Былое
Зима этого года была особенно суровая.
Крестьяне сидели дома, никому не хотелось высовывать носа на улицу. Дети перестали ходить в училище, а бабы совершали самые краткие рейсы: через улицу в гастрономический магазин или на электрическую станцию, с претензией и жалобой на вечную неисправность электрических проводов.
Дед Пантелей разлегся на теплой лежанке и, щуря старые глаза от электрической лампочки, поглядывал на сбившихся у его ног малышей.
- Ну, что же вам рассказать, мез-анфанчики? Что хотите слушать, пострелята?
- Старое что-нибудь, - попросила бойкая Аксюшка.
- Да что старое-то?
- Про губернаторов.
- Про-гу-бер-на-торов - протянул добродушно-иронически старик. - И чевой-то вы их так полюбили? Вчера про губернатора, сегодня про губернатора
- Чудно больно, - сказал Ванька, шмыгая носом.
- Ваня, - заметила мать, сидевшая на лавке с книгой в руках, - это еще что за безобразие? Носового платка нет, что ли?! Твой нос действует мне на нервы.
- Так про губернаторов? - прищурился дед Пантелей. - Правду рассказывать?
- Не тяни, дед, - сказала бойкая Аксюшка, - ты уже впадаешь в старческую болтливость, в маразм и испытываешь наше терпение.
- И что это за культурная девчонка, - захохотал дед. - Ну, слушайте, леди и джентельмены "Это было давно Я не помню, когда это было Может быть, никогда" - как сказал поэт. Итак, начнем с вятского губернатора Камышанского. Представьте себе, детки, что однажды он издает обязательное постановление такого рода:"Виновные в печатании, в хранении и распространении сочинений тенденциозного содержания подвергаются штрафу, с заменой тюремным заключением до трех месяцев".
Ванькина мать Агафья подняла от книги голову и прислушалась.
- Позволь, отец, - заметила она, - но ведь тенденциозное сочинение не есть преступление. И Толстой был тенденциозен, и Достоевский в своем "Дневнике писателя" Неужели же
- Вот поди ж ты, - засмеялся дед, - и другие ему то же самое говорили. Да что поделаешь - чрезвычайное положение. А ведь законник был, кандидат в министры. Ум имел государственный.
Дед помолчал, пожевывая провалившимися губами.
- А то херсонский был губернатор. Уж я и фамилию его забыл. Бантыш, што ли Так тот однажды оштрафовал газеты за телеграмму Петербургского телеграфного агентства из Англии, с речью какого-то английского деятеля. Что смеху было!
- Путаешь ты что-то, старый, - сказал Ванюшка. - Петербургское агентство ведь официальное. Заврался наш дед.
- Ваня! - укоризненно заметила Агафья.
Дед снисходительно усмехнулся:
- Ничего, то ли еще было. Как вспомнишь, и смех и грех. Владивостокский губернатор закрыл корейскую газету со статьей о Японии. Симферопольский вице-губернатор Масальский оштрафовал "Тавричанина" за перепечатки из "Нового Времени" Такой был славный, тактичный. Он же гимназистов на улице ловил, которые ему фуражек не снимали. И арестовывал их. Те, бывало, клопики маленькие, плачут:"За что, дяденька?В» -"А за то, что начальство не почитаете и меня на улице не узнаете". -"Да мы с вами незнакомы". -"А-а, незнакомы, посидите в каталажке, будете знакомы". Веселый был человек.
Дед опустил голову и задумался. Лицо его осветилось тихой задушевной улыбкой.
- Муратова тамбовского тоже помню Приглашали его однажды на официальный деловой обед "Приеду, - говорит, - если только евреев за столом не будет". -"Один будет, - говорят, - директор банка". -"Значит, я не буду". Такой был жизнерадостный
Телефонный звонок перебил его рассказ.
Аксюшка подскочила к телефону и затараторила:
- Алло, кто говорит? Дядя Митяй? Отца нет. Он на собрании общества деятелей садовой культуры. Что? Какую книжку? Мопассана "Бель-ами"? Хорошо, я спрошу у мамы, - если она есть, она пришлет.
Аксюшка отошла от телефона и припала к дедовскому плечу:
- Еще, дедушка, что-нибудь о губернаторах.
- Ну, что же еще?
Дед рассмеялся:
- Нравится? Как это говорится:"Недаром многих лет свидетелем Господь меня поставил" Толмачева одесского тоже помню. Благороднейший человек был, порывистый. Научнейшая натура. Когда изобрели препарат Вл606В», он им заинтересовался."Кто, - спрашивает, - изобрел?В» -"Эрлих". -"Жид? Да не допущу же я, - говорит, - чтобы у меня в Одессе делались опыты с жидовским препаратом. Да не бывать этому! Да не опозорю же я города своего родного этим шарлатанством!В» Очень отзывчивый был человек, крепкий.
Дед оживился:
- Думбадзе тоже помню. Тот был задумчивый.
- Как, дед, "задумчивый"?
- Задумается-задумается и скажет:"Есть у нас среди солдат евреи?В» -"Есть". -"Выслать их". Купальщиц высылал, которые без костюмов купались; купальщиков, которые подглядывали. И всех по этапу, по этапу. Вкус большой к этапам имел А раз, помню, ушел он из Ялты. Оделся в английский костюм и поехал по России. А журналу "Сатирикон" стало жаль его, что вот, мол, был человек старый при деле, а теперь без дела. Написали статью, пожалели. А он возьми и вернись в Ялту, когда журнал там получился. И что же вы думаете, дети: стали городовые по его приказу за газетчиками бегать,"Сатириконы" отбирать и рвать на клочки. Распорядительный был человек. Стойкий. И долго ещё раздавался монотонный, добродушный дедушкин голос. И долго слушали его притихшие, изумленные дети. А за окном выла упорная сельская метель, слышались звуки автомобильных сирен и однотонное гудение дуговых фонарей на большой, занесенной снегом дороге. Ежилась, мерзла и отогревалась святая Русь.
Добавил: