Объект преступления

качестве стороны общественных отношений объектом преступления выступает определенный участник отношений, а стало быть, объект — это всегда люди (отдельное лицо или группа лиц), и только они.

3. Объект преступления есть не любой участник общественного отношения, а тот, против которого направлены действия активной стороны, отношения, его субъекта.

В связи с этим, кстати, нельзя не обратить внимание на то, что не только в уголовно-правовой, но и общетеоретической литературе очень часто, называя всех участников общественного отношения его субъектами, авторы упускают из виду самое существенное в содержании философской категории "субъект": то, что ею обозначается не любая, а лишь активная сторона социального взаимодействия. Быть может, и этим в какой-то степени обусловливается априорное непризнание объектом преступления участников общественных отношений.

4. Выступая различными сторонами общественного отношения, объект и субъект преступления неразрывно связаны между собой как единство противоположностей, но эта связь всегда носит не непосредственный, а опосредствованный характер, т. е. осуществляется через какой-то предмет. Предмет любого общественного отношения в той же мере предполагает его объект и субъект, в какой объект и субъект отношения предполагают наличие в нем предмета. Стало быть, преступление не существует не только без объекта и субъекта, но и без предмета посягательства. С учетом этого речь должна идти не о "предметных" и "беспредметных" преступлениях, а о преступлениях, в которых предметом выступают различного рода материальные ценности (имущество, деньги, и т. п.), и о преступлениях, в которых предметом служат нематериальные ценности (честь, достоинство, интеллектуальная собственность и т. п.).

5. Раскрывая взаимосвязь объекта и предмета преступления, нужно исходить из того, что структура преступления должна соответствовать структуре всякого общественного отношения. Из этого следует, что: а) уясняя место предмета посягательства в составе преступления, необходимо иметь в виду положение, согласно которому предмет является самостоятельным элементом общественного отношения; б) поскольку между предметом преступления и предметом общественного отношения не может быть функциональных различий, то, давая определение предмету преступления, в самом общем виде его можно сформулировать так: это то, по поводу чего складывается отношение между людьми. В то же время, конкретизируя данное определение, необходимо уточнить: предмет общественного отношения может быть признан предметом преступления только при условии, что ценности, по поводу которых складывается отношение, во-первых, подвергаются преступному воздействию в процессе посягательства, в результате чего кому-либо причиняется или создается угроза причинения вреда, и, во-вторых, в силу этого они поставлены под уголовно-правовую охрану; г) с позиций УК РФ в наиболее общем виде к ценностям, поставленным под уголовно-правовую охрану, относятся права и свободы человека и гражданина, собственность, общественный порядок и общественная безопасность, окружающая среда, конституционный строй Российской Федерации, мир и безопасность человечества.

6. По сравнению с предметом посягательства, без которого не может быть ни преступления вообще, ни в частности, его объекта, фигура потерпевшего от преступления имеет иной характер связи как с преступлением, так и с его объектом. С одной стороны, потерпевший от преступления не должен противопоставляться самому преступлению и объекту посягательства, ибо в конечном счете в качестве первого всегда выступает только тот, кто является объектом посягательства. Если лицу причинен какой-либо вред, но при этом оно не было объектом преступления (например, родственник погибшего), то данное лицо должно рассматриваться представителем потерпевшего, но никак не самим потерпевшим. С другой стороны, объект преступления и потерпевший от преступления — понятия не тождественные. В отличие от объекта преступления, которым выступает тот, против кого совершается преступление, потерпевший — это лицо, которому реально причинен физический, имущественный, моральный или иной вред. Указывая на объект преступления, мы подчеркиваем ту роль, которую играло лицо в процессе совершения посягательства. Фигура же потерпевшего от преступления возникает не в процессе, а в результате посягательства. Поскольку не всякое преступление влечет за собой фактическое причинение вреда, то, в отличие от объекта преступления, без которого преступления нет и не может быть, потерпевший от преступления является факультативным признаком состава преступления. Вместе с тем, характеризуя признаки потерпевшего от преступления, нужно подчеркнуть главное: поскольку о наличии преступления и преступного вреда можно судить лишь с позиций норм уголовного права, то потерпевший от преступления в изначальном своем смысле есть понятие именно уголовно-правовое, а не процессуальное. Подобно тому, как констатация деяния в качестве преступного предполагает определенную процессуальную форму, признание лица потерпевшим также должно осуществляться в определенном процессуальном порядке.

Итак, обобщая приведенные положения о понятии объекта преступления, можно предложить следующее определение: объект преступления — тот, против кого оно совершается, т. е. отдельные лица или какое-то множество лиц, материальные или нематериальные ценности которых, будучи поставленными под уголовно-правовую охрану, подвергаются преступному воздействию, в результате чего этим лицам причиняется вред или создается угроза причинения вреда.

Классификация объектов преступления

Как известно, всякая классификация должна производиться на основе определенного рода правил. Применительно к классификации объектов преступления наиболее актуальны следующие четыре требования.

1. Классифицируя объекты преступления, нужно прежде всего различать деление того, что в общетеоретическом плане именуют признаками и их носителями (вещью). В отличие от носителя, признак, представляя собой "показатель, знак, посредством которого можно узнать, определить что-либо", не способен к самостоятельному существованию в пространстве и времени и всегда является принадлежностью какой-то вещи, относительно которой он не должен ни отождествляться, ни противопоставляться. К сожалению, и того и другого в существующем ныне учении об объекте преступления (как, впрочем, и в уголовно-правовой науке в целом) избежать не удалось, в связи с чем возникает необходимость внести уточнения в так называемую классификацию объектов преступления по вертикали, согласно которой они подразделяются обычно на общий (генеральный), родовой (групповой, видовой, специальный и т. п.) и непосредственный (конкретный) объект посягательства. Заметим, что она получила по сути дела общепризнанный характер и приводится почти в каждой учебной и научной работе, изданной в нашей стране за последние полвека и посвященной проблеме объекта преступления. Не останавливаясь на особенностях решения вопроса отдельными авторами, в частности по поводу того, сколько видов предполагает такая классификация, обратимся к ее основанию.

Если анализировать данное деление объектов преступления (понимаемых авторами как определенного рода общественные отношения) под указанным углом зрения, то, пожалуй, имеет смысл привести два весьма характерных высказывания. Н. А. Беляев, разделяющий идею трехчлен-ности такого деления, аргументирует его тем, что "совокупность общественных отношений может быть предметом научно обоснованной и логически завершенной классификации на базе марксистско-ленинского положения о соотношении общего, особенного и отдельного. Классификация объектов посягательств, — утверждает он, — как общего объекта (вся совокупность охраняемых уголовным законом общественных отношений — общее), родового объекта (отдельные однородные группы общественных отношений — особенное) и непосредственного объекта (конкретное общественное отношение) вполне соответствует требованиям логики"'. В этом же видит правомерность деления объектов преступления и Н. И. Коржанский, отстаивающий необходимость выделения четырех звеньев. "В основе этой классификации, — отмечает автор, — лежит соотношение философских категорий общего — особенного — отдельного"2. Каких-либо иных оснований данной классификации ни названные, ни другие авторы обычно не указывают.

Между тем ссылка на философские категории в этом случае не совсем корректна. Дело в том, что в философии взаимосвязь указанного категориального ряда имеет совсем иной характер, чем тот, который фиксируется в уголовно-правовой науке применительно к соотношению общего, родового и непосредственного объектов посягательств. Так как в философии не отдельное включается в особенное и общее, а, напротив, общее и особенное признаются частью отдельного, то следует констатировать: приводимые юристами характеристики взаимосвязи общего, родового и непосредственного объектов посягательств не только не соответствуют, но и противоречат взглядам философов на соотношение этих категорий.

При анализе причин возникающих разногласий нет необходимости доказывать, что, раскрывая взаимосвязь выделяемых видов объектов преступлений, сторонники данной классификации фактически подразумевают соотношение другого категориального ряда: элемента, подсистемы и системы (или близкого им ряда: части и целого). Вся совокупность объектов преступлений, имеющая место в действительности, на самом деле предстает перед нами не общим объектом посягательства, а некоторой системой (целым), в рамках которых могут быть выделены определенные подсистемы и элементы (части). Роль подсистемы, очевидно, играет любая разновидность объектов преступлений, включающая в себя однородные по направленности посягательства. Отдельно взятый объект преступления выступает как элемент системы объектов в целом и одновременно какой-то ее подсистемы. Стало быть, с позиций той взаимосвязи, которая фактически обнаруживается в существующих ныне представлениях о соотношении названных видов объектов, нет никаких оснований говорить об общем, родовом и непосредственном объектах преступлений. Более того, в данном случае не должна идти речь о классификации как таковой, поскольку анализ системы, подсистемы и элемента предполагает предметом изучения не виды объектов преступлений, а совсем иное: их иерархию, для которой главной является характеристика не горизонтальных (как имеет место при классификациях), а именно вертикальных связей — отношений целого и части.

Раскрывая содержание понятия объекта преступления, конечно же, можно использовать установленные философией закономерности соотношения категорий общего, особенного, индивидуального и отдельного. Однако при этом было бы большой ошибкой Не учитывать, что в качестве отдельного должны признаваться сами объекты, в то время как роль общего, особенного и индивидуального способны играть уже не объекты, а признаки, свойственные им. Общим правомерно обозначать те признаки, которые повторяются в каждом без исключения объекте посягательства. Особенным — признаки, присущие не всем, а лишь какой-то части объектов преступлений. Индивидуальным — признаки, принадлежащие одному объекту и отсутствующие у всех других.

Именно виды признаков, а стало быть, и виды понятий, но никак не виды самих объектов преступлений фактически подразумевают те, кто пишет о целесообразности классификации объектов преступлений по вертикали.

2. С позиций того, что всякая классификация должна быть адекватной, соразмерной, т. е. исчерпывать объем делимого целого, необходимо сделать соответствующие акценты в так называемой классификации объектов преступления по горизонтали, в рамках которой обычно говорят о трех видах объектов.

Первый вид — основной объект преступления. Его отличительная черта — обязательность для состава преступления, вследствие чего вменение последнего возможно лишь в тех случаях, когда конкретное деяние причинило или создало угрозу причинения вреда данному объекту. Кроме того, специфический для него признак — особая значимость основного объекта по сравнению с иными объектами одного и того же состава преступления. Считается, что именно основной объект в наибольшей степени отражает общественную опасность посягательства, именно его законодатель в первую очередь ставит под уголовно-правовую охрану при конструировании уголовно-правовой нормы.

Второй вид — дополнительный объект преступления. Как и основной, он рассматривается в качестве обязательного для данного состава преступления со всеми вытекающими отсюда последствиями (наличие признаков дополнительного объекта в составе преступления, возможность вменения данного состава лишь при условии, что дополнительному объекту причиняется или создается угроза причинения вреда, влияние признаков дополнительного объекта на квалификацию содеянного и т. д.). Что же касается различий между основным и дополнительным объектами посягательства, то их видят главным образом в том, что уголовно-правовая защита последнего осуществляется не самостоятельно, а в неразрывной связи с основным объектом. В качестве типичного примера приводят состав разбоя, в котором отношения собственности объявляются основным, а личность, ее здоровье — дополнительным объектом преступления.

И, наконец, некоторые авторы считают третьим видом факультативный объект преступления, имея в виду, что, в отличие от двух уже названных, данный объект не является обязательным для состава преступления, а значит, причинение или создание угрозы причинения ему вреда не служит необходимым условием для вменения состава преступления.

Заметим, что в юридической литературе по поводу целесообразности и возможности выделения указанных видов объектов высказываются и другие мнения: одни признают выделение дополнительных и факультативных объектов не имеющим никакой практической ценности; другие считают факультативный объект разновидностью дополнительного. Придерживаясь на этот счет той точки зрения, что выделение основного, дополнительного и факультативного объектов вполне обоснованно, подчеркнем два существенных момента, непосредственно касающихся объема делимого целого, которые в литературе обычно не акцентируются, но так или иначе подразумеваются.

Одно из них — это то, что вычленение основного, дополнительного и факультативного объектов посягательства носит производный характер, т. е. предполагает в качестве своей предпосылки тезис, согласно которому действующее законодательство различает составы преступлений одно- и многообъектных посягательств. Ясно, что однообъектные составы преступлений оказываются за рамками деления по горизонтали. Следовательно, оно применимо лишь к тем составам преступлений, где законодателем описываются признаки по меньшей мере двух объектов. Другой момент, предполагаемый при классификации объектов преступлений на основной, дополнительный и факультативный, состоит в том, что объем делимого целого в данном случае образуют объекты не всей совокупности многообъектных составов, а какого-то одного. Именно в пределах отдельно взятого многообъектного состава преступления становится возможным, с учетом конкретных его признаков, различать либо основной и дополнительный, либо основной и факультативный, либо основной, дополнительный и факультативный объекты. Стало быть, имея в виду тот факт, что объекты всей совокупности преступлений по своему объему не совпадают с количеством объектов одного преступления, можно сделать вывод о недопустимости отождествления классификации объектов преступления и классификации объектов преступлений.

3. При характеристике встречающихся в литературе классификаций объектов преступления существенное внимание должно обращаться на то, что вообще понимается под объектом преступления. Для примера можно привести деление, предложенное Ю. А. Демидовым, который по аксиологи-ческим основаниям различает объекты: а) абсолютной и относительной ценности; б) политической, экономической, моральной, материальной и иной социальной ценности; в) общественной и индивидуальной ценности; г) большей или меньшей ценности; д) общей и частной ценности; и т. д.' Если исходить из такого понимания, которое видит во всяком преступлении посягательство на лиц (отдельное лицо или группу), то большинство из указываемых Ю. А. Демидовым оснований оказываются либо лишенными смысла (скажем, вычленение объектов политической, экономической, моральной и другой социальной ценности), либо неприемлемыми по принципиальным соображениям (в частности, различать лиц по их абсолютной или относительной, большей или меньшей ценности). Но автор, говоря о классификации объектов уго-ловно-правовой охраны, имел в виду не тех, кого защищает уголовный закон, а то, что им защищается (государственный и общественный строй, общественный порядок, жизнь, здоровье, честь и достоинство человека, имущество и т. п.). В сущности, такого рода ценности следовало бы относить не к объекту, а к предмету преступления, но в любом случае основания деления того, кто защищается, и того, что защищается, уголовным законом отождествляться не могут.

4. Число членов любой классификации, ее практическая значимость и научная состоятельность во многом зависят от того, является ли основание классификации единым и существенным. В этой связи особый интерес представляет такое деление объектов посягательства, исходя из которого общественно опасные деяния группируются на преступления против личности, общества и государства. Что является наиболее характерным для такой классификации?

Прежде всего ее общепризнанность. Будучи известной еще во времена римского права, она всегда привлекала внимание ученых. Но если в XIX — начале XX вв. почти во всех научных трудах этому делению давалась положительная оценка, то позднее, в советской литературе, оно стало рассматриваться как неприемлемое по идеологическим соображениям. Считая его применимым лишь к буржуазному праву, авторы исходили из того, что в социалистическом государстве не может иметь место противопоставление личных и общественных интересов. В настоящее