Н. М. Карамзин (1766-1826)
В 1791 г., вскоре после выхода в свет революционной книги А. Н. Радищева,
начало печататься описание путешествия другого автора, которое сыграло
очень важную, но совсем иную роль в развитии русской литературы. Это были
«Письма русского путешественника» молодого писателя Николая Михайловича
Карамзина.
Карамзин, хотя и был значительно моложе Радищева, принадлежал к той
же эпохе русской жизни и литературы. Обоих глубоко волновали одни и те
же события современности. Оба были писателями-новаторами. Оба стремились
свести литературу с отвлеченно-мифологических высот классицизма, изобразить
реальную русскую жизнь. Однако по своему мировоззрению они резко отличались
друг от друга; непохожа, а во многом прямо противоположна была и оценка
ими действительности. Поэтому столь различно и все их творчество.
Н. М. Карамзин.
Сын небогатого симбирского помещика, воспитанник иностранных пансионов,
недолгое время офицер столичного гвардейского полка, Карамзин нашел свое
истинное призвание, лишь выйдя в отставку и сблизившись с основателем «Типографической
компании» Н. И. Новиковым и его кружком. Под руководством Новикова Карамзин
участвует в издании первого в нашей стране детского журнала «Детское чтение
для сердца и разума».
В 1789 г. Карамзин путешествует по странам Западной Европы. Поездка
и послужила ему материалом для «Писем русского путешественника».
В русской литературе еще не было книги, которая так живо и содержательно
рассказывала бы о быте и нравах европейских народов, о западной культуре.
Карамзин описывает свои знакомства и встречи с выдающимися деятелями
европейской науки и литературы: восторженно рассказывает о посещении сокровищниц
мирового искусства — Дрезденской картинной галереи, дворца и садов Версаля,
Вестминстерского аббатства в Лондоне. Пытливое внимание писателя привлекает
общественная жизнь народов Западной Европы.
Своего рода откровением для русских читателей были встречающиеся в «Письмах...»
Карамзина тонкие и поэтичные зарисовки природы, окрашенные, как и все в
«Письмах...», настроением «чувствительного путешественника». Особую чуткость
сердца, «чувствительность» (сентиментальность) Карамзин считал основным
качеством, необходимым для писателя. Повышенное внимание к своим чувствам
и переживаниям, своего рода любование ими дают себя знать и в его «Письмах
русского путешественника». В заключительных словах «Писем...», обращаясь
к своим друзьям, Карамзин как бы намечал программу своей последующей литературной
деятельности:
«А вы, любезные, скорее, скорее, приготовьте мне опрятную хижинку, в
которой я мог бы на свободе веселиться китайскими тенями моего воображения,
грустить с моим сердцем и утешаться с друзьями».
«Чувствительности» придавал важнейшее значение и Радищев. Но в его «Путешествии
из Петербурга в Москву» она перерастала в грозное и гневное чувство социального
возмущения, протеста, становилась высоким революционным пафосом. Чувствительность
Карамзина, напуганного французской революцией, которую он ощущал как предвестие
«всемирного мятежа», в конечном счете уводила его от русской действительности
в мир сентиментального воображения.
Вернувшись на родину, Карамзин приступил к изданию «Московского журнала».
Помимо «Писем русского путешественника» в нем были опубликованы его повести
из русской жизни — «Бэдная Лиза» (1792), «Наталья, боярская дочь» и очерк
«Флор Силин». В этих произведениях с наибольшей силой выразились основные
черты сентиментализма Карамзина и его школы.
«Говори, славная дочь Новаграда!» — воскликнул народ единогласно
— и глубокое безмолвие снова изъявило его внимание». Иллюстрация к исторической
повести Н. М. Карамзина «Марфа-Посадница, или Покорение Новгорода».
Как и Радищев, Карамзин выводит в своих повестях крестьян, но сам характер
изображения крестьянской жизни и отношения к ней у обоих писателей резко
противоположен.
Знаменитое утверждение Карамзина в «Бедной Лизе»: «И крестьянки любить
умеют!», прославление в качестве героя зажиточного крестьянина Флора Силина:
«Пусть красноречивые льстецы хвалят великодушие знатных! Я буду хвалить
Флора Силина, простого поселянина...» — не выходят за пределы прекраснодушных
эмоций чувствительного барина. Если Радищев показывал ужасы рабства, крепостной
эксплуатации во всей их страшной обнаженности, то Карамзин старается сгладить
социальное зло крепостничества. У Карамзина ни в одной из «Российских повестей»
нет и намека на крестьянские тяготы. Зато в них очень много вздохов и слез
умиленного наблюдателя.
Из остальных повестей Карамзина наиболее значительна овеянная романтической
атмосферой таинственности и недосказанности повесть «Марфа-Посадница, или
Покорение Новгорода» (1803). Написанная на тему борьбы вольнолюбивых новгородцев
с самовластием, она вызывала самое подозрительное внимание реакционных
мракобесов. На самом деле ничего революционного в ней нет. Но образ «гражданки
новагородской» Марфы, защитницы вольности, с большой силой созданный Карамзиным,
был первым ярким героическим женским образом в нашей литературе.
Очень важное значение имело творчество Карамзина для развития литературного
языка. Взамен далекой от живого, разговорного языка книжной речи он стремился
создать один язык «для книг и для общества, чтобы писать, как говорят,
и говорить, как пишут». Он освободил литературный язык от славянизмов —
тяжелых и обветшалых слов и оборотов, упростил синтаксис, создал и ввел
в употребление большое число новых слов, таких, как «будущность», «промышленность»,
«общественность», «влюбленность», «человечный».
Но консервативное мировоззрение Карамзина наложило свой отпечаток и
на проводимую им языковую реформу. Его «новый слог» носил светско-салонный
характер. Из живой, народной речи Карамзин заимствовал лишь то, что соответствовало
его представлениям о прекрасном как о «чувствительном».
Только А. С. Пушкин, снявший те плотины, которые Карамзин ставил на
пути народной языковой стихии, открывший ей свободный доступ в литературу,
сумел стать подлинным создателем русского литературного языка.
Однако карамзинский период истории нашей литературы, сменивший ломоносовское
«книжное направление», по справедливому суждению В. Г. Белинского, непосредственно
предшествовал пушкинскому. В творчестве Карамзина, отмечал В. Г. Белинский,
впервые в нашей литературе нашла отражение «жизнь сердца», он «создал на
Руси образованный литературный язык» и тем сумел «заохотить русскую публику
к чтению русских книг».
В начале XIX в., когда за языковую реформу Карамзина энергично боролась
литературная молодежь — Жуковский, Батюшков, Пушкин-лицеист, сам он все
больше отходил от художественной литературы.
В 1803 г., по его собственным словам, Карамзин «постригается в историки».
Последние двадцать с лишним лет своей жизни он посвятил грандиозному труду
— созданию «Истории Государства Российского». Смерть застала его за работой
над двенадцатым томом «Истории...», рассказывающим об эпохе «смутного времени».
|
