла на воды, 
Заснула ты последним сном.
Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой 
А с ними поцелуй свиданья...
Но жду его; он за тобой...

1830

Клеветникам России

О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою, 
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою, 
Вопрос, которого не разрешите вы.

Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре: *
Кичливый лях иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.

Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага -
И ненавидите вы нас...

За что ж? ответствуйте: за то ли, 
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?

За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?..

Вы грозны на словах - попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле, 
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас?
Или от Перми до Тавриды, 
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..

Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

1831

Эхо

Ревет ли зверь в лесу глухом,
Трубит ли рог, гремит ли гром,
Поет ли дева за холмом -
На всякий звук
Свой отклик в воздухе пустом
Родишь ты вдруг.
Ты внемлешь грохоту громов,
И гласу бури и валов,
И крику сельских пастухов -
И шлешь ответ;
Тебе ж нет отзыва... Таков
И ты, поэт!

1831

Чем чаще празднует Лицей
Свою святую годовщину, 
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняется едину,

Тем реже он; тем праздник наш
В своем веселии мрачнее;
Тем глуше звон заздравных чаш
И наши песни тем грустнее.

Так дуновенья бурь земных
И нас нечаянно касались, 
И мы средь пиршеств молодых
Душою часто омрачались;
Мы возмужали: рок судил
И нам житейски испытанья, 
И смерти дух средь нас ходил
И назначал свои закланья.

Шесть мест упраздненных стоят, 
Шести друзей не узрим боле, 
Они разбросанные спят -
Кто здесь, кто там на ратном поле, 
Кто дома, кто в земле чужой, 
Кого недуг, кого печали
Свели во мрак земли сырой, 
И надо всеми мы рыдали.

И мнится очередь за мной, 
Зовет меня мой
Дельвиг милый, 
Товарищ юности живой, 
Товарищ юности унылой, 
Товарищ песен молодых, 
Пиров и чистых помышлений, 
Туда, в толпу теней родных
Навек от нас утекший гений.

Тесней, о милые друзья,
Тесней наш верный круг составим.
Почившим песнь окончил я,
Живых надеждою поздравим,
Надеждой некогда опять
В пиру лицейском очутиться,
Всех остальных еще обнять
И новых жертв уж не страшиться.

1831

Осень
(Отрывок)

Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?
Державин

I

Октябрь уж наступил - уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад - дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,

Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей, 
И страждут озими от бешеной забавы, 
И будит лай собак уснувшие дубравы.

II

Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь - весной я

болен;

Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен, 
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен, 
Когда под соболем, согрета и свежа, 
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!

III

Как весело, обув железом острым ноги, 
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?..
Но надо знать и честь; полгода снег да снег, 
Ведь это наконец и жителю берлоги, 
Медведю, надоест.
Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с
Армидами младыми
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.

IV

Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить да освежить себя -
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет.
Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.

VI

Как это объяснить?
Мне нравится она, 
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится.
На смерть осуждена, 
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.

VII

Унылая пора! 
Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса 
Люблю я пышное природы увяданье, 
В багрец и в золото одетые леса, 
В их сенях ветра шум и свежее дыханье, 
И мглой волнистою покрыты небеса, 
И редкий солнца луч, и первые морозы, 
И отдаленные седой зимы угрозы.

VIII

И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русский холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь, 
Желания кипят - я снова счастлив, молод, 
Я снова жизни полн - таков мой организм 
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).

IX

Ведут ко мне коня; в раздолии открытом, 
Махая гривою, он всадника несет, 
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит - то яркий свет лиет, 
То тлеет медленно - а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.

X

И забываю мир - ив сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем -
И тут ко мне идет незримый рой гостей, 
Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI

И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута - и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! - матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз - и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.

XII
Плывет.
Куда ж нам плыть?....

1833

А ночью слышать буду я
Не голос яркий соловья, 
Не шум глухой дубров -А крик товарищей моих, 
Да брань смотрителей ночных, 
Да визг, да звон оков.

1833

Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит 
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь - как раз - умрем.

На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.

1834

Не дай мне Бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:

Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду, 
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.

И я б заслушивался волн, 
И я глядел бы, счастья полн, 
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я, 
Как вихорь, роющий поля, 
Ломающий леса.

Да вот беда: сойди с ума, 
И страшен будешь как чума, 
Как раз тебя запрут, 
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку, как зверка, 
Дразнить тебя придут.

...Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор - и много
Переменилось в жизни для меня, 
И сам, покорный общему закону, 
Переменился я - но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо, 
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик, 
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет - уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых, 
Ни кропотливого ее дозора.

Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим - и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...
Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно, синея, стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывет рыбак и тянет за собой
Убогий невод.

По брегам отлогим
Рассеяны деревни - там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре...
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят - одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, - здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал.

По той дороге
Теперь поехал я и пред собой
Увидел их опять.
Они все те же,
Все тот же их, знакомый уху шорох -
Но около корней их устарелых
(Где некогда все было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья, кусты теснятся
Под сенью их как дети.

А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему все пусто.

Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст, 
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего.
Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда, 
С приятельской беседы возвращаясь, 
Веселых и приятных мыслей полон, 
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.

1835

(Из Пиндемонти)

Не дорого ценю я громкие права, 
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспаривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа -
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Никому 
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественной природы красотам, 
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья. -
Вот счастье! вот права...

1836

Exegi monumentum

Я памятник себе воздвиг нерукотворный, 
К нему не зарастет народная тропа, 
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит 
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, 
И назовет меня всяк сущий в ней язык, 
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу, 
Что чувства добрые я лирой пробуждал, 
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью Божию, о муза, будь послушна, 
Обиды не страшась, не требуя венца, 
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

1836

Комментарии

Лицинию.

Впервые напечатано в журнале «Российский музеум» (N 5, 1815) с подзаголовком «с латинского». Обличение Лициния, временщика Ветулия, имело в то время особенную выразительность, поскольку государственная власть в России оказалась фактически в руках временщика Аракчеева. Несмотря на римский колорит, стихотворение является вполне оригинальным, а данный Пушкиным подзаголовок - Я воздвиг памятник (лат.), дань цензуре и отчасти литературной традиции того времени.

К Н. Я. Плюсковой.

Напечатано в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения» (1819) под названием «Ответ на вызов написать стихи в честь Ее императорского величества императрицы Елисаветы Алексеевны». Стихотворение обращено к фрейлине императрицы Наталье Яковлевне Плюсковой. Сама царица пользовалась популярностью в либеральных кругах общества и в то же время была нелюбима царем Александром I. Стихотворение заключало большой политический смысл прежде всего в том, что Пушкин обращался к полуопальной царице, чье имя использовали члены тайного общества в связи с проектом государственного переворота. Идея принадлежала Ф. Н. Глинке, редактору журнала «Соревнователь просвещения...», и заключалась в замене Александра I его женой.

К Чаадаеву.

Отнесено предположительно к 1818 г. Получило широкое распространение в рукописных списках. Впервые опубликовано в альманахе «Северная пчела» (1829) в искаженном виде без ведома Пушкина.

Деревня.

Написано в Михайловском. Пейзаж, открывающийся из села, описан в первой половине стихотворения. Эта часть (до слов: «Но мысль ужасная здесь душу омрачает...») была напечатана под названием «Уединение» в 1826 г. Полностью распространялось лишь в списках. В стихотворении сказалось влияние Николая Ивановича Тургенева, с которым Пушкин тесно общался. Тургенев готовил записку об отмене крепостного права для представления Александру I и пропагандировал эту идею в Союзе Благоденствия. Произведение было направлено Александру I, узнавшему о запрещенных стихотворениях поэта. Император велел «благодарить Пушкина за добрые чувства», которые внушает его творение.

«Погасло дневное светило...»

Стихотворение написано в ночь с 18 на 19 августа 1820 г., когда Пушкин с Николаем Раевским плыл на военном бриге «Мингрелия» в Гурзуф. Напечатано в 1820 г. в «Сыне Отечества» без подписи с пометой: «Черное море». Это стихотворение знаменует начало нового периода в творчестве Пушкина.

«Редеет облаков летучая гряда...»

Написано в имении А. Л. и В. Л. Давыдовых - селе Каменке, Киевской губернии. При публикации стихотворения в декабре 1823 г. в альманахе А. Бестужева и К. Рылеева «Полярная звезда» Пушкин просил опустить три последних стиха. Однако этого не произошло, и разгневанный поэт направил письмо Бестужеву. Такая реакция Пушкина вызвала различные толки по поводу адресата этих строк. Предполагали, что они обращены либо к Марии Раевской, либо к Екатерине Раевской. Не менее интересным выглядит довод Ю. М. Лотмана о том, что Пушкин мистифицировал Бестужева и через него читателей с целью окружить поэтическое произведение романтической легендой.

«Я пережил свои желанья...» Написано в Каменке 22 февраля 1821 г. В одной из рукописей имеет подзаголовок: «Элегия (из поэмы «Кавказ»)». Пушкин предполагал ввести эти стихи в поэму «Кавказский пленник».

Кинжал.

При жизни Пушкина распространялось в списках, особой популярностью пользовалось среди будущих декабристов и в армейской среде. В 1827 г. в Париже появился французский перевод этого стихотворения.

Узник.

В рукописи, подготовленной Пушкиным для издания, есть запись: «Кишинев, 1822». В кишиневском дневнике Пушкина написано, что он посещал острог, где жил в неволе орел.

Птичка.

Посылая стихотворение в письме к Гнедичу от 13 мая 1823 г., Пушкин спрашивал, знает ли он о «трогательном обычае русского мужика» - весной в «светлое», пасхальное, воскресенье выпускать на волю птиц, и добавлял: «Вот вам стихи на это».

Демон.

Современники считали, что в образе Демона изображен А. Н. Раевский, старший сын генерала Раевского. По этому поводу Пушкин написал заметку «О стихотворении «Демон», где, в частности, сказал: «Кажется, они не правы, по крайней мере, вижу я в «Демоне» цель иную, более нравственную.

В лучшее время жизни сердце, еще не охлажденное опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противоречия существенности рождают в нем сомнения, чувство мучительное, но непродолжительное. Оно исчезает, уничтожив навсегда лучшие надежды и поэтические предрассудки души. Недаром великий Гете называет вечного врага человечества духом отрицающим. И Пушкин не хотел ли в своем демоне олицетворить сей дух отрицания или сомнения, и в сжатой картине начертал отличительные признаки и печальное влияние оного на нравственность нашего века».

«Свободы сеятель пустынный...»

Вызвано поражением революции в Испании, подавленной французскими войсками. Эпиграф взят из Евангелия от Матфея, гл. 13, ст. 3. При жизни Пушкина не публиковалось.

«Полу-милорд, полу-купец...»

Эпиграмма на М. С. Воронцова, который был сыном русского посла в Лондоне, где и получил образование («полу-милорд»). Будучи наместником Новороссийского края, принимал участие в торговых операциях Одесского порта («полу-купец»).

Разговор книгопродавца с поэтом.

Напечатано в форме предисловия при издании новой главы «Евгения Онегина» (1825). Начато в Одессе, закончено в Михайловском. Напечатано в альманахе «Мнемозина» (1824).

В печати из строфы 13 печатались только начальные слова «Мир пустел...». Остальное заменялось точками. Однако по рукам разошлись полные списки стихотворения. Во избежание неприятных последствий для автора в «Мнемозине» было сделано примечание: «В сем месте автор поставил три с половиной строки точек. Издателям сие стихотворение доставлено князем П. А. Вяземским в подлиннике и здесь напечатано в том виде, в каком оно вышло из-под пера самого Пушкина. Некоторые списки оного, ходящие по городу, искажены нелепыми прибавлениями».

Сожженное письмо.

Видимо, речь идет о письмах, которые получал Пушкин от Е. К. Воронцовой. Сестра поэта О. С. Павлищева вспоминала, что, когда в Михайловское приходило из Одессы письмо с печатью, украшенною такими же кабалистическими знаками, какие находились на перстне ее брата, последний запирался в своей комнате, никуда не выходил и никого не принимал к себе. Перстень-печатка («талисман») был подарен Пушкину Е. К. Воронцовой.

«Храни меня, мой талисман...»

При жизни Пушкина не печаталось. Связано, вероятно, с «кольцом-талисманом», подаренным Е. К. Воронцовой.

К*** («Я помню чудное мгновенье...»).

Обращено к А. П. Керн, племяннице П. А. Осиповой. Пушкин впервые встретил Керн в доме Олениных в 1819 г., затем она летом 1825 г. гостила у Осиновых в Тригорском. В день ее отъезда поэт вручил написанные стихи.

Вакхическая песня.

Напечатано в первом сборнике стихотворений Пушкина (1826).

19 октября.

Первое из серии стихотворений, посвященных открытию в этот день (1811) Царскосельского Лицея.

Зимний вечер.

Напечатано в «Северных цветах» (1830).

Пророк.

Написано 8 сентября 1826 г. по пути из Михайловского в Москву. В основу стихотворения взяты отдельные мотивы VI главы библейской книги пророка Исайи.

И. И. Пущину.

Написано 13 декабря в Пскове, накануне первой годовщины восстания декабристов. Направлено поэтом Пущину в Сибирь с женой декабриста Н. Н. Муравьева. Впоследствии в «Записках о Пушкине» Пущин писал: «Пушкин первый встретил меня в Сибири задушевным словом. В самый день моего приезда в Читу призывает меня к частоколу А. Г. Муравьева и отдает листок бумаги, на котором неизвестною рукой написано было: «Мой первый друг...»

Стансы.

Написано 22 декабря 1826 г. в Москве. Пушкин рассматривал это стихотворение как план прогрессивной политики, на которую он пытался направить Николая I. В последнем стихе выражено пожелание о возвращении декабристов из Сибири. Однако в близких Пушкину кругах эти стансы были поняты как измена прежним убеждениям и форма лести. Такое понимание стихов заставило его написать стихотворение «Друзьям».

Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю...

«Во глубине сибирских руд...»

Стихотворение распространялось в списках. Пушкин передал его А. Г. Муравьевой, отъезжавшей из Москвы к мужу на каторгу в начале января 1827 г.

Известен стихотворный ответ А. Одоевского на послание Пушкина:

Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
Но лишь оковы обрели.
Но будь спокоен, бард: цепями,
Своей судьбой гордимся мы
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями.
Наш скорбный труд не пропадет:
Из искры возгорится пламя,
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.
Мечи скуем мы из цепей
И вновь зажжем огонь свободы,
И с нею грянем на царей.
И радостно вздохнут народы.

Арион.

Написано 16 июля в связи с первой годовщиной казни декабристов (13 июля 1826 г.). Пушкин далеко отступил от традиционного мифа о древнегреческом поэте и музыканте Арио-не, спасенном дельфином.

Поэт.

Написано 15 августа 1826 г. в Михайловском.

«Дар напрасный, дар случайный...»

В рукописи названо «На день рожденья», дата которого и стоит в заголовке стихотворения. Напечатанное в 1830 г. стихотворение вызвало отповедь митрополита Филарета, который обратился к Пушкину со своеобразным пастырским посланием в стихах:

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена...

Такое религиозное наставление было серьезно воспринято поэтом. «Стихи христианина, русского епископа, в ответ на скептические куплеты - это, право, большая удача», - пишет он Е. М. Хитрово в январе 1830 г. И затем по ее просьбе создает стихи-ответ «В часы забав иль праздной скуки...», завершавшиеся так:

И ныне с высоты духовной 
Мне руку простираешь ты 
И силой кроткой и любовной 
Смиряешь буйные мечты. 
Твоим огнем душа палима 
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.

Анчар.

Напечатано в «Северных цветах» (1832). В последней строфе вместо «князь» было напечатано «царь», что насторожило Бенкендорфа, заподозрившего в стихотворении какое-то иносказание. Пушкину пришлось давать объяснения: «Обвинения в применениях и подразумеваниях не знают ни границ, ни оправданий, если под словом «дерево» будут разуметь конституцию, а под словом «стрела» - самодержавие».

Поэт и толпа.

Напечатано под названием «Чернь» в «Московском вестнике» (1829). Настоящее название стихотворению дано Пушкиным в 1836 г. при подготовке издания стихотворений, не вышедшего в свет.

«На холмах Грузии лежит ночная мгла...»

Написано в мае 1829 г. во время путешествия в Арзрум. В. Ф. Вяземская, посылая в 1830 г. это стихотворение, тогда еще не изданное, в Сибирь М. Н. Волконской (Раевской), писала ей, что оно посвящено невесте Пушкина, Наталье Николаевне Гончаровой.

«Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю...»

Написано в имении П. И. Вульфа Павловское Тверской губернии, где Пушкин гостил после возвращения из Арзрума.

«Я вас любил: любовь еще быть может...»

Напечатано в «Северных цветах» (1830).

«Брожу ли я вдоль улиц шумных...»

Написано 26 декабря 1829 г. Представляет собой философское размышление над тридцатилетним итогом жизни поэта (Пушкин считал этот возраст рубежным).

Кавказ.

Написано 20 сентября под впечатлением от поездки на Кавказ в мае-августе 1829 г.

«Что в имени тебе моем?..»

Записано в альбоме Каролины Собаньской 5 января 1830 г.

Поэту.

Написано 7 июля 1830 г. Стихотворение вызвано нападками на Пушкина на страницах «Московского телеграфа» и «Северной пчелы», где до того времени печатались восторженные рецензии на его сочинения.

Мадонна.

Написано 8 июля 1830 г. В сонете дано описание картины, приписывавшейся итальянскому художнику Пьетро Перуджино. Об этом полотне писал Пушкин Н. Н. Гончаровой 30 июля 1830 г.: «Часами простаиваю перед белокурой мадонной, похожей на вас, как две капли воды, - и шутя прибавлял: - Я бы купил ее, если бы она не стоила 40 000 рублей».

Бесы.

Написано 7 сентября 1830 г. в Болдине.

Элегия («Безумных лет угасшее веселье...»).

Написано 8 сентября 1830 г. в Болдине.

Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы.

При жизни Пушкина не печаталось. Написано в октябре 1830 г. в Болдине.

Клеветникам России.

Напечатано в брошюре «На взятие Варшавы», содержавшей три стихотворения Пушкина и Жуковского (сентябрь 1831 г.). Написано 16 августа 1831 г., т. е. до взятия Варшавы (26 августа). Поводом к стихотворению послужили речи во французской палате депутатов (Лафайета, Могена и других), призывавшие к вооруженному вмешательству в русско-польские военные действия.

Эхо.

Напечатано в «Северных цветах» (1832).

«Чем чаще празднует Лицей...»

При жизни Пушкина не печаталось. Написано к двадцатилетней лицейской годовщине. Поэт вспоминает шестерых умерших друзей: Ржевского, Корсакова, Костенского, Саврасова, Есакова, а также Дельвига, чьей кончиной 14 января 1831 г. Пушкин был особенно потрясен. В 1820-х гг. в Греции, сражаясь в рядах повстанцев, погиб С. Ф. Броглио, о чем поэт еще не знал.

Осень (Отрывок).

Написано во время второй «болдинской осени» 1833 г. При жизни Пушкина не печаталось. Эпиграф взят из стихотворения Г. Р. Державина «Евгению. Жизнь Званская».

«Не дай мне Бог сойти с ума...»

При жизни Пушкина не печаталось.

«Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит...»

Необработанный отрывок. В рукописи имеется план продолжения: «Юность не имеет нужды и at home зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен, кто находит подругу -тогда удались он домой. О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню - поля, сад, крестьяне, книги: труды поэтические - семья, любовь etc. - религия, смерть». Написано, вероятно, в июне 1834 г., когда Пушкин пытался выйти в отставку и поселиться в деревне.

«...Вновь я посетил...»

При жизни Пушкина не печаталось. Написано 28 сентября 1835 г. в Михайловском, где поэт жил сентябрь и половину октября.

Из Пиндемонти.

Было подготовлено Пушкиным к печати вместе с другими не изданными тогда стихотворениями, но напечатано не было. Написано 5 июля 1836 г. Ссылка на Пиндемонти - мистификация из цензурных соображений. В рукописи имеется и другой подзаголовок: «Из Alfred Musset».

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»

При жизни Пушкина не было напечатано. Написано 21 августа 1836 г. на Каменном острове в Петербурге. Эпиграф взят из XXX оды Горация «К Мельпомене». Эту оду переводил М. В. Ломоносов, свободно изложил Г. Р. Державин, к чьему тексту ближе всего стихотворение Пушкина.

Краткая хроника жизни и творчества А. С. Пушкина

1799, 6 июня

Родился в семье отставного майора Сергея Львовича Пушкина и его жены Надежды Осиповны (урожденной Ганнибал).

1799-1811

Детство прошло в Москве и подмосковном имении Захарове; получил домашнее образование под руководством французских гувернеров; участие в воспитании принимали бабушка Мария Алексеевна Ганнибал, няня Арина Родионовна Яковлева и «дядька» Никита Тимофеевич Козлов.

1811-1817, июль

Обучение в Царскосельском Лицее, основанном Александром I как привилегированное учебное заведение; среди лицейских друзей Пушкина были И. Пущин, В. Кюхельбекер, А. Дельвиг.

1814

«К другу стихотворцу», первое печатное произведение.

1815, 8 января

Чтение «Воспоминания в Царском Селе» на переводном экзамене в Лицее, где присутствовал Г. Р. Державин, высоко оценивший дарование Пушкина.

1817

Зачислен на службу в Коллегию иностранных дел.

сентябрь

Официально принят в литературное общество «Арзамас», с которым был связан еще в Лицее; членами «Арзамаса» были В. Жуковский, Д. Давыдов, К. Батюшков, П. Вяземский, В. Пушкин (дядя поэта).

1817-1820

Знакомится с будущими декабристами М. Луниным, М. Орловым, К. Рылеевым; укрепляет дружбу с П. Чаадаевым; устанавливает дружеские связи с А. Грибоедовым, Е. Баратынским, Н. Карамзиным; участвует в заседаниях общества «Зеленая лампа», члены которого находились под влиянием идей Союза Благоденствия. В эти годы написаны ода «Вольность», стихотворения «Простите, верные дубравы!..», «К Н. Я. Плюс-ковой», «К Чаадаеву», «Деревня», «Царское Село» и др.

1820, апрель

Завершена поэма «Руслан и Людмила» (1828 - изменения в тексте и добавление пролога «У лукоморья дуб зеленый...»). Восхищенный В. А. Жуковский подарил поэту свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя».

6 мая .

Отправляется на юг с назначением в канцелярию генерал-лейтенанта И. Н. Инзова.

1820-1824

Южная ссылка, поводом послужили вольнолюбивые стихи и политические эпиграммы, распространявшиеся в рукописных списках; в этот период испытывает дружеское участие семьи генерала Раевского; присутствует на заседаниях Союза Благоденствия; знакомится с П. Пестелем, руководителем Южного тайного общества.

1821

Написана поэма «Кавказский пленник», стихотворения «Кинжал», «Наполеон», «К Овидию», «Узник».

1822

Написана «Песнь о вещем Олеге».

1823. 9 мая

Начат роман в стихах «Евгений Онегин».

лето

Закончена поэма «Бахчисарайский фонтан», в которой Пушкин выступил подлинным новатором в искусстве слова.

1824. январь

Начата работа над поэмой «Цыганы» (завершена в октябре того же года в Михайловском). «Цыганы» - последняя романтическая поэма Пушкина.

лето

Уволен со службы по приказу императора (8 июля) и выслан в Михайловское под надзор полиции (1 августа).

1824-1826

Михайловская ссылка; опального поэта посещают И. Пущин (11 января 1825 г.) и А. Дельвиг (апрель 1825 г.).

1825, февраль

Опубликована первая глава «Евгения Онегина».

ноябрь

Закончена работа над трагедией «Борис Годунов».

декабрь

Написана поэма «Граф Нулин».

1826, январь

Вышел в свет сборник «Стихотворения Александра Пушкина».

8 сентября

Приезд в Москву по приказу Николая I; разговор с царем, предоставившим поэту свободу передвижения и определившим себя цензором произведений Пушкина; однако в результате поэт попал под негласный надзор шефа полиции А. X. Бенкендорфа.

1826-1827

Сближение с группой литературной молодежи («любомудры»), участие в издании журнала «Московский вестник».

1827

Начал писать исторический роман из эпохи Петра - «Арап Петра Великого».

1828. осень

Завершена поэма «Полтава».

1829. 9 мая

Самовольный отъезд на Кавказ в действующую армию; встреча со ссыльными декабристами; результатом поездки были «Путевые заметки» и основанный на них очерк «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 г.».

1830. 6 мая

Помолвка с Н. Н. Гончаровой.

3 сентября

Приезд в Болдино, имение отца, для принятия его в свое владение.

5 декабря

Возвращение в Москву из вынужденного болдинского заточения (причиной задержки была холера); в период «болдинской осени» были завершены «Евгений Онегин», «Маленькие трагедии», «Повести Белкина», создано около 30 стихотворений.

1831, 18 февраля

Венчание с Натальей Николаевной Гончаровой.

май

Переезд в Петербург.

июль

Зачислен на службу в качестве «историографа» , что давало поэту возможность пользоваться государственными архивами.

1832

Начат «Дубровский» (завершен в 1833 г.).

1833 сентябрь

Поездка в Оренбургскую губернию с целью собрать материал для «Истории Пугачева».

осень

Вторая «болдинская осень»; написаны поэмы «Анджело», «Медный всадник», сказки.

октябрь

Закончены «История Пугачева», «Пиковая дама».

декабрь

Пожалован царем в камер-юнкеры, что требовало являться на все официальные церемонии в придворном мундире.

1836. январь

Начал издавать журнал «Современник». Завершена «Капитанская дочка», опубликована впервые в журнале «Современник».

1837. 27 января

Дуэль с Дантесом.

29 января

А. С. Пушкин скончался.

Основные темы и мотивы лирики А. С. Пушкина

Гоголь утверждал, что лирика Пушкина -«явление чрезвычайное». Определяя многогранность творчества поэта, он с восхищением писал: «Что ж было предметом его поэзии? Все стало ее предметом, и ничто в особенности. Немеет мысль перед бесчисленностью его предметов...»

Многогранность и многомерность пушкинского творчества можно почувствовать и осознать, выделив основные темы и мотивы его лирических произведений.

Ведущей темой лирики Пушкина является тема свободы. Поскольку для поэта «свобода» -понятие основополагающее, то эта тема видится своеобразным стержнем, проходящим через все творчество поэта. Свобода рассматривается как социальный, политический и нравственный идеал пушкинской поэзии. Данная тема включает в себя ряд мотивов, которые и раскрывают ее широту.

Мотив политической свободы выражен в стихотворениях «Лицинию» (1818), «К Чаадаеву» (1818), «Деревня» (1819). В этих произведениях высказаны идеи, близкие взглядам декабристов: служение общественным идеалам, осуждение тирании, угнетения.

Мотив личной свободы звучит в стихотворениях «Узник» (1822), «Птичка» (1823). Здесь романтический призыв бегства из мира-«темницы» и желание дать освобождение «хоть одному творенью» усиливается образами птиц, олицетворяющими природное стремление к воле.

Противоречивость мотива личной свободы отражена в произведениях «Свободы сеятель пустынный...» (1823), «К морю» (1824).

В стихотворении «Я вас любил: любовь еще, быть может...» (1829) мы встречаемся еще с одним проявлением мотива личной свободы - уважение личности другого человека. Философское осмысление рабства как противопоставления свободе ярко видно в стихотворении-притче «Анчар» (1828).

Свобода творческой личности - важнейший мотив темы проявляется в стихотворениях «Поэту» (1830), (Из Пиндемонти) (1836).

Свобода как всеобъемлющее понятие, как основа жизни человека - этот мотив звучит в стихотворении «Пора, мой друг, пора...» (1836). «Покой и воля» - духовный идеал личности, ищущей совершенства.

Следующей темой, которую можно выделить в поэзии Пушкина - гражданственность и патриотизм. Мотивы этой темы широки и разнообразны.

Мотив любви к родной природе как выражение любви к Родине отражен в произведениях «Редеет облаков летучая гряда...» (1820), «Кавказ» (1829), «Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю...» (1829), «Румяный критик мой...» (1830), «Осень» (1833), «...Вновь я посетил...» (1835).

Мотив служения общественным идеалам как проявление гражданской позиции выражен в стихотворениях «К Чаадаеву» (1818), «Кинжал» (1821), «Во глубине сибирских руд...» (1827), «Арион» (1827).

В стихотворениях «Стансы» (1826), «Клеветникам России» (1831), «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» (1836) Пушкин выражает свои политические идеалы, проявляет сыновью любовь к отечеству и стремление служить его интересам на поэтическом поприще.

Тема дружбы опирается на лирические произведения, обращенные к лицеистам. «Священный союз» лицейских друзей для Пушкина свят и непоколебим. Стихотворения в честь лицейских годовщин (19 октября), послания к товарищам-лицеистам - основа лирических стихотворений о дружбе: «19 октября» (1825), «И. И. Пущину» (1826), «Чем чаще празднует лицей...» (1830).

Относятся к этой теме стихотворения, обращенные к декабристам, с многими из которых Пушкин был в дружеских отношениях, - «Во глубине сибирских руд...» (1827), «Арион» (1827) и послание «К Чаадаеву» (1818) - другу и учителю, оказавшему серьезное влияние на формирование взглядов молодого Пушкина.

Особняком стоят лирические произведения, обращенные к няне, доброту и теплые отношения к которой поэт пронес через всю жизнь. К ним относится стихотворение «Зимний вечер» (1825).

Любовная лирика Пушкина полна светлых и нежных чувств к женщинам. Тема любви, раскрывающая широкую палитру человеческих чувств, отражена в стихотворениях «Погасло дневное светило...» (1820), «Я пережил свои желанья...» (1821), «Сожженное письмо» (1825), «Желание славы» (1825), «Храни меня, мой талисман...» (1825), «К-» (1825), «Под небом голубым страны своей родной...» (1826), «На холмах Грузии лежит ночная мгла...» (1829), «Явас любил: любовь еще, быть может...» (1829), «Что в имени тебе моем?..» (1830), «Мадонна» (1830), «Для берегов отчизны дальней...» (1830).

Тема назначения поэта и его поэзии главенствует в творчестве Пушкина. Мотив высокого предназначения поэзии, ее особой роли в обществе слышен в стихотворениях «К Н. Я. Плюсковой» (1818), «Пророк» (1826), «Поэт» (1827), «Осень» (1833), «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» (1836).

Место поэта в современном мире определено Пушкиным в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом» (1824).

Поэт как высший судья своих произведений - важный мотив темы предназначения поэта и его поэзии. Пушкин рассуждает о свободе поэтического творчества, о сложных взаимоотношениях поэта с властью, с народом, с чернью.

Эти мысли отражены в стихотворениях «Свободы сеятель пустынный...» (1823), «Поэт и толпа» (1828), «Поэту» (1830), «Эхо» (1831), (Из Пиндемонти) (1836), «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» (1836).

Философская лирика Пушкина отражает осмысление поэтом вечных тем человеческого существования: размышления о жизни и смерти, о взаимоотношении добра и зла. Эти мысли звучат в таких произведениях, как «Я пережил свои желанья...» (1821), «Бывало в сладком ослепленье...» (1823), «Дар напрасный, дар случайный...» (1828), «Анчар» (1828), «Брожу ли я вдоль улиц шумных...» (1829), «Бесы» (1830), «Элегия» (1830), «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы» (1830), «Не дай мне Бог сойти с ума...» (1833), «...Вновь я посетил...» (1835).

Вычленение тем и мотивов в поэтическом творчестве Пушкина отнюдь не нарушает его гармоничности. Все темы и мотивы существуют в органическом единстве, создавая богатый художественный мир, имя которому - лирика Пушкина.

Анализ стихотворения «Деревня»

Стихотворение написано в 1819 г., в нем отражены конкретные впечатления от поездки Пушкина в Михайловское между 10 и 15 июля 1819 г. Пейзане точно воспроизводит окрестности Михайловского: «темный сад», «луг, уставленный душистыми скирдами»:

Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада...

«Деревня» как художественное произведение вобрало в себя традиции русской и западноевропейской просветительской литературы и современные идеи декабризма.

Верность Пушкина взглядам просветителей и многих участников декабристского движения отразилась в идее «просвященной монархии», способной преобразить общество:

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?

Однако, продолжая традицию классицизма XVIII века, произведение отличает преодоление условностей. «Деревня» - это рассказ о реальной деревне, о подлинных страданиях крестьян, которым поэт выражает сочувствие. Это создает ту реалистическую основу, которая отличала Пушкина от его предшественников. Бесспорное влияние радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву», полемика с державинским посланием «Евгению. Жизнь Званская», с его идиллическими картинами сельской жизни, обогатили пушкинскую лирику, дали толчок к новым открытиям.

Гражданственность и свободолюбивый пафос придали особый эмоциональный настрой стихотворению. Все это нашло отражение в композиционном строе и в выборе изобразительных средств.

Композиция «Деревни» не только двухчастная, но и двуплановая. Особенность построения произведения отразилась на его жанровой структуре, в нем сочетаются элегия и сатира. Первая элегическая часть (кончая стихом «В душевной зреют глубине...») была напечатана, а вторая распространялась в списках.

Стихотворение построено на антитезе (противопоставлении), что ярко выражено в начале второй части и подчеркнуто союзом «но»: «Но мысль ужасная здесь душу омрачает...» С этих строк начинается обличение «барства дикого», которое контрастирует с картинами сельской природы, изображенными в начале.

В произведении, даже в первой части, сильно выражен социальный мотив. «Пустынный уголок», «приют спокойствия, трудов и вдохновенья» поэтом противопоставлен «порочному дворцу Цирцей».

Отстаивая цельность и единство поэтического текста пушкинского стихотворения, Е. А. Маймин пишет: «Вторая часть «Деревни» и продолжает первую и противостоит ей по мысли и характеру картин. Элегия у Пушкина незаметно переходит в сатиру, сливается с ней. Вторая часть - это элегия, пронизанная высокими гражданскими чувствами, раздумья, родившиеся в «уединении величавом», и это сатира, которая вызвана к жизни и неповторимо-личным взглядом на вещи, и пафосом общественного, гражданского служения».

Интонационный строй отражает своеобразие композиции и идейного содержания, сочетая в себе раздумья и гневный голос поэта-гражданина. Ораторские интонации подчеркиваются в стихотворении риторическими фигурами:

О, если б голос мой умел сердца тревожить! 
Почто в груди моей горит бесплодный жар... 
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?

В «Деревне», как и в других стихотворениях, выражающих идеи гражданственности, Пушкин широко использует слова-эмблемы, слова-знаки: «оковы», «невежество», «закон», «рабство», «свобода». Образная структура произведения строится на этих значимых словах.

«Деревня» - итог юношеских впечатлений поэта, свидетельство его свободомыслия. В этом произведении впервые заявлена тема народа, его судьбы, которая будет неоднократно звучать в творчестве Пушкина.

«Осень»

Стихотворение написано Пушкиным в «болдинскую осень» 1833 г.

Это реалистическое произведение относится к пейзажной лирике поэта. Тем не менее основной является тема рождения творчества. Она возникает в заключительных строфах стихотворения, связывая воедино все повествование. Впечатления, полученные от природы, порождают поэтическое вдохновение.

Эпиграф взят из послания Державина «Евгению. Жизнь Званская», где автор прославляет покой и уединение на лоне сельской природы. Продолжая традиции Державина, Пушкин, однако, не делает мотив уединения главенствующим. Он восторгается пышной красотой осенней природы, воспринимая ее как знак обновленной жизни:

Унылая пора! Очей очарованье! 
Приятна мне твоя прощальная краса 
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса...

Ощущение здоровья, душевной бодрости, полноты жизни, творческой силы наполняет это стихотворение Пушкина, придает ему оптимистическое, жизнеутверждающее звучание:

Желания кипят - я снова счастлив, молод...

Пушкинский пейзаж реалистичен и конкретен - это обобщенная, типическая картина русской природы. Эмоциональная окрашенность текста не нарушает точности и наглядности изображения.

Стихотворение «Осень» относится к лироэпическому роду литературы, гармонично соединяющему поэзию и прозу. В этом произведении присутствует повествователь, ведущий непринужденный разговор с читателем, позволяя себе многочисленные отступления от темы. В связи с этим следует отметить близость этого стихотворения с романом в стихах Пушкина «Евгений Онегин».

К 1833 г., когда создавалось стихотворение, уже были написаны крупные прозаические произведения Пушкина, в частности «Повести Белкина», в том же году вышел «Евгений Онегин». Реалистический стиль пушкинского письма предполагал отход от условностей, предельную правдивость в изображении как внешнего, так и внутреннего мира. В этом его преимущество перед поэзией классицизма и романтизма, в поэтике которых выдвигалось или общее, отвлеченное (классицизм), или, наоборот, слишком субъективное, индивидуализированное (романтизм). Всяческая условность снимается авторской иронией и скрытой патетикой, которые определяют внутреннюю структуру всего произведения.

Композиция стихотворения «Осень» такова, что красота этого времени года дана в сравнении с весной, зимой и летом. Например, в описании весны используется авторская ирония, чтобы через прием антитезы подчеркнуть притягательную прелесть осени:

Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь - весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен.

Композиционное своеобразие «Осени» заключается еще и в том, что поэтическое повествование перемежается лирическими отступлениями. Именно эти отступления, замечания и рассуждения поэта по поводу осени и составляют сюжетную основу стихотворения. В этом заключается художественное своеобразие взаимосвязи композиции и сюжета в стихотворении «Осень».

В стихотворении Пушкин использует широкую палитру изобразительных средств. Прежде всего это метафоры и метафорические сравнения. Несмотря на то что автор восхищен осенью и желает передать это чувство читателям, он использует сравнение осени с чахоточной девой, прибегая к иронии:

... Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится...

Пушкин завершает свое стихотворение поразительной по силе и смелости метафорой - уподоблением поэта, приступающего к творчеству, с кораблем, который готовится к отплытию:

И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута - и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! - матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз - и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.

«Осень» отличает отсутствие канонических штампов, совершенная поэтическая свобода, естественность художественной речи. В нем одновременно существуют и высокая патетика, и удивительная живописность.

Произведение написано октавами, строфой обычно используемой в лироэпических произведениях. Рифмовка - абабабвв. Стихотворный размер - шестистопный ямб. Сочетание такой объемной строфы, как октава, с данным стихотворным размером дает возможность в пределах одной строфы вместить большое содержание. Поэтому каждая из строф обладает тематической самостоятельностью и законченностью.

Безупречное единство формы и содержания дает право говорить о том, что стихотворение «Осень» является шедевром русской классической поэзии.

Лирика А. С. Пушкина в оценке критиков, философов, религиозных мыслителей

Н. В. Гоголь

При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключалось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла.

Самая его жизнь совершенно русская. Тот же разгул и раздолье, к которому иногда, позабывшись, стремится русский и которое всегда нравится свежей русской молодежи, отразились на его первобытных годах вступления в свет. Судьба, как нарочно, забросила его туда, где границы России отличаются резкою, величавою характерностью, где гладкая неизмеримость России перерывается подоблачными горами и обвевается югом. Исполинский, покрытый вечным снегом Кавказ, среди знойных долин, поразил его; он, можно сказать, вызвал силу души его и разорвал последние цепи, которые еще тяготели на свободных мыслях. Его пленила вольная поэтическая жизнь дерзких горцев, их схватки, их быстрые неотразимые набеги; и с этих пор кисть его приобрела тот широкий размах, ту быстроту и смелость, которая так дивила и поражала только что начинавшую читать Россию.

Он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами...

Сочинения Пушкина, где дышит у него русская природа, так же тихи и беспорывны, как русская природа. Их может совершенно понять тот, чья душа носит в себе чисто русские элементы, кому Россия родина, чья душа так нежно организирована и развилась в чувствах, что способна понять неблестящие с виду русские песни и русский дух. Потому что чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное и чтобы это необыкновенное было, между прочим, совершенная истина.

В мелких своих сочинениях... Пушкин разносторонен необыкновенно и является еще обширнее, виднее, нежели в поэмах. Некоторые из этих мелких сочинений так резко ослепительны, что их способен понимать всякий, но зато большая часть из них, и притом самых лучших, кажется обыкновенною для многочисленной толпы...

Здесь нет красноречия, здесь одна поэзия: никакого наружного блеска, все просто, все прилично, все исполнено внутреннего блеска, который раскрывается не вдруг; все лаконизм, каким всегда бывает чистая поэзия. Слов немного, но они так точны, что обозначают все. В каждом слове бездна пространства; каждое слово необъятно, как поэт. Отсюда происходит то, что эти мелкие сочинения перечитываешь несколько раз, тогда как достоинства этого не имеет сочинение, в котором слишком просвечивает одна главная идея.

1832

(Из статьи «Несколько слов о Пушкине» )

В. Г. Белинский

Муза Пушкина была вскормлена и воспитана творениями предшествовавших поэтов. Скажем более: она приняла их в себя, как свое законное достояние, и возвратила их миру в новом преображенном виде. Можно сказать и доказать, что без Державина, Жуковского и Батюшкова не было бы и Пушкина , что он их учение; но нельзя сказать и еще менее доказать, чтобы он что-нибудь заимствовал от своих учителей и образцов или чтоб где-нибудь и в чем-нибудь он не был неизмеримо выше их...

Пушкин явился именно в то время, когда только что сделалось возможным явление на Руси поэзии как искусства. Двенадцатый год был великою эпохою в жизни России. По своим следствиям, он был величайшим событием в истории России после царствования Петра Великого...

Пушкин от всех предшествовавших ему поэтов отличается... тем, что по его произведениям можно следить за постоянным развитием его не только как поэта, но вместе с тем как человека и характера.

Это обстоятельство чрезвычайно важно: оно говорит сколько о великости творческого гения Пушкина, столько и об органической жизненности его поэзии, - органической жизненности, которой источник заключался уже не в одном безотчетном стремлении к поэзии, но в том, что почвою поэзии Пушкина была живая действительность и всегда плодотворная идея...

Пушкин был призван быть первым поэтом-художником Руси, дать ей поэзию, как искусство, как художество, а не только как прекрасный язык чувства...

Если б мы хотели охарактеризовать стих Пушкина одним словом, мы сказали бы, что это по превосходству поэтический, художественный, артистический стих, - и этим разгадали бы тайну пафоса всей поэзии Пушкина...

Общий колорит поэзии Пушкина, и в особенности лирической, - внутренняя красота человека и лелеющая душу гуманность. К этому прибавим мы, что если всякое человеческое чувство уже прекрасно по тому самому, что оно человеческое (а не животное), то у Пушкина всякое чувство еще прекрасно, как чувство изящное...

Есть всегда что-то особенно благородное, кроткое, нежное, благоуханное и грациозное во всяком чувстве Пушкина. В этом отношении, читая его творения, можно превосходным образом воспитать в себе человека, и такое чтение особенно полезно для молодых людей обоего пола. Ни один из русских поэтов не может быть столько, как Пушкин, воспитателем юношества, образователем юного чувства. Поэзия его чужда всего фантастического, мечтательного, ложного, призрачно-идеального; она вся проникнута насквозь действительностью; она не кладет на лицо жизни белил и румян, но показывает ее в ее естественной, истинной красоте; в поэзии Пушкина есть небо, но им всегда проникнута земля. Поэтому поэзия Пушкина не опасна юношеству, как поэтическая ложь, разгорячающая воображение, - ложь, которая ставит человека во враждебные отношения с действительностью при первом столкновении с нею и заставляет безвременно и бесплодно истощать свои силы на гибельную с ней борьбу. И при всем этом, кроме высокого художественного достоинства формы, такое артистическое изящество человеческого чувства! Нужны ли доказательства в подтверждение нашей мысли? - Почти каждое стихотворение Пушкина может служить доказательством...

Вся насквозь проникнутая гуманностию, муза Пушкина умеет глубоко страдать от диссонансов и противоречий жизни, но она смотрит на них с каким-то самоотрицанием (resignatio), как бы признавая их роковую неизбежность и не нося в душе своей идеала лучшей действительности и веры в возможность его осуществления. Такой взгляд на мир вытекал уже из самой натуры Пушкина...

1843-1844

(Из статьи «Сочинения Александра Пушкина» )

Д. С. Мережковский

В 19 веке, накануне шопенгауэровского пессимизма, проповеди усталости и буддийского отречения от жизни, Пушкин в своей простоте -явление единственное, почти невероятное. В наступающих сумерках, когда лучшими людьми века овладевает ужас перед будущим и смертельная скорбь, Пушкин один преодолевает дисгармонию Байрона, достигает самообладания, вдохновения без восторга и веселия в мудрости -этого последнего дара богов.

Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!..

Вот мудрость Пушкина. Это - не аскетическое самоистязание, жажда мученичества, во что бы то ни стало, как у Достоевского; не покаянный плач о грехах перед вечностью, как у Льва Толстого; не художественный нигилизм и нирвана в красоте, как у Тургенева; это - заздравная песня Вакху во славу жизни, вечное солнце, золотая мера вещей - красота. Русская литература, которая и в действительности вытекает из Пушкина и сознательно считает его своим родоначальником, изменила главному его завету: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» Как это странно! Начатая самым светлым, самым жизнерадостным из новых гениев, русская поэзия сделалась поэзией мрака, самоистязания, жалости, страха смерти.

Таким он был и в жизни: простой, веселый, менее всего походивший на сурового проповедника или философа, - этот беспечный арзамасский «Сверчок», «Искра», - маленький, подвижный, с безукоризненным изяществом манер и сдержанностью светского человека, с негритянским профилем, с голубыми глазами, которые сразу меняли цвет, становились темными и глубокими в минуту вдохновенья.

В нем нет и следа литературного педантизма и тщеславия, которым страдают иногда и очень сильные таланты. Пушкин всегда недоволен своими произведениями...

Он работает над формой, гранит ее, как драгоценный камень. Но, когда стихотворение кончено, не придает ему особенной важности, мало заботится о том, что скажут оценщики. Искусство для него - вечная игра. Он лелеет неуловимые звуки - неписаные строки. Поверхностным людям, привыкшим воображать себе гения в торжественном ореоле, такое отношение к искусству кажется легкомысленным. Но людей, знающих ум и сердце Пушкина, эта детская простота очаровывает...

Веселость Пушкина - лучезарная, играющая, как пена волн, из которых вышла Афродита. В сравнении с ним все другие поэты кажутся тяжкими и мрачными - он один, светлый и легкий, почти не касаясь земли, скользит по ней, как эллинский бог...

1896

(Из статьи «Вечные спутники. Пушкин» )

Митрополит Антоний (Храповицкий)

Все литературные, философские и политические лагери стараются привлечь к себе имя Пушкина. С какою настойчивостью представители различных учений стараются найти в его сочинениях или, по крайней мере, в его частных письмах какую-нибудь, хотя маленькую, оговорку в их пользу. Им кажется, что их убеждения, научные или общественные, сделаются как бы правдивее, убедительнее, если Пушкин хотя бы косвенно и случайно подтвердил их. Где искать тому объяснения? Если бы мы были немцами или англичанами, то вполне правильное объяснение заключалось бы, конечно, в ссылке на народную гордость, на мысль о Пушкине, как о виновнике народной славы. Но мы - русские, и свободны от такого ослепления собою. Если мы кого горячо любим все вместе, всем народом, то для объяснения этого нужно искать причин внутренних, нравственных. Спросим же мы свое русское сердце, что оно чувствует при чтении бессмертных творений нашего поэта. Думаю, что с нами согласятся все, если мы скажем, что стих Пушкина заставляет сердце наше расширяться, сладостно трепетать и воспроизводить в нашей памяти и в нашем чувстве все доброе, все возвышенное, когда-либо пережитое нами. Бывает так, что в минуты душевного утомления и апатии какой-нибудь отрывок из Пушкина вдруг поднимает в нашей душе самые сложные, самые возвышенные волнения. Такое действие можно сравнить с тем, когда большая и косная масса музыкального органа вдруг приводится в движение чрез мощное прикосновение к его ручке; несложно и быстро вращательное действие ручки, а вдруг чудная сложная мелодия издается мертвой машиной.

Влияние Пушкина не есть прямое воздействие высоконравственной личности, но воздействие его литературного гения. Не по своей воле, не вследствие нравственных усилий получил он исключительную способность совершенно перевоплощаться в настроение каждого человека и открывать в нем правду жизни читателю и самому себе: все это было свойством его природы, даром Божиим. Пушкин был великим поэтом, но великим человеком мы его назвали бы лишь в том случае, если бы он эту способность глубокого сострадания людям и эту мысль о царственном значении совести в душе нашей сумел бы воплотить не только в своей поэзии, но и во всех поступках своей жизни. Он этого не сделал и постоянно отступал от требований своей совести, воспитанный в ложных взглядах нашей высшей школы и нашего образованного общества и подверженный с детства влиянию людей развратных. Светлые идеи своей поэзии он почерпал в изучении жизни народной и в самом своем поэтическом вдохновении; ими он старался побороть свои греховные страсти и надеялся, что он достигнет возрождения души своей в той ее первоначальной чистоте и светлости, какими она была одарена от Творца.

Лучшие его лирические стихотворения - это те, в которых он оплакивает такие падения, и те, которыми он выражал свое разочарование в ложных устоях тогдашней общественной жизни, его воспитавшей и затмевавшей в нем правила христианства еще в детские годы...

26 мая 1899 г.

(Из «Слова перед панихидой о Пушкине, сказанного в Казанским университете» )

В. В. Розанов

Если бы Пушкин не только изучался учеными, а вот вошел другом в наши домы, - любовно прочитывался бы, нет - трепетно переживался бы каждым русским от 16 до 23 лет, - он предупредил бы и сделал невозможным разлив пошлости в литературе, печати, в журнале и газете, который продолжается вот лет десять уже. Ум Пушкина предохраняет от всего пошлого, разносторонность его души и занимающих его интересов предохраняет от того, что можно было бы назвать «раннею специализацией души»: так марксизм, которому лет восемь назад отданы были души всего учащегося юношества, совершенно немыслим в юношестве, знакомом с Пушкиным...

Пушкин - это покой, ясность и уравновешенность. Пушкин - это какая-то странная вечность...

Ничего не устарело в языке, в течении речи, в душевном отношении автора к людям, к вещам, общественным отношениям. Это - чудо. Пушкин нисколько не состарился; и когда и Достоевский, и Толстой уже несколько устарели, устарели по самой нервозности своей, по идеям, по взглядам некоторым, - Пушкин ни в чем не устарел. И поглядите: лет через двадцать он будет моложе и современнее и Толстого и Достоевского. Как он имеет в себе нечто для всякого возраста, так (мы предчувствуем) в нем сохранится нечто и для всякого века и поколения. «Просто -поэт», как он и определял себя («Эхо»), - на все благородное давший благородный отзвук...

Пушкин всегда с природою и уклоняется от человека везде, где он уклоняется от природы. В самом человеке он взял только природно-человеческое, то, что присуще мудрейшему из зверей, полубогу и полуживотному: вот - старость, вот - детство, вот - потехи юности и грезы девушек, вот - труды замужних и отцов, вот -наши бабушки. Все возрасты взяты Пушкиным; и каждому возрасту он сказал на ухо скрытые думки его и слово нежного участия, утешения, поддержки. И все - немногословно. О, как все коротко и многодумно! Пушкина нужно «знать от доски до доски», и слова его:

Над вымыслом слезами обольюсь -

есть завещание и вместе упрек нам - его благородный, язвительный упрек. Заметьте еще: ничего язвительного на протяжении всех его томов! Это - прямо чудо... А как он негодовал! Но ядом не облил ни одну свою страницу. Вот почему он так воспитателен и здоров для души. Во всех его томах ни одной страницы презрения к человеку. Если мы будем считать, что у него отсутствует, то получится почти такое же богатство, как если мы будем пересчитывать, что у него есть. Мусора, сора, зависти- никаких «смертных грехов»... Какая-то удивительно чистая кровь - почти суть Пушкина...

1912

(Из статьи «Возврат к Пушкину»)

М. О. Гершензон

Деятельность Пушкина в ее завершенном виде отчетливо делится на две неравные и неравноценные части: главным его жизненным делом было поэтическое творчество, подсобным - распространение в обществе правильных идей о поэзии. Этой второй своей работе он сам придавал громадное значение и вел ее совершенно сознательно, не уставая, на протяжении многих лет. Теория, которую он проповедовал, сложилась у него в зародыше очень рано, уже в 1821 году, и осталась неизменной до конца его жизни, так что на расстоянии 10 или 15 лет он неоднократно излагал ее в тождественных выражениях. Но, во-первых, внутренне она с годами раскрывалась ему самому, во-вторых, в провозглашении ее он становился все более нетерпеливым, можно сказать даже - все более ожесточался по мере того, как убеждался в бесплодности своей проповеди. Он твердил одно - и, кажется, как было не понять это? Поэт - существо особенное: в нем дышит пламенный дух. Пламенность, или, другими словами, чрезвычайная бодрость, страстность, живость восприятий и соображений - словом, исключительная быстрота духовных движений - в противоположность задержкам, косности, длительному пребыванию духа в его частных образованиях - вот отличие поэта. Эта стремительность духа, по мысли Пушкина, тем совершеннее, чем более она постоянна и длительна, потому что только в постоянстве она обретает спокойствие - «необходимое условие прекрасного».

Итак, поэзия есть гармонический восторг, поэт - пламенный дух. Говоря о поэте, Пушкин неизменно скажет: пламень, гореть и т. п.: «Единый пламень их волнует» [поэтов]; «С младенчества дух песен в нас горел, / И дивное волненье мы познали»; «...алтарь, где твой огонь горит»; особенность поэта - « пламенные порывы чувства и воображения». Нести людям жар и свет своего пламени - таково призвание поэта, предуказанное свыше; Бог повелевает поэту-пророку:

Исполнись волею моей 
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.

Но люди, толпа - также по воле Бога - не понимают поэзии, не умеют принять ее бесценный дар, бесценный для них самих, и в этом - несчастие, ущерб, губительный для обеих сторон: поэт страдает, видя бесплодность своих усилий, толпа хиреет вдали от животворящей поэзии. Толпа, в отличие от поэта, - это люди, в которых духовная жизнь совершается медлительно, коснеет в своих проявлениях, стынет в остановках - словом, люди холодного духа. Именно в силу косности своего духа толпа считает косность или медлительность духа - нормою и потому не видит в поэзии ничего ценного; напротив, поэзия, какова она подлинно есть - пламенность духа, кажется ей уродством и ненужностью. Толпа, разумеется, чувствует силу поэзии, ее действенность, но чувствует почти физиологически, как некоторую формально-психическую энергию. Поэт «сердца волнует, мучит, как своенравный чародей»; и вот наступает худшее; в косности своей толпа предъявляет поэту соответственные требования; он должен употреблять силу, дарованную ему свыше, не на бесцельный бег духа, а на устроение его остановок, на закрепление и меблировку станций. Непонимание толпы поэт еще может снести, хотя и с двойной болью - за себя и за самую толпу; но вмешательства в свой труд он не вправе, не смеет терпеть во имя призвавшего Бога.

И Пушкин пятнадцать лет яростно, можно сказать истекая кровью, боролся за свою поэтическую свободу, за свободу поэта вообще...

:1919

(Из статьи «Мудрость Пушкина» )

А. А. Блок

Мы знаем Пушкина - человека, Пушкина - друга монархии, Пушкина - друга декабристов. Все это бледнеет перед одним: Пушкин - поэт...

Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он - сын гармонии, поэт.

Что такое гармония? Гармония есть согласие мировых сил, порядок мировой жизни. Порядок - космос, в противоположность беспорядку - хаосу. Из хаоса рождается космос, мир, учили древние. Космос - родной хаосу, как упругие волны моря - родные грудам океанских валов. Сын может быть не похож на отца ни в чем, кроме одной тайной черты; но она-то и делает похожими отца и сына...

Поэт - сын гармонии; и ему дана какая-то роль в мировой культуре. Три дела возложены на него: во-первых - освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых - привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих - внести эту гармонию во внешний мир...

Наступает очередь до третьего дела поэта: принятые в душу и приведенные в гармонию звуки надлежит внести в мир. Здесь происходит знаменитое столкновение поэта с чернью.

Вряд ли когда бы то ни было чернью называлось простонародье. Разве только те, кто сам был достоин этой клички, применяли ее к простому народу...

Пушкин разумел под именем черни приблизительно то же, что и мы. Он часто присоединял к этому существительному эпитет «светский», давая собирательное имя той родовой придворной знати, у которой не оставалось за душой ничего, кроме дворянских званий; но уже в глазах Пушкина место родовой знати занимала бюрократия. Эти чиновники и суть наша чернь;чернь вчерашнего и сегодняшнего дня: не знать и не простонародье...

Чернь требует от поэта служения тому же, чему служит она: служения внешнему миру; она требует от него «пользы», как просто говорит Пушкин; требует, чтобы поэт «сметал сор с улиц», «просвещал сердца собратьев» и пр.

Дело для поэта вовсе не в том, чтобы достучаться непременно до всех олухов; скорее добытая им гармония производит отбор между ними, с целью добыть нечто более интересное, чем среднечеловеческое, из груды человеческого шлака. Этой цели, конечно, рано или поздно достигнет истинная гармония; никакая цензура в мире не может помешать этому основному делу поэзии...

Любезные чиновники, которые мешали поэту испытывать гармонией сердца, навсегда сохранили за собой кличку черни. Но они мешали поэту лишь в третьем его деле. Испытание сердец поэзией Пушкина во всем ее объеме уже произведено без них...

1921

(Из статьи «О назначении поэта» )

С. Л. Франк

В русской мысли и литературе господствует какое-то странное, частью пренебрежительное, частью равнодушное отношение к духовному содержанию поэзии и мысли Пушкина...

Из всех вопросов «пушкиноведения» эта тема менее всего изучена; она, можно сказать, почти еще не ставилась. Между тем это есть тема величайшей важности не только для почитателей Пушкина: это есть в известном смысле проблема русского национального самосознания. Ибо гений - ив первую очередь гений поэта - есть всегда самое яркое и показательное выражение народной души в ее субстанциальной первооснове...

Поэтический дух Пушкина всецело стоит по; знаком религиозного начала преображения и притом в типично русской его форме, сочетающей религиозное просвещение с простотой, трезвостью, смирением и любовным благоволением ко всему живому, как творению и образу Божию.

Но Пушкин - не только гениальный поэт, но и великий русский мудрец; надеемся, сейчас уже не нужно доказывать это положение. Из писем, дневников, статей, достоверно переданных нам устных высказываний Пушкина выступает с полной отчетливостью его ум, поражавший его современников - ум проницательный, трезвый, свежий, как бы его «прозаическое сознание», присущее ему наряду с сознанием «поэтическим». Эти трезвые, прозаические мысли, этот запас «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» Пушкин вносит, как известно, и в свою поэзию, которая насыщена мыслями, вопреки его собственному утверждению, что поэзия должна быть «глуповатой». Эти мысли, выраженные в прозе и в поэзии, как и непосредственные духовные интуиции, выраженные в поэзии Пушкина, образуют то, что можно назвать духовным содержанием творчества Пушкина в узком смысле слова; и в этом духовном содержании мы находим богатые данные для познания религиозности Пушкина...

Известно, что в детстве и ранней юности Пушкин воспитывался под влиянием французской литературы XVIII века и разделял его общее мировоззрение...

Истинно русская стихия уныния, тоски и трагизма (свою связь в этом жизнеощущении с национально-русской стихией Пушкин сам ясно сознавал: «от ямщика до первого поэта, мы все поем уныло» сказал он позднее) - это необходимое преддверие к религиозному пробуждению души - была в юном Пушкине сильнее поверхностной жизнерадостности французского просветительства. ..

По всей вероятности, Чаадаев уже тогда влиял на Пушкина в религиозном направлении или, во всяком случае, пробудил в нем строй мыслей более глубокий, чем ходячее умонастроение французского просветительства. Не надо также забывать, что этот строй мыслей и чувств питался в Пушкине навсегда запавшими ему в душу впечатлениями первых детских лет, осененных духовной мудростью русского народа, простодушной верой Арины Родионовны...

Нам представляется очевидным парадоксальный факт: Пушкин преодолел свое безверие (которое было в эти годы скорее настроением, чем убеждением) первоначально на чисто интеллектуальном пути: он усмотрел глупость, умственную поверхность обычного «просветительского» отрицания. В рукописях Пушкина 1827-1828 гг. находится следующая запись: «Не допускать существование Бога - значит быть еще более глупым, чем те народы, которые думают, что мир покоится на носороге». В одном из ранних стихотворений мысль о небытие после смерти, «ничтожестве», есть для Пушкина «призрак пустой, сердцу непонятный мрак», о котором говорится: «ты чуждо мысли человека, тебя страшится гордый ум»...

С конца 20-х годов до конца жизни в Пушкине непрерывно идет созревание и углубление духовной умудренности и вместе с этим процессом - нарастание глубокого религиозного сознания...

К концу жизни поэта этот процесс духовного созревания выразился в глубоком христиански-религиозном настроении поэта, о котором мы уже упоминали и которое лучше всего жизненно засвидетельствовано потрясающим по своему величию последним просветлением на смертном одре...

1933

(Из статьи «Религиозность Пушкина» )

В. С. Непомнящий

Еще в Лицее наступает момент, когда ядро собственно пушкинского стиля, пусть не до конца оформившегося и осознавшего себя, начинает просвечивать довольно явственно. Это происходит в 1816 году, в таких стихотворениях, как, например, «Друзьям», отчасти «Сон» и в особенности - «Желание»; в последнем наиболее сильно и уверенно заявляют о себе некоторые фундаментальные творческие принципы Пушкина-лирика, благодаря чему это стихотворение резко выделяется среди всего почти лицейского творчества и может казаться произведением зрелого периода...

С указанного момента эта биография с символической четкостью (которую вовсе не умаляет доля условности, присущая любой периодизации) делится на три хронологически равных этапа - на три семилетия:

раннее - 1816-1823 (центральный момент «кризиса 20-х годов»);

зрелое - 1823-1830 («болдинская осень»);

позднее - 1830-1837.

При всем различии, эти два этапа - вступительный (до 1816 года) и раннее семилетие (1816- 1823)- сходны по характеру творческого поведения. В полном соответствии с духом времени молодой Пушкин больше оглядывается вокруг, чем всматривается в себя. Начавшись в сфере «звуков», процесс обживания окружающего мира переместил центр тяжести в сферу идеологии, где соседствовали и переплетались силовые линии, исходившие из таких источников, как просветительство и рационалистический скептицизм XVIII века, героический культ Наполеона, европейские революционные и национально-освободительные движения, Байрон и романтизм, патриотический и общественный подъем, вызванный Отечественной войной 1812 года; наконец нарождающийся и крепнущий декабризм, стремившийся сформировать из юного гения своего певца...

Именно эта ориентация вовне и придавала сходный характер стилевым поискам вступительного периода и идейным - раннего семилетия. Это были поиски в первую очередь литературные...

Если в процессе исканий поэт и всматривается в себя глубже, чем требовали задания, влияния и тяготения, то происходит это не преднамеренным, а неизбежно-естественным образом...

Рубеж между первым семилетием и вторым приходится на 1823 год: кульминационный момент духовного переворота, так называемого кризиса 20-х годов, сыгравшего беспримерную, решающую роль во внутренней жизни Пушкина, отразившегося в стихотворениях, которые отмечены душевным смятением, даже надрывом, острее всего в «Демоне» (1823). Атмосферой кризиса именно и было драматическое, мучительное ощущение относительности, непрочности, в конечном счете непригодности усвоенных извне и ориентированных вовне авторитетных картин мира, ощущения ускользания точек опоры, угрозы внутреннего хаоса. В результате такой переоценки внешних ориентиров взгляд поэта начал, говоря шекспировскими словами, обращаться зрачками в душу, к тайнам собственного «я». Стало выясняться, что вне проблемы человека понять в мире ничего нельзя.

И тогда - исторически в тот же момент - началось стремительное расширение духовного кругозора. Совершилось главное: был верно поставлен основной вопрос. Открылся новый этап постижения мира, выход к познанию на ином уровне. Именно в этом, втором, зрелом семилетии (1823 - 1830) выявился и твердо определился в качестве навсегда главной проблемы Пушкина центральный вопрос бытия, с которым неразрывно связан и вопрос о смысле жизни, - проблема человека и его места в мировом порядке как устроенном целом...

Второе семилетие - это этап, когда было окончательно осознано и в стихотворении о встрече с «шестикрылым серафимом» (1826) провозглашено кредо, определившее весь дальнейший путь Пушкина. На этом этапе уверенно творился лирический космос...

Этот этап через «болдинскую осень» - 1830 года (рубеж второго и третьего семилетий) вывел в поздний период, 1830-1837, когда в пушкинском творчестве, по выражению Достоевского, «засияли идеи всемирные»...

Вряд ли случайно то, что оно совпадает с семилетним периодом работы над «Евгением Онегиным»: 1823 год - первая глава, 1830-й - восьмая...

Зрелое семилетие Пушкина - это в полном смысле слова «онегинское» семилетие; начало его и ознаменовано «началом большого стихотворения», заявляющего себя как такое «стихотворение», в герои которого автор «годится»...

1987

(Из книги «Поэзия и судьба» )

Ю. М. Лотман

Первый период творчества Пушкина (1813 - лето 1817 г.) приходится на время ожесточенной борьбы между карамзинистами и шишковистами. Пушкин-лицеист активно включился в нее на стороне последователей Карамзина...

Отсутствие единства в лицейском творчестве Пушкина порой истолковывается как результат творческой незрелости еще не нашедшего своего пути поэта. В определенном смысле это справедливо. Однако следует отметить, что период собственно ученичества был у Пушкина предельно кратким. Очень скоро, усваивая различные художественные традиции и интонации, поэт достиг в каждом из них совершенства зрелых мастеров...

Второй период творчества падает на время с осени 1817 г. до весны 1820 г. Выпущенный из Лицея, Пушкин поселился в Петербурге. Этот период отмечен сближением с декабристами...

Именно в сфере политической лирики этих лет особенно заметно новаторство Пушкина и его поиски новых художественных решений...

Интересны попытки использовать «низкие», традиционно считавшиеся маргинальными жанры и на их основе создать гражданскую поэзию, соединяющую высокий пафос с интимными интонациями...

Третий период творчества связан с пребыванием Пушкина в южной ссылке (1820 - 1824). Творчество этих лет шло под знаком романтизма...

На развитие Пушкина повлияла тесная связь его с кишиневской группой декабристов, соприкосновение с наиболее радикальными деятелями тайного общества. Именно в Кишиневе накал его политической лирики достигает высшего напряжения («Кинжал», «В. Л. Давыдову» и др.). Петербургский конституционализм сменяется тираноборческими призывами...

В последние месяцы в Кишиневе и особенно в Одессе Пушкин напряженно размышлял над опытом европейского революционного движения, перспективами тайных обществ в России и проблемой бонапартизма. Он перечитывал Руссо, Радищева, читал (видимо, в воронцовской библиотеке) материалы по Французской революции. Ближайшим итогом этого были кризисные настроения 1823 Г4 (переживавшиеся в это время и наиболее активным ядром декабристского движения). Трагические размышления этого периода выразились в элегии «Демон», стихотворении «Свободы сеятель пустынный...» и поэме «Цыганы». В этих произведениях в центре оказывались, с одной стороны, трагедия безнародного романтического бунта, а с другой - слепота и покорность «мирных народов». При всем трагизме переживаний Пушкина в 1823 г. кризис был плодотворным, так как он обращал мысль поэта к проблеме народности...

Реакция Пушкина на события на Сенатской площади и на то, что последовало за ними, была двойственной. С одной стороны, остро вспыхнуло чувство солидарности с «братьями, друзьями, товарищами». На задний план отступили сомнения и тактические разногласия, мучившие поэта с 1823 г., критика Рылеева как поэта или Кюхельбекера как пропагандиста оды. Чувство общности идеалов продиктовало «Послание в Сибирь», «Арион», обусловило устойчивость декабристской темы в позднем творчестве Пушкина. С другой стороны, не менее настойчивым было требование извлечь исторические уроки из поражения декабристов...

В конце 1820-х гг. отчетливо обозначился переход Пушкина к новому этапу реализма. Одним из существенных признаков его явился возрастающий интерес к прозе. Проза и поэзия требуют принципиально различного художественного слова. Поэтическое слово - слово с установкой на особое, вне искусства невозможное его употребление...

В 1830-е гг. ... и жизнь, и творчество Пушкина вступили в новый - последний - этап... когда трагическая борьба за независимость сделалась... важной в жизни поэта, а все более глубокое понимание свободы - главным направлением его размышлений. Общественная обстановка 1830-х гг. характеризовалась растущим напряжением... Пушкин видел три таинственных образа, загадочное поведение которых могло определить грядущую судьбу России: самодержавную власть, высшие возможности которой казались воплощенными в Петре, просвещенное дворянство, размышляя о котором надо было решить, исчерпало ли оно свои исторические возможности на Сенатской площади или способно заполнить еще одну страницу в истории России, и народ, образ которого все больше принимал черты Пугачева. Так завязался узел основных тем творчества 1830-х гг.

Пушкинский реализм 1830-х гг. сочетает, с одной стороны, постановку наиболее глубоких вопросов, а с другой - показ возможности неоднозначных ответов на них... Переход Пушкина к реализму отразился в лирике, как и в других жанрах... Новый этап пушкинской лирики начинается с расширения национально-культурных обликов повествователя: интерес к поэзии и фольклору разных народов и эпох приводит к практически безграничному расширению точек зрения лирики, что еще современники определили как «протеизм» Пушкина...

Жизнь, в сознании Пушкина, имеет своими признаками разнообразие, полноту, движение, веселье; смерть - однообразие, ущербность, неподвижность, скуку. Жизнь стремится расшириться, заполняя все новые и новые пространства, смерть - схватить и унести к себе, замкнуть, спрятать...

Тема жизни и смерти вызывает вне их лежащую, но неразрывно с ними связанную тему бессмертия. Жизнь противостоит бессмертию как включенное во время - вневременному, смерть - как небытие бытию. Смерть - отсутствие существования, бессмертие - вечное бытие...

Насколько тесно связана лирика с другими жанрами, видно на примере «Памятника»... Здесь нерукотворный памятник поэта возносится выше Александрийского столпа («кумиры падают» «с шатнувшихся колонн»), а народ и личность выступают как союзники («не зарастет народная тропа», «долго буду... любезен я народу»)... Но одновременно, на еще более глубоком уровне, просматривается конфликт бессмертия, которым награждается труд гения, вошедший в народную память, и смерти, воплощенной в каменном «кумире».

Здесь выразился основной пафос поэзии Пушкина - устремленность к жизни...

1989

(Из книги «Пушкин» )

Вопросы и задания

1. Выделите основные этапы биографии Пушкина. Какие лирические произведения были написаны в каждый из периодов?
2. Сравните периодизации творчества Пушкина, созданные Ю. М. Лотманом и В. С. Непомнящим. Попытайтесь осмыслить, на что делал акцент каждый исследователь.
3. Какую роль в жизни будущего поэта сыграл Царскосельский Лицей и товарищи по учебе?
4. Как вы объясните причины отправки Пушкина в южную ссылку?
5. Расскажите о романтической лирике Пушкина.
6. Почему считается, что стихотворение «К морю» является прощанием Пушкина с романтизмом?
7. Как повлияла на творческое становление поэта ссылка в Михайловское?
8. Как воспринял Пушкин известия о восстании декабристов, а затем об их казни и ссылке? Какие свидетельства из лирических текстов вы можете привести?
9. Что послужило поводом для возвращения Пушкина из Михайловской ссылки?
10. Как складывались отношения поэта с царем?
11. Проанализируйте стихотворение «Стансы».
12. Какую роль в творческой судьбе Пушкина сыграла «болдинская осень».
13. Расскажите о причинах дуэли Пушкина.
14. Назовите основные темы и мотивы лирики Пушкина.
15. Почему можно говорить об условности тематического деления пушкинских стихотворений? Постройте свои рассуждения на примере одного-двух произведений.
16. Почему понятие «свобода» является для Пушкина основополагающим? Покажите разносторонность этого понятия в лирике поэта.
17. Какие противоречивые чувства выражены поэтом в воплощении мотива личной свободы?
18. Проанализируйте одно из стихотворений, относящихся к теме свободы.
19. Какие стихотворения можно отнести к патриотической и гражданской лирике?
20. Проанализируйте одно из стихотворений, отражающих чувство патриотизма Пушкина.
21. Обратите внимание на использование художественных средств в стихотворении «Кавказ».
22. Какие произведения составляют основу пушкинской лирики о дружбе?
23. В чем состоит неповторимость любовной лирики Пушкина?
24. Попытайтесь проследить, какие оттенки чувств и переживаний воплотил поэт в любовной лирике.
25. Проведите художественный анализ стихотворения «К*** («Я помню чудное мгновенье...»)».
26. Какие мотивы можно выделить в теме предназначения поэта и поэзии? Назовите стихотворения, воплощающие эти мотивы.
27. Сравните идейную направленность произведений «Пророк», «Поэту», «Поэт и толпа».
28. Как видит Пушкин роль поэта в современном ему мире («Разговор книгопродавца с поэтом»)?
29. Проанализируйте стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...».
30. Какие проблемы поднимает поэт в произведениях философской лирики?
31. Как Пушкин воплотил в своем лирическом творчестве тему демонизма?
32. Какими художественными средствами реализуется идейное содержание стихотворения «Анчар»?
33. Какой смысл, на ваш взгляд, кроется в словах «покой и воля» из стихотворения «Пора, мой друг, пора...» ?
34. Проанализируйте стихотворение «...Вновь я посетил...» и попытайтесь показать многоплановость этого произведения (сочетаемость различных тем и мотивов).
35. Определите стихотворные размеры произведений «Погасло дневное светило...», «Бесы», «Поэту». Подумайте, как связаны идейный смысл стихотворения и его размер.
36. Выделите основные мысли из критических статей Белинского. Подумайте, насколько они современны.
37. Сравните высказывания Гершензона и Блока. В чем общность и различие их взглядов?
38. Прочитайте высказывания митрополита Антония и С. Франка, подумайте о том, как формировались религиозные взгляды Пушкина.
39. Какие критические высказывания заинтересовали вас и чем?
40. Какие стихотворения Пушкина произвели на вас наиболее сильное впечатление? Почему?

Темы сочинений

1. Мир пушкинской поэзии.
2. «Все волновало нежный ум...» (основные темы и мотивы лирики).
3. «Союз волшебных звуков, чувств и дум...»
4. «И неподкупный голос мой был эхо русского народа...»
5. Романтическая лирика.
6. «Восславил я Свободу...»
7. Патриотизм и гражданственность лирики Пушкина.
8. «Любовь и дружество» в лирике Пушкина.
9. Тема поэта и поэзии в лирике Пушкина.
10. Философская лирика Пушкина.
11. «Чувства добрые я лирой пробуждал...»
12. Гуманизм лирики Пушкина.
13. Художественное своеобразие лирики Пушкина.
14. Лирический герой поэзии Пушкина.

Развернутые планы сочинений

Романтическая лирика Пушкина

I. Особенности русского романтизма. Два этапа его развития:

1) первый этап: сочетание традиций одической поэзии XVIII в., принципов просветительской литературы, черт сентиментализма;

2) второй этап:

а) непосредственная связь с событиями, следующими после декабря 1825 г., - крушение просветительских иллюзий, политических идей передовой дворянской интеллигенции;

б) формирование художественных принципов собственно романтизма - «двоемирие», индивидуализм, разочарованность, трагичность общественных противоречий;

3) своеобразие русского романтизма:

а) отход от традиций классицизма и сентиментализма;

б) взаимодействие с реализмом.

П. Зарождение и развитие романтизма в лирике Пушкина:

1) отражение в ранней лирике принципов русского романтизма: развитие традиций позднего творчества Державина и Карамзина, продолжение романтических исканий Жуковского и Батюшкова;

а) радостное упоение жизнью, ее наслаждениями; эпикурейские мотивы - «Городок» (1815), «Друзьям» (1816);

б) пробуждение интереса к изображению душевных переживаний - «Певец» (1816), «Желание» (1816);

2) появление свободолюбивых мотивов, объединяющих личные и общественные интересы человека- «К Чаадаеву» (1818), «Веселый пир» (1819);

3) собственно романтическое творчество, его исповедальный характер:

а) воплощение романтических идеалов в элегии «Погасло дневное светило...» (1820);

б) мотив разочарования как выражение исключительности лирического героя - «Я пережил свои желанья...» (1821);

в) противоречивость любовных переживаний - «Редеет облаков летучая гряда...» (1820);

г) тема свободы, нравственные проблемы общества, возникающие в процессе революционных потрясений- «Наполеон» (1821), «Кинжал» (1821), «Узник» (1822), «Свободы сеятель пустынный...» (1823), «К морю» (1824);

д) мотив отрицания иллюзий и бесплодных мечтаний, скептический взгляд на мир как результат кризиса 1823 г. - «Бывало в сладком ослепленье...» (1823), «Свободы сеятель пустынный...» (1823), «Демон» (1823);

4) прощание с романтизмом - «К морю» (1824).

III. Переход к «поэзии действительности». Видоизменение и развитие романтических принципов в дальнейшем творчестве Пушкина - последовательное развитие темы свободы.

Тема назначения поэта и поэзии в лирике Пушкина

I. Роль поэта и место его поэзии - центральная тема лирики Пушкина. Развитие темы в двух аспектах: социальном и философском.

П. Развитие темы на протяжении всего творчества:

1) раннее творчество:

а) служение делу освобождения России от давящей государственной системы («Вольность», 1817);

б) стремление поэта к независимости в творчестве («К Н. Я. Плюсковой», 1818);

в) поэтический труд - это тяжелая работа и блаженство («Дельвигу», 1817); 2) период южной ссылки:

а) стремление творить по законам, самим над собой установленным («Послание к цензору», 1822);

б) разочарование в служении народу, не желающему понять идей поэта («Свободы сеятель пустынный...», 1823);

в) литературная деятельность приносит реальную пользу народу и является профессией, т.е. оплачиваемым трудом (« Разговор книгопродавца с поэтом», 1824);

3) творчество 20-х годов:

а) божественная суть искусства, пророческое назначение поэта («Пророк», 1826);

б) особая роль поэта в обществе, высшее предназначение его миссии («Арион, 1827; «Поэт», 1827);

в) цель поэзии - приобщить людей к духовной работе («Поэт и толпа», 1828);

4) творчество 30-х годов:

а) поэт вне людского суда, суда толпы («Поэту», Д830; «Эхо», 1831);

б) свобода поэтического творчества (Из Пиндемонти, 1836);

5) поэтическое завещание: общечеловеческая значимость поэзии во всех поколениях («Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», 1836).

III. Поэзия для Пушкина - служение гуманистическим идеалам. «Цель поэзии - идеал, а не нравоучение» (А. С. Пушкин).

Тема свободы в лирике А. С. Пушкина

Неволя была, кажется, музою - вдохновительницею нашего времени.
П. А. Вяземский

I. «Свобода» - ключевое понятие творчества Пушкина:

1) свобода как социальный, политический, философский и нравственный идеал поэта (понимание свободы распространяется на все жизненные состояния человека; наличие свободы определяет целостность жизни);

2) переосмысление понятия свободы на различных этапах жизни и творчества поэта (изменения в развитии общества и накопление жизненного опыта влияют на миросозерцание поэта, в частности на понимание категории свободы).

П. Эволюция темы свободы:

1) «свободою горим»:

а) свобода человека и гражданина («Вольность», 1817 г. - традиции Радищева и Державина, высокий одический стиль и гражданский пафос, выражение идей декабристов и собственных взглядов на устройство общества);

б) «свобода Отчизны от самовластья» («К Чаадаеву», 1818г.- служение идеалам свободы, личностное звучание подчеркивается жанром послания);

в) свобода поэта и независимость творчества («К Н. Я. Плюсковой», 1818 г. - первое стихотворение о назначении поэта, заявлена позиция стихотворца: «Свободу лишь учася славить, ...я не рожден царей забавить», возвышенный слог усиливает значимость высказанных мыслей);

г) «...нынче же политическая наша свобода неразлучна с освобождением крестьян» (А. С. Пушкин) («Деревня», 1819 г. - высказаны политические призывы, близкие декабристам, двухчастная композиция, элегия и сатира, построенная по принципу антитезы, подчинена основной идее - осуждению «барства дикого»);

2) «одна свобода мой кумир»:

а) романтические идеалы свободы («Узник», 1822 г. - страдание души от несоответствия действительности идеалам, желание покинуть окружающий мир-«темницу», наполнение стихотворения романтическими символами);

б) « к чему стадам дары свободы?..» (« Свободы сеятель пустынный...», 1823г.- трагические мысли о неспособности бороться за свободу и принять ее, написано в стиле евангельской притчи в серьезной и возвышенной тональности, отражено своеобразие пушкинского восприятия темы свободы: восторженные призывы сочетаются с драматическими нотами);

в) «прощай, свободная стихия!..» («К морю», 1824 г. - последнее романтическое стихотворение поэта, прощание с прежними идеалами свободы, желание найти свободу не вне, а внутри себя);

г) «и умер бедный раб у ног непобедимого владыки» («Анчар», 1828 г. - философское осмысление рабства и деспотизма, поэтическая картина-символ носит вневременное значение, неприятие ни раба, ни господина, не способных бороться со злом);

4) «я не хочу печалить вас ничем» («Я вас любил...», 1829г.- свобода в любви, уважение личности другого человека, его чувств есть залог личной свободы);

5) «на свете счастья нет, а есть покой и воля» («Пора, мой друг, пора!..», 1834г. - сочетание свободы и счастья в жизни человека идеально, а потому нереально, счастье ежеминутно, временно, а свобода - постоянная потребность);

6) «веленью Божию, о муза, будь послушна»:

а) свобода творческой личности («Из Пинде-монти», 1836г. - осознание духовной свободы как высшего проявления независимости, соединение понятий счастья и свободы в занятиях творчеством, поэзией);

б) поэтическое завещание («Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», 1836г.- прославление свободы в жестокий век есть проявление высоких и добрых чувств как высшее предназначение поэта и его поэзии).

III. Свобода - основополагающее состояние человека и залог максимального раскрытия творческих возможностей и осуществления высших духовных стремлений.