Контрольная: Образ медсестры в отечеcтвенной литературе

                                               Но надо жить без самозванства.
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства.
Услышать будущего зов.
Б. Пастернак 
Эти пастернаковские строки выглядят эпиграфом к роману УДоктор ЖивагоФ, над
которым Борис Леонидович работал около четверти века. Роман как бы вобрал его
самые сокровенные мысли и чувства. И вот на склоне лет роман завершен,
окончательный вариант подготовлен к печати, но опубликован роман был только
за границей. В 1958 г. за него Пастернаку была присуждена Нобелевская премия.
На Родине же Бориса Леонидовича не признавали. В газете УПравдаФ была
опубликована статья Заславского УШумиха реакционной пропаганды вокруг
литературного сорнякаФ. Автор статьи утверждал, что Пастернак якобы никогда
не был Уподлинно советским писателемФ и даже в свое золотое время Уне
числился в мастерах первого классаФ. Поэта называли УпредателемФ, Увнутренним
эмигрантомФ. Он был исключен из Союза писателей. Пастернак заявил, что
отказывается от премии и ни при каких условиях не покинет Советского Союза.
Он тяжело переживает обрушившиеся на него огульные обвинения и измену
некоторых друзей.
Эти события ускорили его кончину.
А вот проводить поэта в последний путь пришли многие лучшие представители
советской интеллигенции. Твардовский на встрече с Хрущевым сказал: УТак вот
по сравнению с Пастернаком я не слишком крупный поэтФ.
Мировой известностью Пастернак пользовался всегда. Роман, ходивший тридцать
лет в самиздатовских экземплярах, наконец опубликовали.
В произведениях Пастернака главный герой Ч человек, его душа, его судьба,
сочувствие и понимание. Академик Д. С. Лихачев считает, что УДоктор ЖивагоФ
даже не роман, а род автобиографии, и убедительно обосновывает, что это
биография времени. УВ романе главная действующая сила Ч стихия революцииФ.
Глазами героя мы видим разгул убийства и беззакония, разруху и голод,
воодушевление простых людей, их надежду на лучшую жизнь и кровь, кровь,
кровь. Герой бежит от этой вакханалии насилия. Ему хочется покоя, обычной
жизни в кругу семьи, примитивнейшего счастья. Но и на это у него нет права.
Господствуют только два цвета времени. Третьего не дано. Этот путь ведет в
тупик. А почему надо выбирать? Почему нельзя просто жить, радоваться солнцу и
любви, покою и бесконечному счастью? Всегда находятся люди, которым дана
власть, некое право вмешиваться в чужую жизнь и кроить ее по неким
стандартам, в угоду себе, времени, обстоятельствам.
Философский итог всему подводит героиня романа. УЛара шла вдоль полотна по
тропинке, протоптанной странниками, и сворачивала на луговую стежку, ведшую к
лесу. На одномгновение смысл существования опять открывался Ларе. Она тут,Ч
постигала она,Ч для того, чтобы разобраться в сумасшедшей прелести земли и
все назвать по имени, а если это будет ей не по силам, то, из любви к жизни,
родить себе преемников, которые сделают этоФ.
Роман УДоктор ЖивагоФ в девяностые годы был опубликован в России, и читатели
его приняли восторженно. Многие находили его стиль похожим на тургеневский
или даже бунинский с подробным и многословным описанием. Да, безусловно,
Пастернак Ч наследник традиций русской классики, и не только внешне: в
лексике, манере излагать свои мысли. Эта связь намного сложнее, чем может
показаться на первый взгляд. Пастернак Ч писатель-гуманист, продолжающий
традиции русской литературы в главном: нести людям добро, любовь,
справедливость. Будучи гениальным поэтом, он прекрасно чувствует слово.
Отсюда отточенность его фраз, их лаконизм и неподражаемая красота богатейшего
русского языка.
И прекрасно, что это произведение вернулось в Россию, оно помогает понять
происходящее сегодня, так как не потеряло актуальности в настоящие дни. Не об
этом ли мечтал Пастернак, работая над романом, он хотел быть полезным Родине,
быть читаемым, популярным. Все это пришло, к сожалению, поздно, но пришло. И
это главное!
Герой  романа  Пастернака  "с  гимназических лет  мечтал  о прозе,  о  книге
жизнеописаний,  куда  бы  он  в  виде скрытых взрывчатых гнезд мог вставлять
самое ошеломляющее из того, что он успел увидеть и  передумать.  Но для такой
книги он был еще слишком  молод,  и  вот  он  отделывался вместо  нее
писанием стихов,  как  писал  бы  живописец всю  жизнь этюды к  большой
задуманной картине".
Это  описание мечты  Юрия  Живаго,  как  и  многое другое в романе,  замешено
на автобиографических "дрожжах" и может быть отнесено  к   творческому  опыту
самого  автора.   Состояние "физической мечты  о  книге",  которая "есть
кубический кусок горячей,  дымящейся  совести  --  и  больше  ничего",
владело Пастернаком с  первых шагов в литературе,  сопровождаясь ясным
пониманием того,  что  "неумение найти  и  сказать  правду  - недостаток,
которого  никаким  умением  говорить  неправду не покрыть".
В    рукописном   отделе   Института   мировой   литературы сохранилась
обложка предложенного к  печати фрагмента романа с двумя  зачеркнутыми
названиями --  "Когда  мальчики выросли" и "Записки Живульта".
Смысловое  тождество  фамилий  Живульт  и Живаго очевидно и само    по
себе    свидетельствует    об   их   несомненной эмблематичности,  а  не
случайном  происхождении. Еще большее  значение   для  осмысления  единства
всего  творческого  пути Пастернака  приобретает  это  тождество,  если
учесть,  что в рукописях   ранних  набросков  прозы  начала  10-х  годов,  во
фрагменте,  носящем заглавие "Смерть Реликвимини", встречается вариант  его
имени -- П_у_р_в_и_т (от искаженного французского pour vie -- ради жизни),
образующего вместе с двумя другими -- Живульт   и   Живаго   --   триаду
тождественных  по  смыслу имен-эмблем.  В  тройственной  форме этого по
существу единого имени  заключена  центральная  интуиция всего
пастернаковского творчества  --  интуиция  бессмертия  жизни. Его герои Ц
поэт Реликвимини-Пурвит,  возникший в самом начале творческого пути
Пастернака,  и  поэт  Юрий  Живаго, этот путь увенчивающий, -- страдают  и
умирают,  чтобы чудо жизни обрело бессмертие в и слове.  Можно  предположить,
что  та  же тема лежала в основе неоконченных   "Записок   Патрикия
Живульта".  Имя  героя  -- Патрикий   --  как  и  большинство  имен
персонажей  будущего "Доктора  Живаго"  --  тоже  выбрано не случайно, и этот
выбор может  быть  объяснен  сопоставлением его значимой "внутренней
формы"  с  одним из ранних вариантов заглавия "Доктора Живаго" --  "Нормы
нового  б_л_а_г_о_р_о_д_с_т_в_а".  Таким  образом, смысл  словосочетания
"Патрикий Живульт" приблизительно может быть передан как "рыцарь жизни".
"Записки   Патрикия   Живульта"   --   "генеральная"  проза астернака  30-х
годов  --  были несомненно важнейшим звеном, сязующим  воедино  все  прежние
попытки  "большого романа" с амыслом  "Доктора Живаго". Целый ряд мотивов,
положений, имен   топонимов  в дошедшей до нас части ("Начало прозы 36 года")
казывают  на  это  с  полной  ясностью. Композиция этой части оспроизводит
композицию  "Повести"  (действие  начинается на урале  во  время  первой
мировой  войны и затем переносится в начало  1900-х  годов).  Явная
претендентка  на  роль героини
Евгения Викентьевна Истомина -- это выросшая Женя Люверс, хотя обстоятельства
ее  детства  изложены  иначе,  чем  в  ранней повести.  Ее  муж,  "физик  и
математик" в гимназии уральского города Юрятина, ушел на войну добровольцем
и, как Стрельников, пропал  без  вести.  Облик  Истоминой  в  "романе  о
Патрике" предвосхищает  некоторые  черты  будущей Лары Антиповой. Как и
героиня "Доктора Живаго", Истомина одна воспитывает дочь Катю.
В  образе  Патрикия,  от имени которого ведется повествование, легко
опознаются автобиографические черты, с одной стороны, и признаки,
сближающие  его  с  Юрием  Живаго,  --  с  другой.
Настоящее   воспитание   Патрик  получает  в  доме  Александра Александровича
и  Анны Губертовны (в "Докторе Живаго" Ц Анны Ивановны)   Громеко   вместе
с  их  дочерью  Тоней,  которая впоследствии  становится  его  женой  и
матерью его сына Шуры. Мотивы  влечения  Патрика  к  Истоминой предвосхищают
описания чувств   Юры   к   "девочке   из   другого  круга":  "Истомина
единственная  из  нас  была  человеком  с  откровенно разбитой жизнью.  Она
всех  полнее  отвечала  моему  чувству конца. Не посвященный  в  подробности
ее истории, я в ней угадывал улику времени, человека в неволе, помещенного во
всем бессмертии его задатков в грязную клетку каких-то закабаляющих
обстоятельств.
И  прежде всякой тяги к ней самой меня потянуло к ней именно в эту клетку".
Образ "человека в неволе,  в клетке" поясняет происхождение еще  одной
"говорящей" фамилии  в  романе  "Доктор Живаго" -- Гишар  (от  французского
guichet  --  тюремное  окошко)  и,  в сочетании с  русским значением имени
Лариса  (чайка),  делает понятным  обилие  "птичьих"  ассоциаций  в
описаниях  героини романа.   Сближению  Патрикия   и   Истоминой,   фабульно
не завершенному,  предшествует  отъезд  семьи  первого  с  Урала.
Внимательный  читатель,   потрудившись  сравнить  оба  текста, сможет
обнаружить еще немало признаков их преемственной связи.
Спустя  год  после  опубликования  романа  "Доктор  Живаго" миланским
издательством  Фельтринелли  (1957),  приведшего  к скандально известной
травле Пастернака на  родине (ее  история заслуживает  отдельного  описания),
в  письме  к  известному музыковеду П.  П.  Сувчинскому Пастернак сказал о
своем романе слова,  которые  могут  служить опорой  для  его  неискаженной
интерпретации:
"...Потребовалась  целая   жизнь,   ушедшая  на  то,   что называлось
модернизмом,   на  фрагментаризм,   на  ф_о_р_м_ы: политические,
эстетические, мировоззрительные  формы,   на направления, левые и правые, на
споры направлений...
А  жизнь  тем  временем  (войны,  владычество кретинических теорий, гекатомбы
человеческих существовании, вступление новых поколений),  жизнь тем  временем
шла своим чередом и  накопила множество  полувекового материала,  горы
нового  неназванного содержания,  из  которого не  все охватывается старыми
формами (политическими, эстетическими, левыми, правыми и пр. и пр.), а часть,
самая живая, остается еще без обозначения; как сознание ребенка.  И жалки те,
кто хранит верность бесполезной косности старых определившихся принципов,
соперничеству идей и велениям былой,  на пустяки растраченной новизны,  а не
смиряется перед простодушием  и  младенческой  неиспорченностью свежего,
едва народившегося, векового содержания. Надо было именно перестать принимать
во  внимание  привычное,  установившееся и  в  своем значении сплошь такое
фальшивое, надо было душе с ее совестью, способностями познания,  страстью,
любовью  и  нелюбовью дать право на полный, давно назревший переворот,
который перевел бы ее   из  ее  неудобной,   вынужденной  скрюченности  в
более свойственное ей, свободное, естественное положение.
Вот в чем,  собственно говоря, вся суть и значение "Доктора Живаго"".
Герой - Юрий Андреевич Живаго, врач, мыслящий, с поисками, творческой и
художественной складки,  умирает  в  1929  году.
После него остаются записки и  среди других бумаг написанные  в молодые
годы   отделанные   стихи,   часть   которых   здесь предлагается  и
которые  во   всей  совокупности  составляют последнюю, заключительную главу
романа. Автор".
Знаменательно,  что Пастернак относит смерть главного героя к  1929  году,
времени  слома  образа  жизни  страны,  кануну самоубийства Маяковского,
году,  который в "Охранной грамоте" назван последним годом поэта.
Роман о  докторе Живаго и  стихи,  написанные от его имени, стали  выражением
радости,  превозмогающей страх  смерти.  "По наполнению, по ясности, по
поглощенности любимой работой жизнь последних лет почти сплошной праздник
души для меня.  Я  более чем доволен ею,  я ею счастлив, и роман есть выход и
выражение этого счастья",  --  писал Пастернак в 1955 году. Послевоенная
одинокая и  независимая жизнь  была  каждодневным преодолением смертной
тяжести, светлым ощущением бессмертия, верностью ему.
Он по собственному опыту говорил, что бессмертие -- это другое имя  жизни,
немного  усиленное.  Духовное  преодоление смерти Пастернак считал  основой
своего понимания новой  христианской истории человечества.
"Века  и  поколения только после Христа вздохнули свободно. Только  после
него  началась жизнь  в  потомстве,  и  человек умирает не на улице под
забором, а у себя в истории, в разгаре работ,    посвященных   преодолению
смерти,   умирает,   сам посвященный этой теме", -- говорит в романе
Веденяпин.
В   свете  этой   исторической  традиции  жизнь  отдельного человека,
социально  не  выделенного,  не  претендующего  на привилегии,  на  то,
чтобы  с  ним  считались больше,  чем  с другими,  более того -- общественно
лишнего, становится Божьей повестью. Вечной темой искусства.
Творчески одаренный герой романа стремится к  занятию своим делом,  и его
взгляд становится,  силою обстоятельств, мерой и трагической  оценкой
событий   века,   а   стихотворения  -- поддержкой  и  подтверждением надежд
и  веры  в  долгожданное просветление и  освобождение,  предвестие  которых
составляет историческое содержание всех послевоенных лет.
Читая и перечитывая роман, приходишь к мысли, что главное в нем  скорее
показано читателю,  чем  сказано ему  в  жесткой, настоятельной форме.
Любовь к  жизни,  чуткость к  ее голосу,доверие  к  ее  неискаженным
проявлениям --  первейшая  забота автора.  Это  проявляется всего  сильнее в
речи  и  действиях главного,  --  лирического героя  --  Юрия  Живаго.  Он
ценит чувство меры и знает,  к каким гибельным последствиям приводит
насильственное вмешательство человека в природу и историю.
В   первую  очередь  ему  с  детства  ненавистны  те,   кто себялюбиво вносит
в жизнь соблазн,  пошлость, разврат, кому не претит  власть  сильного  над
слабым,  унижение человеческого достоинства.  Эти  отвратительные черты
воплощены для  Юрия  в адвокате Комаровском, сыгравшем трагическую роль в его
судьбе.
Живаго    склонен    сочувствовать   нравственным   идеалам революции,
восхищаться ее героями, людьми прямых действий, как Антипов-Стрельников.  Но
он ясно видит и то,  к чему неизменно приводят эти действия. Насилие, по его
наблюдениям, ни к чему, кроме  насилия,  не  ведет.  Общий производительный
ход  жизни нарушается, уступая место разрухе и бессмысленным, повторяющим
прежние,   призывам  и   приказам.   Он   видит,   как  власть идеологической
схемы губит всех,  оборачиваясь трагедией и для того,  кто ее исповедует и
применяет.  Есть основания считать, что  именно  эта  убежденность отличает
"Доктора  Живаго"  от прозы, над которой Пастернак работал до войны.
Юрию Андреевичу кажется дикой сама идея переделывать жизнь, поскольку жизнь
не материал,  а  действующее начало,  по своей активности   намного
превосходящее   возможности   человека.
Результат его  действий лишь в  меру внимания и  подчинения ей соответствует
его благим намерениям. Фанатизм губителен.
В  одном  из  черновых вариантов романа  отношению Живаго к Стрельникову
давалось такое объяснение:
"Как он любил всегда этих людей убеждения и дела, фанатиков революции  и
религии!   Как  поклонялся  им,   каким  стыдом покрывался,  каким
немужественным казался себе  всегда  перед лицом  их.   И   как  никогда,
никогда  не  задавался  целью уподобиться  им  и  последовать  за  ними.
Совсем  в  другом направлении шла  его  работа над собой.  Голой правоты,
голой истины, голой святости неба не любил он. И голоса евангелистов и
пророков не покоряли бы его своей все вытесняющей глубиной, если бы в них не
узнавал он голоса земли, голоса улицы, голоса современности,   которую  во
все  века  выражали  наследник учителей -- художники. Вот перед кем по
совести благоговел он, а не перед героями, и почитал совершенство творения,
вышедшего из несовершенных рук,  выше бесплодного самоусовершенствования
человека".
     Список литературы.
1.     Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Материалы для биографии. М., 1989.
2.     Воспоминания о Борисе Пастернаке. М., 1993.
3.     Борисов В.М., Пастернак Е.Б. Материалы к творческой биографии романа
Б.Пастернака лДоктор Живаго // Новый мир. 1998. № 6. С. 205Ц249.
4.     Лихачёв Д.С. Размышления над романом Б.Л. Пастернака лДоктор Живаго
// Пастернак Б. Доктор Живаго // Избранные произведения: В 2 т. СПб., 1998.
Т. 2.
5.     Иванова Н. Смерть и воскресение доктора Живаго // Юность. 1988. № 5.
6.     Колобаева Л.А. УЖивая жизньФ в образной структуре романа лДоктор
Живаго Б.Пастернака // Русская словесность. 1999. № 3.