«Записки охотника» Тургенева в кратком содержании / Школьная литература
Цикл состоит из 25 рассказов, которые представляют собой зарисовки из жизни помещиков
и мелкого дворянства первой половины XIX века.
Хорь и Калиныч
Поразительна разница между внешностью и бытом мужиков Орловской и Калужской губерний.
Орловский мужик мал ростом, сутуловат, угрюм, живёт в осиновых избёнках, ходит на барщину
и носит лапти. Калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок, глядит
смело, лицом чист и бел, торгует и по праздникам ходит в сапогах.
Охотясь в Жиздринском уезде, я познакомился с калужским помещиком Полутыкиным. Несмотря
на некоторые странности, Полутыкин был страстным охотником и отличным человеком.
В первый же день он пригласил меня переночевать к себе в имение. Однако до имения
было далеко, поэтому по пути мы заехали к Хорю, одному из мужиков Полутыкина.
Его усадьба, состоявшая из нескольких сосновых срубов, возвышалась на расчищенной лесной
поляне. Хоря не оказалось дома. Нас встретил его сын Федя и провёл в избу. В избе было
чисто, не видно было ни прусаков, ни тараканов. Вскоре на телеге к дому подкатили
остальные сыновья Хоря — шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга. Мы сели
в телегу и через полчаса уже въезжали на двор господского дома.
За ужином я спросил Полутыкина, почему Хорь живёт отдельно от прочих мужиков. Полутыкин
рассказал, что примерно 25 лет назад дом Хоря в деревне сгорел, и он пришёл к отцу
Полутыкина с просьбой переселить его на болото, пообещав за это платить хороший оброк.
Полутыкин-старший согласился и положил Хорю оброку 50 рублей. С тех пор Хорь разбогател
и теперь платит уже целых 100 рублей оброку. Полутыкин предлагал Хорю откупиться, но тот
отказывался, ссылаясь на нехватку денег.
На следующий день мы опять отправились на охоту. Проезжая через деревню,
мы остановились у низенькой избы, чтобы захватить с собой Калиныча, высокого и худого
крестьянина лет сорока. Калиныч был человеком самого весёлого и кроткого нрава. Он каждый
день ходил с барином на охоту, и без него Полутыкин не мог ступить и шагу.
В полдень, когда жара стала особенно сильной, Калиныч отвёл нас на свою пасеку, в самую
глушь леса, и угостил свежим мёдом. На следующий день Полутыкин уехал по делам в город.
На охоту я поехал один, а на обратном пути завернул к Хорю. Сам Хорь оказался лысым,
низкого роста, плечистым мужиком с курчавой бородой. Беседуя с Хорем, я заметил, что
он был человеком себе на уме.
Ночевать я остался на сеновале у Хоря. Утром, за завтраком, я спросил у Хоря,
почему все дети, все, кроме Феди, женатые, живут вместе с ним. «Сами хотят, так
и живут» — ответил Хорь. Внезапно за дверью раздался знакомый голос и в избу
вошёл Калиныч с пучком полевой земляники для своего друга Хоря. Не ожидал я таких
«нежностей» от мужика.
Следующие три дня я провёл у Хоря, с удовольствием наблюдая за Хорем и Калинычем.
Оба приятеля были совсем не похожи друг на друга. Хорь был рационалист, человек
положительный и практический. Калиныч же был мечтательным романтиком и идеалистом. Хорь
прекрасно обустроился, завёл большую семью, накопил денег, ладил с барином и прочими
властями. Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как. Когда-то у него была жена, которую
он боялся, а детей не было вовсе. Хорь насквозь видел господина Полутыкина, а Калиныч
благоговел перед своим господином. Калиныч стоял ближе к природе, он заговаривал кровь,
испуг, бешенство, выгонял червей, пчелы ему давались. Хорь же был ближе к обществу.
Узнав, что я бывал за границей, Хорь расспрашивал меня о тамошних устоях и обычаях.
Калиныч больше интересовался описаниями природы и городов. Познания Хоря были по-своему
обширны, но, в отличие от Калиныча, читать он не умел. Баб Хорь презирал от всей души,
и часто тешился и издевался над ними. Он часто подтрунивал над Калинычем, что тот
не умеет жить и даже не может себе справить сапог. Калиныч обладал хорошим голосом, часто
пел, и Хорь охотно подпевал ему.
На четвёртый день Полутыкин прислал за мной. Мне было жаль расставаться с Хорем
и Калинычем.
Ермолай и мельничиха
Вечером мы с Ермолаем отправились охотиться на вальдшнепов. Ермолай — охотник,
человек лет 45, высокий, худой, с длинным носом, узким лбом, серыми глазками и широкими
насмешливыми губами. Круглый год он ходил в кафтане немецкого покроя и синих шароварах.
У Ермолая было старинное кремневое ружье и собака по прозвищу Валетка, которую
он никогда не кормил. Ермолай принадлежал моему соседу, помещику старинного покроя. Помещик
отказался от него, как от человека, не годного ни для какой работы. Единственной его
обязанностью было доставлять на господскую кухню раз в месяц несколько пар тетеревов
и куропаток.
Ермолай был беззаботен, как птица. Он постоянно попадал в разные переделки, и всегда
возвращался домой невредимый с ружьём и с собакой. Не будучи весельчаком, он всегда
находился в хорошем настроении и любил поговорить. Была у Ермолая и жена, которая жила
в полуразвалившейся избушке и терпела лишения. Он появлялся дома раз в неделю
и обходился с женой жестоко и грубо. Дома он никогда не оставался больше дня,
а на стороне из домашнего тирана опять превращался в Ермолку, которого знали на сто
вёрст в округе.
Охотиться мы пошли в большую берёзовую рощу на берегу Исты. Желая попытать счастья
на следующее утро, мы решили переночевать на ближайшей мельнице. Когда мы подошли
к мельнице, было уже темно, и хозяева не захотели нас пускать. В конце концов
мы решили купить у мельника соломы и переночевать на улице под навесом. Мельничиха
принесла нам еды. Пока Ермолай пёк в золе картофель, я задремал.
Лёгкий шёпот разбудил меня. Я поднял голову и увидел женщину, бледное лицо которой ещё
хранило следы былой красоты. По выговору я узнал в ней дворовую женщину. Это была
мельничиха Арина. Она тихо беседовала с Ермолаем. Он звал её к себе «погостить»
и обещал выгнать жену. Я поднялся и заговорил с ней. От Арины я узнал, что она была
горничной у жены графа Зверкова.
В Петербурге я был знаком с графом Зверковым, который занимал довольно важное место.
От него я и услышал историю Арины. Жена Зверкова была пухлая, чувствительная и злая.
Было у неё твёрдое правило: не держать замужних горничных. После 10 лет верной службы
красавица Арина, дочь старосты, стала просить у Зверкова позволения выйти замуж. Ей было
отказано. Через некоторое время выяснилось, что Арина беременна от лакея Петра. Зверков
приказал остричь девушку, одеть в тряпьё и сослать в деревню.
От Ермолая я узнал, что ребёнок Арины умер. Уже два года она была замужем за мельником,
который выкупил её у барина. Лакея Петрушку отдали в солдаты.
Малиновая вода
В жаркий августовский день случилось мне быть на охоте. С трудом добрался
я до ключа под названием «Малиновая вода», бьющего из высокого берега Исты, напился
и прилёг в тени. Недалеко от меня сидели два старика и удили рыбу. В одном из них,
худеньком, маленьком, в заплатанном сюртучке, я узнал Стёпушку.
Стёпушка обитал в селе Шумихоно у садовника Митрофана. У Стёпушки не было прошлого.
Кто он, откуда, чем живёт — об этом никто не знал. Никто с ним не заговаривал,
и он сам, кажется, отроду рта не раскрыл. Митрофан жить его к себе не приглашал,
но и не прогонял. Весь день Стёпушка хлопотал бесшумно и хлопотливо, как муравей,
и всё только ради еды. У него было маленькое лицо, жёлтенькие глазки, волосы до бровей,
остренький носик, большие и прозрачные, как у летучей мыши, уши и реденькая бородёнка.
В товарище Стёпушки я узнал Михайло Савельева по прозвищу Туман. Он был
вольноотпущенным человеком графа Петра Ильича *** и проживал у болховского мещанина,
содержателя постоялого двора. Огромный двухэтажный деревянный дом, где помещался постоялый двор,
принадлежал раньше Петру Ильичу, богатому вельможе прошлого века. Многие старожилы ещё помнят его
пиры на всю губернию. Разорившись, он отправился в Петербург искать места, и умер
в номере гостиницы. Туман служил у него дворецким. Это был человек лет 70, с приятным
лицом и добродушной улыбкой.
Я подошёл и завёл разговор. Туман пустился в воспоминания о покойном графе. Припомнил
охоты и пиры, которые устраивал Пётр Ильич, и его многочисленных любовниц. Граф выбирал
их из низкого сословия. Самой красивой и злой была Акулина, дочь ситовского десятского.
Вдруг в овраге позади нас раздался шум. Я оглянулся и увидел мужика лет 50 с котомкой
за плечами. Туман назвал его Власом. Мужик рассказал, что ходил в Москву к своему барину
с просьбой, чтобы тот уменьшил ему оброк или посадил на барщину. У Власа умер единственный
сын, который раньше вносил оброк за отца. Барин же осерчал и выгнал его. Туман спросил,
как же он жить будет, а Влас с улыбкой на лице и со слезами на глазах ответил,
что теперь с него взять нечего.
Я спросил, сколько оброка назначил ему барин. Девяносто рублей — ответил Влас
и пожаловался, что земли мало, один господский лес, да и тот продали. Он подсел к нам
и пригорюнился. Через полчаса мы разошлись.
Уездный лекарь
Однажды осенью, возвращаясь с охоты, я заболел. Лихорадка застала меня в гостинице
уездного города. Я послал за доктором. Уездный лекарь оказался человеком небольшого роста,
худеньким и черноволосым. Мы разговорились, и он рассказал мне историю, которую
я и привожу здесь.
Однажды, в великий пост, доктора позвали к больной. Была она дочерью бедной помещицы, вдовы,
и жила в 20 вёрстах от города. Дорога была адская, и доктор с трудом добрался
до маленького, крытого соломой домика. Старушка-помещица сразу же провела доктора
к больной, за которой ухаживали две её сестры. Заболевшей девушке было лет 20. Проводя
необходимые процедуры, доктор заметил, что его пациентка — редкая красавица.
После того, как больная уснула, уставшего доктора напоили чаем и уложили спать, но ему
не спалось. Наконец он не выдержал и пошёл взглянуть на пациентку. Девушка
не спала, у неё снова началась горячка и бред. На другой день больной не полегчало.
Доктор почувствовал к ней сильное расположение и решил остаться. Семейство это доктору тоже
нравилось. Люди они были бедные, но на редкость образованные. Отец у них был человек
учёный, сочинитель. Книги были единственным богатством, которое он оставил семье. Доктора
полюбили как родного.
Между тем сделалась страшная распутица, даже лекарство из города доставлялось с трудом.
Больная всё не поправлялась. Так проходило день за днём. Больная, Александра Андреевна,
вскоре почувствовала к доктору дружеское расположение, которое принимала за любовь. Между
тем ей становилось всё хуже. Всё семейство испытывало к доктору слепое доверие, которое
тяжким грузом ложилось на его плечи. Ночи напролёт он просиживал у постели Александры,
развлекал её, вёл с ней долгие разговоры. Лекарство она принимала только из его рук.
Постепенно доктор начал понимать, что девушка не выживет. Александра тоже это понимала.
Однажды ночью она заставила доктора сказать ей правду и сказала, что любит его. Доктор
понимал, что это не так — девушке было страшно умирать в 25 лет, не испытав любви.
Александра поцеловала доктора, и он не устоял. Она прожила ещё три дня и три ночи,
и каждую ночь доктор проводил с ней. В последнюю ночь в комнату вошла мать,
и Александра сказала ей, что обручена с доктором.
На следующий день девушка умерла. С тех пор доктор успел жениться на ленивой и злой
купеческой дочери с большим приданым.
Мой сосед Радилов
Однажды осенью мы с Ермолаем охотились на вальдшнепов в заброшенном липовом саду,
каких много в Орловской губернии. Оказалось, что сад этот принадлежит помещику Радилову.
Он пригласил меня на обед, и мне не оставалось ничего другого, как согласиться. Радилов
провёл меня через огород к старенькому, серому домику с тёсовой крышей и кривым крылечком.
Ермолаю поднесли водки, а меня провели в гостиную и представили матери Радилова —
маленькой старушке с добреньким, худеньким лицом и печальным взглядом. В гостиной также
присутствовал старик лет
разорившийся помещик, который жил у Радилова из милости.
В комнату вошла девушка, представленная мне Олей, и мы сели за стол. За обедом
Радилов, который служил в пехотном полку, пустился в рассказы, а я наблюдал за Ольгой.
Она была очень хороша и следила за Радиловым со страстным вниманием. После обеда
мы с Радиловым отправились в его кабинет. С удивлением я заметил, что в нём нет
страсти к тому, что составляет жизнь всех остальных помещиков. Казалось, что вся его душа,
добрая и тёплая, была проникнута одним чувством. Радилов не был мрачным человеком,
но чувствовалось, что подружиться он ни с кем не мог, оттого что жил внутренней
жизнью.
Вскоре Ольга позвала нас пить чай. Она говорила очень мало, но в ней не было манерности
уездной девицы. Её взгляд был спокоен и равнодушен, словно она отдыхала от большого
счастья, а движения были решительны и свободны. В разговоре Радилов вспомнил о покойной
жене, чьей сестрой была Ольга. Со странным выражением лица Ольга быстро встала и вышла
в сад. У подъезда раздался стук колёс и в комнату вошёл высокий, плечистый и плотный
старик, однодворец Овсянников, о котором я расскажу в другом отрывке. На другой день
мы с Ермолаем снова отправились на охоту.
Через неделю я опять зашёл к Радилову, но не застал дома ни его, ни Ольги. Через
две недели я узнал, что он бросил мать и уехал куда-то со своей золовкой. Только тогда
я понял выражение лица Ольги: оно полыхало ревностью. Перед отъездом из деревни я посетил
Старушку Радилову, и спросил, есть ли новости от сына. Старушка заплакала, и больше
о Радилове я её не спрашивал.
Однодворец Овсянников
Овсянников был человеком полным, высоким, лет 70, с лицом, напоминающим лицо Крылова. Одеждой
и манерой держаться он походил на зажиточного купца. Своей важностью, смышлёностью, ленью,
упорством и прямодушием он напоминал мне русских бояр допетровских времён. Это был один
из последних людей старого века. Все соседи его очень уважали. Жил он со своей женой
в уютном домике, людей своих одевал по-русски и называл работниками, и себя за дворянина
не выдавал. По привычке Овсянников придерживался старинных обычаев, однако бороду брил
и волосы стриг по-немецки.
Продавать хлеб Овсянников считал за грех, и во время голода в
окрестным помещикам весь свой запас. К нему часто прибегали соседи с просьбой рассудить
и всегда слушались его совета. И жену он сыскал по себе. Татьяна Ильинична Овсянникова
была женщина высокая, важная и молчаливая. Многие бедняки называли её благодетельницей.
Правильные черты лица до сих пор сохраняли остатки её знаменитой красоты. Детей
у Овсянниковых не было.
Я с ним познакомился у Радилова и через два дня поехал к нему. Принял он меня
ласково и величаво. Мы разговорились о том, как люди жили раньше, и как живут теперь.
Против моего ожидания, Лука Петрович Овсянников не стал хвалить старое время. Он припомнил,
как были беззащитны однодворцы перед более богатыми и сильными. В том числе вспомнил
и моего покойного деда, который отнял у него клин земли. Я не знал, что ответить
Овсянникову, и не смел взглянуть ему в лицо.
Рассказал Овсянников и о другом своём соседе, Степане Никтополионыче Комове. Очень любил
Комов выпить и других угостить, а если кто отказывался — застрелить грозился. Полюбился
ему отец Овсянникова. Чуть Комов его в гроб не вогнал, да сам умер: свалился пьяный
с голубятни. Вспомнил Овсянников о том, как жил в Москве, видел там многих вельмож, в том
числе и графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского, у которого дядя Луки Петровича
служил дворецким. Был граф высокого роста и могучего телосложения, каждого человека до своей
особы допускал и до всего охотник был. Устроил он как-то собачьи бега, на которые
съехались охотники со всей Руси. Всех тогда обскакала Миловидка, собака моего деда.
Я спросил у Овсянникова, любит ли он охоту. Он ответил, что неловко ему
за дворянами тянуться — только себя срамить. Очень удивлялся Овсянников современным
дворянам: и люди учёные, а в делах ничего не смыслят. В пример он привёл Василия
Николаевича Любозвонова, который получил имение в наследство от матери. В первый раз
он вышел к мужикам одетый как кучер, а потом стал жить в собственном поместье как
чужой.
Подали чай. Татьяна Ильинична заговорила с мужем о своём непутёвом племяннике Мите.
Он бросил службу, стал сочинять для крестьян просьбы и кляузы и выводить на чистую воду
землемеров. Наконец Овсянников согласился его простить, и Митя вошёл в комнату. Это был
парень лет 28, высокий, стройный и кудрявый. Он считал, что стоит за правду, с бедных
не берёт и стыдиться ему нечего.
Вдруг дверь отворилась, и вошёл Франц Иваныч Лежень, мой сосед и орловский помещик. Родился
он в Орлеане, а в Россию попал во время войны с Наполеоном. На обратном пути
он попал в руки смоленским мужикам, которые собрались утопить его в проруби речки
Гнилотёрки. Мимо проезжал помещик и выкупил француза у мужиков. От этого помещика Лежень
переехал к другому, женился на его воспитаннице, выдал дочь замуж за орловского помещика
Лобызаньева и сам переселился жить в Орёл. С Овсянниковым Лежень состоял в дружбе.
Льгов
Однажды Ермолай предложил мне поехать в Льгов — поохотиться на уток. Льгов —
большое село на болотистой речке Росоте. Вёрст за 5 от Льгова эта речка превращается
в широкий пруд, заросший густым тростником. На этом пруду водилось бесчисленное множество
уток всех возможных пород. Охотиться на этом пруду оказалось делом трудным: собаки не могли
достать подстреленную дичь из сплошных тростниковых зарослей. Мы решили сходить в Льгов
за лодкой.
Вдруг из-за густой ракиты нам на встречу вышел человек среднего роста в потёртой одежде
и дырявых сапогах. На вид ему было лет 25, его длинные русые волосы торчали неподвижными
косицами, небольшие карие глазки приветливо моргали, а лицо, повязанное чёрным платком,
улыбалось. Он представился Владимиром и предложил нам свои услуги.
По дороге в Льгов я узнал его историю. Владимир был вольноотпущенный, в юности
обучался музыке, потом служил камердинером, был грамотен и почитывал книжки. Выражался
он очень изящно, как провинциальный актёр, играющий первых любовников, за что его любили
девушки. Я спросил, зачем он повязал лицо платком. Владимир рассказал, что это его приятель,
неопытный охотник, случайно отстрелил ему подбородок и указательный палец правой руки.
Мы дошли до Льгова, и Ермолай решил взять лодку у человека по прозвищу Сучок.
Босоногому и взъерошенному Сучку на вид было лет 60. лодка у него была, но плохая.
Мы всё равно решили воспользоваться ею, забив щели паклей. Я спросил Сучка, давно ли
он здесь служит рыбаком. Оказалось, что Сучок сменил множество занятий и хозяев, прежде чем
оказался в Льгове. Был он и кучером, и поваром, и садовником, и даже актёром; сменил
пятерых хозяев, и вот теперь его сделали рыболовом на пруду, где совсем не было рыбы. Женат
он не был — его покойная барыня, старая дева, не позволяла дворовым жениться.
Наконец лодка была готова, и мы отправились на охоту. К обеду наша лодка до краёв
наполнилась дичью. Мы уже собирались вернуться в село, как вдруг с нами произошло
неприятное происшествие. Лодка понемногу протекала, и Владимиру поручено было вычёрпывать
воду. Увлёкшись охотой, он забыл о своих обязанностях. Вдруг от резкого движения Ермолая
наша ветхая лодка накренилась и торжественно пошла ко дну. Через мгновение мы уже стояли
по горло в воде, окружённые телами уток.
Вода была очень холодной. Кругом росли тростники. Вдали, над их верхушками, виднелся берег.
Ермолай пошёл искать брод. Он не возвращался больше часа, и мы успели замёрзнуть. Вывел
нас Ермолай из пруда только под вечер. Через два часа мы уже сидели, обсушенные, в большом
сенном сарае и собирались ужинать.
Бежин Луг
В прекрасный июльский день охотился я за тетеревами в Чернском уезде Тульской
губернии. Уже вечерело, когда я решил вернуться домой. Я взобрался на холм и вместо
знакомых мест увидел узкую долину, напротив стеной возвышался частый осинник. Я пошёл вдоль
осинника, обогнул бугор и очутился в лощине. Она имела вид котла с пологими боками,
на дне её стояло несколько больших белых камней — казалось, они сползлись туда для
тайного совещания. В долине было так глухо и уныло, что сердце у меня сжалось.
Я понял, что окончательно заблудился и решил идти по звёздам. Вдруг я увидел под собой
огромную равнину, которую огибала широкая река. Прямо подо мной в темноте горели и дымились
два костра. Я понял, что зашёл на Бежин Луг. Ноги мои подкашивались от усталости.
Я спустился кострам и обнаружил там ребятишек, которые вывели лошадей в ночное.
Я прилёг и стал наблюдать за мальчиками. Из разговоров я понял, что их звали Федя,
Павлуша, Ильюша, Костя и Ваня. Старшему из них, Феде, было лет 14. Это был стройный, красивый
мальчик, который, судя по одежде, принадлежал к богатой семье. У Павлуши была неказистая
внешность, но взгляд умный и прямой, а в голосе звучала сила. Горбоносое, вытянутое
и подслеповатое лицо Ильюши выражало тупую заботливость. И ему, и Павлуше было не более
взором. Ване, прикорнувшему в сторонке, было всего лет 7.
Я притворился спящим, и мальчики продолжили разговор. Ильюша стал рассказывать о том,
как пришлось ему с компанией ребят заночевать на бумажной фабрике. Вдруг наверху кто-то
затопал, потом стал по лестнице спускаться, к двери подошёл. Дверь распахнулась,
а за ней — никого. А потом вдруг кто-то как закашляет. Напугал домовой мальчишек.
Новый рассказ начал Костя. Раз плотник Гаврила пошёл в лес по орехи и заблудился.
Стемнело. Присел Гаврила под деревом и задремал. Проснулся он оттого, что его кто-то зовёт.
Смотрит Гаврила — а на дереве русалка сидит, зовёт его к себе и смеётся. Гаврила
взял и перекрестился. Русалка смеяться перестала, заплакала жалобно. Гаврила спросил, почему
она плачет. Плачет она оттого, что Гаврила перекрестился — ответила русалка. Если бы
он не крестился — жил бы с ней весело, а теперь и он до конца дней
плакать будет. С тех пор Гаврила невесёлый ходит.
В отдалении раздался протяжный звук, в лесу отозвались тонким хохотом. Мальчишки
вздрогнули и перекрестились. Ильюша рассказал историю, которая приключилась на прорванной
плотине, нечистом месте. Давным-давно там был похоронен утопленник. Однажды послал приказчик
псаря Ермила на почту. Возвращался он через плотину поздно ночью. Вдруг видит Ермил:
на могилке утопленника беленький барашек сидит. Решил Ермил забрать его с собой. Барашек
из рук не вырывается, только в глаза пристально смотрит. Жутко стало Ермилу, гладит
он барашка и приговаривает: «Бяша, бяша!». А барашек оскалил зубы, и отвечает ему:
«Бяша, бяша!».
Вдруг собаки залаяли и кинулись прочь. Павлуша бросился за ними. Вскоре он вернулся
и сказал, что собаки почуяли волка. Я изумился храбрости мальчика. Ильюша между тем рассказал
о том, как на нечистом месте встретили покойного барина, который искал разрыв-траву —
уж очень могила на него давила. Следующая история была о бабе Ульяне, которая пошла
в родительскую субботу ночью на паперть, чтобы узнать, кто умрёт в этом году.
Смотрит — баба идёт; пригляделась — а это она сама, Ульяна. Потом Ильюша рассказал
поверье об удивительном человеке Тришке, который придёт во время солнечного затмения.
Помолчав немного, мальчишки начали обсуждать, чем леший отличается от водяного. Костя
рассказал о мальчике, которого водяной утащил под воду. Уснули ребята только к рассвету.
В том же году Павел убился, упав с лошади.
Касьян с Красивой Мечи
Душным летним днём я возвращался с охоты в тряской тележке. Вдруг кучер мой
забеспокоился. Взглянув вперёд, я увидел, что путь нам пересекает похоронный обоз. Это была
дурная примета, и кучер стал погонять лошадей, чтобы успеть проехать перед обозом.
Мы не проехали и ста шагов, как у нашей тележки сломалась ось. Между тем покойник нагнал
нас. Кучер Ерофей сообщил, что хоронят Мартына-плотника.
Шагом мы добрались до Юдиных выселок, чтобы купить там новую ось. В выселках не было
ни души. Наконец я увидел человека, спящего посреди двора на самом солнцепёке,
и разбудил его. Меня поразила его наружность. Это был карлик лет
сморщенным лицом, маленькими карими глазками и шапкой густых, курчавых, чёрных волос. Его тело
было тщедушно, а взгляд необыкновенно странен. Голос его был удивительно молод и по-женски
нежен. Кучер назвал его Касьяном
После долгих уговоров старик согласился проводить меня на ссечки. Ерофей запряг Касьянову
лошадку, и мы тронулись в путь. В конторе я быстро купил ось и углубился
в ссечки, надеясь поохотиться на тетеревов. Касьян увязался за мной. Недаром его прозвали
Блохой: он ходил очень проворно, срывал какие-то травки и поглядывал на меня странным
взглядом.
Не наткнувшись ни на один выводок, мы вошли в рощу. Я лёг на траву. Вдруг Касьян
заговорил со мной. Он сказал, что домашняя тварь богом определена для человека, а лесную
тварь грешно убивать. Речь старика звучала не по-мужичьи, это был язык торжественный
и странный. Я спросил Касьяна, чем он промышляет. Он ответил, что работает плохо,
а промышляет ловом соловьёв для удовольствия человеческого. Человек он был грамотный, семьи
у него не было. Иногда Касьян лечил людей травами, и в округе его считали юродивым.
Переселили их с Красивой Мечи года 4 назад, и Касьян скучал по родным местам.
Пользуясь своим особым положением, Касьян обошёл пол-России.
Вдруг Касьян вздрогнул, пристально всматриваясь в чащу леса. Я оглянулся и увидел
крестьянскую девочку в синем сарафанчике и с плетёным кузовком на руке. Старик ласково
позвал её, называя Алёнушкой. Когда она подошла поближе, я увидел, что она старше, чем мне
показалось, лет
Хорошенькая девочка была поразительно похожа на Касьяна: те же острые черты, движения
и лукавый взгляд. Я спросил, не его ли это дочь. С притворной небрежностью Касьян
ответил, что она его родственница, при этом во всём его облике была видна страстная любовь
и нежность.
Охота не удалась, и мы вернулись в выселки, где меня с осью ждал Ерофей. Подъезжая
ко двору, Касьян сказал, что это он отвёл от меня дичь. Я так и не смог убедить его
в невозможности этого. Через час я выехал, оставив Касьяну немного денег. По дороге
я спросил у Ерофея, что за человек Касьян. Кучер рассказал, что сначала Касьян со своими
дядьями ходил в извоз, а потом бросил, стал жить дома. Ерофей отрицал, что Касьян умеет лечить,
хотя его самого он вылечи от золотухи. Алёнушка же была сиротой, жила у Касьяна.
Он не чаял в ней души и собирался учить грамоте.
Мы несколько раз останавливались, чтобы смочить ось, которая нагревалась от трения. Уже
совсем завечерело, когда мы вернулись домой.
Бурмистр
Недалеко от моего имения живёт молодой помещик, офицер в отставке, Аркадий Павлович
Пеночкин. Человек он рассудительный и воспитанный, о подданных своих печётся
и наказывает их для их же блага. Роста он небольшого и собой недурён. От его
светло-карих глаз и румяных щёк так и пышет здоровьем и доброжелательством. Аркадий
Павлович считается одним из самых образованных дворян и завидных женихов нашей губернии.
Он осторожен, и ни в одну историю замешан не был. Его дом в Петербурге содержится
в завидном порядке. Говорит Аркадий Павлович мягким и приятным голосом, обильно пересыпая
речь фразами по-французски. Несмотря на все эти достоинства, я посещаю его неохотно. В его
доме мною овладевает странное беспокойство.
Однажды мне пришлось провести у Аркадия Павловича ночь. Утром он не отпустил меня без
завтрака, во время которого был наказан лакей, забывший подогреть вино. Пеночкин узнал, что
я еду в Рябово, и решил отправиться со мной — в тех же местах находилось его
село Шипиловка. Он очень хвалил тамошнего бурмистра Софрона, «государственного
человека».
С собой Аркадий Павлович захватил бездну вещей и повара. Ехали мы долго, и приехали
прямо в Шипиловку. В тот день мне пришлось забыть про охоту и покориться своей участи.
У околицы нас встречал староста, сын бурмистра, огромный рыжий мужик. Самого Софрона дома
не оказалось. Мы поехали по деревне. При виде нашей коляски люди замолкали
и разбегались. По селу распространялось тревожное волнение. Жена бурмистра встретила нас
у крыльца и долго целовала ручку Аркадия Павловича.
Мы уже успели расположиться в холодной избе, когда приехал бурмистр. Он был небольшого
роста, плотен, плечист и сед, с красным носом, маленькими голубыми глазками и бородой
в виде веера. Войдя в избу, он заговорил нараспев и со слезами умиления приложился
к ручке барина. Нам подали ужин, а бурмистр всё докладывал о делах и жаловался, что мало
земли. Он рассказал, как на земле Пеночкина нашли мёртвое тело, а он велел стащить его
на землю соседей и задобрил станового. Пеночкина позабавила эта уловка. Засыпая, Пеночкин
заметил мне, что со времени управления Софрона за крестьянами не водится недоимок.
На другой день Аркадий Павлович уговорил меня остаться, чтобы показать мне своё имение. Нас
сопровождал Софрон. Во время осмотра он всё напирал на то, что мало земли, и Пеночкин
разрешил прикупить её от своего имени. Выходя из сарая после осмотра веялки, мы увидели
двух мужиков в заплатанных рубахах. Старшего звали Антип. Они пришли жаловаться
на бурмистра. Оказалось, что Софрон выплатил за них недоимку и взял в кабалу,
да и не их одних. Всех взрослых сыновей Антипа Софрон отдал в солдаты, и последнего
хотел отдать. Аркадий Павлович не захотел выслушать их до конца. До самого моего
отъезда он дулся на Софрона.
Через час я уже был в Рябове и вместе со знакомым мужиком Анпадистом собирался
на охоту. Я заговорил с Анпадистом о Софроне. Он рассказал, что Шипиловка только
числится за Пенкиным, а владеет ею бурмистр. Земли у него гораздо больше, чем думает
Пеночкин, кроме того бурмистр ещё и торговлей занимается. Антип как-то поспорил с бурмистром,
и теперь Софрон мстит ему.
Контора
Осенью я бродил с ружьём по полям. Мелкий и холодный дождь заставил меня искать
какое-нибудь убежище. У древнего старика, сторожившего гороховое поле, я узнал дорогу
в ближайшую деревню. Наконец, я добрался до большого села с каменной церковью.
Я направился к самой большой избе, предполагая, что это — жилище старосты, но нашёл
там контору. Ко мне вышел человек лет 50, толстый, низкий, с бычьей шеей, глазами навыкате
и очень круглыми щеками. За плату толстяк согласился приютить меня и провёл в соседнюю
комнату. От него я узнал, что это имение Елены Николаевны Лосьняковой.
Вскоре конторский дежурный принёс мне чай. Он сообщил, что толстяк является главным
конторщиком. Кроме него в конторе работает ещё 6 человек. В имении есть бурмистр
и староста из немцев, но управляет всем барыня. В конторе пишутся распоряжения
и приказы для бурмистра и старосты, которые подписывает только Лосьнякова.
Я уснул. Часа через 2 я проснулся и услышал голоса в конторе за перегородкой.
Главный конторщик, Николай Еремеич, торговался с каким-то купцом. Из разговора я понял, что
перед тем, как заключить сделку с барыней, купцы платят мзду главному конторщику. С мужиков
Николай Еремеич тоже брал «оброк» и за это отправлял их на хорошие работы. Думая,
что я сплю, они не таясь обсуждали свои дела.
На крыльце послышался шум и в контору вошёл низенький человек с необыкновенно
длинным носом, большими неподвижными глазами и горделивой осанкой. Он нёс вязанку дров,
около него толпились дворовые люди. Из их криков я узнал, что человека звали Купря. Раньше
он был портным при барыне. Она отпустила Купрю на вольные хлеба, но из-за несчастной любви
он вернулся и стал истопником, за что над ним издевалась вся дворня.
Николая Еремеича вызвали к барыне. Вдруг послышался громкий голос и вошёл высокий,
рассерженный человек, опрятно одетый, с неправильным, но выразительным и смелым лицом
по имени Павел. Он искал главного конторщика. Когда Николай Еремеич вернулся, Павел
потребовал, чтобы тот оставил в покое его невесту Татьяну. Главный конторщик оговорил девушку,
её перевели в судомойки и запретили выходить замуж. Павел был фельдшером, и Николай
мстил ему из-за неудачного лечения. С отцом Павла он тоже враждовал.
Еремеич заявил, что барыне придётся выбирать одного из них. Павел бросился на Еремеича
с кулаками. Неделю спустя я узнал, что Лосьнякова оставила у себя и Павла и Николая,
а Татьяну сослала.
Бирюк
Я ехал с охоты вечером один, на беговых дрожках. В дороге меня застала сильная гроза.
Кое-как схоронился я под широким кустом и терпеливо ожидал конца ненастья. Вдруг при блеске
молний я увидел на дороге высокую фигуру. Это оказался здешний лесник. Он отвёз меня
в свой дом — небольшую избушку посреди обширного двора, обнесённого плетнём. Изба
состояла из одной комнаты. На самой середине висела люлька с младенцем, которую качала
босая девочка лет
нищета.
Наконец я смог рассмотреть лесника. Он был высокого роста, плечист и хорошо сложён, его
суровое и мужественное лицо заросло бородой, из-под широких бровей смело смотрели небольшие
карие глаза. Лесник представился Фомой, по прозвищу Бирюк. От Ермолая я часто слышал
рассказы о Бирюке, которого боялись все окрестные мужики. Из его леса нельзя было вынести
даже вязанки хвороста — был он силён и ловок, как бес. Подкупить его было невозможно,
да и со свету сжить нелегко.
Я спросил, есть ли у него хозяйка. Бирюк с жестокой улыбкой ответил, что его жена
бросила детей и сбежала с прохожим мещанином. Угостить он меня не мог: в доме
не было ничего, кроме хлеба. Между тем гроза закончилась, и мы вышли на двор. Бирюк
сказал, что слышит стук топора; я не слышал ничего. Лесник взял своё ружьё, и мы пошли
к тому месту, где рубили лес. В конце пути Бирюк опередил меня. Я услишал звуки борьбы
и жалобный крик. Я ускорил шаг и вскоре увидел срубленное дерево, возле которого лесник
связывал руки вору — мокрому мужику в лохмотьях с длинной растрёпанной бородой.
Я сказал, что заплачу за дерево и попросил отпустить несчастного. Бирюк промолчал.
Снова полил дождь. С трудом мы добрались до избы лесника. Я дал себе слово
во что бы то ни стало освободить бедняка. При свете фонаря я смог разглядеть его
испитое, морщинистое лицо и худое тело. Вскоре мужик стал просить Фому отпустить его,
но лесник не соглашался. Вдруг мужик выпрямился, на его лице выступила краска,
и он стал бранить Бирюка, называя его зверем.
Бирюк схватил мужика, одним движением освободил ему руки и велел убираться к чёрту. Я был
удивлён и понял, что на самом деле Бирюк — славный малый. Через полчаса он простился
со мной на опушке леса.
Два помещика
Позвольте мне познакомить вас с двумя помещиками, у которых я часто охотился. Первый
из них — отставной генерал-майор Вячеслав Илларионович Хвалынский. Высокий и когда-то
стройный, он и теперь был вовсе не дряхлый. Правда, некогда правильные черты его лица
немного изменились, щёки повисли, появились морщины, но выступает Вячеслав Илларионович бойко,
звонко смеётся, позвякивает шпорами и крутит усы. Человек он очень добрый, но с довольно
странными привычками. Он не может обращаться с небогатыми дворянами, как с равными себе
людьми, даже речь его при этом меняется.
Хлопотун он и жила страшный, а хозяин плохой: взял себе в управляющие отставного
вахмистра, необычайно глупого человека. Хвалынский большой любитель женщин. В карты он любит
играть только с людьми низшего звания. Когда же ему приходится играть с вышестоящими,
то он сильно меняется и даже не жалуется на проигрыш. Читает Вячеслав Илларионович
мало, при чтении постоянно шевелит усами и бровями. На выборах он играет значительную
роль, но от почётного звания предводителя по скупости отказывается.
О своём военном прошлом генерал Хвалынский говорить не любит. Живёт он один
в небольшом домике и до сих пор считается выгодным женихом. Его ключница, полная, свежая,
черноглазая и чернобровая женщина лет 35, по будним дням ходит в накрахмаленных платьях.
На больших званых обедах и публичных торжествах генерал Хвалынский чувствует себя
в своей тарелке. Особым даром слова Хвалынский не владеет, поэтому длинных споров
не терпит.
Мардарий Аполлоныч Стегунов похож на Хвалынского только в одном — он тоже
холостяк. Он нигде не служил и красавцем не считался. Мардарий Аполлоныч низенький,
пухленький старичок, лысый, с двойным подбородком, мягкими ручками и брюшком. Он хлебосол
и балагур, живёт в своё удовольствие. Своим имением Стегунов занимается довольно
поверхностно и живёт на старый лад. Люди у него одеты по-старинному, хозяйством заведует
бурмистр из мужиков, а домом — сморщенная и скупая старуха. Гостей Мардарий
Аполлоныч принимает радушно и угощает на славу.
Как-то приехал я к нему летним вечером, после всенощной. После того, как Стегунов отпустил
молодого священника, угостив его водкой, мы сели на балконе. Вдруг он увидел в саду
чужих кур и послал дворового Юшку выгнать их. Юшка и ещё трое дворовых кинулись на кур,
и пошла потеха. Выяснилось, что это куры Ермила-кучера и Стегунов велел их отобрать. Потом
разговор зашёл о выселках, которым отвели плохое место. Мардарий Аполлоныч сказал, что там
живут опальные мужики, особенно две семьи, которые никак не удаётся извести. В отдалении
я услышал странные звуки. Оказалось, это наказывали Ваську-буфетчика, который прислуживал нам
за обедом.
Через четверть часа я простился со Стегуновым. Проезжая через деревню, я встретил Васю
и спросил, за что его наказали. Он ответил, что наказали за дело, а такого барина, как
у них, и в целой губернии не сыщешь.
Лебедянь
Лет 5 тому назад я попал в Лебедянь в самый разгар ярмарки. Я остановился
в гостинице, переоделся и отправился на ярмарку. Половой в гостинице успел мне
сообщить, что у них остановился князь Н. и много других господ. Мне хотелось купить тройку
лошадей для своей брички. Я нашёл двух, а третью подобрать не успел.
После обеда я отправился в кофейную. В бильярдной комнате собралось человек 20, среди
которых я заметил князя Н, молодого человека лет
презрительным лицом. Он играл с отставным поручиком Виктором Хлопаковым, маленьким,
смугленьким и худеньким человеком лет
и тупым вздёрнутым носом. Хлопаков обладал умением нравиться молодым московским богачам,
за счёт чего и жил. Успех поручика состоял в том, что он в течение года или двух
употреблял одно и то же выражение, которое неизвестно почему смешило его покровителей. Через
некоторое время это выражение переставало смешить, и Хлопаков начинал искать нового
покровителя.
На другой день я пошёл смотреть лошадей к известному барышнику Ситникову. Мне
понравился серый в яблоках жеребец, и мы начали торговаться. Вдруг из-за угла с грохотом
вылетела тройка лошадей, запряжённая в щёгольскую тележку. В ней сидел князь Н.
с Хлопаковым. Ситников засуетился и начал показывать князю лучших лошадей.
Я не дождался конца сделки и ушёл.
На углу улицы я заметил большой лист бумаги, прикреплённый к воротам сероватого домика.
На бумаге значилось, что некий Анастасей Иваныч Чернобай, тамбовский помещик, продаёт здесь
лошадей. Анастасей Иваныч оказался стариком среднего роста, с белыми волосами, прекрасными
голубыми глазами, любезной улыбкой и приятным, сочным голосом. Я купил у него недорогую
лошадь. На другой день она оказалась загнанной и хромой. Обратно Чернобай лошадь не взял.
Я понял, в чём дело, и покорился своей участи. К счастью, за урок я заплатил
недорого.
Дна через 2 я уехал и завернул в Лебедян через неделю, на обратном пути. В кофейне
я опять застал князя Н. за бильярдом, но в судьбе Хлопакова произошла обычная
перемена — его сменил белокурый офицерик.
Татьяна Борисовна и её племянник
Татьяна Борисовна — женщина лет 50-ти, с большими серыми глазами навыкате, румяными
щеками и двойным подбородком, лицо её дышит лаской. Овдовев, она поселилась безвыездно
в своём маленьком поместье. Родилась она в бедной семье и не получила никакого
воспитания. Несмотря на это, она не заражена обычными недугами мелкопоместной барыни.
Татьяна Борисовна свободно себя держит, чувствует и мыслит. С соседями она мало знается
и принимает у себя только молодёжь. В ёе небольших комнатках человеку хорошо, тепло.
Никто не умеет так утешать в горе, как Татьяна Борисовна.
Прислугу она держит небольшую. Домом у неё заведует ключница Агафья, бывшая её няня,
добрейшее, слезливое и беззубое существо. Должность камердинера и дворецкого занимает
и страстный охотник до соловьёв. В помощь Поликарпу выделен его же внук Вася,
в котором он усердно воспитывает ненависть к Наполеону.
С помещицами Татьяна Борисовна мало водится — она не умеет их занимать
и засыпает под шум разговоров. Сестра её молодого приятеля, старая дева, существо добрейшее,
но натянутое и восторженное, вздумала окончательно довоспитать богатую натуру Татьяны
Борисовны. Она стала ездить к ней каждый день и вогнала бы её в гроб, если бы
не влюбилась в проезжего студента.
Лет 8 тому назад проживал у Татьяны Борисовны её племянник Андрюша, мальчик лет
правильный нос и прекрасный возвышенный лоб. Он говорил сладким голосом и держался
вкрадчиво и тихо. С самых ранних лет Андрюша почувствовал охоту к рисованию. Большой любви
Татьяна Борисовна к Андрюше не чувствовала — ей не нравилось подобострастие
племянника. Постепенно она начинала задумываться о будущем мальчика.
Однажды к ней заехал Пётр Михайлыч Беневоленский, который пылал бескорыстной страстью
к искусству, решительно ничего в нём не смысля. Беневоленский посмотрел рисунки Андрюши,
и признал в нём выдающийся талант. В тот же день он предложил Татьяне Борисовне
увезти Андрюшу в Петербург и дать ему художественное образование. Через два дня они
уехали.
С каждым годом Андрюша писал тетке всё реже. Однажды Татьяна Борисовна получила
от племянника записочку с просьбой выслать денег. Через месяц он потребовал ещё, потом
попросил в третий раз. На этот раз Татьяна Борисовна отказала, и Андрюша приехал в гости
«для поправки здоровья». Нежный Андрюша превратился в Андрея Ивановича Беловзорова,
плечистого, толстого малого с широким красным лицом и жирными курчавыми волосами.
Опрятность и застенчивость прежних лет заменили нестерпимое неряшество и дерзость.
Загостился Андрей у тётушки. Дни он проводил, завывая романсы и аккомпанируя себе одним
пальцем на фортепьяно. За год он стал поперёк себя шире, тётка в нём души не чает,
а окрестные девицы в него влюбляются. Много прежних знакомых перестало ездить к Татьяне
Борисовне.
Смерть
В одно прекрасное июльское утро заехал я к моему молодому соседу Ардалиону Михайловичу
с предложением поохотиться на тетеревов. Он согласился с условием, что по дороге
мы заедем к нему в Чаплыгино, где рубят дубовый лес. Сосед взял с собой десятского
Архипа, толстого и приземистого мужика с четырёхугольным лицом, и управляющего Готлиба
фон-дер-Кока, юношу лет
и длинной шеей. Поместье недавно досталось Ардалиону в наследство от тётки.
Дубовый лес Ардалиона Михайловича был мне знаком с детства — я часто гулял здесь
с моим гувернёром. Бесснежная и морозная зима
и ясени. Мне горько было смотреть на умирающий лес. Мы пробирались на место рубки, как
вдруг послышался шум упавшего дерева и крик. Из чащи выскочил бледный мужик и сказал, что
подрядчика Максима придавило срубленным ясенем. Когда мы подбежали к Максиму, он уже
умирал.
При виде этой смерти я подумал, что русский мужик умирает, словно совершает обряд: холодно
и просто. Несколько лет назад, в деревне у другого моего соседа, мужик обгорел в овине.
Когда я зашёл к нему, он умирал, а в избе шла обычная, повседневная жизнь.
Я не вытерпел и вышел.
Ещё, помнится, завернул я однажды в больницу села Красногорья, к знакомому фельдшеру
Капитону. Вдруг на двор въехала телега, в которой сидел плотный мужик с разноцветной
бородой. Это был мельник Василий Дмитриевич. Поднимая жернова, он надорвался. Капитон осмотрел
его, нашел грыжу и начал уговаривать остаться в больнице. Мельник наотрез отказался
и поспешил домой, чтобы распорядиться своим имуществом. На четвёртый день он умер.
Вспомнил я и моего старинного приятеля, недоучившегося студента Авенира Сорокоумова.
Он учил детей у великороссийского помещика Гура Крупяникова. Авенир не отличался
ни умом, ни памятью, но никто не умел так, как он, радоваться успехам друзей.
Я посетил Сорокоумова незадолго до его смерти от чахотки. Помещик не выгонял его
из дому, но жалование платить перестал и нанял детям нового учителя. Авенир вспоминал
студенческую юность и жадно слушал мои рассказы. Через 10 дней он умер.
Много ещё примеров приходит в голову, но ограничусь одним. При мне умирала старушка
помещица. Священник подал ей крест. Приложившись к кресту, она засунула руку под подушку, где
лежал целковый — плата священнику, и испустила дух. Да, удивительно умирают русские
люди.
Певцы
Небольшое село Котловка лежит на скате голого холма, рассечённого глубоким оврагом, который
вьётся по самой середине улицы. В нескольких шагах от начала оврага стоит небольшая
четырёхугольная избушка, крытая соломой. Это — кабак «Притынный». Посещается
он гораздо охотней, чем остальные заведения, и причиной этому — целовальник Николай
Иваныч. Этот необычайно толстый, поседевший мужчина с заплывшим лицом и хитро-добродушными
глазками уже более
любезностью, ни говорливостью, он обладает даром привлекать гостей и знает толк
во всём, что интересно русскому человеку. Ему известно обо всём, что происходит в округе,
но он никогда не пробалтывается.
У соседей Николай Иваныч пользуется уважением и влиянием. Он женат, и дети у него
есть. Жена его — бойкая, востроносая и быстроглазая мещанка, Николай Иваныч во всём
на неё полагается, а пьяницы-крикуны её боятся. Дети Николая Иваныча пошли
в родителей — умные и здоровые ребята.
Был жаркий июльский день, когда я, мучимый жаждой, подошёл к Притынному кабачку. Вдруг
на пороге кабачка показался седой мужчина высокого роста и начал кого-то подзывать, махая
руками. Ему отозвался низенький, толстый и хромой человек с лукавым выражением лица
по прозвищу Моргач. Из разговора между Моргачом и его приятелем Обалдуем я понял, что
в кабачке затевается соревнование певцов. Лучший в околотке певец Яшка Турок покажет своё
мастерство.
В кабачке уже собралось довольно много народу, в том числе и Яшка, худой и стройный
человек лет
широкоплечий мужчина лет
и со свирепо-задумчивым выражением на татарском лице. Звали его Диким Барином. Напротив
него сидел соперник Яшки — рядчик из Жиздры, плотный, невысокий мужчина лет
рябой и курчавый, с тупым носом, карими глазками и жидкой бородкой. Распоряжался действом
Дикий Барин.
Прежде, чем описывать соревнование, хочу сказать несколько слов о собравшихся в кабачке.
Евграф Иванов, или Обалдуй, был загулявший холостяк. Он не умел ни петь, ни плясать,
но ни одна попойка не обходилась без него — его присутствие переносили как
неизбежное зло. Прошлое Моргача было неясным, знали только, что он был кучером у барыни, попал
в приказчики, был отпущен на волю и разбогател. Это опытный человек себе на уме,
не добрый и не злой. Всё его семейство состоит из сына, который пошёл в отца. Яков,
происходивший от пленной турчанки, был художником в душе, а по званию — черпальщик
на бумажной фабрике. Никто не знал, откуда появился Дикий Барин (Перевлесов) и чем
он живёт. Этот угрюмый человек жил, ни в ком не нуждаясь, и пользовался огромным
влиянием. Он не пил вина, не знался с женщинами и страстно любил пение.
Первым запел рядчик. Пел он плясовую с бесконечными украшениями и переходами, чем вызвал
улыбку Дикого Барина и бурное одобрение остальных слушателей. Яков начал с волнением.
В его голосе была глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость,
и увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская душа звучала в нём и хватала
за сердце. У всех на глазах выступили слёзы. Рядчик сам признал поражение.
Я вышел из кабачка, чтобы не испортить впечатление, добрался до сеновала и заснул
мёртвым сном. Вечером, когда я проснулся, в кабачке уже вовсю праздновали победу Яшки.
Я отвернулся и стал спускаться с холма, на котором лежит Котловка.
Пётр Петрович Каратаев
Лет 5 тому назад, осенью, на дороге из Москвы в Тулу, пришлось мне просидеть почти целый
день в почтовом доме за недостатком лошадей. С холодным отчаянием смотрел я в окно,
как вдруг перед крыльцом остановилась небольшая телега. В комнату вошёл человек лет
со следами оспы на сухом, желтоватом лице, иссиня-чёрными волосами и небольшими опухшими
глазками. За чаем мы разговорились. Разорившийся помещик Пётр Петрович Каратаев ехал
в Москву служить. Он рассказал мне о причине разорения.
Когда Каратаев жил в деревне, он влюбился в красивую девушку по имени Матрёна. Девушка
ему не принадлежала, и Каратаев захотел выкупить её. Госпожой её была богатая
и страшная старушенция, жившая от него верстах в
Кукуевка. Каратаев приехал к ней. Встретила его старая компаньонка, которая обещала передать
его просьбу барыне. Через два дна Каратаев снова отправился к барыне и долго уговаривал
её продать ему Матрёну, обещал любые деньги, но вредная старуха, узнав о чувствах
Каратаева, отказала наотрез. Она заявила, что отослала Матрёну в дальнюю степную деревню,
и предложила найти Каратаеву добропорядочную невесту.
Каратаев долго мучился и винил себя в том, что погубил Матрёну. Наконец,
он не вытерпел: узнал, в какой деревне держат девушку, поехал туда и уговорил Матрёну
бежать. Поселил её Каратаев у себя в имении, в маленьком домике, и стали они жить душа
в душу. Однажды зимой они выехали покататься в санях, и Матрёна направила лошадей прямо
в Кукуевку. На беду, встретилась им старая барыня. Они так быстро проехали мимо, что возок
барыни перевернулся. Несмотря на это, барыня узнала Матрёну и послала к Каратаеву
исправника.
С этого момента и начались беды Каратаева. Барыня не жалела денег, чтобы вернуть Матрёну.
Оказалось, что она хотела женить Каратаева на своей компаньонке, и очень злилась, когда
её планы расстроились. Матрёну Каратаев спрятал на дальнем хуторе. Однажды ночью она пришла
к нему попрощаться: она видела, какие беды свалились на Каратаева из-за неё. На следующий
день Матрёна вернулась в Кукуевку. Что случилось с ней потом, я так и не узнал.
Спустя год случилось мне зайти в одну московскую кофейню. Там, в бильярдной, я встретил
Петра Петровича Каратаева. Всё это время он прожил в Москве — его деревню продали
с аукциона. Теперь это был потрёпанный, нетрезвый человек, разочарованный в жизни. Больше
я с Каратаевым не встречался.
Свидание
Однажды осенью, в середине сентября, я сидел в берёзовой роще и любовался погожим
днём. Незаметно для себя я заснул. Проснувшись, я увидел крестьянскую девушку, она сидела
в
Девушка была недурна собою. Её густые белокурые волосы пепельного оттенка придерживались
узкой алой повязкой, надвинутой на белый лоб. Глаз она не поднимала, но я видел
её тонкие, высокие брови и длинные влажные ресницы. На одной из её щёк блестел
на солнце след слезы. Выражение её лица было кроткое, простое и грустное, полное детского
недоумения перед этой грустью.
Она кого-то ждала. В лесу что-то хрустнуло, и в тени блеснули её глаза, большие, светлые
и пугливые, как у лани. Вдали послышались шаги, и на поляну вышел молодой человек,
которого девушка встретила, трепеща от радости. По всем признакам, это был избалованный
камердинер богатого барина. Его одежда изобличала притязание на вкус и щёгольскую
небрежность. Его красные и кривые пальцы были украшены серебряными и золотыми кольцами
с незабудками из бирюзы. Лицо его, румяное, свежее и нахальное, принадлежало к числу тех
лиц, которые очень часто нравятся женщинам. Он нестерпимо кривлялся, пытаясь придать своему
глуповатому лицу презрительное и скучающее выражение.
Я подслушал их разговор. Это было последнее свидание Виктора Александровича
с Акулиной — завтра его барин уезжал на службу в Петербург. Акулина подарила ему
букетик голубых васильков. Виктор с задумчивой важностью вертел цветы в пальцах,
а Акулина смотрела на него с благоговейной покорностью и любовью. На его лице сквозь
притворное равнодушие проглядывало пресыщенное самолюбие.
Вскоре Виктор собрался уходить. Акулина начала плакать. Она боялась, что её выдадут
за немилого. Виктора раздражали её слёзы. Он заявил, что не может на ней жениться. При
этом он всячески подчёркивал, что она не образованная, и поэтому недостойна его. Девушка
хотела услышать от любимого на прощание ласковое словечко, но так его и не дождалась.
Она упала лицом в траву и горько заплакала. Виктор постоял над нею, досадливо пожал плечами
и ушёл.
Она вскочила, чтобы бежать за ним, но у неё подкосились ноги и она упала на колени.
Я не выдержал и бросился к ней. Увидев меня, она слабо вскрикнула и убежала, оставив
разбросанные цветы на земле. Я вернулся домой, но образ бедной Акулины долго не выходил
у меня из головы. Её васильки до сих пор хранятся у меня.
Гамлет Щигровского уезда
Во время одной из моих поездок я получил приглашение отобедать у богатого помещика
и охотника, Александра Михайлыча Г***. Александр Михалыч не был женат и не любил женщин,
общество у него собиралось холостое и жил он на широкую ногу. В тот день он ожидал
важного сановника и испытывал волнение, несовместимое с его богатством. Почти все гости были
мне незнакомы. Я начинал скучать, когда ко мне подошёл Войницын, недоучившийся студент,
проживавший в этом доме неизвестно в каком качестве. Он познакомил меня с местным
остряком Петром Петровичем Лупихиным, человеком маленького роста, с высоким хохлом
и желчными чертами лица. Я выслушал его язвительные замечания о присутствующих
на обеде.
Вдруг тревожное волнение распространилось по всему дому: приехал сановник. Через несколько
минут всё общество отправилось в столовую. Сановника усадили на почётное место
и в течении всего обеда с благоговением ему внимали. После обеда всё общество село
за карты. Я кое-как дождался вечера и отправился на покой.
Из-за обилия гостей никто не спал в одиночку. Я никак не мог заснуть. Мой сосед заметил
это и завёл со мной разговор. Он начал сетовать на отсутствие в нём оригинальности,
а потом предложил рассказать историю своей жизни.
Родился он от небогатых родителей в Щигровском уезде Курской губернии. Отца
он не помнил, его воспитанием занималась матушка. Брат его умер в младенчестве. Когда ему
стукнуло 16 лет, матушка прогнала гувернёра, отвезла сына в Москву, записала в университет
и умерла, оставив сына на попечение дяде, стряпчему Колтуну-Бабуре. Уже тогда он замечал
в себе недостаток оригинальности. В университете он не пошёл своей дорогой, а, как все,
вступил в кружок, в котором гибло всё самобытное и оригинальное. Таким образом
он прожил в Москве 4 года.
Когда ему исполнился 21 год, он вступил во владение тем, что осталось от его
наследства — дядя обобрал его дочиста. Оставив управляющим вольноотпущенного Василия
Кудряшова, он уехал в Берлин, где провёл 6 месяцев, так и не узнав европейской жизни.
Случай привёл его в дом одного профессора. Он влюбился в одну из дочерей профессора,
от чего у него периодически начинало сосать под ложечкой, и по желудку пробегала
холодная дрожь. Не выдержав такого счастья, он убежал и ещё 2 года скитался
по Европе.
Вернувшись в Москву, он возомнил себя оригинальнейшим человеком, нашлись и те, кто
поддержал это заблуждение. Вскоре на его счёт была пущена сплетня, которая заставила его
уехать. Он удалился к себе в деревню и занялся хозяйством. По соседству жила
вдова-полковница с двумя дочерьми. Однажды он посетил их, и через 6 месяцев женился
на одной из дочерей. Софья была добрейшим существом, но в неё так въелись привычки
старой девы, что она так и не смогла стать женой и хозяйкой. На четвёртый год Софья
умерла от родов вместе с ребёнком.
После смерти жены он поступил на службу в губернском городе, но долго служить
не смог и вышел в отставку. Со временем он смирил свою гордыню, утихли амбиции.
О нём стали отзываться, как о пустом, выдохшемся человеке, а исправник говорил ему
«ты». С его глаз спала завеса, и он увидел семя таким, какой он есть —
ничтожным, ненужным, неоригинальным человеком.
Имени своего он мне не назвал, сказал только: «Назовите меня Гамлетом Щигровского
уезда». На другое утро в комнате его уже не было. Он уехал до зари.
Чертопханов и Недопюскин
В жаркий летний день мы с Ермолаем возвращался с охоты на телеге. Заехав в густые
заросли кустов, мы решили поохотиться на тетеревов. После первого же выстрела к нам
подъехал верховой и спросил, по какому праву я здесь охочусь. Вглядевшись в него,
я понял, что никогда не видел ничего подобного. Он был маленького роста, белокурый,
с красным вздёрнутым носиком, длинными рыжими усами и бледно-голубыми стеклянными глазами,
которые разбегались как у пьяного. Его лоб по самые брови закрывала остроконечная
персидская шапка, через плечо висел рог, а за поясом торчал кинжал. Восседал
он на чахлой рыжей лошади. Всё существо незнакомца дышало сумасбродной отвагой
и непомерной гордостью.
Выяснив, что я дворянин, он милостиво позволил мне охотиться и представился Пантелеем
Чертопхановым. Затрубив в рог, он помчался прочь сломя голову. Не успел я прийти
в себя, как из кустов тихо выехал толстенький человек лет
лошадёнке. Его пухлое и круглое лицо выражало застеньчивость, добродушие и кроткое смирение,
круглый, испещрённый синими жилками, нос изобличал сластолюбца, узенькие глазки ласково мигали.
Осведомившись у меня, куда поехал Чертопханов, он потрюхал за ним. Ермолай сообщил мне, что
это Тихон Иваныч Недопюскин, он живёт у Чертопханова и является его лучшим другом.
Эти друзья возбудили моё любопытство. Вот что я узнал о них. Пантелей Еремеич Чертопханов
слыл человеком опасным и сумасбродным, гордецом и забиякой. Очень недолго он служил
в армии и вышел в отставку «по неприятности». Происходил он из старинного,
некогда богатого, рода. Его отец, Еремей Лукич, оставил наследнику заложенное сельцо Бессоново,
когда тому пошёл
превратился в бедняка. Он одичал, ожесточился и превратился в гордеца и забияку,
который перестал знаться с соседями и по малейшему поводу предлагал резаться
на ножах.
Отец Недопюскина вышел из однодворцев и сорокалетней службой добился дворянства.
Он принадлежал к числу людей, которых постоянно преследует несчастье, и умер,
не заработав детям на кусок хлеба. Ещё при жизни отец успел устроить Тихона заштатным
чиновником в канцелярию, но после его смерти Тихон вышел в отставку. Тихон был существом
чувствительным, ленивым, мягким, одарённым тонким обонянием и вкусом, предназначенным для
наслаждений. Судьба мыкала им по всей России. Тихон был и мажордомом у сварливой барыни,
и нахлебником у богатого скряги-купца, и полудворецким-полушутом псового охотника. Эта
должность была ещё мучительней оттого, что у Тихона не было дара смешить людей.
Последний из благодетелей оставил Тихону по завещанию деревню Бесселендеевку. Во время
чтения завещания над Тихоном начал издеваться один из наследников. Из этого унизительного
положения его спас Чертопханов, который тоже входил в число наследников. С того дня они
больше не расставались. Тихон благоговел перед безбоязненным и бескорыстным
Чертопхановым.
Через несколько дней я отправился в село Бессоново к Пантелею Еремеичу. Небольшой его
домик торчал на голом месте, как ястреб на пашне. Побеседовав со мной и показав свою
свору борзых, Чертопханов позвал Машу. Ею оказалась красивая женщина лет
и стройная, с по-цыгански смуглым лицом, карими глазами, чёрной косой и лицом, выражавшим
своенравную страсть и беззаботную удаль. Чертопханов представил её «почти женой». Маша
взяла гитару, и через полчаса мы болтали и шалили, как дети. Поздно вечером уехал
я из Бессонова.
Конец Чертопханова
Года два спустя на Пантелея Еремеича Чертопханова обрушились всевозможные бедствия. Первое
из них было для него самое чувствительное: от него ушла Маша. Чертопханов был убеждён, что
виною Машиной измены был молодой сосед, отставной уланский ротмистр Яфф, но причиной всему
являлась бродячая цыганская кровь, которая текла в жилах Маши. Чертопханов пытался остановить
Машу, грозился застрелить её, умолял, чтобы она его застрелила, но ничего не помогло. Маша
пропала без вести. Чертопханов запил, потом пришёл в себя, и тут его настигло второе
бедствие.
Скончался его закадычный приятель Тихон Иваныч Недопюскин. Последние два года он страдал
одышкой, беспрестанно засыпал, а проснувшись, долго не мог прийти в себя. Уездный врач
уверял, что с ним происходили «ударчики». Уход Маши очень сильно подкосил Тихона. После
первых морозов с ним случился настоящий удар. В тот же день он умер. Имение своё Тихон
завещал своему другу Чертопханову, но вскоре оно было продано. За эти деньги Чертопханов
воздвиг на могиле друга статую, которую выписал из Москвы. Статуя должна была представлять
молящегося ангела, но вместо этого ему прислали богиню Флору. Она до сих пор стоит над
могилой Недопюскина.
После смерти друга дела Чертопханова пошли плохо, даже охотиться стало не на что. Проезжая
однажды верхом по соседней деревне, Чертопханов увидел, что мужики бьют жида. Он разогнал
толпу плёткой и забрал жида с собой. Несколько дней спустя в благодарность за спасение
жид привёл ему чудесного коня. Из гордости Чертопханов не захотел принять его в дар
и пообещал заплатить 250 рублей через 6 месяцев. Назвал он коня Малек-Адель.
С этого дня Малек-Адель стал главной заботой в жизни Чертопханова. Он полюбил коня
сильнее, чем Машу, и привязался к нему больше, чем к Недопюскину. Благодаря Малек-Аделю,
у Чертопханова появилось несомненное, последнее превосходство над соседями. Между тем
приближался срок платежа, а денег у Чертопханова не было. За два дня до срока
он получил в наследство от дальней тётки 2000 рублей. В ту же ночь у него украли
Малек-Аделя. Сперва Чертопханов решил, что коня украл жид и чуть не задушил его, когда тот
пришёл за деньгами. Затем, после усиленных размышлений, Чертопханов пришёл к выводу, что
Малек-Аделя увёл его первый хозяин: только ему конь не стал бы сопротивляться. Вместе
с жидом, Мошелем Лейбой, они отправились в погоню, оставив дома казачка Перфишку.
Через год Чертопханов вернулся домой с Малек-Аделем. Он рассказал Перфишке, как нашёл коня
на ярмарке в Ромнах, и как ему пришлось выкупить его у цыгана-барышника. В глубине
души он был не совсем уверен, что приведённый им конь на самом деле Малек-Адель,
но гнал эти мысли прочь. Больше всего Чертопханова смущали различия в повадках того
Малек-Аделя и этого.
Однажды Чертопханов проезжал по задворкам поповской слободки, окружавшей местную церковь.
Встретившийся ему дьякон поздравил Чертопханова с приобретением нового коня. На возражение
Чертопханова, что конь тот же самый, дьякон возразил, что Малек-Адель был серой масти
в яблоках, и теперь такой же остался, хотя должен был побелеть — серая масть
со временем белеет. После этого разговора Чертопханов примчался домой, заперся на ключ
и начал пить.
Выпив полведра водки, Чертопханов взял пистолет и повёл Малек-Аделя к соседнему лесу, чтобы
застрелить самозванца. В последний момент он передумал, прогнал коня и пошёл домой. Вдруг
что-то толкнуло его в спину — это вернулся Малек-Адель. Чертопханов выхватил пистолет,
приставил дуло ко лбу коня, выстрелил и бросился прочь. Теперь он понимал, что на этот
раз он покончил и с собой.
Шесть недель спустя казачок Перфишка остановил проезжавшего мимо усадьбы станового пристава
и сообщил ему, что Чертопханов слёг и, видно, помирает. Всё это время он пил не просыхая.
Становой велел казачку сходить за попом. В ту же ночь Пантелей Еремеич скончался. Гроб его
провожали два человека: Перфишка да Мошель Лейба, который не преминул отдать последний долг
своему благодетелю.
Живые мощи
Для охотника дождь — сущее бедствие. Такому бедствию подверглись мы с Ермолаем
во время охоты на тетеревов в Белевском уезде. Наконец, Ермолай предложил пойти
на хутор Алексеевка, принадлежавший моей матушке, о существовании которого я раньше
не подозревал. При хуторке оказался ветхий флигель, нежилой и чистый, в котором
я и переночевал. На следующий день я проснулся рано и вышел в заросший сад.
Неподалёку я заметил пасеку, к ней вела узкая тропинка. Подойдя к пасеке, я увидел рядом
с ней плетёный сарайчик, и заглянул в полуоткрытую дверь. В углу я заметил подмостки
и маленькую фигуру на них.
Я уже пошёл прочь, как вдруг слабый, медленный и сиплый голос окликнул меня по имени:
«Барин! Пётр Петрович!». Я приблизился и остолбенел. Передо мной лежало существо
с высохшей, словно бронзовой головой. Нос узкий, как лезвие ножа, губ пости не видно, только
белеют зубы и глаза, да из-под платка выбиваются пряди жёлтых волос. Из-под одеяла виднеются
две крошечные высохшие ручки. Лицо было не безобразное, даже красивое, но страшное своей
необычностью.
Оказалось, что это существо когда-то было Лукерьей, первой красавицей в нашей дворне,
плясуньей и певуньей, по которой я —
Лукерья рассказала про свою беду. Лет 6 или 7 назад Лукерью помолвили с Василием Поляковым.
Как-то ночью она вышла на крыльцо, и ей почудился Васин голос. Спросонья она оступилась
у пала с крыльца. С того дна начала Лукерья чахнуть и сохнуть, ноги отказали. Ни один
врач не смог ей помочь. Под конец она совсем окостенела, и её перевезли на этот хутор.
А Василий Поляков потужил, да и женился на другой.
Летом Лукерья лежит в сарайчике, а зимой её переносят в предбанник. Она рассказала,
что почти не ест, лежит, наблюдает за окружающим миром. Она приучила себя не думать
и не вспоминать — так время быстрее проходит. Прочтёт молитвы, какие знает, и опять
лежит безо всякой думочки. Я предложил забрать её в больницу, где за ней будет хороший
уход, но Лукерья отказалась. Привыкнув к темноте, я ясно различал её черты, и даже
смог отыскать на этом лице следы былой красоты.
Лукерья пожаловалась, что мало спит из-за боли во всём теле, но если уснёт, то сняться
ей сны диковинные. Однажды приснилось Лукерье, будто сидит она на большой дороге в одежде
странницы-богомолки. Проходит мимо неё толпа странников, а между ними — женщина,
на голову выше других. Платье на ней не русское и лицо строгое, Спросила Лукерья
женщину, кто она, а женщина ответила, что она — её смерть. Стала просить Лукерья смерть
забрать её с собой, и смерть ответила, что придёт за ней после петровок. Только, бывает,
целая неделя пройдёт, а Лукерья не заснёт ни разу. Как-то проезжая барыня оставила
ей скляночку с лекарством против бессонницы, да только давно выпита та скляночка.
Я догадался, что это был опиум, и обещал достать ей такую скляночку.
Я не мог не подивиться вслух её мужеству и терпению. Лукерья возразила, что многие
люди страдали больше, чем она. Помолчав, я спросил, сколько ей лет. Оказалось, что Лукерье ещё
не было
только, чтобы моя матушка уменьшила оброк для местных крестьян, а для себя — ничего.
В тот же день я узнал от хуторского десятского, что в деревне Лукерью прозвали
«Живые Мощи», и нет от неё никакого беспокойства. Несколько недель спустя я узнал,
что Лукерья умерла, как раз после петровок. Весь день перед смертью она слышала колокольный звон,
который шёл с неба.
Стучит!
Дело было в десятых числах июля. Я прилёг отдохнуть после удачной охоты на тетеревов,
когда ко мне вошёл Ермолай и сообщил, что у нас кончилась дробь. Он предложил послать
его за дробью в Тулу, которая была в
Ермолай ехать не мог — захромал коренник, но лошадей можно было взять у местного
крестьянина, которого Ермолай назвал «из глупых глупым». Пока Ермолай ходил за ним,
я решил ехать в Тулу сам. Я плохо надеялся на Ермолая, который мог вернуться через
несколько дней без денег, дроби и лошадей. К тому же в Туле я мог купить новую
лошадь.
Через четверть часа Ермолай привёл рослого, белобрысого и подслеповатого мужика с рыжей
бородой клинышком, длинным пухлым носом и разинутым ртом. Звали его Филофей. Договорившись
с Филофеем об оплате в 20 рублей, мы тронулись в путь. Мой верный слуга Ермолай,
обидевшись, что я не пустил его в Тулу, даже на простился со мной.
По дороге я заснул. Разбудило меня странное бульканье. Я поднял голову и увидел, что
вокруг тарантаса простирается водная гладь, а впереди, на козлах, неподвижно сидит Филофей.
Оказалось, что Филофей немного ошибся, пропустил брод, и теперь ждал, что коренник покажет, куда
надо ехать. Наконец, лошадь зашевелилась, и мы благополучно выехали из реки. Вскоре
я снова заснул.
Меня разбудил Филофей. На этот раз тарантас стоял по самой середине большой дороги. Филофей
сказал: «Стучит!.. Стучит!». И точно, вдалеке слышался прерывистый стук колёс. Филофей
объяснил, что под Тулой «шалят», и это могут быть разбойники. Через полчаса звуки стали
ближе, уже был слышен свист и бряцанье бубенчиков. Я вдруг уверился, что за нами едут
недобрые люди.
Через 20 минут нас нагнали. Я приказал Филофею остановиться — убежать всё равно было
невозможно. Тут же большая телега, запряжённая тройкой, обогнала нас и загородила дорогу.
В телеге находилось 6 человек, все пьяные. Правил телегой какой-то великан в полушубке. Они
поехали шагом, мы — за ними. Миновать телегу нам не давали. Впереди, в ложбине над
ручьём, виднелся мостик. По мнению Филофея, именно там нас и собирались грабить.
Вдруг тройка с гиканьем понеслась, и, доскакав до мостика, остановилась сбоку дороги. Когда
мы поравнялись с телегой, с неё спрыгнул великан — и прямо к нам. Положив руки
на дверцы и осклабившись, великан скороговоркой сообщил, что едут они с весёлой свадьбы,
и попросил денег на опохмел. Я дал ему два целковых. Он схватил деньги, прыгнул
на телегу, и только мы их и видели.
Опомнились мы с Филофеем не сразу. Подъезжая к Туле, мы увидели у кабака знакомую
телегу и торопливо проехали мимо. В тот же вечер мы вернулись в деревню Филофея,
и я рассказал о случившемся Ермолаю. Два дня спустя он сообщил мне, что в ту ночь,
когда мы ездили в Тулу, на той же самой дороге ограбили и убили какого-то купца.
Уж не с этой ли «свадьбы» возвращались наши удальцы? В этой деревне
я оставался дней 5, и каждый раз встречая Филофея, говорил ему: «А? стучит?».
Лес и степь
Охота с ружьём и собакой сама по себе прекрасна, но даже если вы не охотник,
а просто любите природу, вы не можете не завидовать нашему брату. Какое наслаждение
выехать весной из дому до зари! На тёмно-сером небе мигают звёзды, влажный ветерок
набегает лёгкой волной, слышится неясный шёпот ночи. Но вот край неба алеет, просыпаются птицы,
светлеет воздух. Вот уже золотые полосы протянулись по небу, подул предрассветный ветер —
и тихо всплывает багровое солнце. Погода будет славная. Как вольно дышит грудь, как крепнет
человек, охваченный дыханием весны!
А кто, кроме охотника, испытал, как отрадно бродить летним июльским утром по кустам.
Вы раздвигаете мокрый от росы куст, и вас обдаёт тёплым запахом ночи. Ещё свежо, но уже
чувствуется близость жары. Солнце всё выше. Вот уже стало жарко. Сквозь густые кусты орешника
вы спускаетесь в овраг, где под самым обрывом таиться источник. Вы напились и остаётесь
в тени, дышите пахучей сыростью. Внезапно налетает ветер. Кругом ещё светит солнце,
но на горизонте уже слабо сверкает молния. Туча накрывает свод тёмным рукавом,
и вы прячетесь в сенном сарае. Как после грозы свеж воздух, как пахнет грибами
и земляникой!
Но вот заря охватила пожаром полнеба, солнце садится. Вместе с росой на поляны падает
алый блеск, от деревьев и кустов побежали длинные тени. Солнце село, синеет небо, воздух
наливается мглою. Пора домой.
А то заложишь беговые дрожки и поедешь в лес на рябчиков. Весело пробираться
по узкой дорожке, между двумя стенками высокой ржи. Лес встречает тенью и тишиной. Вы едете
по зелёной дорожке всё дальше. Лес глохнет, кругом дремотно и тихо. И как же этот лес
хорош поздней осенью, когда в мягком воздухе разлит осенний запах. Вся жизнь развёртывается
перед человеком, как свиток, и ничего ему не мешает — ни солнца нет, ни ветра,
ни шуму.
А осенний, ясный, утром морозный день, когда солнце уже не греет, небольшая осиновая роща
вся сверкает, а берёза стоит вся золотая, как сказочное дерево. Хороши также летние туманные
дни, когда вокруг невыразимо тихо. А в зимний день ходить по сугробам, дышать морозным
острым воздухом и щуриться от ослепительного сверкания мягкого снега. А первые весенние
дни, когда вокруг всё блестит и тает, сквозь тяжёлый пар талого снега уже пахнет согретой землёй
и на проталинках поют жаворонки.
Однако — пора кончать. Весной легко расставаться, весной и счастливых тянет вдаль...