ФАНТАСТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ Н. В. ГОГОЛЯ
(II вариант)
Николай Васильевич Гоголь — писатель с «талантом необыкновенным, сильным
и высоким», родоначальник критического реализма», величайший из русских
художников», по определению Салтыкова-Щедрина.
В глазах современников — это еще и неоднозначная, зачастую противоречивая
натура. Исследованием его литературного наследия занималось множество людей
творческих — от В. Г. Белинского до Ю. М. Лотмана, включая Андрея Белого
и Владимира Набокова. '
Хорошо известно, что Гоголь с первых шагов своей литературной деятельности
увлекался украинским фольклором. Долгое время его мечтой было занять место
на кафедре Киевского университета и работать именно в этой области. Его
первое значительное произведение — цикл повестей «Вечера на хуторе близ
Диканьки» — имело успех. Безусловно, это было важно для поддержания духа
молодого писателя. Это способствовало тому, что впоследствии народные мотивы
чуть не стали основными в его творчестве. К счастью, этого не произошло.
И читатели получили гораздо более многопланового автора, чем это ожидалось
по его первым текстам. А критики, исследователи имеют дело с разнообразными
проявлениями многократного таланта Гоголя.
Часто предметом пристального внимания литературоведов становится то,
что и делает Гоголя фигурой особенно интересной и своеобразной, — это сказочные,
фантастические мотивы, играющие далеко не последнюю роль в его творчестве.
Ведь мотивами этими, если разобраться, пронизано большинство гоголевских
произведений. При этом само определение «фантастичности» следует в данном
случае понимать как можно шире.
Это не просто «игра воображения» писателя, находящая свое отражение
в «сказках» о вурдалаках и прочей нечисти. Еще важнее использование фантастических
мотивов для выражения мироощущения автора, когда тот в символах, гротескных
образах, невообразимых сюжетных конструкциях создает свою причудливую картину
мира, не соотносимую с обыденными представлениями о нем. Поэтому нет, пожалуй,
такой сферы жизни, доступной человеческому сознанию, в которую Гоголь,
затронув ее, не привнес бы элемента «необычности», загадочности, а порой
— буквально «дьявольщины».
Подобные черты можно найти в описании города, природы; сама фабула
порой нереальна и не имеет «разумного», практического объяснения. На этих
аспектах проблемы необходимо остановиться и осветить их несколько подробнее.
Город Гоголя — уникальное литературное явление, ибо кто еще говорил
на эту тему так много и подробно и вместе с тем — так точно, красочно и...
загадочно. На первый взгляд результаты его работы в этой области ограничиваются
удачными находками в сфере сравнений и сопоставлений, возможных благодаря
феноменальной наблюдательности. Истинное значение гоголевских строк можно
понять лишь в' контексте мировой литературы. Ведь что такое его «Невский
проспект»? Это фантастическое место в городе-Вселенной, вобравшее в себя
черты культур всех народов, реальных и воображаемых. Эта многоплановая
картина вызывает ассоциации с Вавилонским столпотворением.
А «Мертвые души» имеют множество параллелей, связывающих их с «Божественной
комедией» Данте, что обеспечивает «полет» мыслей на «дьявольскую» тему
от одного произведения к другому и связывает их. Дорога в ад, ведущая по
символическим кругам, «поэтапно», вспоминается при чтении о путешествии
Чичикова во владениях Плюшкина по бревенчатой мостовой. Вообще мотив подъемов
и спусков, дороги среди холмов и оврагов характерен для поэмы Гоголя и
на уровне идей роднит ее с «Божественной комедией».
Своего рода «отстранение» действительности совершается у Гоголя и при
описании природы. Здесь часты контрасты, игра солнечных бликов, соседство
яркого света и ужасающего мрака. Идет активное воздействие на воображение
читателя. С этой точки зрения очень интересно описание старого заброшенного
сада Плюшкина. Тут встречаются воистину фантастические ситуации, когда
объект сравнения и предмет, с ним сопоставимый, «меняются местами».
Например, береза, уподобленная мраморной колонне, венчается «косым
остроконечным изломом» «вместо капители». Но, позвольте, какая «капитель»
может быть у березы? А в том-то и дело, что теперь перед читателем уже
не дерево, а античная колонна...
Здесь же можно встретить много контрастов: «Местами расходились зеленые
чащи, озаренные солнцем, и показывали неосвещенное между ними углубление,
зиявшее как темная пасть».
Есть и обилие эффектных сравнений: «лапы-листы», «густая щетина» чапыжника
и многое другое.
Конечно, нельзя оставить без внимания сказочные сюжеты гоголевских
повестей раннего периода. Там читателю очевидно «морочат голову» рассказами
о ведьмах, мертвецах, чертях. И были бы черти безобидными! Да нет. Скачет
такое чудо с рогами и копытами по небу, к месяцу подбегает, хватает его
и «поспешно прячет <...> в карман». А затем — снова в путь.
Кстати, мотивы «нечистой силы» весьма характерны для творчества Гоголя,
и проблема эта довольно серьезна. Ряд биографов писателя отмечает, что
у того с детства наблюдался патологический страх перед всякого рода живностью,
чем, в частности, объяснялось его жестокое обращение с кошками. Чувство
гадливости вызывали пресмыкающиеся. Поэтому истоки пристрастия к «дьявольской»
теме следует искать не только в раннем интересе писателя к родному фольклору.
В связи с только что сказанным хотелось бы затронуть тему необычную
и довольно деликатную — о функциях носа в произведениях Гоголя. Всем знакома
его сюрреалистическая повесть «Нос», где уже упомянутая часть тела коллежского
асессора Ковалева обретает полную самостоятельность и независимость от
своего недавнего хозяина и начинает новую «личную» жизнь.
Эта повесть явилась своего рода апофеозом прославления носа как такового
в творчестве Гоголя. К изображению же этого органа писатель часто (настолько
часто, что это кажется немного странным) прибегал на протяжении всей своей
литературной деятельности. Как раз на этой проблеме заостряет внимание
в статье о Гоголе В. Набоков. Оказывается, носу у писателя отведена далеко
не последняя роль. Как часто за нос водят, по носу щелкают, шмыгают носами;
на балу у губернатора утирают друг другу носы, дабы содержимое их не попало
в тарелки!
Образ носа, идея носа, все, что связано с этим органом, преследовало
Гоголя до самой смерти. В описании Набоковым болезни писателя и его кончины
нос наделяется какими-то роковыми, фатальными свойствами. Говорят, что
еще при жизни Гоголя был созван консилиум по вопросу о состоянии его здоровья.
Присутствовавшие на нем врачи-фрейдисты «установили», что этот человек
представляет собой нечто вроде «перевернутой системы», в которой нос поменялся
местами с другим соответствующим органом. А отсюда — все расстройства психического
и органического характера, нашедшие отражение в творчестве…
Как видно, фантастические мотивы в творчестве Гоголя являются во многом
определяющими, а разнообразие их потрясающе велико — от грубого физиологического
аспекта до едва уловимых тонкостей на уровне художественных деталей.
Выходы на фантастический, фантасмагорический уровни в приложении к
фольклорным традициям не ограничиваются использованием темы «нечистой силы».
В подробнейших исследованиях поэтики «Мертвых душ» некоторые литературоведы
находят связи между гоголевскими сюжетами и народными обрядами и праздниками,
в частности — с Масленицей. Говорится также об обрядах ряженых и о карнавальных
мотивах. Все это еще раз доказывает богатство и глубину творчества Гоголя,
его значение в контексте мировой литературы.
И как одна сторона поэтики творчества Гоголя удивительно разнообразна,
так и в целом литературное наследие писателя отнюдь не ограничивается ни
фантастикой, ни фольклором. Ведь Гоголь был и превосходным драматургом,
и неподражаемым сатириком. Нужно помнить об этом, говоря о человеке, которого
современное искусство признает своим наставником (ибо эхо его деятельности
слышится в творчестве Булгакова, Маяковского, Шварца) и для которого не
было сфер существования, недоступных его «великому таланту». Недаром Владимир
Набоков сказал: «Появление такого писателя, как Гоголь, можно приписать
непонятной причуде какого-то духа, ведавшего развитием русской словесности
в начале XIX века». |
