Диплом: Международно-правовое регулирование вооружённых конфликтов
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Кафедра конституционного и международного права
Квалификационная работа на тему:
лМеждународно-правовое регулирование вооружённых конфликтов
План
Введение | 3 |
| |
Глава I. Международные вооружённые конфликты, роль норм международного гуманитарного права по их регулированию | 8 |
| |
| з1. Понятие вооружённого конфликта | 8 |
| |
| з2. Международные вооруженные конфликты, их виды | 13 |
| |
Глава II. Вооружённые конфликты немеждународного характера | 63 |
| |
| з1. Понятие и виды вооружённых конфликтов немеждународного характера | 63 |
| |
| з2. Нормы международного гуманитарного права, применяемые к вооружённым конфликтам немеждународного характера | 76 |
| |
| Список литературы | 91 |
| |
| |
| |
| |
| |
Введение
Окончание эпохи биполярного мира позволило отвести, к счастью, угрозу третьей
мировой войны и ядерной катастрофы, которая явилась бы ее последствием. Оно
способствовало урегулированию некоторых вооруженных конфликтов, подобных тем,
что терзали Никарагуа и Сальвадор, однако оно не положило конец другим
конфликтам, где внутренние противоречия возникли из идеологического
противостояния. Так случилось в Афганистане и Камбодже. Но главным итогом
окончания лхолодной войны и распада Советского Союза явилась вспышка новых
конфликтов и новых форм насилия, в частности на Балканах, Кавказе, в
Таджикистане.
Имеем ли мы дело с временным явлением, которое уступит дорогу миру? Мы все
этого желаем, но приходится в этом усомниться. Ведь иное мироустройство не
пришло на смену биполярности мира, установившейся в результате Ялтинских
соглашений и существовавшей до 1989 года. Мы живем в период стремительных
экономических и политических перемен, которые в России заметны больше, чем
где бы то ни было, а из уроков истории мы знаем, что всякая значительная
перемена всегда сопровождается насилием.
Кроме того, нельзя не видеть, углубление экономических и
политических противоречий: богатые и бедные страны все более отдаляются друг
от друга, увеличивается и существующая в любой стране пропасть между
меньшинством населения, которое богатеет, иногда с головокружительной
быстротой, и больншинством, которое изо всех сил борется с бедностью. В конце
концов эти противоречия не могут не привести к возникновению
новых форм насилия. Есть все основания полагать, что, несмотря на
питаемую в наших душах надежду, война и массовое насилие перейдут вместе с
нами рубеж XXI века.
Будут ли существовать те же формы конфликтов, с которыми мы сталкивались в
прошлом? В этом можно усомниться.
Сотрудничество различных государств в рамках ООН и других международных
организаций позволяет держать под контролем международные столкновения,
которые возникают все реже
и реже. Риск возникновения новых войн между государствами, имеет тенденцию
к снижению.
Однако всё более возникают вооружённые конфликты государств. Разгул расовой
ненависти и религиозного фанатизма явился следствием идеологических
противостояний эпохи лхолодной войны, приводивших к изгнанию с родных мест
целых групп населения, то есть к геноциду: все помнят конфликт на территории
бывшей Югославии и конфликты, терзавшие Руанду и Бурунди.
В некоторых случаях ненависть и насилие, вызванные такими конфликтами,
приводят к разрушению государственности. Наиболее впечатляющими из подобных
примеров остаётся Сомали, а признаки появления такой ситуации наблюдаются во
многих других странах, от Афганистана до Либерии. В этих ситуациях особую
остроту обретает применение норм международного гуманитарного права к новым
формам конфликтов.
Как известно, гуманитарное право возникло из военного противостояния
суверенных государств.
Долгое время речь шла о своде обычных норм, которых придерживались монархи в
отношениях между собой. Подобно этому, первые конвенции о ведении боевых
действий и конвенции, предназначенные защищать жертв войны, а именно
Женевская конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих
армиях от 22 августа 1864 г., Санкт-Петербургская декларация об отмене
употребления взрывчатых пуль от 29 ноября (11 декабря) 1868 г. и Гаагские
конвенции 1899 и 1907 годов, признавались в качестве правовых документов
только теми, кто их подписывал, то есть государствами.
Что происходило во время гражданской войны?
В традиционном европейском праве законы и обычаи войны не применялись к
отношениям между монархом и его восставшими подданными. Правители могли
свободно применять к восставшим подданным всю строгость уголовного права и
пользовались этим без ограничений.
На практике такая система приводила к применению чрезвычайно жестких
репрессивных мер и эскалации насилия. Будучи исключенными из сферы применения
гуманитарного права, восставшие никак не стремились его соблюдать и отвечали
на репрессии соответствующими репрессиями, что приводило к ужесточению
подавления, порождало эскалацию насилия, когда дикость властей сменялась еще
большей жестокостью восставших. К сожалению, в истории встречается немало
подобных принмеров.
Ужасы, которые испытали люди во время гражданских войн в России и Испании,
заставили государства признать, что некоторые основополагающие гуманитарные
принципы должны соблюдаться даже во время гражданской войны.
Так возникла ст. 3, общая для всех четырех Женевских конвенций от 12 августа
1949 г. о защите жертв войны. Эта статья, которую иногда называют лконвенцией
в миниатюре, определяет основополагающие гуманитарные принципы, подлежащие
соблюдению во время немеждународного вооруженного конфликта, в частности,
предписывает гуманное отношение к лицам, совсем не участвующим в конфликте, и
к тем, кто более в нем не участвует, будучи выведенным из строя в случае
болезни, ранения, задержания или по другим причинам. В рамках второго
Дополнительного протокола к Женевским конвенциям, принятого 8 июня 1977 г.,
получила дальнейшее развитие концепция защиты, предоставляемой международным
гуманитарным правом жертвам немеждународных вооруженных конфликтов, в
частности в том, что касается ведения боевых действий.
Таким образом, приходим к выводу о существовании двух различных режимов:
режима, применимого исключительно к международным вооруженным конфликтам,
включающего весь комплекс положений гуманитарного права; и режима,
применимого к вооруженным конфликтам немеждународного характера, включающего
использование только некоторых основных норм, которые должны соблюдаться в
период любых конфликтов.
Такое различие часто оспаривается в теории, а на практике вполне может
показаться достаточно искусственным. В принципе оно может быть подвергнуто
критике. Но на самом деле, происходит ли конфликт между государствами или
немеждународный конфликт, жертвы испытывают одинаковые потребности в защите.
Трудно бывает понять, что существуют два различных режима.
Не было недостатка в предложениях о замене двух режимов одним, который мог бы
применяться ко всем вооруженным конфликтам. До сегодняшнего дня, однако, ни
одно из этих предложений не привело к конкретным результатам. Вряд ли стоит
этому удивляться. Различие между режимом, применимым к международным
вооруженным конфликтам, с одной стороны, и тем режимом, который применяется к
вооруженным конфликтам немеждународного характера, Ч с другой, состоит в том,
что понятие государственного суверенитета находит свое отражение в праве
вооруженных конфликтов. Ведь известно, что государства особенно беспокоятся о
своем суверенитете тогда, когда он находится под угрозой... Далее возникает
вопрос о соблюдении норм гуманитарного права. Сегодня приходится
констатировать о грубейших нарушениях норм международного государственного
права.
Отсюда возникает вопрос: как обеспечить их соблюдение?
Переговоры и обычные инструменты дипломатии являются основными
средствами обеспечения соблюдения норм международного государственного права,
что составляет предмет повседневной заботы Международного
Комитета Красного Креста, стремящегося предоставлять защиту и
помощь жертвам войны и следить за соблюдением международного
государственного права. Однако, когда приходится сталкиваться с политикой
систематического и намеренного отрицания гуманитарного права, существует
опасность того, что переговоры не приведут ни к каким результатам. На
странах, не принимающих участия в конфликте, лежит в этом случае особая
ответственность, так как только они могут оказать давление на конфликтующие
стороны и принудить их соблюдать свои обязательства, а также нормы права, под
которыми они поставили свои подписи.
В конечном итоге все государства Ч участники Женевских
конвенций обязались не только соблюдать эти конвенции, но и способствовать
их соблюдению. Являясь участниками Женевских конвенций, государства, не
участвующие в конфликте, не только заинтересованы в том, чтобы обеспечить
соблюдение этих договоров, но и обязаны следить за их соблюдением.
Без всякого сомнения, эти государства располагают соответствующими средствами
для этого как в дипломатическом плане, так и с точки зрения применения
экономических санкций. Они могут действовать в одностороннем порядке, но
могут и объединять свои усилия в рамках международных организаций,
Желательно ли, чтобы государства, не участвующие в конфликте, прибегали к
вооруженной силе с целью принудительного обеспечения соблюдения гуманитарного
права? Не следовало бы исключать такую возможность в некоторых крайних
случаях систематического и намеренного нарушения основополагающих
гуманитарных норм, в частности в случае геноцида, но при этом должны
соблюдаться записанные в Уставе ООН нормы относительно применения силы.
Естественно, нельзя допустить, чтобы какие-либо государства, воспользовавшись
нарушениями гуманитарных норм, допущенными другими государствами, применили
силу в одностороннем порядке и нарушили тем самым положения Устава ООН.
Кроме того, не следует забывать, что нарушения гуманитарного права сами по
себе являются наказанием. Разумеется, те, кто несет ответственность за эти
нарушения, убеждены, что они смогут извлечь из них какую-то выгоду, и иногда
на короткий период им это удается.
Воина развивается по своим собственным законам, которые Клаузевиц, без сомнения
являвшийся лучшим теоретиком периода, называемого эпохой искусства войны, четко
высказался по этому поводу:
лВойна есть акт насилия, и не существует границ
проявлению этого насилия. Действия одного из противников заставляют действовать
другого, и такие обоюдные действия, в принципе, могут достигнуть крайних
пределов.
Для сохранения основных, близких нам ценностей гуманности и цивилизации, а
также тех самых ценностей, ради защиты которых пришлось брать в руки оружие,
необходимо избежать сползания к пропасти: От этого зависит будущее
человечества.
Глава I. Международные вооружённые конфликты, роль норм международного
гуманитарного права по их регулированию
з 1 Понятие вооружённого конфликта
Прежде чем ответить на этот вопрос, постараемся сначала понять, почему
употребляется выражение лвооруженный конфликт, а не термин лвойна. Такое
предпочтение обусловлено как терминологической, так и юридической
причинами.
Терминологическая причина заключается в том, что понятие
вооруженного конфликта охватывает более широкий спектр ситуаций, чем понятие
войны, значение которого кажется более узким
1
. Действительно, если определять войну как столкновение вооруженных сил двух или
нескольких государств, или вооруженных сил организованных групп на территории
одного государства, срабатывает интуитивная тенденция видеть в ней
исключительно этакий всеобъемлющий социальный пожар, лвсеобщий порыв,
требующий лобъединения сил всех членов общества. В этом случае игнорируются
ситуации, не достигающие планки состояния войны, Ч действия лshort of war, так
сказать, лна грани войны, такие как пограничные инциденты, рейды вооруженных
банд, мятежи без контроля над определенной территорией и т. д. Кстати говоря,
именно в таком узком значении один из авторов рассматривает понятие войны: лВ
том, что касается интенсивности военных действий, последние, согласно правилу
minimis, должны превысить определенный порог, чтобы сделаться войной (...).
Таким образом, войной является борьба, имеющая некоторую продолжительность во
времени, ведущаяся посредством вооруженной силы и достигающая некоторой
интенсивности, между группировками определенного размера, состоящими из
индивидуумов, которые носят оружие, имеют отличительные знаки, подчинены
военной дисциплине и находятся под ответственным командованием.
Аналогичным образом германский суд, которому нужно было определить, являлась ли
действительно война в Испании (1936Ч1939) лвойной в том понимании, какое в
этот термин вкладывает германский закон, для определения размера пенсии
заявителя, вынес отрицательное заключение, сославшись на традиционное
определение войны и отказавшись расширить рамки этого понятия за пределы
международного вооруженного конфликта: лСогласно международному праву, война Ч
это состояние дел между двумя государствами, либо между двумя группами
государств, либо между государством и группой государств, которое обычно
отмечено разрывом дипломатических отношений, последующей приостановкой
применения общих норм международного права мирного времени и общей решимостью
совершить насильственные действия, даже если такие действия на самом деле не
имеют места (ср.
Berbev Lehrbuch des Volkerrechts, 2nd Edn., Vol. II,
para 1, p. 3;
Seidl Hohenveldem. Volkerrechts, 3rd Edn., para 93,
marginal note 1317, p. 336;
Verdross, Volkerrechts, 5th Edn., p 433)
Согласно этой точке зрения, в принципе только государства или группы государств
могут вести войну в значении, принятом в международном праве
(Berber,
/ос.
at. para 2, p. 5). Вооруженный конфликт между государством и
группами внутри этого государства, такими как повстанцы, бесспорно является
гражданской войной, но не войной согласно международному праву. Однако такого
рода конфликт может привести к войне, как она определена в международном
праве... при условии, что повстанцы принзнаны в качестве воюющей стороны либо
правительством, против которого они ведут боевые действия, либо третьим
государством
(Verdross, he. cit., p. 205;
Schmidtm Strupp /
Schlochauer. Worterbuch des Volkerrechts, 2nd Edn., Vol. I, entry under
лBurgerkrieg und Volkerrecht, p. 262; ср. также
Wengler. Volkerrecht,
Vol. II, pp 1469 et seq.)
1.
Аналогичный вывод сделал Верховный суд Южной Африки по вопросу о том, могут ли
операции южноафриканских войск в Намибии против СВАПО быть приравнены к воине
2.
Юридическая причина выбора выражения лвооруженный конфликт
заключается прежде всего в следующем: в статье 2, часть 1, общей для Женевских
конвенций от 12 августа 1949 г., сказано, что они применяются не только лв
случае объявленной войны, но и лв случае... всякого
другого
вооруженного конфликта (курсив автора). Это явно подтверждает тот факт, что
понятие вооруженного конфликта шире, чем понятие войны; однако первое понятие
все же относится к праву войны (или, точнее, праву вооруженных конфликтов).
Отметим, кроме того, что в современных правовых актах гораздо реже говорится о
лвойне, чем о лвооруженных конфликтах. Так, Гаагская конвенция от 14 мая 1954
г., Дополнительные протоколы от 8 июня 1977 г. и различные резолюции
Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций (например, резолюции о
защите гражданских лиц, применении прав личности, защите женщин и детей -
резолюции с 2673 по 2677 (XXV) и 3318 (XXIX) -) гласят, что они применяются лв
случае вооруженного конфликта или лв период вооруженного конфликта.
Этим объясняется предпочтение, отданное выражению лвооруженный конфликт, а
не термину лвойна. А ведь это определение имеет ключевое значение, так как
право вооруженных конфликтов начинает применяться только с момента, когда
имеет место вооруженный конфликт. Как уже говорилось выше, война Ч это
лдействие-условие, влекущее за собой применение определенного правового
статуса. Следовательно, существенно важно уточнить понятие, обозначающее
реалию, наличие которой дает сигнал для выполнения норм права. Международный
уголовный трибунал по бывшей Югославии заявил: лВооруженный конфликт имеет
место всякий раз, когда государства прибегают к силе или когда происходит
продолжительный вооруженный конфликт между правительственными силами и
организованными воорунженными группами или же между такими группами внутри
одного государства.
Как явствует из этого определения, данное понятие не является однозначным.
Доктрина, служащая ключом к применению права вооруженных конфликтов, меняет
его смысл в зависимости от того, идет ли речь о международном или
немеждународном вооруженном конфликте.
Что же является критерием наличия лвооруженного конфликта? Конвенции здесь нам
не помогут, так как в них нет определения этого понятия. Поэтому следует
обратиться к практике государств, в соотнветствии с которой любое применение
силы одним государством против территории другого сразу же вызывает применение
Женевнских конвенций к отношениям между этими двумя государствами.
Международное гуманитарное право не интересует причина применнения силы.
Поэтому несущественно, оправдано ли применение орунжия, было ли оно направлено
на восстановление законности и поряднка (то есть международной полицейской
акцией) или использовалось для открытой агрессии и т. д. Не имеет значения
также, оказывает ли сопротивление подвергшаяся нападению сторона. С точки
зрения международного гуманитарного права вопрос применения Конвеннций решается
фактически очень просто: с того момента, как в руках вооруженных сил одного из
государств оказываются раненые или сдавшиеся в плен военнослужащие или
гражданские лица другого гонсударства, как только они захватывают пленных или
начинают осунществлять контроль над частью территории государства-противника,
они сразу же должны соблюдать нормы соответствующей конвенции. Количество
раненых или военнопленных и площадь оккупированнной территории не имеют
значения, так как необходимость зашиты не зависит от количественных критериев
1.
На практике иногда встречаются разногласия по вопросу применнения
международного гуманитарного права к внутренним конфнликтам. Здесь
единственными критериями являются степень насилия и потребность его жертв в
защите. Однако зачастую государства неохотно обсуждают эти проблемы, заявляя,
что волнения являются их внутренним делом.
Иногда трудности возникают, если, несмотря на бои одна из стонрон в конфликте
отрицает применимость международного гуманинтарного права. Например,
случалось, что государство провозглашало оккупированную им территорию своей
собственной, ставя, таким образом, под вопрос применимость Женевского права.
В других случаях вводились войска на территорию другого государства и его
правинтельство заменялось на новое. Новое (марионеточное) правительство после
этого заявляло, что иностранные войска оказывают дружестнвенную помощь и
поэтому действуют с его согласия. Является это вмешательством по просьбе или
оккупацией?
Каким же образом побудить участвующие в конфликте стороны признать
применимость международного гуманитарного права в каждом конкретном случае?
Прежде всего такое решение должна выннести ООН в резолюции Совета
Безопасности. На практике, однако, применимость гуманитарного права часто
подтверждает МККК, и к его мнению большей частью прислушиваются.
Воздействовать на сонответствующее государство могут также третьи страны.
Такой отклик международного сообщества необходим, чтобы Конвенции не
останвались мертвой буквой. Желательно, чтобы для прояснения правовой
ситуации чаще созывался Международный суд.
Применение международного гуманитарного права прекращаетнся по завершении
конфликта
1 Ч иными словами, применение
кажндой из Конвенций завершается после того, как будут решены все гунманитарные
проблемы, к которым она имеет отношение. На практике это означает репатриацию
всех военнопленных, освобожндение всех интернированных гражданских лиц и всех
оккупированнных территорий.
з 2 Международные вооружённые конфликты
В международном праве принято подразделять вооруженные конфликты на
международные и немеждународные.
Вооружённый конфликт может быть международным в шести случаях:
а) вооруженный конфликт является межгосударственным;
б) вооруженный конфликт носит внутренний характер, но по его поводу
признается состояние войны;
в) вооруженный конфликт Ч внутренний, но имеет место вмешательство
одного или нескольких иностранных государств;
г) вооруженный конфликт является внутренним, но в него вмешивается
вооружённые силы ООН;
д) вооруженный конфликт является национально-освободительной войной;
е) вооруженный конфликт происходит за осуществление права и за отделение;
а) вооруженный конфликт является межгосударственным. В конфликте
непосредственно противостоят друг другу два или несколько государств. Каким
бы ни был его масштаб, он становится международным с того момента, когда
вооруженные силы одного государства сталкиваются с вооруженными силами другого
государства, или даже начинная с момента, когда они открывают военные действия
против другого государства, не встречая сопротивления последнего.
В этих условиях не имеет значения заявление одного из государств, утверждающего,
что оно не ведет борьбу против другого, как это случалось в прошлом. Так, когда
в 1881 г. Франция вторглась в Тунис с целью установления там своего
протектората, она уверяла, что речь шла всего лишь о преследовании племен
кумиров. Аналогичным образом в 1931Ч1933 гг. Япония утверждала, что в
Маньчжурии ее вооруженные силы вели боевые действия не против китайской
армии, а против лразбойников
[1].
Вторгшись в апреле 1940 г. в Норвегию и Данию, нацистская Германия заявляла,
что ее не следует воспринимать как вторгшегося неприятеля, нарушающего
территориальную целостность и независимость этих государств, и что ее
единственная цель Ч защита Севера от проектов его стратегической оккупации
франко-британскими войсками
[2].
В июне 1982г. израильское вторжение на ливанскую территорию сопровождалось
заявлениями, что Израиль воюет не против Ливана, а против палестинцев. Свои,
действия Израиль квалифицировал как действия, направленные на восстановление
власти ливанской администрации
[3], что не
помешало Ливану обратиться с жалобой в Совет Безопасности
[4], который неявно подошел к этой ситуации как к международному
вооруженному конфликту
[5], потребовав,
например, чтобы стороны соблюдали Гаагское положение 1907г
[6]. Кстати, отметим, что в рамках своей деятельности в
Ливане МККК напомнил израильским властям и командованию армии
Южного Ливана обоих обязательствах, вытекающих, в частности, из
совокупности положений IV Женевской конвенции
[7].
Применение права войны в полном объеме в случае военных действий
между двумя государствами прямо предусмотрено соответствующими
Конвенциями (см. IV Гаагскую конвенцию 1907г., Женевскую
конвенцию 1949 г, статья 2, общая, Дополнительный протокол I от
1977г., статья 1, пункт 3).
История являет нам множество примеров конфликтов этого типа Если обратиться
только к недавнему прошлому, можно назвать, в частности, войну между Ираном и
Ираком (1980 Ч 1990 гг.), войну на Фолклендских островах (1982 г), столкновения
между Ливией и Чадом за обладание сектором Аозу (1973Ч1988 гг.), действия ЮАР в
Анголе (1975 Ч 1989 гг.), конфликт в Кувейте (1991 г.), израильско-арабский
конфликт, тянущийся с 1948 г. (с Египтом он закончился в 1978 г., но
продолжается с Сирией, Иорданией, Ливаном, Ираком, что касается Палестины,
данный конфликт находится в настоящее время на пути к урегулированию)
[8].
Во всех рассмотренных случаях вооруженный конфликт является международным,
так как вооруженные силы одного государства сражаются против вооруженных сил
другого, даже если одна из сторон утверждает, что не нападает на войска
противной стороны
Есть, естественно, и пограничные ситуации. Так, хотя Международный военный
трибунал в Нюрнберге и заключил, что аншлюс и передача Судетской области
Чехословакии нацистской Германии в 1938 г. подпадали под статью обвинения № 1,
касавшегося участия в согласованном плане или заговоре лс целью совершения
преступления против мира (Устав Международного военного
трибунала в Нюрнберге, статья 6а)
[9], было признано, что до 1 сентября 1939 г. эти территории не
находились в состоянии войны, подпадающем под действие Гаагского положения
[10]. Однако данный прецедент крайне сомнителен: достаточно вспомнить, каким
образом Гитлер добился лсогласия чехословацких и австрийских властей на
аннексию данных территории
[11].
В случае израильско-арабского конфликта Израиль отрицает применимость Женевской
конвенции IV к оккупированным территориям лна основании статуса
sui genens
Иудеи, Самарии и сектора Газа, но соглашается лс 1967г. действовать
de facto в соответствии с гуманитарными положениями этой
Конвенции
[12], Объясняя позицию
Израиля Р. Лапидот пишет, что лпоскольку Западный берег и Газа были незаконно
оккупированы Иорданией и Египтом в 1948 г., после чего Западный берег незаконно
аннексировала Иордания в 1950 г, эти районы не могут рассматриваться как часть
лтерритории Высокой Договаривающейся Стороны в значении процитированной выше
статьи (Женевская конвенция, статья 2, часть 2)
[13].
Данный тезис несостоятелен в свете статьи 2, часть 1, общей для всех четырех
Женевских конвенций, гласящей, что эти Конвенции применяются к любому
лвооруженному конфликту, возникающему между двумя или несколькими
Высокими Договаривающимися Сторонами
[14] В данном случае оккупация Западного берега и сектора Газа последовала
за конфликтами между тремя Высокими Договаривающимися Сторонами Израилем,
Иорданией и Египтом, так что Женевские конвенции должны там применяться
[15]. К тому же Совет Безопасности подтверждал это несколько раз
[16].
Сами израильские суды, казалось, не оспаривали формальной применимости Женевских
конвенций, а Верховный суд Израиля обычно строил свои рассуждения так, как
если бы эти документы были применимы, и в том числе Женевская конвенция
IV
[17]. Однако при этом они
отказываются признать ООП в качестве лстороны в конфликте, несмотря на то, что
она провозгласила себя Палестинским государством, присоединилась к Женевским
конвенциям и Дополнительным протоколам, а следовательно, они отказываются и
предоставить права, вытекающие из Женевской конвенции III, захваченным
в плен боевикам ООП, что критикуется
[18]
или одобряется
[19].
Международный характер вооруженного конфликта является, следовательно,
объективным фактом, который в принципе не должен зависеть от квалификаций,
исходящих от воюющих сторон. Поэтому Ирак ничего не выиграл, когда утверждал
(или якобы утверждал), что его конфликт с Кувейтом носит внутренний
характер в силу полной аннексии кувейтской территории Ираком
[20], а, следовательно, кувейтские военнопленные не подпадают под действие
III Женевской конвенции
[21]. Конечно,
было бы неправомерно говорить о международном вооруженном конфликте, как только
появляются признаки того, что, действия вооруженных сил какого-либо государства
направлены вовне. На самом деле можно вообразить целый ряд ситуаций и проблем,
однако к решениям, которые мы предлагаем, следует подходить с осторожностью,
так как ввиду отсутствия кодификации они не более чем экстрапонляции норм очень
общего характера.
Например, следует ли квалифицировать как международный вооруженный конфликт
простой инцидент между таможенниками или силами безопасности,
дислоцинрованными по разные стороны границы? Или даже действия
недисциплинированных военных против своих коллег из соседнего государства.
Без всякого сомнения, это было бы преувеличением там, где речь идет об
индивидуальных инициативах, неподконтрольных государству, нет и собственно
межгосударственного столкновения. Нельзя это назвать и лактом войны,
предполагающим использование военной силы одной
военной державой против
другой державы
[22]. По сути, акт войны
сродни акту суверенитета или государственной власти. Однако это не касается
бесконтрольных поступков одного или нескольких военнослужащих, действующих в
своих личных целях вне контекста вооруженного конфликта. Даже если порождается
ответственность государства, которому принадлежат вышеупомянутые военные так
как их поведение составляет лакт государства (Проект статей об ответственности
государств статья 5)
[23], это
приписывание ответственности государству не означает
ipso facto
вовлеченности данного государства в международный вооруженный конфликт со своим
соседом нигде не сказано, что принципы, относящиеся к интернационализации
вооруженных конфликтов, должны совпадать с принципами, касающимися
ответственности государств.
Другая ситуация часто встречающаяся при проведении операций ООН по поддержанию
мира (но не по установлению мира) существует ли вооруженный конфликт между ООН
и государством, на территории которого осуществляется эта операция, когда
военнослужащие ООН используют силу против уголовных элементов, чтобы например,
помешать им грабить или захватывать конвои с гуманитарной помощью
[24]. Мы думаем, что ответ должен быть отрицательный, так как применение
силы к ворам и гранбителям не является актом войны против государства их
происхождения.
Следует, однако, проявлять осторожность, чтобы не отнести к разряду
лграбителей лиц, которые ведут вооруженную борьбу, преследуя реальные
военную и полинтическую цели не всегда легко провести различие между
вооруженной борьбой и преступностью. Во время второй мировой войны Германия
рассматривала участников Сопротивления как террористов, на которых не
распространяется право вооруженных конфликтов.
Обстоит ли дело так же, если вооруженные силы государства
А атакуют базу
повстанцев на территории государства В. Имеет ли место международный
вооруженнный конфликт между А и В.
Если власти
В не реагируют на эту акцию нет и конфликта между Аи В а
конфликтные отношения между вооруженными силами А и повстанцами остаются в
рамках немеждународного вооруженного конфликта Напротив, если В поддерживает
повстанцев и протестует против военной акции Л на своей территории, имеет место
противостояние между А и Б, и конфликт становится международным. И сразу же
конфликтные отношения между А и повстанцами переходят в область норм,
применяемых к международным вооруженным конфликтам.
Если В поддерживает повстанцев, но воздерживается от протестов против акции А
на его территории, В похоже, допускает эту акцию, а следовательно, конфликта
между А и В нет Зато становится сложнее ответить определенно на вопрос
остается ли внутренним конфликт между А и повстанцами особенно если А
недвусмысленно заявляет о своем желании положить конец территориальной
подндержке, которую В оказывает повстанцам.
Не менее деликатна ситуация, в которой В протестует, но не оказывает никакой
Поддержки повстанцам интернационализирует ли международный конфликт между
А
и В конфликт между А и повстанцами из-за перехода границы? Тут возможны любые
сомнения, так как отсутствие вмешательства в пользу повстанцев со стороны В
приводит к тому, что мы имеем дело с двумя по-настоящему отдельными
конфликтами: конфликт (вооруженный или нет) между А и В и конфликт между и
повстанца ми. Ввиду отсутствия какой бы то ни было связи между этими двумя
конфликтам международный конфликт А - В не должен модифицировать внутренний
характер борьбы между А и повстанцами.
Эти примеры показывают, что есть пограничные ситуации, когда столкновение
вооруженных формирований, принадлежащих двум государствам, не обязательно
представляется как международный вооруженный конфликт, которого касается
статья 2, общая для всех четырех Женевских конвенций. Может быть, имело бы
смысла ограничить сферу применения этого положения случаями изолированных
столкновений минимального масштаба, когда одновременно присутствуют оба
критерия:
1. Противоборствующие силы на самом деле действуют от имени своих стран
происхождения. Если конфликтное отношение имеет место только между
неконтролируемыми группировками двух различных государств, вне любого
контекста вооруженного конфликта, общая статья 2 не применяется.
2. Нападая на группировки одного государства, вооруженные формирования другого
государства в действительности нападают на само государство; таким образом,
столкновение с формированиями первого государства является следствием
animus belli второго против первого. Если это намерение одного государства
вести борьбу против другого отсутствует, общая статья 2 не должна более
применяться. Выявление лвоинственных намерений будет зависеть от конкретных
обстоятельств. Наличие таких намерений должно предполагаться, когда одно
государство вторгается на территорию другого, даже если первое утверждает, что
у него нет никаких воинственных намерений в отношении второго. Напротив, в
случае изолированных, точечных и вторичных инцидентов наличие среди
побудительных при чин одной из сторон
animus belli, оправдывающего
применение общей статьи 2, еле дует определять в каждом отдельном случае,
исходя из относящихся к нему конкретных фактов. Например, если вооруженные
формирования одного государств; захватывают и удерживают вооруженные
формирования другого государства в результате сугубо единичного инцидента
(уголовное правонарушение, допущение вторыми по случаю дозволенного перехода
на территорию первого), трудно будет утверждать, что захваченные лица имеют
право на статус военнопленных...
б) Вооруженный конфликт носит внутренний характер, но по его поводу
признается состояние войны. Признание состояния войны Ч акт,
посредством которого либо правительств, страны, на территории которой имеет
место вооруженный конфликт, признает, что последний является войной,
подпадающей под действие всей совокупности законе и обычаев войны, либо
правительство третьего государства заключает, что данный вооруженный конфликт Ч
война, в отношении которой оно намерено занять ней реальную позицию
[25].
В обоих случаях основное последствие признания состояния войны заключается
том, что инициатор этого акта приравнивает вооруженный конфликт, являющийся
aprion внутренним, к международному вооруженному конфликту, что означает для
него принятие на себя обязательства применять к этому конфликту все право
войны без изъятий.
Хотя, на первый взгляд, и кажется, что признание состояния войны порождает
права и обязанности для того, кто выдвинул это предложение (субъективистский
тезис) часто возникал вопрос, не является ли оно на самом деле всего лишь
декларацией прав и обязанностей (объективистский тезис).
Не вдаваясь в детали этого вопроса, по которому не существует никакой писаной
регламентации, заметим только, что и доктрина, и практика не игнорируют оба
тезинса. Так, еще в XVIII веке Ваттель придерживался тезиса объективистского
характера, утверждая, что существования гражданской войны достаточно для того,
чтобы применять к ней всю совокупность законов и обычаев войны Он писал:
лКаждый раз, когда многочисленная партия считает себя вправе оказать
сопротивление верховной власти и берется за оружие, война между ними должна
вестись так же, как между двумя различными государствами
[26].
Кальво и Фиоре придерживались аналогичных взглядов
[27]. Верховный суд США высказался в том же духе по поводу гражданской войны
в США Ч это суждение часто цитируется: лГражданская война никогда торжественно
не объявляется; она становится таковой в силу случайных факторов: численности,
силы и организованности людей, которые ее начали и ведут. Когда мятежная
сторона занимает и удерживает военными средствами часть территории,
провозглашает свою независимость, отказавшись от своего долга верности,
располагает организованными вооруженными силами и начинает военные действия
против своей бывшей верховной власти, международное сообщество признает стороны
в качестве воюющих, а конфликт Ч в качестве войны
[28].
Напротив, Ш. Зоргбибе, являющийся приверженцем субъективистского тезиса, видит в
признании состояния войны чисто факультативный акт, который один способен
повлечь за собой применение к конфликту всей совокупности законов и обычаев
войны
[29].
Субъективистский тезис лучше соответствует относительности международного права
(зато находится в противоречии с принципом равенства интересов жертв). Отсюда
следует, что признание состояния войны есть относительный акт: когда
он исходит от законного правительства, он не связывает третьи
страны, и наоборот
[30]. Является ли
состояние войны результатом действительного существования конфликта или его
недвусмысленного признания, его главное последствие состоит в том, что оно
обязывает не только правительство, но и мятежную сторону применять зоны войны
[31].
До возникновения состояния войны восставшие полностью подчиняются внутреннему
правопорядку, а следовательно, действующим уголовным законам во всей их
строгости, в том числе чрезвычайному режиму как следствию возможного
установления правительством осадного положения.
В настоящее время институт признания состояния войны вышел из употребления: по
сравнению с прошлым его польза в юридическом плане стала менее очевидной, так
как немеждународные вооруженные конфликты в любом случае подпадают под действие
минимальных норм права вооруженных конфликтов и норм, относящихся к правам
личности в политическом же плане государства относятся к нему резко
отрицательно, видя в нем препятствие к осущенствлению ими функций подавления и
своего рода узаконение восстания на международном уровне. На практике в
современной истории нельзя обнаружить ни одного примера явно выраженного
признания состояния войны. Последний по времени случай относится к
англо-бурской войне (1899Ч1902 гг.)
[32]
и ограничивается конфликтнными отношениями между Оранжевым свободным
государством, Южно-Африканской Республикой (Трансваалем) и Великобританией,
обладавшей по отношению к ним верховной властью. Отметим в то же время, что с
британской стороны признание состояния войны не распространялось на мятежных
буров, проживавших в колониальных провинциях Капской и Наталь
[33]. С тех пор встречаются исключительно толкования доктриной тех или иных
позиций государств или правительств, которые приравниваются к формам неявного
признания состояния войны
[34].
Таким образом, приравнивание немеждународного вооруженного конфликта к
вооруженному международному конфликту посредством признания состояния войны
выглядит в настоящее время как в высшей степени теоретическая возможность.
в) вооруженный конфликт Ч внутренний, но имеет место вмешательство
одного или нескольких иностранных государств. Представим
себе такой гипотетический случай: на территории того или иного государства
разворачивается внутренний вооруженный конфликт между правительственными силами
и повстанцами или между организованными вооруженными группами. Если одно или
несколько третьих государств вмешиваются в этот конфликт в, интересах одной или
обеих сторон, приведет ли это вмешательство к интернационализации конфликта? На
практике этот вопрос порождает два других вопроса:
Ч Какова должна быть степень вмешательства, чтобы имел место международный
конфликт между вмешивающимся государством и стороной, против которой
направлено это вмешательство;
Ч Придает ли иностранное вмешательство международный характер всему конфликту
или только конфликтным отношениям между вмешивающимся третьим государством и
стороной, против которой направлено его вмешательство?
Прежде чем определять пороговый уровень, начиная с которого иностранное
вмешательство может интернационализировать конфликт, следует определить, что
понимается под вмешательством. В различных резолюциях Генеральная Ассамблея
Организации Объединенных Наций с большей или меньшей точностью определила
понятие незаконного вмешательства
[35].
Однако вопрос, который нас в данном "Случае занимает, касается законности
вмешательства не в большей степени, чем применение права вооруженных конфликтов
затрагивает законность применения силы.
В то же время из определения этого понятия, данного правом дружественных
отношений следует, что вмешательство, как и агрессия
[36], всегда Ч акт государства, группы государств и, следовательно, может
быть даже актом международной организации. Теперь нам остаётся определить,
начиная с какого момента вмешательство
Ц законное или нет Ч одного
либо нескольких третьих государств в тот или иной внутренний вооруженный
конфликт придаёт последнему международный характер. Обязательно ли
вмешательство должно проявляться в посылке войск? Может ли считаться
достаточным всего лишь присутствие/иностранных военных советников?
Как
быть, если речь идет о наемниках или иностранных добровольцах?
Что,
наконец, происходит, если оказывается чисто финансовая или материальная помощь
военным снаряжением, в области тылового обеспечения, сырьем и т. д.? Рассмотрим
отдельно эти четыре ситуации.
Если третье государство вмешивается в конфликт, направляя войска для действий в
интересах одной из сторон, конфликтное отношение между силами третьего
государства и силами стороны, против которой направлено вмешательство, без
всякого сомнения, носит международный характер. Противостоящие вооруженные силы
принадлежат разным государствам, а то, что вмешивающееся третье государство не
признает в своем противнике представителя государства, где происходит
вмешательство,
не имеет никакого значения.
Конвенции по международному гуманитарному праву не подчиняют свое применение
формальному взаимному признанию воюющими государствами друг друга в
ткачестве. Единственный важный вопрос, подлежащий проверке для применения
конвенций, Ч являются ли государства, находящиеся в конфликте, участниками с
конвенций. Кстати говоря, некоторые положения Женевских конвенций четко
определяют, что их применение не ставится под вопрос тем, что
покровительствуемые лица, принадлежащие к одной из сторон, находящихся в
конфликте, оказались бы во власти лправительства или власти не признанных
этой стороной. Остается не приложенным объективный факт, что силы
вмешивающегося государства сражаются против сил, принадлежащих другому
государству, независимо от того, какие власти осуществляют руководство
вторыми: законное правительство или властные структуры, созданные
повстанцами.
Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН запрещают вмешательство во внутренние дела
государства, не проводя различия между вмешательством в пользу
правинтельства или части населения: и правительство, и население, по
определению, являются составными элементами государства, и международное право
не отдает предпочтения ни тому, ни другому в случае гражданской войны
[37]. Таким образом, логично наделить и того, и другого равным правом
претендовать на то, чтобы представлять государство
[38]. В этих условиях третье государство, вмешивающееся в конфликт на
стороне существующего правительства против повстанческой стороны, противостоит,
следовательно, другому государству. Между ними конфликт носит международный
характер.
Очевидно, ситуация будет такой же в случае вмешательства третьего государства
на стороне повстанцев против законного правительства.
Что
происходит, когда участие третьего государства выражается только в
присутствии иностранных военных советников или технических экспертов в лагере
одной из сторон, находящихся в конфликте. Для того чтобы это присутствие могло
быть интерпретировано как выражение участия третьего государства в конфликте,
должны быть соблюдены два условия:
1
