ОСОБЕННОСТИ КОМПОЗИЦИИ ПОВЕСТИ А. С. ПУШКИНА
«КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА»
Историческая повесть «Капитанская дочка», которую Пушкин писал в течение
четырех лет и закончил в 1836 году, продолжает развитие его историческо-философской
концепции. Размышляя над соотношением действующих в России общественных
сил, Пушкин убеждается в неизбежности и исторической оправданности их противостояния,
непримиримость которого наиболее отчетливо проявляется в народном бунте.
Но в то же время поэт понимает, что только человечность может смягчить
жестокость социальных конфликтов. Если недостаток гуманности ставился в
упрек преобразовательной деятельности Петра I в поэме «Медный всадник»,
то в «Капитанской дочке», изображая судьбы простых людей в трагических
исторических обстоятельствах, Пушкин, размышляя о соотношении исторически
неизбежного и человечного, показывает, как человечность позволяет героям
возвыситься над «жестоким веком». Выражению этих мыслей служат все художественные
средства исторической повести, среди которых важное место' принадлежит
композиции произведения.
Особенности композиции «Капитанской дочки» связаны прежде всего своеобразием
ее сюжета, которое заключается в том, что события вымышленной истории обретения
семейного счастья Петрушей Гриневым происходят на фоне реальной крестьянской
войны под предводительством Пугачева. Повествованию придан мемуарный характер,
что дает возможность автору наиболее достоверно отразить быт, нравы, дух
эпохи, а изложение событий крестьянской войны наблюдателем-дворянином позволяет
сделать оценки более объективными. Но голос рассказчика не заглушает голоса
автора, позицию которого помогают выявить различные композиционные приемы:
симметрия и параллелизм в развитии сюжетных линий, зеркальное сопоставление
эпизодов, использование эпиграфов и вставных элементов. Первые две главы
представляют собой экспозицию повести и знакомят читателей с основными
героями — носителями идеалов дворянского и крестьянского миров, изображению
противостояния которых подчинена вся художественная ткань «Капитанской
дочки». Пронизанный иронией рассказ о семье и воспитании Гринева, предваряемый
эпиграфом из поэзии Княжина, погружают нас в мир старого поместного дворянства,
вызывая ассоциации с фонвизинскими персонажами. Но здесь нет резкой сатиричности
Фонвизина. Описание быта Гриневых воскрешает атмосферу той дворянской культуры,
которая порождала культ долга, чести и человечности. Петрушу воспитывали
глубокие связи с родовыми корнями, почитание семейных традиций, о которых
с таким уважением говорится в издательском послесловии и которые Пушкин
считал «животворящей святыней». Этой же атмосферой пронизано описание жизни
семейства Мироновых в Белогорской крепости в трех первых главах основной
части повествования: «Крепость», «Поединок», «Любовь».
Так же первая глава экспозиции соотносится с тремя первыми главами
основной части, где описывается дворянский уклад, вторая глава экспозиции
непосредственно связана с тремя последними белогорскими главами, в которых
дворянский мир сталкивается с крестьянским. Крестьянский уклад овеян своей
поэзией. Повествование о народе насыщено песнями, сказками, пословицами.
Этот язык пословиц и загадок, чуждый и непонятный Гриневу, который «ничего
не мог понять из этого воровского разговора» мужиков, описанного во второй
главе, — сгусток национально-самобытной стихии языка. Крестьянская стихия,
неукротимая и разрушительная, противостоит ценностям дворянского мира.
Не случайно крестьянский вождь появляется перед Гриневым из бурана как
«незнакомый предмет». Но этим героям суждено узнать друг друга так, что
это знание позволит каждому выйти из круга свойственных им классовых представлений,
и это предстоящее сближение предсказывает «пророческий» сон Гринева.
«Топор», которым размахивает «мужик», «мертвые тела», «кровавые лужи»
— эта яркая символика сна предвещает события, свидетелем которых станет
Гринев после взятия Пугачёвым Бело-горской крепости. Тесная связь между
сном и последующей явью усиливается прямыми перекличками. «Не бось» мужика
из сна, повторяют казаки, которые тащат Гринева к виселице: «Не бось, не
бось». «Поцелуй у него ручку», — советует матушка Петруше во сне. Эти же
слова произносит Савельич, когда помилованного Гринева приводят к Пугачеву.
«Страшный мужик ласково» кличет Петрушу во сне — Пугачев «ласково» обращается
к Марье Ивановне в главе «Сирота»; это же слово связано с Пугачевым в эпиграфе
«Мятежная слобода»: «...Спросил он ласково». Наконец, слова Гринева: «...вижу,
в постели лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая», — перекликаются
е неоднократными упоминаниями о черной бороде и веселости Пугачева. Мотив
«пророческого» сна скрепил отдельные звенья повести в стройное композиционное
целое.
Семь глав основной части, повествующие о жизни в Белогорской крепости,
имеют важное значение для развития любовной линии сюжета. Завязкой этой
линии является знакомство Петруши с Машей Мироновой, в столкновении из-за
нее Гринева со Швабриным развивается действие, а объяснение в любви между
раненым Гриневым и Машей является кульминацией развития их отношений. Однако
роман героев заходит в тупик после письма Гринева-отца, отказывающего сыну
в согласии на брак. О событиях, подготовивших выход из любовного тупика,
повествуется в главе «Пугачевщина». Эта глава отделяет «семейные» главы
от тех, в которых романтические отношения Гринева и Маши вовлекаются в
вихрь исторических событий, то есть отделяет белогорскую идиллию от белогорской
трагедии. Соответственно меняется и темп рассказа. События первых трех
белогорских глав развивались в течение года, в трех последних белогорских
главах описано то, что произошло в течение суток.
Конфликт между дворянским и крестьянским мирами достигает максимальной
глубины. Но крайняя жестокость обеих враждующих сторон проистекала не столько
от кровожадности тех или иных лиц, а от столкновения непримиримых социальных
концепций. Добрый капитан Миронов не испытывал личной вражды к пленному
башкиру, приказывая «выстрочить ему спину», а казаки-«губители», притащив
Гринева под виселицу, даже желали его ободрить. Но жестокость порождает
жестокость, поэтому веревку на перекладине виселицы, приготовленную для
старого капитана, держит «изувеченный башкирец». С другой стороны, добрый
поступок вызывает цепную реакцию доброты. Мотив «заячьего тулупчика», спасшего
жизнь Гриневу, повторяется в ослабленном виде в случае с урядником Максимычем,
доставившим в Оренбург письмо от Маши Гриневу, которйй не потребовал у
урядника посланной Пугачевым «полтины денег».
До десятой главы Гринев, хотя и сталкивается неоднократно с представителями
враждебного лагеря, убежден в справедливости законов дворянского государства.
Нравственные и юридические нормы его среды совпадают с его стремлениями
как человека. Поэтому так легко торжествует в нем «чувство долга... над
слабостью человеческою», когда он отказывается служить Пугачеву. Их разговор
происходит в главе «Незваный гость» непосредственно после эпизода, в котором
казацкие старшины поют «заунывную бурлацкую песню». Недаром этот эпизод
потряс Гринева «политическим ужасом»: последующий разговор с «мошенником»
зеркально повторяет песню. Как в песне «надежа православный царь» допрашивает
крестьянского сына-разбойника, который отвечает «всю правду», так самозванец
Пугачев задает вопросы дворянину, отвечающему столь же правдиво. Царь за
правду хвалит разбойника, искренность Гринева поражает Пугачева. Но царь
казнит вора, то есть поступает по закону, а Пугачев Гринева милует, то
есть поступает по-человечески.
Если бы генерал в Оренбурге дал Гриневу солдат, чтобы очистить Белогорскую
крепость для спасения Маши, то поступил бы против законов военной теории.
Отказав Гриневу, генерал нарушил закон человечности, поэтому Гринев выходит
из сферы действия дворянских законов и обращается за помощью к мужицкому
царю.
Контраст правительственного и пугачевского лагерей подчеркивается композиционно.
В главе «Осада города» генерал отказывает Гриневу в помощи — в следующей
главе «Мятежная слобода» Пугачев ее обещает. В главе «Сирота» Пугачев освобождает
Машу из-под власти Швабрина, обращаясь с ней «ласково», а в идущей далее
главе «Арест» представители правительственного лагеря «с ужасной бранью»
останавливают Машу с Гриневым, которого в конце главы арестовывают.
И снова происходит зеркальное отражение сюжета. Если сначала законы
крестьянского восстания погубили семью Маши и поставили под угрозу ее счастье,
а Гринев с помощью крестьянского царя спасал свою невесту, то теперь законы
дворянской государственности сулят беду Гриневу, а Маша, обращаясь к дворянской
царице, спасает своего жениха.
Последняя глава повести содержит множество мотивов, параллельных предшествующему
изложению. В частности, она возвращает нас в обстановку, описанную в экспозиции.
Но поместная идиллия снова оборачивается трагедией, когда старики Гриневы
получают известие об осуждении Петруши за участие «в замыслах бунтовщиков»,
поэтому внешний параллелизм сцен, которые начинаются словами «Однажды осенью...»
в первой главе и «Однажды вечером...» в последней, подчеркивает изменение
настроения. Например, батюшка уже невнимательно читает Придворный Календарь,
а рассеянно переворачивает листы; матушка плачет не горькими слезами при
мысли о разлуке с сыном, а радостными слезами надежды на то, что Марья
Ивановна добьется оправдания Петруши.
Маша едет в Петербург «просить милости, а не правосудия». Когда-то,
создавая оду «Вольность», Пушкин считал закон справедливой силой, стоящей
и над народом, и над правительством. В «Капитанской дочке» столкновение
героев с законом грозит им смертельной опасностью. Пугачев, поступая по
законам восстания, должен был бы прислушаться к советам Белобородова и
расправиться с Гриневым и Машей. Екатерина II, осуществляя правосудие,
должна была бы осудить оставившего осажденный город Гринева. Но они поступают
так, как велят им не политические соображения, а человеческие чувства.
Образ Екатерины II во многом противопоставлен образу Емельяна. Пугачев
появлялся в повести из «мутного кружения метели» неким оборотнем, исчадьем
ада: «что-то черное», «или волк, или человек». Не зря Савельич крестится
и читает молитву перед «резиденцией» самозванца, на которой как бы лежит
отсвет адского пламени: красные рубахи, кафтаны и «рожи», блистающие глаза,
сальные свечи. Да и стоит этот «дворец» «на углу перекрестка» — Место,
по народным поверьям, нечистое. Императрица возникает в обстановке райского
сада ангельским голубоглазым видением: в белом платье, с белой собачкой,
окруженная белыми лебедями. И когда мы читаем, как в этом саду солнце освещает
пожелтевшие вершины лип, то вспоминаем бумажное золото на стенах избы Пугачева.
Самозванец пытается украсить себя искусственным величием — наделенная властью
от Бога кажется обыкновенною дамой. Но оба образа неоднозначны. Ангельский
ореол Екатерины меркнет, если вспомнить, что это ее именем у людей вырывали
языки и ноздри, арестовывали невиновных, вершили неправедный суд. А Пугачев,
хоть и окружен дьявольского вида подручными, все же сидит «под образами»,
а лев и орел, которым уподобляется бунтовщик в одном из эпиграфов и в калмыцкой
сказке, — не только царственные хищники, но и символы евангелистов.
Для сюжета «Капитанской дочки» важным оказывается не различие между
крестьянским царем и дворянской царицей, а их способность к милосердию.
Императрица разговаривает с Машей так же ласково, как и Пугачев. Пренебрегая
мнением сподвижников, каждый из правителей принимает такие решения, без
которых оказалась бы невозможной счастливая развязка истории повести. «Капитанская
дочка» выявляет авторскую позицию Пушкина, стремящегося возвести человечность
в государственный принцип, а к оценке исторических событий применять нравственный
закон, в рамках которого снимается антитеза «дворянство — народ», поэтому
эпиграфом повести стала пословица, одинаково значимая для человека любого
сословия: «Береги честь смолоду». |
