«Дни Турбиных» Булгакова в кратком содержании / Школьная литература

Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвёртое действие —
в начале 1919 года. Место действия — город Киев.


Действие первое


Картина первая


Вечер. Квартира Турбиных. В камине огонь, часы бьют девять раз. Алексей Васильевич Турбин,
полковник-артиллерист 30 лет, склонился над бумагами, его 18-летний брат Николка играет
на гитаре и поёт: «Хуже слухи каждый час. Петлюра идёт на нас!» Алексей просит Николку
не петь «кухаркины песни».


Электричество внезапно гаснет, за окнами с песней проходит воинская часть и раздаётся
далёкий пушечный удар. Электричество вспыхивает вновь. Елена Васильевна Тальберг, 24-летняя
сестра Алексея и Николки, начинает серьёзно беспокоиться за мужа, Алексей и Николка
успокаивают её: «Ты же знаешь, что линию на запад охраняют немцы. А едет долго, потому
что стоят на каждой станции. Революционная езда: час едешь, два стоишь».


Раздается звонок и входит штабс-капитан артиллерии, 38-летний Виктор Викторович
Мышлаевский, совершенно замёрзший, почти обмороженный, в кармане шинели его бутылка водки.
Мышлаевский рассказывает, что приехал из-под Красного Трактира, все крестьяне которого перешли
на сторону Петлюры. Сам Мышлаевский почти чудом попал в город — перевод организовали
штабные офицеры, которым Мышлаевский устроил жуткий скандал. Алексей с радостью принимает
Мышлаевского в свою часть, размещённую в Александровской гимназии.


Мышлаевский греется у камина и пьёт водку, Николка растирает ему обмороженные ноги, Елена
готовит горячую ванну. Когда Мышлаевский уходит в ванную, раздаётся непрерывный звонок. Входит
21-летний житомирский кузен Турбиных Ларион Ларионович Суржанский, Лариосик, с чемоданом
и узлом. Лариосик радостно здоровается с присутствующими, не замечая совершенно, что
никто его не узнаёт несмотря на мамину телеграмму в 63 слова. Только после того как
Лариосик представляется , недоразумение разрешается. Выясняется, что Лариосик — кузен
из Житомира, приехавший поступать в Киевский университет.


Лариосик — маменькин сынок, нелепый, неприспособленный юноша, «ужасный неудачник»,
живущий в собственном мире и времени. Он ехал из Житомира 11 дней, по дороге
у него украли узел с бельём, оставили одни только книги и рукописи, уцелела только рубашка,
в которую Лариосик завернул собрание сочинений Чехова. Елена решает поселить кузена
в библиотеке.


Когда Лариосик уходит, раздаётся звонок — пришёл полковник генштаба Владимир Робертович
Тальберг, 38-летний муж Елены. Елена радостно рассказывает о приезде Мышлаевского
и Лариосика. Тальберг недоволен. Он рассказывает о скверном положении дел: город окружён
петлюровцами, немцы оставляют гетмана на произвол судьбы, и никто пока об этом не знает,
даже сам гетман.


Тальберг, персона слишком заметная и известная (все-таки помощник военного министра),
собирается бежать в Германию. Один, так как женщин немцы не берут. Поезд уходит через полтора
часа, Тальберг вроде бы советуется с женой, но на самом деле ставит её перед фактом
своей «командировки» (полковники генштаба не бегают). Тальберг красиво рассуждает, что
едет всего месяца на два, гетман обязательно вернётся, и тогда вернётся и он, а Елена тем
временем побережёт их комнаты. Тальберг сурово наказывает Елене не принимать назойливого
ухажёра, личного адъютанта гетмана, поручика Леонида Юрьевича Шервинского и не бросать тень
на фамилию Тальберг.


Елена уходит собирать чемодан мужу, а в комнату входит Алексей. Тальберг коротко сообщает
ему о своём отъезде. Алексей в холодном гневе, он не принимает рукопожатие Тальберга.
Тальберг объявляет, что Алексею придётся ответить за свои слова, когда... когда Тальберг
вернётся. Входит Николка, он тоже осуждает трусливого и мелочного Тальберга, называет его
«крысой». Тальберг уезжает...


Картина вторая


Некоторое время спустя. Стол накрыт для ужина, Елена сидит за роялем и берёт один
и тот же аккорд. Вдруг входит Шервинский с огромным букетом и преподносит его Елене.
Шервинский деликатно ухаживает за ней, говорит комплименты.


Елена рассказала Шервинскому об отъезде Тальберга, Шервинский рад известию, так как теперь
имеет возможность ухаживать в открытую. Шервинский хвастается тем, как однажды пел
в Жмеринке — у него прекрасный оперный голос:


Входят Алексей Турбин, 29-летний капитан Александр Брониславович Студзинский,
Мышлаевский, Лариосик и Николка. Елена приглашает всех к столу — это последний ужин
перед выступлением дивизиона Алексея Турбина. Гости дружно едят, пьют за здоровье Елены,
рассыпают перед ней комплименты. Шервинский рассказывает, что с гетманом все обстоит
благополучно, и не стоит верить слухам, что немцы оставляют его на произвол судьбы.


Все пьют за здоровье Алексея Турбина. Захмелевший Лариосик вдруг говорит: «...кремовые
шторы... за ними отдыхаешь душой... забываешь о всех ужасах гражданской войны. А ведь наши
израненные души так жаждут покоя...», вызывая этим заявлением дружеское подтрунивание. Николка
садится за рояль и поет патриотическую солдатскую песню, и тут Шервинский объявляет тост
в честь гетмана. Тост не поддерживают, Студзинский объявляет, что «тост этот пить
не станет и другим офицерам не советует». Назревает неприятная ситуация, на фоне
которой вдруг некстати выступает Лариосик с тостом «в честь Елены Васильевны
и её супруга, отбывшего в Берлин». Офицеры вступают в ожесточенную дискуссию
по поводу гетмана и его действий, Алексей очень резко осуждает политику гетмана.


Лариосик тем временем садится за рояль и поёт, все сумбурно подхватывают. Пьяный
Мышлаевский выхватывает маузер и собирается идти стрелять комиссаров, его утихомиривают.
Шервинский продолжает защищать гетмана, упоминая при этом императора Николая Александровича.
Николка замечает, что император убит большевиками. Шервинский говорит, что это выдумка
большевиков, и рассказывает легендарную историю о Николае II, который якобы находится
сейчас при дворе немецкого императора Вильгельма. Ему возражают другие офицеры. Мышлаевский
плачет. Он вспоминает императора Петра III, Павла I и Александра I, убитых своими
подданными. Затем Мышлаевскому становится плохо, Студзинский, Николка и Алексей его уносят
в ванную.


Шервинский и Елена остаются одни. Елене неспокойно, она рассказывает Шервинскому сон:
«Будто мы все ехали на корабле в Америку и сидим в трюме. И вот шторм... Вода
поднимается к самым ногам... Влезаем на какие-то нары. И вдруг крысы. Такие омерзительные,
такие огромные...»


Шервинский вдруг заявляет Елене, что муж её не вернется, и признается ей в любви.
Елена не верит Шервинскому, упрекает его в нахальстве, «похождениях» с меццо-сопрано
с накрашенными губами; затем признаётся, что мужа не любит и не уважает, а Шервинский
ей очень нравится. Шервинский умоляет Елену развестись с Тальбергом и выйти за него.
Они целуются.


Действие второе


Картина первая


Ночь. Рабочий кабинет гетмана во дворце. В комнате стоит громадный письменный стол,
на нем телефонные аппараты. Дверь отворяется, и лакей Фёдор впускает Шервинского. Шервинский
удивлён, что в кабинете никого нет, ни дежурных, ни адъютантов. Фёдор рассказывает ему, что
второй личный адъютант гетмана, князь Новожильцев, «изволили неприятное известие получить»
по телефону и при этом «в лице очень изменились», а затем «вовсе из дворца
выбыли», «в штатском уехали». Шервинский в недоумении, взбешён. Он бросается
к телефону и вызывает Новожильцева, но по телефону голосом самого Новожильцева
отвечают, что его нет. Начальника штаба Святошинского полка и его помощников также нет.
Шервинский пишет записку и просит Фёдора передать её вестовому, который должен получить
по этой записке некий свёрток.


Входит гетман всея Украины. Он в богатейшей черкеске, малиновых шароварах и сапогах без
каблуков кавказского типа. Блестящие генеральские погоны. Коротко подстриженные седеющие усы,
гладко обритая голова, лет сорока пяти.


Гетман назначил без четверти двенадцать совещание, на которое должно прибыть высшее
командование русской и германской армий. Шервинский докладывает, что никто не прибыл.
Он на ломаном украинском языке пытается рассказать гетману о недостойном поведении
Новожильцева, гетман срывается на Шервинского. Шервинский, переходя уже на русский язык,
докладывает, что звонили из штаба и сообщили, что командующий добровольческой армии заболел
и отбыл со всем штабом в германском поезде в Германию. Гетман поражён. Шервинский
сообщает, что в десять часов вечера петлюровские части прорвали фронт и 1-я конная
петлюровская дивизия под командованием Болботуна пошла в прорыв.


Раздается стук в дверь, входят представители германского командования: седой, длиннолицый
генерал фон Шратт и багроволицый майор фон Дуст. Гетман радостно встречает их, рассказывает
о предательстве штаба русского командования и прорыве фронта конницей Петлюры. Он просит
германское командование немедленно дать войска для отражения банд и «восстановления
порядка на Украине, столь дружественной Германии».


Генералы отказывают гетману в помощи, заявляя, что вся Украина на стороне Петлюры,
и потому германское командование выводит свои дивизии обратно в Германию, и предлагают
немедленную «эвакуацию» гетмана в том же направлении. Гетман начинает нервничать
и хорохориться. Он протестует и заявляет, что сам соберёт армию для защиты Киева. Немцы
в ответ намекают, что если гетман вдруг попадёт в плен, то его немедленно повесят. Гетман
сломлен.


Дуст стреляет из револьвера в потолок, Шратт скрывается в соседней комнате. Прибежавшим
на шум Дуст объясняет, что с гетманом всё в порядке, это генерал фон Шратт зацепил брюками
револьвер и «ошибочно попал к себе на голова». В комнату входит врач германской
армии с медицинской сумкой. Шратт спешно переодевает гетмана в германскую униформу, «как
будто вы есть я, а я есть раненый; мы вас тайно вывезем из города».


Раздается звонок по полевому телефону, Шервинский докладывает гетману, что два полка
сердюков перешли на сторону Петлюры, на обнажённом участке фронта появилась неприятельская
конница. Гетман просит передать, чтобы задержали конницу хотя бы на полчаса —
он хочет успеть уехать. Шервинский обращается к Шратту с просьбой взять и его
с невестой в Германию. Шратт отказывает, он сообщает, что в эвакуационном поезде нет
мест, и там уже есть адъютант — князь Новожильцев. Тем временем растерянный гетман
переодет германским генералом. Врач наглухо забинтовывает ему голову и укладывает
на носилки. Гетмана выносят, а Шратт незамеченным выходит через заднюю дверь.


Шервинский замечает золотой портсигар, который забыл гетман. Немного поколебавшись, Шервинский
прячет портсигар в карман. Затем он звонит Турбину и рассказывает о предательстве
гетмана, переодевается в штатское, которое доставил по его просьбе вестовой, и исчезает.


Картина вторая


Вечер. Пустое, мрачное помещение. Надпись: «Штаб 1-й кинной дивизии». Штандарт
голубой с жёлтым, керосиновый фонарь у входа. За окнами изредка раздаётся стук лошадиных
копыт, тихо наигрывает гармоника.


В штаб вволакивают дезертира-сечевика с окровавленным лицом. Сотник-петлюровец, бывший
уланский ротмистр Галаньба, холодный, чёрный, жестоко допрашивает дезертира, который на самом
деле оказывается петлюровцем с обмороженными ногами, пробиравшемся в лазарет. Галаньба
приказывает отвести сечевика в лазарет, а после того, как лекарь перевяжет ему ноги, привести
обратно в штаб и дать пятнадцать шомполов «щоб вин знав, як без документов бегать
с своего полку».


За окном раздаются тревожные голоса: «Держи их!» — это евреи побежали
из Слободки прямо по льду. Вдогонку бросаются верховые петлюровцы.


В штаб приводят человека с корзиной. Это сапожник, он работает дома, а готовый товар
относит в город, в хозяйский магазин. Петлюровцы радуются — есть чем поживиться, они
расхватывают сапоги, невзирая на робкие возражения сапожника. Болботун заявляет, что сапожнику
выдадут расписку, а Галаньба даёт сапожнику в ухо. Сапожник убегает. В это время объявляют
наступление.


Действие третье


Картина первая


Рассвет. Вестибюль Александровской гимназии. Ружья в козлах, ящики, пулемёты. Гигантская
лестница, портрет Александра I наверху. Дивизион марширует по коридорам гимназии, Николка
поёт романсы на нелепый мотив солдатской песни, юнкера оглушительно подхватывают.


К Мышлаевскому и Студзинскому подходит офицер и говорит, что из его взвода ночью
убежали пять юнкеров. Мышлаевский отвечает, что Турбин уехал выяснять обстановку, а затем
приказывает юнкерам идти в классы «парты ломать, печи топить!» Из каморки появляется
60-летний надзиратель за студентами Максим и говорит в ужасе, что нельзя топить
партами, а надо топить дровами; но дров нет, и офицеры отмахиваются от него.


Совсем близко раздаются разрывы снарядов. Входит Алексей Турбин. Он срочно приказывает
вернуть заставу на Демиевке, а затем обращается к офицерам и дивизиону: «Объявляю,
что наш дивизион я распускаю. Борьба с Петлюрой закончена. Приказываю всем, в том числе
и офицерам, немедленно снять с себя погоны, все знаки отличия и бежать по домам».


Мертвая тишина взрывается криками: «Арестовать его!», «Что это значит?», «Юнкера,
взять его!», «Юнкера, назад!». Возникает неразбериха, офицеры размахивают револьверами,
юнкера не понимают, что происходит, и отказываются подчиняться приказу. Мышлаевский
и Студзинский вступаются за Турбина, который опять берет слово: «Кого вы желаете
защищать? Сегодня ночью гетман, бросив на произвол судьбы армию, бежал, переодевшись германским
офицером, в Германию. Одновременно бежала по тому же направлению другая каналья —
командующий армией князь Белоруков. [...] Вот мы, нас двести человек. А двухсоттысячная армия
Петлюры на окраинах города! Одним словом, в бой я вас не поведу, потому что в балагане
я не участвую, тем более, что за этот балаган совершенно бессмысленно заплатите своей
кровью все вы! [...] Я вам говорю: белому движению на Украине конец. Ему конец всюду! Народ
не с нами. Он против нас. И вот я, кадровый офицер Алексей Турбин, вынесший войну
с германцами, я на свою совесть и ответственность принимаю все, предупреждаю и, любя
вас, посылаю домой. Срывайте погоны, бросайте винтовки и немедленно по домам!».


В зале поднимается страшная суматоха, юнкера и офицеры разбегаются. Николка ударяет
винтовкой в ящик с выключателями и убегает. Свет гаснет. Алексей у печки рвёт
и сжигает бумаги. Входит Максим, Турбин отсылает его домой. В окна гимназии пробивается
зарево, Мышлаевский появляется наверху и кричит, что зажёг цейхгауз, сейчас ещё две бомбы
вкатит в сено — и ходу. Но когда узнаёт, что Турбин остаётся в гимназии дожидаться
заставу, решает остаться с ним. Турбин против, он приказывает Мышлаевскому сейчас же идти
к Елене и охранять её. Мышлаевский исчезает.


Николка появляется наверху лестницы и заявляет, что не уйдет без Алексея. Алексей
выхватывает револьвер, чтобы хоть как-то заставить Николку бежать. В это время появляются
юнкера, бывшие в заставе. Они сообщают, что конница Петлюры идёт следом. Алексей приказывает
им бежать, а сам остаётся, чтобы прикрывать отход юнкеров.


Раздаётся близкий разрыв, стекла лопаются, Алексей падает. Из последних сил он приказывает
Николке бросать геройство и бежать. В это мгновение в зал врываются гайдамаки
и стреляют в Николку. Николка отползает вверх по лестнице, бросается с перил
и исчезает.


Гармоника шумит и гудит, раздаётся звук трубы, знамёна плывут вверх по лестнице.
Оглушительный марш.


Картина вторая


Рассвет. Квартира Турбиных. Электричества нет, на ломберном столике горит свеча. В комнате
Лариосик и Елена, которая очень беспокоится за братьев, Мышлаевского, Студзинского
и Шервинского. Лариосик вызывается пройти на поиски, но Елена отговаривает его. Она сама
собирается выйти навстречу братьям. Лариосик заговаривает было о Тальберге, но Елена строго
обрывает его: «Имени моего супруга больше в доме не упоминайте. Слышите?»


Раздаётся стук в дверь — пришёл Шервинский. Он принёс дурные вести: гетман и князь
Белоруков бежали, Петлюра взял город. Шервинский пытается успокоить Елену, объясняя, что
предупредил Алексея, и тот скоро придёт.


Опять стук в дверь — входят Мышлаевский и Студзинский. Елена бросается к ним
с вопросом: «А где Алёша и Николай?» Её успокаивают.


Мышлаевский начинает насмехаться над Шервинским, упрекая его в любви к гетману. Шервинский
в ярости. Студзинский пытается прекратить ссору. Мышлаевский смягчается, спрашивает:
«Что ж, он, значит, при тебе ходу дал?». Шервинский отвечает: «При мне. Обнял
и поблагодарил за верную службу. И прослезился... И портсигар золотой подарил,
с монограммой».


Мышлаевский не верит, намекает на «богатую фантазию» Шервинского, тот молча
показывает украденный портсигар. Все поражены.


Раздается стук в окно. Студзинский и Мышлаевский подходят к окну и, осторожно
отодвинув штору, выглядывают и выбегают. Через несколько минут в комнату вносят Николку,
у него разбита голова, кровь в сапоге. Лариосик хочет известить Елену, но Мышлаевский
зажимает ему рот: «Ленку, Ленку надо убрать куда-нибудь...».


Шервинский прибегает с йодом и бинтами, Студзинский бинтует голову Николки. Вдруг Николка
приходит в себя, его тотчас спрашивают: «Где Алешка?», но Николка в ответ только
бессвязно бормочет.


В комнату стремительно входит Елена, и ее сразу же начинают успокаивать: «Упал
он и головой ударился. Страшного ничего нет». Елена в тревоге допрашивает Николку:
«Где Алексей?», — Мышлаевский делает знак Николке — «молчи». Елена
в истерике, она догадывается, что с Алексеем произошло страшное, и упрекает оставшихся
в живых в бездействии. Студзинский хватается за револьвер: «Она совершенно права!
Я кругом виноват. Нельзя было его оставить! Я старший офицер, и я свою ошибку
поправлю!»


Шервинский и Мышлаевский пытаются образумить Студзинского, отнять у него револьвер. Елена
пытается смягчить свой упрёк: «Я от горя сказала. У меня помутилось в голове...
Я обезумела...» И тут Николка открывает глаза и подтверждает страшную догадку Елены:
«Убили командира». Елена падает в обморок.


Действие четвёртое


Прошло два месяца. Наступил крещенский сочельник 1919 года. Елена и Лариосик наряжают ёлку.
Лариосик рассыпает комплименты перед Еленой, читает ей стихи и признается, что влюблён
в неё. Елена называет Лариосика «страшным поэтом» и «трогательным человеком»,
просит почитать стихи, по-дружески целует его в лоб. А затем признается, что давно влюблена
в одного человека, более того, у неё с ним роман; и Лариосик очень хорошо знает этого
человека... Отчаявшийся Лариосик отправляется за водкой, чтобы «напиться
до бесчувствия», и в дверях сталкивается с входящим Шервинским. Тот в мерзкой
шляпе, изодранном пальто и синих очках. Шервинский рассказывает новости: «Поздравляю вас,
Петлюре крышка! Сегодня ночью красные будут. [...] Лена, вот всё кончилось. Николка выздоравливает...
Теперь начинается новая жизнь. Больше томиться нам невозможно. Он не приедет. Его отрезали,
Лена!». Елена соглашается стать женой Шервинского, если тот изменится, перестанет лгать
и хвастаться. Они решают известить Тальберга о разводе телеграммой.


Шервинский срывает со стены потрет Тальберга и швыряет его в камин. Они уходят
в комнату Елены. Слышен рояль, Шервинский поёт.


Николка входит, бледный и слабый, в чёрной шапочке и студенческой тужурке,
на костылях. Он замечает сорванную раму и ложится на диван. Приходит Лариосик,
он только что самостоятельно добыл бутылку водки, более того, невредимой донёс
её до квартиры, чем чрезвычайно горд. Николка указывает на пустую раму от портрета:
«Потрясающая новость! Елена расходится с мужем. Она за Шервинского выйдет».
Ошарашенный Лариосик роняет бутылку, которая разбивается вдребезги.


Раздаётся звонок, Лариосик впускает Мышлаевского и Студзинского, оба в штатском.
Те наперебой докладывают новости: «Красные разбили Петлюру! Войска Петлюры город
оставляют!», «Красные уже в Слободке. Через полчаса будут здесь».


Студзинский размышляет: «Лучше всего нам пристроиться к обозу и уйти вслед
за Петлюрой в Галицию! А там на Дон, к Деникину, и биться с большевиками».
Мышлаевский не хочет возвращаться под командование генералов: «Я воюю за отечество
с девятьсот четырнадцатого года... А где это отечество, когда бросили меня на позор?!
И я опять иди к этим светлостям?! [...] А если большевики мобилизуют, то пойду, и буду
служить. Да! Потому что у Петлюры двести тысяч, но они пятки салом подмазали и дуют при
одном слове „большевики“. Потому что за большевиками мужички тучей. [...] По крайней мере,
буду знать, что я буду служить в русской армии».


«Да какая же, к чёрту, русская армия, когда они Россию прикончили?!» —
возражает Студзинский, — «Была у нас Россия — великая держава!».


«И будет!» — отвечает Мышлаевский, — «Прежней не будет, новая
будет».


В пылу спора вбегает Шервинский и объявляет, что Елена разводится с Тальбергом
и выходит замуж за Шервинского. Все их поздравляют. Вдруг дверь в переднюю открывается,
входит Тальберг в штатском пальто, с чемоданом.


Елена просит всех оставить их с Тальбергом наедине. Все уходят, причём Лариосик почему-то
на цыпочках. Елена коротко сообщает Тальбергу, что Алексей убит, а Николка — калека.
Тальберг заявляет, что гетманщина «оказалась глупой опереткой», немцы их обманули,
но в Берлине ему удалось достать командировку на Дон, к генералу Краснову, и вот
сейчас он приехал за своей женой. Елена сухо отвечает Тальбергу, что разводится с ним
и выходит замуж за Шервинского. Тальберг пытается устроить сцену, но выходит Мышлаевский
и со словами: «Ну? Вон!» — бьёт Тальберга по лицу. Тальберг растерян, он идёт
в переднюю и уходит...


В комнату с ёлкой входят все, Лариосик тушит свет и зажигает на ёлке электрические
лампочки, затем приносит гитару и передает её Николке. Николка поёт, и все, кроме
Студзинского, подхватывают припев: «Так за Совет Народных Комиссаров мы грянем громкое
«Ура! Ура! Ура!».


Все просят Лариосика сказать речь. Лариосик смущён, отнекивается, но всё же говорит:"Мы
встретились в самое трудное и страшное время, и все мы пережили очень много...
и я в том числе. Мой утлый корабль долго трепало по волнам гражданской войны... Пока его
не прибило в эту гавань с кремовыми шторами, к людям, которые мне так понравились...
Впрочем, и у них я застал драму... Время повернулось. Вот сгинул Петлюра... Мы все снова
вместе... И даже больше того: вот Елена Васильевна, она тоже пережила очень и очень много
и заслуживает счастья, потому что она замечательная женщина«.


Раздаются далёкие пушечные удары. Но это не бой, это салют. На улице играют
«Интернационал» — идут красные. Все подходят к окну.


«Господа» — говорит Николка, — «сегодняшний вечер — великий пролог
к новой исторической пьесе».


«Кому — пролог», — отвечает ему Студзинский, — «а кому —
эпилог».