Витязи

Это было как раз на другой день после выхода из национального всероссийского клуба М. Суворина, А. Столыпина, А. Демьяновича и Ал. Ксюнина.
За столом в одной из комнат клуба сидели оставшиеся члены и, попивая сбитень, мирно беседовали.
- А и тошнехонько же тут, а и скучнехонько же, добрые молодцы, - заметил граф Стенбок.
- Ой, ты гой еси, добрый молодец, - возразил барон Кригс. - Не тяни хоть ты нашу душеньку. Не пригоже тебе тако делати...
Один рыжий националист вздохнул и сказал:
- О, это, гой еси, по та пришина, что русский шеловек глюп! Немецки шеловек устроил бы бир-галле мит кегельбан, и было бы карашо.
- Тощища, гой, еси. А что, добры молодцы, может, телеграмму приветственную Плевицкой спослать?
- А по какому случаю? Вчера ведь посылали.
- Да так послать. А то что ж так сидеть-то?
- Не гоже говоришь ты, детинушка. Просто надо бы концерт какой-нибудь устроить.
- Нужно говорить не концерт, а посиделки.
- Добро! А ежели с танцами, то как!
- С хороводом, значит, гой еси.
- О, боже ж, как тошнехонько!
В это время в комнату вошел новый националист.
- Здравствуйте, господа! Записался нынче я в ваш союз и в клуб. Принимаете?
Барон Кригс встал, поклонился гостю в пояс и сказал, тряхнув пробором:
- Исполать тебе, добрый молодец.
- Чего-с?
- Говорю: исполать.
Гость удивился.
- Из... чего?
- Исполать, - неуверенно повторил барон Кригс.
- Из каких полать?
- Не из каких. Это слово такое есть... русское... Мы ж националисты.
- Какой черт, русское, - пожал плечами гость. - Это слово греческое... Еще поют "Исполайте деспота!В».
- А не русское? Вот тебе раз.
Барон снова поклонился гостю в пояс и сказал:
- А и как же тебя, детинушка, по имени, по изотчеству? Как кликати, детинушка, себя повелишь?
- Какие вы... странные. Меня зовут Семен Яковлевич!
- А и женат ли ты? А и есть ли у тебя жена красна девица - душа, со теми ли со деточками-малодеточками?
- Да, я женат. Гм!.. Что это у вас, господа, такое унылое настроение?
Барон Шлиппенбах покачал головой и сказал:
- А и запала нам в душу кручинушка. Та ли кручинушка, печалушка. Бегут из того ли союза нашего люди ратные и торговые и прочий народ, сочинительствующий, аще скоро ни одному не остатися. Эх, да что там говорить!.. А и могу ли я гостя дорогого посадити за скатерть самобранную и угостити того ли гостя сбитнем нашим русским.
- А и угостите, - согласился гость.
- А и не почествовати ли гостюшку нашего ковшиком браги пенной?
- А и ловко придумано.
- То ли какую марку гость испить повелит?
- То ли брют-америкен.
- Дело! Эй, кравчий! А и тащи же ты сюда вина фряжского, того ли брют-америкену.
Подали шампанского. Когда вино запенилось в деревянных ковшах, барон Вурст встал и сказал:
- Не велите казнить, велите слово молвить!
- Не бойся, не казним! Жарь дальше.
- То не заря в небе разгоралася, то не ратные полки на ворога нехрещенного двинулись! То я, барон Вурст, пью за то, чтобы матушка наша Россия была искони национальной и свято блюла те ли заветы старинные! А и крепка еще матушка наша Россия русским духом! А и подниму я свою ендову, выпью ее единым духом за нашу матушку и скажу то ли слово вещее: канун да ладан... - То ли дурак ты, братец. При чем тут канун да ладан?.. Раз немец, не суйся говорить. Нетто это к месту? - Милль пардон! Я что-то, кажется, действительно... А это, знаете, так красиво: канун да ладан! Ma foi! - Не вели казнить, вели слово молвить, который теперь час? - А и то ли восемь часов, да еще и с половинушкой. - Ах, господа! А я еще обещал быть во тереме барона Шуцмана на посиделках. Ужасно трудно соблюдать национальные обычаи. - И не говорите! - вскричал барон Вурст. - Вчера мы устроили русский обед и по обычаю тому ли русскому - пробовали лаптем щи хлебать. Ужасно неудобно. Капает на брюки, протекает, а капусту из носка лаптя приходится вилкой выковыривать. - О, русски народ - глюпи шеловек. Ми тоже позавчерась пробовал сделайт искони русски свичай-обичай: лева ногой сморкаться. Эта таки трудни номер. - Виноват, - возразил новоприбывший националист. - Вы немного напутали. Действительно, у русского народа есть такие выражения, но они имеют частицу отрицания "не". Говорят: Вля тоже не левой ногой сморкаюсь", или: Влмы не щи хлебаем". - А, черт возьми, действительно, верно! Какой удар! Однако ты, гой еси, детинушка, действительно, хорошо знаешь русский свычай-обычай. - Еще бы! Да вот вы, например, все время твердите, как попугай: гой еси, да гой еси! А вы знаете, что гой - это еврейское слово? Гой по-еврейски значит - христианин? Из угла вдруг поднялся молчавший до сих пор угрюмый националист. - А и куда же ты, детинушка, собрался? - А и ну вас всех к черту. Думал я, что по-русски мы живем и разговариваем по-нашему, по-исконному, а тут тебе и по-греческому, и по-жидовскому, и щи лаптем хлебают, и левой ногой сморкаются... Исполать вам, гой еси, чтоб вы провалились. - Пойдем и мы, - сказали двое мрачных людей. Вздохнули, потоптались на месте и ушли. - И хорошо, что ушли, - воскликнул старшина. - Все равно не надежны были. Зато теперь остался самый настоящий националист, крепкий. Ребятушки, чем займемся? - Да чем же... давайте телеграмму Плевицкой пошлем. - А и дело говорите. Исполать вам. Пишите."Ой-ты, гой еси, наша матушка Надежда ли Васильевна! Земно кланяемся твоему истинно национальному дарованию а молчим на мнагая лета тебе на здоровьица на погибель инородцам. Поднимаем ендову самоцветную с брагой той ли шипучей!В» - Подписывайтесь, детинушки! И все расписались: - Барон Шлиппенбах. Граф Стенбок. То ли барон Вурст. Гой еси барон Кригс. А и тот ли жандармский ротмистр Шпице фон Дракен. - Все подписались? - Я не подписался, - застенчиво сказал новопоступивший националист. - Так подписывайтесь же! И он застенчиво подписал: - Семён Яковлевич Хацкелевич, православный.