Реферат: Последствия Великой Октябрьской Социалистической революции
МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ИРКУТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
КАФЕДРА ИСТОРИИ РОССИИ И СТРАН ИЗУЧАЕМОГО ЯЗЫКА
РЕФЕРАТ
"ПОСЛЕДСТВИЯ ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ".
Выполнила:
студентка группы 112 Рудых С.С.
Проверил:
Доктор исторических наук
Профессор Назаров В.В.
ИРКУТСК - 2000. СОДЕРЖАНИЕ.
Стр. ВВЕДЕНИЕ
3
Причины возникновения революции 1917 года и её цели. 5
Военный коммунизм.
8
Годы НЭПа.
11
Сталинский террор.
15
Великая Отечественная война.
19
Процесс десталинизации.
23
Общество в эпоху "развитого социализма".
25
Закат и падение Советского Союза.
26
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
30
Список литературы
33
ВВЕДЕНИЕ.
Долгие десятилетия исторические исследования были отгорожены от
реального прошлого частоколом запретных имен и закрытых тем, большинство
из них ограничивалось показом «внешней стороны» процесса, абстрагируясь
от его глубинных основ и человеческого содержания.
Главным в исторических «обобщающих» описаниях было абстрактное
восхождение по ступеням прогресса, вершиной которого объявлялся
«реальный социализм». Под этот шаблон подгонялась вся история России,
начиная чуть ли не с Киевской Руси. В конечном счете это были заведомо
несостоятельные попытки «лобовых» описаний конкретного общества в
глобальных понятиях формационной теории, созданной для иных научных
целей. В советской идеологической традиции прошлое рассматривалось как
«неполноценное настоящее». Сейчас все описания, в которых исторический
процесс воспринимается как движение к некоему идеальному «предельному
состоянию», потерпели крах. Принцип «от — к» уже не воспринимается
историками всерьез.
Общество в целом нуждается в объективном знании, и это объективное
знание не должно зависеть от законов политической конъюнктуры. Отношение
к прошлому, скажем так, может и не быть разъединяющим началом. Да и сами
историки могут не разбегаться по разные стороны политических баррикад. У
них есть свои профессиональные обязанности, которые с точки зрения
общечеловеческих потребностей выше интересов того или иного
политического лагеря.
Актуальность рассмотрения последствий Великой Октябрьской
Социалистической революции 1917 года состоит в том, что людям хочется
хотя бы заглянуть под покровы идеологического тумана, до сих пор
скрывающего послереволюционную историю России, ее творцов и героев,
гениев и злодеев, бюрократов и идеологов, политических деятелей и
палачей. Хочется задуматься о страшной "силе вещей", которая вырывает
глубокие пропасти между целями и полученными результатами, между
содержанием человеческих усилий и тем, что люди об этом думают и
говорят. Наверное, только после рассмотрения данного анализа можно
понять ошибки, которые были допущены в ходе истории, и больше не
повторять их в будущем.
Печально, но факт: многие наши соотечественники так долго искали в
прошлом лучшей доли, так пристально высматривали в глубинах времени
добрых героев и мудрых начальников, так надеялись на «светлое прошлое»,
что почти перестали считаться с какими бы то ни было «объективными
причинами».
Теперь, кажется, начинается отрезвление. К нам возвращается потребность
в «самоценном прошлом», не зависящем от старой и новой конъюнктуры.
Только оно способно вернуть утраченное ощущение устойчивой исторической
почвы под ногами. История России, ее собственный, не связанный с
капризами политической погоды смысл должны вооружить людей мужеством
жить и работать, бороться и достойно переносить трудности, не обманывая
себя розовыми иллюзиями и воздушными замками, руководствуясь старой
мудростью: надо делать, что должно, и пусть все идет, как идет.
В своём реферате я использовала описания истории моего Отечества как
иностранных, так и российских историков. Все они в полном объёме
рассматривают события с начала ХХ века и до 90-х годов ХХ века. Изучены
все этапы построения общества Советского государства и его заката. Но
нигде я не нашла анализа всех последствий эпохи перехода от одного этапа
к другому. Нет ответов на вопрос: почему одна ошибка порождала другую?
Поэтому судить о том, какова изученность проблемы последствий революции
1917 года можно исходя из того, что принимать под изученностью. Если
считать, что это описание последовательности исторических событий, то
данная проблема изучена достаточно хорошо. Если же принимать под этим
анализ последствий Октябрьской революции, то вряд ли можно быть
полностью удовлетворенным в изучении данного вопроса.
Я попробовала описать последствия революции 1917 года, начиная с причин
её возникновения и дальнейшего развития событий после данного
переломного момента в жизни страны.
ПРИЧИНЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА И ЕЁ ЦЕЛИ.
„Философы только объясняли мир; задача заключается в том, чтобы изменить
его". Это знаменитое высказывание Маркса приглашает нас оценивать его
учение по практическим следствиям, то есть по тому типу общества,
которое появилось в результате применения этой доктрины. Тем не менее,
как это ни парадоксально, многие марксисты сами же откажутся признать
правильность такого критерия. Они отбросят пример советского общества
как неудачное отклонение, продукт исторической случайности, состоящей в
том, что первая социалистическая революция произошла в стране, не
готовой к социализму, — в отсталой самодержавной России.
Поэтому важно начать с вопроса, обращенного к нам самим: почему это
произошло? Действительно ли это была историческая случайность? Или же в
российских дореволюционных традициях имелись элементы, благодаря которым
страна была предрасположена к принятию того типа правления, которое ей
навязывали последователи Маркса?
Конечно же, Россия была во многих отношениях отсталой и, бесспорно,
самодержавной. Рассуждая с экономической точки зрения, в области
сельского хозяйства, коммерции и промышленности Россия плелась позади
Западной Европы, начиная с позднего средневековья, что в значительной
степени объясняется двумя веками относительной изоляции вследствие
татарского ига. С другой стороны, с политической точки зрения, Россию
девятнадцатого столетия следует скорее считать передовой страной, если
понимать под этим сходство с западноевропейскими политическими системами
двадцатого века. Это было в высшей степени централизованное,
бюрократизированное и во многих отношениях светское государство. Его
иерархическая система в значительной мере определялась способностями
индивидуумов; значительная доля его ресурсов приходилась на оборону,
причем использовалась система всеобщей мужской воинской повинности, и
его роль в экономике становилась все более интервенционистской. Более
того, оппоненты государства, радикалы и революционеры, шли по пути
светских утопий с той же смесью альтруизма, героизма и интенсивного
самопоглощения, которая характерна для западногерманских и итальянских
террористов 60-х и 70-х гг. Чего в России, естественно, не было, так это
парламентской демократии, хотя и она появилась в зачаточном состоянии и
начала развиваться с 1906 г.
Что же касается самодержавия, то существовали достаточно веские причины,
почему именно оно должно было бы остаться главной политической нормой
правления в России и почему оно было приемлемо для большинства населения
России. Татарское нашествие тринадцатого века пробудило в качестве
реакции сильное русское национальное чувство, центром которого стала
православная церковь, бывшая единственным национальным институтом,
пережившим катастрофу. А поскольку религиозная служба велась не на
латыни, а на церковнославянском языке, близком к родному, то
национальное чувство имело глубокие корни в среде простого народа. Все
это придало русскому национальному характеру черты простонародности, а
также инстинкт самосохранения и приземленность, которые до сих пор дают
себя знать.
Чтобы обеспечить создание армии и защиту страны, русские цари ввели
строгую служебную иерархию для всего населения.
В конце концов даже церковь была взята на службу. Церковь стала зависеть
в выполнении своих реформ от принудительно навязанной ей поддержки со
стороны государства.
У церкви были отняты громадные церковные землевладения, что привело к
обнищанию священства и поставило его в зависимость от прихожан.
Российский способ правления в девятнадцатом веке часто называют
реакционным, но этот взгляд основан на поверхностном сравнении с
западноевропейскими политическими системами. В действительности, начиная
уже со времени Петра 1, российские правительства были почти опасно
радикальны в своем стремлении к проведению перемен. Это объяснялось тем,
что они постоянно ощущали потенциальную военную угрозу со стороны
европейских стран, которые в целом были лучше оснащены в техническом
отношении.
Совершенно не обязательно одобрялся терроризм, дворяне и представители
свободных профессий иногда сочувствовали мировоззрению террористов.
Казалось, что к восьмидесятым годам девятнадцатого века русское
революционное движение зашло в тупик, будучи неспособным достичь
поставленных целей ни с помощью мирной пропаганды, ни посредством
террора. Именно в этой ситуации марксизм предложил себя в качестве
панацеи для трудного времени. Плехановская интерпретация подчеркивала
важность детерминистских черт марксизма: он утверждал, что капитализм
еще даже не начинался в России, так что социалистическая революция,
возникающая только в результате противоречий капиталистического
общества, не имела надежды на успех. По его мнению, Россия должна была
прежде всего принять путь капитализма вместе с сопутствующим ему
разрушением крестьянской общины и созданием крупномасштабной
промышленности, поскольку эти процессы способны породить подлинно
революционный класс — фабричный пролетариат, который не обманет надежд
радикальной интеллигенции, как это сделало крестьянство.
Разрыв между революционными ожиданиями и последующей реальностью всегда
был огромен. Маркс объявил, что это обусловлено тем, что революционеры
недостаточно внимания уделяют объективным социально-экономическим
условиям: по сути они все были утопическими социалистами. Напротив, свою
собственную разновидность социализма он выдавал за „научную". Поскольку
неизбежные противоречия капитализма все тяжелее давят на рабочих, они
неотвратимо подымутся и сбросят своих угнетателей, творя из общей нужды
более справедливое и гуманное общество.
Тем не менее, идея о том, что рабочая революция каким-то магическим
способом устранит все конфликты в обществе, имела огромную
привлекательность. Она представлялась и реалистичной, и оптимистичной
одновременно. Она совмещала в себе привлекательность науки и религии.
Вот что делало ее такой соблазнительной, и более всего для России, где
интеллигенция уже намучилась со светским государством, взявшим на себя
религиозные прерогативы.
Ленин предполагал, что России предстоит пойти дальше, чем большей части
Европы, и вслед за Плехановым он предвидел необходимость двух этапов
революции:
буржуазно-демократическая революция, когда феодальная система, еще не
полностью разрушенная в России, была бы окончательно уничтожена союзом
буржуазных либералов со все еще маленькой рабочей партией;
2) более поздний социалистический этап, который наступит в свое время,
когда капитализм полностью разовьется, а рабочий класс достигнет
зрелости.
На самом же деле Ленин внедрил в русский марксизм некоторые элементы
народнической традиции: лидерство небольшой группы
интеллигентов-революционеров, готовность рассматривать крестьянство как
революционный класс и ужатие буржуазной фазы революции.
Вопрос о том, смогла ли бы выжить конституционная монархия, созданная
Октябрьским манифестом, если бы не война, — остается открытым.
Как нам теперь известно, падение монархии открыло путь к власти
революционным марксистам. Россия стала первой страной, попавшей под
марксистское социалистическое господство. В свете всей предшествующей
истории России, по-видимому, можно понять, почему должно было так
случиться. Жизнь страны долгое время строилась на чрезвычайно
авторитарном фундаменте (по крайней мере, до 1905 г.), при этом находясь
в сфере влияния идеологии, якобы религиозной, но проводимой
государственными средствами, вследствие чего теряющей большую часть
своего духовного потенциала.
В этом смысле Россия созрела для перехода власти к партии, объявляющей
светскую идеологию, но со скрытыми религиозными обертонами, чем
фактически и был марксизм, особенно в большевистской интерпретации.
На самом же деле российское самодержавие, особенно начиная с Петра 1,
уже продемонстрировало образец социалистического правления: концепцию
идеологизированного государства, которому все слои населения безусловно
и в равной степени обязаны служить. Однако многое должно было произойти,
прежде чем именно этот вариант марксистского социализма взял верх.
ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ.
Даже после роспуска Учредительного собрания не было ясно, какого типа
правительство смогут создать большевики, каковы будут его отношения с
местными советами как с местными органами власти, а также — какую
поддержку оно получит от различных слоев населения. Большевики призывали
передать „всю власть Советам", но Ленин явно не безоговорочно принимал
этот лозунг, и способ, каким он создал Совнарком, не предвещал хорошего
будущего децентрализованному правлению. Большевики также много говорили
о „диктатуре пролетариата" и назвали свое правительство
„рабоче-крестьянским", но как мог пролетариат воспользоваться своей
новообретенной властью? Какими должны были быть отношения между новыми
централизованными органами советского правительства (которые, правда,
существовали пока по большей части лишь на бумаге) и органами вроде
профсоюзов и фабричных комитетов, которые хотели защищать свои
собственные, более узкие интересы?
На эти вопросы у большевиков не было совершенно никакого ясного ответа.
Как мы видели, у них не было единого мнения даже по вопросу о том, как
брать власть и нужно ли ее вообще брать.
Даже у самого Ленина не было четкого представления, как он собирается
управлять огромной, раздробленной, истерзанной войною страной. Он это
полностью признавал. Незадолго до захвата власти он говорил: „Мы не
делаем вида, что Маркс или марксисты знают дорогу к социализму в
деталях. Это чепуха. Мы знаем направление пути. Мы знаем, какие
классовые силы ведут нас по нему, но конкретно, практически, его покажет
опыт миллионов, когда они решат действовать". Уже тогда Ленин призывал к
строгим военным законам. Это была речь утописта, уверенного, что он уже
на пороге идеального общества.
Как бы то ни было, не может быть никаких сомнений, что реальные меры,
принятые еще и до, но особенно во время и после гражданской войны,
чудовищно усилили мощь государства и аннулировали все преимущества и
блага, гарантированные большевиками народу в октябре.
Суть военного коммунизма заключалась в следующем:
национализация фактически всей промышленности в сочетании с
централизованным распределением ресурсов;
государственная монополия на торговлю (которая не могла удовлетворить
потребности людей и поэтому сопровождалась возникновением сильного
черного рынка);
стремительная инфляция, приведшая к частичному прекращению денежных
сделок (что приветствовалось теми большевиками, которые считали, что при
социализме деньгам нет места) и широкому распространению бартера и
выплат заработной платы товарами;
реквизирование крестьянских излишков (и даже не излишков) продукции.
Некоторые из самых ранних большевистских законодательных актов,
казалось, реализовывали это видение на практике, создавая или укрепляя
органы, через которые рабочие, крестьяне и солдаты могли бы осуществлять
наибольший контроль за своей собственной судьбой, а также и за
управлением страной.
Источником неопределенности относительно нового советского режима были
его отношения с внешним миром. Ленин подстрекал к захвату власти в
надежде, что этот пример спровоцирует рабочие революции в других странах
Европы, особенно в Германии.
Большевистские методы захвата и укрепления власти естественным образом
привели к гражданской войне. Это-то Ленин как раз всегда признавал. Он
неоднократно повторял, что первая мировая война должна быть превращена в
классовую борьбу или „международную гражданскую войну". Та же логика
лежала в основе его решимости в 1917 г. избегать любых соглашений с
другими партиями, даже принадлежащими к социалистическому лагерю, и
добиваться насильственного захвата власти без посторонней помощи.
Потребовалось, однако, некоторое время для того, чтобы различные
антибольшевистские силы осознали реальность ситуации и оправились от
первых неудач.
Ленин говорил:„Мы не ведем войну против отдельных людей. Мы искореняем
буржуазию как класс. Во время расследования не ищите свидетельств того,
что обвиняемый словом или делом выступал против советской власти. Первые
вопросы, которые вы должны поставить, это: к какому классу он
принадлежит? какого он происхождения? какое у него образование или
профессия? Это и есть те вопросы, которые должны определить судьбу
обвиняемого. В этом значение и суть красного террора".
Концентрационные лагеря, изолируя классовых врагов от обычных людей,
служили тем же санитарным целям. Согласно Солженицыну и другим, условия
в большинстве из них (были и печально известные исключения) были тогда
еще терпимыми в сравнении с более поздним временем: заключенные работали
восемь часов в день и регулярно получали небольшую заработную плату.
Возможно, сказывались пережитки представлений об „исправительном труде".
С другой стороны, заключенные были заложниками — их можно было
расстрелять или вывезти на барже и утопить в реке в качестве возмездия
за те или иные действия белых в гражданской войне.
Невозможно узнать, сколько людей погибло от руки ЧК в этот период. Эти
цифры, конечно, уступают в сравнении с позднейшей деятельностью Сталина,
и при этом, конечно же, нельзя забывать, что все это происходило во
время настоящей гражданской войны, когда и противоположная сторона также
проявляла жестокость.
Военный коммунизм породил дальнейшее тоталитарное существование
государства. Именно идеи Ленина были воплощены в политике Сталина. Но
можно сказать с несомненностью, что Ленин ввел и сделал обыденным
безжалостное применение насилия ко всем реальным и воображаемым
„врагам", создав для осуществления этого надзаконные органы вне
советского или партийного контроля.
Каковы бы ни были намерения большевиков, когда они пришли к власти, не
может быть никаких сомнений, что за время гражданской войны они забрали
обратно либо аннулировали большую часть благ, розданных ими народу в
октябре, при этом демократические органы, созданные с их помощью, они
подчинили жесткому, а зачастую и жестокому контролю сверху.
Так что же произошло? Основной причиной изменения стал опыт реальной
власти и гражданская война; и то, и другое — прямой результат ленинских
решений, принятых в октябре с целью захвата власти.
НОВАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА.
В то самое время, когда делегаты Х съезда отдавали свои голоса за
ужесточение партийной дисциплины и суровую расправу над участниками
Кронштадтского мятежа, они одобрили и радикальные перемены в
экономической политике, означавшие на сей раз серьезные послабления. Это
была замена продразверстки продналогом, гораздо меньшим, чем
принудительные поборы. Однако отмена хлебных реквизиций возымела
серьезные экономические последствия. Поскольку продналог был предсказуем
и оказался ниже разверстки, он давал крестьянам уверенность в том, что
излишки сельскохозяйственных продуктов они могут продавать на рынке. Это
побуждало их максимально увеличивать продуктивность своих земельных
наделов. Таким образом, государству не оставалось ничего другого, как
восстановить свободу частной торговли. Однако нечего было надеяться, что
крестьяне продадут что-либо, не имея возможности купить на вырученные
деньги то, в чем они нуждались. Из этого следовало, что необходимо
наладить по меньшей мере достаточное производство потребительских
товаров. На практике проще всего было ликвидировать государственную
монополию на мелкое и среднее производство, мелкую торговлю и в сфере
обслуживания.
Все это правительство и сделало на протяжении 1921 г., оставив тяжелую
промышленность, банки и внешнюю торговлю в руках государства. Эти меры
получили наименование „Новой экономической политики" (НЭП). В результате
городские рынки сразу наполнились.
Несмотря на то, что частная торговля восстановилась на удивление быстро,
в целом экономика все еще пребывала в глубоком кризисе. Не имея никаких
запасов продовольствия, крестьяне собрали ничтожный урожай. Первый и
единственный раз коммунисты допустили прямую иностранную помощь
населению. Был создан международный комитет, куда вошли и видные русские
деятели некоммунистической ориентации (как только угроза исчезла, все
они были арестованы).
Промышленность также находилась в отчаянном положении. Во всех основных
отраслях производства валовой продукт 1921 г. составил пятую или еще
меньшую часть от уровня 1913 г. Производство железа и стали не достигало
и пяти процентов от уровня последнего предвоенного года. Численность же
рабочих составляла 40 процентов от количества занятых в 1913 г., и в
этом заключалась одна из самых серьезных проблем новой эпохи. Армия этих
неполнозанятых рабочих должна была в ближайшее время пополниться новыми
безработными, пришедшими из деревни в город, где была хоть какая-то
надежда найти работу, и демобилизованными солдатами Красной Армии.
Таким образом, восстановление промышленности началось на весьма шаткой
основе. Прежде всего оно вело к дисбалансу в торговле с
сельскохозяйственным сектором. Несмотря на голод, вспахать и засеять
возделываемые поля можно было гораздо быстрее, чем переоборудовать
разрушенные и пришедшие в упадок заводы. К лету 1923 г. нехватка
промышленных товаров по сравнению с сельскохозяйственными достигла
такого уровня, что соотношение цен на промышленные и
сельскохозяйственные товары выросло в три раза в пользу первых по
сравнению с 1913 г. На практике это означало, что дохода крестьян от
продажи своей продукции не хватало для приобретения необходимых
промышленных товаров. Существовала опасность, что, наученные горьким
опытом, они станут сокращать посевы, как уже делали это во время
гражданской войны, и тогда нехватка продовольствия стала бы вполне
реальной угрозой. Промышленные товары тоже не продавались — по причине
взаимной невыгодности торговли. Хоть этот факт и не был быстро осознан,
„кризис ножниц" (такое название он получил из-за расхождения кривых
роста цен на сельскохозяйственные и промышленные товары) начал серьезно
угрожать НЭПу. Как такое стало возможно в обществе, которое якобы
„двигалось к социализму" под руководством „диктатуры пролетариата"?
Структура управления промышленными предприятиями также вызывала досаду
рабочих, помнящих радостные дни Октября. Окончательно исчезли последние
следы „рабочего контроля".
До 1917 г. рабочие рассчитывали на то, что профсоюзы и даже партия будут
действовать в их интересах.
Несмотря на то, что проблема нуждается в дальнейшем исследовании,
кажется, что протесты рабочих не имели связи с возникновением какой-либо
из оппозиционных групп внутри коммунистической партии. Фактически
большинство рабочих относилось к партии как к „ним" — части структуры
власти, с которой они принуждены иметь дело.
Таким образом, взаимоотношения партии и класса, чьи интересы она
представляла на словах, в конце 1920-х гг. заметно охладились. Для
партии „рабочего класса", взявшейся за большую программу
индустриализации, такое положение было обескураживающим, если не
опасным.
Отношения с крестьянами были и того хуже. В лице крестьянства большевики
имели дело с единственным классом, сохранившимся с дореволюционных
времен в своем изначальном виде. Конечно, революция и гражданская война
укрепили наиболее традиционные основы российского сельского хозяйства,
что вело к малой его продуктивности. Все это прямо вытекало из принятой
в 1917 г. большевиками программы социалистической революции, но нельзя
сказать, что теперь это их устраивало.
Несмотря на то, что во владение крестьян перешли новые земли, даже их
наделы после 1917 г. имели тенденцию к сокращению. Проблема состояла в
том, что миллионы безработных и голодных рабочих устремились из городов
в деревню в надежде снова осесть на землю.
Итак, новая экономическая политика была порождена партией, но она же
поставила перед партией непредвиденные и обескураживающие дилеммы.
Положительным обстоятельством было то, что большевики взяли и удержали
власть вопреки всем случайностям. Однако почти все посылки, побудившие
Ленина в октябре 1917 г. к захвату власти, оказались ложными. Не было
никакой всемирной революции, напротив, революция не вышла за пределы
России, которая из-за этого оказалась в кольце государств, относящихся к
ней с подозрительностью или просто враждебно. Сама Россия быстро
принимала формы старой царской империи. Пролетариат и беднейшее
крестьянство оказались не способны осуществлять классовую диктатуру в
какой бы то ни было форме: пролетариат был разобщен и доведен до полного
обнищания, а беднейшее крестьянство в результате „Декрета о земле" в
большей или меньшей степени слилось с остальными слоями сельского
населения. Как правило, рабочие не имели ни малейшей возможности
участвовать в управлении, а назначаемые сверху чиновники
распространялись по стране во все возрастающем количестве, особенно в
провинции. Когда большевики брали власть, у них были совершенно
определенные идеи по поводу способов управления государством, и теперь
все они сметены гражданской войной, разрухой и голодом. Остаток своей
жизни Ленин провел в плену неожиданных последствий им же самим
устроенной революции. После его смерти вокруг ленинского наследия
сначала вспыхнули ссоры, а затем его соратники окончательно раскололись
по поводу его толкования. Утопия рухнула.
Когда НЭП был первоначально введен, его определяли как „отступление",
временная уступка капитализму, сделанная ради восстановления экономики
до того момента, пока социалистическая революция не произойдет
повсеместно и израненная войной Советская Россия не получит братскую
внешнюю помощь. Однако к осени 1923 г., после провала второго
коммунистического путча в Германии, становилось ясно, что в обозримом
будущем Россия будет одинока на избранном ею пути. Означало ли это, что
советское государство станет до бесконечности продлевать существование
„переходной" экономической системы, или же России следовало оставить
надежды на внешнюю помощь и смириться с невозможностью построить
социализм?
Едва ли не сразу после Октябрьской революции некоторые большевики
молчаливо пришли к убеждению, что, по крайней мере временно,
пролетарский интернационализм должен означать советский (или даже
русский?) патриотизм, поскольку единственной страной, где было создано
пролетарское государство, была Россия.
Во всяком случае, в ленинских статьях было столько же основания для
концепции „социализма в одной стране", сколько и для утверждений
Троцкого о том, что предпочтение должно быть отдано мировой революции.
Но именно Сталин ухитрился пролезть в святыню и выдать свою
интерпретацию за единственно верную и истинно ленинскую, и к тому же
обосновать ее. В резолюции XIV партийной конференции в апреле 1925 г.
сказано, что в основном победа социализма (но не в смысле окончательной
победы), несомненно, возможна в одной стране.
Так „социализм в одной стране" стал официальной доктриной партии, и
теперь надлежало ждать последствий ее применения. Наиболее ощутимыми они
оказались в области экономики. В целом под „строительством социализма"
подразумевалось развитие российской промышленности. Ленин предполагал
достичь этого путем создания в стране привлекательных для иностранного
капитала концессий, откровенно признавая, что Россия нуждается во
внешней помощи, пусть даже от капиталистов.
Так, пока ближайшие соратники Ленина были парализованы дурными
предчувствиями, партия готовилась под руководством сталинских
выдвиженцев решить порожденные НЭПом экономические проблемы.
СТАЛИНСКИЙ ТЕРРОР.
21 декабря 1924 года все советские газеты были полны панегириками в
честь Сталина. „Правда" на протяжении целых пяти дней публиковала списки
организаций, пославших ему свои поздравления, где часто встречалось
слово „вождь". В изданной по случаю юбилея официальной биографии Сталин
был назван „самым преданным учеником Ленина" и „выдающимся
продолжателем" его дела, человеком, который всегда был вместе с Лениным,
никогда не отступал от него и не предавал его. Таким Сталин хотел себя
видеть — апостолом Петром коммунистической псевдоцеркви, более преданным
Ленину, чем был предан Христу настоящий Петр, даже если Ленин был
окружен ренегатами и изменниками.
Впоследствии это сыграло в интеллектуальной жизни Советского Союза
поистине разрушительную роль. Даже бывшие члены оппозиции присоединились
к общему хору славословий. Все эти славословия сопровождались
самоуничижением оппозиции, ритуальными признаниями того, что Сталин
одержал над ними верх не только физически, но и морально.
Нет ничего удивительного в том, что внутри партии и вне ее мало кто был
готов противостоять этому потоку славословий. Тем не менее многие
ужасались тем человеческим и экономическим жертвам, которые страна
должна была заплатить за подъем промышленности и сельского хозяйства.
Сталин создал упрощенный юридический механизм, действовавший в течение
двадцати лет. В течение 1935 г. НКВД в конце концов взял всех бывших
членов левой оппозиции, которые к тому времени оставались на свободе.
Теперь сотрудники этой организации были заняты тем, что добивались от
арестованных признаний в организации широкого заговора, инспирированного
из-за границы Троцким. Целью заговора было якобы убийство не только
Кирова, но также Сталина и других членов Политбюро, свержение советской
системы и восстановление капитализма в России. Этот мифический сценарий
подкреплял поток славословий Сталину, привычно доказывающий, сколь
вероломны прочие соратники Ленина и как велика была опасность, от
которой Сталин уберег партию и страну.
Пока сфабрикованные таким образом дела увязывались одно с другим во
время мучительных допросов на Лубянке и в других тюрьмах НКВД, удары
один за другим обрушивались на партию. Начался „обмен партийных билетов"
— этот эвфемизм обозначал обычную чистку — и около полумиллиона человек
были исключены из партии. По всей стране проходили партийные собрания,
где коммунистов заставляли вспоминать все свои „ошибки" и сознаваться в
них (под „ошибками" теперь понималось любое несогласие с официальной
линией партии), а равно и доносить на своих товарищей. Появились новые
виды „вражеской деятельности". Это могла быть связь с осужденным, часто
выражавшаяся лишь в мимолетном личном или служебном знакомстве; или
„недоносительство", то есть умолчание о какой-либо частной беседе.
„Большие многолюдные залы и аудитории превратились в исповедальни...
Каялись в неправильном понимании теории перманентной революции и в
воздержании при голосовании оппозиционной платформы в 1923 г. В том, что
не изгоняли из себя великодержавного шовинизма, и в недооценке второго
пятилетнего плана... Бия себя кулаками в грудь, „виновные" вопили о том,
что они „проявили политическую близорукость", „потеряли бдительность",
„пошли на примиренчество с сомнительными элементами", „лили воду на
мельницу", „проявляли гнилой либерализм".
Когда кто-либо оказывался исключенным из партии или уволенным с работы,
то единственное, чем могли обезопасить себя знакомые такого человека,
было прекращение дальнейших связей с ним. В противном случае знакомым
жертвы угрожали те же обвинения. Если же забирали приятеля или
сослуживца, следовало прекратить любые контакты с семьей пострадавшего,
как бы ни горька была ее участь. Женам арестованных советовали как можно
быстрее добиться развода, детей принуждали отказываться от родителей.
Один оперативный работник НКВД был арестован вместе с женой, и их
тринадцатилетняя дочь оказалась на улице. Ее заставили выступить на
пионерском собрании и заявить, что она требует расстрела своих родителей
как шпионов.
Мало кто полностью верил в признания, звучавшие в зале суда. Однако
многие люди и в стране, и за ее пределами думали: должна все же быть
какая-то почва под этими обвинениями, как бы фантастично они ни звучали.
С другой стороны, почему испытанные старые большевики, выдержавшие
царские репрессии, революцию и гражданскую войну, теперь согласились
оклеветать самих себя публично, да еще в столь экстравагантной манере? И
почему правительство, никогда не останавливавшееся перед массовыми
экзекуциями, теперь настаивает на нескладных небылицах, содержащихся в
подписанных обвиняемыми показаниях да еще хочет, чтобы те повторяли этот
бред в зале суда? Признания были ценны еще и потому, что позволяли
вовлечь в дело других. Это расширяло сеть „заговоров", и потому
прибавляло работы НКВД, а заодно укрепляло положение этой организации. К
тому же в лагерях увеличивалось количество рабочих рук, а для
выдвиженцев образовались вакантные посты. Вероятно, именно поэтому
аресты 1936-1939 гг. затронули руководящих лиц особенно.
Так или иначе, но даже тогда, когда дело не выносилось на открытый
процесс (в огромном большинстве случаев), узники и следователи проводили
миллионы малопродуктивных и мучительных часов, фабрикуя „признания",
где, как прекрасно знали обе стороны, каждая буква была чистейшей ложью.
Но почему же обвиняемые соглашались давать такие „показания"?
Дело в том, что логика их поведения, как и всех других, определялась тем
путем, которым партия пришла к власти и удержала ее. Они всем сердцем
поддерживали жесткую монополию партии на власть, когда были среди
наиболее влиятельных ее руководителей; многие из этих людей по-прежнему
признавали авторитет партии, даже лишившись своих постов и влияния,
возможно, надеясь вернуть все это. Эти люди отдали партии всю свою
жизнь, и теперь, несмотря на все, продолжали верить в ее окончательную
победу. Иного и ожидать нельзя — это было бы равносильно требованию
предать все то, во что они верили. У них не было иной моральной или
религиозной основы, которая могла бы дать им силы для сопротивления.
Эти аресты вовсе не ограничились только непосредственными политическими
противниками Сталина. Они затронули все слои внутри партии, всю жизнь
общества. Пострадали все социальные классы, но более всего элита.
Сталин также распустил Общество старых большевиков и Общество
политзаключенных (при царе), вплоть до 1935 г. остававшихся центрами,
вокруг которых группировались соратники Ленина и бывшие революционеры,
боровшиеся против царского режима. Таким образом, Сталин сделал то, что
могло явиться только в самых воспаленных мечтах шефу царской полиции, —
он полностью разрушил российское революционное движение.
На совещании германского генералитета в январе 1941 г. Гитлер кратко дал
понять, какие надежды породили у него эти убийства в стане
потенциального противника: „У них нет хороших военных командиров".
Дальнейшие события полностью подтвердили его правоту.
Страдания, которые в то время претерпел советский народ, невозможно
преувеличить.
Почему так случилось? Несомненно, что вначале Сталин намеревался
уничтожить всех, кто когда-либо противостоял ему или предположительно
мог бы противостоять. Для Сталина невыносимо было само существование
людей, которые были просто товарищами Ленина, тех, кто мог знать о его
завещании.
Если бы дело ограничивалось этими людьми, то вполне хватило бы и одного
процента настоящих жертв. Но запущенная Сталиным машина начала
действовать сама по себе. Во всех обществах люди имеют обыкновение
завидовать друг другу: сослуживец занимает престижный пост, которого
некто домогается, у кого-то квартира лучше, чем у соседа, и он горячо
желает заполучить ее. Как мы уже имели возможность убедиться, в
советском обществе 1930-х гг. необычайно высок был процент молодых,
амбициозных людей, страстно желающих повышения своего социального
статуса. Несомненно, многие из них завидовали представителям старшего
поколения. Чистки открыли перед ними головокружительные возможности.
Достаточно было простого доноса — неважно, что он был совершенно
абсурдным, — и ни один из высокопоставленных работников партии или НКВД
не пошел бы на риск заработать обвинение в „недостатке бдительности".
Кроме того, существовавшая структура экономических отношений дает
возможность предположить, что НКВД имел „план" на количество
арестованных.
Трудовые лагеря, куда попадали арестованные —- если, разумеется, они
оставались в живых, — были прямыми наследниками концентрационных
лагерей, образованных по приказу Ленина в 1918 г.
Современные Сталину западные наблюдатели пытались найти объяснение
странному и устрашающему феномену конца тридцатых годов в самом
положении вождя- В ситуации, когда нет воинствующей прессы или
парламентской оппозиции, такая личность, как предполагали западные
исследователи, была нужна для борьбы с коррупцией, ленью и возможной
независимостью подчиненных. Борьба эта велась при помощи „постоянной
чистки", когда периодически смещались слишком уж хорошо устроившиеся
чиновники. Им на смену приходили те, кто был лично предан Сталину.
„Постоянная чистка" должна была стать основополагающей чертой новой
политической системы — „тоталитаризма".
Его главными характерными чертами были:
централизованное управление экономикой;
единственная массовая партия, мобилизующая население на „строительство
социализма" или на борьбу с врагами;
монополия государства на средства массовой информации;
террористическая и вездесущая тайная полиция, осуществляющая надзор над
каждым человеком;
поклонение вождю;
единственная официальная идеология, обещающая в будущем построение
совершенного общества, провозгласившая свое главенство над законностью и
личностью.
Существовало мнение, что нацистская Германия и фашистская Италия (где
родился сам термин „тоталитаризм") являли собой пример того же
общественного типа.
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА.
Великая Отечественная... 1418 дней и ночей бушевал огонь войны,убивая
людей и уничтожая все, что было создано их трудом. Десятки миллионов
сыновей и дочерей потеряла наша Родина - мать. Нет семьи, которой бы не
коснулась война.
И хотя сегодня уже трудно кого-либо убедить в том, будто не было грубых
просчетов руководства СССР накануне и в ходе войны, неоправданных
потерь, мы нередко все еще пытаемся объединить добро и зло в ее истории
под высокими словами "героическое и трагическое". С полным основанием мы
пишем о прогрессивном воздействии разгрома фашизма на развитие всего
человечества, подчеркиваем решающую роль СССР. Но победа, сохранив и
упрочив независимость нашей страны, одновременно укрепила диктатуру
Сталина; она разрушила фашистские режимы в странах Центральной и
Юго-Восточной Европы, но распространила на них влияние сталинизма.
Имперские тенденции сталинской дипломатии, общая ее профессиональная
ограниченность явились одной из предпосылок возникновения "холодной
войны". Этому способствовали и огромные военные потери СССР, породившие
самоуверенность правящих кругов НАТО. Односторонне истолкованы пока
источники победы. Наукой признаны исключительная роль овладевшей массами
идеи защиты социализма, приобретшего новое содержание патриотизма,
исключительное мужество армии и народа, их способность превзойти
противника в военном искусстве и технике. Однако историки, по
существу, глубоко не исследуют антиисточник - сталинизм, удесятеривший
жертвы народа. Первоначально упоминалось о 7 миллионах погибших. Хрущев
назвал иное число: 20 миллионов. Громадны и материальные затраты ССР.
Почему цена победы СССР оказалась столь неимоверно великой? В
то время как СССР сковывал главную мощь общего противника, США и
Англия накапливали оптимально необходимые силы и средства, свободно
выбирая время, образ и места действий, К тому же СССР сразу попал в
чрезвычайно тяжелую ситуацию: он вступил в войну, не имея ни одного
союзника. Во всем этом не обошлось, конечно, без грубых просчетов во
внешнеполитической деятельности Сталина и его окружения.
Мнению зарубежных специалистов в чем-то созвучны суждения крайнего
толка, появившиеся недавно в отечественной литературе: якобы вообще и
не было нашей победы, поскольку ее добились такой кровью; что
виновников неоправданных потерь надо исторгнуть из истории; что мы
закончили войну, не умея воевать, залили кровью своей, завалили врагов
своими трупами. Но "не умеющий воевать" не победил бы и ценой 1 : 5.
Уровень руководства подготовкой обороны страны и ведением войны со
стороны Сталина и ряда его ближайших советников - уровень, отмеченный
диктатом, некомпетентностью, бюрократизмом, жестокостью. Эти черты
руководства характерны для всего периода сталинизма. Во время же войны
их проявления не только не ослабли, как полагают некоторые
исследователи, а, напротив, усилились. Несомненно, при абсолютной
личной власти Сталина, при сосредоточении в его руках всех ключевых
руководящих постов в партии и государстве названные черты не могли не
получить и действительно получили широкое распространение и в обществе
в целом. Больших и малых носителей дилетантизма и произвола было много
и на фронте и в тылу. И тем не менее нет оснований утверждать, что эти
черты стали всеподавляющими. Наряду с ними и вопреки им с каждым годом
войны росли опыт и профессионализм полководцев, командиров,
красноармейцев, развивалась инициатива тружеников тыла.
Перед самым нападением фашистской Германии на СССР было необоснованно
репрессировано около 40 тысяч командиров Красной Армии, причем
преимущественно тех, кто разделял передовые военностратегические
взгляды. "Если бы не разгром военных кадров,- утверждал впоследствии
генерал А. В. Горбатов,- мы немца не то что до Волги, до Днепра бы не
допустили". "Без тридцать седьмого года,- по мнению маршала А. В.
Василевского,- возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году".
Уже неоднократно отмечалось, что потеря лучших кадров отбросила армию на
многие годы назад. Именно на это Гитлер и его советники сделали
ставку. По данным его адъютанта Н. фон Белова, накануне "Барбароссы"
фюрер говорил о Красной Армии как о "войске без руководителей".
Обезглавливание армии оказало пагубное влияние на ее моральное
состояние в целом, неизбежно усиливая атмосферу недоверия, порождая
среди командиров привычку чутко улавливать настроения начальства,
предпочитать лакировку, безгласность. Упала дисциплина, наметился
определенный отрыв командного состава от рядовых красноармейцев. Этому
способствовали, в частности, включение в воинские уставы весьма
жестоких положений, согласно которым командир должен был применять для
восстановления порядка силу и оружие, а в годы войны - официальное
учреждение института ординарцев, введение других офицерских привилегий.
Военными историками еще фактически не изучено, в какой степени
повлияли на вооруженные силы бюрократизация, дегуманизация,
деинтеллектуализация общества, свойственные той эпохе; был ли у Сталина
и его советников вообще какой-либо научно обоснованный конструктивный
план военного строительства, развития вооруженных сил, армейских и
флотских партийных организаций. Чем объяснить, например, известную
чехарду с отменой и введением института комиссаров перед войной и в
начале ее?
Кто ответствен за внезапность, а следовательно, и за первые слагаемые
цены будущей победы? "Вероломный враг", "благодушные и беспечные"
бойцы, "перепуганные интеллигентики", как утверждал Сталин? или, может
быть, развернуть армию позволило само "вторжение", как заявляют
отдельные авторы, явно меняя местами причину и следствие?
Ничего подобного. Внезапность обусловливают не только профессионализм и
вероломство агрессора, но и беспечность объекта агрессии.
Да, противник был лучше отмобилизован. Но не потому, что некие
"агрессивные нации", как пытался доказать Сталин в 1945 году, всегда
лучше подготовлены к войне, чем "миролюбивые нации". Подобные экскурсы
в теорию несостоятельны, ибо дело тут не в свойствах наций, а в уровне
их руководства, способности к трезвой самооценке. А в этом плане и
противник оказался не на высоте.
Как реакцию Сталина на поражения под Ленинградом, в Крыму, под
Харьковом (вследствие его же просчетов) нужно рассматривать и жестокий
приказ 227. Пропаганда назвала этот приказ "Ни шагу назад!", но с таким
содержанием и до этого издавалось немало распоряжений. Вновь
оправдывая себя, Сталин на этот раз обвинил, по существу, всех
командиров и бойцов в "недисциплинированности", хотя громадное их
большинство проявило мужество и преданность Советской Родине. Сталин в
этом приказе открыто заявил, что он, по примеру Гитлера, спасавшего
свой фронт от развала зимой 1941/42 года, вводит штрафные батальоны и
заградительные отряды. И в военном отношении приказ был ущербным. Он
воспрещал любой отход, в том числе и оправданный интересами маневренной
войны, что вело к новым безрассудныи потерям.
Проявления дилетантства в военном деле, бюрократизма, безразличия к
судьбам людей сопровождали нас до конца войны.
Вопрос о том, какой ценой досталась победа, возникал давно, Нельзя
сказать, что в период воины совсем не говорилось о потерях. Приказы
содержали фразу: "Вечная слава павшим героям...". Однако число их
тщательно обходилось молчанием, сообщалось только о колоссальных потерях
немцев. По окончании войны Наркомат обороны СССР, нарушив нравственную
традицию цивилизованных народов, не опубликовал поименных списков
погибших и пленных. Первоначально упоминалось о 7 миллионах погибших.
Хрущев назвал число 20 млн., Брежнев - более 20 млн, В последние годы
советские ученые называют уже цифру 27 млн., однако и ее, думается,
нельзя считать окончательной.
Далеко не изучены и громадные материальные затраты СССР. Не
осуществлен и сравнительный анализ материальных потерь государств,
участвовавших в войне. Так почему же цена победы советского народа
оказалась столь неимоверно высокой? Главная из так называемых
"внутренних причин" - это диктат и некомпетентность руководства
подготовкой страны и ведением войны со стороны Сталина и ряда его
ближайших советников.
Среди источников нашей победы в Великой Отечественной войне на первый
план справедливо выдвигается массовый героизм советских людей, Однако
в книгах он до сих пор представляется как подвиги отдельных личностей.
На наш взгляд, следует обратить внимание на главное - на
коллективный подвиг частей, соединений, заводов, колхозов, советских
ученых. Это - героизм другого рода - длительный и тяжелый ратный труд
миллионов красноармейцев в условиях постоянной смертельной опасности,
беззаветный труд миллионов рабочих, крестьян, служащих,
научно-технической интеллигенции при предельном напряжении духовных и
физических сил, часто в условиях голода и холода.
И снова советский народ старался исправить ошибки своих лидеров….
ДЕСТАЛИНИЗАЦИЯ.
Со второй половины 1953 г. по конец 50-х годов в СССР были
проведены реформы, которые благотворно отразились как на темпах
развития народного хозяйства, так и на благосостоянии народа.
Главная причина успеха реформ состояла в том, что они возродили
экономические методы руководства народным хозяйством и были начаты с
сельского хозяйства, а потому получили широкую поддержку в массах.
Главная причина поражения реформ - они не были подкреплены
демократизацией политической системы. Сломав репрессивную систему, не
тронули ее основу - командно-администратиную систему. Поэтому уже
через пять-шесть лет многие реформы начали сворачиваться усилиями как
самих реформаторов, так и мощным административно-управленческим
аппаратом, номенклатурой.
Куда могла пойти страна после смерти Сталина? Ответ на данный вопрос
надо искать в соотношении сил в высшем слое
партийно-государственного руководства. Возможным было либо временное
продолжение сталинщины, что создавало серьезную угрозу жизни и
благополучию миллионов людей и целых народов, либо некоторое смягчение
ее при сохранении общеполитического курса, либо поворот к
десталинизации. Десталинизация не означала ликвидации тоталитарного
режима. Общество в целом не было еще к этому готово. Речь могла идти
лишь о начальном очищении от наследия сталинщины: освобождение
репрессированных, повороте к решению наиболее острых аграрных проблем,
ослаблении догматического пресса в культуре. Первый вариант был связан с
перспективой прихода к власти Берии, в осуществлении второго приняли бы
участие, вероятно, Молотов и Булганин, на практике же начал
реализовываться третий вариант. И с ним связал себя Н.С.Хрущев.
Наиболее влиятельными политическими фигурами в руководстве стали
Маленков, Берия и Хрущев. Равновесие являлось крайне неустойчивым.Каждый
из претендентов на власть стремился овладеть ею своим путем.
После смерти Сталина среди узников ГУЛАГа пробудились
определенные надежды, связанные с амнистией и реабилитацией. Эти
настроения сыграли роль детонатора беспорядков. Годом позже началась
реабилитация по политическим процессам 30-х годов. Из ссылок и тюрем
стали возвращаться люди. Теперь можно по-разному оценивать тот первый
шаг: с высоты прошедших лет все виднее и очевиднее. Но одного все-таки
отрицать нельзя: несмотря на все издержки и недоговоренности, то был
шаг от перманентной гражданской войны к гражданскому миру.
В реальной политике наметился поворот. И этот поворот необходимо было
подкрепить решениями экономического характера. Выбор нового
политического пути требовал изменения ориентиров в экономике. Однако
тогда никто в политическом руководстве страны не подвергал сомнению
принципы командно-административной системы. Речь шла о преодолении ее
крайностей, таких, как почти полное отсутствие материального
стимулирования трудящихся, отставание в массовом внедрении
научно-технических достижений в производство. По-прежнему
господствовало неприятие рынка, товарно-денежных отношений, а
преимущества социализма рассматривались как нечто раз и навсегда
данное, способное само по себе обеспечить развитие и процветание.
Но при новизне ряда подходов наблюдались и стойкие стереотипы
старого.
Несмотря на подведение машинной базы под народное хозяйство, ее
научно-технический уровень начинал отставать от потребностей времени.
В 1957 году начинают предприниматься попытки реформ управления
народным хозяйством. Однако в характерном для
административно-командной системы духе эта реформа преподносилась ее
авторами как чудодейственный одномоментный акт, способный коренным
образом изменить экономическую ситуацию в стране: разрушить
ведомственную монополию, приблизить управление к местам, поднять их
инициативу, сбалансировать экономическое развитие республик, регионов,
укрепить внутри их хозяйственные связи, в итоге - ускорить
экономическое развитие. Управление же оборонной сферой экономики
оставалось централизованным. Имевшиеся сомнения относительно реформы
не высказывались, поскольку она исходила от самого Хрущева.
Однако кардинальных изменений в развитии экономики не произошло.
Именно этот съезд знаменовал собой точку отсчета неточного,
преувеличенно оптимистического прогноза развития СССР на ближайшее
десятилетие. Он торжественно провозгласил, что страна вступила в
“период развернутого строительства коммунистического общества”.
Ставилась задача - в кратчайшие сроки догнать и перегнать наиболее
развитые капиталистические страны по производству продукции на душу
населения. Заглядывая в будущее, Хрущев прикидывал, что это произойдет
примерно в 1970 году. Затронул в своем докладе Хрущев и некоторые
вопросы теории. Он сделал вывод о полной и окончательной победе
социализма в нашей стране. Тем самым, по его мнению, решился вопрос о
возможности построения социализма в одной стране.
1962-1964 гг. остались в памяти многих людей как годы внутренних
неурядиц и роста напряженности. Ухудшилось продовольственное снабжение
растущего городского населения. Цены оказались замороженными. Причиной
этого было резкое повышение закупочных цен, которые стали обгонять
розничные.
Симпатии простых людей к Хрущеву стали ослабевать. Осенью 1963 г.
разразился новый кризис. В магазинах исчез хлеб, т.к. целина ничего не
дала. Появились талоны на хлеб.
Повышение цен, появление новых дефицитов было отражением
нарастания кризисных явлений в экономике страны в целом. Темпы роста
промышленности стали замедляться. Замедлился технический прогресс.
Обнаружившиеся сбои в работе промышленности. Хрущев и его окружение
пытались выправить путем дрейфа к воссозданию централизованной
бюрократической командно-административной системы сталинского типа.
Хрущев, с одной стороны, стремился перестановками в партаппарате
улучшить ситуацию в экономике, а с другой - столкнуть две части
партаппарата, чтобы политикой “разделяй и властвуй” обезопасить
самого себя. Партийный аппарат резко вырос. Стали делиться обкомы,
комсомольские и профсоюзные организации. Вся реформа свелась к
раздуванию аппарата партийных, государственных органов. Распад власти
был налицо.
ОБЩЕСТВО В ЭПОХУ "РАЗВИТОГО СОЦИАЛИЗМА".
Утрата Хрущевым личной популярности, поддержки со стороны
партийно-хозяйственного аппарата, разрыв с немалой частью
интеллигенции, отсутствие зримых перемен в уровне жизни большинства
трудящихся сыграли роковую роль в деле проведения антибюрократических
реформ. Да и попытки реформ проходили верхушечными,
антидемократическими путями. Большая часть народа в них не
участвовала. Реальные решения принимались весьма ограниченным кругом
высших политических руководителей. Естественно, что при неудаче вся
политическая ответственность падала на человека, занимавшего первый
пост в партии и правительстве. Хрущев был обречен на отставку. В
1964г. он пытался активизировать реформаторскую деятельность,
распорядившись начать подготовку проекта новой Конституции СССР.
Бурные последствия преобразования в СССР, непоследовательные и
противоречивые, все же сумели вырвать страну из оцепенения
предшествующей эпохи.
Партийно-государственная номенклатура добилась укрепления своих
позиций, однако недовольство беспокойным лидером в ее рядах нарастало.
Росло разочарование интеллигенции строго дозированной номенклатурной
“оттепелью”. Рабочие и крестьяне устали от шумной борьбы за “светлое
будущее” при ухудщении текущей жизни.
Новое правительство принимает решение о начале новых экономических
реформ. Первые шаги реформы 1965г. вселяли надежды. Ускорился
экономический рост. Восьмая пятилетка, совпавшая по времени с
проведением реформы, оказалась по ряду важнейших экономических
показателей выполненной. Но к началу 70-х гг. сущность реформы
оказалась искажена настолько, что она фактически перестала
действовать. Главными причинами, приведшими к неуспеху реформы,
являлись нежелание большинства лидеров административно-командной
экономики отказаться от привычных методов управления, чему
сопутствовало свертывание робких преобразований в политической сфере.
ЗАКАТ И ПАДЕНИЕ СОВЕТСКОГО СОЮЗА.
Старейшее поколение советского руководства — люди, родившиеся еще до
первой мировой войны и выдвинувшиеся в сталинские времена, — в начале
1980-х гг. еще не покинуло политическую сцену. Поскольку не существовало
общепринятого порядка передачи власти, ни один генеральный секретарь не
оставил свой пост добровольно. Даже после того как Хрущев придал системе
более или менее человеческий облик, их ожидала не почетная отставка, но
немилость, в лучшем случае забвение и беспросветная, хоть и
обеспеченная, старость.
Поэтому по крайней мере до 1985 г. старцы сидели в своих креслах до лет
более чем преклонных, а мировая пресса интересовалась не столько их
политикой, сколько состоянием здоровья. Более того, когда преемник
избирался из среды руководства, предпочтение отдавалось самым старым его
представителям — если даже они окажутся несговорчивыми, то по крайней
мере была уверенность, что большинства своих коллег они не переживут.
Так было в ноябре 1982 г., когда умер Брежнев, и в феврале 1984 г. после
смерти Андропова. По тем же соображениям в феврале 1984 г. был избран
совершенно безликий Черненко. Даже Андропов, которого безликим назвать
нельзя никоим образом, был в возрасте шестидесяти девяти лет и уже
нездоров, когда в ноябре 1982 г. его избрали генеральным секретарем.
Главную роль в обоих назначениях, вероятно, сыграл Андрей Громыко,
который дольше, чем кто-либо другой во всем мире, занимал пост министра
иностранных дел. Заодно с ним, скорее всего, действовал и маршал Дмитрий
Устинов, который еще при Сталине, в 1941 г., стал наркомом вооружений.
Как бы то ни было, но персональные перестановки не могли помочь делу. Не
только в СССР, но и в зависимых от него государствах всё больше
ощущалась нужда в радикальных переменах.
Столкнувшись с экономическим застоем в своей стране и с внешней
политикой, которая окончательно зашла в тупик, в марте 1985 г.
Политбюро, набравшись смелости, впервые избрало генеральным секретарем
самого молодого своего члена. Михаилу Горбачеву тогда было 54 года.
Возможно, даже более важное значение в его подготовке к роли будущего
государственного лидера имела учеба на юридическом факультете
Московского университета в пятидесятых годах, что для советских
руководителей было совершенно необычно. Разумеется, юриспруденцию в
последние сталинские годы нельзя назвать либеральной по духу, но даже
тогда Горбачев должен был усвоить принципы римского и западного
конституционного права, а также основы, на которых зиждится общество,
столь отличное от того, что создали его коллеги.
Избрание Горбачева показало, что Политбюро понимало: страна пребывает в
очень серьезном и продолжительном кризисе, который в будущем угрожал ее
положению великой державы, равной США. Горбачева выдвинули те, кто хотел
изменить существующую ситуацию или, во всяком случае, понимал, что
медлить переменами нельзя. Не последнее место среди этих сил занимал
КГБ, который в брежневское время менее других крупнейших политических
институтов подвергся коррупции. К тому же положение КГБ давало ему
возможность лучше всех оценить всю глубину кризиса, в котором оказалась
страна. В системе партийной иерархии покровителем и ментором Горбачева
был Андропов, и около года Горбачев продолжал проводить ту же политику.
Он пустил в ход лозунг „ускорение", укрепил трудовую дисциплину и начал
заклинать рабочих легендарными подвигами Алексея Стаханова. Горбачев
создал государственную инспекцию контроля качества. Госприемку, которая
имела право отвергать некачественную продукцию и наказывать материально
тех, кто был ответствен за это. Он продолжил расследование дел о
коррупции, увольнения и преследование по закону коррумпированных
чиновников, начал кампанию против „нетрудовых доходов", т.е. доходов,
полученных от деятельности вне официальных рабочих мест. Горбачев резко
сократил продажу спиртных напитков и запретил их подачу на разного рода
официальных мероприятиях, даже на приемах. Это полностью противоречило
традициям русского гостеприимства и веселья, так что он заработал меткое
и неодобрительное прозвище „минеральный секретарь".
Таков был, если угодно, первый вариант перестройки — плод долгой работы
Горбачева в партийном аппарате и результат его сотрудничества с КГБ. Все
это было пущено в ход под благозвучный аккомпанемент гласности, которая
на этой стадии означала лишь новый и более живой стиль подачи
информации. С официального одобрения печать, радио и телевидение стали
разоблачать коррумпированных чиновников брежневских времен, которые
теперь стали называть периодом застоя.
Весной и осенью 1986 г. начались настоящие перемены. Они шли медленно,
но не было сомнения, что они действительно начались, причем не только в
стиле, но и в самой сущности проводившейся Горбачевым политики. При
Горбачеве начал пробуждаться интерес к свободе слова и к правовому
порядку.
Перестройку хотели все без исключения. Начался процесс демократизации
партии. Другой важной инициативой стало восстановление взаимоотношений с
Русской Православной церковью и другими конфессиями. Приняты новые
законы, регулирующие взаимоотношения церкви и государства.
В области внешней политики второй этап перестройки ознаменовался отходом
от идеологических догм и отказом от опоры на голую вооруженную силу.
Все эти изменения означали, что партия постепенно отказывалась от
примата классовой борьбы и строительства социализма. На их место
приходили «общечеловеческие ценности», правовое общество и мир во всём
мире.
Но экономика ещё не могла окрепнуть. Люди стали считать Горбачёва таким
же руководителем, который наобещал с «три короба», а реально никаких
обещаний не выполнил. Кризис экономики продолжался. По стране
прокатились волны забастовок - их участники требовали отставки
Горбачёва.
Победа или почти победа демократических сил привела в 1991 году к
распаду Совета Экономической Взаимопомощи и Варшавского Договора. К тому
же победа демократии в странах воодушевила демократов СССР, всё ещё
продолжавших сражаться с партийно-государственным аппаратом. Большинство
союзных республик заявило о своём суверенитете. Конец Советского Союза
наступил.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Все события, которые произошли в Росси за 80 лет со дня революции,
показывают нам, как много пришлось сделать ошибок и как дорого пришлось
за них платить. Революция, к которой стремился вождь пролетариата
В.И.Ленин, так и не смогла укрепиться не только во всём мире, но даже в
нескольких станах Советского Союза.
Советский Союз пал из-за фатальной слабости, заложенной в нем Лениным в
самом начале. В марксистской теории всегда существовал разрыв между
научным анализом буржуазного общества и пророческим предвидением
социалистического будущего. Ленин разрешил это противоречие при помощи
„партии", которая должна была превратить ошибочные пророчества в
реальность посредством решительных политических акций. Когда
естественное развитие общества не соответствовало программе (а это было
почти всегда), партия использовала физическое насилие и веру, чтобы
привести первое в соответствие со вторым. Таким образом, партия не
только руководила обществом, но, в конечном счете, вытеснила его и сама
встала на его место, приступив к созданию нового общества по своему
образу и подобию.
Во времена быстрой индустриализации и Отечественной войны еще было
какое-то оправдание этому тотальному принуждению, формирующему и
контролирующему все социальные процессы. Но во времена более мирного и
тонкого развития партия превращалась в злого духа, стоящего на пути
экономического и интеллектуального развития, сковывающего энергию
общества и в конечном счете постепенно подрывающего Советский Союз как
сверхдержаву.
Именно в такой момент к власти пришел Горбачев. Он знал, что следует
решительно ограничить власть партийно-государственного аппарата.
Выполняя эту первостепенную задачу, Горбачев обратился к Ленину образца
1921-1924 гг., тому Ленину, на котором уже не лежала ответственность
военного времени, да и прямой политической власти он тоже не имел. Тогда
он смог осознать систему, которую сам и создал. Он знал: что-то было
сделано неправильно, но точного диагноза поставить не мог — он сам даже
ухудшил положение, повысив властные полномочия Центрального Комитета.
Тем не менее, последние ленинские работы изобилуют предупреждениями об
опасности бюрократизма, коммунистического чванства, шовинизма и
навязчивой идеи решать все проблемы при помощи администрирования.
Поднимая общество на борьбу с мертвой хваткой партийного аппарата,
Горбачев действовал гораздо успешнее Ленина. Но в результате он развалил
Советский Союз. После того как гласность достигла той точки, за которой
начинается свобода слова, неформальным политическим движениям было
позволено консолидироваться, а законодательные собрания были
реформированы таким образом, что неформалы оказались способны влиять на
их деятельность. Горбачев высвободил силы, которые оказались гораздо
мощнее, чем он думал. Он также отпустил на волю этнические процессы,
которые долго воспалялись под гнетом национальной политики советского
правительства. И когда на сцену явились подлинные социальные и
политические силы, которые не зависели от партии, аппарат оказался
неповоротливым и неспособным к действенному сопротивлению. Так не
осталось ничего, что сдерживало бы распад Союза.
Нации и классы советского общества оказались куда более способными
заниматься реальной политикой, чем это казалось со стороны. Столкнувшись
с ними, коммунистическая партия, которая скрепляла всю эту систему,
оказалась хрупкой, склонной к расколам и лишенной каких-либо
конструктивных идей. В ее девяностолетней истории практически
отсутствовал опыт, который мог бы пригодиться в политической борьбе с
движениями, пользующимися настоящей народной поддержкой.
Столкнувшись с такими вопиющими противоречиями, Горбачев начал
колебаться и попытался сочетать совершенно несовместимые политические
линии. одна половица его двойственной политики совершила покушение на
другую.
В ходе этой роковой стычки распался Советский Союз. КПСС не могла стать
обычной политической партией, а потому продолжала подавлять любые
гражданские инициативы и предпринимательство. Когда ее не стало, у
многочисленных земель и народов, которые она объединяла, не осталось
ничего общего, кроме разве исторической привычки, от которой они рады
были избавиться.
Настоящей стала трагедия русского народа, рассеянного по пространствам
империи, которую он завоевал и которой управлял больше четырехсот лет.
Двадцать пять миллионов русских оказались чужими на территориях, которые
они привыкли считать своей родиной. Русские столкнулись с враждебностью,
дискриминацией, иногда даже с насилием со стороны своих соседей, только
что обретших свободу. Может быть, наступит день, когда Российская
Федерация станет национальным русским государством, где этот народ
создаст свободную политическую жизнь для себя, никого не угнетая. Но
сейчас она только огромная кровоточащая туша, конгломерат территорий,
оставшихся после отторжения других республик. Поиски приемлемого выхода
из этого положения и строительство подлинно российского государства
будут не последней по важности проблемой, оставшейся в наследство от
СССР, желали его неудачи. Попытка путча в августе 1991 г. была во многом
заговором Горбачева против самого Горбачева, когда одна половица его
двойственной политики совершила покушение на другую.
В ходе этой роковой стычки распался Советский Союз. КПСС не могла стать
обычной политической партией, а потому продолжала подавлять любые
гражданские инициативы и предпринимательство. Когда ее не стало, у
многочисленных земель и народов, которые она объединяла, не осталось
ничего общего, кроме разве исторической привычки, от которой они рады
были избавиться.
Настоящей стала трагедия русского народа, рассеянного по пространствам
империи, которую он завоевал и которой управлял больше четырехсот лет.
Двадцать пять миллионов русских оказались чужими на территориях, которые
они привыкли считать своей родиной. Русские столкнулись с враждебностью,
дискриминацией, иногда даже с насилием со стороны своих соседей, только
что обретших свободу. Может быть, наступит день, когда Российская
Федерация станет национальным русским государством, где этот народ
создаст свободную политическую жизнь для себя, никого не угнетая. Но
сейчас она только огромная кровоточащая туша, конгломерат территорий,
оставшихся после отторжения других республик. Поиски приемлемого выхода
из этого положения и строительство подлинно российского государства
будут не последней по важности проблемой, оставшейся в наследство от
СССР.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
"Хрестоматия по истории СССР 1861-1917." Под ред. Тюкавина, - 1990, М:
Просвещение.
"Очерки истории СССР (1917-1941)", - 1978, М: "Высшая школа".
Н.Верт. "История советского государства .", - 1995, М:
"Прогресс-академия".
А.С.Орлов, В.А.Георгиев, Н.Г.Георгиева, Т.Н.Савохина "История России.",
МГУ им. Ломоносова, - 1997, М: "Проспект".
Джеффри Хоскинг "История Советского Союза 1917-1991"., - 1995, М:
"Вагриус".
Автор Рудых Светлана Сергеевна.
Автор Рудых Светлана Сергеевна.
 |