Договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией от 5 апреля 1941 г. в освещении советской печати

Л. Е. Козлов

Заключение в 1941 г. советско-югославского Договора о дружбе и ненападении и связанные с этим события конца марта - начала апреля в Югославии долгое время являлись одним из тех эпизодов отечественной истории, над которыми висел туман неясности и недосказанности. В годы перестройки в связи с обнаружением в советских архивах и опубликованием новых документов по этому вопросу завеса тайны была снята. Данный исторический эпизод представляет большой интерес благодаря своей типичности для общего развития российско-югославянских отношений и одновременной неординарности в их сложном развитии в период между двумя мировыми войнами.

Обстоятельства, сопутствовавшие заключению договора, были обстоятельно проанализированы в работах известных специалистов по Балканам В. К. Волкова, Л. Я. Гибианского и академика А. Л. Нарочницкого, а также О. Н. Решетниковой [3; 4; 5; 6; 14], довольно часто затрагивалась данная проблема и в более общих трудах. Однако вышеупомянутые авторы не обращались к такому источнику (на первый взгляд, лежащему на поверхности), как советская пресса, видимо, не считая нужным очертить границы информации о советско-югославских отношениях марта-апреля 1941 г., которая стала доступна общественности СССР в то самое время. Поскольку указанные события развивались в настолько закрытой атмосфере, что обстоятельства их стали в полной мере известны лишь спустя десятилетия, необходимо приоткрыть завесу тайны над данным вопросом.

В связи с этим представляется интересным сравнить картину переговоров, реконструируемую в научных работах, с материалами советской массовой печати, публиковавшимися в марте-апреле 1941 г. Поскольку до 1989 г. необходимая информация была закрытой, более ранние исторические труды не берутся в расчёт. В данном исследовании были проанализированы публикации двух центральных изданий, наиболее значимых в системе государственной пропаганды, "Правды" и "Известий Советов депутатов трудящихся СССР", освещавшими ход апрельского кризиса 1941 г. на Балканах с крайне незначительными вариациями. Остальные советские печатные издания лишь повторяли позицию этих газет, в основном перепечатывая информацию ТАСС. Изучение советской прессы позволит, как представляется, выяснить, каким образом выглядела Югославия и ее народ в связи с данными событиями в глазах советского общества. В качестве вспомогательных материалов в статье были использованы опубликованные документы российских и югославских архивов, а также газет "Труд" и "Комсомольская правда".

Прежде чем приступать к рассмотрению материалов прессы, следует в общих чертах изложить предысторию заключения советско-югославского договора о дружбе и ненападении. В 1930-х гг. Королевство Югославия находилось в сложном положении. Внутренняя нестабильность, вызванная нерешённостью этнических и социальных проблем, дополнилась после прихода национал-социалистов к власти в Германии шаткостью внешнеполитического положения. Попытки балканских стран упрочить свои позиции путём региональной интеграции не сулили весомых перспектив. Поэтому югославское правительство было вынуждено вести более активный диалог с внешними силами, в особенности с Германией и Советским Союзом, который, продолжая традиции Российской империи и постепенно восстанавливая после гражданской войны прежний вес на международной арене, стал претендовать на ведущие роли в данном регионе, вступая тем самым в столкновение с традиционным германо-австрийским влиянием на Балканах. Под давлением объективных обстоятельств и благодаря прогерманской ориентации министра иностранных дел А. Цинцар-Марковича правительство Югославии присоединило свою страну 25 марта 1941 г. к Тройственному пакту. Однако реакция югославского населения, особенно сербов, на это решение была резко негативной. По стране прокатились демонстрации с протестами против внешнеполитического курса правительства премьер-министра Д. Цветковича. Через два дня группа высших офицеров совершила государственный переворот. Принц-регент Павел ушёл в отставку, на престол был возведён несовершеннолетний король Пётр II, а правительство возглавил генерал Д. Симович. Новое правительство обратилось к СССР с предложением немедленно заключить военно-политический союз "на любых условиях, вплоть до некоторых социальных изменений, осуществлённых в СССР" [12. С. 18].

Переворот в Белграде, равно как и предшествовавшие ему события, освещался советской прессой довольно скупо. Отсчёт в этом вопросе следует, видимо, начинать с 21-го марта, когда советские газеты опубликовали сообщение агентства "Юнайтед пресс" о предварительном согласии Югославии присоединиться к Тройственному пакту и об условиях участия в этом союзе, которые оговорила югославская сторона. Приводимые условия давали понять внимательному читателю, что правительство Цветковича не чуждается экспансионистских планов и готово достаточно широко содействовать державам оси в их борьбе с Великобританией. Однако 26 марта, наряду с сообщением о состоявшемся присоединении Югославии к Тройственному пакту, советская пресса упомянула и о том, что два югославских министра, несогласных с этим шагом правительства, подали в отставку. На следующий день сообщалось уже о целой волне "митингов и собраний протеста против внешнеполитической ориентации правительства Цветковича", прокатившейся по Югославии, отставке принца-регента и образовании в Белграде нового правительства, а также приводился манифест короля Петра II, призывавшего своих подданных объединиться вокруг трона. Рассказ о событиях в Югославии под рубрикой "В последний час" занял в тот день примерно 1/15 часть газетной страницы. В дальнейшем объём информации о положении в Югославии неуклонно нарастал.

Не получило никакого освещения, как это можно было бы предполагать, участие Коммунистической партии Югославии в мартовских событиях, хотя КПЮ неоднократно выступала, разумеется, не без ведома Коминтерна [15. С. 234-235], против политики соглашательства с Гитлером и требовала от югославского правительства заключения прочного союза с Москвой. В советской историографии была широко распространена точка зрения о связи участников переворота с английскими спецслужбами, в 1990-е годы указывалось на роль советской разведки в смене верховной власти Югославии [1. С. 145-146], но 27 марта 1941 г. советская пресса охарактеризовала события в Белграде чрезвычайно деликатно: "Король Пётр II объявил о переходе королевской власти в его руки..."

Советская сторона откликнулась на предложение югославов, начались активные и довольно напряжённые переговоры в Москве. Сразу следует сказать, что советская печать даже не упомянула о начале советско-юго-славских консультаций, хотя, например, последовавший вскоре визит министра иностранных дел Японии Мацуока в связи с перспективой заключения пакта о нейтралитете с Японией освещался достаточно подробно. Это кардинальным образом противоречило интересам нового югославского правительства. 2 апреля в личной беседе с зам. наркома иностранных дел СССР А. Я. Вышинским югославский посланник М. Гаврилович заметил, что хорошо бы опубликовать в печати известие о переговорах: "Это было бы ударом грома. Немцы сразу же поняли бы, как им следует вести себя по отношению к Югославии." Однако советская сторона остудила пыл югославов, заявив, что "говорить об этом сейчас не стоит, преждевременно" [12. С. 371].

Таким образом, публикации "Правды" и "Известий", посвящённые заключению договора с Югославией, появляются в этих газетах как бы на пустом месте [8 и 13. 6 IV. С. 1]. Остальные советские газеты также публикуют на первой странице текст договора, но, как правило, без комментариев. Договор получает самую положительную оценку, выглядящую особенно позитивно на фоне того сдержанного и осторожного тона, в котором советская печать рассказывала о перевороте в Белграде и первых шагах правительства Д. Симовича. Более того, в передовице "Известий" "Документ, укрепляющий мир" в первый и последний раз употребляется эпитет "братская Югославия", столь часто фигурирующий на страницах современных российских изданий. В дальнейшем положительных эпитетов подобной силы по отношению к Югославии мы на страницах советской прессы не находим. Тем более отсутствуют напоминания о традиционной исторической дружбе народов России и Югославии, хотя в ходе переговоров апелляция к историческим традициям русско-сербской дружбы проводилась [9. С. 58]. Так же осталась без освещения открыто антигерманская и во многом просоветская направленность демонстраций, прокатившихся по Югославии 25-27 марта после присоединения государства к Тройственному пакту, которая, видимо, не могла не быть лестной для советского руководства. Аналогичным образом и югославская печать замалчивала информацию о бурном проявлении просоветских, проанглийских и антигерманских настроений среди населения Белграда, отражая "тактику нового правительства, нуждающегося в укре-плении своих позиций за счёт нейтралитета и мира с соседями" [12. С. 23].

Передовицы "Правды" и "Известий" от 6 апреля описывали деятельность правительства Д. Симовича, направленную на стабилизацию обстановки на Балканах в целом и на границах Югославии в частности, весьма позитивно, однако же в самых обтекаемых фразах, старательно сглаживались какие-либо углы в советско-германских отношениях, о которых могли догадываться внимательные читатели. "Правда" посчитала подписание договора "убедительным доказательством стремлений югославского правительства к укреплению мира и предотвращению распространения войны", что соответствовало официально провозглашавшемуся - и, разумеется, отнюдь не всегда соблюдавшемуся советской стороной - принципу "последовательной политики мира", заявленному лично Сталиным на XVIII съезде партии: "Мы стоим за мир и укрепление деловых связей со всеми странами..." [13. 6 IV. С. 1]. "Известия" предположили, что "советско-югославский договор о дружбе и ненападении даже и в ряду такого рода документов, несомненно, займёт особое и почетное место". Мнение автора передовицы совпадает с мнением историков, хотя они придают этому событию противоположное значение: не как стабилизирующему моменту, а как пику советско-германской конфронтации в предвоенные годы [4. С. 14; 2. С. 296].

Между тем, даже из предыдущих кратких заметок советской прессы было совершенно понятно, что государство, с которым СССР заключает договор о дружбе, находится в угрожаемом положении. Это явствовало хотя бы из опубликованного уже 29 марта заявления Д. Симовича для прессы, в котором важнейшей задачей текущего момента он назвал поддержание порядка в стране и мира на её границах: "Я призываю к патриотизму югославских граждан и прошу их отказаться от манифестаций, могущих создать трудности в наших отношениях с соседями..." . 2 апреля было напечатано обращение Д. Симовича к народу Югославии: "Интересы государства и народа обязывают каждого оберегать свой очаг и, если это потребуется, на пороге своего жилища отдать свою жизнь на благо родины, короля и народа". От кого югославы могли бы оберегать свой очаг, также не выглядело секретом: от держав Тройственного пакта. В течение недели перед заключением советско-югославского договора "Правда" и "Известия" информировали своих читателей, что итальянские и германские подданные спешно покидают пределы страны, а немецкие и итальянские журналисты высылаются принудительно, что Югославия закрывает свою границу с Румынией, что в Белграде проводятся затемнения на случай бомбёжки и т.п. 5 апреля было опубликовано сообщение о том, что Белград, Загреб и Любляна будут объявлены открытыми, незащищёнными городами "в случае, если мирные усилия, проводимые королевским правительством, не приведут к желаемым результатам и возникнет война..." В том же номере "Известий", в котором сообщалось о подписании договора с Югославией, был напечатан указ короля Петра II о приведении всех вооружённых сил Югославии в состояние полной боевой готовности.

О том, что Югославия находится на грани войны, свидетельствовала и пространная политико-географическая справка о стране, размещённая в "Правде" в день обнародования договора. В ней содержались сведения об истории, географии, административном устройстве, состоянии армии, экономике и политическом положении Королевства, и практически все они рассматривались сквозь призму возможного участия Югославии в вооружённом конфликте. Вопросы обороны страны напрямую затронуты примерно в одной трети приводимых сведений. Примерно та же информация приводилась в похожей справке, опубликованной 8 апреля в газете "Труд". Но, несмотря на то, что шаткое положение Югославии не выглядело секретом для советского читателя, из публикаций "Правды" и "Известий" было совершенно невозможно догадаться о том, какую на самом деле помощь югославы желали получить от Советского Союза. В действительности югославская сторона просила СССР оказать содействие как поставками вооружений для своей армии, так и непосредственным направлением на Балканы советских воинских контингентов, особенно авиации [9. С. 58 и 61], а также политическую помощь "в виде поддержки Югославии перед Берлином" [12. С. 21]. Новому югославскому правительству на банкете по поводу заключения Договора, состоявшемся в ночь на 6 апреля, военно-материальная помощь была обещана, а на следующий день даже были согласованы списки вооружения, которое СССР должен был немедленно поставить Югославии [6. С. 222; 12. С. 33].

Представляется, однако, сомнительным, что подобное обещание было серьёзным. Сталин всё ещё предполагал необходимым и возможным и далее уклоняться от прямого столкновения с Германией. Подтверждая эти настроения, советская пресса пыталась освещать ситуацию на Балканах с позиции некоей отстранённости Москвы от грызни западных держав. Например, краткие публикации в "Известиях" и "Правде" от 9 апреля, т.е. уже после начала германской агрессии против Югославии, говорили о решении США организовать югославам поставки вооружений. О советских обещаниях никогда ни до, ни после этих сообщений не упоминалось ни слова. 10 апреля было опубликовано обращение американского президента Ф. Рузвельта к королю Петру II, в котором он обещал оказать югославам всю возможную материальную помощь. 11 апреля было сообщено о том, что американское посольство в Риме будет представлять интересы Югославии в Италии, к тому же на греческом фронте активно действовали в сотрудничестве с югославами и греками вооружённые силы Великобритании и её доминионов. Таким образом, советский читатель видел, что Югославия, ведя войну, опирается прежде всего на помощь государств, олицетворяющих в его глазах мировой капитализм, отчего и сама война на Балканах приобретала некоторый империалистический оттенок. При этом борьба югославского народа вовсе не заслужила из уст советской прессы эпитетов вроде "освободительная" или "справедливая". В. К. Волков отмечает данную особенность развернувшейся весной 1941 г. на Балканах борьбы: "Она велась не между двумя противоборствующими сторонами, а в треугольнике СССР - англо-американский блок - Германия с Италией..." [3. С. 8].

С 8 апреля в советской печати фигурируют сообщения о начале Германией и Италией боевых действий против Югославии. Действия Германии и Италии не получили ровным счётом никаких критических оценок, приводились лишь бесстрастные сводки командования противоборствующих сторон и сообщения иностранной прессы. Лишь две фразы за все две недели "апрельской войны", да и то процитированные, а не написанные советскими журналистами самостоятельно, можно посчитать сочувственным эмоционально-оценочным суждением, могущим оказать соответствующее воздействие на читателя: "югославы сражаются стойко и храбро" [7. 10 IV. С. 2] и "Симович призвал население... последовать примеру героического поведения белградских граждан" [7. 13 IV. С. 2]. Для сравнения, агрессия Германии против собственной страны была немедленно охарактеризована советскими газетами как "вероломное нападение фашистских разбойников" [17. 24 VI. С. 1]. Следует, безусловно, заметить, что державы Тройственного пакта позитивных замечаний в апреле не удостоились вообще. Интересным кажется и ещё одно наблюдение. "Комсомольская правда" снабжала сводки с балканского театра военных действий фотоиллюстрациями ТАСС и "Радио-Загреб". Всего за время "апрельской войны" было напечатано 9 фотографий: три из них представляли ландшафты Югославии, четыре - югославские вооружённые силы и две - действия югославских союзников на балканском фронте, англичан и греков. Фотографий, имеющих какое-либо отношение к германским или итальянским войскам, в указанный период не было напечатано ни одной.

Несмотря на сдержанную реакцию прессы, война на Балканах нашла заметный отклик в советском обществе, особенно среди интеллигенции. В. А. Невежин в своей работе анализирует информацию из дневника В. В. Вишневского, главы Оборонной комиссии Союза советских писателей, отмечавшего "подъем, нерв-ное возбуждение окружающих" и сетовавшего на недостаток информации в прессе: "Люди задавались вопросами: как понимать договор СССР с Югославией, как расценивать взаимоотношения с Германией в сложившихся условиях? Представители художественной интеллигенции Москвы не отходили от радиоприёмников, ловя передачи из