Встреча

Два господина приближались друг к другу с разных концов улицы... Когда они сошлись - один из них бросил на другого рассеянный, равнодушный взгляд и хотел идти дальше, но тот, на кого был брошен этот взгляд, - растопырил руки, радостно улыбнулся и вскричал:
- Господин Топорков! Сколько лет!.. Безумно рад вас видеть.
Топорков посмотрел восторженному господину в лицо. Оно было полное, старое, покрытое сетью лучистых ласковых морщинок и до мучительности знакомое Топоркову.
Остановившись, Топорков задумался на мгновение. Знакомые лица, образы, рой фактов с сумасшедшей быстротой завертелись в его мозгу, направленные к одной цели: вспомнить, кто этот человек, лицо которого, будучи таким знакомым, ускользало из ряда других, вызванных торопливой, скачущей мыслью Топоркова.
Как будто бы этот человек давался в руки: вот-вот Топорков вспомнит его имя, их отношения, встречи... но сейчас же эта мысль обрывалась, и физиономия неизвестного господина снова оставалась загадочной в своей радостной улыбке и восторженном добродушии.
- Здрав...ствуйте, - нерешительно сказал Топорков.
- Что это вы такой мрачный? Слушайте, Топорков! Я от вашей последней статьи прямо в восторге. Читал и наслаждался! Как она, бишь, называется?"Итоги реакции"! Если мне придется давать ее характеристику и подробный разбор, - сделаю это с особым наслаждением...
"Критик", - подумал Топорков и, польщенный похвалой пожилого господина, пожал ему руку крепче чем обыкновенно.
- Так вам эта вещица нравится?
- Помилуйте! Как же она может не нравиться? Я еще ваше кое-что прочел. Читаю запоем. Люблю, грешный человек, литературу. Хотя по роду своей деятельности мог бы к ней относиться... как бы это выразиться?.. более меркантильно.
"Издатель, что ли? - подумал Топорков. - Боже мой! Где я его видел?..В»
- Скажите, а как поживает Блюменфельд? Что его журнал? - спросил старик.
- Блюменфельд уже вышел из крепости. Ведь, вы знаете, - сказал Топорков, - что он был приговорен к двум годам крепости?
- Как же, как же, - закивал головой пожилой господин. - Помню! За статью "Кровавые шаги"... Неужели уже вышел? Боже, как быстро время идет.
- Вы разве хорошо знаете Блюменфельда?
- Боже ты мой! - усмехнулся старик. - Мой, так сказать, крестник. Ведь эта вся марксистская молодежь, и народники, и неохристиане, и, отчасти, мистики, прошли через мои руки: Синицкий, Яковлев, Гершбаум, Пынин, Рукавицын... немного я, признаться, не согласен с рукавицынским разрешением вопроса о крестьянском пролетариате, но зато Гершбаум, Гершбаум! Вот прелесть! Я каждую его вещь, самую пустяковую, из газет вырезаю и в особую тетрадь наклеиваю... А книги его - это лучшее украшение моей библиотеки... Кстати, вы не видели моей библиотеки? Заходите - обрадуете старика."Библиофил он, что ли? - мучительно думал Топорков. - Вот дьявольщина!В» - А вы знаете - кассационная жалоба Гершбаума не уважена, - сообщил старик. - По-прежнему шесть месяцев тюрьмы, с зачетом предварительного заключения."Неужели адвокат?В» - внутренне удивился Топорков. - Адвокат его, - сказал старик, - нашел еще какой-то там повод для кассации. Ну, да уж, что поделаешь. Кстати, читали последний альманах "Вихри"? Ах, какая там вещь есть!"По этапам" Кудинова... Мы с женой читали - плакали старички! Растрогал Кудинов старичков. - Кудинов тоже привлекался. Слышали? - спросил Топорков. - По 129-й. - Как же. Второй пункт. Они вместе - с редактором Лесевицким. Лесевицкому еще по другому делу лет шесть каторги выпасть может. Кстати, дорогой. Топорков, не знаете ли вы, где бы можно достать портрет Кудинова? Мне бы хоть открытку. - Для чего вам? - удивился Топорков. Старик с милым смущением в лице улыбнулся. - Я - как институтка... Хе-хе! Увеличу его и повешу в кабинете. Вы заходите - целую галерею увидите: Пыпина, Ковалевского, Рубинсона... Писатели, так сказать, земли русской. А Ихметьева на выставке купил. Помните? Работы Кульжицкого. Хорошо написан портретик. А люблю я, старичок, Ихметьева... Вот поэт божьей милостью! Сядешь это, иногда, декламируешь вслух его "Красные зори", а сам нет-нет, да и взглянешь на портрет. - Вы слышали, конечно, - сказал Топорков печально, - что Ихметьеву тоже грозит два года тюрьмы. За эти самые "Красные зори". - Как же! Ему эти строки инкриминируются: Кто хочет победы - Пусть сомкнутым строем... - и так далее. Прелестное стихотворение! Теперь уж, за последний год, никто так не пишет... Загасили святое пламя, да на извращения разные полезли. Не одобряю! Желая сказать старику что-нибудь приятное, Топорков успокоительно подмигнул бровью. - Ихметьев, может, еще и выкарабкается. - Как же! - сказал старик. - Дожидайтесь..."Выкарабкается"... Вчера же ему был и приговор вынесен. Не читали? Один год тюрьмы. Такая жалость! - Неужели же только один год? - удивился Топорков. - А я думал, больше закатают. - То-то я и говорю, - покачал головой старик. - Такая жалость! Я ему просил два года крепости, а ему - год тюрьмы дали. Адвокат попался ему - дока! - Как... вы просили? - сбитый с толку, воскликнул Топорков. - У кого просили? - У суда же. Но это мы еще посмотрим. У меня есть тьма поводов для кассации. Возможно, что два года крепости ему останутся. - Да вы кто такой? - сердито уже вскричал Топорков, нервы которого напряглись предыдущей бестолковой беседой до крайней степени. - Господи, боже ты мой! - улыбнулся старик, и лучистые морщинки зашевелились на его кротком лице. - Неужели не признали? Да прокурор же! Прокурор окружного суда. Ведь вы меня должны помнить, господин Топорков: я вас, помните, обвинял три года тому назад по литературному делу... вы год тогда получили. - Так это вы! - сказал Топорков. - Теперь припоминаю. Вы, кажется, требовали трех пет крепости и, когда меня присудили на год, то кассировали приговор. - Ну, да! - обрадовался прокурор. - Вспомнили? За эту статью... как ее?.."Кровавый суд". Прекрасная статья! Сильно написана. Теперь уж так не пишут... А вы так и не признали меня сначала? Бывает... Хе-хе! А вы все же ко мне заглянули бы. Я адресок дам. По стакану вина выпьем, о литературе разговаривать будем... Мою портретную галерею посмотрите... Все висят: Гершбаум, Ихметьев, Николай Владимирович Кудинов... Встретите Блюменфельда - тащите с собой. Как же! Мы старые знакомые... И с Лесевицким, и Пыниным, и Гершбаумом. Прокурор вынул свою карточку с адресом, сунул ее в руку Топоркову и зашагал дальше, щуря на тротуарные плиты добрые близорукие глаза.