Читайте данную работу прямо на сайте или скачайте

Норманнская теория происхождения государства у славян и ее роль в российской истории

Московский Педагогический

Государственный ниверситет

Исторический факультет

Доклад на тему:

Норманнская теория происхождения государства у славян и ее роль в российской истории

Выполнила: студентка 1 курса

2-ой группы

Кадырова Лариса

Проверил: Горский

Владимир Викторович

Москва 2003
Оглавление

Введени.3

Историография.4

Глава 1. Призвание варягов легенда или Е?.6

Глава 2. Критика норманнской теории...8

Глава 3. Почему норманнская теория существуета до сих порЕЕ.11

Заключени..15

Список литературы...16
Кто сам себя не важает,

того, без сомнения, и другие

уважать не будут.

Н.Карамзин

Введение

Норманнская концепция (норманизм) Ц это одна из теорий возникновения Древнерусского государства, тверждающая, что государство Древней Руси создали пришедшие сюда германцы-шведы, известные в русских летописях под именем варягов-руси. Эта более чем шаткая гипотеза выдается норманистами за непреложный факт, оказавший, будто бы, огромное влияние на культуру, общественное развитие и даже на язык восточных славян. Норманизму с самого начала противостоял антинорманизм, сторонники которого считают, что государство на Руси складывалось самостоятельно, варяги и русь изначально были или славянами, или неславянскими (но и не германскими) народами, же славянизированными ко времени возникновения Древнерусского государства.

Может быть, не все защитники норманнской теории отндают себе в этом отчет, но по существу она покоится на чисто русофобском фундаменте, ибо под всей слонвесной шелухой тут лежит совершенно определенная понлитическая идея: тверждение неполноценности руссконго народа и его неспособности самостоятельно создать и развивать свою государственность. Были, мол, орды грязных дикарей, которые "неизвестно откуда взялись, как народ не имели даже своего имени, платили дань - кто варягам, кто хазарам, жили по-звериному и резали друг друга, пока не догадались поклониться немцам, которые прислали им своих князей, навели порядок, дали им имя Русь и научили жить по-людски. Историк М. Погодин дошел до того, что даже принятие Русью христианства считал заслугой норманнов, а Русскую Правду Ярослава Мудрого называл памятником норманнского происхождения.

Норманнская теория - один из важнейших дискуссионных аспектов истории Русского государства. Cама по себе эта теория является варварскойа по отношению к нашейа истории и к ее истокам в частности. Практически на основе этой теории всей русскойа нации вменялась некая второстепеость, вроде бы н достоверныха фактах русскому народу приписывалась страшная несостоятельность даже в сугубоа национальныха вопросах. Обиднно, что на протяжении десятков лет норманистская точка зрения происхожндения Руси прочно была в исторической науке на правах совершенно точннойа и непогрешимойа теории. Причем среди ярых сторонников норманнской теории, кроме зарубежных историков, этнографов, было множество и отечестнвенныха ченых. Этота обидныйа для России космополитизм вполне наглядно демонстрирует, что долгое время позиции норманнской теории в науке вонобще былиа прочны и непоколебимы.

В своей работе я попытаюсь проанализировать норманнскую теорию, прийти к выводу о состоятельности или несостоятельности этой концепции на основе дошедшиха и известных нам источников, также попытаюсь объяснить, почему эта теория так долго живет в русской истории.

Историография

Таким началом своего исторического бытия мы, как известно, обязаны немцам Фридриху Миллеру, Готлибу Байеру и Августу Шлецеру, которые, через прорублеое Петром Первым локно в Европу, попали в Петербургскую Академию Наук и ревностно занялись "родной русской историей.

Она еще не была написана, - предварительно нужно было собрать, изучить и систематизировать подсобные материалы: русские летописи, хроники соседних нарондов, свидетельства древних авторов, писавших о Руси, и множество иных документов. За это взялся в первой половине 18 столетия русский историк В. Н. Татищев. Человек чрезвычайно добросовестный, он много лет потратил на поиски и исследованье первоисточников, - в особенности летописей, хранившихся во всевозможных монастырях, - и потому труд его подвигался медленно.

Немецкие академики труждать себя подобной рабонтой не стали. Они сразу взяли быка за рога, и вскоре лрусская история была у них готова. На основании сонвершенно недостаточных, сомнительных и непровереых данных, пополненных натяжками и домыслами, игнорируя одни русские летописи и неправильно истолнковав другие, - они объявили князя Рюрика скандиннавским немцем и основоположником русской государнственности, хотя имелось немало своих и иностранных исторических источников, которые явно противоречили этому утверждению и проливали свет на более древние периоды и события русской истории.

Так, например, древнейшая новгородская летопись епископа Иоакима. найденная Татищевым, говорит сонвершенно определенно, что Рюрик был внуком новгонродского князя Гостомысла, в киевской летописи Неснтора, - на которой базировались академики, - по повонду призвания варягов сказано: звахуся те варязи русью, како другие зовуться свей, нормане, англяне и геты. Иными словами, Нестор с предельной ясностью говорит, что скандинавами они не были и что варягами в то время назывались на Руси многие народы самого разнообразнного происхождения. Однако, вопреки этому, Рюрика сделали норманном, Иоакимовскую летопись, - бийстнвенную для норманнской доктрины, - объявили фальшинвой.

История этой летописи такова: ее список, - по-видимому единственный сохранившийся и неполный, - Тантищев получил в 1748 году от Мельхиседека Борщева, игумена Бизюкинского монастыря. Сняв с летописи конпию, он возвратил ее в монастырь, где она несколько позже сгорела при общем пожаре. Это дало академикам повод объявить Иоакимовскую летопись подделкой игунмена Мельхиседека или самого Татищева. Но игумен совершенно историей не интересовался и, судя по записнкам Татищева, вообще был человеком необразованным, Татищев не имел ни малейшей надобности прибегать к подобным подделкам, ибо в его время никаких споров не было, - полемика началась через двадцать лет после его смерти, с появлением трудов Шлецера и Миллера.

Таким образом, норманисты обеспечили себе и своим последователям возможность игнорировать самое важнное свидетельство существования древненовгородского государства. Сказками и вымыслом были объявлены и все сведенья о древне-Киевской Руси, невзирая на то, что и Нестор и целый ряд польских хронистов-, труды которых были академикам известны, - тверждают, что в Киеве задолго до призвания Рюрика же вполне слонжилась своя собственная государственность и в течение трех веков правила династия чисто русских князей, понтомков Кия.

Благодаря тому же локну, зерно норманизма пало на благодатную почву: теорию лрусских академиков поднхватили и разработали историки Готфильд Шриттер, Эрих Тунман, Иоганн Круг, Фридрих Крузе, Христиан Шлецер, Мартин фон Френ, Штрубе и т. п. Разумеется, она получила полное одобрение и поддержку президеннтов и вице-президентов Академии Наук, гг. Блюмеитроста, Кайзерлинга, Корфа. Таубарта и Шумахера. Надо полагать, что очень довольны ею остались сменяющие друг друга временщики - Бирон, Миних и Остерман, да и сама матушка Екатерина, - рожденная принцесса Ангальт фон Цербст, - при таких листорических преднпосылках чувствовала себя на русском престоле более ютно.

Однако, русские академики (в небольшом количестве были и таковые в русской Академии Наук) - Ломононсов, Тредьяковский, Крашенинников и Попов, Ч горячо протестовали против этих оскорбительных для России измышлений. Когда Миллер на торжественном заседаннии Академии прочел свой труд О происхождении нанрода и имени российского, они с возмущением заявили, что автор ни одного случая не показал к славе российнского народа, только поминал о том, что к его беснчестию служить может. Ломоносов после этого писал:

Сие есть так чудно, что если бы господин Миллер лучше изобразить умел, он бы россиян сделал столь богим народом, каким еще ни один самый подлый нанрод ни от какого историка представлен.

Основываясь на древних источниках, Ломоносов донказывал, что к моменту правления Рюрика Русь же насчитывала много веков своей собственной, славянской государственности и культуры.

Еще большего внимания заслуживает выступление Тредьяковского: в изданном им труде Рассуждение о первоначалии россов и о варягах-русах славянского званния, рода и языка - он обнаружил большую эрудинцию и в частности тверждал, что Рюрик и его братья были прибалтийскими славянами, выходцами с острова Рюгена, что позже нашло некоторые подтверждения в трудах других исследователей-антинорманистов.

Эти выступления русских ченых имели временный спех: Миллер был лишен звания академика, же нанпечатанный труд его ничтожили. Но его измышления оказались слишком выгодными для многих сильных мира сего: очень скоро он был прощен и восстановлен в звании. Его труд несколько лет спустя был издан на немецком языке в Германии, позже снова просунут в официальную русскую историю.

Норманнская доктрина восторжествовала: она была признана правильной и научно вполне обоснованной. С той поры все работы историков, которые ей противонречили, рассматривались как проявление назойлив0ого невежества в науке и встречали со стороны Академии пренебрежительное отношение, а иногда и нечто похонжее на окрики, - этим особенно отличался Шлецер. Замечательный труд С. Гедеонова Варяги и Русь, сонвершенно разбивающий норманнскую гипотезу, испортил ему служебную карьеру.

Богатые и материально независимые люди у нас иснторией, к сожалению, не занимались, те, кто избрал ее своей служебной профессией, не могли, конечно, встунпать в идеологический конфликт с министерством пронсвещения и с Академией Наук. До самой революции каждый русский историк, если он хотел преуспевать и получить профессорскую кафедру, должен был придернживаться доктрины норманизма, что бы он в душе ни думал. Наглядным примером такой вынужденной двойнственности может служить Д. И. Иловайский: в своих частных трудах он был ярым антинорманистом, а в написанных им казенных учебниках проводил взгляды Байера, Шлецера и иже с ними.

Глава 1. Призвание варягов легенда или Е?

Норманнская теория была основана на неправильном истолковании русских летописей. Камнем преткновения явилась статья в Повеснти временных лет, датированная 6370-м годом, что в переводе на общеприннятый календарь -год 862- й:

В лето 6370.Изъгнаша Варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и въста родъ на родъ, и почаша воевати сами на ся. И реша сами в асенбе: "поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву". И идоша за морк к варягам, к Руси;а сице бо тии звахуся Варязиа Руь, яко се дркзииа зовутся Свие, друзии же рмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си. Реша Руси Чудь,и Словени,и Кривичи вси:" земля наша велика и обильна, наряда в ней нет, да поидите княжить и володети нами. И изъбрашася 3 братья со роды своими, и пояша по собе всю Русь, и приидоша к Словеном первое,и срубиша городъ Ладогу, и седе в Ладозе старей Рюрик, друнгий, Синеус, на Беле -озере, третий Избрьсте, Труворъ. И от техъ ванрягъ прозвася Руская земля..."[1]

Главным недостатком почти всех работ и норманистов, и антинорманистов (больше применительно к 19 веку) было наивное представление о Несторе, как единственном летописце, написавшем в начале 12 в. Повесть временных лет, которую позднейшие летописцы аккуратно переписывали. Не обращали (и в большинстве случаев и поныне не обращают) внимание на то, что в древней летописи три разных (и разновременных) поминания о варягах, две разные версии об этнической природе Руси, несколько версий о крещении Владимира, три версии происхождения и возраста Ярослава Мудрого. Между тем еще в 1820 г. в предисловии к изданию Софийского временника П. Строев обратил внимание на сводный характер русских летописей.[2] В 30-е г. XIX в. на это же обстоятельство обращали внимание скептики М. Каченовский и С. Скромненко (С.М. Строев). Оба считали, что варяго-норманская проблема привнесена в летопись не ранее X в., С. Скромненко подчеркивал мысль именно о сводном характенре летописи.

Представления о единственном Несторе-летописце были характерны для М.П. Погодина, который защищал авторство Нестора и его поснледователя Сильвестра и принимал норманистскую интерпретацию летописи. Антинорманисты же, читавшие летописные тексты принмерно также, как и скептики, не могли мириться с тем, что скептинки омолаживали летописные известия более чем на два столетия. В результате рациональное зерно в понимании летописей не было своено спорящими сторонами.

В 3Ч40-х гг. XIX в. спор о Несторе принял иное направление. А. Куба-рев в ряде статей сопоставил летопись с Житием Бориса и Глеба, также Житием Феодосия Печерского, достоверно принадлежавшинми Нестору. В летописи эти сюжеты излагал лученик Феодосия, а в житиях - ченик преемника Феодосия - Стефан, лично Феодосия не знавший и писавший по воспоминаниям немногих знавших его старцев. Аргументацию А. Кубарева поддержал П.С. Казанский, понлемизируя, в частности, с П. Бурковым, пытавшимся признать разннородные памятники, принадлежащими одному и тому же автору - Нестору. Именно П. Бутков пытался примирить сочинения Нестора с текстами летописи, полагая, что Нестеровы жития были написаны значительно ранее составления летописи (тем же Нестором). Этот " аргумент будет позднее использован А.А.Шахматовым (впоследстнвии он от него отказался) и живет в некоторых работах до сих пор.

В !862 г. вышла небольшая, но важная статья П.С. Билярского. Автор бедительно показал различия в языке житий и летописи, которые никак не позволяют приписать те и другие тексты одному автору. В том же и следующем году свое мнение о летописях высказал один из крупнейших лингвистов XIX столетия И.И. Срезневский. Он не отрицал частия Нестора в летописании (хотя и не обосновал этого), но впервые поставил вопрос о летописных текстах X в. и об частии многих летописцев в составлении того текста, который известен под названием Повесть временных лет. Появилось также несколько публикаций о сложности летописной хронологии из-за разных сиснтем счета лет,

В 1868 г, вышла основательная работа К. Бестужева-Рюмина, доказынвавшего, что все русские летописи, включая Повесть временных лет, являются сводами, основанными на различных письменных и устных источниках. В последующей полемике, продолжающейся и до сих пор, обозначились разные взгляды на само понятие летописнный свод, главное на способы выявления источников и причинах тех или иных вставок или изъятий текстов из летописей. В XX в. опнределились два основных подхода: А.А. Шахматова (186Ч1920) и Н.К. Никольского (186Ч1935). Шахматов полагал, что надо сначанла реконструировать текст того или иного свода и лишь затем оценинвать его содержание. В итоге, он много лет пытался восстановить рендакции Повести временных лет, но под конец пришел к заключеннию, что это сделать невозможно. Неоднократно он менял взгляд и на авторство основной редакции, то приписывая ее Нестору - автонру житий, то Сильвестру. Древнейший свод, по Шахматову, был сонставлен в конце 30-х гг. XI в. в качестве своеобразной пояснительной записки в связи с чреждением в Киеве митрополии константинонпольского подчинения. Многочисленные сказания, являющиеся как бы параллельными текстами к сообщениям летописей, он признавал извлечениями из летописей. Н.К. Никольский гораздо большее внинмание уделял содержательной, идеологической стороне летописных текстов, сматривая и в разночтениях прежде всего ту или иную занинтересованность летописцев и стоящих за ними идейно-политиченских сил. Соответственно и все внелетописные повести и сказания он считал не извлечениями из летописей, их источниками. Литерантура в целом в Киевское время ему представлялась более богатой, чем это принято было думать ранее, начало летописания он готов был искать в конце X в. Эти два подхода живут и поныне в работах по истории летописания.

Практически в течение всего XIX в. изучение летописания и источников летописей почти не соприкасалось со спорами о варягах и русах. И это притом, что именно из летописей черпали исходный материал. Лишь в публикациях Д.И. Иловайнского (183Ч1920), выходивших в 70-е гг. XIX в. и собранных в сборнике Разыскания о начале Руси (1876), была становнлена определенная связь между летописеведением и пробленмой начала Руси. Иловайский был абсолютно прав, станавнливая, что Сказание о призвании варягов является позднейншей вставкой в Повесть временных лет. казал он и на то, что Игорь никак не мог быть сыном Рюрика: по летописной хроннологии их разделяли два поколения. Но на этом основании он сделал скоропалительное заключение, что если это вставнка, то с ней, следовательно, не стоит и считаться. В итоге как бы зачеркивались не только концепция норманизма, но и оснновное направление антинорманизма - Венелина - Гедеононва - о южном, славянском береге Балтики как исходной обнласти варягов. Историю Руси Иловайский искал только на юге, причем славянизировал разные явно неславянские племена, в частности роксолан, в имени которых многие виндели первоначальных русов (хотя очевидно, что это русы-ала-ны, т, е. иранцы).

Глава 2. Критика норманнской теории

Существуют 4 основных аргумента норманизма, которые до сих пор используются для доказательтсва истинности этой теории (3 были сформулированы Байером, 1 Миллером): 1. От финского названия Швеции Руотси (эстонское Роотси) и произошло собственно название Русь а2. Имена послов и купцов в договорах Руси с греками (X в.) не славянские, следовательно, они германские. 3. Названия Днепровских порогов в книге византийского императора Константина Багрянородного Об управлении империей (середина X в.) даны по-славянски и по-русски, но славянские и русские названия явно отличаются, следовательно, русов, по Байеру, необходимо признать за германоязычных шведов.4. Варяги, согласно древнейшим летописям, живут за морем, следовательно, они шведы.

1) Давайте попробуем проанализировать аргумент, касающийся происхождения и значения термина "русь". Еще Ломоносов казал на нелогичность произведения имени лрусь от финского обозначения шведов лруотси, поскольку ни славяне, ни варяги такого этнонима не знали. Возражение Миллера, обратившегося к примерам Англии и Франции, Ломоносов отводил очевидным аргументом: имя страны может восходить либо к победителям, либо к побежденным, никак не к названиям третьей стороны. Филологи из Евнропы - Экблом, Стендер-Петерсен, Фальк, Экбу, Мягисте, также историки Пашнкевич и Дрейер пытались твердить и крепить построение, согласно котонрому "русь" происходит от "руотси" - слова, котором финны называют шведов и Швецию. "Русь" в смысле "Русское государство" - означало государство шведов - руси. Пашкевич говорил, что "русь" - норманны из Восточнойа Евронпы. Протива этих построений выступал Г.Вернадский, говоривший о том, что термин "русь" имеет южнорусское происхождение, и что "рукхс"а - аланские племен южныха степейа середины Iа тысячелетия нашей эры. Слово "русь" обозначало существовавшее задолго до появления варягов сильное политинческое объединение Русь, совершавшее военные походы на побережье Чернонго моря. Если обратиться к письменныма источникама тогоа времени - визаннтийским, арабским, тоа можно видеть, что они считают русь одним из местнных народов юго-восточной Европы. Такжеа некоторые источники называют его, и этоа особенно важно, славянами. Отождествление понятия "русь" и "норманны" в летописи, на которое пирали норманисты, оказалось позднейншей вставкой.

Похожее положение и у другого основного пункт норманнскойа теонрии-происхождения слов "варяги". Средиа разнообразных гипотез есть и такая, которая предполагает не скандинавское происхождение этого терминна, русское. Еще в XVII в. С.Герберштейн проводил параллели между именнем "варяги" и названием одного из балтийскиха славянскиха племен - варнгов. Эт идея была развита Ломоносовым, позже-Свистуном. Общий смысл их гипотез сводится к тому, что "варяги" - это пришельцы иза балтийскиха зенмель, которые нанимались на службу к восточнославянским князья. Если иснходить из правильности этих гипотез, становится непонятным, откуда в лентописи взялось слово "варяги". Понятно, что искать его в скандинавских сагах совершенно бессмысленно.

Более пятидесяти ченых на протяжении двух веков занимались пробнлемой скандинавских заимствований ва русскома языке. Норманисты хотели показать, что многие предметы и понятий в русском языке имеют скандиннавское происхождение. Специально для этогоа шведскийа филолога К.Терннквиста проела огромную работу по поиску и отсеивания из русского языка скандинавских заимствований. Результат был совершенно неутешителен. Всенго былоа найдено 115 слов, абсолютное большинство из которых - диалекты XIX века, в наше время не потребляемые. Лишь тридцать - очевидные заимстнвования, иза которых только десять можно привести в доказательство норнманнской теории. Этоа такие слова, кака "гридин", "тиун", "ябетник", "брьнковск", "пуд". Такие слова, как "наров", "сяга", "шьгла" - потребляются в иснточниках по одному разу. Вывод очевиден. Точно с таким же спехом исслендователь А.Беклунд пытался доказать наличие на территории русского гонсударства скандинавских имен.

Еще одна основа норманистского чения - скандинавская топонимика на территории Руси. Такие топонимы исследованы ва работаха М.Фарсмер и

Е.Рыдзевской. Н двоих они выявили 370 топонимов и гидронимов. Много? Но в то время на исследованной территории было а60. населенныха пункнтов. Несложные подсчеты показывают, что н 1а названий населенных пунктов приходится 7 скандинавских. Слишком смешная цифра, чтобы говонрить о варяжской экспансии. Скандинавские названия населенных пунктов и рек скорее говорят о торговых связях.

Сторонники норманнской теории также пирали на обилие скандинавснких слов в русскома языке. Это касалось областиа гидронимики: понятия "лахта (залив), "мотка (путь), "волокнема (мыс), "сора (разветвление) и некоторые другие казались варяжскими. Однако было доказано, что эти слонва местного, финского происхождения.

Вообще, если внимательно разобрать все данные, вроде бы поддерживанющие норманнскуюа теорию, они непременно повернуться против нее. К тому же норманисты используют иные источники, чем антинорманисты, и ва больншинстве своем эти источники западные, например, три жития Оттона Бамнбергского. Такие источники часто фальсифицированы и предвзяты. Источнинки же, которыеа можно брать на веру византийские, например, совершенно четко казывают на то, что нельзя смешивать русь с варягами; Русь поминнается раньше, чем варяги; русские князья и дружины молились либо Перунну, либо Христу, но никак не скандинавским богам. Также заслуживают довенрия труды Фотия, Константина Багрянородного, в которых ничего не говонрится о призвании варягов на Русь.

То же самоеа можно говорить и об арабских источниках, хотя вначале норманисты сумели повернуть их в свою пользу. Эти источникиа говорята о руссах как о народе высоком, светловолосом. Действительно, можно подумать о россах как о скандинавах, но эти этнографические выводы весьм шатнки. Некоторые же черты в обычаях казывают на славян.

Совокупность всех источников смело позволяет говорить о несостоянтельности норманнскойа теории. Кроме этиха неопровержимых доказательнств, существует множество других - таких, кака доказательство славянского происхождения названийа днепровских порогов, некоторые археологические данные. Все эти факты развенчивают норманнскую теорию. Вывода иза всего вышесказанного следующий: можно предположить, что роль норманнов на Руси в первый период их появления на территории восточных славян (до третьней четверти X в.)- иная, чем в последующий период. Вначале это роль купнцов, хорошо знающих чужие страны, затем - воинов, навигаторов, мореходов.

На престола была призвана ославяненная скандинавская династия, оснлавяненная, видимо, во второй половине IX века или к моменту прибытия в Киева Олега. Мнение, что норманны сыграли на Руси ту же роль что и конквистадоры в Америке - в корне ошибочна. Норманны дали толчок экономичеснким и социальным преобразованиям в Древней Руси - это тверждение также не имеет под собой почвы.

2) Ломоносов отметил германизацию Байером имен славянских князей. Весьма важно и бедительно его заключение, что лна скандинавском языке не имеют сии имена никакого знаменования (примером лгерманского осмысления славянских имен может служить толкование княжеского имени Владимир как лесной надзиратель). Заключение Ломоносова никто из норманистов и до сих пор не преодолел. Также, очень значимо замечание Ломоносова о том, что со времени принятия христианства на Руси тверждаются греческие и еврейские имена, но это не значит, что носители этих имен - греки или евреи, потому сами по себе имена не казывают на язык их носителей. В соответствии с этим размышлением Ломоносов допускал, что имя Рюрик - скандинавское, но пришел князь с варягами - русью с южного берега Балтики. бежденность его основывалась и на том, что он, будучи в Германии, побывал на побережье Варяжского моря, где еще сохранились не только славянские топонимы, но местами звучала и славянская речь.

3) Что касается Днепровских порогов, то М. Ю. Брайчевскийв своей статье по существу полностью опроверг один из важнейших аргументов норманистов: он показал, что большинство темных названий порогов, перевод которых искали в германских языках, на самом деле легко объясняется словами из алано-осетинского языка. а

Но, на мой взгляд, самым главным аргументов в пользу антинорманизма является то, что государство не может возникнуть само сабой, его не могут построить несколько человек, государство - это всегда закономерный процесс в развитии общества. Даже если на минуту предположить, что Рюрик был варягом, это не означает, что он построил государство, общество само внутренне было готово и достаточно развито для государственности. Поэтому норманнскую теорию можно вполне считать беспочвенной.
Глава 3. Почему норманнская теория существует до сих пор

Читателя, может быть, дивит то, что эта низительнная для русского национального достоинства теория не встретила в верхах нашего культурного общества нинкаких протестов. Но это тоже имеет свое историческое объяснение. Почва и все словия для пышного расцвета норманизма были подготовлены на Руси задолго до эпонхи немецкого засилья.

Еще в конце пятнадцатого столетия у великих князей Московских, же начавших титуловать себя царями, вознникла чисто политическая необходимость официально возвысить свой род в глазах европейских монархов. Это было вызвано следующими обстоятельствами: в 1453 гонду турки сокрушили Византийскую империю, а девятнандцать лет спустя великий князь Иван Третий женился на племяннице последнего императора Зое (Софье) Палеолог и в качестве русского государственного герба принял римско-византийского двуглавого орла. С этого момента в Кремле возникает и провозглашается идея: "Москва - Третий Рим, а четвертому не бывать. Иными словами, Москва объявила себя прямой наследницей и преемницей Византии, которая была оплотом правосланвия и восточно-европейской культуры. Московским гонсударям надо было чем-то обосновать свои права на такую преемственность и в то же время твердить за собой царский титул, которого никак не желали принзнавать за ними другие монархи.

В соответствии с этим, опальный митрополит Спириндон, - известный на Руси как широко образованный человек и духовный писатель, - получил от великого князя Василия Третьего задание: разработать соответнствующим образом родословную Московской династии.

Спиридон это поручение выполнил. Вскоре появился его труд, озаглавленный Посланием, в котором он взял отправной точкой всемирный потоп: от Ноя вывел родословную египетского фараона Сеостра (Сезостриса), прямым потомком этого фараона сделал римсконго императора Августа. У Августа, по Спиридону, оканзался родной брат Прус, получивший, будто бы, во владенние область реки Вислы, которая, по его имени, стала с тех пор называться Прусской землей. По прямой линии от Пруса Спиридон вывел род Рюрика и в результате всех этих генеалогических построений оказалось, что государей Московских поколенство и начаток идет от Сеостра, первого царя Египту, и от Августа кесаря и цанря, сей же Август пооблада вселенною. И сея от сих известна суть.

Интересно отметить, что в том же Послании Спириндон выводит родословную Литовских князей, но их, на-

от него же род Кобылий... Выеха из прус к великому князю Василию Димитриевичу честен муж Христофор, прозванием Безобраз и от него род Безобразов... и т. п.

В соответствии с подобными заявлениями, потомканми немцев оказались Колычевы, Кутузовы, Салтыковы, Епанчины, Толстые, Пушкины, Шереметевы. Беклеминшевы, Левашевы, Хвостовы, Боборыкины. Васильчиковы и очень многие другие; потомками шведов - Аксаковы, Суворовы, Воронцовы, Сумароковы, Ладыженские, Вельняминовы, Богдановы, Зайцевы, Нестеровы и пр.; потомнками итальянцев - Елагины, Панины, Сеченовы. Чиченрины, Алферьевы, Ошанины, Кашкины, и др.; греков - Жуковы, Стремоуховы, Власовы; англичан - Бестужевы, Хомутовы, Бурнашевы, Фомицыны; венгров - Батуринны и Колачевы. Апухтины и Дивовы оказались франнцузами; Лопухины, Добрынские и Сорокоумовы - чернкесами и т. д.

Несомненно, некоторые из них действительно шли от нерусских корней и о своем происхождении писали правнду. Но подавляющее большинство было, конечно, инонстранцами такого же порядка, как Иван Грозный. Ненредко то происхождение, которое люди себе приписынвали, чтобы довлетворить этой печальной моде, было много хуже подлинного, которое казалось скверным только потому, что оно было чисто русским. Доходило до абсурдов. Так, например, всей России известные Рюнриковичи Ч- князья Кропоткины показали себя выходнцами из Орды. Даже это, очевидно, казалось более пончетным, чем происхождение от великих князей Смоленнских. Собакины, - тоже потомки Смоленских князей, - стали писаться выходцами из Дании.

При Петре Первом и его ближайших преемниках эта тенденция в русскома дворянстве еще силилась. Меншиков, до встречиа с Петром, кака известно, торговавший на лицах Москвы пирожками, оказался потомком литовских магнатов; Разумовский и Безбородко - занведомые малороссы и притом далеко не знатного происнхождения, Ч отпрысками древних польских родов и т, д.

Стоит ли говорить о том, что порожденная немцами норманнская доктрина, при такой настроенности верхушнки русского общества, не могла задеть в нем каких-либо специфически русских национальных чувств и была приннята в лучшем случае с полным равнодушием.

Она вошла во все академические труды и учебники, ее стали преподавать в школах и в ниверситетах, постенпенно отравляя национальное сознание русских людей, прежде справедливо гордившихся своей древней истонрией и самобытной культурой, теперь все глубже пронникающихся подсунутой им идеей неполноценности руснской нации и неспособности русского народа обойтись без руководства и опеки иностранцев. Она была с отмеым довольствием принята и утверждена за границей, давая нашим соседям научное основание для того, чтобы смотреть на русских свысока, как на низшую расу, пригодную лишь в качестве удобрения для других

. Более всего в этом погрешны немцы, навязавшие нам норманнскую теорию и старавшиеся ее использовать в своих понлитических целях. Но многие русские впадают в глубокую ошибку, не делая различия между этими лвнешними немцанми и немцами прибалтийскими, которые тут совершенно ненповинны. Эти потомки Ливонских рыцарей, с присоединенинем Ливонии, вошли в состав Российского государства и честнно служили ему на протяжении веков.

Все это привело к тому, что развитие русской истонрической науки пошло по совершенно ложному пути, искривленному предвзятой веренностью, что мы народ без прошлого, из мрака неизвестности выведенный на историческую арену каким-то другим народом высшей категории, - конечно, не славянским.

Приняв летопись Нестора за основу истории Киевнской Руси, наши официальные историки вынуждены бынли в какой-то мере считаться со сведениями, которые имеются в этой летописи об основателе города Киев - князе Кие и его династии. Однако, допустить, что эти князья были полянами, т. е. русскими, никто не хотел. Академики Байер, Миллер и другие отечественные немнцы, конечно, объявили их готами; В. Татищев - сарматами, историк князь Щербатов - гуннами. Только Лонмоносов утверждал, что они были славянами, позже к этому мнению не без колебаний примкнул Карамзин. Наконец, просто решили объявить все это легендой и таким образом совершенно списать князя Кия и все с ним связанное с исторического счета. На эту позицию твердо встал С. Соловьев, заявивший: Призвание княнзей-варягов имеет великое значение в русской истории, которую с этого события и следует начинать. Костонмаров, отважившийся верить в легенду и считать Кия исторической личностью, этим испортил свою репутанцию серьезного историка. Преуспевающий Ключевнский благоразумно обходил спорные вопросы молчанием, хотя по существу норманистом не был. Платонов тоже счел за лучшее о Кие не поминать и с некоторыми огонворками примкнул к норманистам, - иначе бы ему не бывать академиком. Иловайский, как же было сказано, сидел на двух стульях.

Итак, под Рюрика был подведен германский фунданмент, и с него стали начинать официальную историю Русского государства. Все, что было прежде, объявили вымышленным или недостоверным. Даже допущение того, что поляне были способны сами построить свой столичный город, считалось ненаучным и противоречанщим всему норманистскому представлению о древней Руси. Основание Киева старались приписать кому годнно, только не славянам. Многие русские историки (Куник, Погодин, Дашкевич и др.) защищали совершенно нелепую гипотезу, согласно которой он был построен готами и есть не что иное, как их древняя столица Данпарштадт. То обстоятельство, что Константин Багрянонродный в одном из своих трудов назвал Киев Самбатом, сейчас же породило целую серию листорических гипонтез, будто этот город был построен аварами, хазарами, гуннами, венграми и даже армянами, Ч только лишь потому, что в языках этих народов нашлись слова, понхожие на Самбат. Но прямое казание Птолемея на то, что в его время¹ на Днепре же существовал славянский город Сарбак (чем легче всего объяснить Самбат Багнрянородного), всеми было оставлено без внимания. Вероятно, решили, что Птолемей что-то путает, - настольнко неправдоподобным казалось норманистам славяннское происхождение Киева.

Вопрос, по существу совершенно ясный, в конце концов, запутали до того, что только археология могла дать ему окончательное решение. Теперь раскопки археолонгов, и в частности академика Б. А. Рыбакова, неопронвержимо доказали, что никакие высшие народы тут ни при чем, и что Киев был построен своими, славяннскими руками. К чести многих иностранных историков следует сказать, что не в пример большинству своих руснских коллег, они этого никогда не отрицали.

Конечно, среди русских историков было немало и антинорманистов (Костомаров, Максимович, Гедеонов, Занбелин, Зубрицкий, Венелин. Грушевский и др.), котонрые проделали большую исследовательскую работу и нанесли доктрине норманизма чувствительные дары. Борьба между этими двумя течениями не прекращалась со времен Ломоносова вплоть до самой октябрьской революции. Но практически она ни к чему не привела: слишком неравны были словия этой борьбы.

Научные позиции антинорманизма и тогда были гонраздо сильнее, ибо их подкрепляли факты, открывавншиеся все в большем количестве и определенно говоривншие не в пользу норманизма, который держался больше на рутине и на предвзятых мнениях. Но на стороне занщитников норманской теории была сила авторитета Акандемии Наук и сила реальных возможностей. Кроме того, у норманизма был весьма ценный союзник: инертность русского общества, которое считало, что это спор сугубо научный и никого, кроме профессиональных историков, не касающийся.

Сколько непоправимого вреда принес норманизм пренстижу нашей страны и нам самим, начали понимать же за границей, очутившись в норманском мире и поневоле сделав кое-какие наблюдения, сравнения и выводы. Нашу эмиграцию принимали в Западной Европе в полном соответствии с чением норманизма, то есть не слишком гостеприимно, и не скрывая расценивали нас как представителей низшей расы. Западноевропейских политических эмигрантов, - французов, испаннцев, греков и других (кто только не жаловал в трудные для себя времена на обильные русские хлеба!) у нас принимали иначе. Французский эмигрант герцог Риншелье в России получил пост генерал-губернатора; руснский эмигрант герцог Лейхтенбергский во Франции ранботал монтером. Французские офицеры-эмигранты, ни слова не знавшие по-русски, у нас получали поместья и полки в командованье, а русские заслуженные генералы-академики, в большинстве прекрасно владевшие франнцузским языком, в Париже работали простыми рабочинми или гоняли по лицам такси. И этим мы обязаны, главным образом, норманнской доктрине, созданной и взлелеянной в нашей же Академии Наук.

Что касается советской исторической науки, то она от норманизма решительно отказалась, объявив норманнскую теорию антинаучной. Но оформила она этот отказ не очень убедительно. Сделав много в области исследонвания и описания древнейшего периода истории Руси, полностью признавая самобытность русской государстнвенности и культуры, советские историки в то же время заняли какую-то невразумительную позицию по отношеннии призвания варягов и личности князя Рюрика: не занимаясь вопросами его происхождения и появления на Руси, о нем просто стараются вспоминать пореже, трактуя в этих случаях как личность скорее легендарнную, чем исторически действительную. Как у этого ленгендарного отца мог оказаться вполне реальный сын - князь Игорь, советские историки не объясняют, хотя Игоря признают безоговорочно и считают его чистейншим славянином. Впрочем, для Рюрика в последние гонды выдумали особый термин: его называют персонажем не легендарным, лэпизодическим. Это, по-видимому, следует понимать так, что он в действительности сунществовал, но не заслуживает того, чтобы им занимались историки.

Заключение

В целом можно сделать главные выводы из анализа норманнской концепции и критики ее антинорманизмом: 1. Норманисты не нашли аргументов в пользу того, что варяги и русы были германцами. 2. Антинорманисты предложили более основательную систему доказательств негерманского происхождения варягов и руси.

Так или иначе, с норманизмом на нашей родине практически понкончено. Но Запад продолжает за него держатся цепко и в течение двух последних десятилетий с завидной нанстойчивостью старается крепить обветшалые позиции норманнской теории. Западные норманисты, среди котонрых есть, к сожалению, и выходцы из России, в разных странах выпустили немало книг и публикаций, в которых на все лады повторяют, по существу, все те же псевдонанучные измышления шлецеров и байеров, при полном замалчивании непрестанно возрастающего числа историнческих открытий и работ, совершенно бийственных для норманнской доктрины.

Этот факт весьма показателен и требует самого принстального внимания, ибо за ним кроется не одно лишь тщеславное желание Запада отстоять видимость своего превосходства над русским народом. Дело обстоит гонраздо серьезней: норманнская доктрина пошла на воорунжение тех русофобских сил западного мира, которые принципиально враждебны всякой сильной и единой Роснсии, - вне зависимости от правящей там власти, - и служит сейчас чисто политическим целям: с одной стонроны как средство антирусской обработки мирового обнщественного мнения, с другой - как оправдание тех действий, которые за этой обработкой должны последонвать.

Так ошибка историческая, допущенная три века тому назад и казавшаяся тогда малосущественной, постепео расширяя круг своего действия, опоганила и русское самосознание и отношение к нам других народов, оберннувшись ошибкой политической огромного масштаба.

За неуважение к своему прошлому приходится платить дорогой ценой.

Список литературы

-          Авдусин Д.А. // Вопросы истории, 1988, №7, с.23-24

-          Гедеонов С.А., Варяги и Русь, Пб, 1876

-          Карамзин Н.М., История государства Российского, том 1, Пб, 1830

-          Картаев М. // Слово, 1990, №8, с.63-67

-          Кузьмин А.Г.// Вопросы истории, 1974, №11, с.54-83

-          Кузьмин А.Г., История России с древнейших времен до 1618, М, 2003

-          Кузьмин А.Г., Начало Руси, М, 2003

-          Кузьмин А.Г., Начальный этап древнерусского летописания, М, 1977

-          Кузьмин А.Г., Источниковедение истории России, М, 2002

-          Ловмяньский Х., Русь и норманны, М, 1985

-          Мавродин В.В., Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности, М, 1971

-          Повесть временных лет, Под. ред. Виргинского В.С., М, 1979

-          Славяне и Русь: проблемы и идеи, М, 1

-          Шаскольский И.П., Норманнская теория в современной буржуазной науке, М-Л, 1964а

---

[1] Повесть временных лет. Под ред. Виргинского В.С. М. 1979. с. 16-17

[2] Кузьмин А.Г. История России с древнейших времен до 1618. М. 2003. с.78