Реферат: Игорь Северянин
реди множества мифов XX века живет и миф о поэте Игоре Северянине. О том,
что он якобы воспел мещанство и пошлость, что ввел в свою поэзию интонации
самовосхваления и самолюбования. лСеверянинщинои называли дурной вкус,
этакую лпошлинку в поэзии. Чем же сегондня объяснить эту лсеверянинщину,
ее проникновение в творчество поэта, безусловно, талантливого? Самое легкое
и самое простое ирония. Поэт иронизирует над обывателем, над эпохой, над
самим собой и собнственными мечтами, в конце концов. Не раз он сам себя
нанзывал лироником, писал о своем отношении к жизни лЯ трагедию жизни
претворю в грезофарс. Вот что писал В. Брюсов в статье лИгорь Северянин
(1916 г) лНе всегда легко различить, где у Игоря Северянина лирика, где
ирония. Не всегда ясно, иронически ли изображает поэт людскую пошлость, или
увы сам впадает в мучительную пошлость. Мы боимся, что и сам Игорь Северянин
не сумел бы точно провести эту демаркационную линию. Впрочем, ирония Ч
только одна из стихий поэзии Севенрянина. Другая, столь же значительная,Ч
лиризм. Поэтому существует и третья лверсия о природе поэзии Северянина Ч
лирика, мечтателя, лпоэта с открытой душой, как назвал его А. Блок. Каждый
из этих трех образов по-своему верен, и каждый из них Ч только маска,
обличье, надетое автором и принятое доверчивым читателем. Маской был и
литературный псевдоним поэта Ч Игорь- Северянин, подчеркивающий особенную
любовь к Северу. Северянин Ч это уже как бы прозвище, дополнительно
вклюнчающееся в имя. Оно так и писалось через дефис, как приложение.
Настоящая фамилия поэта Ч Лотарев Игорь Васильневич. Он родился 4 (16) мая
1887 года в Петербурге, на Гороховой улице, где и прожил до девяти лет. В
1896 году его отец расстался с матерью и увез сына к своим родственникам в
Череповецкий уезд Новгородской губернии. Там, на берегу Суды Ч лнезаменимой
реки,Ч прошли отрочество и юность будущего поэта. Там же он закончил четыре
класса Череповецкого реального училища Ч учиться дальше ему не пришлось. В
1904 году будущий поэт вернулся к матери и жил вместе с нею в Гатчине, под
Петербургом. Север отозвался в его душе, пробудил вдохновение. Конечно же,
он придумывал Север. Как придумывал и сам себя, как вообще воображал себе
свой мир, еще далекий от реальности. Но в этом придуманном мире, таком,
казалось бы, далеком от повседневности, таком благополучном и спокойном,
внезапно ощущаешь трагедию и боль. Нет никаких видимых причин к
беспокойству, но, читая стихи, невольно чувствуешь тревонгу, скрытую то в
интонации автора, то в подтексте. Может быть, это еще только предчувствие,
предвидение той боли, которая потрясет и страну и мир:
Твоей души очам Ч видений страшных клиры...
Казни меня! Пытай! Замучай! Задуши! Ч
Но ты должна принять!.. И плен, и хохот лиры Ч
Очам твоей души!..
Сегодня это ощущение боли, поиски правды кажутся нам важнее, чем утверждение
Северяниным эгофутуризма. Футуризм был только периодом, хотя и значительным,
в его творнчестве. Протестуя пронтив пошлости, он удалялся на берег моря,
лгде ажурная пена, или в лозерзамок, или на ллунную аллею, встречал
коронлеву лв шумном платье муаровом, слушал звуки Шопена. Называя себя
лцарь страны несуществующей. Северянин мог бросить вызов обществу, воспевая
лананасы в шампаннском и утверждая себя как гения. Но это было Ч маской. Что
же в действительности двигает поэтом? О чем думал он сам?
Из меня хотели сделать торгаша,
Но торгашеству противилась душа.
Смыслу здравому учили с детских дней,
Но в безразумность влюбился соловей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И общественное мненье я презрел,
В предрассудки выпускал десятки стрел.
Что же было в нем истинного? О чем же думал Севенрянин, воспевая лмороженое
из сирени, создавая причудлинвые новые формы? Повторяя в разных вариантах
строку в лКвадрате квадратов, он изненмогает от того, что лзаплутал, точно
зверь, меж тревог и понэм... Тревога о людях, о любви, о России. И даже в
самом лскандальном стихотворении лЭпилог лупоение победой поверхностное.
Надо заметить другое, более точное самонопределение поэта: лВ ненастный день
взойдет, как солнце, моя вселенская душа! Но ни читатели, ни критики не
донгадались, что пафос Северянина не в самопохвале, а, напронтив, в
веротерпимости.
Не ученик я и не учитель,
Великих друг, ничтожных брат.
Иду туда, где вдохновитель
Моих исканий Ч говор хат.
(лЭпилог)
Если прочитать эти строки без предубеждения, иначе поймешь намерения
поэта. И тогда стихотворение, казавшееся эпатажем, бравадой, оказывается,
заключает в себе и самоотрицание. Поэт ощущает себя равным миру Ч и не
скрывает своего чувства. Ирония действительно характерна для стихов
Северянина. Но она направлена не против лиц, а против явлений. Против
фальши, бездушия, озлобления и невежества.
Останови мотор! Сними манто
И шелк белья, бесчестья паутину,
Разбей колье и, выйдя из ландо,
Смой наготой муаровую тину!
Что до того, что скажет Пустота
Под шляпками, цилиндрами и кэпи!
Что до того! Ч Такая нагота
Великолепней всех великолепии!
Конечно, это и сегодня звунчит вызывающе. Но на упреки в пошлости сам Игорь
Северянин ответил в 1918 году в стихотворении лДвусмыснленная слава:
Во мне выискивали пошлость,
Из виду упустив одно:
Ведь кто живописует площадь,
Тот пишет кистью площадной.
Неразрешимые дилеммы
Я разрешал, презрев молву.
Мои двусмысленные темы Ч
Двусмысленны по существу.
Правильнее было бы сказать, что весь поэтический мир Игоря Северянина
изначально двойствен. Поэт как бы взвеншивает на весах добро и зло: лИ в зле
Ч добро, и в добром Ч злоба. Северянин отстаивал свои взгляды яростно и
искренне, что, конечно, не подтверждает его правоты. Но это объясняет его
одиночество и в вымышленном мире, и в настоящем.
В августе 1914 года в лСтихах в ненастный день Северянин провозглашает:
лЖиви, живое восторгая! От смерти мертвое буди! Через год, в июле 1915 года,
в лПоэзе лНевтерпеж звучат иные ноты:
Чем дальше, все хуже, хуже.
Все тягостней, все больней.
И к счастью тропинка уже,
И ужас уже на ней...
Этот ужас еще отступает в минуты личного счастья. Но жизнь постоянно
возвращает его к вопросу о добре и зле, об истине, о любви к народу.
Признавая принципиальную неоднозначность мира, поэт писал:
В ничем Ч ничто. Из ничего вдруг Ч что-то.
И это Ч Бог!
В самосозданьи не дал он отчета,Ч
Кому б он мог?
(лПоэза истины)
Граница между добром и злом, между правдой и неправндой, по Северянину, не
только зыбка и неопределенна. Она не историческая, не социальная, не
национальная. Она Ч личностная. Поэт отвергает классовый, или социальный,
подход, для него существует один критерий Ч нравственнность. Новые
возможности открывает для него февральская революция 1917 года. Он видит в
жизни лвозрождение:
Жизнь человека одного Ч
Дороже и прекрасней мира.
Биеньем сердца моего
Дрожит воскреснувшая лира.
(лБаллада XVI)
Речь шла уже не об одной душе Ч обо всей жизни. Севенрянин, лирик, ироник и
мечтатель, раскрывается как философ. Он упрямо и настойчиво повторяет мысль о
превосходстве человека над миром. Это звучит как продолжение слов
Достоевского о том, что счастье невозможно построить на слезах и на крови. Но
жизнь предлагала все новые варианты политической розни, ожесточенной борьбы.
Под сомнение ставились ценнности, признаваемые дотоле всем человечеством. В
первую очередь лв загоне оказалось, по мнению Северянина, иснкусство. В июле
1917 года он с горечью констатировал:
Дни розни партийной для нас безотрадны,Ч
Дни мелких, ничтожных страстей...
Мы так неуместны, мы так невпопадны
Среди озверелых людей.
(лПоэза строгой точности)
Мы Ч это, конечно же, художники. В поэзию Северянина открыто врывается
политическая лексика. Но мысли поэта, наблюдающего грабежи лчерни, обращены
к народу: лмучительно думать о горе народа. Даже в эти тягостные дни он
разделяет чернь и народ. Отсюда Ч надежда на успокоение, на время как на
ллучшее чудо, на то, что лжизнь не умрет. Он уверен: лМинуют, пройдут
времена самосуда, убийц обуздает народ. Он предсказывает и будущую
трагедию, и песню, которую в конце концов лживой запоет. Подтверждение
своих слов Северянин получил неожиданно скоро: в феврале 1918 года в
Политехническом музее в Москве на поэтическом вечере он был избран лкоролем
поэтов, опередив Маяковского и Бальмонта.
Я так велик и так уверен
В себе, настолько убежден,
Что всех прощу и каждой вере
Отдам почтительный поклон.
(лРескрипт короля)
Трудно сказать, что для самого поэта важнее Ч увереннность в себе или
признание всех вер. В конце стихотворения он провозглашает: лЯ избран королем
поэтов Ч да будет поднданным светло. Вскоре Северянин уехал в Эстонию, в
Эст-Тойлу, где всегда проводил весну и лето. Но немецкая оккупация Эстоннии
(в марте 1918-го), образование самостоятельной реснпублики (1920) отрезали
его от России. Он почти безвыездно жил в деревне со своей женой Ч поэтессой
и переводчицей Фелиссой Круут.
Мое одиночество полно безнадежности,
Не может быть выхода душе из него,
Томлюсь ожиданием несбыточной нежности,
Люблю подсознательно Ч не знаю кого.
(лУтомленный душой)
Души поэта хватало и на восхищение фениксом Эстоннии, и на ностальгию о
России Ч лкрылатой стране. лЭстонния-сказка, лголубая голубка, лоазис в
житейской тщете. Россия же Ч страна одновременно лсвященная и лбезбожнная.
Он любил Россию, но не меньше того любил и Эстонию. Он хотел встать вне
политики. Но его не признавали эмигранты и забывали в России. В Эстонии ему
жилось трудно. Но не потому, что он не имел возможности работать. Просто
время мало способствонвало поэзии. Но все же поэт выпустил 9 книг, много
перенводил эстонских поэтов, издал антологию эстонской класнсической поэзии и
переводы эстонского поэта А. Раннита лВ оконном переплете. Правительство
помогло Северянину, назначило субсидию. Но писал он не об Эстонии и не о
России, а о человеке, о его чувствах.
Но все меньше и меньше белого света оставалось в жизни. Жизнь грубела, так
что лчерствеют и девьи сердца. Приходит новый век, лжестокий, сухой,
рациональный. Люди живут без стихов и не чувствуют их необходимости.
Человек становится рабом, потому что художник никому не нужен.
Все друг на друга: с Севера, с Юга,
Друг и подруга Ч все против всех!
Поиски истинной тропы, пути к себе, к прошлому растянулись на много лет.
Советские люди, пришедшие в Эстонию в 1940 году, уже не знали, кто такой
Игорь Северянин. Им не было дела до его мыслей. Не потому ли, задержалось
возвращение в русскую культуру поэта Игоря Северянина? Зандержалось и
понимание его поэзии. Отечественная война застала Северянина больным. Но,
неисправимый мечтатель, он еще надеется на помощь ценнтрального
правительства в эвакуации. Он рассчитывает на поддержку Жданова. Поэт так и
не понял, что же происходило в России. Его телеграммы Калинину остались без
ответа. 22 декабря 1941 года Северянин умер. Он умер непонятым.
Многие годы спустя мы с удивленнием обнаруживаем, что слишком плохо знали
его. Те чувства, которые казались нам преувеличением оказались настоящими. Мы
искали лмаску, не подозревая о том, что ее не было. Было лицо поэта Ч
страдающего и мыслящего. Судьба Игоря Северянина Ч и в России, и в эмиграции
была печальной. Заграничной публике был мало интересен поэт живший своей
Россией. А по России уже расползались пятна островов ГУЛАГа и казалось
навсегда поглощали память о лгрезах весны XX века. Нам не было дано бросить
розы в гроб поэта, но нам суждено заново осмысляя путь нашей страны
соразмерить с общим движением жизни причудливое движение мысли мечты и
насмешки человека, который слишком долго ждал нашего понимания
