Тэффи
ТЭФФИ
(1872-1952)
Начало широкой известности Тэффи (псевдоним, настоящая
фамилия Лохвицкая, в замужестве Бучинская) приходится
на 1910 г., когда вслед за стихотворным сборником
"Семь огней" появляются сразу два
тома ее "Юмористических рассказов".
И если ее поэтическая книга вызвала
сердитый отзыв В. Брюсова, то прозу
Тэффи критика встретила дружными
похвалами. Говорилось Вло живом и заражающем
юморе даровитой рассказчицы
В», отмечалось, что "правильный и
изящный язык, выпуклый и отчетливый
рисунок, умение несколькими словами
характеризовать и внутренний
мир человека, и внешнюю ситуацию
выгодно выделяют юмористические рассказы Тэффи из ряда
книг, перегружающих наш книжный рынок".
Грустный смех. В ее первых книгах и впрямь немало
безудержного, самоцельного смеха, даже с философским
обоснованием из Спинозы: Вл...Ибо смех есть радость, а посему
сам по себе - благо" (эпиграф к первой книге "Юмористических
рассказов"). Радостно смеется Тэффи в таких
юмористических миниатюрах, как "Взамен политики" или
в более поздних "Публика","Бабья книга". Однако уже
в этих рассказах Тэффи было нечто такое, что выделяло писательницу
среди присяжных юмористов: некая надтресну -
тость, горькость смеха, сострадание к человеку и боль за
него."Грандиознейший факир из белой и черной магии"
с треском проваливается перед почтеннейшей публикой
("Проворство рук"). Смешно? В то время как он показывает
свои "поразительные явления" - нахождение крутого
яйца в совершенно пустом платке и сжигание носового
платка,- его неотступно сосет одна и та же мысль:"С утра
одна булочка в копейку и стакан чаю без сахару, а завтра
что?В» Жалкий Влмаленький человек" не предмет насмешек.
Смех над ним - "смех сквозь слезы". Здесь, как и в других
рассказах ("Репетитор","Крепостная душа","Явдоха"),
Тэффи выходит к рубежам реалистической, гуманистической
большой литературы.
Однако для значительной части публики она продожала
числиться в разряде авторов, по преимуществу развлекающих,
смешащих. Тэффи раздражало, что люди считали ее
юмористкой. Сборник рассказов 1916 г."Неживой зверь"
ей пришлось предварить специальным уведомлением:
"Я не люблю предисловий... Я бы и теперь не написала
предисловия, если бы не одна печальная история... Осенью
1914 г. напечатала я рассказ тАЮЯвдоха". В рассказе, очень
грустном и горьком, говорилось об одинокой деревенской
старухе, безграмотной и бестолковой и такой беспросветно
темной, что, когда она получила известие о смерти сына,
она даже не поняла, в чем дело, и все думала - пришлет он
ей денег или нет. И вот одна сердитая газета посвятила этому
рассказу два фельетона, в которых негодовала на меня за
то, что я якобы смеюсь над человеческим горем...
- И это, по ее мнению, смешно?
- И это тоже смешно?
Газета, вероятно, была бы очень удивлена, если бы я
сказала ей, что не смеялась ни одной минуты. Но как я мог-
ла сказать? И вот цель этого предисловия - предупредить
читателя: в этой книге много невеселого".
Художественный мир Тэффи. Как всякий незаурядный
писатель, Тэффи создала свой художественный мир, собственную
концепцию человека. Она отправляется от самой ей
ненавистной категории - от дураков."На первый взгляд
кажется, будто все понимают, что такое дурак, и почему
дурак чем дурее, тем круглее. Однако, если прислушаешься
и приглядишься, поймешь, как часто люди ошибаются,
принимая за дурака самого обыкновенного глупого или бестолкового
человека... В том-то и дело, что настоящий круглый
дурак распознается прежде всего по своей величайшей
и непоколебимой серьезности". Так начинается один из
лучших рассказов Тэффи "Дураки". О, это не повод поострить,
не случай позабавиться! Это столь же строгое, сколь
и остроумное размышление - о природе глупости, о дураке
как враге номер один в жизни. Это рассказ-трактат. Живой
и глубокий ум писательницы не мирится с неподвижной,
конечной, самодовольной мыслью. Некоторые другие рассказы
из того же сборника "И стало так" (1912) посвящены
многообразным разновидностям дураков и их любимому
времяпрепровождению. Вглядываясь в обыденность, писательница
обнаруживает всякий раз за кипящим радушием
и любовными отношениями совершенно иной, на удивление
бессмысленный и жестокий жизненный механизм. Все вертится,
как на хорошей карусели, и чаще всего против воли
самого вертящегося."Дым без огня" (название книги рассказов
1914 г.) - вот та жизнь, какую видит вокруг себя
Тэффи.
Героини Тэффи. Но посреди суетной и пошловатой бездумности,
скучных и обязательных обрядов, серенькой обыденности,
над которой смеется и грустит Тэффи, она находит
особую, коронную свою тему, где с ней вообще никто не
может соперничать. И имя этой теме - женщины."Они все
принадлежат к одному и тому же типу...- замечал критик
П. Пильский.- Ни у одной из них нет ни глубоких страстей,
ни серьезных потрясений. Их основной признак -
жизненная рассеянность. Они легкомысленны, но не преступны,
забавны, но не предрассудительны, их легкомыслие
производит впечатление шалости, а их измены, падения,
ошибки окрашены подкупающей наивностью, поэтому
никогда не вызывают осуждения, их невольно прощаешь.
А чтобы простить, надо только улыбнуться. Героини Тэффи
- безгрешные грешницы, и искупающей и примиряющей
чертой здесь является их прелестная бездумность, милая
чепуха их дел, незамысловатость морали, детская
простота их логики". Не любопытствующий мужской
взгляд "со стороны", а ум женский, насмешливый, язвительный
и в то же время сочувственный подметил и показал
всех этих дачниц, визитерок, "демонических женщин",
дам-патронесс, корявых старушонок, рассеянных подруг
и обманутых жен.
Сильный, резкий характер, индивидуальность не только
писателя, но и человека ощущаются в рассказах Тэффи.
В изгнании. Умеренно-либеральная позиция Тэффи
определила ее отношение к Октябрю. Много позднее писательница
вспоминала, как происходило ее путешествие
"вниз по огромной зеленой карте, на которой наискось было
начертано:"Российская империя". Сначала из Петрограда
в Москву."Потом была поездка в Киев на самый короткий
срок, чтобы прочесть на вечере свой рассказ. В чемодане
только бальное платье... Киев. Петлюра. Обыски. Путь на
север отрезан. Катимся ниже, ниже...В» В Одессе, накануне
эвакуации, она еще пытается пошутить, рассказывая о некоей
беженке, укорявшей ее:"Что же вы, так нечесаная
и побежите? Я еще вчера поняла, что положение тревожно,
и сейчас же сделала маникюр". Но все заслоняет огромная
дума:"Дрожит пароход, стелет черный дым. Глазами широко,
до холода в них, раскрытыми смотрю. И не отойду.
Нарушила свой запрет и оглянулась. И вот, как жена Лота,
застыла, остолбенела навеки и веки видеть буду, как тихо,
тихо уходит от меня моя земля" (Вл"оспоминания", 1932).
Так в 1920 г. Тэффи оказывается в эмигрантском Париже.
Ей предстояло провести за границей, в непрерывном литературном
труде, более тридцати лет.
Иллюзий, которыми были так богаты в те первые пореволюционные
годы эмигрантские головы, у Тэффи, судя
по всему, не было. Она не разделяла распространенных
в ту пору надежд на победоносное и скорое возвращение
эмигрантов в Россию. Трезвость ума не покидала ее и тут.
В ее творчестве, как и в произведениях других писателей-
эмигрантов, неослабно живы думы о родине."Приезжает
наш беженец, изможденный, почерневший от голода
и страха, успокаивается, осматривается, как бы наладить
новую жизнь, и вдруг гаснет,- писала Тэффи.-
Тускнеют глаза, опускаются вялые руки, вянет душа -
душа, обращенная на восток. Ни во что не верим, ничего не
ждем, ничего не хотим. Умерли. Боялись смерти большевистской
и умерли смертью здесь" (рассказ "Ностальгия").
Ностальгией пронизана вся проза Тэффи (а писательница
выпустила за рубежом более тридцати книг:"Черный
ирис", 1921;"Так и жили", 1922;"Вечерний день", 1924;
"Городок", 1927;"Ведьма", 1936;"О нежности", 1938;
"Зигзаг", 1939;"Все о любви", 1941;"Земная радуга",
1952, и др.).
Последние годы своей жизни Тэффи жестоко страдает
и от тяжелой болезни, и от одиночества, и от нужды. Сам
еле передвигавшийся от нездоровья, Бунин писал 2 июня
1948 г. романисту Алданову:"Третьего дня добрался (с превеликим
трудом!) до Тэффи - жалко ее бесконечно: все то
же - чуть ей станет немного легче, глядь, опять сердечный
припадок. И целый день, день за днем, лежит одна-оди-
нешенька в холодной, сумрачной комнатке". 6 октября
1952 г. Надежда Александровна Тэффи скончалась. Мысли
о родине, о России, о собственной судьбе не покидали ее.
В стихах, красивых и грустных, подытоживала она свой
путь:
Цветут тюльпаны синие
В лазоревом краю.
Там кто-нибудь на дудочке
Доплачет жизнь мою...
Русская литература, одна из самых могучих в мире, не
очень-то богата женщинами-писателями. Одно из немногих
исключений - Тэффи. Ее литературное дарование высоко
ценили современники - Бунин, Куприн, Саша Черный.
С восхищением писал об искусстве Тэффи Куприн:"Нередко,
когда Тэффи хотят похвалить, говорят, что она пишет,
как мужчина. По-моему, девяти десятым из пишущих мужчин
следовало бы у нее поучиться безукоризненности русского
языка... Я мало знаю русских писателей, у которых
стройность, чистота, поворотливость и бережливость фразы
совмещались бы с таким почти осязаемым отсутствием старания
и поисков слова". Корней Чуковский в свое время помог
автору этих строк выпустить после долгого забвения
книгу рассказов Тэффи. Он писал:"Конечно, Тэффи на десять
голов выше Аверченко. Он нередко превращался в механический
смехофон, она в лучших рассказах весела, человечна
В» .
Добавил: