Республиканская партия в Риме в 44-42 гг. до н.э.

положением»[19] . А в случае объявления Цезаря тираном труп его следовало выбросить в Тибр, что не приветствовалось толпой, окружающей храм заседания. Сенату было известно, что плебс не сочувствовал заговорщикам и ждал мести за смерть диктатора. В итоге Цезаря тираном не признали и заговорщики лишились своеобразного титула «цареубийц, спасших отечество». Те сенаторы, которые только что поддерживали республиканцев или даже намекали на собственное участие в заговоре, теперь под угрозой потери выгодных и почетных назначений были готовы снова восхвалять убитого диктатора. Поэтому с большой легкостью прошло компромиссное решение Цицерона, который, несмотря на примирение с режимом Цезаря, в первые дни после его смерти открыто выразил сочувствие заговорщикам. «Цицерон предлагал поступить подобно афинянам: объявить заговорщикам амнистию, запретив обвинять кого-либо в смерти Цезаря»[20] .

Таким образом, заседание сената, проведенное 17 марта, ознаменовало собой некое перемирие между цезарианцами и заговорщиками. Сенаторы не признали Цезаря тираном, а значит, все его принятые и запланированные им постановления оставались в силе. Заговорщикам же давалась амнистия, в результате чего они могли свободно заседать в сенате и могли соединиться с остатками помпеянцев в одну партию, которая могла стать сильнее, имея на своей стороне высшие классы, в результате действия республиканцев могли стать продуктивнее.

§3. Борьба Марка Антония за полное преобладание над республиканцами

Как уже было сказано, заседание сената стало временным перемирием между убийцами Цезаря и его сторонниками. Однако этот мир продолжался недолго, точнее, до похорон Цезаря. Виновником следующих событий стал консул Марк Антоний, стремившийся захватить власть. Ему благоприятствовало то обстоятельство, что политический преемник Цезаря сразу определиться не мог. Наиболее активного и опасного соперника, Лепида, Антоний сумел привлечь на свою сторону, обручив свою дочь с его сыном и поддержав его кандидатуру на выборах великого понтифика. По мнению Парфенова В.Н., дальнейшие действия Антония отличает стремление к лавированию и маскировке своих истинных намерений. Сначала «консул убедил ветеранов, что мщение за смерть Цезаря следует отложить, но буквально на следующий день 19 марта вместо похвальной речи Антоний произнес пламенную речь, направленную против заговорщиков»[21] , и тем самым спровоцировал волнения процезариански настроенного плебса. Противореспубликанским действиям народа способствовало и незадолго до этого прочитанное завещание Цезаря, по которому «народу отходили сады над Тибром и по 300 сестерциев каждому римскому гражданину»[22] .Конечно, это вызвало неприятие республиканской партии, так как они сами объявили после убийства, что собираются признать Цезаря тираном и конфисковать его земли, а теперь оказывалось, что они хотели конфисковать земли, по праву принадлежащие народу. Естественно, это вызвало негодование в народе. В силу данных обстоятельств ситуация складывалась отнюдь не в пользу убийц Цезаря. Разгневанный плебс, возбужденный речью Антония, решил тотчас отомстить за смерть диктатора, ринулся к зданию сената, в котором произошло убийство, и сжег его, затем народ ринулся к домам Брута и Кассия, но они уже «тайно бежали из города. Первое время они оставались в Антии, рассчитывая вернуться, когда ситуация в Риме станет спокойнее, а это, как они тщетно думали, произойдет скоро, так как порывы толпы, считали они, не верны и краткосрочны»[23] . После отъезда руководителей заговорщиков «отъезд из Рима убийц Цезаря и другой знати превратился в поспешное бегство»[24] . А когда сторонники Брута и Кассия покинули город, Антоний уже фактически обладал единоличной властью в Риме.

Весной республиканская партия раскололась. Так, крайние ее «представители говорили о возможности гражданской войны, рассчитывая на гальские силы Децима Брута и Секста Помпея, в то время как умеренная часть партии настаивала на примирении с Антонием»[25] , который во многом шел навстречу им. Но, как считает Машкин Н.А., положение консула со временем ухудшалось, в силу этого сближения с заговорщиками упал и его авторитет среди римского плебса. К тому же положение Антония усложнилось и с прибытием в Рим Гая Октавия, наследника Цезаря. По этим причинам подобные сближения с консулом для сенаторской партии было мало выгодно, так как это не вернуло бы главного их орудия – поддержки народа.

Как уже было сказано, Марк Юний Брут и Кассий Лонгин рассчитывали, что Децим Брут направит свои силы на Италию, но теперь от этого приходилось отказаться, так как Антоний, считает Машкин Н.А., «опасаясь пребывания Брута и Кассия в Италии, активизации их действий, внес предложение поручить им заготовку хлеба для Рима, и с большей выгодой для самого себя рекомендовал послать Брута в Азию, а Кассия на Сицилию»[26] , что еще больше усугубило положение заговорщиков и укрепило преобладание над ними Антония. Собрание республиканцев 8 июня также не принесло никаких результатов. Цицерон старался привлечь на свою сторону колеблющихся. Заговорщики продолжали терять своих сторонников и время. Верной осталась, пожалуй, лишь муниципальная аристократия. Доказательством того, что римляне отвернулись от республиканцев, служит зрелище, устроенное последними. Как показывает история, цирковое представление легко могло стать началом бунта, мятежа, хотя бы увеличением числа сторонников. Но на этот раз представление даже не подняло авторитета заговорщиков в глазах плебса. Следует сказать, что, возможно, граждане просто не хотели принимать участие в борьбе между руководителями правящих групп, что показывает жажду мира народом.

Возможно, чтобы показать, что Брут и Кассий все еще обладают силой, или чтобы напугать Антония, республиканцы выпускают декларацию о возможной гражданской войне и протестом против оскорбительного тона декларации консула. Хотя реально такое действие, по мнению Машкина Н.А., «говорило лишь о полном бессилии убийц Цезаря перед Антонием»[27] .

Таким образом, можно заключить, что Марк Антоний получил заметное преобладание над убийцами Цезаря, хотя и его положение не было столь твердым.

Глава II. Цицерон против Марка Антония

§1. Назревание открытого конфликта

Большинство видных деятелей республиканцев находились вне Рима, и начинало казаться, что амнистия уже перестала действовать. Брут и Кассий находились в изгнании, убеждая своих родных и сторонников приехать к ним для обсуждения дальнейшего плана действий. Для них и Цицерона уже стало очевидно, что Марк Антоний стал хозяином положения и что они полностью находятся в его власти. Замаскированное изгнание Брута и Кассия для закупок хлеба еще более усугубило ситуацию. Незадолго до этого известия Цицерон стал проявлять большую активность. Он стремился к большим полномочиям для обретения власти и армии, олицетворявшей истинную силу. Так, он «обратился к Долабелле с просьбой избрать его своим проконсульским легатом, но с возможностью вернуться в Рим когда захочет»[28] , это было безрезультатно, ведь Долабелла был цезарианцем. Однако после некоторых раздумий последний согласился. Получив душевное спокойствие, Цицерон решает ехать в Грецию.

Бегство из Рима продолжалось, «так как стало очевидно нарастание вооруженного конфликта. Цицерон готов был ехать, однако поднявшийся авторитет Антония», по мнению Ферреро Г., «заставил оратора усомниться в своем решении, так как он мог потерять свою славу из-за консула, к тому же его отъезд могли посчитать трусостью»[29] . 

Цицерон, верно считавший, что единственным решением конфликта является армия, и, следовательно, возлагавший большие надежды на флот Секста Помпея, был весьма огорчен слухами о том, что он готов подписать мир. Оратор потерял последнюю надежду на свободу. Однако во время игр, посвященных Аполлону, ситуация в Риме стала спокойнее, и Цицерон уехал со спокойной совестью. Но вскоре после отъезда Цицерона Марк Антоний опять нарушил краткое спокойствие Рима. Антоний и Долабелла неожиданно для остальных предложили забрать у Децима Брута Цизальпинскую Галлию, что не могло не заставить народ сомневаться в исполнении амнистии. Взамен Цизальпинской Галлии Дециму Бруту давалась Македония, хотя эта перемена не была столь ужасна, как отмена амнистии. По мнению Ферреро Г.,  «в результате …  в Риме поднялась паника, многие люди встали на сторону республиканцев, к ним перешли даже недавние сторонники цезарианцев. Для народа стало очевидно, что именно отъезд Цицерона сделал поведение консула более дерзким»[30] . Узнав о сложившейся ситуации, Цицерон решил вернуться. Но еще до приезда оратора сенат отклонил решение Марка Антония (о провинции), которому Цизальпинская Галлия нужна была для дальнейшей борьбы, ибо, обладав ею, одержать победу над противниками было бы проще. Консул, увидев, какую реакцию получило его предложение, для усмирения ситуации выказал готовность снять с Брута и Кассия обязательства по заготовке хлеба и дать им новые провинции. Именно это решение и поддержал сенат, хотя провинции эти были не многим лучше прежних. После таких решений Антоний, чтобы успокоить ветеранов, жаждущих мести, должен был вступить в открытую борьбу с заговорщиками. Это решение консула сломило дух Брута, и он решил удалиться из Рима, но, встретив Цицерона, изменил свое решение и предложил последнему стать главой оппозиции консулу. Кассий встретил это решение с энтузиазмом и готовностью к гражданской войне. Просьбы знакомых, что только он сможет спасти республику, заставили Цицерона вернуться.

Следует сказать, что перерастание конфликта в открыто военный было закономерно, так как на этом настаивала движущая и наиболее многочисленная сила – ветераны Цезаря. Неизбежность военного столкновения даже предвидел оратор. Среди остальных причин начала гражданской войны можно назвать попытки Марка Антония переиграть Октавиана. К тому же, республика и амнистия были в руках цезарианцев, в результате чего консерваторы и заговорщики могли прибегнуть только к новой гражданской войне.

§2. Ораторское искусство Цицерона в борьбе против Марка Антония. Филиппики. Мутинская война

Приезда Цицерона ждали все настроенные против Антония, так как только он мог встать во главе его оппозиции. Антоний действовал с большой осмотрительностью, опасаясь за свою жизнь; боясь любой оппозиции, он пытался угодить своей неуправляемой армии ветеранов.

Консервативная партия в это время была дезорганизована. На стороне же цезарианцев были все симпатии народа, ненависть которого к убийцам Цезаря не переставала возрастать, но, судя по всему, эти симпатии не были любовью, так как многие слои населения понесли потери от цезарианцев. Поэтому положение Антония было достаточно шатким, а «возвращение Цицерона и оказанный ему прием сильно раздражили консула. К тому же Цицерон возвратился как раз к заседанию сената 1 сентября 44 года»[31] , хотя  и не явился на него. Вместо того чтобы радоваться этому, Антоний в сенате обвинил Цицерона в том, что он хочет уверить всех в небезопасности сложившейся ситуации для его жизни, а следовательно, и клевете на него.

Антоний  достиг своей цели. Он сильно испугал оратора, но и не оставил ему другого пути, кроме мести. Удачным временем и местом для нее стало следующее заседание сената 2 сентября, на которое  не явился уже Антоний, и это стало для Цицерона новым оскорблением, что сделало сенатора открытым врагом консула. На этом заседании он произнес свою первую речь, получившую название, как и последующие, филиппика, направленную против Марка Антония. В речи Цицерон обвинял консула в злоупотреблении своими полномочиями, ссылаясь на то, что «когда признавали распоряжения Цезаря действующими, имели в виду лишь законы Цезаря, в то время как Антоний исполняет все распоряжения, обещания, возможно, даже мечты диктатора»[32] , что вызывает большое подозрение в этих начинаниях, исполняемых консулом. Истинность их, по мыслям Цицерона, знает лишь он. В то время как оратор «защищает действительные распоряжения диктатора, не изменяя их, в отличие от Антония»[33] . В своей речи Цицерон показывает несостоятельность, неверность и, что самое главное, несоответствие с законами Цезаря решений, проводимых в сенате Антонием. Цицерон прямо обвиняет его, преувеличивая отрицательные стороны его решений, тем самым рисуя образ узурпатора власти, не считающегося и желающего изничтожить столь любимые всеми законы Цезаря. В то время как они, республиканцы, в лице Цицерона, уважают, соблюдают и будут бороться за сохранение теперь уже ставших для них демократическими распоряжения Цезаря. Возможно, что на данный отрезок времени именно этот «лозунг» и был смыслом их борьбы, по крайней мере, официальным. На словах Цицерон сожалеет (мысленно, конечно, осуждает) о том, что Антоний «свернул с истинного пути, решив заслужить славу страхом, а не верными делами, ведь внушение страха и ненависти к себе есть признак слабости и неуверенности»[34] , намекая на то, что в подобной ситуации это может означать скорейшую кончину консула. Возможно, это была своеобразная угроза Марку Антонию, если он не встанет «на истинный путь и не прислушается, наконец, к гражданам, в отличие от республиканцев, которые превыше всего ставят волю римлян»[35] .

«19 сентября на сенатском заседании Антоний отвечал на первую филиппику Цицерона. Ему были брошены упреки в неблагодарности, он обвинялся в убийстве Клодия, в подготовке войны между Помпеем и Цезарем, в организации заговора против Цезаря»[36] . Все эти обвинения были достаточно весомы, так как ставили под сомнение прошлую «миролюбивость» оратора, а значит, и настоящее желание решить конфликт мирным путем тоже.

Цицерона на заседании сената не было, и он решил ответить памфлетом. Целью второй филиппики было унизить Антония, показать всю его преступность и ничтожность. Памфлет давал искаженный образ политического противника и его сторонников, как «людей необычайно глупых, невоспитанных, расточительных, корыстных и развратных»[37] .

В такого рода произведениях личные мотивы закрывают социальные мотивы борьбы, в результате чего становится очень трудно определить объективные причины конфликтов. Эта словесная война означала конфликт между Антонием и наиболее видными сенаторами. Одновременно происходило сближение между сенатом и Гаем Октавием. А когда Марк Антоний обвинил последнего в организации против него заговора, ситуация еще больше усложнилась. По мнению Машкина Н.И., «разрыв с заговорщиками Антоний ознаменовал тем, что приказал под статуей Цезаря обозначить, что она посвящена ему как отцу за его заслуги»[38] , что, безусловно, не могло понравиться заговорщикам, так как теперь они рассматривались как отцеубийцы. Вскоре Марк Антоний и Гай Октавий стали увеличивать свои войска.

Сенаторские круги во главе с Цицероном, за ними и все республиканцы выступили в защиту Децима Брута, против которого Антоний собирал свои войска. Действуя через сенат, они настаивали на сохранении провинций, желаемых Антонием, за теми наместниками (они были республиканцы), которые управляли ими в данный момент. Такой поддержкой Децима Брута Цицерон и его сторонники намеревались ослабить консула и не допустить установления его диктатуры. Однако для такой борьбы сенат не обладал войском, поэтому республиканцы решали использовать для своих целей Октавия и установили с ним дружеские отношения. Они предоставили ему право набирать войско и назначили его наряду с консулами 43 года Гирцием и Пансой командующим войсками для борьбы с Антонием. Но, по мнению Туркиной Л.Г., «они в одинаковой степени боялись и опасались как Антония, так и Октавия. Настраивая Октавия против Антония, сенаторы хотели, используя вражду между войсками цезарианцев, получить необходимую им военную силу и в то же время добиться взаимного ослабления Марка Антония и Гая Октавия, разрушение растущего единства цезарианцев»[39] . Так республиканцы готовились к войне, одновременно с этим Цицерон проводил агитацию в пользу войны. Оратор пытался добиться признания Антония врагом отечества, но безрезультатно. Вскоре были получены известия от Марка Юния Брута о его победе над Гаем Антонием. Также стало известно и о событиях в Азии, где Долабелла предал мучительной казни проконсула