Реферат: Идея самодержавной власти в трактате Ю. Крижанича "Политика"

Идея самодержавной власти в трактате Ю. Крижанича "Политика"

никогда и ни по какой причине не разделилось, мы, по праву нашей королевской власти и по общему клятвенному согласию всех вас, наших верных подданных, по примеру французских законов нашли весьма похвальным правило, кое лишает королевских дочерей и всех [других] женщин права на престол. Поэтому и мы постановляем, утверждаем и приказываем соблюдать вовеки, чтобы ни одна женщина, хотя бы [и] из нашего королевского рода, не имела никакого права ни на королевство, ни на престол. Но с сестрами и дочерьми нашими не нужно в этом деле считаться, как будто бы их [и] на свете не было.

22. Еще постановляем и свяжем узаконенной присягой себя и своих наследников — русских королей и вас и ваших детей, чтобы ни один чужестранец или еретик вовеки вечные не мог стать русским королем. А если бы на наше несчастье кому-нибудь [это] удалось, пусть никто ему не повинуется. И если кто-либо присягнет ему, то мы (по совету и по решению святительского собора наших духовных отцов) наперед объявляем, что такие присяги, и клятвы, и крестные целования будут несостоятельными и негодными, и люди не обязаны будут их выполнять, ибо они незаконны и даны вопреки народному обычаю и вопреки народному благу. Равно как если бы кто-нибудь жестоко поклялся, что хочет кого-то убить. Такой [человек] не обязан держать свою клятву, но — напротив — согрешит, если сдержит ее и убьет человека.

Если бы какой-нибудь наш наследник имел дочь и выдал се за чужеземца, и вас или ваших детей привел бы к новой, противоположной присяге, а эту присягу захотел бы отменить, то вы и все ваши потомки должны знать, что такая новая присяга ничего не стоит. Ибо новые неправедные законы не могут отменить законов праведных и общепринятых, и король не может принуждать людей к неправедной присяге вопреки той праведной присяге, которую они принесли раньше. Первая и праведная присяга остается, стало быть, нерушимой.

23. Более того, мы постановляем, чтобы наши наследники дали присягу: никаких чужеземных королей, ни князей, ни королевичей, ни княжичей, ни владетельных особ на Русь не звать и самовольно хотящих прийти не принимать, за исключением случая, когда кто-нибудь прибежит к нам, гонимый каким-нибудь несчастьем. Тогда надо поступить с ним, как подскажет время и как поступают в таких случаях иные европейские короли.

24. Сверх того мы постановляем, чтобы ни один чужеземец да не мог быть сделан королем, князем, баном, властелем, окольничьим, воеводой, боярином, дворянином или начальником какого-нибудь города. И да не вправе будет владеть ни поместьем, ни двором, ни городским домом и никаким недвижимым имуществом. А поляков, чехов, сербов, болгар, хорватов не следует считать чужеземцами. <…>

26. Если бы когда-нибудь случилась междоусобица, то пусть существует такой закон: тот, кто приведет в страну чужеземное войско, потеряет тем самым свое право претендента [на престол], будь он даже перворожденным и наизаконным наследником престола. И чтоб такой уже вовеки не мог вернуть своих прав и был навсегда отлучен и исключен [из числа наследников].

Этот закон и некоторые иные верховные законы должны быть каждый год читаны в боярском собрании и подтверждены клятвой церковного собора. <…>

41. Иисус Христос, Бог и Спаситель наш, сказал: "Если царство разделится, оно опустеет и погибнет".

Что считается разделением царства? Это случается двояким образом:

Во-первых, если у какого-нибудь народа будет два, или три, или несколько правителей. Вы знаете, что это некогда было в обычае у нашего народа, и хуже этого несчастья ничего не может быть для народа.

Во-вторых, если благородные люди или бояре присваивают себе чрезмерные привилегии и не повинуются королю, как вы это видите у поляков и у немцев.

Против этого зла мы уже приняли закон: чтобы королевство вовеки было нераздельным и ради общенародного блага, мы несколько обидели наших законных и кровных королевских наследников тем, что дочерей наших лишили всех прав на престол, а наших второрожденных сыновей (при жизни перворожденных) лишили королевского звания и сана самовластных князей и разрешили им только пользоваться титулом и правами князей-градовладельцев, не самовластных, а подвластных королям.

А ныне постановляем мы еще для укрепления этого королевства и ради согласия во всем народе, дабы все вы и ваши дети вовеки были обязаны приносить присягу на верность и целовать крест нам и нашим наследникам и законным русским королям следующим образом и способом:

"Я, имярек, тебя, государя такого-то, одного признаю и считаю королем, князем, государем и всяческим под Богом правителем своим и всей Русской земли и народа и никого иного на Руси не признаю и не считаю ни королем, ни князем, ни государем, ни правителем никаким Русской земли и народа (ни целиком, ни части) ни под каким именем и ни по какому праву, будь то новому, будь старому, разве только кому-нибудь будет дана или уделена какая-либо власть от Божьей или от твоей королевской милости. И кого ты, государь король, назовешь на Руси князем или властелем, того и я буду звать и назову так же, а не кого-нибудь иного".

Тем же, кои ныне зовутся князьями, мы запрещаем впредь так называться, но разрешаем им, если они хотят, именоваться "княжичами". Если же между ними найдутся такие, кои обладают достаточным имуществом, чтобы с честью носить княжеский титул, мы, сообразуясь с их достоинством и верной службой, не откажем им в этом титуле, но с условием, чтобы они считали его полученным от нас, а не перешедшим по наследству от их предков. А те, кто впали в бедность или в ничтожество так, что не могут с честью носить этот титул, но, однако же, именуют себя князьями — разве они не позорят тех, кои по достоинству могут носить это имя? Поэтому мы приказываем, чтоб впредь не бывало такого безобразия, и хотим, чтобы все эти старинные княжичи отказались и отреклись от всех княжеских прав, и власти, и титулов. И мы этим нисколько их не обижаем, но, напротив, заботясь об общем народном благе, оказываем благодеяние и им, княжичам. Ибо и они будут причастны к общему благу или народному миру, покою и крепости.

Если кто-либо прежними великими князьями или царями, нашими предками, был выгнан из своей вотчины, и лишен княжеских владений и прав, и считает себя обиженным, мы не можем поднимать таких давних дел, ибо довести их до конца невозможно. Ведь если князь Богдан незаконно выгнан из своего княжества, то кто может знать, не было ли так, что этот Богдан или его предки незаконно прогнали кого-то иного и силою захватили его владения? Вот почему старинных дел, случившихся не на нашей памяти, мы не можем судить и разбирать.

Мы не хотим никому причинить никакой обиды или насилия. Ибо что пользы человеку, если он овладеет всем миром, а душу свою загубит? Поэтому если имеется в нашем королевстве кто-либо, коему бы мы или наш родитель причинили какую-нибудь обиду, то пусть он явится, и мы дадим ему достаточное вознаграждение. Но в остальном мы должны заботиться об общем народном благе и не допускать разделения королевства.

И для оправдания нашей совести нам достаточно будет придерживаться договора, принятого сообща всем народом. Ведь наш блаженной памяти покойный родитель никого не лишал его вотчины, а принял навеки это королевство для себя и для своих потомков по свободному и согласному выбору и договору народа. Мы следуем этому выбору и этому Божьему и всенародному согласному договору, и на этой законной основе мы определяем и утверждаем свои права, и королевское полновластие, и достоинство, и всего народа общую пользу, и благополучие, и нерушимую целость королевства. И поэтому каким мы приняли сие королевство, таким и хотим сохранить в целости и нерушимости и с честью для каждого сословия и оттого не потерпим в нем никаких незаконных князей, ни именитых людей, коим мы не давали этой чести и власти.

42. Всему народу надо знать, каковы суть столпы и опоры этого королевства и благодаря чему оно было доселе прочным, славным и крепким. Да будут знать все верные подданные и ревнители общего блага, что они должны оберегать и за что стоять грудью и класть голову.

Знайте же, что первой нашего королевства и народа твердыней доселе была православная вера, и строгий запрет, и недопущение всяких ересей, и строгое соблюдение благочестивых законов и обрядов: всенощных, литургий, служб, постов и иных. Этот обычай и мы навечно подтверждаем, сохраняем и укрепляем. И равно, как нам, так и ни одному нашему преемнику-королю нельзя и не будет дозволено проповедовать, придерживаться и верить какой-нибудь ереси, точно так же мы желаем и приказываем, чтобы ни одному из наших подданных: не дозволено было верить какой-нибудь ереси, и придерживаться ее, и вводить в нашей стране. И тот, кто окажется виновен, должен быть по заслугам беспощадно наказан.

Второй народной твердыней было совершенное самовладство или покорное повиновение подданных своим королям. И мы его укрепляем следующим образом: если бы нашелся кто-нибудь, кто стал бы прикрываться какими-либо привилегиями и не слушал бы наших приказов или приказов наших наследников, он потеряет все свои привилегии и будет наказан по заслугам.

Третьей твердыней была неделимость королевства и обережение от чужевладства.

Ведь это государство немало соблазняли некие чужеземные искатели [престола], из-за коих оно должно было бы впасть в раздоры и в чужевладство. При царе Иване был приглашен некий Магнус, голштинский княжич; при царе Федоре Ивановиче был тайно позван некими боярами какой-то австрийский королевич; царь Борис пригласил Густава, шведского королевича, и Иоанна Датского. Затем наступило разорение из-за Расстриги и шведа Владислава, польского королевича. Затем люди помышляли о Филиппе, шведском королевиче. А при нашем славной памяти покойном родителе сюда приезжал Вольдемар, датский королевич. А в наше время как-то очень долго жил в нашем городе Москве Давид, грузинский царевич.

От всех этих, говорю я, покушений претерпело это государство тяжелые удары и потрясения, но всегда не столько из-за людских стараний, сколько, поистине, по Божьей милости оно бывало сохранено и осталось целым.

Чтобы впредь таких бед не случалось, мы вышеупомянутыми законами достаточно (как нам кажется) этому воспрепятствовали и преградили путь.

Четвертая твердыня — закрытие рубежей. Ибо нашему народу весьма полезен и надобен этот преблагой закон, возбраняющий нашим подданным скитаться в чужих странах и не разрешающий всяким чужеземцам приходить и разглядывать наши земли. Ведь так мы оберегаем себя от многих грехов, и пороков, и дурных обычаев, не выставляем себя, словно поляки, на посмешище всем народам, не тратим зря денег и не прижимаем бедных крестьян свыше их сил. Есть и иные выгоды от этого закона, из-за коих и мы его навечно утверждаем.

Нам как королю и нашим королевским сыновьям негоже скитаться за рубежом или ездить в гости к иным королям, или почему-либо находиться вне своих рубежей за исключением каких-либо важных государственных или ратных дел. Ведь не подобает, и мы не хотим, чтобы наши подданные имели в чем-то больше свободы (или, вернее, попущений), нежели наши родные дети. И поэтому постановляем, дабы никому из наших подданных не дозволено было переходить рубеж без нашего поручения или разрешения.

Пятой нашей твердыней была занятость людей всех сословий и запрещение праздности и безделья.

Нельзя допускать, чтобы кто-либо в королевстве жил в безделье и без пользы для общего блага. Ибо совсем несправедливо и не по-божески, чтобы те, кто ничем не помогает своим трудом народному благу, поедали сладости и плоды земли и владели большей частью доходов всего народа. Поэтому мы постановляем и приказываем, чтобы ни один князь, ни иного сословия человек не был бы освобожден от общих народных служб и от дел, подобающих его сословию, — от придворной, приказной, ратной, посольской службы, а тяглые люди — от своих тягот и работ, а духовные люди — от своих молитв и богослужений.

И мы никоим образом никому не разрешаем помышлять о такой привилегии, чтобы жить в постоянном безделье, подобно тому, как у некоторых народов бояре и богатые горожане живут в вечной праздности и в роскоши, будто какие-то древние сарданапалы или откормленные свиньи, и объедают народ, но ни в чем ему не помогают.

Однако же верным нашим слугам, выслужившимся князьям и властелям, даруется наша милость и отдых от трудов, как мы сказали раньше.

Шестая твердыня должна быть такой: все деяния каждого короля, то есть законоуложения, пожалования и изъятия вотчин или поместий, после его смерти должны быть рассмотрены и оценены народным сеймом, и сейм должен просить нового короля исправить те законы, которые оказались бы противоречащими народному благу. И это надо сделать прежде, чем король принесет присягу. А после королевской присяги должен будет присягнуть народ.

43. Долг королевской власти призывает нас подумать и позаботиться не только о выгоде, но также и о чести всего народа. Размышляя об этом, мы увидели, что все европейские народы не питают должного почтения к нашему царскому величеству, но, напротив, все в один голос хулят и бесчестят нас, и все наше царство, и народ наш. И вот почему:

После Владимира Великого отчизна наша — Русская земля — была в течение длительного времени разделена или, вернее, разорвана между многими государями и жестоко измучена междоусобными ратями. Из-за этого никто недостоин был тогда носить королевский титул, и правители именовали себя князьями, а старшего из них именовали Великим князем.

Славнейшим из них был правнук Владимира — Владимир Всеволодович Мономах, и греческий царь Константин Мономах прислал ему королевские регалии — бармы и ожерелье (30). Однако он, зная себе цену и видя раздор в народе, не принял высокого титула и не стал именовать себя ни королем, ни царем.

Затем, через 200 лет, стал править великий князь Иван Данилович, прозванный "собирателем народа" (31), ибо он собрал под своей властью большую часть русского народа и распространил правление вдаль и вширь. А внук его — Димитрий Иванович Донской — одел камнем сей столичный город Москву и мог [бы] по достоинству венчаться короною, и пользоваться всеми регалиями, и именоваться королем еще за триста лет до нашего времени. Однако и он тогда из-за татарского гнета (который Бог за грехи на народ наслал) остался при княжеском титуле и не стал пользоваться верховной властью.

Наконец, Господь склонился к милосердию: как некогда израильтянам Гедеона, так народу нашему послал освободителя — в[еликого] к[нязя] Ивана Васильевича. Ведь этого правителя, подобно иным дивосильникам (32), Господь одарил храбрым сердцем и долгим, пятидесятилетним правлением и дал ему силу покорить три татарских царства: Казань в 7061/1553 году, Астрахань в 7062/1554 году, Сибирь в 7091/1583 году